Помоги проекту - поделись книгой:
Это дело было нами изучено, с привлечением дополнительных архивных материалов. Расскажем, как раскрывался заговор.
Когда в начале 1918 года в ВЧК поступили первые сигналы о шпионской и заговорщической деятельности иностранных дипломатов, Ф. Э. Дзержинский пригласил к себе чекистов Буйкиса и Спрогиса[21] и поручил им проникнуть в контрреволюционную среду, чтобы узнать, кто держит в своих руках нити заговора и материально поддерживает заговорщиков.
В марте 1918 года направлен на службу в ВЧК. С 1956 года пенсионер. Я. Я. Спрогис — чекист, погиб на фронте.
В таких действиях ВЧК нет ничего противозаконного. Негласная проверка служит средством исследования достоверности поступивших сведений и способствует проведению мер по своевременному пресечению намеченных преступлений. Выполняя указание Председателя ВЧК, Буйкис выехал в Петроград, где под видом бывшего царского офицера Шмидхена сумел войти в доверие к контрреволюционерам, а те представили его как «надежного человека» английскому военно-морскому атташе Кроми, а затем и нелегально пробравшемуся в Россию агенту английской разведки Сиднею Рейли.
Узнав, что у «Шмидхена» есть связи среди командиров латышских стрелков, Кроми и Рейли стали настойчиво требовать от него выехать в Москву, встретиться с английским дипломатом Локкартом и вручить ему письмо конспиративного содержания. До вручения этого письма Локкарту его содержание стало известно Ф. Э. Дзержинскому.
Локкарт поручил «Шмидхену» найти предателя среди командиров латышских стрелков, что он и сделал. В роли «предателя» выступил командир 1-го дивизиона латышской стрелковой бригады Э. П. Берзин. С согласия заместителя председателя ВЧК Петерса Берзин вступил в организацию заговорщиков и стал знать в основном их планы. Они сводились к следующему: два латышских полка должны были движением на Вологду способствовать захвату союзниками Северной области. Одновременно оставшиеся в Москве латышские части должны были арестовать пленарное заседание ВЦИК вместе с Председателем Совета Народных Комиссаров В. И. Лениным.
За содействие перевороту Локкарт и французский генеральный консул Гренар обещали Берзину до 5 млн. руб. и выдали ему 1 млн. 200 тыс. на организацию восстания, деньги Берзин сдал в ВЧК, и они служили одним из вещественных доказательств деятельности дипломатов-заговорщиков.
Дело пополнилось не только этим вещественным доказательством. При обысках были обнаружены письмо французского гр-на Рене Маршана к президенту Французской Республики Пуанкаре с предупреждением о последствиях готовящегося заговора, а также письменные донесения шпионов, шифр и ключи к расшифровке их, извлечение из трости американского генерального консула Коломатиано. У ряда арестованных заговорщиков обнаружили крупные суммы денег, предназначенные, по их объяснению, для уплаты вознаграждений участникам предполагаемого восстания.
По делу арестовали целую группу заговорщиков, в том числе несколько иностранных граждан.
Локкарт и арестованные дипломаты были по решению Советского правительства обменены на арестованных в Лондоне М. М. Литвинова и других большевиков.
Остальные заговорщики были преданы суду. Дело рассмотрел в конце ноября 1918 года Верховный трибунал ВЦИК. Мы обратили внимание на то, что к участию в судебных заседаниях была допущена защита. Подсудимых защищали 14 адвокатов и среди них известный Плевако.
По ходатайству защиты Трибунал представил возможность обвиняемым, не владеющим русским языком, ознакомиться с материалами дела на своем родном языке. На том же языке было вручено им и обвинительное заключение Коллегии ВЧК. В итоге всестороннего исследования всех обстоятельств дела, выслушивания подробных объяснений подсудимых и мнений защитников Трибунал признал всех подсудимых виновными и назначил каждому наказание. Локкарт и Рейли были осуждены заочно к смертной казни.
Наряду с материалами судебного дела нам представилась возможность познакомиться с мемуарами Роберта Локкарта, изданными в 1932 году в Лондоне под названием «Мемуары британского агента». Из самого их названия следовало признание Локкарта в принадлежности к английской разведке.
