Помоги проекту - поделись книгой:
Как ни странно, вопреки распространенным предположениям, согласно которым Госдеп выделяет деньги разнообразным псевдодемократическим движениям в России для того, чтобы те при удачно сложившихся обстоятельствах немедленно устроили некий оранжевый «бэнц», дело обстоит совсем не так. Какие-то деньги, конечно, выделяются, но их, во-первых, недостаточно, чтобы устроить какой бы то ни было «бэнц», а во-вторых, сами западные элиты отнюдь не уверены, что им этот «бэнц» нужен. Все-таки они хорошо понимают, что Россия – совсем не Украина. Ядерный потенциал совершенно другой. И не дай бог что случится – никому ничего не объяснишь. И не дай бог вдруг ослабеет центральная деталь и, скажем, части ядерного оружия перекочуют в руки каких-нибудь экстремистских группировок, которые за последние годы доказали, что способны натворить немало бед и при сравнительно слабой материально-технической базе. А предоставить им возможность творить ужасы на столь серьезном уровне уж точно ни в чьи планы не входит.
Что не означает, что не идет постоянное подзуживание для решения собственных мелких задач. Потому что есть такое сладкое слово – гранты. Немногие знают, что выделенные гранты, как правило, в основной своей части даже не выходят из Вашингтона. Это же так вкусно! Везде, где есть гранты и бюрократия, имеется также и возможность чуть-чуть попилить. Это отнюдь не только русская национальная забава, это гигантская мировая игра. Поэтому очень приятно выделять гранты – и очень важно, чтобы люди за них отчитывались. И еще очень важно, чтобы эти гранты доставались по большому счету политическим импотентам, которые, когда надо, крикнут на камеру по-английски, посветят довольно узнаваемым лицом – узнаваемым на Западе, а уже не в России. Отчитываться же надо перед грантодателями. А сколько на самом деле было выделено, сколько дошло, кого и чему научили – ну кто в таких пустяках будет разбираться? Это же не столь важно. Важно, что большое количество разнообразных граждан может уверенно получать свой чек в конце недели, приносить его домой и продолжать обеспечивать своей семье достаточно высокий уровень жизни.
Однако я не считаю подобных людей врагами России до тех пор, покуда они связывают с ней свою судьбу, до тех пор, покуда понимают, что их задача – улучшение государственной демократической машины. Но не в том случае, если они вступают в прямой сговор с внешними силами, если напрямую финансируются ими и ставят своей задачей исчезновение России как страны, начиная разговоры об отсутствии особого пути. Притом врагами России они станут лишь в тот момент, когда суд докажет, что они являются шпионами и агентами влияния иностранных разведок. Ни в коем случае не должно быть иначе. Сама дефиниция врага должна меняться.
Есть еще одна тема, которую я считаю необходимым затронуть в контексте внешней угрозы для России. В 2011 году исполнилось семьдесят лет со дня начала Великой Отечественой войны.
Во время обсуждения версий, почему наша армия несла такие потери в первые дни войны, и роли Сталина, кто-то из аудитории вдруг на полном серьезе заявил, что Сталин был предателем. Я позволил себе нехороший вопрос. Давайте, сказал я, предположим гипотетически – хотя в условиях существования атомной бомбы это довольно сложно, но все же попробуем предположить, – что война началась сегодня. Вот мы сейчас лучше готовы к войне, чем был готов тогда Сталин? Враг сейчас ближе или дальше от наших границ? Армия у нас есть? Нам есть чем воевать? И люди, которым я задал этот вопрос, уважаемые государственные мужи, надолго задумались. Им нечего было ответить.
Конечно, Сталин – кровавый диктатор и страшный тиран, бесспорный враг человечества. Но ни в коей мере не предатель. Жизнь несколько сложнее. А вот полковник ФСБ Потеев, который сбежал с досье на наших разведчиков, передал его американцам и предал ради собственного благополучия своих вчерашних товарищей, – вот он предатель. И ныне популярный писатель Суворов, в «девичестве» Резун, перешедший на сторону врага разведчик – предатель. И неважно, какие книги он после этого пытается писать и под каким псевдонимом скрывается, – все равно он предатель. Эти люди давали клятву, и они ее нарушили. Я каждый раз удивляюсь, когда Олег Гордиевский и подобные ему люди выступают в телепередачах в роли экспертов, к мнению которых надо прислушиваться, и чуть ли не борцов с режимом. Противно. Гордиевский – предатель, и изменил он не Коммунистической партии Советского Союза и не Политбюро. Он родину предал.
И правильно, что Потеев осужден сейчас на двадцать пять лет тюрьмы, и если говорить разумно, то было бы неплохо, как и в случае с любым другим преступником, если бы американцы его выдали, а российские власти объявили в международный розыск. Потому что он действительно предатель и совершил преступление. Договор об обмене подписан, приговор вынесен. Будет неплохо, если изменник вернется на родину, тем более что сейчас, в отличие от прежних времен, его не ждет расстрел.
Вот эти люди – однозначно враги, потому что они сначала взяли на себя обязательства, принеся присягу, а потом, ничтоже сумняшеся, ради жалкой материальной выгоды, а отнюдь не по идеологическим соображениям, фактически принесли в жертву жизни других людей.
Глава 6
Я еще работал на радиостанции «Серебряный дождь», когда интернет взорвался после видеообращения майора Дымовского, в котором тот клеймил коррупцию в правоохранительных органах и отстаивал свою правду. Было крайне интересно с ним побеседовать, и мы – я и моя соведущая – пригласили его в прямой эфир. Когда этот человек пришел в студию, мне показалось, что мир окончательно сошел с ума. Майора Дымовского не только с большим трудом можно было назвать юристом – у него не оказалось высшего образования. Говорил он исключительно жаргонизмами и производил скорее впечатление того самого бандита, которых должен был ловить. Уже не столь важно было, с чем он борется. Гораздо важнее было то, как он выглядит и как говорит.
Он рассказывал о своей жизни: что был нормальным пацаном, вырос напротив зоны, общак держал, – он звучал, как провинциальный актеришка, исполняющий роль мелкого бандита, притворяющегося крупным криминальным авторитетом. Шуточки в стиле «под лежачего бомжа портвейн не течет» сыпались из него легко и непринужденно. Говорил он неплохо, но это сложно было назвать литературным русским языком. Скорее, бесконечная интерпретация блатной фени. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не материться через каждые три слова, и видно было, что это едва ли доставляло ему радость – я имею в виду не необходимость материться, а необходимость сдерживаться. Уж что-что, а мат был для него абсолютно естественным инструментом общения.
Майор Дымовский – отнюдь не исключение. Нет никакого сомнения, что он рассказывал правду о поборах, о планах, о необходимости делиться. Это и так все понимали. Все – депутаты, дворники, министры, юристы – понимали, что внутри милиции, ставшей потом полицией, сложилась устойчивая система сбора денег и отправки их наверх. На всех уровнях шли разговоры о том, что происходящее в милиции ужасно. И тем не менее, когда речь заходила о необходимости реформ, все предложения носили исключительно косметический характер, потому что по сути своей сводились к формуле: «дали тебе автомат, крутись как хочешь». Общество, может быть, и было готово к переменам, так как все равно деньги брались бы из его кармана, а вот государство не считало нужным платить милиционерам-полицейским суммы, хотя бы отдаленно похожие на прожиточный минимум.
