Забытые письма

– Если послезавтра ему не станет лучше, если вялость не пройдет, дайте мне знать. Но сначала он должен постараться выкарабкаться своими силами. Организм лучше знает, что ему нужно. Мальчик чудом спасся. Коварный Фосс едва не проводил его в мир иной. Ох уж эти мальчишки… Все-то им неймется!

– Благодарю вас, доктор. Мы пригласим вас позже, – кивнула хозяйка.

– Конечно, леди Хестер. Направить к вам сиделку?

– В этом нет необходимости. Я сама буду ухаживать за сыном.

– Я слышал, полковник сейчас за границей? – спросил доктор, складывая инструменты в кожаный саквояж.

– Совершенно верно. Я немедленно извещу его о происшествии. – Нет, она ни минуты больше не потерпит его в своем доме. Но доктор обернулся к Гаю, тот стоял у окна весь бледный.

– Думаю, вам не повредит глоток бренди, молодой человек. Сколько вам стукнуло? Как же летит время, вы так выросли, стали таким высоким… Не беспокойтесь, Энгус еще успеет вам надоесть, когда поправится. Вот когда он упал с лошади, было гораздо хуже.

Да как он смеет так фамильярничать с моим сыном?

– Арки, проводите доктора Макензи. Другие пациенты наверняка его заждались.

– Как ни странно, я никуда не тороплюсь. Сегодня слишком роскошный день, чтобы болеть. Я уже зашил все порезанные на сенокосе пальцы. Но вот если жара не спадет, старики доставят хлопот. Иные ведь беспечно отправляются прогуляться в самое пекло.

– Вы правы, – вздохнула Хестер. Уйдет наконец этот болван? – До свидания, доктор.

Она проводила его до дверей, опустила шторы, чтобы солнечный свет не бил в лицо Энгусу.

– Гай, попроси Шоррокс приготовить ванну, это поможет ему прийти в себя. А я скажу на кухне, чтобы принесли тебе яйцо «в мешочек» и длинненькие тосты.

– Мама, не беспокойся обо мне, со мной все хорошо… Энгус просто решил покрасоваться, как обычно. Очередная его оплошность…

– Стоит мне отвернуться на пять минут, как вы опять во что-нибудь ввязываетесь.

– Мы же не маленькие. Было очень жарко, и мы просто хотели искупаться.

– А что эти деревенские шалопаи делали на моей земле?

– Ну… ты же знаешь, все купаются в Фоссе, когда жарко. Так уж повелось.

– Только не когда мы в поместье. Я поговорю с приходским советом.

– О, мама, Бартли спасли жизнь нашему Гусси! Тебе следует благодарить их, а вовсе не бранить! Я пообещал, что ты отблагодаришь их, – запротестовал Гай. И всегда-то он стоит на своем, точно как его отец. Какой славный из него получится солдат. Но я должна быть непреклонна.

– Гай, ты порой переходишь границу… Чрезмерная фамильярность с простолюдинами ведет к пренебрежительному поведению и неповиновению. Играть в крикет против команды деревенских – это одно, но кривляться перед ними – совсем другое. Ты должен подавать достойный пример, а не разбрасываться обещаниями от моего имени. Попроси Арки принести сюда чаю. Я посижу, понаблюдаю за Энгусом, просто на всякий случай… Все-таки следовало отвезти его в больницу.

– Как жаль, что папы нет дома. Он ведь обещал вернуться на каникулы.

– Он нужен в армии. Поговаривают о войне с Германией. В штабе обсуждают вероятность чрезвычайной ситуации. Мы не должны беспокоить его по таким пустякам. Ну же, беги. Тебе нужна горячая ванна, ты весь дрожишь в этом своем безобразном купальном костюме.

Хестер не терпелось остаться одной.

– Энгус кажется таким хрупким, весь растерзанный… Бедненький мой… Как смеет беда прикасаться к моим драгоценным мальчикам, моим птенчикам… Я так долго ждала их…

Ей было уже под сорок, и она боялась, что ей не суждено стать матерью, когда наконец они появились – той кошмарной ночью, когда, позабыв обо всем своем достоинстве, она в муках произвела их на свет. Сначала Гай Эртур Чарльз: он выскочил довольно быстро, а потом, не торопясь и ошарашив мать, показался второй малыш, Гарт Энгус Чарльз. Одна боль, двойное счастье, ее прекрасные мальчики, такие похожие между собой. Тогда за одну ночь вся ее жизнь перевернулась, она сразу и бесконечно полюбила их.

Оглянувшись на кавардак, царивший в спальне Энгуса – крикетная бита, рыболовные удочки, хлыстик для верховой езды, разбросанная по всему полу одежда, – она вздохнула. Мальчик не знает удержу, то и дело выдумывает новую шалость… Просто сорвиголова… Отличный наездник, уж сколько призов у него, на любом состязании рвется вперед… На стене оленьи рога, модели кораблей, бипланов… И карта, на которой помечены маршруты полковника Чарльза в Южной Африке. Дома близнецы просто один хлеще другого. А в школе – совсем иное дело. Их определили в разные классы, наказывают за любой проступок. Зато неизменно хвалят за успехи в спортивных состязаниях и военном деле.

Без мальчишек дома всегда так тихо. Она потому и упросила Чарльза позволить ей купить Ватерлоо-хаус: и на выходные им добираться ближе, и до Шарлэндской школы рукой подать, а в этой массивной крепости из серого камня на краю болота проходят все их открытые концерты.

Страшно подумать, что жизнь одного из них чуть было не оборвалась этим чудесным днем. Нет, после сегодняшнего приключения никаких конных прогулок и ночевок в поле, исключено, совершенно исключено до самого конца каникул! А ей следует проявить благородство и оказать теплый прием их спасителям. Вот только почему же Энгуса спасли именно они – дети этого кузнеца-иноверца?

Лишь на прошлой неделе она в экипаже объезжала округу с благотворительными визитами и как раз наткнулась на него. Эйса не торопясь шел вдоль узкой мостовой – как обычно, в кожаном переднике, закатанные рукава рубахи открывают мускулистые руки цвета орехового масла. Темные курчавые волосы – чересчур длинные, точно цыганские – выбиваются из-под кепки. Она взглянула на него из экипажа, ожидая, что он почтительно обнажит голову, но он равнодушно продолжил путь, не удостоив ее внимания, словно она ничего собой не представляла.

– Стойте! – приказала она тогда Бивену. – Догоните этого человека и спросите, почему он так груб со мной.

– Слушаюсь, мэм, – кивнул кучер и поравнял экипаж с Бартли. – Эй, ты, почему не выказываешь знаков уважения ее светлости?

– Ах, это вы, – отозвался Эйса Бартли, прямо взглянув на нее своими угольно-черными глазами. – Скажите вашей госпоже, я кланяюсь только своему Создателю, только ему, да!

Хестер покраснела от такой дерзости и приказала кучеру ехать дальше. Может быть, у кузнеца и свое дело, но землю и дом он арендует в поместье Ватерлоо. Как же смеет он так грубить?

Такие, как он, не знают своего места. Все беспорядки в Англии от этих сектантов: и рабочее движение, и профсоюзы, и эти социалистические идеи о всеобщем равенстве, и женщины, которым вдруг вздумалось голосовать… Суфражистки имели наглость прикатить сюда агитационные фургончики и подстрекать работников лесопилки требовать повышения зарплаты. Конечно, кого ж еще винить во всех беспорядках, как не проповедников в этих каменных часовнях: они-то и вбивают в головы рабочих неподходящие идеи об их «положении».

«Благослови, Господь, помещика и его родню и сохрани для нас всё как есть» – так поется в гимне. Вот как устроено общество, и так и должно быть. Разве, к примеру, армия выстоит без дисциплины и званий? Звания и чины превыше всего. Приказы отдаются, и их надо выполнять – в этом секрет социальной стабильности. Генералы Чарльза и их офицеры знают, как выигрывать сражения, а рядовые пехотинцы должны выполнять приказы, не задавая вопросов. Так было всегда.

Бартли оскорбил ее титул и ее сословие непочтительностью, а она теперь должна кротко стерпеть это оскорбление и продемонстрировать христианскую силу духа – поддержать светскую беседу с его детьми. Но одно ясно наверняка. Никому из его детей никогда не будет позволено работать в поместье. Дети инакомыслящих слишком вольно ведут себя, задают слишком много вопросов. Этих жеребят не так-то просто объездить. Уж лучше их не замечать и держаться от них подальше: это другое племя, и пусть таким и останется.

Энгус дышал ровно, спокойно, так что она решила немного прибрать на полу. И что только доктор успел подумать об этом кавардаке? Что я не способна управиться с прислугой? Да один мой взгляд стоит двух моих рук… Но все-таки пускай Арки приберется в комнате к следующему его визиту. Вовсе не стоит давать ему повод для пересудов с его глупой женой.

Хестер краем глаза поймала свое отражение в зеркале. Писаной красавицей она никогда не была: высокая, сухощавая – если не сказать худая, но фигура изящно подчеркнута корсетом так, что грудь выдается вперед, как у ее идеала: новой королевы Марии. Тонкое кремовое платье, пожалуй, излишне фривольно для собрания попечителей работного дома, но сегодня так жарко. Да, вечная проблема жизни в деревне – постоянно помнить, что ты на виду и задаешь должный стандарт.

Супруга военного, она знала, как положено одеваться, как произвести впечатление на жен младших офицеров, чтобы те знали, к чему стремиться. Приходилось терпеть формальные визиты в школу – одеваться сдержанно, чтобы ничем не смутить мальчиков. Не забывать, что для матери она уже совсем не молода – так что никаких броских украшений или пышной отделки на широкополых шляпах. Тут все время балансируешь на грани – не перестараться, но и не пренебрегать, и, пожалуй, этим искусством она овладела вполне. Стоило ей облачиться в приглушенные тона: розовато-лиловый, бежевый, зеленовато-болотный, густо-серый или любимый ее серебристый, как настроение сразу же поднималось. У своей лондонской портнихи она заказывала нарядные платья для послеобеденных выходов и платья к чаю, юбки в мелкую и крупную клетку мягкой изысканной гаммы, меха и пестрое сукно. Шелк и шерсть, батист и отделка простым кружевом безошибочно подчеркивали ее принадлежность к высшему обществу.

Может быть, Йоркшир и покрыт дымом и сажей, но лучшие шерстяные ткани в мире появляются тут, прямо за этими вот холмами: в Лидсе и Брэдфорде. Спокойные оттенки придают ткани такое благородство. А в яркие цвета предоставьте наряжаться молодежи. Хестер – супруга полковника, дочь пэра, пусть и младшая из множества дочерей, а все же устроена достаточно хорошо, чтобы получать пригласительные открытки от Бирквитов из Веллерби-холла и леди Соммертон, родной тетушки директора Шарлэндской школы. Его жена Мод приходится кузиной лорду Бэнквеллу.

Как важно знать свое место на этой лестнице! Есть, конечно, и такие, кто слишком старается вскарабкаться немного повыше – взять хотя бы жену викария, Вайолет Хант, вот бедняжка.

Или доктор Мак со своей энергичной женой. У него две хорошенькие дочери, старшую уже вполне можно было бы познакомить с сыновьями. Но, конечно, все это без толку, мальчики пока слишком юны для подобных увлечений. Да, их ждет блестящая воинская карьера!

Внезапно ее охватила усталость, и Хестер присела на банкетку возле окна, устремив взгляд вдаль – за ограду сада, к фруктовой роще, спускающейся к реке, а за рекой поднимаются вересковые луга. Бронзовые лоскутки заплатками переплелись с золотисто-зелеными там, где траву успели скосить на сено. Жара стояла такая, что казалось, каменная ограда, бегущая через холмы, подрагивает узенькой серебристой лентой.

