Все это в совокупности, как уже было сказано выше, составляет внутреннюю картину болезни. Формирование внутренней картины болезни происходит на фоне переживания пациентом выраженного стресса, вызванного изменением жизненного уклада (человек перестает ходить на работу, выполнять свои обычные обязанности и т. п.), пребыванием в новой жизненной ситуации (посещение поликлиник, обследования, госпитализация и т. п.); кроме того, нельзя игнорировать и соматическое страдание как таковое, которое само по себе является мощным стрессором (соматопсихический вектор психосоматического континуума). Все эти обстоятельства приводят к возникновению выраженной тревоги, страха, зачастую неосознанного; именно под воздействием этих эмоций пациент и строит свои представления о болезни, а у страха, как известно, «глаза велики». Можно ли ожидать от пациента при таких «внутренних условиях» адекватной оценки своей болезни?
Если же учесть примыкающие сюда факты недостатка информации у пациента, наличие у него ложных представлений о тех или иных заболеваниях («сердечная болезнь – это смертельно», «инфаркт не пережить»), негативного жизненного опыта (смерть кого-нибудь из родственников от сердечно-сосудистого заболевания), предрассудков («врачи часто ошибаются», «врачи не рассказывают больному о его смертельной болезни»), а также низкую способность многих пациентов осуществлять адекватные логические обобщения, то понятно, что возможность формирования у больного даже относительно реалистичного представления о его болезни выглядит весьма призрачной. При этом поведение пациента определяется именно этой его внутренней картиной болезни, которая поддерживает в нем теперь уже «сознательный» страх перед будущим, влияя на течение заболевания и ухудшая прогноз. Очевидно, что, если врач не понимает того, что пациент думает о своей болезни, он не может эффективно управлять лечебным процессом.
По своему содержанию внутренняя картина болезни имеет объяснительный характер. Больной находит причины своей болезни («я заболел, потому что много курил»), составляет объяснение механизма заболевания («сосуды в сердце закупорились»), подвергает интеллектуальной интерпретации все имеющиеся у него соматические ощущения («если у меня сердцебиение, значит, инфаркт может повториться»), формирует прогноз заболевания («сердечники долго не живут»).
Такую объяснительную и прогностическую активность человека исследует область психологии, называемая теорией атрибуции. Эта теория гласит, что у человека существует жизненно важная потребность верить, что окружающая среда ему подконтрольна и предсказуема (Heider F., 1958). Мы стремимся понять, почему происходят те или иные явления, чтобы иметь возможность предсказывать, что с нами случится в будущем, и таким образом управлять этими событиями. Непонятное и непредсказуемое, иными словами, неизвестность пугает сильнее всего, поэтому наличие объяснения существенно снижает уровень тревоги.
Само по себе снижение тревоги – факт позитивный. Однако важно другое – каковы последствия спасительного объяснения. Один пациент может объяснить возникшую боль в области сердца инфарктом миокарда, другой, напротив, решит, что это безобидное следствие магнитной бури. Понятно, что первый вызовет на дом бригаду «Скорой помощи», а второй постарается уснуть. Разумеется, о четкой постановке диагноза в этом случае речи не идет, и подобное объяснение, данное человеком своему состоянию, как правило, оказывается ошибочным. При этом действия, которые он предпримет, следуя своим трактовкам собственного состояния, станут или бессмысленными, или, что того хуже, трагическими.
Пациент всегда так или иначе будет объяснять себе свое состояние, допуская при этом стандартные ошибки, и чем больше будет таких ошибок, тем отчаяннее будет его положение, чем меньше – тем меньше трудностей будет у врача, оказывающего помощь данному больному. Несомненно, что выяснение и коррекция подобных ошибок во внутренней картине болезни пациента является приоритетным направлением работы врача.
Итак, что говорить пациенту?
Первое правило, которое желательно соблюдать при общении с больным, гласит: больной представляет себе свою болезнь не так, как врач, поэтому доктор должен выяснять, что думает пациент о своей болезни, и при необходимости корректировать эти представления.
Для более ясного понимания внутренней картины болезни пациента ее можно условно разделить на четыре взаимосвязанных части:
· объяснения причин и механизмов болезни;
· субъективная оценка тяжести и прогноза заболевания;
· оценка возможностей лечебных воздействий и эффективности лечения;
· установки по отношению к лечению и приему медикаментов.
В объяснении причин своей болезни многие пациенты склонны, что называется, брать всю вину на себя («я виноват в своей болезни, потому что много нервничал, курил и т. п.»). При этом данные пациенты игнорируют такие совершенно очевидные для врача факты, как возрастные изменения, наследственность, аутоиммунные процессы и многие другие, внешние по отношению к личности и поведению больного, причины болезни. Подобный способ объяснения причин своего заболевания, когда человек во всех бедах винит самого себя, хорошо известен психотерапевтам как «феномен переноса вины на потерпевшего». Для европейской культуры вообще характерен «культ эго», в котором вся ответственность за успехи и неудачи, прегрешения и проступки приписывается индивидуальным личным качествам. Поэтому человеку, воспитанному на такой «идеологии», кажется естественным винить себя в своей болезни («я был слишком слабоволен, чтобы бросить курить, это меня и погубило»).
Интересное исследование было дважды проведено Д. Фреем и его сотрудниками. Они пытались выяснить, насколько сильно влияют объяснения пациентов причин случившегося с ними несчастья на сроки выздоровления (в эксперименте – длительного пребывания в стационаре). Разумеется, расчеты проводились таким образом, чтобы тяжесть заболевания не влияла на достоверность исследования.
Выяснилось, что больные, которые считали, что происшедшей с ними катастрофы можно было избежать, находились в больнице почти в два раза больше тех, кто полагал, что стал жертвой неизбежности. Кроме того, исследователи сравнивали больных по принципу – винят ли себя пациенты за возникновение болезни или же не считают себя виноватыми. Оказалось, что первые находились на лечении в стационаре на треть больше, нежели вторые (Frey D. et al., 1985, 1987).
Общепсихологический механизм переоценки значения своей личности, ее способности или неспособности сопротивляться воздействию внешних сил, и недооценки давления не зависящих от человека обстоятельств, приводит к формированию у пациентов самообвиняющих объяснений. Такие объяснения закономерно обусловливают снижение настроения и депрессивные реакции. Грубо говоря, если пациент думает, что он «слабовольное создание», которое не может даже соблюсти диету, то зачем ему тогда вообще стараться? Диета по-прежнему нарушается, а это в свою очередь убедительное доказательство «слабовольности». Чем больше самообвиняющих суждений делает пациент, тем больше вероятность возникновения нозогенной реакции и тем хуже идет процесс выздоровления.
Основной психокоррекционной тактикой врача в данной ситуации должно стать снятие ответственности с пациента за возникновение заболевания, нейтрализация чувства вины и объяснение ему причин болезни какими-то внешними факторами, вне зависимости от того, насколько больной на самом деле ответственен за свое заболевание. Например, пациенту с гипертонической болезнью лучше сказать, что причина его болезни кроется в наследственности, в воспитании, которое он получил, в особенностях жирового обмена, роли солей и т. п. Все это вместе с тем позволяет врачу аргументированно дать больному необходимые рекомендации, поскольку – есть «объективные проблемы, действие которых можно уменьшить так-то и так-то».
Таким образом, второе правило общения с больным можно сформулировать так: необходимо сообщать пациенту только ту информацию о болезни, которая будет улучшать его психологическое состояние и способствовать выполнению им лечебных рекомендаций.
Разработка представлений о механизмах своего заболевания у пациентов идет обычно менее интенсивно, чем поиск причин болезни. Чаще всего «механизмы болезни» описываются больными с помощью бесхитростных суждений по типу «сердечко что-то барахлит, мотор стал отказывать», в других случаях представления о происходящем в организме или вовсе отсутствовали, или же таковы, что было бы лучше, если бы они действительно вовсе отсутствуют. Вместе с тем если пациент не понимает механизмов возникновения своей болезни (его симптомов) или же неправильно их понимает, то и меры, предпринимаемые им в качестве терапевтических и профилактических, оказываются или бесполезными, или откровенно вредными.