При этом капитаны, майоры, подполковники и полковники жирели на глазах, а когда кто-то из них забывал поделиться, его карал праведный гнев товарищей. Система с радостью сжирала отступников. Выяснялось, что у них гигантские дворцы с огромным количеством комнат и олимпийскими бассейнами, комнаты завешаны, как водится, иконами в драгоценных окладах, и жизнь в целом удалась. И машины неплохие. Стоит лишь взглянуть на парковку перед отделением – можно только радоваться, что у наших стражей порядка такие замечательные тещи, жены, друзья, которые могут дать возможность своим скромным труженикам разъезжать по делам на ну очень хороших авто. И отдыхать пацаны ездили хорошо, так что операцию «Оборотни в погонах» можно было при желании проводить в любом отделении, сколь угодно часто и каждый раз с неизменно позитивным результатом.
Выяснялось, что в милиции модны и галстуки совсем не уставные, с драгоценными нитями, и звездочки из чистого золота, и подарки друг другу такие, что мама не горюй. Да и трясануть бизнесмена – просто святое дело, а уж насчет крышевания можно лишний раз и не говорить. Обычное дело. Как же не крышевать? Все крышуют! Иначе что же – на зарплату жить? Но так же нельзя, ведь надо делиться! И если, не дай бог, ты честный опер и выполняешь свой долг, то очень скоро на тебя будут смотреть как на неумеху или дегенерата.
Милиция выдержала бы любой скандал – до тех пор, пока сошедший с ума от вседозволенности майор Евсюков не достал оружие – отнюдь не табельное, а каким-то образом затерявшееся у него в вещдоках – и не расстрелял, наслаждаясь собственной крутизной, случайных посетителей московского универмага. Притом поначалу преступление Евсюкова особо не взбудоражило общественность, как не довело ее до белого каления убийство журналиста сержантом милиции, который из-за разлада с женой решил отвести душу на задержанном, избил его, изнасиловал шваброй, а тот почему-то через несколько дней скончался. Объяснение в духе «знаете, с женой не сложилось, поэтому находился в тяжелом моральном состоянии» почему-то не нашло понимания у следователя. Хотя, если бы дело не стало публичным, то наверняка нашло бы. Ведь никого не возмущало, когда где-то избивали ногами несчастного профессора консерватории с криками: «Гад, где твой паспорт, знаю я вас, профессоров, все вы педерасты, нас так учили». Все нормально. Пацаны забавляются.
Но случилось нечто крайне неприятное. Сдала бы система майора Евсюкова – жила бы спокойно дальше. Однако начальник московской милиции позволил себе более чем странную фразу, учитывая, что Евсюков был не обычным милиционером, а потомственным. Он вдруг как-то не вовремя расслабился и заявил президенту Российской Федерации: «Да ценный сотрудник, просто его бес попутал». Вот это уже перенести было невозможно, и главный правоохранитель Москвы расстался с погонами.
Не дай бог показать пример – разоблачения пошли чередой. Вот уже и гаишники отправляются по этапу целыми подразделениями: выясняется, что у них была отлаженная взяточная система, вот уже городские отделения милиции можно в полном составе аккуратнейшим образом отправлять на зону. Хотя зона тоже особенная, милиционеров у нас нигде в обиду не дают. Это если обычный человек, не дай бог, кого-то избил, то его могут упечь, а милиционер может отличиться так, что немецко-фашистские захватчики покажутся Дедами Морозами. Ан нет, его прощают. Ну разве что на некоторое время переведут в другое подразделение. Пожалуй, только после появления в московской милиции Владимира Колокольцева милиционеров и их начальников стали увольнять. А то – подумаешь, ну попрыгал на груди у задержанного, а он возьми да умри. Ну с кем не бывает, что ж теперь, и попрыгать нельзя?
Ситуация приобретала совершенно фантасмагорические черты. Поступить в Высшую школу милиции оказалось труднее, чем в какой-нибудь престижный московский немилицейский вуз, а разговоры о взятках за поступление стали настолько обыденным делом, что не поверить в существующее мздоимство мог бы, пожалуй, только сумасшедший либо крайне наивный человек, искренне убежденный, что все вокруг замечательные, добрые, милые люди, и только СМИ клевещут и клевещут.
Милиция все больше превращалась в закрытую корпорацию. Решения в ней принимались совершенно непонятные и, пожалуй, необоснованные. Ни с того ни с сего вдруг исчезали подразделения по борьбе с организованной преступностью – прямо в канун десятилетия их создания – и закатывались гигантские попойки: с одной стороны, преступники радовались, что наконец-то их злейших врагов убирают, так сказать, с доски, а с другой стороны, ребята отмечали как десятилетие службы, так и ее разгон. Куда им было идти после увольнения, оставалось неясным, – ясно было лишь то, что целые архивы накопленных данных оказывались невостребованными. Конечно, организованная преступность вздохнула радостно и широко, захватывая все новые и новые территории и вовлекая еще не коррумпированных милиционеров в водоворот денег, наркотиков, бандитских сходок, когда уже было практически не отличить, где заканчивается бандформирование и начинается милиция, а милиция зачастую выглядела бандформированием, но на частично государственном обеспечении.
Но справедливо ли так говорить только о милиционерах? Разве они одни такие? Что, от них отстает генеральная прокуратура, которая прославилась весной 2011 года, показав всему миру, что наши российские подмосковные прокуроры умеют создавать настоящие условия для занятия бизнесом – правда, нелегальным бизнесом, казино, но уж если воплощать в жизнь русскую народную мудрость, то и Салтыков-Щедрин оказывается посрамлен. Это у него один мужик двух генералов прокормил, а у нас один предприниматель Назаров, даром что нелегальный, прокормил такое количество прокуроров, что диву даешься. И кормил хорошо. Дни рождения отмечал с размахом, взятки раздавал щедрой рукой и, судя по всему, никогда не жадничал отстегивать от своего бизнеса любому желающему, так что возникает вопрос: какого же размера был сам бизнес? И на пятидесятилетие заместителя прокурора области Игнатенкова пригласил его любимого артиста Стаса Михайлова за сорок две тысячи евро. И удалось отметить день рождения прокурора Московской области Мохова. Незадорого – всего лишь за десять миллионов рублей. И вертолеты на Валдай оплачивал, и земельные участки прокуратуре предоставлял. И чудом на них вырастали бесплатные домики из клееного бруса. И сам Мохов с супругой приезжали полюбоваться.
Только вот, когда дело выплыло на поверхность и суммы в нем зафигурировали угрожающие, совершенно неожиданно обнаружилось, что «большая» прокуратура отнюдь не видит криминала в поведении своих младших коллег. И раз за разом, с удивительным упрямством, несмотря на все попытки следственного комитета, в возбуждении дела отказывала. Что бы ни показывали, какие бы улики ни демонстрировали – нет, говорят, не может быть, глазам не верим.
