Ближайшее кафе в нескольких улицах от школы, в нем нельзя нормально перекусить, зато кофе там предлагают просто отменный. Макс честно тащит мой баул всю дорогу, и успевает выкурить четыре сигареты.
Заткнув уши наушниками, привычно пытаюсь отгородиться от мира музыкальным фоном: сначала Нирвана, потом перехожу на Тарью Турунен, которую сменяет неизвестным образом затесавшийся в плейлист Моцарт с его Реквиемом. Символично.
В кафе нет посетителей и играет приглушенная ретро музыка. Официантка с подозрением косится на ободранных и промокших клиентов, но ничего не говорит, пока мы устраиваемся за угловым столиком.
Макс заказывает обычный экспрессо, но я экономить чужие деньги не собираюсь.
— Почему ты решил пообщаться именно со мной? — прихлебывая кофе по-ирландски, заедаю его мерзким сахаром. Выбранное тирамису стоит нетронутым.
— Ну, как же, — удивляется собеседник, — мы же вроде товарищи по несчастью, в какой-то мере, избранные, столкнувшиеся со сверхъестественным. Думаю, мои друзья решили бы, что это прикол, глупый розыгрыш, или сочли жертвой белой горячки и отправили бы меня в психушку.
Пожимаю плечами: для таких моментов и нужна Сеть с ее анонимностью и толпой разномастных чудиков. Там всегда можно раскрутить на сочувствие, по крайней мере, я лично видела жалующуюся на похитивших ее пришельцев дамочку, и ей отвечали.
— В общем, мне больше не с кем откровенничать, — спокойно завершает он.
Общие тайны связывают, но у меня нет уверенности, что то, что с нами произошло — тайна.
— Это ты так думаешь, — тихо произношу в ответ, ковыряя ложечкой десерт.
— О чем ты?
— Мне почему-то кажется, что мы совсем не особенные и точно не единственные.
Не охота идти домой, не охота думать. Вспоминаю, что никого из своих друзей в школе не видела. Ладно, Мишка и Лена, они известные обалдуи. Но то, что там не оказалось и Аньки — странно: в последнее время она не пропускает уроки и с похмелья — готовится к сдаче ЕГЭ.
На мои звонки приходит равнодушный ответ «абонент недоступен», беспокойство не унимается, и я решаю проведать безголовую подругу. Живет Аня рядом, ехать на другой конец города не надо, да и дел-то на пять минут: забежать, поздороваться и со спокойной душой пойти домой.
Но план-минимум остается невыполненным: на мой стук в дверь никто не отвечает.
Конечно, Анька могла остаться у Славика, могла переночевать у друзей. Да мало ли, по какой причине ее нет дома. Не в первый же раз.
Стучу снова и снова, ибо «стучащему да отворят». Ничего, терпения у меня хватает.
Поэтому, когда из-за двери доносится слабый Анькин голос, мне хочется ликовать.
— Эй, давай открывай, — мне нужно проверить, что с ней все в порядке.
— Уходи.
Что-то подруга не сильно гостеприимна, что вполне можно объяснить тем, что мой визит не дал ей доспать.
— Вот откроешь дверь, и уйду, — обижаться глупо.
— Нет.
— Ань, что случилось?
— Ничего. Просто уходи, хорошо? — кажется, она всхлипывает. Неужели это та же железная Анька, которая только кривила губы, сломав руку, молчала, похоронив любимую бабушку, сжимала кулаки в ответ на претензии подъездных бабок-сплетниц?!
— Расскажи, что произошло, — только уверенности, что хочу знать, у меня нет.
Анька с другой стороны двери захлебывается плачем и смехом, как я вчера, переходит на вой. Так могла бы выть потерявшая стаю волчица или очнувшийся оборотень, загрызший кого-то из близких. Ассоциации мне не нравятся, остается надеяться, что так развлекается подсознание, а не начинает действовать интуиция.
Аня замолкает и наступает тишина.
Сижу, прислонившись спиной к двери на мерзком заплеванном полу, и чувствую, что произошло что-то непоправимое. Догадки, которыми я поделилась с Максом, сбылись как дурное пророчество, бедой пришли в мою реальность.
Пусть это будут выдумки, пусть Аньку бросит ее парень или ее кота задавит пьяный водитель. Дурно желать зла друзьям, но в стремлении обменять зло малое на большое — что плохого?
— Как ты там?
Она, Аннет, с другой стороны, я чувствую это, хотя не слышно ни дыхания, ни каких-либо звуков, доказывающих присутствие подруги.
