Советник королевы - суперагент Кремля

Глава VII. СЕКРЕТНЫЕ ПОРУЧЕНИЯ КОРОЛЯ

В конце войны Бланту было сделано очень лестное предложение занять пост хранителя (или инспектора) королевских картин Виндзорского, Букингэмского и других дворцов. Пост хранителя картин был одним из самых важных в дворцовой иерархии. И конечно, предложить его могли Бланту только с согласия монарха — Георга VI или по его прямому указанию.

Должность хранителя королевских картин была учреждена королем Гарольдом I в середине XI столетия. Король был ценителем и знатоком живописи. Тогда, конечно, картин во дворцах было значительно меньше, чем ныне. С тех пор коллекция непрерывно, а временами даже бурно пополнялась.

Существует предположение, что либо сам Блант добивался назначения на этот высокий пост, либо (и эта версия была наиболее распространена) это были происки КГБ, давшего задание Бланту внедриться в окружение короля. Однако эти версии, вероятно, не соответствуют действительности. Чтобы проверить их, я запросил Центр зарубежной разведки России относительно того, не является ли это назначение инициативой КГБ.

Блант становится советником короля

Центр, который располагает архивом всей зарубежной разведки, изучив досье Бланта, составляющее несколько томов, сообщил мне следующее: «28 апреля 1945 г. из публикации в газете «Дейли телеграф» резидентура узнала, что Блант был назначен на пост инспектора королевских картин. Он ранее ставил нас в известность, — говорилось в документе, — что его кандидатура выдвигалась на эту должность. Переход Бланта на службу при королевском дворе не был инициирован советской разведкой» (выделено мной. — В.П.). Можно ли этому сообщению доверять? К сожалению, Центр не дает исследователям своих материалов. Из такого ответа ясно, что Блант передал о сделанном ему предложении и, конечно же, его прокомментировал. Но как? Можно предполагать, что и Центр ответил на запрос Бланта. Но как, в каких выражениях? Об этом мы можем только догадываться.

В интересах советской разведки, как мне кажется, было оставить Бланта на службе в МИ-5. Тогда трудно было предположить, что после войны произойдет резкое сокращение штатов МИ-5 и что Блант попадет под него. Кроме того, даже если КГБ хотел, чтобы Блант остался в штате МИ-5, то понимал, что сделать это не в его власти. Да и самому Бланту отклонить предложение короля было очень трудно, а может быть, и невозможно. Наконец, и сам он, вероятно, был склонен его принять. Оно открывало широкие возможности для продолжения им исследовательской работы.

Любопытно отметить, что, будучи в апреле 1945 года назначен на этот пост, Блант продолжал еще в течение полугода, до конца 1945 года, оставаться в штате МИ-5. Как он мог совмещать эти две должности? А может, для тех поручений, которые Блант получил на новом посту, нужно было прикрытие контрразведывательной службы или, больше того, ее содействие? О том, что предположение имеет под собой серьезные основания, читатель узнает из дальнейшего повествования.

Я уже говорил о родственных связях Бланта с виндзорской династией и его знакомстве с королем Георгом VI. Я еще раз запросил Центр зарубежной разведки России по этому вопросу. Из ответа пресс-службы Центра (а ее сотрудники внимательно ознакомились с делом Бланта) я выяснил, что его отношения с королем обсуждались им с представителями Лубянки. В частности, эти проблемы были темой его беседы во время одной из встреч в 1950 году. Блант рассказал, что он был знаком с королем Георгом до своего назначения смотрителем картин. Видимо, это было не «шапочное» знакомство, так как, по словам Бланта, король «относился к нему хорошо». Будучи скромным человеком, Блант, однако, добавил, что «никаким особым расположением короля он не пользуется». В этом, впрочем, можно усомниться. Едва ли человеку, «который не пользуется особым расположением», были бы поручены важнейшие и доверительные задания.

Куратор, который работал с Блантом, однако, не только подтвердил мои предположения об активной деятельности Бланта при Дворе, но и добавил: «Блант многое узнавал о беседах с министрами, личным секретарем королевы. Я подозреваю (он подчеркнул это слово. — В.П.), что когда он уходил из английской контрразведки, «наши» давали согласие на это, исходя из того, что он попадет в свиту короля и сможет быть важным источником информации».

Куратор добавил, что Бланту удалось после этого завербовать двух очень важных информаторов.

Он, наконец, сказал мне, что король Георг VI (по словам Бланта) хорошо относился к нему, они не раз прогуливались с ним по коридорам дворца, рассматривали картины и беседовали. Дочь короля Елизавета часто видела их вместе, и это, конечно, определяло ее отношение к Бланту.

Журналист Питер Райт со ссылкой на источники МИ-5 сообщил в 1987 году, что Блант в конце войны выполнял личные секретные поручения короля Георга VI. На это же намекал известный английский историк профессор Хью Тревор Роупер. Он встретил в 1944 году Бланта как раз по его возвращении из Парижа в штаб-квартире МИ-5 после доклада Лиделлу о выполнении задания. Он догадался, что целью миссии Бланта было вернуть в Лондон некоторые документы, касающиеся монархов. Профессор Роупер уверял, что речь шла об частной переписке королевы Виктории и ее старшей дочери Вики, которая вышла замуж за короля Пруссии Фридриха III и стала матерью кайзера Вильгельма II. Король Георг VI и в особенности его мать королева Мария переписывались со своими немецкими родственниками, королева была частой гостьей в замке Хессе, который потом, в 1945 году, вошел в американскую зону оккупации. Королевская семья опасалась, что переписка и другие документы, хранившиеся в замке, могли попасть в «нечистые» руки людей, которые используют их против английской монархии. Весной 1945 года, вероятно еще до официального назначения Бланта, король Георг VI дает главному книгохранителю библиотеки Виндзорского дворца Оуэну Моршеду и Антони Бланту деликатное поручение — поехать в занятые американскими войсками районы Западной Германии, в Кронберг. Очевидцы датируют эту поездку концом апреля — началом мая. Едут они туда прямо по следам войск генерала Патона, который занял Кронберг в конце марта 1945 года.