Честнейшие люди, а вы все ошибаетесь и лжете. И проверки прокуратура проводила самолично, и не находила никакой проблемы ни в пении Стаса Михайлова, ни в полетах за границу, ни в наличии «скромных» домиков и участков. Правда, следственный комитет никак не успокаивался. Дошло до такой степени эмоционального напряжения, что пришлось президенту вызывать к себе руководителей прокуратуры и следственного комитета и спрашивать, что происходит, так как один из свидетелей вдруг стал давать показания не на кого-нибудь, а на самого сына генерального прокурора Артема Чайки. И не просто какие-то сухие показания давал, а рассказывал во всех подробностях. Да еще, как назло, вдруг один из свидетелей, Алексей Прилепский, после того как побывал на допросе, вскоре пропал, а затем был найден убитым. Задушенным. И человечек-то небольшой – всего лишь водитель. Работал он у одного из главных фигурантов игорного скандала и выполнял разного рода поручения. Правда, появились свидетели, которые рассказали, что Прилепский считался надежным и ему было доверено, кроме прочих обязанностей, развозить пакеты с деньгами – проще говоря, со взятками. Ну а раз взятки развозил, значит, лица видел. А поскольку простой водитель, то не из «своих» и, не дай бог, что-то мог брякнуть.
Прокуратура вдруг спохватилась, охнула, и после того как заместитель генерального прокурора Виктор Яковлевич Гринь пару раз отказал в возбуждении уголовного дела, давая тем самым возможность обвиняемым подмосковным прокурорам и улики уничтожить, и подготовиться к побегу, все-таки санкционировала арест. И тут выяснилось, что санкционировать-то арест удалось, а вот осуществить его – нет, потому что парочка подозреваемых и в самом деле бросилась в бега. А те, которые оказались в следственном изоляторе, постепенно начали понимать, что, кажется, дело серьезно. Настолько серьезно, что один из них решил даже сотрудничать со следствием, надеясь, естественно, что получит за это некую поблажку. Только законы у нас так написаны, что утвердить сделку со следствием, сводившуюся к тому, что подследственный готов был во всем признаться и указать еще с десяток высокопоставленных персонажей, притом не только из областной прокуратуры, которые получали взятки, должна генеральная прокуратура. А это тот самый господин Гринь, который раз за разом отменял постановления по этим громким делам. Три дня и три ночи он размышлял, идти на сделку с подследственным или нет, и в конечном итоге постановил – «отказать». Без всякого объяснения, почему и зачем. Видно, не хотел себя лишний раз нервировать. Такой вопрос эмоциональный! Ну никак не желал Виктор Яковлевич разочаровываться в людях. Не мог поверить, что прокурор вдруг оказался мерзавцем, решил, что это какой-то нонсенс, да и выкинул из памяти долой.
К слову сказать, обвиняемые прокурорские сотрудники были, конечно, люди уникальные. Настоящие юристы, интеллигенты и законники. Во время ареста одному из них стало плохо. Положили на диванчик, вызвали врачей, расстегнули одежду, сняли носки. И миру открылась татуировка на ногах: «Они устали». Уже не знаешь, что и думать: может, это были и не прокуроры вовсе, а внедренные агенты криминального мира?
Но чудеса на этом не заканчиваются. Сам господин Мохов, большой начальник коррупционеров и руководитель подмосковной прокуратуры, в глазах генпрокурора Чайки оказался человеком милейшим и честнейшим, хотя, к сожалению, заблуждающимся насчет своих сотрудников. Поэтому пришлось ему поставить на вид – правда, отнюдь не уволить вслед за этим с работы, не выгнать из органов, а страшно понизить: направить работать в транспортную прокуратуру. Мол, проштрафился – изволь страдать. Страдать жутко. Но, с другой стороны, понизили так понизили, все же пока еще не «красная» зона. Хотя вполне возможно, что и она не за горами.
Скандал между прокуратурой и следственным комитетом выявил огромное количество проблем. Но, по большому счету, что в них нового? Неужели кто-то сомневается, что прокуроры, следователи, милицейские и не только, в том или ином виде «добирают» свои зарплаты? Что, имея такие возможности, они, здоровые мужики, не создадут себе замечательные условия существования? Не будут вести себя как хозяева жизни, от которых зависит, быть или не быть любому бизнесу во вверенном регионе? Да что там бизнес – как человек до дома дойдет? А ведь все у него хорошо было… Ну ладно, может, он узнаваемый и с ним лень связываться. Значит, повезло. А так – две секунды, и лагерная пыль. И доказывай потом, кто ты да что ты.
Чрезвычайное бурление умов возникло еще и тогда, когда вдруг выяснилось, что сын генерального прокурора – человек удивительно тонкой душевной организации, тяготяющий к каким-то рискованным аферам. Куда ни ступит – всюду проблемы. Да и сам генеральный прокурор непотопляем настолько, что в какой-то момент времени я понял, что жизнь прокуроров и прочих чиновников в нашей стране скорее напоминает компьютерную игру.
Судите сами. По Закону о прокуратуре срок полномочий генерального прокурора составляет пять лет. Его кандидатуру вносит президент, а утверждает Совет Федерации. Нынешний генпрокурор Юрий Чайка был назначен 23 июня 2006 года, значит, в такой же день в нынешнем, 2011 году его полномочия заканчиваются. Кроме того, 21 мая Юрию Яковлевичу Чайке исполнилось шестьдесят лет. До недавнего времени это был предельный возраст службы в прокуратуре.
Однако полтора года назад закон специально «под Чайку» поменяли, увеличив предельный возраст службы до шестидесяти пяти лет. То есть очевидно, что Юрий Яковлевич очень серьезно готовился к тому, чтобы остаться генеральным прокурором еще на пять лет. И тут – совсем некстати для Чайки – вскрылся уже упомянутый нами скандал с крышеванием игорного бизнеса, в котором стало мелькать имя его сына Артема. Напомню, речь идет о взятках. Судя по всему, об отлаженной системе. Но давайте разбираться, кто крышевал крышующих? В общем, мы уже поняли: фамилии и подписи этих замечательных людей можно увидеть на постановлениях о закрытии взяточных дел.
Как вы думаете – простые люди, которые наблюдают за всей этой суетливой мерзостью, будут после этого верить пламенным речам наших вождей о борьбе с коррупцией? И ведь потом перед сенаторами Чайка-старший на голубом глазу вещает: «Вот ведь, анализ-то показывает, что лиц, получающих взятки, осуждается почему-то меньше, чем взяткодателей». Сами, мол, удивляемся. Помните, президент про судейское сообщество сказал: «железобетонная корпорация». Так вот, прокуратура под руководством Чайки превратилась в еще более железобетонную корпорацию.
При чем тут компьютерная игра, спросите вы? Да вот же она! Правила те же самые: когда ты выходишь на определенный уровень, тебе дается дополнительная жизнь. Вот Мохов вышел на уровень прокурора области – у него запасная жизнь. Попал в коррупционную историю – и все равно: потрепанный, но непобежденный. Вернулся на предыдущий уровень, будет проходить квест заново. А вот Игнатенко, Урумов и другие: не успели выйти на нужный уровень – у них дополнительной жизни нет. За то же самое – gam
Похоже, вся чиновничья система построена по этому замечательному принципу. Если это понять, все становится на свои места.
Представляете, сколько в этой увлекательной игре у Чайки, на его-то уровне, дополнительных жизней!
