Лица российской национальности. Сборник рассказов и эссе

А наше дело – зажмурив глаза и открыв уши, слушать эти небесные песни поэта Михаила, которые не стоили, видимо, тех земных радостей, которые ему были с детства даны, но которые он, видимо, предпочел вовсе не заметить. В этой части эссе мы поговорим о детстве и юности нашего поэта, которое во многом предопределило его будущее взросление и поэтическое просветление.

Михаил Лермонтов родился 3 октября 1814 г. в Москве. Брак его родителей – богатой наследницы Марии Михайловны Арсеньевой и армейского капитана Юрия Петровича Лермонтова – принято считать неудачным. Отец поэта Юрий Лермонтов – сын небогатых помещиков, офицер, уволившийся из армии в 1811, но в 1812 г., после вторжения Наполеона, вступивший в Тульское дворянское ополчение. По воспоминаниям современников, Юрий Петрович отличался, с одной стороны, красивой внешностью и приятными манерами, но при этом часто бывал вспыльчив и резковат в общении. Познакомившись в 1813 году с восемнадцатилетней Марией Арсеньевой, девушкой болезненной и впечатлительной, бравый офицер совершенно очаровал ее. Несмотря на противодействие своей матери Елизаветы Алексеевны, урожденной Столыпиной, Мария Михайловна настояла на браке с любимым человеком. Современники вспоминали, что мать Лермонтова отличалась необыкновенной музыкальностью, играла на фортепиано, часто напевала романсы. После рождения в Москве сына, в апреле 1815 г. чета Лермонтовых вернулась в Тарханы, чтобы недолго прожить в относительно счастливом забытьи, в 1817 г. Мария Михайловна скончалась от чахотки.

Михаил смутно помнил свою мать, известно лишь его воспоминание о какой-то песне, которую Мария напевала, когда ему было всего 3 года от роду: « То была песня, от которой я плакал ». Отец так и не смог ужиться с тещей Елизаветой Алексеевной и, по договоренности, удалился в свое родовое поместье Кропотово, оставив Мишу на попечение бабушки. Некоторые биографы уверяют, будто за его отказ от воспитания внука бабуля выдала Юрию Петровичу 25 тысяч рублей, но другие (например, П. Вырыпаев) с негодованием это предположение отметают. Отец лишь изредка виделся со своим Мишей, хотя, несомненно, какие-то черты соединяли их не только по линии земного родства. Ожесточенное противостояние двух любящих его людей, конечно, не могло не сказать на формировании характера Лермонтова.

В стихотворении 1831 г. «Ужасная судьба отца и сына…» , написанном в связи с кончиной Ю. П. Лермонтова, семнадцатилетний поэт выражает как ощущение своего одиночества и покинутости, так и веру в то, что его отец достойно завершил свой путь: « Но ты свершил свой подвиг, мой отец,/ Постигнут ты желанною кончиной…». Далее Лермонтов замечает, что усилия людей потушить огонь сыновней любви были тщетны, хотя и он, и его отец при этом страдали:

Однако, тщетны были их желанья:

Мы не нашли вражды один в другом,

Хоть оба стали жертвою страданья…

Поэт говорит, что дух его отца («дух ада или рая») теперь далеко от земли и что он теперь счастливее его. Однако, сквозь размеренное философское повествование прорываются слова искреннего сожаления о «сумрачных, но милых днях», когда они были вместе. Заканчивается текст не совсем понятным, с точки зрения жизненной логики, восклицанием поэта: «Ужель теперь совсем меня не любишь ты?» .

Лермонтов не раз обращался к этой теме (драма «Странный человек»); взрослея, он начинал понимать, чего его, по нелепой прихоти, лишила любящая бабушка. Очевидно, что общение с отцом могло сильно повлиять и на умственное развитие Михаила, и на его жизненные предпочтения. Известно письмо Юрия Петровича, где он как будто дает наказ своему сыну: «Ты одарен способностями ума, – не пренебрегай ими… это талант, в котором ты должен будешь некогда дать отчет Богу !…ты имеешь, мой сын, доброе сердце, – не ожесточай его даже и самою несправедливостью и неблагодарностью людей. Верь, что истинная, нелицемерная любовь к Богу, к ближнему есть единственное средство жить и умереть спокойно». Такие глубокие замечания не мог выразить человек циничный и равнодушный, каким порой представляют Юрия Петровича некоторые ретивые лермонтоведы.

В имении Тарханы Лермонтов получил превосходное по тому времени образование (иностранные языки, литература, рисование, музыка). Семейные предания о легендарном основоположнике его рода – шотландском поэте Томасе Лермонте – также наложили отпечаток на его сумрачное детство. Лермонтов с самых ранних пор ощущает некую отъединенность от внешнего мира, свое особое положение и в своей семье, и в мире окружающем. Большое влияние на него оказали домашний учитель француз Капэ, сумевший внушить ему уважение к "герою дивному" Наполеону, и англичанин Виндсон, познакомивший Лермонтова с английской поэзией, в частности с творчеством Байрона. Лорд Байрон становится для Мишеля поэтом, под звездой которого пишется большинство его философских стихотворений в 1828 -31 гг.

Особенно волнует нашего юного гения тема смерти и бессмертия, тема душевных странствий. Эта тема наиболее заметна в двух его стихотворениях 1828–29 гг. под названием «Ночь» и близком по содержанию к ним стихотворении 1830 г. «Смерть» , которые представляют собой – порой детальное, порой достаточно вольное – переложение текста Байрона « Darkness ». Сюжет этого стихотворения, существующего в трех вариациях, вначале напоминает бесчисленные тексты поэтов-романтиков о двойной реальности бытия. Находясь в призрачном состоянии сна, герой вдруг понимает, что он умер:

Я зрел во сне, что будто умер я;

Душа, не слыша на себе оков

Телесных, рассмотреть могла б яснее

Весь мир …

Бессмертная душа героя после встречи со светозарным Ангелом отправляется в путешествие на грешную землю, чтобы молиться и заслужить прощение Спасителя («Ночь», 1 вариант). По пути герой вспоминает все свои «гнусные деянья», «свершенное добро» , возлюбленную, но главное потрясение для него впереди; он должен увидеть собственный труп, гниющий в гробнице. В варианте 1830 г., именуемом «Смерть», Лермонтов более детально рассказывает, как душа его героя рассталась с телом, какие чувства герой при этом испытал:

И тело, видя свой конец, старалось

Вновь удержать души нетерпеливой

Порывы. Но товарищу былому

С досадою душа внимала, и укоры

Их расставанье сделали печальным.

Душа героя понимает, что ее пребывание в телесной оболочке было лишь «кратким изгнаньем», что она вернулась туда, «где долго жил, где все известно мне» . Ни в первом, ни во втором варианте «Ночи» не описывается причина наказания умершего героя; в первом случае Ангел просто сообщает о его жребии, во втором – Скелет предлагает ему совершить «ужасный выбор» между смертью и жизнью двух близких ему людей. В итоговом тексте «Смерть» уже отдельная строфа посвящена описанию Книги (видимо, судьбы), в которой герой ясно видит свой ужасный жребий:

Вдруг предо мной в пространстве бесконечном

С великим шумом развернулась книга

Под неизвестною рукою. И много

Написано в ней было. Но лишь мой

Ужасный жребий ясно для меня

Начертан был кровавыми словами:

Бесплотный дух , иди и возвратись

На землю …

И бесплотный дух героя, несмотря на предстоящие ему страдания, вынужден покориться. Дух опускается на землю и видит «бренные останки» того, чьей неделимой частью он еще недавно был. Подражая Байрону, Лермонтов подробно описывает разлагающийся труп своего героя, как бы предлагаю читателю ужаснуться увиденному. И в первом варианте текста, в варианте 1830 года дух героя описывает свой вполне «человеческий» страх и свое нарастающее возмущение в этой странной ситуации: «Я должен был смотреть на гибель друга,/ Так долго жившего с моей душою,/ Последнего единственного друга,/ Делившего ее земные муки… ». Дух героя пытается оживить «бренные останки», вернуть им хотя бы на миг земную теплоту, он готов отдать за это все «земные блаженства». Но попытки его напрасны; смерть уж свершила свой приговор, телу его не дано вернуться к жизни. И вот тогда герой (как бы незримо присутствующий при всем этом кошмаре) обрушивает «дикие проклятья» на своих родителей, на всех людей, он ропщет на Творца и готов уже «изречь хулы на Небо». В этот самый миг герой просыпается: « Но замер голос мой, и я проснулся ».

Итак, мы ясно видим, как юный Лермонтов в течение двух лет с каким-то странным упорством возвращается и к теме смерти, и к теме посмертных странствий человеческого духа. Нейтральное название «Ночь» в первых вариантах стихотворения Лермонтов, очевидно, вполне сознательно заменяет названием «Смерть», которое гораздо точнее передает все происходящее с его героем. А ведь поэту в это время только 14–16 лет и, казалось бы, обстоятельства жизни вовсе не должны были обращать его к таким мыслям. В это время у него появляются друзья, Михаил испытывает вполне серьезные чувства к девушкам, учится тому, что его по-настоящему интересует и увлекает. Но тема смерти многократно и назойливо будет еще повторяться в его творчестве. Тема бесплотного духа , который тяготится радостями земного существования и жаждет возвращения на небо, станет доминирующей в лучших текстах нашего гения («Ангел», «Демон» в окончательной редакции, «Мцыри», «Сон», «Выхожу один я на дорогу…», отдельные рассуждения Печорина о двух частях его души в «Герое нашего времени» и др.). Поэт, еще схематично, определяет в ранних текстах «Ночь» и «Смерть», опирающихся и на накопленный романтический опыт предшественников, собственное понимание сути земной и небесной жизни .

С 1827 года Лермонтов постоянно живет в Москве. С сентября 1828 г. два года обучается в Московском благородном пансионе, позднее – два года в Московском университете. Именно к 1828 году сам Лермонтов относит начало своей творческой жизни. В 1830 году он запишет в дневнике: "Когда я начал марать стихи в 1828 году, я как бы по инстинкту переписывал и прибирал их, они ещё теперь у меня ". В Благородном пансионе им составлялись рукописные журналы, а в журнале "Утренняя Заря" юный Лермонтов опубликовал свою первую поэму «Индианка». Купаясь в разливанном море романтических произведений того времени (лорд Байрон, И. В. Гете, П. Б. Шелли, Ф. Шиллер, Пушкин, Языков, Жуковский и др.), Лермонтов невольно усваивает некоторые образы, стилистику и сюжетные ходы знаменитых авторов. Стихотворение 15-летнего Лермонтова «Монолог» можно считать вполне самостоятельной попыткой выразить свое восприятие жизни.

Уже самое начало стихотворения – образец романтического стиля:

Поверь, ничтожество есть благо в здешнем свете.

К чему глубокие познанья, жажда славы,

Талант и пылкая любовь свободы,

Когда мы их употребить не можем…

Поэт развивает мысль о бренности жизни, сравнивая существование «детей севера» (видимо, петербуржцев) с недолгой жизнью «здешних растений». Жизнь их проходит однообразно, душа тоскует, на Родине душно… Юность поэта томится «средь бурь пустых», не зная ни любви, ни дружбы, и «быстро злобы яд ее мрачит». Одним словом, на первый взгляд, выглядит все это как страдания юного Вертера в русском изводе. Но более чем вероятно, что все эти мысли близки нашему поэту, выстраданы им самим. А очень интересное и необычное сравнение: «Как солнце зимнее на сером небосклоне, так пасмурна жизнь наша…» , на наш скромный взгляд, свидетельствует о том, что Лермонтов довольно скоро преодолеет груз заимствований и вырвется к своему неповторимому стилю. Завершается стихотворение также традиционно для юного романтика: « И нам горька остылой жизни чаша …». Как ни странно, но сентенции эти, так или иначе, на разный лад, повторятся спустя десять лет уже в зрелых текстах Лермонтова: «Дума», «Мцыри», «И скучно, и грустно», размышления Печорина в «Княжне Мери». В 1830-м пансион преобразовывается в гимназию, и Лермонтов оставляет его, чтобы поступить в университет.

Именно к этому времени раннего творчества относятся его стихи о любовных переживаниях, о женской неверности и неразделенной любви. В 1830–32 гг. Лермонтов переживает очень сильное увлечение двумя очаровательными девушками своего круга – Екатериной Сушковой , старшей его двумя годами, и Натальей Ивановой, дочерью известного в те годы драматурга Ф. Ф. Иванова. История взаимоотношений Мишеля с этими «умницами и красавицами» становится материалом для целых циклов стихотворений, где за весьма неконкретными жизненными обстоятельствами скрывается мотив либо любви трагической и неразделенной, либо « страстной, но гордой » любви.

В 1831 г. в стихотворении «К Н. И<вановой>…» Лермонтов, оговорившись в самом начале, что он «не достоин, может быть, твоей любви: не мне судить» , обрушивает по ходу повествования на свою возлюбленную джентльменский набор юношеских претензий. Такие универсальные претензии мог высказать любой отставленный возлюбленный лет 16: «ты обманом наградила мои надежды и мечты», «ты несправедливо поступила…», «часто новым впечатленьям душа вверяется твоя »… В этом тексте еще очень много от романтических переживаний, от прилежного чтения Байрона и Шиллера. Однако ближе к финалу стихотворения поэт пророчески замечает:

Но… женщина забыть не может

Того, кто так любил, как я;

И в час блаженнейший тебя

Воспоминание встревожит.

Тебя раскаянье кольнет…

Эта идея позднего сожаления возлюбленной о своей суровости, будучи отнюдь не новой в европейской любовной лирике, неоднократно будет повторена и в поздних текстах. В другом стихотворении этого периода «Стансы» ( «Я не крушуся о былом…» ) Лермонтов сближает понятия «былое» и «настоящее» в плане бесконечной скуки и неразделенности чувства, замечая:

Ответа на любовь мою

Напрасно жаждал я душою.

О, если о любви пою —

Она была моей мечтою.

В стихотворении «1831-го июня 11 дня» юный поэт, обращаясь к незримому адресату, аналитически замечает:

Я не могу любовь определить,

Но это страсть сильнейшая! – любить

Необходимость мне; и я любил

Всем напряжением душевных сил .

Мишель с сожалением понимает, что «предузнал свой жребий, свой конец», что его недолгая, вероятно, жизнь могла бы быть расцвечена разделенной и страстной любовью, но все это не так. Лирический герой, который почти неотделим в это время от автора, считает, что той, которая была причиной «стольких слез, безумств, тревог», другой владеет, а в его груди « все жив печальный призрак прежних дней» . Завершается стихотворение появлением образа, который будет преследовать Лермонтова до конца его дней и еще отзовется в «Журнале» Печорина:

…он посмотрит вдаль,

Увидит облака с лазурью волн,

И белый парус, и бегущий челн.

Лермонтоведы выделяют около 40 стихотворений, так или иначе связанных с образом Натальи Ивановой, которая, несомненно, оставила след в сознании Лермонтова. Самое же яркое стихотворение, посвященное ей, это, конечно же, «Я не унижусь пред тобою» – 48 строчек, выдержанных в ритме весьма энергичным и тоне довольно безапелляционном. В этом тексте отсутствуют скорбные размышления о быстротечности любви, мысли о том, что влюбленные, возможно, не созданы друг для друга, что они встретятся когда-нибудь после и вспомнят друг о друге… Весь текст – грозная инвектива, обвинение несчастной девушке, посмевшей отказаться связать свою судьбу с судьбой гения. Вот вкратце те обвинения, которые предъявляет возлюбленной восемнадцатилетний Мишель:

...

– и так пожертвовал я годы твоей улыбке и глазам…

– и так я слишком долго видел в тебе надежду юных дней…

– те мгновенья, что протекли у ног твоих, я отнимал у вдохновенья!

В центральной части текста герой, как бы одумавшись, просит прощения у возлюбленной, извиняясь за свою гордость; он даже предлагает ей найти любовь в другом.

Однако уже через пару строчек он вдруг делает вывод, что забыть друг друга они не смогут, и снова возвращает своей речи обвинительный уклон:

Начну обманывать безбожно,

Чтоб не любить, как я любил;

Иль женщин уважать возможно,

Когда мне ангел изменил?

Далее герой напоминает девушке, что он был готов «на смерть и муку», на битву с целым миром – и все ради одного прикосновения ее младой руки . Финал стихотворения вполне обоснованно возвращает читателя к байронической трактовке темы:

Не знав коварную измену,

Тебе я душу отдавал;

Такой души ты знала ль цену?

Ты знала – я тебя не знал!

Не менее драматично развивался роман Лермонтова и с другой девушкой – Екатериной Сушковой. Летом 1830 года, находясь в подмосковном имении Середниково, он знакомится с московскими барышнями Сашей Верещагиной и Катей Сушковой, «черноокой» красавицей. В позднейших записках Е. Сушковой 16-летний Мишель рисуется «невзрачным, неуклюжим, косолапым мальчиком, с красными, но умными выразительными глазами, с вздернутым носом и язвительно-насмешливой улыбой». Кокетничая с Лермонтовым, Катюша в то же время беспощадно над ним издевалась: в ответ на страстные чувства Мишелю "предлагали волан или веревочку, угощали булочками с начинкой из опилок" . Разница в возрасте между ними составляла два года, но разница в общественном положении была гораздо больше. « Мне восемнадцать лет , – говорила Сушкова Лермонтову, – я уже две зимы выезжаю в свет, а Вы ещё стоите на пороге этого света и не так-то скоро его перешагнёте ». Неразделенное чувство и насмешливость старшей подруги заставляет юного Лермонтова страдать, результатом чего становится появление нескольких текстов любовного содержания.

Сушкова позднее говорила, что первое стихотворение, адресованное ей, она получила от Лермонтова при отъезде из Середниково в Москву, в августе 1830 г. Это было стихотворение «Черноокой» , содержавшее полупризнание героя в любви и как бы отмечавшее определенную фазу развивающегося чувства. Сила любви героя передается в тексте через уже ставшее для Михаила традиционное противопоставление «рай – ад» .

… Нашей встречи был недобрый час.

Кто ни спросит, звезды ночи

Лишь о райском счастье говорят;

В ваших звездах, черны очи,

Я нашел для сердца рай и ад.

Очи юга, черны очи,

В вас любви прочел я приговор,

Звезды дня и звезды ночи

Для меня вы стали с этих пор!

Стихотворение это, хотя и любопытно, однако явно страдает набором романтических фраз и клишированных банальностей. Скорей всего, Лермонтов не придавал ему значения большего, чем просто запись в альбом симпатичной барышни. Интерес представляет здесь лишь неявная антитеза «звезды дня» – «звезды ночи», но она толком Лермонтовым не прояснена. Возможно, это снова заимствование из кумира Мишеля – лорда Байрона, возможно, это не вполне удачная попытка разграничить «ангельское» и «демонское» в женской душе. Сушкова тем не менее приняла стихи благосклонно, и юный поэт поспешил откликнуться на это ( «Благодарю! Вчера мое признанье/ И стих мой ты без смеха приняла…» ).

Была и другая веская причина, по которой Лермонтов так настойчиво добивался любви черноокой Екатерины: параллельная ситуация в жизни Байрона. Биографию Д. Г. Байрона в исполнении Т. Мура поэт прочел в подлиннике незадолго до знакомства с Сушковой, его сразу поразили некоторые сходные черты в его собственной жизни и в жизни великого барда: любовь к горам, сложные отношения в семье, страсти, которые неизбывно кипели в душе и заставляли браться за перо. Безнадежная влюбленность 16-летнего Байрона в черноволосую соседку мисс Мэри Чанворт, старшую его двумя годами, их короткое знакомство и не состоявшийся роман, описанные в биографии Т. Муром, возможно, и породили у Лермонтова страстное желание обворожить красавицу Сушкову. Даже тексты Байрона, посвященные мисс Чанворт, становятся для Мишеля неким дополнительным толчком к написанию любовных стихотворений, обращенных к Сушковой. Следующее стихотворение « Зови надежду сновиденьем… » содержало уже прямое признание Мишеля в любви. Он призывает возлюбленную верить ему и не обманываться насчет истинности его чувства:

Такой любви нельзя не верить,

Мой взор не скроет ничего;

С тобою грех мне лицемерить,

Ты слишком ангел для того. Считается, что это стихотворение не вызвало у Сушковой никакого внимания, и ответного признания Мишель от Катюши, увы, тогда не дождался. Но аналогия с Байроном продолжалась, и Лермонтов пишет текст «Нищий» , который уже смело можно отнести к шедеврам его ранней лирики. Поводом для написания стихотворения стало посещение Лермонтовым, Столыпиными, Верещагиными и Сушковыми Троице-Сергиевской Лавры, где местный нищий пожаловался им, что мальчишки как-то набросали ему в чашу для подаяния камушков. Мотив стихотворения – неразделенная любовь, человеческая глухота, в основе лежит развернутое на весь текст сравнение. Нищий (« бедняк иссохший, чуть живой ») просит у церкви подаяния, он очень голоден, его взгляд «являл живую муку». Но один человек, возможно, даже из прихожан, « камень положил в его протянутую руку» . Естественное человеческое возмущение читателя таким скверным поступком вдруг технично переводится Лермонтовым на некую девушку, отвергнувшую его любовь:

Так я молил твоей любви

С слезами горькими, с тоскою;

Так чувства лучшие мои

Обмануты навек тобою! Видимо, не особенно интересуясь в то время Лермонтовым как возможным спутником жизни, Сушкова смогла разглядеть в нем будущего великого поэта. По более поздним воспоминаниям, она уже тогда предсказывала бабушке Михаила, Е. А. Арсеньевой, «великого человека в косолапом и умном мальчике». Их новые встречи произойдут только в 1834–35 гг., но тогда другим станет и Лермонтов, по-другому посмотрит на него и Сушкова, бывшая тогда «невестой на выданье».

В сентябре 1830 г. Лермонтов поступает в Московский университет на нравственно-политическое отделение, где он обучался одновременно с В. Г. Белинским, А. И. Герценом, Н. П. Огаревым, уже тогда своими вольнолюбивыми речами влиявшими на других студентов. Точной информации о том, что Лермонтов общался с ними в университете, нет, но общий дух московского «вольнодумства» был, несомненно, усвоен русским гением вполне. По слухам, в 1831 г. он принял участие даже в некоей «политической акции» – изгнании из аудитории реакционного профессора М. Малого. За два года Лермонтовым было создано около сотни стихотворений, написаны поэмы «Исповедь», «Последний сын вольности», «Ангел смерти», «Каллы», драма « Странный человек» , в которой он post factum пытался разобраться в своих непростых отношениях с отцом. Мы остановимся на трех стихотворениях этого периода – «Предсказание», «Нет, я не Байрон…» и «Небо и звезды».

Стихотворение 1830 г. «Предсказание» было написано Лермонтовым под впечатлением крестьянских волнений, связанных с эпидемией холеры в южных губерниях России. В июне 1830 г. в Севастополе во время бунта озверевшей толпой был убит временный военный губернатор – Николай Столыпин, родной брат бабушки Лермонтова. Поэт, давно размышлявший о причинах политических неурядиц в России и в Европе, пытается оценить опасность таких народных волнений. Лермонтов не случайно определяет время возможного падения самодержавия как «России черный год», рисуя в тексте страшные картины воцарившегося хаоса:

Когда детей, когда невинных жен

Низвергнутый не защитит закон;

Когда чума от смрадных, мертвых тел

Начнет бродить среди печальных сел…

И станет глад сей бедный край терзать…

Итогом всего этого ужаса станет, по мысли поэта, явление « мощного человека » с булатным ножом в руке, но явление его отнюдь не станет спасением для страны. В этом человеке «будет все ужасно, мрачно в нем», а плач и стон людей будут казаться ему смешными. Некоторые литературоведы видят в детали «плащ его с возвышенным челом» , которой завершается стихотворение, намек на императора Наполеона. Это вполне возможное допущение, ибо хаос революций обычно заканчивается появлением диктатора, и Лермонтов знал это по историческим источникам. Тем не менее отметим, что для юного поэта романтическая надежда на появление русского Наполеона, который «спасет всех», выглядит достаточно несостоятельной.

Стихотворения «Нет, я не Байрон…» и «Небо и звезды», созданные в 1832 году, перекликаются темой божественного и даже небесного «избранничества» поэта. В первом из них Лермонтов довольно последовательно излагает, почему он все же не Байрон, а другой «неведомый избранник», «гонимый миром странник». Михаил Юрьевич пророчески замечает, что начал писать раньше Байрона и закончит раньше его, что в его душе лежит «надежд разбитых груз». Поэт как бы заранее отвечает будущим критикам, чтобы они увидели в его произведениях не просто вольные переводы из северного гения, а его неповторимую «русскую душу». В финале стихотворения Лермонтовым обозначена и цель поэта – рассказать толпе свои думы, которые не менее таинственны, чем «океан угрюмый».

Текст «Небо и звезды» – квинтэссенция мировосприятия раннего Лермонтова, по сути, его мировоззренческий манифест поэта. Еще в 1830 г. Мишель пишет несколько стихотворений, где присутствует образ звезды («Звезда», «Светись, светись, далекая звезда» и др.). В этих текстах мы видим вполне традиционное восприятие образа звезды, дружески заимствованное как у лорда Байрона, так и у других поэтов-романтиков: холодный луч далекой звезды « несет мечты душе моей больной », напоминает о холодном взоре отвергнувшей его возлюбленной. Звезда четко отделена от человека, она находится на недостижимой для смертного высоте. Но в тексте 1832 года для Лермонтова все меняется… Далекие звезды для него уже « ясны, как счастье ребенка », « ясны, как счастье мое » . И это принципиально иное восприятие звезд и небесных тел в русской поэзии. Для великого Державина звезды – « огненны сии лампады » – нужны для восторженного сравнения с величием Бога: они «перед тобой, как нощь пред днем». В произведениях Александра Пушкина 1820-х гг. образ звезды символичен и не несет какого-то дополнительного личного оттенка: « Вифлеемская звезда », « звезда пленительного счастья » и т. д. Звезда для русских поэтов до Лермонтова – либо образ высокого и божественного, либо указатель правильного пути для грешного человека, либо значимая часть Неба.

Совсем по-другому считает уже наш гений. «Чем ты несчастлив?» – справедливо спросят его люди, и ответ Лермонтова будет прост:

Тем я несчастлив,

Добрые люди, что звезды и небо —

Звезды и небо! – а я человек!..

В системе Лермонтовских координат быть счастливым на земле он не может по определению, его истинное состояние – « звезды и небо!», а вовсе не «человек и земля». Отчего все страдания, отчего эти неудачи в любви, отчего непонимание близких людей? От того, что он по своей природе не вполне человек , его настоящее и возможное место – среди звезд:

Я же, напротив,

Только завидую звездам прекрасным,

Только их место занять бы желал.

Позже эта иллюзорная связанность поэта со звездами появится в других текстах Лермонтова: в «Демоне», в «Мцыри», в стихотворениях «Пророк» и «Выхожу один я на дорогу…».

После столкновений с университетской профессурой, которую раздражало дерзкое поведение Лермонтова, поэта нарочно «завалили» на экзаменах летом 1832 года. Он принципиально не захотел оставаться на второй год и покинул университет, переехав в Петербург вместе с бабушкой. В столице Лермонтов попытался поступить в местный университет, однако ему не зачли двухлетнего обучения в Московском университете и предложили поступить на первый курс. Лермонтов, уже тогда серьезно опережавший своих сверстников и по духовному развитию, и по начитанности, не захотел терять время.

По совету своего друга и родственника Алексея Столыпина-Монго, в ноябре 1832 г. Лермонтов поступает в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, в которой он провёл, по его позднейшим словам, «два страшных года», сначала в звании унтер-офицера, а затем и юнкера.

Мечты о литературной славе приходилось временно оставить, зато можно было лучше узнать грани новой, вполне «взрослой» жизни.

(продолжение следует)

...

Лето—осень 2013 г

.

Ленин, или Красный тиран (Прогулки по русской истории)

Приступ

"Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой…" – таков вечный смысл ушедшей от нас на некоторое расстояние Великой эпохи. Политики, ведшие на протяжении своей жизни беспощадную войну во имя собственного понимания смысла исторического прогресса и народного блага, просто обречены на бесконечную критику их дел и мнений. Их действия становились на протяжении времени то причиной жуткого восторга народных масс и обслуживающего политику персонала, то объектом злобных нападок идейных противников и хилых историков, уютно расположившихся в тиши своих кабинетов и рекомендующих оттуда, как должны были поступать ВЕЛИКИЕ ЛЮДИ, прорываясь "сквозь кровь и пыль" революций и гражданских войн. Цезарь, князь Владимир, Карл Великий, Борис Годунов, Генрих 4 Французский, Кромвель, Петр Первый, Наполеон, Гитлер, Ленин – всех этих, совершенно разных, в том числе и по таланту, людей роднит одно общее свойство: добившись в результате политической борьбы абсолютной власти в собственной стране, они использовали ее не для корыстолюбивых целей, а во имя претворения в жизнь своей государственной программы. Программы – страшной и дикой, по мнению многих людей – их современников и соплеменников, преступной, по мнению потомков, но отражающей насущные потребности нации и государства, по мнению самих правителей.

История человечества, по мнению Томаса Карлейля, это " в сущности история великих людей, потрудившихся здесь, на земле ". Как бы мы не относились к тому или иному значительному фигуранту мировой истории, но нам должно быть понятно, что едва ли оказался бы он на самой вершине власти, если б на то не имелось веских оснований. Если же размышлять таким образом, что появление правителей – это простые случайности, смешные капризы Судьбы, ужимки Фортуны, то тогда всю человеческую историю следует признать нелепостью, а технический прогресс человечества на протяжении последних веков – непонятным влиянием из Вне… Едва ли нас устроит подобное объяснение.

Наше эссе о жизни Ленина писалось в апреле-октябре 1990 года – в эпоху всеобщей перетряски в России, оно не могло избежать колебаний оценок и мнений. С детства меня и моих сверстников окружал культ Ленина, мы были октябрятами, пионерами, комсомольцами, мы давали бесконечные присяги у Красного знамени и бюста Ильича, мы носили значки с его изображением, нам казалось, что его авторитет незыблем и вечен – во всяком случае в СССР. С 1987 года стало появляться множество разоблачительных публикаций о Владимире Ильиче, особенно старались редакторы толстых журналов, попрятавшие партбилеты в карманы и ставшие демократами. Многие из них были просто мелкими людишками: всю жизнь подстраиваясь под ситуацию и угадав настроение, они сдали идеи коммунизма, как сдают ненужные книги в букинистический магазин и выбрасывают немодные галстуки. Поддавшись внешнему очарованию Свободы, я и мои приятели, тогда студенты, охаивали Ленина и коммунизм, решив, что прекрасное ДАЛЕКО без социальной борьбы и бесконечных проблем не за горами. Увы, время показало, что мы ошибались и довольно сильно…

Тем не менее, несмотря на то, что кое-что нам кажется в эссе явно лишним и резким, кое-что – не совсем справедливым в отношении Ильича, публикация "Красного Тирана" в несколько исправленном виде представляется мне делом необходимым. Жанр "прогулок по истории" вовсе не предполагает ровной и беспристрастной оценки событий и явлений в России времен Николая 2 – Владимира Ленина, многие события поданы в сатирическом ключе, о многих вещах автор говорит со вполне объяснимой иронией.

Неапрельские тезисы носят, безусловно, карнавальный характер и только в этом качестве должны восприниматься читателем. Обвинения в антисемитизме я также не могу принять, так как совсем не моя вина в том, что у руля одной из самых беспощадных революций оказалось так много представителей этой нации, довольно униженной и бесправной в царской России. А уж они сделали свое черное дело, изменив саму суть государственности в стране.

Я надеюсь на светлый ум и добрые чувства читателя. Напомню в заключение расхожую истину, что величие человека заключено в его служении Богу, а истинное государство – только слепок божественного миропорядка на грешной земле .

...

Июнь 1996 г.

Выбор имени

– Скажи, кто такое Ленин?

Я тихо ответил: «Он – вы…»

С. Есенин «Анна Снегина»

Когда 22 апреля 1870 года в семье инспектора царских гимназий, штатского генерала Ильи Ульянова родился очередной ребенок, ему не долго думая накинули княжеское имя Владимир – "владей миром, сынок!". Выбор оказался пророческим, все русичи это поняли спустя сорок с лишком лет. Град Симбирск, который до этого отметился на Руси лишь появлением Карамзина и Гончарова, совершенно неожиданно для себя стал "колыбелью русской революции"…

Кудрявая, как у болонки, головка, ангельский лик, смышленые глазки – все говорило, что второй мальчишка в семье сына выкреста наделен несомненным даром и может стать гордостью России. Папаша Илья гордился удачно сделанным сынком и прочил ему великую будущность… Но сотворил-то он Сатану русской истории!

Сатаненок рос в атмосфере радушия в семье, хотя по-настоящему был привязан только к матери и старшему братцу – будущему бомбисту. Старшие сестренки относились к будущему вождю с некоторым равнодушием, да и он, если честно, терпеть их не мог. Совместные чаепития, рассуждения сестричек о нарядах и материальном положении соседей, наставления папаши, которые Ильич серьезно не воспринимал уже с детства, – все раздражало гениального мальчика, и он бежал от них в сад… Именно поэтому в гимназию Ильич почапал с радостью – авось там будет лучше и интереснее. Ну, конечно!

Неапрельские тезисы : – В родной семье Ильича недолюбливали!

Уроки жизни

В гимназии Володю Ульянова терпеть не могли. Однокашники, провинциальная грязь и серость, ему завидовали и гадили, как получалось. Ленин их тоже презирал, но не мог еще проучить их за шалости как следует. Списывать он никому не давал, а за себя при случае всегда был готов постоять, да и брат Сашка был рядом. По словам сестры Анны, Володя в гимназии был «смелый и шаловливый… часто подсмеивался над своими товарищами и некоторыми преподавателями». За что порой юный Вова огребал от них по-полной и даже был оставляем после уроков на дополнительное дежурство. По воспоминаниям одного из соучеников А. Коринфского, Володя держался в стороне от игр сверстников, в общих забавах не участвовал, однако «дразнить его мы почему-то не решались» . Еще бы, он бы вас потом поддразнил за ребра на Красной площади. О донжуанских похождениях Ленина в то время мы ничего не знаем. Конечно, русская интеллигенция отличалась завидным пуританством, но ведь великим людям с детства свойственно выбиваться из общих представлений о морали. Однако ни один из прочитанных нами биографов Ленина ничего не упоминает о его "маленьких подружках", поэтому, видимо, и нам придется пропустить это важное место его детской жизни.

Ленин был в симбирской гимназии одним из первых учеников, но унылые учителя и отцовы знакомые предупреждали его, что с таким «самоуважением» вряд ли можно многого добиться в рабской России, где заслуги очень часто определялись не по уму и таланту, а по умению образно говоря "лизать зад начальству". Умный мальчик, наблюдая жизнь окрест себя, догадывался об истинности подобных суждений, но надеялся на силу своего гения. Он полюбил читать Мемуары о жизни великих людей, с удовольствием слушал истории о римских полководцах… К людям Ильич относился тогда вполне прилично, пока – эх, Сашка-бомбист!

После неожиданных для всей семьи событий – ареста и казни Александра Ульянова, который в числе других членов "террористической фракции" партии "Народная воля" готовил покушение на Александра Третьего, – многие знакомые и даже друзья отвернулись от семьи Ульянова. Давший дуба за год до этого события Илья Николаевич, скорее всего, не перенес бы позора, обрушившего все его благие начинания для потомков. Дирекция гимназии воспользовалась моментом и едва не лишила Ленина заслуженного золотого медальона. Сказалось вмешательство Керенского-отца, и медаль Ильич все же получил – но ценой каких унижений и препирательств! Мать Ленина Мария, урожденная Бланк, прежде нигде не работавшая, закрутилась как белка в колесе – нужно было содержать младшеньких – Диму и Маняшу, а 17-летнего Володю пристраивать в университет. Помощь от государства была временно приостановлена – Ильич бросил курить.

Кое-как собрав деньги на обучение, мать отправила будущего лидера революции в Казанский университет. Перед отправкой в бывшую столицу Казанского ханства Ильич встал в позу и заявил ей: "Брат не прав. Мы пойдем другим путем!". Мария Александровна замахала на него руками и потребовала только одного – "учиться, учиться и учиться". Ильич такое обещание скрепя сердце дал. В это время, по словам Бердяева, Лениным "овладело циничное презрение к людям" ; Вова понял, что рассчитывать на них ни в коем случае не стоит, их следует либо устрашать, либо располагать к себе взаимовыгодным интересом. За брата надо было отомстить, и Ленин всегда помнил об этом. Сейчас главным для него было выучиться и занять достойное место в российской иерархии. Поступив в КГУ, Володя, однако, вскоре забыл о своих обещаниях и начал "активно участвовать в революционном движении студентов" (цитата из советского учебника). Для советских историков остается вечной загадкой, как он… не спился в то время?

Несколько дурных стишат о "бутылке с живительной влагой", пьяные базары с такими же оглоедами-студентами, выступление на двух митингах и участие в первомайской демонстрации в пьяном виде – вот перечень "революционной работы", проделанной Ильичом в Казани. Такая активность не ускользнула от бдительного начальства: Ленина исключили из университета, судили и дали ссылку в деревню – спиваться окончательно. Ленин немного опешил – за короткое время судьба второй раз казала ему жирный жандармский кукиш. Надо было срочно менять что-то – иначе его ждала судьба Чернышевского или Глеба Успенского. Трясясь в кибитке, увозящей его в Кокушкино, Ильич крепко призадумался.

Неапрельские тезисы : – В провинции Ильич терпеливо ждал своего часа , чтобы, дождавшись его, единовременно покончить со всеми.

Слава или смерть

Вернувшись из села Кокушкина, которое он позже в автобиографиях называл не иначе, как «Какашкино», Володя в последний раз попробовал карьеру официального порядка. Сдав в 1891 году экстерном экзамены за юрфак в Петербурге, Ленин стал помощником присяжного поверенного в Самаре. Дело двигалось со скрипом, бюрократы из мещан не давали дорогу талантливому парнишке, к тому же с весьма сомнительной репутацией. В результате Ленин взорвался, обругал последними словами своего непосредственного начальника и в августе 1893-го вновь оказался в столице.

Без денег и связей, раздраженный на весь мир, Ильич оказался перед последним выбором: жизнь занюханного юриста без особых перспектив или Верховная власть в этой великой стране? Путь же к этой власти лежал только через революцию и Марксово учение о диктатуре пролетариата. Почесав полысевший уже череп, Ильич решился: "Слава! А потом… пусть даже и смерть!". Мужество его в этот момент неоспоримо – нужно было хорошо знать российский народец, так живо откликавшийся на призыв грабить и мочить помещиков и так легко потом предававший своих «народных» вождей – Отрепьева, Разина, Пугачева… Но Ильич окончательно решился и двинул в революцию.