Эта часть Йоркшира, Вест-Райдинг, лежит в стороне от дорог, но, пожалуй, это и хорошо. Поездов в Лидс ходит предостаточно, по Мидланской дороге есть прямой маршрут до Лондона. Грубо вырезанная красота долин, величие известняковых шрамов и болот завораживали ее все больше. Ей нравился свежий влажный воздух, разве можно его сравнить с кошмарной фабричной копотью?

Местные жители – в основном простые милые люди, редко что-либо ожидающие от нее. Когда мальчики окончат школу и встанут на ноги, она, конечно, еще раз подумает, где бы обосноваться. Чарльзу больше нравятся плавные возвышенности на юге, в Сассексе. Они и в самом деле совсем другие, не то что здешняя грубая красота. Если планы не поменяются, то скоро он закончит свою карьеру в лондонском штабе. Не нравятся ей эти разговоры о войне. Он стал слишком стар для боевых действий. А мальчикам и шестнадцати не исполнилось. Хестер поежилась. Если угроза все-таки есть, совсем мальчишек ведь не будут мобилизовывать?

Глава 2

– Ну нет, Ньютон, в таком виде в Ватерлоо-хаус ты не пойдешь! Погляди, ты чумазый, как поросенок! – возмутилась Эсси, оглядев старшего сына – тот выходил из кузницы действительно по уши в саже. – Ступай и отскреби хорошенько всю черноту! Вон, в корыте. В чайнике как раз осталась горячая вода.

– Это обязательно? – простонал Ньютон, берясь за ручку колодца и окуная голову в холодную воду.

– Да, и не спорь. И ты, Фрэнк, тоже. Извольте переодеться. Я приготовила вашу воскресную одежду, только лучшее. Всё наверху. Бегом! Еще не хватало, чтобы ее светлость воротила нос от нашей семьи, потому что вы поленились толком умыться. Уже половина! Поторопитесь!

Она нагладила для них чистые рубашки и саржевые костюмы, какие они надевали только в церковь. Сельма уже собралась: нарядилась в белое хлопчатобумажное платье с кружевными оборками, присборенное по лифу. Волосы, накануне накрученные на папильотки, уложили локонами. На ногах – белые парусиновые туфельки и белейшие носочки, испачкать которые сегодня смерти подобно. Все немного жмет и коротковато, но придется мириться с этим до следующего года, пока из Брэдфорда не придет очередная посылка от сестры Эсси, Рут: она передает кое-какие вещички, чтобы хоть немного скрасить небогатый гардероб Сельмы. Нет в семье денег на лишние оборочки…

Приглашение из Ватерлоо-хауса пришло в знак благодарности – хоть и запоздалой – за то, что семейство Бартли спасло Энгуса. Тот быстро поправлялся и благополучно вернулся в школу, если верить Берту Смедли, который работал в усадьбе. Эйса не хотел отпускать детей – после несчастного случая прошел целый месяц. Он стоял у входа в кузницу, мрачный как туча, черные брови сдвинуты к переносице, но все же он не мог не признать: как ни крути, они живут на земле Кантреллов, так что придется подчиниться правилам.

И вот наконец все готовы – умытые, начищенные, а Фрэнку даже волосы прилизали водой. Эсси построила всех у стены и оглядела. Где же мои малыши? Только эти трое, только ими она может теперь гордиться, хотя родов в ее жизни было шесть. Трое малюток покоятся на кладбище у церкви Святого Уилфреда. Ничего в этом нет необычного, такова деревенская жизнь. И все-таки как грустно потерять их драгоценные жизни, когда им не исполнилось и двух… А еще двое не дожили до родов. Да, такова жизнь. Два прекрасных сына и умненькая девчушка восполнят все эти потери. И вот они заслужили публичную благодарность за храбрость. Сердце ее разрывалось от гордости, каких же ясных звездочек она привела в этот мир!