Нашли в его машине двух разбойников, с оружием, наркотиками и спецталоном – сгорела одна жизнь, но не страшно: уцелел, перешел на уровень под названием «министр юстиции». А вот тебе бонус: орден за заслуги. Выходишь на уровень генпрокурора. А вот переписали закон о прокуратуре специально для Юрия Яковлевича, под его возраст. Это, без сомнения, дополнительная жизнь. Случились скандалы с казино, с Артемом – ну сгорели еще одна-две жизни. Не беда. Сходил к президенту, попросил заступиться – и снова все в порядке.
В конце марта 2011 года президент, что называется, «развел по углам» Чайку и руководителя следственного комитета Бастрыкина, наступило что-то вроде перемирия. Вроде бы считается, что это он заступился за Чайку – мол, нельзя, чтобы заложниками конфликта следствия и прокуратуры становились родственники руководителей этих ведомств. После этого – видимо, по условиям перемирия – про Чайку-младшего временно забыли, а прокуратура совершила жертвоприношение: областного прокурора понизили в должности, еще двух прокурорских работников областного звена уволили за нарушение присяги, еще два городских уволились сами.
Вы думаете, за них так билась генеральная прокуратура, потому что «честь мундира голубого» и все такое? Да бросьте. Просто эти люди
Ах, этот Гринь, такой переменчивый, такой непостоянный, такой внезапный и противоречивый! Постоянно меняет свою точку зрения по конкретным уголовным делам. Почему бы? Так вот, перемены в поведении Гриня как раз подтверждают версию о существовании негласных договоренностей. Следователи спокойно принимают жертвоприношение, расследуют громкое дело, получают звания и награды. И не проявляют любопытства по поводу того, кто же крышевал самих подмосковных прокуроров.
Но тишина продолжалась недолго – до того момента, как свидетель Прилепский был найден задушенным, а в показаниях снова всплыло имя Артема Чайки. Я не веду следствие и не берусь судить, как все происходило на самом деле, однако ситуация возникает крайне деликатная. Не стоит забывать, что уже была история с директором Верхне-Ленского речного пароходства Николаем Паленным, который выступил по местному телевидению и сообщил, что «группа отморозков собирается растащить стратегический речной флот», назвав имена Артема Чайки с его компаньоном Кодзоевым. А через два дня Паленного нашли повешенным в гараже. Оформили как самоубийство. И что, папа теперь снова побежит к президенту? Спасать дитятко?
Оказывается, что чиновникам можно все, другим ничего. Корпорация своих не сдает. При этом интересно, что когда на милицию обратили внимание и стало окончательно ясно, что с ней надо что-то делать, то решили эту проблему удивительно философским образом: перестроить милицию поручили милиции. И этот странный синдикат, неспособный справляться с поставленными перед ним обществом задачами, растерявший малейшее уважение, вдруг стал перестраиваться, скрипя на каждом шагу. Сама мысль о том, что милиционер может перестроиться, звучит пугающе. Но не настолько пугающе, как откровенные лекции, прочитанные министром внутренних дел будущим милиционерам, которые проходят обучение в Академии внутренних дел.
Началось с того, что Рашид Гумарович Нургалиев, известный как человек очень милый и приятный, с хорошей чекистской закалкой, но отнюдь не большим милицейским опытом, решил проявить себя фактически как Александр Васильевич Суворов – слуга царю, отец солдатам. Отеческая забота по отношению к курсантам выразилась даже в попытке объяснить им, как снимать стресс. Судя по всему, в тяжелой работе милиционера он практически каждую секунду. Ведь когда видишь вокруг себя столько обладателей денег по карманам, да ты еще и вооружен, – как тут сдержаться и не объяснить гражданам, что случайно находящиеся в их карманах деньги находятся там отнюдь не по закону, а должны немедленно перекочевать как вещдоки в материалы вновь возбужденного уголовного дела – ах, простите, возбужденного. И вот, чтобы научить будущих милиционеров справляться с этим стрессом, Рашид Гумарович прибег к столь модной в современном мире йоге. Не стесняясь количества звезд на своих погонах, он энергично тер себе уши, ловко сворачивался в прихотливые позы, и его нимало не смущали округляющиеся глаза несчастных курсантов, которые, конечно, могли представить себе все что угодно, но только не корчащегося в йоговских асанах многозвездного генерала, объясняющего, что вот это и есть снятие стресса.
Я думаю, что пацанам было бы гораздо понятнее просто чисто выйти лохов пострелять. Или в морду прикладом двинуть. Или, в крайнем случае, разрядиться так разрядиться и заставить случайных девок отработать субботник и воскресник. Но Рашид Гумарович предлагал какие-то новые, уникальные, продвинутые технологии. Видно, модернизация настигла и его. Но когда какой-то несмышленыш задал Нургалиеву вопрос, может ли гражданин оказать сотруднику милиции сопротивление, если сотрудник милиции совершает противоправные действия, министр внутренних дел потряс всех, позволив себе дать уникальный совет: «Конечно, если сотрудник милиции нарушает закон, гражданин имеет право себя защитить!»
И вот тут у правоведов все смешалось. Ибо любое неповиновение сотруднику правоохранительных органов, а тем более физический контакт с ним, да еще и с нанесением его лицу основательных вмятин, доказывающих неправомерность милицейского требования, грозит не просто сроком, а многолетним сроком. И попробуй что-нибудь объясни судье, который априори чувствует себя классово близким правоохранителям и смотрит на любого человека, напавшего на милиционера, примерно так же, как в 1937 году смотрело все прогрессивное человечество на троцкистских подонков. Ведь до сих пор наш суд выносит приговоры, базируясь не только на законах, но и «руководствуясь совестью и внутренним убеждением». А в чем внутри убеждены судьи, нам лучше бы не знать, так как эта их убежденность может нам очень сильно не понравиться. Достаточно сказать, что адвокату стать судьей практически невозможно, а вот милиционеру довольно легко, что, конечно, является отражением если не буквы закона, то традиций, которые зачастую и формируют правоприменительную практику.
Милиция окунулась в бездну прений о законе о полиции и необходимости проведения аттестации. Понять, кто и как будет ее проходить, невозможно. Аттестация известна только тем, что, кажется, ее проходят отнюдь не лучшие и, как поговаривают злые языки, отнюдь не задешево.
Чем хорош наш народ – его надолго нельзя удивить ничем. Ну, повозмущались трагедией в станице Кущевской, где выяснилось, что все-таки произошло не самоубийство. Хотя в истории российской криминалистики чего только не было – так, однажды на месте происшествия был найден труп с пятью пулевыми отверстиями в разных частях тела, что не помешало следователю сделать глубокомысленный вывод: самоубийство. Старый опер, присутствовавший при осмотре, выслушал заключение, глубокомысленно поцокал языком, а через полчаса позволил себе ехидно заметить: как же самоубийца себя не любил! Конечно, известны случаи, когда самоубийцы наносили себе множественные ножевые ранения, в том числе в сердце, но это скорее исключение. Суметь проделать то же самое, используя огнестрельное оружие, тем более не опалив кожу – что указывает на то, что выстрел производился со значительного расстояния, – мягко говоря, довольно сложно.
