Очаровательные глазки. Обрученная со смертью

Василий снова ей пригрозил, и Шанита торопливо призналась, что его возлюбленная посетила табачную лавку совсем недавно.

— Ты сказала, что направила ее по ложному следу… Что ты имела в виду? — спросил Василий, стремительно одеваясь.

— Я сказала ей, что нужно вернуться туда, где начало беды, — произнесла едва слышно Шанита, наблюдая, как мужчина торопится исчезнуть из ее жизни. — Но я зря ее обнадежила! Выхода из этого кошмара нет!

— Это мы еще посмотрим! — бросил Василий и, не оглядываясь, торопливо направился к выходу. Он не мог больше оставаться возле Шаниты, чувствуя отвращение к этой женщине, и ругал себя за то, что был слепцом. Молодой мужчина принял решение во что бы то ни стало вернуть Акулину в свою жизнь. Необходимо было понять, куда она направилась после разговора с цыганкой. «Возможно, вернулась снова к доктору! Или послушав бредни гадалки, поспешила в склеп», — размышлял Василий, решив начать поиски с больницы.

Глава 20

Все возвращается на круги своя

Василий долгое время стоял на крыльце, кутаясь в легкое пальто, совсем непригодное для зимы. Андрея Кирилловича ждали в больнице не раньше восьми часов, но в это утро пунктуальный доктор опаздывал, что казалось подозрительным сотрудникам медицинского учреждения.

— Он себе никогда такого не позволял, — проскрипела медсестра настолько преклонного возраста, что Василию в голову пришли забавные мысли: «Она наверняка видела войну двенадцатого года».

Подъехала пролетка, из нее вышел небритый человек, еще не протрезвевший после «праздника» накануне. Увидев Василия, мужчина рассмеялся, произнеся:

— Только вашей «братской» рожи мне и не хватало для полного счастья! Вы пришли за ней? Ее здесь нет! Она сбежала и оставила письмо. Уверяю вас, оно вам понравится!

Андрей Кириллович достал из кармана смятый лист бумаги и отдал его стоящему напротив и ничего не понимающему человеку, когда-то притворяющемуся братом Акулины. После этого доктор поклонился, будто закончил концертный номер и, слегка пошатываясь, направился в больницу. Оставшись наедине с письмом посреди улицы, молодой мужчина некоторое время смотрел на бумагу, почему-то не решаясь ее развернуть. Он боялся найти между строк что-то безнадежное, лишающее всяческой надежды на счастливое будущее рядом с прекрасной Акулиной. Спустя четверть часа он сидел за столом в чайной, находившейся неподалеку от заведения, лечащего от всех болезней, кроме душевных. Утром посетителей было немного, несколько возниц отогревались горячим чаем. Василий забрался в угол и, отказавшись от услуг полового, поспешно развернул письмо.

«Андрей Кириллович, я должна извиниться перед вами! Временно помутнение рассудка сбило меня с истинного пути. То, что произошло между нами ночью, я вспоминаю со стыдом и отвращением, потому что должна вас заверить: я не принадлежала сама себе! Я благодарю вас от всего сердца за то, что вы прогнали меня прочь, после того, как сделали непристойное предложение стать вашей преданной содержанкой, а точнее любовницей — унизительней участи я и представить себе не могу. Вы оттолкнули меня, и я долго шла по скользкому льду в поисках истины, пока он не проломился подо мной. Оказавшись в водовороте неприятных событий, я захлебнулась отчаянием и решила подвести черту под своим никчемным существованием. Вы, видимо, решили, что падение с моста как-то связано с вами, но я вас разочарую: нет, вы тут совсем не причем. Теперь, когда мои драгоценные воспоминания снова со мной, я чувствую безграничную любовь к единственному в моей жизни мужчине, без которого я жить не в состоянии. Раз уж Богу было угодно оставить меня на земле и вернуть мне те чудесные моменты, связанные с милым сердцу человеком, я, наконец, осознаю, куда мне двигаться и знаю, где окончится мой путь. Вы желали моего прощения — оно у вас есть. Берегите себя».

Василий прочитал письмо несколько раз.

— Благодаря этим строчкам ты так близко и так далеко, — прошептал он, разглядывая быстрый, но аккуратный почерк. — Где же кончается твой путь, милая моя? Куда мне бежать, ехать, мчаться, чтобы вновь увидеть тебя?!