До чего же они хороши! Ньют высокий, широкоплечий, в отца. Фрэнк помягче в чертах и совсем светленький. А Сельма, наоборот, черненькая и так быстро растет, в школе так и вцепляется в знания. К каждому нужен особый подход, но каждый из них понимает, что в семейных делах есть правила, которые следует соблюдать.

Все очень ими гордились. Они спасли жизнь и заслуживают награды. Конечно, почему же ее светлости не принять их и не выразить им благодарность? Да, они всего лишь простые работники. И что с того? Они тоже знают, как поступать правильно.

– Не забывайте о своих манерах, а ты не забудь делать книксен, когда к тебе обращаются. Держите голову прямо, не мямлите. Помните, в глазах Господа мы все равны, так что разверните плечи, не горбитесь.

Эсси так хотелось пойти вместе с ними и хоть издалека взглянуть на Ватерлоо-хаус! Она только слышала, какой он пышный, какой прекрасный там сад, отгороженный от любопытных деревенских глаз… Но приглашение было адресовано детям.

– Ровно в три. И приходите к боковой двери в стене, не к парадному подъезду, – предупредил их Бивен, кучер.

Как это непривычно, когда тебя принимают как гостя. Сельму будут просто переполнять впечатления, подумала Эсси. Шустрая, что тот хорек, она все подметит, ничего не упустит.

Бартли давно жили в Вест-Шарлэнде, не то что работники хлопкопрядильной фабрики – те почти все чужаки. Как и в любой деревне, здесь своя иерархия: члены приходского совета, церковные старосты, директор школы, владельцы лавок и магазинчиков, торговцы и фермеры. Рано или поздно все к ним приходят – кому подковать лошадь, кому починить упряжь, цепи, решетки или кухонную утварь, горшки, сковородки. Бартли работают в кузнице уже три поколения, и про Эйсу все знают, что, если что-то можно отремонтировать или переделать, он отремонтирует и переделает. Привычка к пивным посиделкам заставляла многих соседей подтягивать пояса потуже, а он вот берёг медяки, в пабах не разбрасывался. Ему нравилось помогать читальне при церкви и посещать класс для мужчин по изучению Библии.

Сельма в их семействе самая смышленая. Классный учитель, мистер Пирс, предлагает ей стать помощником учителя, когда ей исполнится четырнадцать. Эсси так гордилась, что ее дочка, быть может, получит возможности, которых у нее, Эсси, никогда не было. Не придется ей гнуть спину на фабрике или пойти в служанки. Получит хорошее образование и найдет настоящую работу!

* * *

Сельма первой очутилась у боковой двери в Ватерлоо-хаус, ее братья плелись позади, словно и торопиться некуда. Стоял сентябрь, но дни все еще были очень теплыми, и в своих лучших воскресных костюмах братья стали пунцовыми от жары. Они лениво перебрасывали друг другу упавшие каштаны, царапая начищенные башмаки.

– Скорей, а то опоздаем! – крикнула им она.

– Ну и что? Пускай подождут. Церковный колокол еще не звонил.

– Но я хочу посмотреть дом, как там все внутри… Пожалуйста, скорей! – взмолилась Сельма. Ну почему, почему братья вечно все портят? Ей просто не терпится увидеть, где живет Гай.

На прошлой неделе он заезжал в кузницу подковать лошадь, восхищенно поглазел на зверье на пастбище позади дома. Ньют провел его кругом, все показал, а она повисла на калитке, надеясь, что ей представится возможность продемонстрировать, как здорово она умеет ездить верхом. Он помахал ей рукой, а потом мама позвала ее в дом, и когда она выбежала обратно, его уже и след простыл. Вопреки здравому смыслу она надеялась, что он ждет их по ту сторону высокой каменной стены, скрытой буковой изгородью, отделявшей мир Кантреллов от деревни. Для нее это шанс заглянуть, словно в замочную скважину, в совсем другой мир, и она пообещала маме все-все-все примечать, а потом рассказать, чтобы и мама тоже порадовалась.