Выдавая себя в мемуарах за человека, влюбленного в Россию, где он жил и работал как дипломат с 1912 года, Локкарт уклончиво, но признает, что в 1918 году в России готовился заговор с целью свержения Советской власти и что он принимал в нем участие.
Каких-либо оснований для реабилитации осужденных по этому делу мы не усмотрели. Заговорщики сделали ставку на эсеров. И прежде всего на Марию Спиридонову. Она действительно активно участвовала в революционном движении. В первом приговоре об этом упомянуто, во втором — ни слова…
В первый раз в 1906 году Владимир Ильич Ленин сослался в своей брошюре «Победа кадетов и задача рабочей партии» на Марию Спиридонову, как на пострадавшую революционерку, стойко выдержавшую все истязания сатрапов царской охранки[22].
Являясь членом партии социал-революционеров (эсеров), Мария Спиридонова вела активную политическую деятельность, и это было подмечено Лениным.
В статье «Три кризиса», опубликованной 19 июля 1917 г. в журнале «Работница» № 7, Ленин отметил, что при всех колебаниях эсеров Спиридонова решительно высказывалась «за переход власти к советам»[23].
В газете «Рабочий» № 10 за 14(1) января 1917 г. Ленин похвалил Спиридонову за то, что она среди эсеров выступает за «усиление, укрепление, развитие революционно-интернационалистических течений»[24].
Накануне Октябрьской революции в газете «Рабочий путь» (№ 20–21) от 9 и 10 октября 1917 г. была опубликована статья Ленина «Задачи революции», В ней Владимир Ильич подчеркнул важную роль Спиридоновой в правильном отношении эсеров к задачам революции[25].
Самый примечательный факт в политической биографии М. А. Спиридоновой тот, что она вместе с Лениным (от большинства ЦК большевиков, а Спиридонова от ЦК левых эсеров) голосовали за мир с Германией, подписание Брестского договора[26].
Однако через каких-нибудь несколько месяцев в политической ориентации Марии Спиридоновой произошел резкий поворот. Она оказалась заодно с лидерами левых эсеров, которые 6 июля 1918 г. в дни работы V Всероссийского съезда Советов, подняли в Москве тайно подготовленный контрреволюционный мятеж, и среди задач этого мятежа было расторжение мирного договора с Германией. Еще не ведая о тайных замыслах лидеров левых эсеров, Ленин в своей речи на V Всероссийском съезде Советов 5 июля 1918 г. раскритиковал позицию левых эсеров, выступивших против заключения Брестского мира. О позиции, в частности, Спиридоновой он сказал следующее:
«За два месяца перед январем 1905 года и февралем 1917 года ни один, какой угодно опытности и знания революционер, никакой знающий народную жизнь человек не мог предсказать, что такой случай взорвет Россию. Уловить отдельные выкрики и бросить в народные массы призывы, которые равняются прекращению мира и бросанию нас к войне, это — политика людей, совершенно растерявшихся, потерявших голову. И, чтобы привести доказательство этой растерянности, я приведу вам пример из слов человека, в искренности которого ни я, ни кто другой не сомневается, — из слов товарища Спиридоновой, из той речи, которая была напечатана в газете «Голос трудового крестьянства» и о которой не было опровержения. В этой речи 30 июня товарищ Спиридонова поместила три ничего не говорящие строчки, будто бы немцы предъявили нам ультиматум — отправить им на два миллиарда мануфактуры»[27].
В речи на объединенном заседании В ЦИК 29 июля 1918 г. В. И. Ленин еще раз разоблачил ложь, которую распространяла Спиридонова и которая пошла на пользу помещикам и повторяется теперь самыми темными и неразвитыми элементами из черносотенцев; эта ложь должна быть опровергнута и разоблачена[28].