Так вот, в станице Кущевской вдруг заработала система сговора. Чего только не было! Какие только заклинания не произносились, кто только не ездил к жителям станицы, как только не возмущался губернатор Ткачев и где только не был народ, потому что выяснилось, что банда, в которую входили и депутаты местной Думы, и милиционеры, и судьи, терроризировала население в течение многих лет. Фактически на территории Кущевской действовал самый настоящий феодальный строй. Выяснилось, что аналогичная система существовала и в Гусь-Хрустальном. Казалось, все, порок выжгли. Прошло несколько месяцев, и сердце успокоилось радостной новостью: милиционеры по суду восстановились на работе.
Воистину в России можно удивить, только когда закон и справедливость случайно восторжествуют одновременно в одном и том же деле. Бывает это крайне редко. Гораздо чаще даже очень громкие уголовные дела, которые нам преподносят как потрясающую победу правоохранительных органов, оказываются с легким душком. Победа, конечно, за нами, только, похоже, виноватым назначен человек пусть и не кристально чистый, но и отнюдь не такой греховный, как ему приписывают. Но у нас если уж бить, то до смерти, без разбора. Говорим, что украл у страны, – и неважно, что своровал булочку, важно, что украл, – значит, вор. А где должен сидеть вор? Правильно, в тюрьме. А раз он все равно в тюрьме, то как ему еще не довесить? А если он, дурачок, сопротивляется, то есть средства давления.
Неожиданно вся страна оказалась вовлечена в разоблачение Уильяма Браудера и громкое расследование трагической смерти в СИЗО Магнитского. Я не юрист и не знаю всех обстоятельств дела, по которому обвинялся Магнитский. Я даже допускаю мысль, что он действительно был виноват. Но разве он был приговорен к смертной казни? Разве это объясняет его гибель в СИЗО?
При этом я убежден, что возмущаться смертью Магнитского не имеет смысла – потому что эта смерть ни в коем случае не является исключением, единичным эпизодом. То, как содержался Магнитский, – это правило, обыденность. Просто за ним стояли люди, которые смогли эту историю раскрутить. Ходорковскому и Лебедеву повезло больше, чем обычным сидельцам в Российской Федерации, – я не говорю о том, правильно или неправильно эти люди сидят, я говорю о том, как они сидят. Если уж судить о том, кто сидит по делу, а кто не по делу, так, на мой взгляд, процентов восемьдесят обитателей российских колоний и тюрем вполне могли бы находиться там в течение гораздо меньшего срока, да и вообще не факт, что должны были там находиться. Потому что эти восемьдесят процентов осужденных уж точно не заслуживают той жестокости, того ужаса, который переживают наши граждане, тех адских мучений и издевательств, которым их подвергает система, – ну никак не соответствует их вина тяжести наказания.
Те, кто охраняет их и обрекает на подобное существование, – не фашистские агрессоры, не надсмотрщики гестапо и С С, не зондеркоманды. Это наши граждане, которые ходят с нами по одной земле и получают обычные официальные зарплаты. А действующие тюремные правила и распоряжения приводят к чудовищным по своей сути ситуациям.
Это только наивным простакам кажется, что мы живем в XXI веке в цивилизованной стране, и поэтому у нас в местах не столь отдаленных кормят фуа-гра, обращаются исключительно на «вы», работают телевизоры и заключенные аккуратно разминаются штангой и баскетболом. Нет, господа, это вам не Голливуд. У нас ситуация совсем иная. Здесь у нас и карцер, где вода холодная по колено и не разогнуться – называется это, правда, штрафной изолятор, хотя непонятно, почему бы не называть по старинке, было бы справедливо. Здесь и отсутствие нормальных санитарных условий. Здесь, если ты уж совсем идиот, и полный отказ в медицинской помощи. И неважно, кто ты – аферистка с диабетом, которой нужны инсулиновые уколы (да кто ж их будет делать в камере!), или Магнитский, который, ишь, придумал себе проблемы с сердцем, а потом и вовсе назло следствию умер.
Никогда не забуду дело, о котором в свое время много писал. Оно тоже не уникально. Всего лишь у подследственного во время пребывания в СИЗО возникли проблемы со здоровьем. Да и подследственный не сказать чтобы уважаемый человек – разве в СИЗО есть уважаемые люди? Все они – просто заготовки в лагерную пыль. А этот, Кругляков его фамилия, – ну подумаешь, банкир, а раньше доктором был, лауреатом премии Ленинского комсомола, разрабатывал кардиостимуляторы, и как раз такой кардиостимулятор у него самого и стоял. И дело-то было не особо серьезное, а в СИЗО он находился, потому что очевидно мог сбежать – поскольку, вы только вдумайтесь, у него был заграничный паспорт, и это сочли достаточным основанием, чтобы лишить человека свободы, а не избрать другую меру пресечения. Так вот, у него в кардиостимуляторе вдруг батарейка села. Нет, конечно, не вдруг, но для тюремщиков это было удивительно. За Круглякова просили самые известные доктора – не чтобы его освободили, а чтобы разрешили заменить батарейку в больнице, в Центре сердечной хирургии им. Бакулева, потому что это реально довольно тяжелая операция. На что им ответили, что это чушь и что Кругляков притворяется. А потом один умник следователь решил поставить эксперимент – просто взял и отключил прибор. После чего у заключенного наступила клиническая смерть.
Следователь – обычный российский гражданин, а не какой-нибудь палач гестапо – попытался включить прибор, а человек не оживал. С огромным трудом его все-таки удалось вернуть к жизни. Вы, наверное, думаете, что его отправили на реабилитационный период в больницу? Не надейтесь. В тюремный госпиталь.
Неясно, каким чудом Круглякова все-таки удалось вытащить из заключения, ему еле успели сделать операцию. Не буду говорить о том, какой вред был нанесен его здоровью. Ну и как? Можно предположить, что пытавший его следователь был обвинен, отстранен от работы, понижен в должности? Ничего подобного. Он даже взыскания не получил. Это же все нормально. Разве может быть по-другому?
Вот этот следователь – он враг или нет? Наверное, если бы мы смотрели фильм о зверствах гитлеровцев, то такого палача ненавидели бы всеми фибрами души. А к этому человеку как относиться? Или как относиться к тем скромным и простым людям, которые решили, что в СИЗО достаточно мыться один раз в неделю? К тому же один раз в неделю означает – если в этот день у тебя нет судебного заседания. А если заседание есть, то извини, не мыться тебе еще неделю, походи пока грязным. Да и это не страшно. Кормят же понятно как. Но если ты ведешь себя плохо, тебя после вывоза в суд переводят в другую камеру – и живи без еды, а передачки твои все «сгорели». А во время слушания в суде тебя тоже кормить нельзя. Не дай бог кто-то из родственников конфетку передаст – не положено! И приведут тебя, закованного в кандалы, – ты же вражина, хотя приговора суда еще нет, а судят тебя всего лишь за экономическое преступление. Сейчас, конечно, стало все меняться, и полетели высокие чины со своих кресел. А конкретные следователи? Прошло время, и все вернулись на работу.
Или, например, есть какой-то генерал Бульбов. Страшный человек, непонятно в чем замешан, не дай бог проговорится. И неважно, что герой Афганистана, неважно, что русский офицер, неважно, что кровь проливал и что солдат своих из окружения выводил, личный состав берег. Неважно. Важно было взять его и бросить в тюрьму. А если он, мерзавец, не понимает, так мы на семью надавим. Сына из академии выгоним, с женой беседы будем проводить, порочить.
Ну а уж если ты, не дай бог, бизнесмен, да еще когда-то был сенатором, то как же сладко взять и показать про тебя сюжет! А ты в камере сидишь, а вокруг тебя уголовники. Есть телевизор, и работает он прямо у тебя над головой. И тут показывают, какой же ты мерзавец! А главное – сколько у тебя квартир, домов, пароходов, самолетов, рек и океанов – ну прямо хозяин мира. Абрамович с Березовским плачут друг у друга на плече, их утешают Билл Гейтс с Потаниным. Ну и потом приводят этого мерзавца страшного на суд, синего такого, что издали можно, наверное, его принять за баклажан. Но судья-то дама опытная и милосердная. Она сразу поняла – видно, упал во сне. И лицом ударился. Поэтому на такую мелочь можно не обращать внимания.
Стоит ли говорить, что с ним вытворяли, чтобы он переписал все свое имущество на кого надо, и через какие мучения прошел еще не осужденный человек просто за то, что он не хотел брать на себя все? А ведь ему объясняли, просили: возьми, не будь дураком, ведь по-настоящему страшных преступников мы посадить не можем, они родственники больших людей во власти, на них нам добро не дали. А ты человек неприятный, жадный, и ведь действительно преступник! Возьми на себя все. И ведь обмануть такого негодяя – почти что не обмануть, а мудрость проявить. Пообещать сделку со следствием, а потом выясняется, что и не сделка это вовсе, а чистосердечное признание, просто так хитро оформлено. И глядишь, дурачок вместо своих десяти-пятнадцати лет получает на полную катушку – пожизненное. А следователям ордена да медали, продвижение по службе. И главное – кто будет переживать? Он же на самом деле преступник. Чего его жалеть? Подумаешь, не десять лет, а пожизненное. Он что, дурачок, думал, после десяти лет выйти сможет? Да ладно. Из наших колоний выйти можно разве что больным стариком. А с такими сюжетами, если ты не Ходорковский и вокруг тебя все на цирлах не бегают и не кричат: «Ах, ах, не смейте его трогать, он, видите ли, узник совести!» – шансов-то выжить будет немного. Совсем немного.
Россия современная хороша до того момента, пока дверь камеры за тобой не закрылась. А как закрылась, тут и заработала машина времени. И озираешься ты, пытаясь понять, какой год на дворе – 1931, 1937, 1951 или 2011-й. Все одно – жизнь кончилась, приплыли.
Конечно, эту систему рано или поздно надо было менять. Но вот поручить прогнившей коррумпированной системе перестраивать саму себя – шаг, конечно, удивительный и очень российский. Понять, каким образом вдруг все осознают свое ничтожество, припадут к роднику мудрости и, умывшись слезами, совершив раскольниковское покаяние на Сенной площади и троекратно нырнув в разные котлы, вынырнут оттуда добрыми молодцами, можно только в России. Можно, конечно, предположить, что система изменится, если снять с должностей двадцать генералов, и что если дать лейтенанту достойную зарплату, то в милицию (полицию!) сразу побегут работать хорошие люди, а плохие посредством магического заклинания либо преобразуются в хороших, либо растворятся в небесной дымке. Но верить этому никаких оснований нет.
Стало ясно, что в России фактически сложилась система параллельного управления народным хозяйством, которая использует (а зачастую сама создает) прорехи в законодательстве, равно как и прорехи в осуществлении законодательства, для личного обогащения. При этом не обязательно даже вступать в сговор в каждом отдельном случае. Сложилась, должно быть, принципиальная система взаимопонимания. И если спросить каждого из этих людей, они, наверное, чувствуют себя патриотами. Что ж, многие из них действительно патриоты, так как на фоне предельно коммерциализированной гопоты в погонах существуют и доблестные офицеры, которые пытаются не замечать всего происходящего вокруг них и занимаются решением тяжелых боевых задач. Но они скорее относятся к тем немногим фанатикам, которые, как боги войны, вынуждены ездить в горячие точки и с ужасом думать, что вот командировка закончится и придется возвращаться домой. Жизнь любого опера на «земле», любого следователя – неважно, где он служит, – это, по большому счету, мало романтики, много писанины, вечные попытки угодить начальству, и все это крайне далеко от того, что мы читаем в книгах о доблестной милиции.
Конечно, если смотреть сериалы, то тут все просто и ясно – здесь хороший, там плохой. Но, присмотревшись получше, понимаешь, что вся жизнь серая, и хороший не очень хороший, и у плохих бывают какие-то свои обстоятельства, все люди, всюду родственники, всех можно понять, и у того же Дымовского гражданская жена держала ларьки, а он помогал ей выживать. И если, не дай бог, у кого-то из нас что-то случается, мы думаем, кому из знакомых милиционеров можно позвонить и что можно сделать. Хотя, когда наш дачный поселок в свое время подвергался регулярным набегам одинцовских братьев-акробатов, вдруг выяснилось, что приезжавшие на место преступления милиционеры не имели ни малейшего представления ни о дактилоскопии, ни о том, что такое след, ни о том, что такое вещественные доказательства, и по большому счету годились только на то, чтобы пройти по соседним дворам в поисках гастарбайтеров – и не для того, чтобы найти у них похищенное, а чтобы выбить из них деньги за отсутствие регистрации. Что ж, у кого какие задачи.
Может ли очистить себя система абсолютно коррумпированная, по большому счету давно переродившаяся? Наверное, под воздействием магического кристалла все возможно, как и раковая клетка при каких-то условиях может стать здоровой. Но, повторю, никаких оснований верить в такого рода чудо пока что нет. Тем более странно видеть, как реструктуризация доверяется людям, не вызывающим большого уважения. Нет, они, вероятно, замечательные хоккеисты, просто в должности министра внутренних дел хотелось бы видеть человека, гораздо глубже посвященного в специфику милицейской работы и более требовательно относящегося к выполнению своих обязанностей. Здесь, конечно, можно привести много неожиданных примеров, которые довольно сильно радуют: в частности, очевидные изменения, происходящие в московской милиции, где все-таки перестали выгораживать своих, где наконец-то чувствуется, что генерал Колокольцев наводит порядок. И сам он, похоже, человек достойный, который не боится идти на переговоры с протестующими на Манежной площади, да и вообще выглядит так, как должен выглядеть генерал – подтянутый, четкий. Потому что привычный образ российского милиционера – это с трудом пролезающий в хула-хуп живот, неизвестно где болтающийся ремень, наглый взгляд и ощущение, что ты уже попал.
В последнее время все тяжелее найти человека, который, если в его жизни что-то случится, побежит в милицию. Почему? Разве это нормально? Разве не к милиционеру – теперь полицейскому – должны мы обращаться за помощью? Так почему же, когда женщина поздно вечером возвращается домой и видит милицейский-полицейский патруль, она скорее перейдет на другую сторону улицы, понимая, что встреча с этими парнями может быть опаснее, чем даже с подвыпившими гопниками? Это – враги?
Судьи, выносящие неправильные решения, – враги или нет? Бандиты, вернувшие в Кущевку рабовладельческий строй, – враги или нет? А потом приезжает большое начальство из Москвы и обещает всех наказать, а через несколько месяцев главного кущевского милиционера не только восстанавливают в органах, но и представляют к ведомственной награде. Это кто – другие враги?
Президент Российской Федерации выступает на питерском экономическом форуме и говорит, что коррупция нас уже стала душить и необходимо принять экстренные меры для борьбы с этим страшным злом. И предлагает увольнять людей с государственных должностей по данным оперативно-разыскной деятельности. Но ведь это то же самое, что грязным скальпелем делать операцию. Конечно, можно верить, что суд потом восстановит в должности. Но осадочек-то останется! А главное, что президент выступает в пятницу, а уже в понедельник предлагается на должность Чайка, несмотря на всю череду громких скандалов в прокуратуре. И в тот же день сочинский судья, попавшийся на жутких махинациях с землей, за что получил срок – правда, условный, – его водитель и доверенное лицо, коллегией судей восстанавливается в звании судьи. И в тот же самый день суд вдруг решает не арестовывать имущество небезызвестного милицейского генерала Бокова, обладателя роскошного особняка с бассейном, который сделал бы честь даже арабскому наследному принцу, так как, видите ли, не удалось доказать факт нетрудовых доходов, легших в основу этих приобретений. Хороша зарплата генерала! Это – враги или нет? И что мы должны думать о людях, принимающих такие решения, даруя своим еще одну жизнь и отнимая у других все, включая свободу? Вот они – кто?
Девочка-журналистка, написавшая довольно справедливую критическую статью о деятельности руководителя одного из подмосковных отделений милиции и оказавшаяся реально в тюрьме на пять лет, из которых отсидела три, после чего ее удалось освободить, она будет считать, что враги России где-нибудь в Вашингтоне или Тбилиси? Или враг – тот милицейский начальник, которого она посмела критиковать, за что подверглась даже не обструкции, ей просто всю жизнь поломали? Что будет думать Евгений Чичваркин, против которого было возбуждено уголовное дело, развалившееся в суде, если учесть, что во время всей этой истории он потерял свой бизнес и при непонятных обстоятельствах умерла его мама, – он будет считать, что враги России в Лондоне? А может, они все-таки в России, просто им ну очень понравилась его компания и они ну очень захотели сделать все возможное, чтобы уж точно никакому Чичваркину не было хорошо? И это Чичваркин, обладавший в то время приличным денежным и политическим ресурсом. А как быть обычному человеку? Хотя, с другой стороны, – кого волнуют обычные люди?
Всегда возникает вопрос, кто виноват и что делать. Вопрос серьезный и важный, но в первую очередь необходимо осознать, что зло, причиняемое человеком в форме, в два раза страшнее, чем зло, причиняемое обычным гражданином, потому что это зло ассоциируется не просто с человеком, но с системой. Когда гражданин страдает от действий тех, кто должен его защищать и восстанавливать справедливость, он теряет веру не только в общечеловеческие ценности, но и в то, что государство на его стороне. По большому счету он начинает воспринимать власть как своего главного врага. Поэтому, конечно, люди, коррумпировавшие правоохранительную систему, использующие ее как кормушку для себя, разрабатывающие бесконечные схемы вымогательства, описывать которые книг не хватит, фактически являются врагами, изменниками родине. И судить их надо как за измену родине. Потому что, принося присягу, ты берешь на себя и дополнительную ответственность. Пока же, принося присягу, многие из них получают индульгенцию и автомат для обслуживания своих шкурных интересов. Такой ситуации быть не должно – вплоть до того, что, может быть, провинившийся милиционер, прокурор или следователь должен и срок получать больше, да и сидеть не в спецтюрьме, а среди тех, кого он когда-то, зачастую неправомерно, отправил по бесконечному российскому этапу.
Глава 7
Буденновск – это болевая точка России. Казалось бы, несчастный город, в который вошли боевики Басаева, уже достаточно настрадался, как вдруг очередная новость взорвала информационное пространство. Маленькая девочка оказалась изнасилованной в буденновской больнице. Родители отвезли ее на совершенно незначительную операцию. Когда она отошла от наркоза в палате, встала и попыталась пройти в туалет, в коридоре почему-то не горел ни один светильник. На девочку набросился неизвестный мужчина, затащил ее в туалет и надругался. Потом убежал.
В России невозможно спокойно зайти ни в одно лечебное заведение – все время кто-то кричит, нудит, шипит, требует документы, объясняет, что войти можно только в строго определенное время. А тут в больнице вдруг никого не оказалось на посту охраны, двери были открыты, свет не горел. И на всем пути следования педофила не было ни медсестры, ни врача, ни хоть какого-нибудь сотрудника медучреждения. Девочка звала на помощь, и через некоторое время помощь пришла – но уже медицинская. Ясно, что ребенку предстоит долгое время восстанавливаться – физически, но в еще большей степени психологически и морально. Я даже боюсь подумать, как эта страшная травма отразится на всей ее дальнейшей жизни. Детей у нее уже никогда не будет.
Насильника поймали быстро. Им оказался 24-летний житель города, который уже успел отсидеть за аналогичное преступление и был отпущен за примерное поведение условно-досрочно. Да и срок он получил небольшой – всего лишь четыре года. Мы работали в студии Love-radio с Анатолием Кузичевым и Сергеем Минаевым. И Сережа сказал: знаешь, вот мы, наверное, уже передач сто сделали на тему педофилов. Даже неинтересно. Сразу ясно, кого можно позвать, кто что скажет, ясно, какая будет реакция народа – будут требовать смертной казни. А потом ничего не случится. Ничего.
Несколько смелых людей в Государственной думе напрямую заявляли: очевидно, что во власти действует педофильское лобби, которое делает все возможное, чтобы не допустить ужесточения наказания для мерзавцев. В 90-е годы законы по отношению к этим нелюдям стали на редкость либеральны. Достаточно сказать, что правоприменительная практика вызывает по крайней мере умиление. Чуть ли не семьдесят процентов педофилов получает условные сроки, а до последнего времени развратные действия по отношению к детям и вовсе наказывались только страхом.
Мы на радио регулярно получаем возмущенные письма. Люди пишут о том, как они сами, своими силами отследили педофила в школе – простого учителя, который снимал детей в раздевалке и потом демонстрировал это видео, развращал их. О том, как они обратились в милицию и как в милиции отказались даже принимать заявление, говоря: ну так физического контакта не было. Вот когда будет, тогда и придете. О чем говорить?
По поводу педофилов у нас сплошные шутки. «Чем отличается педагог от педофила? – Тем, что педофил действительно любит детей». Разве это любовь? Мы давно стали центром мировой детской порнографии, и некоторые города носят этот титул чуть ли не с гордостью. Там практически легально действуют порнографические студии, иностранцы покупают туда вожделенные педофильские туры. В Европе за это страшно наказывают. У нас – нет. После раскрытия очередной сети педофилов, среди которых оказались очень высокопоставленные граждане, не последовало громких дел и разоблачений. Некоторые формулировки просто вызвают восхищение: отсутствие претензий и примирение сторон. Интересно, как можно примирить насильника и жертву? Ах, конечно, бывают такие дети, которым самим всего очень захотелось, а взрослые дяди просто вынуждены были поддаться на уговоры. Кто-то начитался «Лолиты» Набокова?
Притом проблема детей ничуть не волновала руководство страны. Если бы не личная инициатива заместителя руководителя администрации президента Владислава Суркова, никакой попытки ужесточения законов и близко бы не было. Известно, что и президент Дмитрий Медведев, и Владимир Путин в пору своего президентства неоднократно настоятельно требовали изменения законодательства в сторону его ужесточения. Но что интересно – даже требования начальников столь высокого ранга тонули в депутатской жиже. Почему?
Мы привыкли говорить о России как о стране высокой культуры, гуманистических ценностей. Каждый встречный-поперечный повторяет про слезинку ребенка… Иногда мне кажется, что Достоевский эту фразу никогда не писал, настолько она не имеет отношения к нашей стране и нашей жизни. О какой слезе ребенка идет речь? Статистика преступлений против детей ужасающая. И цифры только растут. Самое страшное, что может случиться с человеком в нашей стране, – это быть ребенком. Страшнее только стать стариком. Ни один народ не может так относиться к своим детям. Так к детям побежденного народа могут относиться захватчики, пытающиеся путем издевательств над беззащитными малышами унизить их отцов и матерей, отомстить им и проявить всю свою ненависть.
Не надо думать, что педофил – это такой легко отличимый в толпе человек или что это болезнь аристократического сообщества. Среди педофилов оказываются и дворники с двумя классами образования, и депутаты всех партий и всевозможных уровней, и высокопоставленные работники министерств, представители судейства и полицейского корпуса, преподаватели консерватории и бандиты с пятью ходками. Они с радостью рассказывают о своих подвигах и не могут скрыть восторга от осознания, что их никто никогда не поймает, а даже если поймают, то почему-то отнесутся с сочувствием – гораздо большим, чем к тем, кто наводит дикую справедливость суда Линча, мстя за своих детей. И таких мстителей, кстати, немало содержится в лагерях.
Достаточно сказать, что в нашей стране питательная среда для педофилов феноменальна. Детей перестали любить, они превратились в обузу. Количество ребят, находящихся в детских домах, при этом являясь социальными сиротами, то есть при живых родителях, настолько велико, что мы с ужасом сравниваем эти данные с количеством сирот после Великой Отечественной войны. Сейчас их стало больше. И им еще повезло! Повезло, что их матери не избавились от них при рождении. Невозможно поверить, но в нашей стране за убийство новорожденного дают, как правило, поселение и отнюдь не длительные сроки – максимум, кажется, до четырех лет. Поэтому чаще всего женщина, убившая своего ребенка, получает два-три года поселения.
Некоторые случаи не укладываются в сознании. Недавно в Подмосковье дама выпивала со своей подругой. Что-то не поделили, подруга выгнала ее на улицу. Дама уже была глубоко беременна, и на улице у нее начались роды. Новорожденного ребенка она завернула в полиэтиленовый пакет, ударила несколько раз о дерево, а потом бросила под проходящий поезд, после чего вернулась, помирилась с подругой и продолжала выпивать. Можно ли сказать, что она была в состоянии бешеного стресса? Ну-ну.
Учитывая, что это не первый ее ребенок. Первый ребенок погиб странной смертью при невыясненных обстоятельствах, второго она не смогла воспитать и лишилась родительских прав. Это был третий ребенок. И что, закон запретит ей иметь четвертого? Нет, конечно. Мы же добрые. У нас же все могут рожать.
Женщины убивают своих детей гораздо чаще, чем нам хочется в это верить. Поэтому удивляет наше доброе общество, которое умудряется этих женщин простить, говоря, что они не виноваты, виновато злое государство, которое не обеспечило им нормальные условия существования. Но разве это оправдание убийства? Так что еще повезло тем малышам, которых всего лишь подбросили или оставили в роддоме или в больнице. Но для начала надо дойти до этого роддома, а учитывая уровень женского алкоголизма в России, истинного количества непонятно когда и как прерванных беременностей и убиенных младенцев мы никогда не узнаем – потому что их матери не становятся на учет в женской консультации, не обращаются к врачам и не посещают роддома.
Получается, что только что родившийся ребенок не является человеком. Его убить – не так уж и страшно. Подумаешь, ребенок же. Можно надругаться над десятилетним мальчиком, который потерял десять рублей, изнасиловав его черенком от лопаты, сняв на видео и выложив в Интернет, – и опять никто не виноват, потому что те, кто над ним надругался, тоже дети. Мало того, взрослые дяди из интернет-издания «Фонтанка, ру» с энтузиазмом выложили эту запись в Сеть, считая, что таким образом они привлекут внимание к проблеме и что теперь об этом уж точно заговорят. Да уж, хороший способ привлечь внимание, просто удивительный. И ведь никто не думает о том, как жить дальше этому мальчику. Это же неважно! Важны тиражи и клики.
Достаточно сказать, что до недавнего времени у школьника не было практически никаких прав. Если его избивали в школе, то, как правило, ему никто не верил, а если и верили, то учителя никогда бы не дали показания, да и родители постарались бы каким-то образом замять конфликт – зачем, еще же столько лет учиться, а иначе куда пойти, хороших-то школ мало. Конечно, сложно себе представить, что они вообще бывают хорошие, однако всегда есть ощущение, что есть школы еще хуже, чем та плохая, где ребенок учится. И это если родители рядом, если есть кому вступиться за ребенка. А ведь какое количество преступлений против детей, притом совсем маленьких детей, происходит на глазах у других взрослых! Их не смущает, если кто-то уводит ребенка со двора – при этом, хорошо зная и ребенка, и родителей, они в общем-то понимают, что уводит вовсе не член семьи. Но это никого не волнует. Никому нет дела. Так же как никому нет дела, когда дети исчезают и не появляются в школе месяцами. Выясняется, что отлаженная в советское время система, когда попробуй только не прийти на один урок, и твоим родителям сразу звонили и спрашивали, что случилось – ребенок заболел или прогуливает? – теперь совершенно не действует. Неинтересно. Кому они нужны, эти дети? Да и как разговаривать с иными родителями? Такой родитель в лучшем случае пошлет, если трезвый, а если нетрезвый, может просто в лоб двинуть.
Жестокость проникла абсолютно на все уровни. Притом жестокость не просто стала тенью нашей жизни, а наша жизнь стала тенью этой колоссальной жестокости. Мы каждый день видим очередные видео о том, как ученики избивают учителей, или как приходит разъяренный отец одной из учениц и на глазах учеников наводит справедливость, избивая преподавателя. И надо еще сказать, что отец – бывший сотрудник правоохранительных органов, и можно не сомневаться, что к нему будут относиться очень хорошо и вряд ли он получит реальный срок, а если и получит, долго не просидит.
Дети абсолютно беззащитны. Они беззащитны перед жестокостью своих сверстников, а родители этих малолетних преступников за них не отвечают. Детям и пожаловаться-то по большому счету некому. Да, есть Павел Астахов, который уже с ног сбился, мотаясь по всей стране, стараясь заглянуть в каждый детский дом и пытаясь сделать хоть что-то, чтобы спасти несчастных ребят.
Поделиться книгой: