Андрей Кириллович пришел ближе к ночи. Акулина радостно выскочила в коридор, как маленькая обезьянка, в этот раз надев платье и распустив волосы. Мужчина даже не улыбнулся, глядя на нее, он пригласил ее в столовую, где зажег свечи для освещения и попросил ее присесть. Некоторое время доктор молчал, потом заговорил медленно и осторожно, не поднимая глаз на сидящую напротив женщину:
— О том, что произошло ночью, — это было чудесно, должен заметить, — я сегодня думал весь день, Акулина, о нас… и пришел к выводу, что легкодоступная женщина не может стать надежной спутницей жизни…
— Легкодоступная? — встрепенулась Акулина. — Обо мне ли вы говорите, Андрюшенька?
— Именно о вас! Как вы могли допустить то, что произошло между нами?
— Я думала, мы сблизились! Обвенчались душами…
— Это дает нелестные характеристики и подтверждает мои догадки, что мы слишком разные! Я не могу знать, со сколькими мужчинами вы вот так вот сближались…
— Только с одним человеком…
— В каком-то смысле и этого слишком много! — посетовал мужчина.
«Ждали обозу, а дождались навозу», — промелькнуло в голове Акулины, и она горько усмехнулась. Ее мечта обрести нормальное женское счастье подле человека, который ей стал дороже и ближе всех, обратилась в прах. То, что молодая женщина услышала в следующее мгновение из уст прагматичного доктора, ввело ее в некоторое замешательство.
— Я сниму вам жилье неподалеку, и вы сможете иногда приходить ко мне, — произнес он. — Жалованье у меня небольшое, поэтому придется ограничиться комнатой. Кое-какие деньги я смогу давать вам на пропитание. С Лидией — моей помощницей — вы знакомы, ее и попрошу подыскать что-нибудь приличное.
— Вы меня стесняетесь? — выдохнула Акулина и из ее глаз потекли слезы.
— Дело совсем не в этом, — солгал мужчина. — Просто я должен быть предан своей жене…
— Я поняла вас. Не надо больше ничего придумывать. Могу я провести ночь на вашей кушетке? Клянусь, утром я исчезну из вашей жизни навсегда.
— Христом Богом заклинаю вас, что не стоит принимать все так близко к сердцу, — взмолился Андрей Кириллович. — Как бы мы нежно не относились друг к другу, люди никогда не поймут нашу с вами связь, Акулина.
— Так вы живете для людей, а не для себя? И готовы отказаться от совместного счастливого будущего только потому, что кто-то что-то подумает о вас или скажет?
На этот вопрос мужчина не ответил, виновато опустив голову, и лишь пожал плечами. Он позволил молодой несчастной женщине, чье сердце было разбито на тысячу мелких кусочков, остаться до утра.
Акулина снова была на краю перед страшной бездной — неизвестностью. Она чувствовала, как сжимается сердце от боли и горечи и совершенно не могла представить, как жить дальше без доктора, отнявшего у нее надежду на любовь. Ей необходимо было вернуться в жизнь Василия и придумать убедительные тексты для бывшего любовника, воспоминания о котором были стерты. Она понимала, что придется использовать его и возможно даже притворяться, но иного выхода она не находила. С Андреем Кирилловичем молодая женщина не прощалась. Встав рано утром, она торопливо оделась и поспешила уйти прочь.
Акулина долго бродила в поисках знакомой улицы, пока не повернула в нужном направлении. Рабочий район давно не спал, поток хмурых людей спешил к фабрике. Она медленно шла по узкой узнаваемой улочке мимо аптеки, булочной и новой открывшейся сапожной лавки, далее был небольшой табачный магазинчик с вычищенным прозрачным стеклом, сквозь которое были видны все товары на прилавках. Акулина заметила небольшой саквояж, который показался ей знакомым. Молодая женщина дернула за ручку, но лавка была закрыта.