Такой стала Мария Спиридонова, приняв вместе с другими членами ЦК партии левых эсеров решение о провокационном убийстве германского посла Мирбаха, осуществленном эсером Блюмкиным, с расчетом вновь ввергнуть Россию в войну с Германией, поднять повсеместно восстание против Советской власти и свергнуть Советское правительство и арестовать его членов вместе с Лениным. Авантюра левых эсеров закончилась их поражением. Они окончательно разоблачили себя как ярые враги Советской власти, лишенные всякой поддержки трудящихся.
При ликвидации мятежа самый активный его организатор, состоящий на службе в ВЧК в должности заместителя, председателя, Александрович и еще 12 других активных участников восстания были арестованы и по решению ВЧК расстреляны.
М. А. Спиридонова была предана суду.
Верховный трибунал при ВЦИК обстоятельно разобрался во всех материалах дела, в личной вине Спиридоновой, не оставил без внимания и особенности, характеризующие ее личность. Признав М. А. Спиридонову виновной в организации левоэсеровского мятежа, Трибунал в приговоре записал:
«Принимая во внимание болезненно-истерическое состояние обвиняемой, не преследуя в наказании целей отмщения врагам революции и не желая причинять М. Спиридоновой излишние страдания, одновременно с тем охраняя рабоче-крестьянскую революцию и стоя на страже ее завоеваний, Трибунал постановил изолировать М. Спиридонову от политической и общественной деятельности на один год с пребыванием в санатории».
В последующие годы М. А. Спиридонова отошла от всякой политической деятельности. Между тем во времена сталинских репрессий она была снова арестована.
Вернемся снова в 1918 год. Когда 6 июля в Москве возник левоэсеровский мятеж, то ночью 7 июля В. И. Ленин и И. В. Сталин обменялись телеграммами по поводу убийства германского посла Мирбаха. Призвав Сталина к принятию мер подавления возможных восстаний левых эсеров на юге страны, Ленин назвал их «жалкими и истеричными авантюристами, ставшими орудием в руках контрреволюционеров». Такая оценка отвечала объективному суждению, свойственному Ленину. Она, эта ленинская оценка, была принята во внимание и Трибуналом при наказании М. А. Спиридоновой. Но каким был ответ Сталина!
«Что касается истеричных — будьте уверены, у нас рука не дрогнет. С врагами будем действовать по-вражески. Сталин».
Эта телеграмма впервые была опубликована в «Правде» № 21 от 21 января 1936 г., в самый разгул сталинских репрессий. Рука «вождя всех народов» действительно не дрожала, когда он определял судьбу арестованных революционеров, в том числе и М. А. Спиридоновой. Она была расстреляна в 1941 году в Орловской тюрьме, без приговора, по приказу Берии.
Приговор Трибунала от 1919 года в отношении М. А. Спиридоновой свидетельствовал о том, что в те годы уже применялась ссылка, отрешение определенных лиц от политической и общественной деятельности.
Возникновение в нашем законодательстве и в практике судебных и административных органов институтов ссылки и высылки. Впервые указание на высылку как на меру наказания мы обнаружили в Инструкции Наркомюста революционным трибуналам, изданной в 1917 году. Им предоставлялось право удалять из столиц, отдельных местностей или из пределов Советской Республики «порочных элементов»[29].
20 июня 1919 г. Президиумом ВЦИК было принято постановление[30] о несудебных полномочиях ЧК. По этому декрету в целях борьбы с нарушениями трудовой дисциплины, охранения революционного порядка и борьбы с паразитическими элементами в случае, если дознанием не установлено достаточных данных для направления дел о них в порядке уголовного преследования, за ЧК и ГубЧК, с утверждения ВЧК, сохранялось право заключения таких лиц в лагерь принудительных работ на срок не свыше пяти лет. Из Москвы, Ленинграда, Ростова и других ГПУ было выслано несколько тысяч таких лиц[31].
Декретом ВЦИК от 23 июня 1921 г. установлено, что по приговорам чрезвычайных комиссий (без направления дела для судебного разбирательства) лишение свободы могло быть назначено на срок не свыше двух лет, притом только в отношении лиц, уличенных в принадлежности к антисоветским политическим партиям. По этому декрету был направлен в ссылку 551 человек — активных членов партии меньшевиков. Эта контрреволюционная партия в те годы развернула активную враждебную деятельность. В восьми пунктах нашей страны она имела подпольные типографии, печатала и распространяла свою литературу антисоветского содержания. Все остальные дела, — было сказано в декрете, — находившиеся в производстве ВЧК, должны направляться в особые камеры народного суда или в революционные трибуналы[32].