Блант и Моршед ознакомили американское командование с личным письмом короля Георга VI на имя принца Вольфганга, который, по их расчетам, должен был находиться в замке Хессе. В письме король просил своего кузена принца Вольфганга разрешить вывезти в Британию некоторые деликатные документы, имеющие отношение к английскому королевскому двору, чтобы «обеспечить их сохранность». Правда, дело это входило в компетенцию не столько принца Вольфганга, сколько его брата принца Филиппа. На семейном конклаве немецких принцев было решено выдать королю эти документы, число которых превышало тысячи.

Блант и Моршед действовали оперативно. Они подогнали грузовик к замку Хессе и готовы были погрузить документы, когда в дело вмешалась капитан из женского армейского корпуса США Кэтлин Нэш. Она отказалась дать разрешение на вывоз документов, сославшись на то, что они являются американской собственностью. Видимо, никакого письменного разрешения от американских военных властей они не получили. Англичане решили действовать по методу «сила и натиск». Дальнейшие события развертывались, как в детективных романах. Блант поднялся на второй этаж к капитану Нэш и стал ее уговаривать позвонить в штаб американской армии, который находился во Франкфурте-на-Майне. Моршед тем временем, когда капитан Нэш удалилась звонить, вместе с английскими солдатами, которые их сопровождали, начал лихорадочно упаковывать документы в ящики и грузить их на машину. Когда Нэш возвратилась, то обнаружила, что Блант и Моршед закончили погрузку и уже уехали, забрав с собой все интересовавшие их документы.

История эта имеет продолжение, но скорее трагикомическое, чем драматическое. Капитан решила посоветоваться со своим дружком, американским полковником Дюрантом, что ей делать дальше. Тот, в свое время окончивший юридическую школу, был дока по части расследования преступлений. Он первым делом посоветовал осмотреть место происшествия и установить, что было изъято. К их удивлению, они обнаружили, что «похитители» взяли только бумаги, «забыв» прихватить сотни бутылок вина, серебряные вещи, жемчуг, алмазы, дорогие браслеты; по тому времени эти драгоценности стоили около трех миллионов долларов. Первое движение офицеров было благородным — вернуть все ценности, но затем они сочли за лучшее сначала утаить ценности, а потом присвоить их. Они рассудили, что докладывать о «похищении документов» даже опасно. Тогда им не удалось бы присвоить все эти вещи. Лучше, думали они, вообще умолчать об этой истории.

Наверное, в ходе этой «операции» они настолько сблизились друг с другом, что решили соединить свою жизнь более тесными узами и, возвратившись в США, вступили в брак. Отныне перед ними не стоял трудный вопрос о дележе награбленного — оно стало их общей семейной собственностью. Но недаром говорят, что совесть иногда просыпается и у преступников. Узнав о свадьбе одной из владелиц украденного ими имущества — принцессы Софии, сестры принца Филиппа, который в следующем году стал мужем принцессы Елизаветы, то есть будущей королевы Англии, они решили возвратить часть «изъятого» ими имущества 28.

Дела родственников в Хессе продолжали и дальше доставлять много хлопот виндзорской династии. Хотя основные документы были, вероятно, изъяты и вывезены Блантом и Моршедом, но оставались живые свидетели тесных связей родственников английской королевской династии с Гитлером и другими фашистскими главарями, и прежде всего с принцем Хессенским Филиппом (не путать с Филиппом, мужем Елизаветы). Филиппа арестовала военная полиция американской армии и обнаружила довольно пикантные подробности его деятельности.

Оказалось, что в гитлеровской иерархии он числился под номером 53, то есть принадлежал к руководству страны. Его должны были допрашивать как военного преступника. Можно представить, какой скандал разразился бы, окажись он на скамье подсудимых на Нюрнбергском процессе или на других процессах нацистских преступников, последовавших за Нюрнбергом! Все факты относительно принца Филиппа стали достоянием общественности лишь в 70-е годы, когда процессы над нацистами давно прошли и принадлежность к нацистам воспринималась не так остро. Тогда же, после войны, их сумели скрыть. Позднее, в 70-е годы, выяснилось, что он, родственник бывшего канцлера Вильгельма II, попал под влияние Гитлера. Его жена — дочь короля Италии Умберто — тайно привлекалась Гитлером к деликатным переговорам с Муссолини. Сам принц играл роль посредника в переговорах Гитлера с герцогом Виндзорским, бывшим королем Англии Эдуардом VIII. Их переговорам способствовало то обстоятельство, что оба они — Эдуард VIII и принц Филипп — были правнуками королевы Виктории, то есть «членами одной семьи».

В этих переговорах, как обнаружилось позднее, участвовал и младший брат короля Георга VI — герцог Кентский. Если учесть, что Гитлер одно время рассчитывал после победы над Англией вновь вернуть трон Эдуарду VIII, то одиозность этих переговоров очевидна.

Тайные переговоры Эдуарда VIII

Можно полагать, что в документах, вывезенных Блантом и Моршедом, были материалы и об этих переговорах30. Сейчас мы из разных источников — американских документов и мемуаров — знаем, о чем велись эти переговоры.

Когда Эдуард пришел к власти, то Гитлер решил, что настало подходящее время сблизиться с Британией. Эдуард был непримиримым антикоммунистом и считал, что нацизм спасет Германию от большевизма, а Германия избавит весь мир от большевистских притязаний. «Каждая капля моей крови — немецкая», — с гордостью сказал он однажды. Эдуарду не нравились его министры, неспособные покончить с экономическими неурядицами, и он боготворил гитлеровское руководство.