Вдруг кто-то воскликнул: «Посторонись!», она быстро обернулась и увидела траурную процессию, начинавшую свой скорбный путь от похоронного бюро. Издалека было заметно, что похороны были весьма скромные: кляча без попоны, а за дрогами без балдахина шли немногочисленные провожающие. Когда шествие сравнялось с табачной лавкой, Акулина ужаснулась, увидев в гробу немолодую женщину в подвенечном платье. По коже пошел мороз и перед глазами напуганной зрительницы появилась другая картина: старая темная гробница с истлевшей невестой. Вдруг дуновение ветра донесло до нее чей-то шепот, женский голос отдавал приказ искать склеп и принести жертву, чтобы прогнать проклятие.
— Кто-то должен лечь в гроб! — выкрикнула Акулина вслед процессии, чем обратила на себя внимание. Испугавшись собственной бурной реакции, девица поспешно проследовала к переулку, в котором находилась квартира Василия. Она торопливо поднялась на второй этаж. Дверь была заперта, а на громкий стук вышла соседка из квартиры напротив — супруга портного Семена.
— Не живет тут больше Василий! — грубо произнесла она, даже не поздоровавшись.
— А куда он переехал?
— Мне откуда знать? Мне он не докладывается! — недовольно пожала плечами женщина и гаркнула напоследок: — Нечо тут шастать! Распутничай в других местах, а у меня дети малые растут!
Акулина спускалась по лестнице, потерянная и уставшая. Она не имела никакого представления, как и где жить дальше и зачем-то вспомнила про самоубийцу Катерину — отчаявшуюся жену Андрея Кирилловича. Она снова бродила по улицам до позднего вечера, пока не выбилась из сил и не оказалась на свалке за городскими бойнями. Это было смердящее зловонное место для отходов, которое в народе прозвали «горячим полем».
— Эй, ты, мамзелька! — прохрипел кто-то. Акулина вздрогнула и увидела, как от разлагающейся дымящей кучи отделилась тень, и через мгновение перед ней вырос здоровяк, которого в Петербурге знали, как Хлебное рыло — он был очень некрасив и из всех блюд признавал лишь выпечку. Оценив небогатый, но добротный наряд девицы, он потребовал отдать ему пальто, за которое можно было выручить немного денег на еду.
— Но на улице холодно! — взмолилась Акулина, чем не разжалобила бандита.
— Сымай, кому говорят! — гаркнул он и после того, как заполучил кусок драпа, исчез так же внезапно, как и появился.
Вдалеке слышались голоса, мерзнущая девица побрела на звук, дрожа от холода на пронизывающем осеннем ветру и закашливаясь от задымления. Посреди мусорного поля стояла ночлежка — наспех сделанное невысокие здание, где бродяги и нищие получали спальное место на нарах с подстилкой и сенной подушкой. Для женщин было отдельное помещение, но чтобы туда попасть необходимо было внести оплату — пять копеек, коих у Акулины не было. У входа ей преградила дорогу смотрительница со словами: «Сначала плата!», слезы замерзшей молодой женщины не трогали суровую бабу с пушком над верхней губой и сросшимися бровями. Зарыдав, Акулина выдохнула:
— Я не знаю, где взять деньги. Что же мне делать?
— Заплачу за тебя! — откликнулась стоящая неподалеку женщина. Лицо незнакомки озарилось улыбкой, и она торопливо достала пятак из кармана старенького мужского пальто. Постоянную жительницу ночлежки прозвали Танька-Тыква, она была невысокого роста и кругла, как мячик, а кожа из-за проблем со здоровьем была с желтоватым оттенком. Акулина начала благодарить щедрую благодетельницу, но она попросила не торопиться, добавив:
— Я сегодня за тебя заплачу пять копеек, но завтра ты мне должна будешь вернуть десять. И где ты их возьмешь — мне все равно.
Акулина отчаянно закивала, чувствуя, что тело ее слишком окоченело, чтобы спорить. «Завтра что-нибудь придумаю!» — вертелось в ее голове.
Деревянные нары с тоненькой подстилкой и хлипкой подушкой удобными назвать было сложно. Спальные места находились очень близко, образовывая длинные ряды, между которыми были узкие проходы. Желающих погреться за пятак было много. Слева от Акулины устроилась Танька-Тыква, а справа Графиня — куртизанка, которая в прошлом, как она утверждала, была благородной дамой.
— Если хочешь, подскажу, как заработать, — шептала представительница высших слоев общества, дождавшись, пока толстуха заснет. — Ты — хорошенькая и свеженькая. Худовата, конечно, но ничего.