Через год применение административных мер наказания, без суда, по решению особой комиссии, ставшей прототипом судебной коллегии ОГПУ, было расширено. Декрет ВЦИК от 10 августа 1922 г. «Об административной высылке» гласил:
1. В целях изоляции лиц, причастных к контрреволюционным выступлениям, когда имеется возможность не прибегать к аресту, установить высылку за границу или в определенные местности РСФСР в административном порядке. (В данном случае это распространялось на любых лиц, а не только на членов антисоветских партий, —
2. Рассмотрение вопросов о высылке отдельных лиц Возложить на особую комиссию при Народном комиссариате внутренних дел, состоящую из представителей от Народного комиссариата внутренних дел и Народного комиссариата юстиции, утверждаемых Президиумом ВЦИК[33].
Срок административной высылки, как указано в декрете, не может превышать трех лет.
Высланные поступали под надзор местного органа Государственного политического управления, которым определялось местожительство высылаемого в районе высылки. За побег с места высылки или с пути следования к нему была установлена ответственность по суду, согласно ст. 95 Уголовного кодекса.
17 апреля 1920 г. Президиум ВЧК своим приказом № 48 в связи с опубликованием Основного положения о трибуналах («Известия ВЦИК» от 27 марта 1920 г.) предложил всем губчека принять к неуклонному исполнению: «…при рассмотрении всякого законченного следствием дела в коллегии губчека последняя может давать ему в дальнейшем одно из следующих трех направлений:
…в) в порядке административного разрешения и заключения направлять виновных в лагеря принудительных работ».
Далее в приказе разъяснялось, на кого это распространяется: «Сюда относятся, например, лица, которые подвергаются заключению как бывшие помещики, капиталисты, князья, царские чиновники, лица, подозреваемые в соучастии в той или иной спекулятивной сделке, но в отношении которых сумма собранных против них улик ограничивается только знакомством с уличенными лицами или арестом у них на квартирах, или хранением их документов и ценностей.
Характерно, что этот приказ был подписан не только председателем ВЧК Ф. Дзержинским, но и докладчиком Кассационного трибунала при ВЦИК Н. В. Крыленко[34].
Применение ссылки в административном порядке было еще более расширено в 1922 году.
Тогда же в августе 1922 года XII Всероссийская конференция РКП(б) приняла специальную резолюцию «Об антисоветских партиях и течениях».
В ней говорилось:
«Вместе с тем нельзя и отказаться от применения репрессий не только по отношению к эсерам и меньшевикам, но и по отношению к политиканствующим верхушкам мнимо беспартийной, буржуазно-демократической интеллигенции, которые в своих контрреволюционных целях злоупотребляет коренными интересами целых корпораций и для которых подлинные интересы науки, техники, педагогики, кооперации и т. д. являются только пустым словом, политическим прикрытием… Репрессии… диктуются революционной целесообразностью, когда дело идет о подавлении тех отживающих групп, которые пытаются захватить старые, отвоеванные у них пролетариатом позиции…
Однако партийные организации не должны переоценивать роли репрессий и должны твердо помнить, что только в сочетании со всеми остальными вышеуказанными мерами репрессии будут достигать цели»[35].
В. И. Ленин был одним из тех лидеров нашей партии, который проявлял повышенную озабоченность тем, чтобы роль репрессий не переоценивалась и при первой возможности сужалась, ограничивалась.
Ленин об ошибках ВЧК. Выступая на митинге-концерте у сотрудников ВЧК 7 ноября 1918 г., он заявил:
«Нет ничего удивительного в том, что не только от врагов, но часто и от друзей мы слышим нападки на деятельность ЧК. Тяжелую задачу мы взяли на себя. Когда мы взяли управление страной, нам, естественно, пришлось сделать много ошибок и естественно, что ошибки чрезвычайных комиссий больше всего бросаются в глаза. Что удивляет меня в воплях об ошибках ЧК, — это неумение поставить вопрос в большом масштабе. У нас выхватывают отдельные ошибки ЧК, плачут и носятся с ними.