— Я сожрала Славика, представляешь? — совершенно спокойно отвечает Анька.
Еще как представляю, подружка, еще как.
— Я его любила, — сознается она, — знаешь, плевать на все, но мне казалось, это настоящее. У меня ведь было много парней, но Славка — особенный, с ним хотелось прожить всю жизнь, и чтоб долго и счастливо, как в сказках.
От откровений остается горькое послевкусие, как от Русалочки Андерсена. Не выношу грустные истории, в этом смысле ужасы честнее, они не предполагают и не предлагают правильного и доброго завершения.
— Тогда зачем? — давлюсь словами.
— Не знаю. Я просто проснулась и увидела, как бьется синяя жилка у него на шее. От него так одуряющее пахло кровью, что я не удержалась, — несмотря на пережитое, в тоне чудится наслаждение.
Значит, не только оборотни, но и вампиры. И что самое примечательное, еще вчера один кровосос был вполне живым человеком и по совместительству моим другом.
— Впусти меня, — требую.
— Нет. Не хочу.
— Почему? Ты голодна? — в квартире упырь, а я жажду с ним пообщаться. Неужели последние события повлекли за собой необратимые изменения в моем мозгу?
— Иди, Славка, погуляй, это не твое дело и в сочувствии я не нуждаюсь, — обрезала Анька. Вот стерва.
Бью по железной двери ногой со всего размаху, пока не выскакивает соседка и не начинает орать о том, что у нее больной и маленький ребенок только что заснул, и что я «нехорошая гулящая девка».
Я посылаю ее к черту, она меня в ответ еще дальше. Переход на личности и маты чуть не заканчиваются дракой, но в коридор выглядывает упомянутый больной ребенок, мальчик лет девяти, и женщина успокаивается. В результате, тетка заявляет, что еще раз, и она вызовет милицию. Показываю ей средний палец, и мы расходимся с миром.
Что-то сегодня на меня все орут, что за день-то такой?
Анька, и не подумавшая влезть в скандал, презрительно замечает, что умнее быть надо.
— Слушай, а свет на тебя действует? — мне внезапно приходит в голову, что если оборотня удалось пристрелить обычными пулями, то для Ани все не так плохо. То есть, плохо, конечно, но…
— Заинтересовалась практической стороной дела? Молодец, — саркастично буркнули в ответ, — от света моя кожа покрывается волдырями, как я убедилась, по глупости открыв шторы, но ждать дальнейшего развития событий не стала, серебро не влияет — на мне сейчас серебряные сережки, с чесноком не экспериментировала. Что-то еще?
— А Славик… он мертв? — в конце концов, в желудок почти четыре литра крови всяко не поместится.
— Ратульская, ты совсем без тормозов, да? — взвизгивает Анька.
Не стоило спрашивать, но язык без костей, м-да.
— Нет, черт тебя дери, — зло заканчивает она, — он жив и сейчас слушает, как мы тут с тобой мило болтаем о его смерти.
— Извини, я не хотела.
И, все-таки, она выпила всю кровь или Слава умер по другой причине? Возможно из-за разодранной шеи или потери энергии…
— Свали, а? — тоскливо просит она, и я ухожу.
Все равно ничего не исправить, сочувствие неуместно и нелепо, это тебе не дружеская поддержка при окончании очередного романа или провале контрольной, это слишком личное и настоящее. Мне жаль, что ты выпила своего возлюбленного — даже не звучит…
Кажется, у меня только что умерла лучшая подруга.
Она умерла и ее даже нельзя похоронить.
У профессора дверь мне отрывает «зомби-оборотень», и я машинально бью его сумкой по голове. Мертвец не обращает на агрессию внимания, вежливо отступая в сторону.
Швейцар из него, признаться, вышел жуткий, если бы голос профа не донесся из глубины квартиры, решила бы, что мертвец старика сожрал и теперь поджидает новые жертвы.
— Добрый день, — проф занят: он сидит за компьютером, что-то увлеченно выискивая, — решили оставить усопшего себе?
С профессора бы сталось…
— Мне давно нужен был помощник, — невинно замечает профессор, красноватые отблески с экрана танцуют на стеклах песне, придавая старику демонический вид, — по хозяйству и прочее.
Проф ненормальный, не удивлюсь, если он начнет проводить над оживленным оборотнем эксперименты. На ум приходит доктор Фауст, не хватает только Мефистофеля.
Вдруг это проф во все виноват, он заключил сделку с дьяволом и тот превратил наш город в филиал Лысой горы? Догадка безумная, но не безумней действительности.
— Кстати, вчерашний случай не единичный, вот посмотри, что выложили в Ютубе, — отодвигается от стола, открывая обзор, старик. Гуль застыл соляным столбом сзади, заставляя нервничать.
— Ну, что стоишь, принеси гостье чаю с шоколадкой, — прикрикнул старик, — а ты садись, давай.
На клипе несколько обывателей стали свидетелями буйства на кладбище: покойники решили, что лежать смирно в могилах слишком скучно и благополучно отрылись.
А вот и зомби.
— Владивосток, — констатировал проф.
Стоило догадаться, что наш город не единственный.
— А вот еще один случай, на это раз в Америке.
Еще лучше — разгул нечисти захватил не только Россию, но и другие страны. Стоило бы позлорадствовать, если бы все было не так паршиво.
Большинство комментариев пестрило веселыми замечаниями, недоуменно-возмущенными воплями и обсуждениями «прикола». Следовательно, с паранормальным столкнулись еще не все — оно и правильно, иначе правительство успело бы среагировать.
Вернувшийся из кухни гуль бестолково толпился с подносом в руках, будто не знал, что с ним делать. Скучают ли по нему его родственники, или он — чудовище из ниоткуда?
Отломив кусочек от шоколадки и забрав чашку чая, снова напряженно уставилась в экран. Там купающихся в озере девиц нечто утащило под воду. Нечто с щупальцами.
Вода окрасилась красным, оператор орал и наводил панику, что, впрочем, не помешало ему выложить запись в Интернет.
Долька шоколада таяла, чай остывал — было не до них.
— Судя по всему, все началось пару дней назад. Точно сказать не могу, но вряд ли позже восемнадцатого.
— Почему? — выдыхаю, вцепившись в чашку.
— Именно тогда впервые удался один из моих опытов, — пожал плечами проф.
— Ясно. Кстати, по меньшей мере, некоторые из тварей были людьми, — поставив чай на стол, делюсь новостями. Как могло получиться, что обычные люди превратились в персонажей мифов и легенд? Почему именно сейчас? Почему именно эти люди?
— Я думаю продолжить опыты. Стоит определить, какие именно из магических систем работают и что точно проникло в наш мир.
И как это уничтожить, хочу добавить я.
Гуль продолжает стоять, пожирая меня красными голодными глазами. Начтет ли он разлагаться, или подобным ему законы природы не указ?
— Мне больше интересно, почему.
— Да, моя дорогая, это стоит изучить, — соглашается профессор.
— Когда начнем? — мило улыбаюсь. Мне надо знать.
Домой попасть так и не удалось: сначала мы разговариваем с профессором, а потом я иду встречать маму. Она должна вернуться в шесть, обычно в это время еще светло, но сейчас это не имеет значения. Неизвестно, сколько нелюдей теперь бродит по улочкам нашего тихого городка? Кто там у нас не боится света? Те же зомби, демоны, убыры, пепелюшки, гремлины, гоблины, демоны, йети, аякаши и еще добрая половина нечистой силы. Добрая, но очень злая половина.
Раньше мне и в голову не могло прийти забирать маму с работы, но не сейчас. Я за нее боюсь.
Проехав в полупустом трамвае пару остановок, успела как раз ко времени закрытия магазина. Отдел бижутерии, в котором посменно торговала родительница, порой заканчивал работу чуть раньше, но мне повезло. Даже вдвойне: ничего странного по дороге не попалось.
Магазин без посетителей нелеп и печален, мои шаги раздаются по всему помещению.
— Что ты тут делаешь? — сухо спрашивает мама. Радости при появлении любимой дочери не чувствуется.
— Тебя жду. Слушай, не злись, а? Я могу объяснить…
— Что объяснить, — обрывает она, — почему тебя не было дома всю ночь? Почему ты пришла грязная, в порванной куртке, невесть откуда? Знаешь, мне надоели твои вечные сказки, ты — как твой папаша, вечно врешь и оправдываешься, ни слова правды от вас не дождешься.
Когда-то в далеком детстве, когда отец еще жил с нами, мне довелось посмотреть эпатажный клип Пинк Флойд. Вышло так, что пятилетний ребенок контркультурные изыски не оценил, зато критика современного образования оставила яркий след в детской психике. В дальнейшем дети, перекрученные на фарш, претерпели в моем сознании некие трансформации — в семь лет я сообщила одноклассникам, что учеников убивают в кабинете музыки, а потом делают из них пирожки. Да, те самые вкусные пирожки с мясом, которые нам выдавали в столовой.