Графиня поспешила поведать, как прекрасен мир проституции, и как выгодно быть учтивой и старательной с мужчинами, потому как они решают финансовые вопросы женщин.
— Когда-то я была любовницей старого князя. Он уже был несостоятелен в постели, но денег у него было море. Я была молоденькой и намного красивее тебя, — подчеркнула Графиня. — Мой отец тогда разорился, и мать сбилась с ног, выискивая мне выгодную партию. И тогда этот чудесный старичок пообещал жениться на мне, но у него была прихоть: до свадьбы я должна была приезжать в его огромный дом в самом центре Петербурга, похожий на дворец и изображать греческую богиню.
— Что значит изображать греческую богиню?
— Я раздевалась, и меня покрывали белой краской, и я стояла в углу его спальни, с набедренной повязкой. За каждые полчаса я получала хорошую сумму. Через месяц мои родители смогли расплатиться с долгами. И, казалось бы, все чудесно, мы оба ждали свадьбу, но мой король умер! Подавился виноградом! Такая глупая, нелепая смерть!
Акулина устала, но никак не могла уснуть, потому что не могла отогреться. Словно откликнувшись на ее замерзшие мысли чей-то грубый голос пробухтел:
— Кипяток кому?
— Здесь есть горячая вода? — оживилась Акулина.
— Она платная. Пять копеек, — произнесла Графиня. — Такое время — за все надо платить!
— Похоже, я не могу себе этого позволить, — выдохнула девушка, стараясь не расплакаться.
Графиня заметила ее тоску и обнадежила, что к подобной жизни привыкают быстро. Уже через сутки мечты о возвышенной любви и сверкающем богатстве обратятся прах, потому что появятся более приземленные фантазии. Например, о куске хорошо прожаренного мяса и бокале шампанского, свежей выпечке и теплом, пусть и побитым молью, пальто. Нужда Акулину не пугала, она опасалась злобного зверя — одиночества.
Спящая по соседству Танька-Тыква храпела так, что у новой жительницы ночлежки закладывало уши, она пыталась закрыться ладонями, подушкой, но мощная звуковая волна преодолевала все преграды. Графиня, видимо привыкшая к громким звукам, тоже засопела. «Выбраться и сбежать? Но куда? — размышляла Акулина. — Где я достану деньги?». Тут она вспомнила слова Василия, что когда-то была воровкой. Эти навыки вполне могли пригодиться в ее убогом нищем бытии, однако как украсть что-то у кого-то девица не могла представить. Невозможным ей казался и вариант, предложенный Графиней, — продажа собственного тела. После случая с Андреем Кирилловичем мужчины ей опротивели. «Как я докатилась до этого? Есть ли путь наверх? — размышляла Акулина. — Видимо, Графиня права — платить надо за все, в том числе и за прегрешения. Быть в этом месте — достойное наказание за содеянное». Наконец ее сморил сон и, опустошенная трудными думами, девица провалилась в темную дыру, решив придумать план действий с утра, надеясь при этом на помощь своих новых знакомых.
Глава 17
Что имеем, не храним…
Василий пристроился в табачный магазинчик Шаниты. Из-за участившихся ночных разбоев она позволила ему ночевать в каморке при лавке, и он отказался от слишком просторной для него одного квартиры, которая, к тому же, была ему не по карману. Хозяин невостребованных апартаментов оказался весьма порядочным и понимающим человеком и вернул часть суммы. С цыганкой у Василия сложился неплохой тандем, в котором они по-дружески дополняли друг друга и проводили вместе много времени.
Шанита отказалась от фотографических экспериментов с мертвецами, предпочитая общение с живыми покупателями. Как и прежде, к ней заходили трудяги-мужчины, жаждущие полюбоваться на красавицу-цыганку, и представительницы слабого пола, желающие узнать свою судьбу благодаря гаданию. В основном прибегали незамужние девицы, мечтающие о счастливом замужестве. Всем им Шанита гарантировала успех в ближайшем будущем.
— Хочешь, и тебе погадаю? — шутила она, глядя на хмурого Василия.
— И что ты мне скажешь? Что меня ждет любовь в ближайшем будущем?