Мы же говорим: на ошибках мы учимся. Как во всех областях, так и в этой мы говорим, что самокритикой мы научимся. Дело, конечно, не в составе работников ЧК, а в характере деятельности их, где требуется решительность, быстрота, а главное — верность…
Вполне понятно примазывание в ЧК чуждых элементов. Самокритикой мы их отшибем» [36].
Итак, В. И. Ленин призывал к самокритике, еще раз самокритике. Из истории ВЧК известно, как использовался этот верный рычаг в практической работе ВЧК, в очищении ее рядов от недостойных людей.
В ленинском архиве находится много его записок, телеграмм, адресованных в ВЧК, в местные ее органы, в которых он требовал внимательно разобраться с арестом того или иного гражданина, с достоверностью доказательств. В ряде случаев разбор закончился исправлением ошибочных решений… Из многих его требований достаточно упомянуть следующие:
«Все те лица, которым в течение двух недель со дня ареста не предъявлено или не будет предъявлено обвинение, подлежат освобождению из заключения»[37].
«К бывшим царским генералам подходить не огулом, а индивидуально… Только потому, что он генерал, — карать нельзя»[38].
Один из руководителей ВЧК М. Лацис писал: «Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Советской власти с оружием или словом». В. И. Ленин не оставил без внимания этой публикации и в статье «Маленькая картинка для выяснения больших вопросов» назвал это утверждение М. Лациса нелепостью[39].
Известны многие факты принятия В. И. Лениным мер к тому, чтобы не допустить необоснованного применения репрессий, внимательно относиться. к жалобам арестованных, проверять их объяснения, быть объективными в своих выводах и суждениях.
В. И. Ленин продолжал пристально наблюдать, как ВЧК перестраивает свою работу в новых условиях.
30 мая 1921 г. Малый Совнарком рассмотрел результаты обследования деятельности междуведомственной комиссии по отчуждению складов и имущества иностранцев, существовавшей при Главпродукте. Обследование вел следователь ВЧК Васильев. Его доклад был признан неудовлетворительным, а расследование необъективным. Малый Совнарком принял решение следователся Васильева от этого дела отстранить и поручить Наркомюсту провести объективное расследование.
Именно на этом заседании по предложению Владимира Ильича была образована комиссия под председательством наркома юстиции Д. И. Курского. Ей было поручено разобраться во взаимоотношениях ВЧК с органами юстиции, разработать законодательные меры, регулирующие надлежащий надзор за следственным аппаратом ВЧК.
Далее события с работой этой комиссии развивались таким образом. В ноябре 1921 года Л. Б. Каменев переслал на ознакомление В. И. Ленину основные положения, составленные Коллегией ВЧК, с которыми согласился нарком юстиции Д. И. Курский, и проект положения о ВЧК (взамен действующих постановлений о ВЧК и ее местных органах) для представления на утверждение ВЦИК. В сопроводительном письме Л. Б. Каменев писал Владимиру Ильичу:
«Взгляните. Это минимум, на который пошел Дзержинский и которым, конечно, удовлетворился Курский. Я отстаиваю максимум: 1) Разгрузить ЧК, оставив за ним политические, преступления, шпионаж, бандитизм, охрану дорог и складов. Не больше. Остальное — НКюсту.
2) Следственный аппарат ЧК влить в НКюст, передав его ревтрибуналам».
В ответном письме Ленин написал:
«т. Каменев! Я ближе к Вам, чем к Дзержинскому. Советую Вам не уступать и внести в Политбюро. Тогда отстоим из максимумов. На НКЮ возложим еще ответственность за недонесение Политбюро (или Совнаркому) дефектов и неправильностей ВЧК. 29.Х I. Ленин»[40].