Когда Эдуард отрекся от престола, то продолжал поддерживать связь с Гитлером через своих родственников — кузенов, принца Филиппа Хессенского и Карла Эдуарда, герцога Сакс-Кобургского. Последний раньше часто посещал Лондон и передавал Гитлеру доверительную информацию из Букингэмского дворца. Так, когда Германия оккупировала Рейнскую область, Гитлер через него с облегчением узнал о положительной реакции на этот акт английского короля и понял, что может и дальше спокойно нарушать условия Версальского договора. Эдуард, став королем, решил как можно скорее вступить в переговоры с Гитлером. Чтобы нейтрализовать министров кабинета, не согласных с ним, он готов был ввести «конституционные ограничения», имевшие целью урезать власть министров. «Кто король здесь, в Англии, премьер Болдуин или я?» — говорил он герцогу Кобургскому. «Я хочу разговаривать с Гитлером. Я это сделаю здесь или в Германии. Пожалуйста, передайте ему это».

После отречения Эдуарда VIII вступивший на престол Георг VI отказал ему в присвоении титула «Его Королевское Высонество»_у о котором тот просил. Эдуард обиделся, и желание встретиться с Гитлером, чтобы показать, что «эта встреча будет носить государственный характер» (курсив мой. — В. Л.), еще более окрепло. Он готов был идти на далеко идущий сговор с Гитлером. При встрече он настаивал, чтобы переговоры шли тет-а-тет. Гитлер, однако, взял с собой переводчика. Герцог, не желавший присутствия третьих лиц, настаивал, что в переводчике нет нужды, так как немецкий язык является для него родным. Эдуард понимал, что разговор может носить весьма деликатный характер, и не желал иметь свидетелей.

В начале войны герцога упрекали в том, что он выдавал секреты, касавшиеся расположения союзных войск, сведения о французских оборонительных позициях. Немецкий посол в Гааге утверждал впоследствии, что герцог передавал в Берлин важную для Германии информацию военного характера. В феврале 1940 года в печати появились сообщения, что герцог Виндзорский передал немцам данные о расположении английских и французских войск в Бельгии, и в соответствии с этим Гитлер отдал приказ о некотором изменении планов будущей битвы. Немецкие документы, опубликованные впоследствии, свидетельствовали о планах герцога по заключению Англией сепаратного мира с Германией.

Гитлер, зная об отношении герцога к фашистской Германии, вынашивал планы после поражения Британии восстановить на английском троне Эдуарда. Все это в подробностях стало известно после окончания войны, но можно предполагать, что сведения об этом содержались в документах, изъятых Блантом.

Черчилль, имея определенные данные о предательской политике герцога, «сослал» его на Багамские острова, предоставив ему должность генерал-губернатора Багамов, надеясь тем самым изолировать его. Перед отъездом на Багамские острова герцог встретился с одним португальским банкиром, близким к немцам, и, высказывая ему свои симпатии и восхищения фюрером, говорил, что готов «выступить» и по условленному паролю вернуться с Багам в Лондон. Значительную роль в этих переговорах играл и немецкий посол в Лиссабоне. Даже с Багамских островов герцог дал телеграмму упомянутому португальскому банкиру и просил его «дать знать, когда ему надо будет действовать».

Когда пять лет спустя эта телеграмма была обнаружена Блантом и стала известна в Букингэмском дворце, то она вызвала шок. «Король очень взволнован из-за документов герцога Виндзорского и захваченных немецких документов», — записал в своем дневнике сэр Александр Кадоган, постоянный заместитель министра иностранных дел. (Видимо, король, обеспокоенный возможными отрицательными последствиями, счел необходимым посоветоваться с Министерством иностранных дел.) Есть косвенные данные о том, что бумаги, изъятые Блантом, содержали и документы, раскрывавшие существо переговоров Гитлера с герцогом. Это подтвердили и американские офицеры, знакомившиеся с этими материалами.

«Взрывной» характер захваченных бумаг стал известен и генералу Эйзенхауэру. Он поручил послу Уинанту и офицерам своей разведки исследовать их. Документы были, по соглашению четырех союзных государств — США, СССР, Англии и Франции, их общей собственностью (кроме подлинников были и снятые немцами копии). И ими должны были распоряжаться четыре страны-победительницы. Однако генерал Эйзенхауэр сделал исключение для досье герцога и герцогини и передал его англичанам. Впоследствии, чтобы оправдать этот акт, было придумано и объяснение: «документы» представляют собой фальсификацию, состряпанную немцами, чтобы ослабить союзные западные страны и рассорить их. Видимо, это была согласованная с англичанами позиция. Черчилль заявил, что «документам доверять нельзя, так как они могут принести огромный вред». Есть сведения, правда неподтвержденные, что американцы предварительно микрофильмировали их.

Один из английских историков, профессор Лондонского университета Д.Е. Уатт утверждал, что к 1948 году из «центра документов, захваченных союзниками», в Англию прибыло 400 тонн немецких материалов. Однако среди них не было досье о встречах герцога с Гитлером в Берхтенсгадене. Это поразило английских историков. Ясно было, что над этими документами уже «поработали», и точно сказать, какие документы исчезли, было невозможно. Когда премьер Британии, занимавший этот пост после У. Черчилля, лейборист К. Эттли ознакомился с некоторыми деловыми бумагами и письмами этого архива, он согласился с высказанным английской разведкой мнением, что публикация их «может причинить Англии огромный вред». Имелось, конечно, в виду, что они в невыгодном свете показывают английскую монархию и английскую политику.

Хотя англичанам удалось изъять самые опасные для монархии документы, оказалось, что и те материалы, которые попали американцам и стали известны американским и английским историкам, были настолько опасны для Короны, что Георг VI перед смертью высказал мнение: если нельзя избежать их публикации, то его брат, герцог, должен быть своевременно предупрежден о них. Из этого беспокойства можно сделать вывод, что если даже менее опасные документы внушали такой страх Короне, то публикация изъятых из общих архивов бумаг могла оказаться катастрофической для нее.

Недаром Елизавета II, обеспокоенная тем, что американцы могут опубликовать документы, касающиеся англо-германских отношений периода кануна войны и самой войны, попавшие в их руки, обратилась за месяц до своей коронации с личным секретным письмом к Д. Эйзенхауэру, в то время уже ставшему президентом США. В своем письме, которое начиналось словами «Мой дорогой друг», она призывала употребить всю его власть, чтобы предотвратить обнародование документов, касающихся этой темы. Публикация документов, писала она, создаст впечатление, что герцог был в тесной связи с германскими агентами, выслушивал их предложения, которые были направлены против английской короны.