— Возможно, эта любовь уже рядом, но ты никак не можешь ее рассмотреть, потому что так увлечен своим страданием! — многозначительно произнесла цыганка, сверкнув глазами. Ей нравился Василий, и не раз она пыталась заговорить с ним о том, чтобы их отношения стали теплее и ближе, чем просто приятельство. Но он игнорировал ее знаки и просто плыл по течению. Толку от него в лавке было немного, однако разговорчивый мужчина мог урегулировать любой конфликт, возникающий при различных обстоятельствах. Не раз гадальщицы оставались недовольны результатом гадания и затевали скандал, отказываясь платить. В эти моменты помогал доблестный Василий, который, целуя кисти рук, пояснял разгоряченным дамам, что лучшие мужчины, годные в мужья, — товар дефицитный и попадаются редко. «Можно ошибиться и стать женой первому встречному, но после не горевать, утирая слезы от горя и побоев, а смириться с тем, что есть».
— Ты никогда не рассказываешь о прежней жизни, Шанита! — насмешливо произнес Василий. Рабочий день был окончен, и они по уже сложившейся традиции собрались ужинать в трактире.
— О тебе я тоже ничего не знаю! — парировала она. — Кроме того, что сердце твое разбито.
— Нечего рассказывать! Она ушла и счастлива с другим! Я был дураком и жалею обо всем, чего не сделал.
В дверь лавки постучали. Через стекло цыганка увидела своего поставщика товаров — Хлебное рыло. Грубый и неотесанный здоровяк старался как можно чаще приходить в табачную лавку, чтобы полюбоваться красавицей продавщицей. Он всегда краснел перед ней и глупо заикался, с трудом преодолевая стеснение.
— Я начала скучать! — воскликнула Шанита, наслаждаясь его поклонением. — Заходи скорее, мой мальчик!
Хлебное рыло вошел и, заметив Василия, смутился еще больше.
— Это мой друг, — пояснила цыганка, заметив, что здоровяк начал нервничать. — Он мне помогает. Время нехорошее — опасное. А я просто хрупка женщина. Что там у тебя?
«Поставщик» отдал ей тюк с украденными вещами, и Шанита принялась перебирать ношенное тряпье, среди которого увидела драповое пальто Акулины, весело заметив, что оно попадает к ней уже в третий раз.
— Где ты его взял? — обеспокоился Василий, тоже узнав вещь.
— Нашел. Выбросили, видать, за ненадобностью, а я подобрал! — врал Хлебное рыло, вытаращив глаза.
— Значит, у нее все хорошо! — утешал себя Василий и поспешил покинуть лавку, пришла его очередь смутиться, и он объявил, что желает покурить.
Шанита выдала скромную оплату за принесенные вещи и, прежде чем здоровяк покинул табачную лавку, расспросила его о своем знакомом, которого на «Горячем поле» знали, как Артиста.
— Ты передавал ему мое послание? — с волнением уточнила женщина.
— Он сказал, что не хочет больше тебя знать, — смутившись, сознался Хлебное рыло. — Сашка и мне сказал не верить цыганкам. Но я не считаю тебя обманщицей!
Детскость Хлебного рыла умиляла Шаниту, она хотела сказать ему что-либо приятное, но поостереглась его дальнейшей привязанности и предпочла остаться на расстоянии.
— Наверное, Саша никогда меня не простит, — с горечью произнесла она, после чего, сославшись на дела, выдворила бродягу из своей лавки.
Все дела были сделаны, и Шанита вышла на улицу, где, скукожившись от холода, дымил уже второй сигаретой Василий.
— Трудно принять, что она счастлива без тебя? — спросила цыганка, запирая дверь.
— Я слышал ваш разговор, дверь не была закрыта, — произнес Василий, с любопытством глядя на расстроенную женщину. — О ком вы говорили?
— Это грустная история. Если ты попытаешься меня напоить, возможно, я тебе ее расскажу! — посмеялась цыганка, гордо вскинув голову. Глаза ее слезились, но она сдерживала соленую воду, не желая, чтобы кто-то наслаждался ее слабостью.