Без
Пример назначения гипотензивного средства для постоянного применения:
Показательное исследование, доказывающее важность объяснения сути заболевания и аргументации важности его лечения, было проведено Б. Мейровицем с сотрудниками.
Эти социальные психологи сформировали три группы пациентов, одна из которых получила простые, ничем не поясненные рекомендации; в другой группе рекомендации были снабжены объяснениями, которые делали акцент на плюсах выполнения врачебных рекомендаций при данном заболевании; в третьей группе указывались негативные последствия невыполнения предписаний врача.
Как и следовало ожидать, эффект в первых двух группах был минимальным – больные не прислушались к советам врача, в третьей же группе эффект не только оказался выраженным, но даже более того – в течение четырех последующих месяцев (это время исследования) активность больных по реализации врачебных рекомендаций только увеличивалась (Meyerowitz В. et al., 1987).
Вместе с тем при оценке тяжести и прогноза своего заболевания пациенты исходят прежде всего из остроты собственных болезненных ощущений, личного опыта (например, смерть соседа по палате от подобного заболевания), а также имеющейся у них информации, зачастую неверной («после инфаркта долго не живут»). В этом смысле задачи врача, объясняющего больному суть его заболевания, оказываются и более трудными, и более значимыми. Основным лейтмотивом поведения больного часто становится тенденция к катастрофизации происходящего, склонность давать пессимистический прогноз на развитие своей болезни («моя болезнь смертельна, я долго не протяну», «я неизлечимо болен»). По такому механизму развивается описанная ранее нозогенная реакция по гипергнозическому типу, приводящая к метанию по врачам, перебору всех возможных лекарственных средств, обращению к «знахарям» и т. п.
Врач в такой ситуации не должен полностью противоречить больному, заявляя, что его «болезнь несерьезная», что он «зря беспокоится», что «не нужно преувеличивать, все не так плохо». Такого рода реплика может серьезно подорвать доверие больного к врачу, вызвать у пациента ощущение, что врач не понимает тяжести его состояния. Поэтому первым делом необходимо согласиться с больным на тот счет, что заболевание действительно наличествует, однако при этом основное внимание акцентировать на «несмертельности», «переживаемости болезни», «хорошем прогнозе при хорошем лечении». Аргументировать свою позицию врач может на примере других пациентов, которые благополучно пережили подобные состояния, и здесь важно подчеркивать отсутствие уникальности данной болезни. Например:
Другой крайностью в оценке своего состояния являются, как уже было сказано выше, гипогнозические типы реакции на болезнь, когда пациенты, неосознанно защищаясь от чувства тревоги, попросту игнорируют свою болезнь либо не считают ее серьезной. При таком варианте восприятия своего состояния пациенты более всего склонны под всяческими предлогами саботировать лечение, избегать процедур, «забывать пить таблетки» либо вовсе отказываются от лечения. В данной ситуации перед врачом стоит выбор: сохранить «прекрасное равнодушие» пациента к болезни и позволить ему не лечиться или нарушить это «спокойствие», вынудив его к лечению. При этом очень важно, чтобы больной почувствовал свою ответственность. Оптимальной может быть следующая формулировка:
Важнейшим моментом во внутренней картине болезни являются представления об эффективности возможного лечения. Так, если пациент уверен, что «таблетки не помогают», а сама «болезнь неизлечима», то он попросту не будет лечиться. Психологи считают, что депрессивные реакции появляются, когда у людей возникает чувство беспомощности, когда они считают, что не могут повлиять на то, что с ними происходит. Если люди не верят, например, что способны добиться успеха в лечении, придерживаясь диеты, отказавшись от курения или занимаясь физическими упражнениями, то они просто этого не делают или сдаются слишком легко (Bandura A., 1986). Поэтому независимо от реального положения дел врач должен подчеркивать тот факт, что данное заболевание излечимо либо может долго не обостряться при правильном лечении. Также необходимо достаточно подробно говорить больному о том, что существуют современные и действенные способы, которые могут привести к успеху в лечении. В целом врач прививает пациенту здоровую иллюзию возможности контроля над собственной жизнью и своим состоянием.