Но и американские, и английские историки настаивали на том, чтобы все важнейшие документы, независимо от того, что они будут кому-то неприятны, должны быть опубликованы. Вероятно, королевская семья продолжала настаивать на своем. И тогда У. Черчилль обратился со специальным секретным посланием, в котором сообщил королеве и министрам, что историки резко возражают против утаивания документов.

«Главный редактор серии документов о Британии выступает за полную объективность при издании архивных материалов, — сообщал премьер, — и грозит отставкой, если в дело издания вмешаются власти». Тогда У. Черчилль принял компромиссное решение. «Учитывая, что публикация документов принесет боль герцогу Виндзорскому и может создать неправильное впечатление о его роли в развитии отношений двух стран, отложить печатание “Виндзорских папок” на несколько лет». И это ему удалось.

Но и без публикации этих документов, по мнению Черчилля, было ясно, что герцог причастен к германским интригам. Эдуард считал, что его целью было предоставить полную свободу действий Германии против СССР. А американский профессор Джон Лофтус, ознакомившийся с документами американской и английской разведок, касавшимися деятельности герцога, обнародовал заключение Э. Гувера, директора ФБР. Последний считал, что Виндзоры представляли огромную опасность для Англии и США. Он даже рекомендовал американскому правительству до окончания войны изолировать чету Виндзоров, но правительство США не решилось на это, чтобы не поставить в затруднительное положение английские власти, и прежде всего короля Георга. Дж. Лофтус обнаружил также в секретных материалах сведения о том, что король Эдуард, стремясь достичь соглашения с Гитлером, обещал Германии, что английское правительство закроет глаза на аннексию Германией Австрии и Чехословакии и ее продвижение на Балканы в ущерб интересам Франции. В свою очередь, Англия попросит Германию за эти уступки уважать интересы Британии в Польше. Эти заверения Эдуарда воодушевили Гитлера на продвижение к мюнхенскому соглашению. По сведению американских разведчиков, знакомившихся в то время с документами, о которых идет речь, в них содержались материалы о прямых связях герцога с Гитлером.

Журналист Питер Райт в 1967 году намеревался обратиться к Бланту с просьбой об интервью и с вопросом относительно его миссии в Германии. Тот отказался. Добавлю к этому, что из Букингэмского дворца последовал немедленный запрет. Уайт сообщил в своей книге, что, когда он еще участвовал в расследовании дела Бланта, личный секретарь королевы предупредил его, что в ходе допросов сэра Антони он не должен касаться информации, которую «предатель» может дать о своей миссии в Германии в конце войны, предпринятой по поручению Короны. Документы, вывезенные из Хессе, были объявлены принадлежащими лично королеве. Они хранятся в круглой башне Виндзорского дворца вместе с другими личными архивами монарха и до сих пор являются сверхсекретными.

Вернемся, однако, к деятельности Бланта.

Он проявил собственную инициативу в поиске документов, касавшихся Короны, которые могли находиться и в других странах. В 1947 году он предложил королю обратиться с персональной просьбой к голландской королеве Вильгельмине, которая, кстати, во время войны пользовалась английским гостеприимством и жила в Букингэмском дворце, разрешить ознакомиться с архивом Голландии, а документы, касающиеся Англии, отправить в Лондон. Почему к Голландии? Сын кайзера Вильгельма II Фридрих Вильгельм и его жена Сесиль жили в Голландии и использовались Гитлером в качестве посредников в переговорах с английским королем. В том же году А. Блант и О. Моршед предприняли поездку к Гаагу и вывезли оттуда интересовавшие английскую корону документы31. Обо всех основных материалах, добытых во время своих поездок, как утверждают английские историки, Блант информировал Москву. Однако существовавшие раньше в КГБ порядки привели к тому, что советские ученые не были с ними ознакомлены. Можно предполагать, что руководство КГБ опасалось, что их публикация повредит Бланту. Но и после того, как его связи с советской разведкой были раскрыты, документы продолжают храниться за семью печатями.

Я запросил Службу внешней разведки России об этих документах и получил очень интересный ответ, который носит дипломатический характер: «Каких-либо документов, которые представили бы интерес для советской разведки, во время этих поездок получено не было». В переводе с дипломатического языка на обычный это означает, что некоторые документы (а они могли касаться только королевской семьи) были получены в КГБ, но, по мнению разведки, «интереса не представляли», то есть, в переводе опять же на обычный язык, не могли быть использованы КГБ. Действительно, в то время для нашей страны, да, впрочем, и сейчас, с точки зрения наших национальных интересов не представляется целесообразным публиковать документы, которые могли бы нанести ущерб британской короне. Но значит ли это, что Блант выезжал только для отбора картин? Конечно, нет. На Лубянке это очень хорошо понимали, а потому решили получить отчет о результатах его поездки сразу же и из первых рук, и, как свидетельствует справка Центра зарубежной разведки, Блант имел даже задание Москвы «встретиться в Германии с интересующим советскую разведку лицом».

Существует и еще одно предположение. Возможно, с наиболее серьезными и неприятными для Короны документами Блант решил не знакомить Москву. Если так, то это еще раз характеризует Бланта с положительной стороны — он не хотел давать органам КГБ материалы для вмешательства во внутренние дела Англии.

Кто стоял за Блантом?

Иногда возникает вопрос: почему работа по изъятию документов была поручена именно Бланту, почему Моршед не мог исполнить ее один и, наконец, почему король принял решение поручить это дело офицеру разведки?

Моршед пользовался полным доверием короля, но ему уже было более 50 лет, он служил в армии еще в Первую мировую войну. Ему нужен был помощник, и помощник молодой, знаток в вопросах истории и искусства и умевший добыть и доставить ценные документы. Одному такую работу, как показали дальнейшие события, было осуществить очень трудно, а может, и невозможно. Это должен был быть человек, которому можно поручить очень деликатное дело, так как оно касалось самого монарха, и лучше всего, чтобы это был родственник короля. С точки зрения Георга VI, Антони Блант был идеальной кандидатурой для такой миссии. Блант и Моршед знали и уважали друг друга, так что это были не два отдельных представителя, а единая сплоченная команда.