Боковая дверь была не заперта. Залаяла собака, в конюшне слышалось лошадиное ржание. Они пересекли мощеный двор и подошли к задней двери. Им открыла строгая женщина в черном платье. Миссис Аркхолм, узнала Сельма, она следит за домом, когда Кантреллы покидают Йоркшир.

– Вытрите ноги, вот коврик, – распорядилась она, оглядывая их с ног до головы. – Идите за мной и ничего не трогайте. – И ее длинная черная юбка зашуршала впереди, покачиваясь пышными складками вокруг внушающего почтенье тыла.

Сельма сглотнула, охваченная благоговейным страхом, и подождала, пока глаза приспособятся к сумраку коридора. Неужели Гай и Энгус ждут их вот уже здесь, сейчас, по ту сторону двери? Как это было бы чудно… Ей так хотелось, чтобы Гай увидел ее такой нарядной.

Они все шли и шли, пока наконец не приблизились к зеленой двери, которая привела к широкому холлу и лестнице, полукругом поднимавшейся к солнцу – оно лучами струилось сквозь цветное стекло, точно в калейдоскопе.

– Мальчики, теперь снимите кепи, – сказала экономка. – И ждите здесь, когда вас позовут. Я скажу ее светлости, что вы пришли.

Даже Ньют и Фрэнк притихли, придавленные эхом, какое производили их башмаки на мраморном полу, искусностью резной мебели, подставкой для тростей в виде настоящей слоновьей ноги, напольными вазами размером с огромные медные котлы и мордой тигра, уткнувшейся им в ноги. Пахло лепестками роз и полировочным воском. Немного похоже на приходскую церковь, подумалось Сельме. Казалось, прошли часы, прежде чем двойные двери наконец распахнулись, и служанка в туго накрахмаленном белом переднике легонько подтолкнула их в огромную залу.

Леди Хестер сидела перед ними, держа спину прямо, как на церковной скамье. На ней было лавандовое платье с оборками на груди, нитка молочного жемчуга на шее, лицо бледно, светлые волосы высоко зачесаны над головой наподобие шлема. Она не поднялась им навстречу, а лишь жестом приветствовала их появление – Сельма видела в детской книжке с картинками, так королева принимает придворных.

– Так вот вы какие… Семейство Бартли. – Она пристально оглядела каждого. – Крепкие рабочие лошадки, насколько можно судить по вашему виду… Как вас зовут?

Внезапно сраженная немотой, Сельма присела в книксене – так подействовала на нее роскошь вокруг: мраморный камин с блестящей медной решеткой и защитным экраном (отцу понравилась бы тонкая работа), шелковые ковры и подушки, серебряные подсвечники и канделябры, рыже-коричневая бархатная драпировка на окнах, фотографии в рамках, изысканно подобранные одна к другой. Запах древесного дыма и табака, на столике сбоку хрустальные графины, полные дьявольского напитка. Никогда она не видела такого великолепия.

– Говори же, девочка, – нетерпеливо произнесла леди Хестер.

– Это Ньютон, старший брат. А это мой другой брат, Фрэнкланд. А меня зовут Селима Бартли, – сказала она за всех, видя, что братья проглотили язык.

– Какие необычные имена для христианских детей, – ответила ее светлость. – На мой вкус, вы больше похожи на Тома, Дика и Нелли. Вы будете рады узнать, что мистер Энгус полностью выздоровел и вернулся в школу вместе со своим братом. Они просили меня поблагодарить вас за то, что помогли им в той печальной истории. Они просили передать, что очень признательны вам за вашу поддержку. Полковник и я, безусловно, разделяем их чувства. Поэтому мы решили, что должны наградить каждого из вас в знак нашей признательности. Аркхолм, принесите поднос.

Сельма подумала, что сейчас им предложат пирожных, но на стол, покрытый кружевной скатертью, поставили серебряный поднос с резными завитушками по краям. На нем, поблескивая на солнце, лежали три золотые монеты, три полсоверена.

– Пожалуйста, возьмите, – поощрительно кивнула им леди Хестер. – И передайте вашим родителям, мы очень рады, что наши арендаторы воспитывают в детях готовность служить нашему обществу.

Сельма взяла монету, которая лежала к ней ближе, и сделала книксен, не зная, как вести себя дальше. Фрэнк и Ньют последовали ее примеру и поклонились. Наступила тишина. Затем леди Хестер позвонила в колокольчик, вошла горничная и проводила их к двери.

– Будь добра, проводи их через главный вход по парадной лестнице. Думаю, они будут рады увидеть, какой восхитительный вид на реку открывается оттуда. Я благодарю вас и желаю доброго дня.

Все, аудиенция окончена. Никаких рукопожатий, ни чашечки чаю с пирожным, никаких разговоров. А хуже всего, что она не увидела ни Гая, ни Энгуса.

Разочарование злобным комком подступало к горлу. Все эти сборы ради каких-то пяти минут с холеной хозяйкой прекрасной гостиной.

До чего же убогим, невзрачным, топорным и неуютным показался ей теперь родной дом. Какое там все обычное. Ропот занозой пронзил ей сердце, она чувствовала стыд и боль.

Это совсем другой мир, мир роскоши и комфорта. Таким, как Бартли, не суждено узнать его. «Мы все равны в глазах Господа». Мамины слова набатом звенели в ушах. Почему же они теперь кажутся ей такими пустыми?

Ведь совершенно ясно: вовсе мы не равны, иначе почему ее светлость даже не привстала или не пожала нам руки? Золотые монетки ничего не значат для Кантреллов. Она просто заплатила им за услуги. Сельме хотелось с отвращением зашвырнуть эту монету подальше. Да как смеют они так гадко думать о нас?

Что-то скажет папа обо всем этом? Полсоверена – хочешь трать, хочешь сбереги? Мальчишек, похоже, все это совсем не волновало: они были рады, что наконец очутились на свежем воздухе и скоро смогут сбросить эту тесную воскресную одежду.

Со странной грустью открыла Сельма заднюю дверь своего дома.

– Ну что? Как все прошло? Как вы быстро! – Мама помешивала суп на плите, и ей не терпелось узнать все подробности их визита.

– Да все в порядке… Она нам всем дала вот это, – и Сельма легонько бросила монету на стол, словно она жгла ей руки.

– Ну что ж, очень кстати, купим тебе что-нибудь для школы, – улыбнулась Эсси, а потом заметила выражение лица Сельмы. – Что случилось?

– Ничего. Все прошло за пять минут, зашли, вышли, будто мальчик на посылках пробежал.

– Так, значит, вы даже не успели посмотреть дом? – не сдержала удивления Эсси. – А я-то думала, молодые господа пожелают показать вам своих лошадей.

– Они вернулись в школу. Вышло много шуму – и пустой пшик. Я чувствовал себя полным идиотом, – подошел Ньют. – А она такая гордая мадам. Мигом нас выпроводила. Боялась небось, как бы мы не стянули что-нибудь.

– Ну что ты, – Эсси вздохнула и покачала головой. – Наверное, нам следовало ожидать, что они иначе ведут себя. Благородные господа не станут общаться с простыми людьми вроде нас, никогда такого и не было. Разговаривают с нами, только когда им надо получить арендную плату. Да, она строгая, но говорят, она души не чает в своих сыновьях. Говорят, даже никогда не звала к ним няню, все сама делала. Словом, как бы там ни было, я уверена: она чувствует благодарность.

– Непохоже. Она смотрела на нас, будто мы грязь, случайно налипшая ей на туфельки, – буркнул Фрэнк.

– Наверное, она просто сдержанна с теми, кто ниже ее по положению, – попыталась утешить детей Эсси.

– Ты говорила, мы все равны! – подпрыгнула Сельма.