Через день после этого письма Каменеву, Ленин в своих намерениях относительно существования ВЧК пошел дальше. Он внес 1 декабря 1921 г. в Политбюро ЦК РКП (б) предложение преобразовать ВЧЙ, сузив круг ее деятельности.
Предложения В. И. Ленина были приняты Политбюро в тот же день — 1 декабря. Они легли в основу решения XI конференции РКП(б), проходившей 19–22 декабря 1921 г. В решении конференции было записано:
«Судебные учреждения Советской республики должны быть подняты на соответствующую высоту. Компетенция и круг деятельности ВЧК и ее органов должны быть соответственно сужены и сама она реорганизована» [41].
В своем решении IX съезд Советов записал: «Укрепление Советской власти вовне и внутри позволяет сузить круг деятельности Всероссийской Чрезвычайной Комиссии и ее органов, возложив борьбу с нарушением законов Советской республики на судебные органы».
Декретом В ЦИК от 6 февраля 1922 г. ВЧК и ее органы были упразднены. При Народном Комиссариате внутренних дел создавалось Государственноё политическое управление, в задачу которого входило подавление открытых контрреволюционных выступлений, борьба со шпионажем, охрана железнодорожных и водных путей сообщения, охрана границ, борьба с контрабандой, а также выполнение специальных поручений Советского правительства по охране революционного порядка.
ГПУ было лишено права на применение каких-либо видов уголовного наказания без суда, но это Решение просуществовало недолго…
Коллегия ГПУ — ОГПУ снова обоела право на назначение мер уголовного наказания, ссылки и высылки. Об этом расскажем позже.
Этим и была продиктована инициатива В. И. Ленина в образовании в нашей стране специального органа по надзору за законностью— прокуратуры.
К весне 1922 года после широкого и тщательного обсуждения вопроса о прокуратуре в печати, на съездах и совещаниях работников советской юстиции Наркомюст выработал проект Положения о прокуратуре, который от его имени был внесен Н. В. Крыленко на рассмотрение III сессии ВЦИК IX созыва. Проект предусматривал централизованное подчинение прокуратуры и общий надзор в качестве одной из ее главных функций.
На заседании сессии 15 мая 1922 г. по докладу Крыленко развернулись прения, законопроект Наркомюста был подвергнут резкой критике значительной группой членов ВЦИК, выступивших с требованием «двойного» подчинения прокуратуры или лишения ее права общего надзора. Выступление этой группы открыл Л. М. Каганович. Он призвал членов ВЦИК отклонить законопроект Наркомюста, утверждая, что введением централизованной и независимой от местных властей прокуратуры якобы нарушается Конституция, выражается недоверие местам, затрагиваются самые основы советского строительства на местах. На призыв Кагановича откликнулись В. В. Осинский, Д. Б. Рязанов, Я. Б. Полуян и другие[42].
Решительно высказался за принцип централизованного построения прокуратуры Н.А. Скрыпник. Возражая Кагановичу, он заявил, что прокуратура должна быть независимой от исполкомов, в противном случае «последние уподобятся унтер-офицерской вдове, которая сама себя высекла». Скрыпника полностью поддержал В. И. Яхонтов. Яркую речь в защиту ленинских принципов социалистической законности произнес М. И. Калинин. Он категорически отверг все возражения против проекта Наркомюста. Отвечая Осинскому, который заявлял, что если мы хотим воспитать законность, то прежде всего надо воспитывать ее в самих органах управления, М. И. Калинин сказал: «Вот именно, организация прокуратуры и есть один из способов, одна из возможностей воспитать законность в органах власти»[43].
Законопроект Наркомюста не был принят на данном заседании III сессии В ЦИК. Его сдали в комиссию, избранную на том же заседании сессии. Комиссия большинством голосов отвергла право прокуроров опротестовывать решения местных властей, а также назначение прокуроров центром и подчиненность их только центру. Она высказалась за «двойное» подчинение прокуроров на местах — центру в лице прокурора республики и соответствующему губисполкому. В комиссии ЦК партии, назначенной для руководства работами III сессии В ЦИК, шла такая же борьба.