Остается еще один вопрос: почему Блант был назначен хранителем картин, советником короля, то есть на одну из самых высоких должностей при Дворе?

В обязанности хранителя входила не столько охрана картин (для этого была служба безопасности), сколько сохранение их в надлежащем порядке, размещение во дворцах в соответствии с определенными принципами, наблюдение за их реставрацией, отбор картин для экспозиций и, наконец, приобретение новых картин и их размещение. На этом посту должен быть настоящий знаток искусств высшего, «королевского» класса и абсолютно доверенное лицо.

Предшественником Бланта был сэр Кеннет Кларк, сын миллионера, который пользовался уважением королевской семьи и ее полным доверием. Сэр Кеннет окончил Оксфордский университет, стал историком искусств, директором Национальной картинной галереи. У него были превосходные отношения с Блантом. Они вместе сотрудничали в различных комитетах и комиссиях, имевших отношение к искусству. И когда встал вопрос о преемнике, то он сам предложил кандидатуру Бланта, чтобы передать любимое дитя в надежные руки, так как из всех искусствоведов страны Блант был самой подходящей кандидатурой для открывшейся вакансии.

Немалую роль сыграло и то обстоятельство, что Блант очень хорошо зарекомендовал себя, работая в Виндзорском дворце в течение двух лет до этого над каталогом акварелей. Он уделял работе во дворце все свое свободное время. Придворные короля, а потом и члены королевской семьи обратили внимание на молодого офицера, увлеченного работой над творениями великих мастеров прошлого.

И наконец, последнее, но это не значит, что не самое важное, — поддержка Бланта Оуэном Моршедом, и не просто поддержка, а, можно сказать, покровительство. Я уже говорил, с какой симпатией Моршед относился к Бланту. Добавлю, что он очень ценил его работы по искусству. Главный книгохранитель королевской библиотеки был доверенным лицом королевы Марии, матери Георга VI, которая также была очень расположена к Бланту, считала его лучшим экспертом художественных коллекций, советовалась с ним по вопросам живописи. Каждое Рождество Блант получал от нее личный подарок.

Можно с уверенностью сказать, что королевский двор был восхищен выполнением Блантом поручения Короны в конце войны и в первые годы после ее окончания. Он был еще больше приближен ко Двору, и в 1947 году награжден орденом Виктории, а в 1948 году королевой Голландии был удостоен ордена Нассау Оранского. Позиции Бланта значительно укрепились.

Итак, Блант стал обладателем секретов королевской семьи, свидетелем таких тайных отношений и даже сделок членов королевского дома с Гитлером, что, будь они в то время обнародованы, могли бы привести как минимум к грандиозному скандалу, а может быть, и к отречению короля, и даже к падению династии, так как англичане увидели бы, что их монархия была больше немецкой, чем английской.

Взрывоопасность этих документов была особенно велика именно во время войны с Германией и сразу после ее окончания. Со временем опасность для Короны, конечно, уменьшилась, хотя долго продолжала оставаться значительной.

Кроме упомянутых документов Бланту и Моршеду удалось, по мнению многих исследователей, найти и другие материалы, компрометирующие монархию.

Парадоксальность положения заключалась в том, что чем больше Блант открывал опасных для Короны документов, тем более безопасным и прочным становилось его собственное положение. Владелец таких секретов сам становился как бы неуязвимым. Кроме того, это создавало большую безопасность и для других членов «кембриджской группы». Разоблачить их, а тем более привлечь к суду означало бы не только дискредитировать органы секретной службы страны, но и в известной степени подорвать авторитет королевской семьи. В таких условиях правители предпочитают скрывать свои провалы.

Теперь самое время сказать, каковы были итоги этой деятельности Бланта для Советского Союза.

Центр зарубежной разведки России оценил ее так: «Учитывая большую помощь, оказанную нам Блантом, особенно в период 1939–1945 годов, ему решением советского правительства была установлена пожизненная пенсия», от которой он, однако, отказался.

Чем объясняется этот отказ? Блант не был бедным человеком, но в то же время его нельзя было отнести к числу особо состоятельных лиц. Дело в том, что Блант работал на советскую разведку не из материальных соображений, не из-за денег, а исходя из своих политических и моральных принципов.

В известной степени кембриджские разведчики были идеалистами, романтиками. Они видели отрицательные стороны капитализма, осуждали внешнюю политику Англии, которая отнюдь не руководствовалась в 30-е годы стремлением предотвратить войну; они полагали, что именно Советский Союз предпринимает шаги для построения совершенного в социальном отношении общества, и помогали ему.

Кто-то сказал, что революции задумывают не те, кому не нравится настоящее, а те, кто желает построить общество, созданное их собственным воображением. Один английский коммунист так объяснил, почему он пришел к своим убеждениям:

«Я стал коммунистом, чтобы содействовать установлению всеобщего счастья, ликвидации войн, обеспечению равных прав для всех народов, больших и малых, процветанию всего человечества и ликвидации навсегда возможности эксплуатировать других, угнетать и делать их несчастными».

Объясняя, почему члены «кембриджской группы» стали на путь оказания помощи Советскому Союзу, они вполне могли бы повторить эти слова. Они рассматривали СССР как защитника мира и прогресса и действовали соответственно.

Служба внешней разведки России в ответ на мой вопрос констатировала: «За весь период сотрудничества с советской разведкой Блант никогда не поднимал вопроса о денежном вознаграждении и вообще о финансовых вопросах. Он был достаточно скромным человеком, строго держался в рамках своего бюджета».