В кабаке было шумно. За Василием и Шанитой за их постоянство закрепили угловой столик, и они направились прямо к нему. Торговцы из соседних лавок, а также фабричные работяги прожигали здесь часы благословенного отдыха. «Странно, — размышлял Василий, оглядываясь по сторонам. — У многих есть семьи, но они предпочитают сидеть в затрапезном трактире вместо того, чтобы идти туда, где их преданно ждут жены и дети». Вдруг его душу всколыхнула фантазия о том, как они живут с Акулиной в хорошем доме, растят пару-тройку детей. Она заботится о нем и о потомстве, и каждый день просыпается с улыбкой, благодарит его за комфорт и спокойствие, в котором счастливая женщина пребывает ежедневно.
— Когда у тебя такое глупое лицо, это значит, что ты думаешь о ней! — усмехнулась Шанита. — Я всегда удивлялась тому факту, как легко любовь превращает людей в глупцов.
— Ты злишься! — констатировал Василий. — Ты не прощаешь мне моих светлых мыслей, потому что сама прозябаешь в темном царстве дум. Кажется, этот здоровяк тебя расстроил.
— Я обидела человека, — призналась, наконец, Шанита. — Он был мальчишкой-беспризорником, и я когда-то пообещала ему хорошую интересную жизнь. Но не смогла выполнить обещание и подвела его.
— Как знакомо. Теперь я понимаю, почему нас свела судьба. Мы слишком похожи: обещаем своим близким то, что не можем предоставить, а затем разрушаем их жизнь. А после жалеем себя.
— За искренность приходится платить дорого, — с грустью произнесла цыганка.
Наконец, принесли заказ — тушеное мясо, щедро засыпанное пряностями. По вкусу сложно было разобрать, какое именно животное в тарелке, но половой утверждал, что это крольчатина. И Шанита, и Василий уткнулись в тарелку, но не потому, что были голодны, просто не желали говорить на щепетильные темы, заставляющие чаще биться сердце.
Акулина придумала «непыльный» способ заработка: она притворялась, что ей плохо возле ресторанов «среднего пошиба» и почти всегда получала помощь от благовоспитанных мужчин, желающих помочь красивой молодой особе, оказавшейся в затруднительном положении. Как правило, она придумывала различные истории: то она вошла домой и застала своего неверного мужа в постели с другой женщиной, или ее прогоняла злая мачеха (сестра, татка, бабка). Во всех историях был один финал: она осталась без средств к существованию и не имела возможности добраться до добрых родственников, живущих в Москве. Обычно ее одаривали небольшой суммой на железнодорожный билет и иногда даже кормили в хорошем ресторане. Акулина получала удовольствие от этих маленьких спектаклей. Иногда правда ей приходилось терпеть непристойные предложения, но на этот случай у нее был запасной план — договоренность с Хлебным рылом, который за свежие булки с молоком охранял ее на расстоянии и при малейшей опасности мог защитить хрупкую девицу от обидчика. Однажды слишком навязчивый господин вместо того, чтобы одарить рублем скорбящую, потащил ее к своей карете. Трусливый прохиндей даже не пискнул, когда перед ним выросла гора — Хлебное рыло, и отдал все деньги, которые имел при себе. Акулина разделила добычу со своим защитником пополам, и оба остались довольны.
— У тебя дела идут неплохо, — завистливо произнесла Танька-Тыква, заметив новую добротную одежду, купленную на Александровском рынке. От серого истрепавшегося платья не по размеру Акулина избавилась и облачилась в скромный теплый наряд практичного темного цвета. Также она купила удобные сапожки по размеру и почти новое пальто. Заработок позволял Акулине посещать раз в несколько дней баню, поэтому выглядела она вполне благопристойно.
— Нечему завидовать, уверяю тебя! — сухо ответила молодая женщина Таньке. Акулина была наслышана, что ее соседка по койке коварна и способна на многое ради легкой наживы. Рассказывали однажды, что толстуха подружилась с попавшей в ночлежку деревенской девицей, у которой была густая длинная коса, а через несколько дней после их знакомства, Танька-тыква отрезала новой знакомой волосы и выручила за них хорошие деньги, причем вырученным заработком не пожелала поделиться с обиженной простушкой. Графиня предупреждала, что за пару рублей Танька-Тыква может и покалечить. Она была добра к неимущим и проявляла заботу, но если кто-то начинал подниматься из грязи, делала все, чтобы стащить «победителя» обратно в выгребную яму, жительница ночлежки не переносила чужого успеха.
