Дневник, 2014 год

В Москве совершенно не зимняя погода, асфальт мокрый, снег уже весь стаял, температура до +4, атмосферное давление качается в своих крайних значениях, словно пьяный корабль.

Не самый легкий рюкзак не стал мне помехой сделать большое кольцо – до Лубянки, потом по Никольской до Красной площади. Полюбовался на каток, о котором много слышал, какими-то новогодними ветряками возле роскошного ЦУМа и ярмаркой с блинами и глинтвейном возле ГУМа. Народа на Красной площади было довольно много, все «фоткались» на фоне Спасской башни, катка, где часовой билет для взрослого стоит 400 рублей, на фоне Мавзолея В.И. Ленина. Мавзолей без привычного торжественного караула выглядит непривычно. Здесь опять недальновидность власти. Кем были бы сейчас наши олигархи и наши властители, если бы в свое время Ленин кое-что не разворошил?

После Красной площади шел вдоль Александровского сада. Тут с одной стороны безобразные, похожие на бараки строения торгового центра на Манежной площади, с другой – отвратительное безвкусие того канала, изображающего реку Неглинку, который выкопали во время превращения самой красивой и большой площади Европы, где могло собраться народное вече, способное сместить власть. Бронзовые и каменные вазы, нелепая, не имеющая никакой художественной ценности скульптура из бронзы. Через десяток лет после появления всех этих «художеств» еще отчетливее стало не только антихудожественное существо этого «новодела», но и главная задача произведенной работы – вколотить в этот разгул как можно больше денег. Как можно больше дорогой бронзы, как можно больше цельного гранита и мрамора. Ну, вкус малообразованного Лужкова понятен, но ведь рядом был Кремль! Неужели самая высокая власть не обратила внимания, что творили у нее под носом? Вспомнился Сталин, который вряд ли позволил бы в Москве что-то подобное.

12, 13, 14 января, воскресенье, понедельник, вторник. Нет работы – нет и жизни. Собственно, последние дни занимался тем, что дочитывал верстку Дневника за 2012 год. Дочитал, но надо будет делать несколько серьезных вставок, связанных с поездками. В Испании и Португалии, например, размагнитил свои записи. Радио и телевидение практически замолкли, будто вся политическая элита договорилась: попразднуем, а потому уже начнем снова действовать. Умер несколько дней назад бывший премьер-министр и военный деятель Ариэль Шарон. Он восемь лет лежал в коме. Вчера похоронили. В связи с этим по «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов довольно много о нем говорил. Человек, видимо, действительно был крупный. Мир определенно мелеет.

От Семена Резника получил письмо. Это ответ на мое, где я пишу о его книге про дело Бейлиса. Вот отрывок: «Я очень тронут и взволнован Вашей реакцией на книгу. Вы приняли ее эмоционально, близко к сердцу, такая реакция автору в сто раз дороже любой самой похвальной рецензии. Ни о каких «долгах» говорить не приходится. Вам 78 (и дай Бог еще столько же!), мне тоже перевалило за 75, и груз лет становится все ощутимее. Работаю медленнее, хотя объем работы, наверное, на порядок меньше Вашего. Но не ропщу, особенно когда вспоминаю, что я уже пережил всех своих героев, включая таких «долгожителей», как Мечников и Короленко. Давно собираюсь Вас поблагодарить за книгу Евгения Сидорова, которую мне переслал наш общий друг Марк. Книга мне очень симпатична, я прошу Вас поблагодарить автора. Знакомы мы с ним не были, но читать мне Сидорова приходилось, и я всегда относился к нему с большим пиететом, ибо сочетание таланта и глубокой порядочности встречается не часто. Хотелось бы послать ему в ответ что-то свое, но адреса у меня нет, не возражаете ли, если я прибегну к Вашему посредничеству? Все-таки я закончил книгу об академике Ухтомском. Вот кто был по-настоящему православный человек – не потому что крест носил, а потому что жил, дышал, мыслил в контексте православия, совершенно не замутненного, староверческого. А жизнь при этом посвятил поиску материальной (физиологической) основы религиозного верования! Первые три главы напечатаны в декабрьском номере интернет-журнала «Семь искусств», это только затравка, совсем небольшая, если урвете 15 минут».

Урву, если не забуду. В связи с Ухтомским вспомнил сегодняшний в интернете снимок Чаплина с недавно освобожденными девами из Pussy Riot. Как-то все слишком быстро находят общий язык, здесь, видимо, другое ощущение христианства.

Прислал письмо и мой школьный товарищ Марик Ратц, которого я искал несколько лет. Я об этом уже писал, но Марик прислал мне еще и чудом сохранившиеся отрывки от классной стенной газеты.