Когда я работал послом в Англии, то мне, как читатель может догадаться, доводилось бывать в КГБ, в его Первом управлении, которое ведало нашей разведкой за рубежом. Его руководители горько жаловались мне на то, что сейчас, в 80-е годы, практически невозможно завербовать ни одного информатора за рубежом без соответствующей оплаты, причем иногда весьма высокой. «Иностранцы снабжают нас информацией только за деньги. Времена 30-50-х годов, когда иностранные граждане, убежденные в правоте наших идеалов, шли к нам и работали бескорыстно, давно прошли. Сейчас каждый думает только о себе и о своей выгоде».

«Кембриджская группа» бескорыстных помощников нашей страны была совершенно уникальным явлением. Времена «кембриджских групп» больше не повторялись. Они канули в Лету.

Глава VIII. «НАШ ЧЕЛОВЕК» ПРИ КОРОЛЕВСКОМ ДВОРЕ

В сатирической пьесе о Денисе Тэтчер, супруге Маргарет Тэтчер, очень популярной в Англии в 80-е годы, местом действия была резиденция премьер-министра на Даунинг-стрит, 10. Рядом с кабинетом премьера был небольшой закуток «резидента КГБ». И зритель видел не только офис премьера, но и комнату советского шпиона, который сразу же после заседаний и совещаний передавал отчет о них в Москву, в Кремль и на Лубянку. Конечно, это был шарж. Ни в то время, о котором мы пишем, ни впоследствии не было, насколько мы знаем, советских разведчиков на Даунинг-стрит, 10, но в те годы они были в Министерстве финансов, в секретных службах безопасности, в Министерстве иностранных дел Британии, а в 1945 году советский разведчик был зачислен на штатную должность и при Букингэмском дворце, при дворе короля Георга VI.

Что это означало для советской разведки? Среди вопросов, с которыми я обратился в Центр зарубежной разведки России, был и такой: поручалось ли Бланту на новом месте его работы следить за королем Георгом VI и сменившей его на троне Елизаветой II и какими материалами располагает Центр по этой проблеме?

Я получил следующий категорический ответ.

«За королем и премьером не следите»

«Заданий по сбору информации о короле Георге, членах королевской семьи, а также о премьер-министре и членах британского кабинета советская разведка перед Блантом никогда не ставила», — говорилось в справке Центра.

Попробую проанализировать этот ответ. У меня нет сомнений, что Лубянка не ставила своей задачей «сбор информации о короле Георге VI, а затем и Елизавете И».

Прежде всего решение о слежке должно было быть принято на самом высоком уровне и, конечно, с учетом всех политических факторов. Только что закончилась война, Англия продолжала оставаться нашей союзницей. Договор о взаимной помощи между СССР и Англией, заключенный 26 мая 1942 г., еще продолжал действовать (он был аннулирован советской стороной позднее, в 1952 г.). Георг VI первым из британских монархов продемонстрировал в ходе войны и после ее окончания уважение к Советскому Союзу. В этих условиях обнародование того факта, что в Букингэмском дворце действует советский разведчик и шпионит за королем, вызвало бы возмущение во всем мире и особенно в Англии, где, по тогдашним опросам общественного мнения, до 98 процентов англичан были сторонниками монархии. А исключать провал разведчика никогда нельзя. Провалы в разведке не менее закономерны, чем успехи. Итак, риск «слежки за королем» был очень велик.

А польза от этого? Минимальная. Ведь монархи в Англии не играют решающей роли в жизни страны. От них, как правило, не зависит решение жизненно важных вопросов. А тем более нет смысла следить за членами их семьи, роль которых носит обычно лишь протокольный, церемониальный характер. Так что утверждению, что КГБ не давал заданий по сбору информации о короле и королевской семье, я думаю, вполне можно поверить.

Вторая часть заявления о том, что Бланту не давали указания о сборе информации о «премьер-министре и членах кабинета», вызывает определенные сомнения. Может быть, такого письменного указания и не давалось, но едва ли «кураторы» Бланта не давали ему «советов», как лучше использовать его новое положение, какие возможности оно открывает. Конечно, они обращали внимание на то, что начинается новый период — время «холодной войны» против нас, что в связи с этим для нашей страны небезынтересна политика правительства Англии, и в первую очередь ее премьера, так же как и взгляды членов британского кабинета.

Получение информации о политике правительства — главная задача любой разведки, и грош ей цена, если разведка будет следить за второстепенными лицами в государственных институтах страны и абстрагироваться от ее руководства. Маловероятно, чтобы Бланту давались указания не наблюдать и, упаси, Боже, не информировать КГБ о действиях правительства и его министерств.

Я, как посол, могу сказать, что в задачу всех послов, включая советского, входили прежде всего встречи с премьер-министром и членами кабинета, информация об их взглядах и планах.

И теперь у Бланта создались идеальные условия для получения такой информации. Ему отныне доверял Двор, и это, конечно, содействовало расширению его контактов с власть имущими. Присутствие на королевских приемах, вообще при Дворе, близость к монарху давали ему уникальную возможность встречаться и обсуждать серьезные вопросы с членами кабинета, министрами, другими важными персонами. Его, конечно же, с удовольствием приглашали на встречи и обеды, при нем свободно велись доверительные разговоры, его никто не стеснялся и не опасался. Он был человеком своего, элитного круга. Профессор, видный искусствовед, родственник короля и его советник, прошедший войну в одном из самых престижных родов войск — разведке, значит, человек много знающий, интересный собеседник, он был украшением любого приема и, конечно, «проверенный человек», его никто не остерегался. Близость к нему была лестной даже для представителей элиты. Да и сам он активно расширял свои связи.

О том, как разведчик или дипломат может, используя свое положение, добыть нужную и полезную информацию, рассказывает в своих воспоминаниях Ким Филби. Во время Второй мировой войны, когда Испания была нейтральной, в Лондоне находился посол этой страны герцог Альба. Как помнит читатель, донесения «нейтральных послов» обычно вскрывались, перлюстрировались и внимательно изучались.

Ознакомление с донесениями герцога Альбы поразило английскую разведку. Они значительно отличались от донесений других послов в Лондоне исключительно высоким качеством и многообразием. Он давал точную оценку политической обстановке в Англии, и, естественно, возникло подозрение, что он получал ее из каких-то тайных источников. А так как в Лондоне не сомневались, что со всеми его донесениями Мадрид знакомит немцев и итальянцев, то предприняли расследование. И выяснили, что информацию свою герцог Альба получал совершенно легальными средствами, встречаясь с лицами, занимавшими самое высокое положение в стране, в том числе с министрами и даже премьер-министром. И конечно, они говорили уважаемому ими герцогу правду, так же как говорили ее Бланту, который имел еще больший доступ к ним, чем испанский посол.

Блант признавался, что во время приемов он старался-встречаться с теми, кто для него (читай — для советской разведки) представлял интерес. Так, он стал частенько наведываться в «Трэвеллерз клаб». Что это за клуб? Непременным условием участия в нем является любовь к путешествиям; член клуба должен проделать путь не менее чем в 500 миль от Лондона, то есть за пределы страны. «Трэвеллерз клаб» был одним из самых фешенебельных в Лондоне, его членами и по сей день являются многие британские дипломаты, богатые бизнесмены и государственные деятели. Блант встречался там с Лиделлом, который продолжал работать в Секретной службе страны. Конечно же, два разведчика вели разговоры на интересовавшие их темы. Да и Лео Лонг, разведчик, завербованный Блантом, подтверждал, что, закончив свою службу в разведке, Блант имел доступ к ее материалам.

Не удовлетворившись первым ответом Центра разведки на вопрос, направлял ли Блант, став советником при монархе, информацию о короле и королеве, я повторил его и получил такой ответ: «Заданий по сбору информации о членах королевской семьи разведка перед Блантом не ставила. Блант передавал нам сообщения с политической информацией, в которой, естественно, фигурировали члены кабинета» (курсив мой. — В.Я.). И далее: «После ухода Бланта из контрразведки в 1945 году поступающие от него материалы несколько утратили значимость, но работа с ним продолжалась по получению политической информации» (курсив мой. — В.П.). Положение советника при монархе, конечно, во многом способствовало получению им важной информации из первых рук.

«Пятерка» продолжает работу

С окончанием войны у Москвы совсем не отпала надобность в информации «кембриджской пятерки». Складывалась новая картина мира. Начиналась «холодная война» против Советского Союза, грозившая не раз превратиться в «горячую». И «кембриджская группа» в новых условиях стала укреплять свои позиции.

Ким Филби, который еще в 1944 году перешел на работу в МИ-6, где заведовал советским отделом, стал отвечать за операции, направленные против нашей страны, и, конечно, обо всем информировал Лубянку. Английский словарь шпионажа отмечает: «Филби мог не только снабжать Москву информацией об английской и американской деятельности, но также скрывать от Лондона и Вашингтона информацию, которая могла навредить русским». Ким Филби совершил поездку по странам Европы и везде встречался с руководителями английских разведывательных резидентур, знакомился с их работой и… докладывал в Москву. В январе 1946 года, в день 34-летия, его наградили орденом Британской империи. В 1950 году Филби был еще раз повышен в должности и направлен представителем СИС для связи с ЦРУ в Вашингтон в ранге второго секретаря посольства Британии. Таким образом, КГБ получил в его лице сразу как бы «двойного агента», работавшего и по Англии, и по США на Советский Союз.

Дональд Маклин в 1944 году получил пост первого секретаря посольства Англии в Вашингтоне. Он обслуживал Объединенный политический комитет, который координировал планы Британии, США и Канады по вопросам атомной энергии. «На этом посту, — подчеркивает «Словарь шпионажа», — он мог поставлять в Советский Союз важные документы, касающиеся ядерного планирования». Словарь отмечает: «Российский историк Рой Медведев уверен, что Маклин передал в Москву инструкции относительно войны в Корее, утвержденные Трумэном, для генерала Макартура, запрещавшие переносить войну на китайскую территорию. До тех, пор пока Сталин не передал эти инструкции Мао Цзэдуну, китайский лидер, опасаясь американского вторжения и возможного использования атомного оружия, колебался принять решение о посылке «китайских добровольцев» в Корею. Документ, полученный от Маклина, открывал «зеленый свет» для вторжения в Южную Корею».

Гай Берджес, как я упоминал, с 1944 года начал работать в МИД Англии. Американская энциклопедия «Шпионаж и контршпионаж» так характеризует деятельность Берджеса: «В течение шести лет он имел доступ к сверхсекретным документам, содержание которых передавал своим русским контактам».

Работая в Форин оффис, он стал в 1945 году личным помощником Гектора Макнила, который тогда был парламентским секретарем видного политика Филиппа Ноэля Бейкера, а затем парламентским секретарем заместителя министра иностранных дел. Защищая политику Англии в отношении послевоенной Польши, Макнил произнес в парламенте блестящую речь, которая обратила на себя внимание в стране и способствовала его карьере. Речь была подготовлена не без помощи Гая Берджеса. На следующий год Макнил был выдвинут на пост государственного министра по иностранным делам (то есть первого заместителя министра) и стал членом Тайного совета (основного юридического органа государственного управления, совещательного органа при монархе), а Берджес был назначен его личным помощником. Впервые за время существования Форин оффис советский разведчик стал личным помощником британского заместителя министра иностранных дел и мог иметь доступ к делам Тайного совета. Москва же отныне могла получать информацию из самых высоких правительственных и дипломатических кругов.

Время от времени Макнил представлял министра иностранных дел, и Берджес, продолжая быть его помощником, мог присутствовать на заседаниях Брюссельского пакта (предшественника НАТО). Он был свидетелем создания «плана Маршалла», участвовал в важнейших переговорах Англии с другими западными странами.

В 1950 году Берджес получил назначение на должность второго секретаря посольства в Вашингтоне, где он встретился с Филби, работавшим в посольстве первым секретарем.

В Соединенных Штатах Берджес сблизился с Антони Иденом, который посетил Америку в ноябре 1950 года (на следующий год он вновь занял пост министра иностранных дел). Берджес показывал Идену Вашингтон. Иден впоследствии записал в дневнике: «Я был рад каждому дню, проведенному в Вашингтоне».

Казалось, что шансы его на успешную карьеру увеличивались. Но вместе с тем он, к сожалению, не всегда придерживался строгих правил поведения и конспирации, и у контрразведки возникли подозрения относительно его личности. Стрессовые напряжения Берджес тушил, как правило, алкоголем. Однажды он явился на встречу министров иностранных дел Британии, Греции, Болгарии, Югославии и Албании вдребезги пьяным. Но тогда это сошло ему с рук. Правда, помощник Генерального секретаря ООН Уркварт информировал об этом инциденте постоянного заместителя министра иностранных дел сэра Александра Кадогана, но тот холодно заметил: «Форин оффис традиционно считается терпимым к грехам эксцентричности».

Как отметил Ким Филби в книге «Моя тайная война», Берджес «ухитрялся попадать во всякие скандальные переделки личного характера».

О Кернкроссе мы уже говорили. В Министерстве финансов он состоял при отделе управления обороной. И понятно, что его сообщения носили соответствующий характер и представляли ценность для Лубянки.

Что касается Бланта, то он и после отставки в 1945 году продолжал поддерживать тесные связи с МИ-5 по меньшей мере в течение пяти-шести лет. Он был частым гостем Лиделла в штаб-квартире МИ-5, а Лиделл, будучи заместителем директора, фактически был руководителем Службы безопасности. Блант по-прежнему был советником Лиделла по части приобретения картин, он сумел показать ему, каким блестящим знатоком искусств является. Так, на одном аукционе «Кристи» Лиделлу удалось относительно недорого купить две картины «неизвестного художника». Блант установил, что они принадлежат кисти Пуссена и представляют собой фрагменты одной его картины. Некоторые эксперты оспорили заключение Бланта. Тогда картины были подвергнуты исследованию рентгеном, а затем были предъявлены для окончательной экспертизы известному профессору-искусствоведу, который полностью подтвердил правоту Бланта. Картины значительно выросли в цене, а вместе с этим увеличилось и уважение Лиделла к Бланту. Нужно ли говорить, что такие услуги не забываются?

Важно подчеркнуть и другое: когда Блант, уйдя из разведки, поднялся столь высоко, стал так близок к самому королю, у Лиделла стало еще меньше секретов от его друга и товарища, чем раньше. Он доверял Бланту полностью.

После окончания войны в МИ-5 происходили, как и во всем государственном аппарате, серьезные кадровые перемены. Лубянка была заинтересована в том, чтобы знать о них, иметь сведения о точном кадровом составе Секретной службы Британии. И Блант смог благодаря Лиделлу держать Лубянку в курсе дел МИ-5. Он даже как-то «сострил» в разговоре с полковником Робертсоном: «…а мне нравится передавать русским офицеров МИ-5».

На что рассчитывал Блант, делая такое экстраординарное заявление? Вероятно, он полагал, что, если Робертсон и доложит об этом Лиделлу, последний посмеется над ним и скажет: «Полковник, надо же понимать шутку. Кто сознается в таком, если бы он это делал на самом деле?» Во всяком случае, практических последствий эта «шутка» не имела и никаких неприятностей Бланту не принесла..

С Антони Блантом во время войны и позднее работали несколько советских разведчиков — А.Б. Горский («Генри»), К.М. Кукин, Б.М. Кротов и затем Ю.И. Модин. Нашим резидентом в Лондоне во время работы последнего был Н.Б. Родин (псевдоним Коровин)32. Впрочем, кураторы «пятерки» были, вероятно, довольно самостоятельны, и их работа была окружена тайной даже в стенах резидентуры. Во всяком случае, когда я спросил одного из резидентов КГБ, работавших в Лондоне в те годы (он просил меня не называть его фамилию), как действовала «пятерка», он сказал, что ничего не знает о ней, и высказал предположение, что их кураторы, по-видимому, напрямую связывались с Москвой.

О своей работе с Блантом и другими его коллегами Ю.И. Модин рассказал мне: «Когда я первый раз поехал в Лондон, а мне довелось дважды работать в Англии, то мне не сказали, что я буду куратором «пятерки», и я специально не готовился к этой работе. Но после 1945 года в нашей разведке в Лондоне возникли осложнения. Старые, опытные кадры во время войны работали буквально на износ, подчас по 18–20 часов в сутки. Некоторые уже не выдерживали такого темпа, и начались крупные замены. Пришедшие в разведку новые люди были умными и толковыми, но у них не было опыта сложной работы с таким необычным контингентом, каким являлась «кембриджская пятерка». Сотрудничать с ними после войны поручили Миловзорову, опытному работнику КГБ, но у него работа с ними не пошла. Он был контрразведчиком, привыкшим больше командовать, чем убеждать. На таких тонах с членами «большой пятерки», интеллигентами до мозга костей, привыкшими все взвешивать и обо всем иметь свое суждение, работать было нельзя. Это понял и резидент Коровин. И когда я приехал в Лондон, то он мне предложил восстановить с членами «пятерки» связи, установив добрые, уважительные отношения, и начать с Кернкросса и Бланта. Что мне помогло в выполнении этой задачи? О Бланте я узнал сразу после поступления на службу в КГБ, когда стал работать в «английском отеле». Английский язык знал только начальник, и мне поручили переводить материалы «пятерки» (а их было огромное количество) и делать по ним справки. Среди новых сотрудников отдела было много способных, но они были, к сожалению, малограмотными. Так уже тогда я смог заочно познакомиться с Блантом и его коллегами. Начал я свои встречи с Блантом с того, — рассказывал дальше мой собеседник, — что сказал ему: «Вы старше меня на 15 лет, больше меня работали в разведке и имеете огромный опыт. Я не собираюсь и не буду Вами командовать. Я могу Вам только сказать, какими вопросами сегодня интересуется руководство моей страны». Среди ряда проблем я, как сейчас помню, назвал и судьбу африканских колоний, и позицию Британии по этому вопросу.

Работать с Блантом было легко. За десять лет его сотрудничества с советской разведкой (до встречи со мной) он стал замечательным профессионалом, прекрасно освоившим эту трудную специальность».