— Куда ты прячешь деньги? — поинтересовалась у Акулины предприимчивая жительница ночлежки, стараясь выглядеть непринужденно, словно это совсем ее не интересовало.
— А что тебе до чужого заработка?
— Я хочу, чтобы ты платила за мои ночевки здесь! Не забывай, кто пригрел тебя и помог встать на ноги, — нагло заявила круглолицая женщина, а когда Акулина рассмеялась, приняв ее слова за шутку, тихо прибавила: — Когда наступает ночь, то просыпаются голодные пороки. И они требуют, что их накормили. Смерть на Горячем поле ничего не значит. Здесь живут отбросы — мусор к мусору. Никто и не заметит, если, скажем, исчезнет какая-нибудь жадная девица…
— Что ж, спрошу у Хлебного рыла, что он думает о том, чтобы делиться с тобой заработком! — пожав плечами, ответила на угрозу Акулина. Она вышла из ночлежки и огляделась. Падал первый снег. В нескольких местах полыхали костры, пожирающие человеческие отходы. Она знала, что возле одного из очагов тепла можно было найти Хлебное рыло. Он любил смотреть на пламя, его оно успокаивало.
Возле самого высокого костра послышался громкий смех. Молодой человек что-то красочно рассказывал нескольким бродягам, вызывая гогот у своих зрителей.
— А мамзель припала к фонарю, глазки закатила и оттопырила зад, как наживку, вроде как ловит на него! Я, не будь дураком, подхватил ее под локоток, усадил в пролетку да и повез к себе поразвлечься… А там баба Аксинья, царствие ей небесное, говорит: помыть барыньку для начала надо бы…
Все захохотали, требуя подробностей. На подошедшую Акулину никто не обратил внимания. После того как парень произнес слова «баба Аксинья» ее словно пронзило током, она вспомнила милую старушку с теплым взглядом и себя в красивом голубом платье с саквояжем в руках, держащуюся за столб и почти теряющую сознание от голода, а также лицо молодого человека, которого она окрестила ангелом, посланным с небес. Почувствовав приятное озарение, она вдруг воскликнула:
— Саша Князев!
Он воровато оглянулся, побледнел при виде героини своего рассказа, большая часть которого была выдумана и искажена, затем объявил, что концерт окончен и пошел прочь.
— Постой, — окликнула его Акулина, но Артист не оборачивался, он торопливо шагал, не желая беседовать с ней. — Я прошу тебя, удели мне немного времени… Ты можешь мне помочь!
— Однажды я тебя помог, и вот во что превратилась моя жизнь. Ниже опускаться некуда, разве только в ад. Я не хочу! Ты приносишь несчастья!
— У меня есть немного денег! — воскликнула Акулина, зная, что это — весомый аргумент для жителей «Горячего поля». — Я могу накормить тебя, и мы поговорим.
— Я люблю поесть! — воскликнул гордо Артист и остановился.
Она кивнула, пообещав предоставить ему вкуснейшие блюда, и они договорились встретиться утром на крыльце польской столовой, находящейся в паре кварталов от ночлежки, там готовили нежные зразы, так обожаемые Сашей. Акулина предвкушала интересную беседу, которая, возможно, могла бы пролить свет на ее темное прошлое.
Глава 18
Новая глава жизни
Акулина опасалась, что Артист может не появиться в назначенном месте, он немного опоздал, но все же пришел. Щеки его были румяные, волосы расчесаны, что свидетельствовало о посещении бани. В общественных местах он предпочитал появляться в «человеческом обличии». Собеседница терпеливо ждала, пока юноша опустошит тарелки с едой и начнет говорить. Ел он медленно, тщательно разжевывая пищу, словно издевался над ней. Отодвинув пустую емкость, молодой человек положил перед собой руки, сделал очень серьезное лицо и довольно выдохнул:
— Спрашивай!
— Почему ты тогда мне помог? Возле фонарного столба? — перешла к делу Акулина.
— У тебя был саквояж, и ты была хорошо одета. Это была часть нашего плана.