Слава Богу, что праздники заканчиваются! Вчера был последний аккорд – Гафурбек, мой новый уборщик, наделал узбекские манты, и я позвал гостей – соседа Мих. Мих. и Владислава Александровича Пронина. Сегодня ходил в банк, снимал деньги для поездки в Гоа, и написал статейку для «Литгазеты». Это мне вчера позвонил Леня Колпаков, просил Поляков. Я – написал следующее.

ОН БЫ РАЗРЕШИЛ…

90 лет назад умер Ленин. По литературе и рассказам очевидцев мы помним его похороны. Январские морозы, костры на площадях, вереницы людей, тянущиеся к Колонному залу. Народную любовь все-таки не обманешь. Она или есть или ее нет. И она всегда подразумевает что-то совершенно необходимое собственной народной судьбе. По большому счету, если бы не Ленин, не получилось бы и «социально-ориентированного государства». О земле, народной грамотности, медицине, образовании и твердой и обязательной и неизменной сословной принадлежности каждого не говорю. Богатые, знатные пострадали, скулеж слышится до сих пор.

В начале 90-х годов по заказу издательства я написал роман о Ленине «Смерть титана», роман от первого лица. Взялся лишь потому, что Ленин в то время был самым оплеванным человеком в стране. Роман – это всегда узнавание подробностей. Был прекрасным экономистом – его «История капитализма в России» и сейчас классика и образец добросовестности для всех высокопоставленных диссертантов. Не методом тыка, а в результате знания и расчета НЭП так резко поднял разрушенное войной и революцией хозяйство страны. Ленинское «Государство и революция» отчетливо показывает, что никаких «честных выборов» быть не может. Выборы – это всегда административный ресурс и всегда победа за классом, стоящим у власти. Сейчас кто-нибудь вскинется и прокричит мне о гонении на церковь. Но патриаршество вновь в России возникло в начале именно ленинского этапа революции. А с остальным я отошлю всех к книге А.Г. Купцова «Миф о гонениях церкви в СССР». В достаточно плотно аргументированной книге есть мысль, что причин этих гонений было две. Или антисоветская, т.е. антигосударственная деятельность, или «деятельность хозяйственная», тоже незаконная.

Смелым человеком Ленин был с юности. Что там студенческие волнения в Казани! Надо было иметь волю и чувствовать за собой силу, чтобы сказать: «Есть такая партия!». Три или четыре раза сидел в тюрьме, уходил от ареста и преследования по зыбкому льду Финского залива; в него – стреляли; ничего, как и Сталин, себе не присвоил. «Под Знаменем Ленина…» Ну что, коммунизм мы, может быть, и не построили, но построили промышленность, развитое промышленное государство, выиграли войну, восстановили страну, дали всем образование, слетали в космос. Не предусмотрели, правда, свободного выезда и «пепси». Но Ленина уже не было, он бы разрешил…

15 января, среда. Что-то около часа уехал в Институт. Сегодня день рождения О.Э. Мандельштама, а вчера по поручению Евгения Сидорова звонила Надежда Васильевна. Собственно, Женя в давнее уже теперь время, когда был ректором, открывал этот памятник и был одним из инициаторов создания мемориальной доски. Женя увидел на сайте Литинститута сообщение, что будет возложение цветов. Правда, не было ни объявлений в здании, ни каких-либо приглашений. Но какое это имеет значение.

По обыкновению, народа было немного – основные хранители этой памяти это все-таки наши сотрудники. Сегодня, как и всегда на день рождения Мандельштама, было холодно и светило солнце. Традиционно были Болычев, Леонов, Зоя Кочеткова, Оксана Лисковая, то есть все, кто в эти дни экзаменов несут вахту. Несколько привычных слов, открывая, сказал Б. Тарасов. Потом очень хорошо говорил о гражданском обществе Сидоров. Именно силами просыпающегося гражданского общества в свое время и был открыт этот памятник. Вспомнили о Павле Нерлере и Сергее Аверинцеве. Я тоже говорил – о заселенности нашего сознания цитатами из Мандельштама и о том, что в этот день нельзя не вспомнить о человеке, который больше всего сделал для памяти о поэте – Надежде Мандельштам. Действительно, женщина была великая. Смирнов читал ранние мандельштамовские стихи.

Ездил в Институт на машине. У меня болит рука, а в автомобиле не открывается дверца со стороны шофера, так что мне приходится лазить к рулю через переднее пассажирское сиденье. Завтра надо ехать на годовую редколлегию в «Наш современник».

Вечером прочел статью Володи Бондаренко, которую он напечатал в «Нашем современнике». Это совсем не тот текст, что он дал для первого тома моего Собрания сочинений. Это непричесанный вариант и статья расширена за счет большого интервью, взятого им у меня лет семь-восемь назад, а также и за счет некоторых других пассажей. Статья оказалась менее выстроенной, но веселее, читабельнее и интереснее предисловия. Я даже думаю, что это одна из лучших статей, написанных обо мне и, может быть, лучшая статья о писателях Володи.

16 января, четверг. В три часа редколлегия в «Нашем современнике». После того, как они напечатали статью обо мне Владимира Бондаренко, пришлось мириться. Это, кстати, мне, в принципе, мирному и бесконфликтному человеку, урок о пользе скандала и об отстаивании собственных прав.

С собою взял по два тома последних выпусков своего Дневников. Все пригодилось и разошлось: один комплект – встреченному в редакции Виктору Кожемяке, а второй – Саше Казинцеву. Виктора в этом году наградили премией.

По традиции эта годовая редколлегия происходит в большом кабинете Ст. Куняева, за накрытыми столами. Все обычно с собой приносят какое-нибудь спиртное, я тоже принес бутылку коньяку. На столах винегрет, консервы, соленая рыба, салат, немножко мяса. Народа довольно много, но знаю в лицо лишь несколько человек. Сел я, совершенно умышленно, не за большой стол, куда садился обычно, а на диванчик, где традиционно устраивалась молодежь. Из разговоров еще раз понял, как важно и интересно быть в литературной среде. Соседями по столу у меня оказались Саша Сегень и Андрей Воронцов. Распутин, который из присутствующих был бы мне ближе всех, на этот раз отсутствовал. Видел, т.е. распознал, еще Убогого, очень хорошего прозаика и врача, и гордого красавца Евгения Шишкина. Еще раз подумал о справедливости постулата: ни одно добро не остается безнаказанным. За большим, «парадным» столом сидело несколько важных людей, которые помогали и помогают журналу, даже какой-то бывший губернатор. Хотя, выступая с небольшим докладом, Куняев сказал, что если раньше губернаторы были еще старой, советской закалки, и они понимали значение литературы и помогали журналу, т.е. давали деньги библиотекам на подписку, то теперь пришла новая генерация, с соответствующим виденьем. В этой связи Куняев рассказал о письме к нему из Вологодской писательской организации, которая традиционно считалась чуть ли не второй или третьей писательской организацией по России. Там сменился губернатор, и сразу изменилось отношение к писателям. Куняев вроде бы написал новому губернатору письмо, но уже два месяца нет ответа.

Самое интересное в выступлении Куняева это констатация того, что среди довольно богатых людей есть спонсоры, которые помогают народно ориентированному журналу, и любопытные данные о тиражах. Уже 15 лет «Наш современник» лидер по подписке среди «толстых» журналов. В этом году – 9100, у «Нового мира» – 3800, у «Знамени» – 3000, у «Октября» – 2000. С выводами я не тороплюсь, потому что здесь много обстоятельств. Однако…

За столом очень славно поговорили с Воронцовым и о редакции, и об Институте – он преподает у нас на Высших литературных курсах. Андрей рассказал, что по его сведениям и сведениям из Интернета в «толстых» наших, «парадных» журналах авторы делятся на три категории: те, которым заказываю материалы, они «свои», им платят гонорар, вторая категория –авторы, которых печатают, но которым не платят гонорар, они его и не требуют. И, наконец, авторы, которые в этих журналах печатаются за деньги. Верить не хочется…

Возвращаясь из редакции – во время перерыва потихонечку ушел, – заглянул на почту: Марк Авербух прислал посылку. Мне и Жене Сидорову по галстуку и по комплекту запонок. Очень трогательно. Перед этим Марк написал мне письмо о книге Жени, которую я ему отослал. Это почти как в средние века – подарок полюбившемуся автору. А не пора ли мне подумать о новом сочинении? А, Есин?

17 января, пятница. Проснулся в шесть часов и снова читал замечательную книгу Нелли Васильевны. Никакой философии я, как не знал раньше, так и знать не буду, но голова моя, тем не менее, очищается. Когда пишу «знал», то это слоившиеся формулы, имена и «слова», которыми щеголяют современные интеллектуалы. Какой огромный пласт духовной жизни Нина Васильевна схватила и сделала его доступным! И интеллектуальное неспешное удовольствие получил огромное. Но меня поразило вот что: в ворохе тех или иных доказательств и дефиниций я вдруг наткнулся на один из тезисов Гуссерля, буквально, по словам Н.В. Мотрошиловой, на лозунг, который с невероятной полнотой указал мне на необходимость того, что я сделал в своем новом «романе» «Опись вещей одинокого человека». Вот эта удивительная цитата – «Назад к самим вещам!».

После этого маленького интеллектуального подвига, пока не истончились силы, сделал зарядку, утилизировал уже давно хранящийся в морозильнике творог, нажарил сырников, попил чай и снова лег поспать.

Практически весь день дома и за компьютером. Утром по телефону Максим Лаврентьев читал мне свои шуточные баллады. Без возможностей высказаться, без печатного органа, пропадает очень крупный поэт. В январе его прорвало, в лучшем случае через день он пишет по стихотворению или балладе. Мой долг печатать Максима.

СМЕРТЬ АРТУРА

Артур в Москву дела решать

приехал из глубинки.

Вот тут свои же кореша

«решалу» и сгубили.

Понятий он не нарушал,

всегда хранил устои.

Артур затмил других «решал» –

он Круглый стол устроил.

За ним авторитетный сход

короновал Артура.

Потом он сел в тюрьму на год,

но правил и оттуда.

А возвратился скуп и строг,

завел такие дани,

что вскоре киллер подстерег

Артура возле бани.

Еще он жив был, боязлив –

знакомые путаны

его в больницу повезли

окольными путями.

Увы!.. За гробом шли в мехах

мать и сестричка Соня.

На кладбище артуров прах

налево, где часовня.

Из новостей две, которые я давно ждал. Суд в Камбодже не видит препятствий, чтобы не выдать Сергея Полонского правосудию России – это к еврейскому вопросу. А теперь к вопросу о русской предприимчивости: суд одного провинциального городка во Франции решил, что бывший министр финансов Подмосковья Алексей Кузнецов, наказавший казну чуть ли не на 3,5 миллиардов, тоже под конвоем отправится в Москву. Неплохие результаты у зарубежной юстиции.

18 января, суббота. Ночью была метель и резко понизилась температура, чуть ли –19 градусов. Собрался идти на организованную в Академии выставку Виктора Попкова, но до этого сбрасывал снег с машины. В планах еще до выставки внести в Дневник некоторые цитаты из последней «Литературки».

Лев Пирогов, снайпер литпроцесса, пишет о новой книге Сергея Каледина. Собственно, это статья о болевых точках русского этноса. У Каледина были в перестроечную пору две знаменитые повести, из названий видно и трагическое содержание – «Стройбат» и «Смиренное кладбище». Новая его книга называется «Черно-белое кино». В связи, по мнению Льва Пирогова, с манерой писать некие персонажи, я и вставляю две цитаты из него, они, конечно, шире самого художественного текста и универсальнее.

«Вот, пожалуй, именно русофильство – болезненный интерес к «русской жизни» (даже журнал под таким названием выпускали дважды) – и подводит их. Кого «их»? Ну, не евреев. Все подряд евреи в этот тип не укладываются. И не «русофобов», естественно, куда там. Экзорусофилов? Над терминам можно подумать.

Вот как раз экзорусофильства не надо бы. Наблюдать – наблюдайте, любить – любите (как я люблю хачапури, потому что путаю их с чебуреками), но без претензии на знание и понимание «русской жизни». Этот ваш отчаянный вызов ей ведет вас к ошибкам, художественным неудачам и фальши».

Вторая цитата корреспондируется с первой, проясняет смысл и существенно его дополняет.

«В связи с этой жадностью-ревностью к «русской традиции» вспоминается мне Анатолий Азольский: «Интерес к русской литературе и к русским заодно – самая изощренная форма ненависти. Достоевский, Чехов, Толстой как объекты изучения чем-то схожи с макетами мостов и транспортных узлов, на которых обучаются диверсанты перед заброской». Хорошо сказал, как грузилом защемил конец лески».

В этом же номере «Литературки» бесподобная по тону полемическая статья Захара Прилепина. Надо бы прочесть моим молодцам на семинаре – как образец полемической и литературоведческой прозы.

В Москве афиши выставки Виктора Попкова, замечательного живописца, работы которого я хорошо помню с юности. Выставка на Пречистенке, в Академии художеств. Днем, несмотря на мороз, поехал. Надо выходить и дышать, и внутренний зудящий внутри меня интерес ко всему, что связано со временем и с искусством. Прошел всю улицу от метро «Кропоткинская» пешком. Здесь мне знаком каждый дом. У дома Дениса Давыдова охрана, ворота заперты, вид через решетку, – таких домов и дворов в Москве все больше и больше. В этих домах иная жизнь и иной уклад времени. Надо привыкать жить среди сфер, куда я никогда уже не попаду, и жизнь которых никогда не узнаю. Мне легче оказаться в компании с Путиным, чем с Вексельбергом или Ксенией Собчак.