Вернувшись из командировки,
Как в анекдоте, невпопад.
Забылись губы и ресницы,
Всё тело налито свинцом,
И след от каменной десницы
Теперь хранит моё лицо.
Исполнив сложные фигуры
При входе в лестничный пролёт,
Подумал я, что у Лауры,
Пожалуй, больше повезёт.
Хотя я вовсе не уверен,
Что муж не вспомнит о ноже,
Зато она, по крайней мере,
Живёт на первом этаже.
(Александр Романов. Окно в сентябрь)
По жизни мы стремительно идём,
В пути теряя волосы и зубы.
Всё тяжелее с возрастом подъём,
И всё слышней архангельские трубы.
Вчера с соседом из последних сил
Трусили мы вдогонку за трамваем.
«Стареем?» — я сочувственно спросил.
Он прошептал чуть слышно: «Нет, мужаем...»
(Николаи Рябов. Третье время года)
Я вас, примите к сведенью, быть может,
Любил. Любовь погасла не совсем.
Во-первых, пусть она вас не тревожит,
И не печалит, во-вторых, ничем.
Любил, как говорится, безмятежно,
Был, между прочим, робостью томим
И обожал вас, кстати, так же нежно,
Что, так сказать, не дай Господь другим.
(Леонид Скалковский. Раздумья)
...Супругу он решил поднять,
как сами можете понять,
не ради чистого искусства.
Идёт к раскрытому окну
и набежавшую волну
на тротуаре тщетно ищет.
«Итак, душа моя, вперёд!
И даже если повезёт,
для размышлений хватит пищи»...
Супруга канула во мрак,
Лишь ветер, словно старый флаг,
бельё на лоджии полощет.
Что понапрасну горевать
и время попусту терять?!
Пора подумать и о тёще...
(Владимир Сорокажердьев. Любо-дорого)
Во дворе лежит жердина
бесполезно много дней.
То вторая половина
от фамилии моей.
Так какую ж, я не знаю,
сделать спутницей своей?
Поувесистей вторая,
ну, а первая — бойчей!...
Всё, решил: соединяю
обе-две в своей груди
и теперь окрест вещаю,
как сорока на жерди!