— Вам принести чай? Или кофе? — недовольно поинтересовался половой. Хозяин ругал сотрудников, если кто-то из посетителей занимал пустой стол, ничего при этом не заказывая.

— Я уже ухожу! — пробурчал Василий, аккуратно свернув письмо и запрятав в потайной карман, где у него хранилось немного денег и документы. Он резко встал и воскликнул на весь зал, глядя на возниц: — Мне нужно на вокзал!

Прокручивая в голове разговор с Шанитой, молодой мужчина пришел к выводу, что его возлюбленная благодаря восстановленным событиям минувших дней, могла отправиться в склеп к мертвой «рубиновой невесте». Именно с того случая в их судьбе все пошло под откос. Он вспомнил, как Акулина умоляла его остановиться и, отказавшись от «темных делишек», начать новую жизнь, наполненную обыденными человеческими радостями, которыми в прежние времена самовлюбленный мужчина пренебрегал, и, лишь оставшись в одиночестве, Василий понял, насколько бесценна истинная любовь. Он верил, что не все потеряно, и их воссоединение с Акулиной неминуемо, потому как пока бьется ее сердце, у него есть смысл существования.

В окнах гас тусклый свет от керосинок — маленькая деревня готовилась ко сну. За годы отсутствия Акулины в ней мало что изменилось: кое-кто обновил ворота, появились дополнительные пристройки для скота возле некоторых изб, но серьезных новшеств она не заметила. Молодая женщина пробиралась к отчему дому, словно воровка — бесшумно, стараясь не привлечь внимания и молясь, чтобы не встретить никого из знакомых.

— Ты ли это, подруга моя?! — настороженный голос Насти, заставил молодую женщину вздрогнуть. — Неужто возвратилась?

Перед Акулиной появилась круглолицая баба с коромыслом и пустыми ведрами, в ней с трудом узнавалась прежняя молодая девица, собравшаяся когда-то замуж за самого красивого парня в деревне — Мишку.

— А мы-то тебя схоронили еще тогда! — задорно произнесла Настя, с любопытством разглядывая почти не изменившуюся приятельницу, которую когда-то бросила в яме на верную смерть. — Похороны, слезы, поминки…

— Приятно слышать, — холодно откликнулась Акулина и, глядя в конец улицы, торопливо добавила: — Я не могу сейчас говорить, мне нужно…

— Изба пустует, — перебила жительница деревеньки. — Отец твой умер еще прошлым летом. Схоронили подле мамки вашей. И подле тебя…

Сердце Акулины сжалось от тоски. Вдруг ей показалось, что теперь она по-настоящему мертва. «Кто-то должен лечь в гроб? — вопрос в своих мыслях она адресовала цыганке. — Зачем? Я уже там!».

Отчий дом напоминал старого ссутулившегося старичка, всеми брошенного и позабытого. Ставни были закрыты, двери плотно заперты. Вихрем кружились в голове молодой женщины картинки из детства, где ее дни были наполнены заботой о несчастном отце.

— Не протопить тебе печку в заброшенной хате! Да еще и ночью! Айда к нам, — мягко произнесла Настя, которая никак не отставала от расчувствовавшейся Акулины. — Не вороти от меня нос! Что было — то было! Ведь неизвестно кто из нас получил от жизни больше!

— Но похоронили в результате не тебя…

Анастасия с шестью детьми жила в большом доме умерших родителей. При входе в избу взгляд невольно падал на красный угол. Над обеденным столом висела божница, которой привычно поклонилась Настя, а следом и Акулина.

— Митька, брысь с печи! Тетеньку положим в тепло место! — скомандовала строгим голосом мать, и семилетний парнишка недовольно слез с облюбованного местечка.

— Мне только ночь скоротать, а утром я вернусь в свой дом! — обеспокоилась смущенная гостья.

— Не спорь, Акулинка, я твой кашель за версту услышала. Гавканье — будто собака голодная с цепи рвалась!

Здоровье недавней утопленницы было слабое, купание в ледяной воде серьезно навредило организму. До своей деревни Акулина добралась с огромным трудом, боялась не добраться и умереть по пути. Настя заставила ее выпить горячего молока с краюшкой хлеба и загнала на самое теплое место — печь, дабы та «прогрела косточки».

— К утру будешь как новенькая! — приободрила ее мать семейства и ушла в свою спальню.

Изба у Насти была в несколько комнат — самая большая в деревне, да еще и с трубой. В остальных постройках печи топили «по-черному», дым уходил в маленькое окошко под потолком, со временем стены внутри коптились, и стоял стойкий запах гари.