Для адекватного взаимодействия с пациентом важно также выяснить его установки по отношению к приему лекарств. В этом вопросе у пациентов бывает максимальное количество заблуждений. Наиболее распространенными из них являются следующие:
· «лекарства – это химия, и это всегда вредно и опасно»;
· «к таблеткам можно привыкнуть, поэтому лучше обходиться без них, пока это возможно»;
· «таблетки нужно принимать, только когда что-то болит»;
· «если лекарство не действует сразу, значит, оно не действует вообще»;
· «нужно попробовать все лекарства от этой болезни»;
· «если таблетки не помогают сразу, надо увеличивать дозу»;
· «лучше лечиться народными средствами или гомеопатией, чем таблетками».
Любое из этих убеждений может стать препятствием к выполнению назначений, и задачей врача является выявление, как это называют психологи, «иррациональных убеждений» у данного конкретного больного. Каждое из них должно быть опровергнуто врачом, а противоположные позиции должны быть подробно озвучены.
Подводя итог по вопросу коррекции внутренней картины болезни, можно сказать, что врач-кардиолог должен убедить больного в следующем:
·
·
·
·
·
Впрочем, теперь важно уяснить, как говорить с пациентом?
Поведение пациента зависит не только от того, что врач говорит больному, но и от того, как он это говорит. В многочисленных исследованиях доказано, что можно предсказать, последует ли больной рекомендациям врача, основываясь только на том, каким образом специалист дал свою рекомендацию (Milmoe S. et al., 1967). Наименьшую склонность последовать совету врача и обратиться в клинику за лечением продемонстрировали те пациенты, с которыми разговаривали недружелюбным тоном. Это невербальное проявление неприязни ощущалось пациентами, возможно, на неосознаваемом уровне. Как правило, подобная информация воспринималась пациентами как неверие врача в полезность лечения или равнодушие по отношению к его исходу. В другом исследовании пациенты, которые сообщали, что при коммуникации с врачом им передается спокойствие, сочувствие и ощущение близости (в отличие от холодности и отчужденности), выражали большее удовлетворение от полученной ими медицинской помощи (Burgoon J. et al., 1987). В том же исследовании было обнаружено, что пациенты, которые были удовлетворены общением с врачом, чаще сообщали, что они выполняют его указания.
На основании этих фактов можно сформулировать третье правило взаимодействия врача с пациентом: врачу необходимо выглядеть дружелюбным, заинтересованным и искренним по отношению к пациенту, подкреплять его приятными и желаемыми действиями (хвалить за выполнение рекомендаций, улыбаться и т. д.), а также проявлять уверенность в собственной компетенции.
Еще одной возможной причиной невыполнения назначений может быть то, что врачу не удалось добиться понимания пациента данных ему рекомендаций. Больной может не понимать медицинский жаргон или указания врача, когда они неясно (пространно, нечетко и т. п.) сформулированы или даются в спешке. В конце концов, больной может элементарно забыть, что объяснил ему врач. Поэтому врачу необходимо добиться, чтобы пациент понял выданные ему рекомендации: нельзя использовать специальную медицинскую терминологию, следует говорить на языке больного, использовать понятные ему термины, ясно формулировать и повторять рекомендации, предоставлять их в письменном виде, давать информацию о динамике состояния больного.
Как убеждать пациента принимать лекарства?
В отношении сотрудничества с врачом особую сложность представляют люди, страдающие гипертонической болезнью. Это обусловлено тем, что большую часть времени они не ощущают своего повышенного кровяного давления и соответственно не видят смысла в приеме лекарства, а препараты принимают только в периоды гипертонических кризов. Неприемлемой для многих кажется идея пожизненного приема антигипертензивных средств.
Чтобы убедить этих пациентов принимать необходимые медикаменты, можно использовать следующие психологические приемы:
1. Применение «пугающих призывов». В соответствии с теорией «защитной мотивации» (Rogers R., 1983) пациенты предпринимают действия, направленные на лечение и профилактику, если верят, что угроза болезни реальная и серьезная, что они, с одной стороны, не защищены от нее, а с другой – что с помощью лечения этой угрозы можно эффективно избежать, а также что у них есть внутренняя способность и возможность вести себя правильно. На деле этот прием может звучать следующим образом:
2. Формулировка побуждающих высказываний в «терминах потерь, а не приобретений». Например, вместо того чтобы сказать: «Принимая препарат, Вы продлеваете себе жизнь на 10 лет» – лучше сказать: «Не принимая лекарство, Вы можете потерять 10 лет жизни».