Ошибочное и вредное решение комиссии В ЦИК, а также разногласия в комиссии ЦК обеспокоили В. И. Ленина. Несмотря на болезнь, он 20 мая 1922 г. продиктовал по телефону из Горок письмо И. В. Сталину для Политбюро «О двойном» подчинении и законности». В своем письме Ленин разбил все доводы защитников «двойного» подчинения прокуратуры и всесторонне обосновал принцип единства социалистической законности. Он указывал, что позиция большинства комиссии ВЦИК, являясь принципиально неправильной, подрывает всякую работу по установлению единой законности и «выражает интересы и предрассудки местной бюрократии и местных влияний, т. е. худшего средостения между трудящимися и местной и центральной Советской властью, а равно центральной властью РКП» [44].
Чтобы преодолеть местничество и действительно обеспечить единство социалистической законности, необходимо было, по мнению Ленина, создать прокурорский надзор, независимый от местных властей, имеющий право опротестовывать их решения с точки зрения законности и построенный на началах подчинения прокуроров только центральной прокурорской власти. В свою очередь центральная прокурорская власть должна работать под непосредственным наблюдением высших партийных органов и в самом тесном контакте с ними. Все это представляло собою максимальную гарантию против местных и личных влияний.
В. И. Ленин внес в Политбюро ЦК конкретные предложения, которые определили порядок организации и деятельности советской прокуратуры, обеспечивающий действенность этого органа в правоведении единой социалистической законности.
Против ленинских установок, с защитой «двойного» подчинения прокуратуры и назначения прокуроров местными исполкомами в комиссии ЦК, а затем и в Политбюро выступили Каменев и Рыков. Их точку зрения разделял и Зиновьев[45]. 22 мая Политбюро ЦК большинством голосов приняло по всем спорным вопросам предложения В. И. Ленина. В постановлении Политбюро говорилось: «Отвергнуть «двойное подчинение», установить подчинение местной прокурорской власти только центру в лице генерал-прокурора. Местные прокурорские власти назначаются генерал-прокурором под контролем Верх триба, Наркомюста и Оргбюро ЦК. Сохранить за прокурорской властью право и обязанность опротестовывать все и всякие решения местных властей с точки зрения законности этих решений или постановлений без права приостанавливать таковые, а с * исключительным правом передавать дело на решение суда»[46]. Однако это не остановило Каменева и Рыкова. Они перенесли борьбу против ленинских предложений в коммунистическую фракцию III сессии ВЦИК.
Выступивший на заседании фракции 24 мая 1922 г. Каменев утверждал, что Ленин исходит из слишком оптимистического представления о положении дел на местах и о состоянии советских законов, что в Советском государстве не существует единой законности и установить ее невозможно, поэтому создавать прокурорский надзор вообще не следует. Каменев и Рыков упорно добивались отмены решения ЦК партии о прокурорском надзоре или во всяком случае «двойного» подчинения прокуратуры. В результате фракция поддержала требование комиссии ВЦИК о «двойном» подчинении прокуратуры вопреки постановлению Политбюро[47]. В связи с этим вопрос о прокуратуре в тот же день рассматривался в Политбюро ЦК. В новом его решении «двойное» подчинение прокуратуры категорически отвергалось, подтверждались принципы организации и деятельности прокуратуры, изложенные в ленинских предложениях.
Но и после этого Каменев, Зиновьев, Рыков и их сторонники продолжали срывать работу партии по установлению в стране единой социалистической законности. На заседании фракции III сессии ВЦИК 26 мая 1922 г. им удалось добиться того, что фракция, приняв к сведению и руководству решение Политбюро, вместе с тем постановила просить Пленум ЦК пересмотреть вопрос о прокуратуре в духе прежнего решения фракции. При этом фракция поручила Каменеву, Рыкову и Сапронову защищать ее точку зрения на Пленуме ЦК[48]. Но это была последняя попытка выразителей местничества отстоять свою позицию. Ленинские предложения о задачах советской прокуратуры, принципах ее организации и деятельности были приняты и победили в высших партийных и советских органах. 26 мая 1922 г. Ill сессия ВЦИК IX созыва приняла законопроект о прокурорском надзоре, отредактированный в соответствии с предложениями В. И. Ленина. 28 мая 1922 г. постановление сессии было подписано Председателем ВЦИК М. И. Калининым, и положение о прокуратуре стало законом.