Для детей была целая комнатка, отдельная от родительской спальни и помещения, где находилась печь и длинный стол. Акулина заснула сразу же, как только ее голова соприкоснулась с огромной перьевой подушкой. Утром ее не смогли разбудить горластые петухи, но громкий выкрик «Акулинка» поднял в считанные секунды. Сидящие за столом дети, увидев перепугавшуюся спросонья гостью, рассмеялись. Оказалось, что самая младшая четырехлетняя дочь тоже была Акулиной, и строгий материнский рык предназначался именно ей, это дитя было неспокойное, и с трудом засиживалась на одном месте.

— Садись, давай, за стол. Мои ребята уже поели, — произнесла Настя, глядя на подругу, а после скомандовала детям: — Марш во двор! Дел невпроворот. Егорка, Николашка, Митька — за дровами. Машка, Акулинку одень, пусть помогает вам с Марфой!

Ребятня бросилась в свою комнатку на сборы, а Настя торопливо убрала лишнюю посуду, оставив только деревянную плошку для гостьи. Акулина умыла лицо у рукомойника и поспешила к столу. Чувствовала она себя намного лучше и впервые за несколько дней ощущала голод. Ей оставили вареное яичко и кашу, которые были съедены с огромным удовольствием.

— А Мишка где? — поинтересовалась Акулина, вспоминая первого красавца на деревне.

— Соскучилась? — усмехнулась Настя, затем помрачнела и уныло произнесла: — Мишка… шесть детей нажили, а ни одного слова ласкового после свадьбы от него не слышала. Отцу все в ноги кланялся. Работать не хотел, только дурака валял. Помер он… Прошлым летом, сразу апосля отца твоего.

— Отчего твой муж умер?

— Напился, да шею себе свернул. Прибрал Бог лентяя!

— И… как ты одна справляешься?

— Почему ж одна?! У меня вон — шестеро помощников! Родители умерли, так все наследство поделили. Братья-сестры разъехались кто куда, а я тут осталась… Вроде как где родился, там и пригодился.

— Твой старший сын очень похож на Мишку.

— Егорка! Ему тринадцать. Одно радует: не лентяй, как отец.

— Тринадцать, — выдохнула Акулина, удивившись, какая это большая цифра. На год больше прошло с того момента, как они с Настей угодили в яму и с ее похорон.

— Я все время рассказываю детям, про мою подругу, которая мечтала выйти замуж за барина и все время ждала, пока он приедет за ней. Ты помнишь?

— Вся деревня потешалась надо мной.

— Но где ты была все это время? — любопытствовала Настя, подсев поближе.

— Я путешествовала. Ездила по разным… местам. Бывала в разных… домах. Жила в Петербурге.

— В Петербурге? Ух ты! — восхитилась Настя, и, понизив тон, уточнила: — А царя видела?

Акулина отрицательно покачала головой, чем разочаровала свою подругу. Путешественница замешкалась, придумывая новую тему для дружеской беседы, ей не хотелось больше отвечать на вопросы о прошлом.

— Одна из твоих дочерей Акулина? — уточнила гостья, просияв.

— Да, — безрадостно произнесла Настя. — Мишка ее так назвал. Больше всех ее и любил. Все с ней возился, пока не помер.

Акулина понимала подстрочник этих слов и не желала продолжения разговора про Михаила. Она снова перевела тему, вспомнив времена, когда они были девчонками: походы на речку с купанием нагишом и сбор трав для приворотного зелья, которое оказалось бесполезным, споры по всяким глупостям и мечты поскорее повзрослеть…

Когда парение в облаках ностальгии закончилось, они снова окунулись в насущные дела. Настя нашла старый тулуп и пару валенок для подруги, дабы та не замерзла в разгар холодной зимы и направились с ней в дом ее родителей, чтобы сделать его хоть немного пригодным для жилья. Главной трудностью являлась печь, которую предстояло растопить, ведь огонь в ней не горел больше года. День обещал быть долгим, но с него начинался новый период в жизни Акулины. Все, о чем теперь она мечтала, — душевное спокойствие и отсутствие мыслей о Василии.

Глава 21

Все тайное становится явным

Возле склепа Василий простоял долго, не решаясь войти внутрь. Сердце отчаянно билось, молодой мужчина опасался, что его недавний сон станет явью, и он найдет в саркофаге тело Акулины, героически закрывшей своим хрупким телом пробоину-проклятье в корабле-судьбе. Пробравшись в гробницу, он зажег лампадку слева у входа и поторопился сдвинуть каменную крышку, которая словно приросла и никак не поддавалась.

— Бог в помощь! — проскрипел чей-то голос. От неожиданности Василий вскрикнул и со страхом посмотрел в сторону выхода из тесного неопрятного помещения, там стоял старик с керосинкой. Мошенник быстро сориентировался, предположив, что перед ним — вездесущий Степаныч, благодаря которому они несколько дней не могли встретиться с Акулиной, планируя хищение возле Кривого озера неподалеку, дабы обговорить план действий. Ограбление данного поместья было последним в длинном списке и в каком-то смысле роковым, поэтому детали восстановились в памяти без труда.

— А я смотрю к нашей невестушке гость! — иронизировал седобородый мужичок, поправив старую бобровую шапку и не новое чуть большеватое пальто с барского плеча. — Не удержалси, поспешил поздоровкаться!

Необходимо было срочно выкручиваться из столь неприятной ситуации, и Василий решил блефовать, он сложил руки на холодный камень и трагическим голосом произнес:

— Даже в этот скорбный момент возникает препятствие, и я не в состоянии выполнить последнюю волю моего отца, который слал своей матушке горячий привет и заверения в вечной сыновей любви.

— Ты чего это? — опешил Степаныч. — Какой еще матушке?!

— Я внук той женщины, что покоится в гробу. Мой отец перед смертью рассказал мне об ее скорбной участи, — произнес Василий, пряча глаза, будто боялся расплакаться, он снова обратился к саркофагу: — Вашего сына отдали на воспитание в хорошую семью и поверьте, свою жизнь он прожил достойно.

— Ты мели языком-то, да думай сперва! — воскликнул старик, отступив назад. Происходящее его пугало своей несуразностью.

— Я хотел бы взглянуть на нее! Помогите отодвинуть крышку, а после я все вам объясню!

Степаныч помешкал, после чего поставил керосинку наземь и кинулся на помощь. К счастью для Василия внутри каменного ложа Акулины не оказалось, голова невесты была на месте, а на груди красовалось рубиновое ожерелье.

— О, как она красива, — прошептал молодой мужчина, зачаровано глядя на зловещие рубины. Как они снова оказались на шее мертвой «родственницы» для него было загадкой, которую он намерен был разгадать. Степаныч смиренно ждал, пока странный посетитель гробницы попрощается с усопшей, а затем они задвинули плиту обратно. Василий не знал, что делать дальше, но ответ пришел сам собой.

— А ну, артист, айда-ка со мной к барину! — произнес старик, лукаво глядя на мужчину, достоверно изображающего печаль.

— Никифор Иванович еще жив? — уточнил Василий.

— Типун тебе на язык! Жив и здоров! Шагай за мной!

Хозяин поместья сидел в кабинете за столом.

В этой комнате он проводил большую часть времени. Как правило, читал или играл в шахматы с самим собой. Это было единственное место, в котором его жена почти не бывала. После смерти Анны Павловны ему везде было тоскливо, потому что каждый угол дома напоминал о ней. В дверь постучали, и с дозволения Никифора Ивановича вошел Степаныч, коротко он пояснил, что застал возле гроба невесты человека, уверяющего, что он является родственником усопшей.

— Ерунда какая! — проворчал пожилой мужчина, кутаясь в старый плед. — Родственник? Ты ему веришь?

— Я подозреваю, что это очередной воришка, пришедший за нашими камушками, — шепотом произнес старик. Двери были приоткрыты, поэтому Василий слышал их разговор и, не дожидаясь, пока его пригласят, он вошел, широко распахнув руки и улыбаясь.

— Дядя, — произнес мошенник, — как же я счастлив вас видеть в добром здравии.

Никифор Иванович недоверчиво всматривался в лицо, после чего попросил Степаныча постоять за дверью, пока он побеседует с невесть откуда взявшимся «племянником». Хозяин дома указал на кресло, стоящее напротив столика с шахматами, и предложил сыграть партию, к его великой радости Василию понравилась эта идея, и он охотно потер замерзшие руки, предвкушая нескучное времяпрепровождение.

— Мой отец учил меня этой игре, — многозначительно произнес молодой мужчина, устраивалась напротив соперника.

— Отец, который по невероятной случайности приходится мне братом? — не скрывая иронии, произнес Никифор Иванович, расставляя шахматные фигуры по местам.

— Как раз по вероятной случайности! — весело воскликнул Василий.

— Итак, поспешите объясниться.

Никифор Иванович предоставил право сделать ход гостю, после чего уставился на поле, где друг против друга стояли воинствующие черные и белые марионетки, обдумывая свой ход.

— Вам известна легенда об умершей сестрице вашей матушки, — констатировал Василий со знанием дела. — Ее изгнали, и она стала самоубийцей, но из печальной истории, которую знают все в округе, убрали одну важную деталь: у бедной, запутавшейся в сетях любви девушки, родился ребенок, которого отдали на воспитание добрым людям. Вы этого не могли знать, потому что в тот момент еще не родились, а после этот факт умалчивали, надеюсь, для всеобщего блага.

— И этот ребенок, о котором умолчали, конечно же, ваш отец! И получается, мне он приходится братом, так как наши матери были родными сестрами, — подытожил Никифор Иванович, сделав очередной ход.

— До недавнего времени я и не подозревал, что мы с вами состоим в родстве! — заметил как бы, между прочим, Василий, продолжая игру. Какое-то время они передвигали фигурки по полю молча. Незваный гость терпеливо ждал продолжения беседы.

— Почему именно вы пришли в мой дом, а не ваш отец? — любопытствовал Никифор Иванович.

— Мой батюшка скончался, — с печальным вздохом произнес молодой мужчина. — Человеком он был скромным и справедливым. Перед смертью рассказал о том, что поведали его приемные родители. Он попросил меня сделать для успокоения его души важную вещь — посетить гробницу, чтобы поклониться его матушке, то есть моей бабушке.

— Откуда мне знать, что вы говорите правду и не являетесь одним из тех пройдох, которые намереваются ограбить усопшую невесту? Около года назад, к примеру, какие-то варвары обезглавили вашу, позволю себе это произнести, бабушку…

— Какое кощунство! — выдохнул Василий, объявив «шах», чем разозлил Никифора Ивановича, не привыкшего к поражениям, ведь долгие годы он играл партии только сам с собой и, как следствие, никогда не проигрывал. — Вы, верно думаете, что я — деревенский дурень, верящий в россказни, связанные с фамильными драгоценностями в склепе?

Никифор Иванович сделал вид, что хотел по этому поводу что-то сказать и как бы невзначай смахнул несколько своих фигур с шахматного поля. Василий простил ему «случайную» оплошность, не заостряя внимания на столь хитром трюке не желающего проигрывать соперника по шахматам.

— Что ж, вы не глупы, молодой человек. Не окажете ли мне честь отужинать со мной сегодня?

— С огромнейшим удовольствием, Никифор Иванович. Мне приятна ваша компания, — лукавил новоявленный «родственник». — Есть ли поблизости какая-нибудь гостиница?

— Зачем вам гостиница?

— Я бы остановился там на ночь.

— Неужели вы думаете, что я вас отпущу, не выспросив все подробности нашего родства?

Хозяин дома позвал Степаныча и повелел поселить визитера в гостевой комнате, чтобы он мог немного отдохнуть перед ужином, который следовало бы в этот вечер накрыть в столовой на две персоны. Появление этого незнакомца было дуновением свежего ветра в доме, который медленно, но верно превращался в склеп. Впервые за много месяцев Никифор Иванович почувствовал к чему-то интерес.

Василию не давала покоя мысль о рубиновом колье, возвращенном невесте. Возможно, Акулина побывала в склепе и вернула украшение невесте, невероятным образом найденное в огромном Петербурге, ведь эти фальшивые побрякушки были проданы лично им за разумную цену. Гость поместья надеялся разузнать у хозяина за ужином какую-либо полезную информацию.

Степаныч повел гостя на второй этаж, где в самом конце коридора находились апартаменты для гостей. Комната была просторной, но неуютной, казалось, в нее никто не заходил много лет с большой кроватью, занимающей почти все пространство.

— У нас давненько не бывало чужих, — откликнулся на мысли Василия старик.

— Я могу немного проветрить? Здесь пахнет затхлостью, — произнес гость, заметив толстый слой пыли на деревянной спинке кровати.

Степаныч проследил за внимательным взглядом новоявленного «племянника», хозяина и торопливо добавил, что пришлет бестолковую девицу Марью и она приведет все в надлежащий вид за считанные минуты, а также постелет свежее белье.