3. Обесценивание отговорок пациентов, которые они приводят, чтобы оправдать нарушение указаний врача (Reed H.B., Janis I.L., 1974). Обычно больные оправдываются «забывчивостью», тем, «что нет времени купить лекарство», или тем, что они «поправятся и без лекарств». В такой ситуации доктор может сказать примерно следующее:
4. Получение врачом обещаний со стороны пациента или заключение с ним «договора о поведении». Даже такая простая вещь, как получение от пациента простого словесного обещания («да, я буду принимать таблетки»), перед тем как он уйдет из кабинета врача, может способствовать оказанию дополнительного психологического давления, достаточного для того, чтобы пациент выполнил рекомендации. В случае длительного лечения врач даже может попросить пациента подписать «соглашение о поведении», в котором последний обязуется вести себя в соответствии с полученными им медицинскими рекомендациями (Nelson Z.P., Mowry D.D., 1976).
5. Формирование системы социальной поддержки. В исследовании Р. Каплана и его сотрудников (Caplan R.D. et al., 1976) было показано, что одним из оптимальных способов заставить пациента с гипертонической болезнью придерживаться назначенного ему лечения является поддержка и давление со стороны супруга. Другими словами, врач должен просить родственников пациента напоминать больному о приеме лекарств, хвалить его за соблюдение режима и стыдить за нарушения.
Рассмотрим возможный ход разъяснений, предпринимаемых врачом при назначении больному антигипертензивного препарата, на примере беседы с 50-летним пациентом, страдающим гипертонической болезнью и стенокардией напряжения, ранее не лечившимся и не считающим нужным это делать.
После выяснения состояния больного врач в понятных и доступных для пациента терминах описывает имеющиеся у него симптомы гипертонической болезни и стенокардии. Далее специалист предупреждает, насколько опасно оставлять данное состояние без лечения и к каким серьезным осложнениям это может привести. Врач подчеркивает, что при должном лечении состояние пациента обязательно придет в норму. И только после этого врач рассказывает пациенту о механизме действия препарата:
«В настоящий момент Вы страдаете повышенным артериальным давлением и стенокардией. Отчего повышается артериальное давление? Прежде всего от сужения сосудов, по которым течет кровь к органам: сужение просвета сосудов приводит к увеличению давления на сосудистую стенку, это и есть гипертония. Боли в сердце также связаны с сужением сосудов, которые его кровоснабжают, обеспечивая кислородом и питательными веществами сердечную мышцу. Когда эти сосуды сжимаются, сердце болью сообщает о том, что это питание недостаточно. Получается, что наша главная задача расширить сосуды, а с ней может прекрасно справиться современный и эффективный препарат “…” (название препарата). Для лечения гипертонии и стенокардии он подходит наилучшим образом.
Он расширит до необходимого состояния сосуды по всему Вашему организму, а это приведет к общему снижению артериального давления. Если же снизится общее артериальное давление, то сердцу сразу же станет легче работать, поскольку ему не придется себя утруждать, проталкивая кровь по спазмированным сосудам. Таким образом само Ваше сердце будет нуждаться в меньшем количестве кислорода и питательных веществ, а значит, и реже будет болеть. С другой стороны, это лекарство расширит сосуды и в самом сердце, а потому сердечная мышца не будет сидеть на голодном пайке и не будет стариться раньше времени.
Если же артериальное давление не снижать, то стенки сосудов постепенно придут в негодность, на них станет оседать холестерин, будут формироваться холестериновые бляшки, что приведет к еще большему сужению сосудов, еще большему увеличению артериального давления и еще большей нагрузке на сердце. Все это может кончиться инфарктом или инсультом! Организм станет напоминать здание, где система водоснабжения не ремонтировалась уже неизвестно сколько лет: воды в кране нет, а трубы вот-вот лопнут. Поэтому если Вы не будете регулярно, в соответствии с моими назначениями, принимать это лекарство, то потеряете 10, а то и 15 лет жизни!
Что говорить больному про конкретный препарат?
После того как у врача появляется уверенность в том, что пациент будет выполнять рекомендации, необходимо обговорить назначение конкретных препаратов. Схему беседы с больным можно разобрать на примере препаратов лизиноприл и эналаприл.
Назначая препарат, врач должен осветить следующие моменты.
1. Цель применения препарата.
2. Механизм действия препарата.
3. Преимущества данного препарата.
При назначении тучным больным или людям, страдающим сахарным диабетом,
В отношении эналаприла можно сказать:
4. Режим и длительность приема.
5. Противопоказания. В случае
6. Возможные побочные эффекты. Очень часто пациент, прочитав о побочных эффектах того или иного препарата в аннотации к нему, решает, что их возникновение обязательно, заранее пугается и не принимает препарат. Этот момент можно объяснить так:
Возможна и другая ситуация, когда, начав прием лекарства и столкнувшись с незначительными осложнениями, будучи не готовым к ним, больной пугается и прекращает лечение. Поэтому о некоторых осложнениях больного лучше предупредить заранее:
Заключение
В настоящем пособии, адресованном врачам-кардиологам, были освещены три основные позиции, важные для непосредственной практической деятельности специалистов в области сердечно-сосудистой патологии, а именно:
· суть психосоматической проблемы, а также роль психического фактора в возникновении, развитии и симптомообразовании некоторых наиболее часто встречающихся сердечно-сосудистых заболеваний;
· специфика психических расстройств, встречающихся в практике врача-кардиолога под маской тех или иных сердечно-сосудистых заболеваний;
· наконец, особенности психологических и психопатологических реакций больных с той или иной сердечно-сосудистой патологией, а также возможные средства предотвращения или купирования данных состояний.
Вопросы, которые обсуждались в настоящей работе, сложны и имеют множество аспектов, однако это не значит, что можно их игнорировать. Возможности врача-кардиолога в работе с психическими расстройствами, конечно, ограничены, а потому такие пациенты должны быть вверены в руки соответствующих специалистов.
Именно поэтому так важна роль врачей-психотерапевтов и медицинских психологов – в общесоматической сети. Однако фактическая обеспеченность профессиональными кадрами психотерапевтической службы крайне мала, поскольку, с одной стороны, сама эта специальность в России только встает пока на ноги, с другой стороны, врачи непсихиатрических специальностей еще не осознали той роли и того места, которое врач-психотерапевт занимает в общесоматической практике. Впрочем, решение этих проблем может быть только сочетанным, обоюдонаправленным, именно поэтому так высока роль самих врачей-кардиологов в освоении базовых положений психосоматической концепции.
В конечном итоге знание психологии кардиологического больного, умение дифференцировать психические расстройства, встречающиеся в кардиологической практике, наконец, наличие у врача навыков взаимодействия с соматическим больным, а также возможных психопрофилактических и психокоррекционных воздействий и определяют подлинный профессионализм врача. В условиях все большей коммерциализации здравоохранения, с одной стороны, и необычайного разгула псевдонаучных школ и направлений (экстрасенсорики, парапсихологии и т. п.) – с другой, умения и навыки врача взаимодействовать с больным становятся вопросом не просто профессионализма и банальной деонтологической этики, а подлинной роли и места врача в обществе, его собственного статуса и достатка.
По ту сторону вегетососудистой дистонии
Введение
Эти больные слишком хорошо узнаваемы врачами. В отличие от большинства прочих данные пациенты не уклоняются от внимания медицинских работников, а, напротив, настойчиво требуют оказать им всестороннюю медицинскую помощь; они не саботируют лечение, как многие другие больные, а, напротив, изрядно его усиливают и многообразят; они любят обследования и исследования, готовы консультироваться у всех подряд и до бесконечности; они неудержимо убеждают врачей в том, что тяжело больны. И хотя сами врачи, не имея никаких оснований согласиться с подобной оценкой ситуации, думают иначе, они зачастую не в силах отказать данной категории пациентов в диагнозе. Название этого диагноза – вегетососудистая (нейроциркуляторная) дистония.
В том, что это действительно соматическая, а не какая-то иная патология, многие из практикующих врачей весьма, надо признать, резонно сомневаются. Смущает молодой или относительно молодой возраст этих пациентов, претендующих на статус «сердечного больного», отсутствие каких-либо более-менее значимых объективных признаков соматического страдания и главное – странное для «больного» человека поведение. Тут смущение специалиста перерастает все мыслимые и немыслимые пределы. Жалобы напоминают праздничный фейерверк, льются словно из рога изобилия – они многочисленны, образны, полисистемны, причудливы, причем каждый из симптомов беспокоит пациента чрезвычайно, тогда как любой другой больной, возможно, не обратил бы на него никакого внимания.
Во время приступов «болезни» эти пациенты ведут себя удивительным образом: буквально «умирая» в какой уже раз от очередного «сердечного приступа», они могут носиться как угорелые по квартире, а то и по городу – или в ожидании, или в поисках медицинской помощи. В этом сумасшествии они готовы задействовать всех – начиная от родственников и врачей, заканчивая собственными малолетними детьми или случайными прохожими. Наконец, когда удовлетворенный отрицательными результатами исследований врач сообщает такому пациенту о его полном и безоговорочном здоровье, тот, вместо того чтобы воскликнуть: «Господи, какое счастье! Я здоров! Спасибо, доктор!» – бросается на врача с обвинениями в непрофессионализме, черствости и нарушении каких-то только одному ему известных пунктов клятвы Гиппократа.
Эти больные, как правило, осведомлены в медицинских вопросах донельзя, перечитали уйму справочников, руководств и других специальных изданий (именно благодаря этим больным многие врачи уверены, что самый вредный из журналов – это журнал «Здоровье»). Они буквально жонглируют медицинской терминологией, знают все наперед, всего боятся и всего этого, кажется, иногда жаждут, не отдавая, правда, себе в этом отчета. При своей внешней – исключительной подчас – открытости они весьма скрытны: если их попросить рассказать о своей болезни, то на изложение даже сотой ее части уйдет как минимум час. Врачу остается только удивляться: как можно запомнить все эти подробности и нюансы?! Однако какой-то совершенно простой вопрос (например: «Через какое время после приема нитроглицерина вы ощущаете эффект?») способен поставить этих пациентов в настоящий тупик.
У этих больных на руках непременно с десяток (а то и не один!) разнообразных заключений, справок, результатов анализов и исследований, которые, как они утверждают, или «непонятны», или «были сделаны как раз тогда, когда состояние нормализовалось», или со «значительными нарушениями техники исследования». Может статься, они скажут врачу, что «забыли», «оставили дома» эти свои медицинские документы. Впрочем, подобные ссылки на забывчивость в ряде случаев есть простое нежелание больных демонстрировать своему очередному врачу заключения прежних докторов о своем отменном здоровье.
В том, что они больны, причем больны серьезно, эти пациенты никогда не сомневаются, сомневаться, по их мнению, можно в чем угодно, только не в этом. Болезнь – «тяжелая», «неизлечимая», «страшная» и «смертельная» – наличествует, оспаривать этот факт бессмысленно и абсурдно. Именно поэтому под рукой всегда должен быть телефон (для экстренного вызова «Скорой помощи»), а также целый перечень препаратов, из которых наиболее эффективны и любимы корвалол, валокордин, валидол и – у тех, что поопытнее, – феназепам. Каким образом фенобарбитал, изоварериановая кислота или бензодиазепиновый препарат оказывают столь сильную и незаменимую помощь сердцу и артериальному давлению, неизвестно, но этих больных данный вопрос почему-то не смущает – «сердечные препараты», и все на этом!
Многие из этих пациентов не решаются выйти на улицу без такого рода лекарственных средств, а также вне сопровождения родственников или знакомых. Особенно тяжело им присутствовать в общественных местах – магазинах, государственных учреждениях, даже в театрах или музеях. Иногда страх смерти у них так велик, что они годами находятся в состоянии панического ожидания «скорого конца», превращаясь в настоящих инвалидов, – при этом на фоне такого здоровья кажется, что им бы мог позавидовать отряд космонавтов.
Наконец, ничто так не помогает этим больным, как внимательное отношение врача. Зачастую приятная беседа со специалистом (хотя бы и по телефону) оказывается в отношении этих больных куда более эффективной с терапевтической точки зрения, нежели любые, самые современные лекарственные препараты. Удивительно, но само появление врача способно купировать «тяжелейший сердечный приступ», когда больные «места себе не находили», «почти умерли», «не знали, как и дождутся». Столь же целительный эффект оказывает сам факт госпитализации или назначения какого-то «ультрасовременного», желательно «травяного» препарата.
Впрочем, эффект этот, как правило, непродолжителен, поскольку им – больным вегетососудистой (нейроциркуляторной) дистонией – «ничего не помогает». Они снова начнут ждать очередного ухудшения, готовиться к нему и страдать. Причем, если заболевание с терапевтической точки зрения не стоит и выеденного яйца, страдание этих пациентов подлинное и мучительное. Ф.М. Достоевского, приговоренного в молодости к смертной казни за связь его с петрашевцами, как известно, в самый последний момент избавили от этой участи, однако страх, пережитый великим русским писателем, был подлинным. Настолько же реально и страдание, и ужас больных вегетососудистой (нейроциркуляторной) дистонией, хотя, конечно, кого-кого, а их-то природа помиловала…
Если есть какое-то органическое поражение, то оно, во-первых, должно сообщать о себе определенным специфическим перечнем симптомов и синдромов, складывающимся в единую «картину болезни»; во-вторых, его можно выявить с помощью специальных методов исследования; в-третьих, в отношении него уже должны были быть созданы эффективные средства лечения. У больных с так называемой вегетососудистой (нейроциркуляторной) дистонией нет ни первого, ни второго, ни третьего. Однако у них есть аффект, причем выраженный, достигающий зачастую степени «панических атак», имеются личностные особенности, всю тяжесть которых принуждены ощутить на себе их врачи, а также – но эта часть уже покрыта завесою тайны – своеобразное «невротическое ядро», то есть основание данной псевдосоматической болезни, составляющее основной двигатель всего этого неутомимого человеческого существа.
Как правило, больные, о которых идет речь, пролечились уже у всех возможных врачей – кардиологов, пульмонологов, невропатологов, эндокринологов, даже у остеопатов, а также побывали у экстрасенсов, целителей и колдунов в пятом поколении. Последние, кстати сказать, оказывают таким больным, как это ни парадоксально, наиболее эффективную помощь. Впрочем, у кого не были эти больные – так это у психиатра, а заставить их обратиться «по адресу» у врачей то ли духу, то ли возможности, то ли компетенции оказывается недостаточно. Строго говоря, этим пациентам к психиатру и не нужно, их врач – психотерапевт. Однако специалист это настолько редкий, что направить к нему и затруднительно, и боязно, поскольку «что» он и «кто» он, а главное, «как» и «зачем» он – неизвестно практически некому.
Что ж, заявленная тема, безусловно, актуальна: врачи мучаются, пациенты страдают, а что делать – никому не известно. Потому в задачах настоящей работы – прояснение сути заболевания, которое носит пресловутое название «вегетососудистая (нейроциркуляторная) дистония», а также представление возможностей и способов ее эффективного лечения. Что такое психотерапия пациентов с вегетососудистой (нейроциркуляторной) дистонией и что такое корректное психофармакологическое воздействие в случае этого заболевания – вещи исключительно важные для любого врача, практикующего на необъятных российских просторах.
Часть первая
Проблемы определения
Положение
Впрочем, не имеет, наверное, большого значения то, какое название мы подыскиваем для того или иного болезненного феномена, главное – определиться с тактикой его лечения. Однако как определишься, если даже определение этого заболевания представляется столь неопределенным? Памятуя и перефразируя хрестоматийное выражение о судьях, так и хочется воскликнуть: «А доктор – кто?!» Видимо, только ответив на этот вопрос, мы сможем понять и сущность этой болезни, и возможности ее лечения. Но начнем с определений, с устранения существующих казусов номенклатуры и – небольшой исторической справки.