Письмо В. И. Ленина «О «двойном» подчинении и законности», его решительная борьба против сторонников местничества сыграли решающую роль в установлении принципа единства социалистической законности и создании советской прокуратуры. Письмо Ленина стало программным документом, которым и поныне руководствуется Коммунистическая партия в своей борьбе за укрепление советской законности.
1922–1923 годы характеризуются необычайно широкой законодательной и кодификационной работой Советского государства.
Интенсивно производилась разработка вопросов уголовного права. Особенное значение имел вопрос о самых основных принципах советского уголовного права, о понятии преступления, о роли наказания, о воспитательном воздействии на преступника и др.
В. И. Ленин принял непосредственное участие в работе по первой кодификации советского уголовного права. Об этом свидетельствуют его замечания, поправки и дополнения к проекту Уголовного кодекса РСФСР, изложенные в письмах Д. И. Курскому, написанных в мае 1922 года, накануне рассмотрения проекта сессий ВЦПК.
Большое внимание В. И. Ленин уделял точности формулировок преступных деяний особо опасного характера. Данная Лениным формулировка была положена в основу статьи, определявшей понятие контрреволюционного преступления:
«Контрреволюционным признается всякое действие, направленное на свержение завоеваний пролетарской революцией власти рабоче-крестьянских Советов и существующего на основании Конституции РСФСР Рабоче-крестьянского правительства, а также действия в направлении помощи той части международной буржуазии, которая не признает равноправия приходящей на смену капитализма коммунистической системы собственности и стремится к ее свержению путем интервенции или блокады, шпионажа, финансирования прессы и т. п. средствами» (ст. 57 УК РСФСР 1922 г.).
Дополняя проект вводного Закона к Уголовному кодексу РСФСР, Ленин предложил расширить применение высшей меры наказания (с заменой высылкой за границу) за все виды контрреволюционной деятельности меньшевиков, эсеров и других антисоветских партий, а также «найти формулировку, ставящую эти деяния в связь с международной буржуазией и ее борьбой с нами (подкупом печати и агентов, подготовкой войны и т. п.)»[49].
В этих указаниях Ленина и в его наброске дополнительного параграфа Уголовного кодекса (о контрреволюционной пропаганде и агитации) отчетливо раскрывалась одна из важнейших особенностей советского уголовного законодательства — сочетание в его нормах юридической квалификации того или иного преступления с общеполитической его характеристикой. В них одновременно подтверждалось ленинское требование строить уголовную ответственность обязательно с учетом индивидуальной виновности лиц, привлекаемых к суду.
Ленинские указания и принципы легли в основу Уголовного кодекса РСФСР, принятого на сессии В ЦИК в мае 1922 года.
Вместо ВЧК — суд
В.И Ленин: «ВЧК надо реорганизовать». 1921–1922 годы… Из пределов Советской России изгнаны вооруженная внутренняя контрреволюция и интервенты. Но борьба не прекратилась, революция еще нуждалась в защите. Однако, по мнению В. И. Ленина, методы борьбы должны быть иными, чем во время гражданской войны. Он был глубоко убежденным сторонником формирования Советского правового государства. Идея внедрения законности во все сферы государственной и общественной жизни и во весь процесс борьбы с контрреволюционными преступлениями не покидала его. Еще раз вспомним ленинский «Набросок тезисов постановления о точном соблюдении законов» и само это постановление, принятое V! Всероссийским съездом Советов среди ряда неотложных декретов в 1918 году. Гражданская война, интервенция отодвинули заботы о правовом государстве на второй план. В отчете ВЦИК и СНК IX Всероссийскому съезду Советов (23 декабря 1921 г.) Ленин заявил: «Понятно, что в обстановке военного наступления, когда хватали за горло Советскую власть, если бы мы тогда эту задачу себе поставили во главу, мы были бы педантами, мы играли бы в революцию, но революции не делали бы»[50].
Поделиться книгой: