Помоги проекту - поделись книгой:
Философия Шри Ауробиндо прославилась на весь мир просто потому, что он убеждал своих учеников в том, что физическое бессмертие возможно. Когда же он умер, ученики глазам своим не поверили. Один мой приятель находился тогда в его ашраме. Потом он рассказал мне, что ближайшие последователи Ауробиндо три дня скрывали факт его кончины, потому что это событие было немыслимым. Когда люди обратились к Матери, она сказала: «Он погрузился в глубокое самадхи. Это не смерть. Разве он может умереть? Он бессмертен физически». Но спустя три дня тело Ауробиндо начало смердеть, пришлось его похоронить.
Затем они начали верить в то, что бессмертна Мать. Потом и Мать умерла. Теперь эти болваны верят в то, что они перешли в другой мир, чтобы принести обратно какие-то тайны, что скоро они возвратятся. Люди надеются на то, что их лидеры возвратятся к ним с тайнами физического бессмертия!
Довольно и бессмертия души. Вашему телу не нужно быть бессмертным. На самом деле, достаточно семидесяти лет. Этих лет хватит вам, чтобы насладиться жизнью, пострадать, что-то понять или не понять. На самом деле, семидесяти лет вам хватит для того, чтобы осуществить все свои планы. И если вы действительно будете реализовывать себя в полную силу, то сможете увидеть всю абсурдность пребывания в теле. Вы не станете требовать бессмертное тело, а попросите избавить вас от бесконечного круговорота рождения и смерти, избавить от необходимости умирать и рождаться вновь.
Вот еще одна заповедь Мёрфи: миллионы людей жаждут бессмертия, но не знают, чем займутся в дождливый воскресный вечер.
Один учитель йоги в Пуне дал интервью группе журналистов. В частности, они задали ему вопрос обо мне. Когда-то он часто приходил слушать мои лекции, тогда еще толком никто не понимал их смысл.
Он приезжал в мои лагеря медитации. Этот учитель йоги хотел, чтобы я выполнял некоторые асаны, потому что я постоянно путешествовал, что пагубно сказывалось на моем теле.
«Пусть лучше у меня будут недуги, чем практиковать глупые искривления тела, — ответил я. — Более того, я помню, как ты эксплуатируешь людей».
Он научил Джидду Кришнамурти нескольким асанам йоги, чтобы тот справлялся с сорокалетними приступами мигрени. Теперь этот учитель йоги профессионал, он учит принимать разные положения тела, асаны. Написав книгу о йоге, он приписал на обложке: «Я гуру Джидду Кришнамурти».
«Я не потерплю от тебя такой эксплуатации, — заявил я. — Ты стал гуру Джидду Кришнамурти только оттого, что научил его паре упражнений? В таком случае любой болван, который способен научить гимнастическим упражнениям, любой врач, который может прописать пилюли, любой психоаналитик или психиатр может назваться чьим-то гуру. Я не хочу, чтобы ты включал меня в список своих учеников, поэтому мне придется отклонить твое предложение стать моим наставником по йоге. Мне твои асаны не нужны».
Однажды ко мне пришел последователь Радхасвами. Эта маленькая религиозная община ограничена областью вокруг Агры. А я в то время как раз был в Агре. Этот человек оказался каким-то священником. «Наш мастер сказал, что у существования четырнадцать уровней. Вы знаете об этом?» — спросил он.
«Все лишь четырнадцать?» — удивился я.
«А что? — насторожился он. — На самом деле, больше?»
«Конечно!» — воскликнул я.
«Но наш мастер сказал, что этих уровней всего лишь четырнадцать, — сказал он. — Между прочим, Магомет достиг только третьего уровня».
Этот чудак принес с собой карту.
«Кабир и Нанак достигли пятого уровня, — заявил он. — Махавира и Будда поднялись до седьмого». Далее он стал перечислять, кто какого уровня достиг. Он четырнадцатого уровня смог достичь только его так называемый мастер.
«Знаю я твоего мастера, — махнул я рукой. — Я видел, как он лихорадочно цеплялся за четырнадцатый уровень. Выше он не мог подняться, как ни старался. Я смотрел на него вниз, с пятнадцатого уровня. У существования пятнадцать уровней».
«Но вы первый человек...» — промямлил он. Этот человек находился под большим впечатлением. Покидая меня, он коснулся моих ног и сказал: «Вы открыли мне новую тайну».
«Не глупите! — засмеялся я. — Это же шутка! Люди бывают лишь двух категорий: осознанные и неосознанные. Осознанные люди не строят иерархии, помещая людей на разные ступени бытия. В осознанности нет высшего и низшего. Осознанность это просто осознанность».
Но он не интересовался осознанностью. Его интересовало, что находится на пятнадцатом уровне существования. Людей интересуют религиозные выдумки. Не тратьте свое время на оккультизм, если только вы не поклонник приключенческих романов. Тогда вас увлечет это чтиво.
Однажды я попал на конференцию теософов. Меня пригласили к ним читать лекцию. Теософы готовы поверить любой чепухе — любой! Чем очевиднее ложь, тем скорее они поверят ей. И я подшутил над ними. Я придумал общество, которое якобы называлось Адитналта. Все теософы навострили уши. Что такое Адитналта? А я просто прочел задом наперед слово «Атлантида». Я объявил: «Наше знание исходит от самих атлантов! Их континент погрузился в пучину Атлантического океана».
Потом я начал рассказывать свое учение: «На самом деле, чакр не семь, а семнадцать. Мы утратили великое древнее эзотерическое учение, но и поныне существует общество просветленных мастеров, и оно работает. Это общество работает в подполье! Лишь немногим людям позволили пообщаться с мастерами. Их знание находится под покровом тайны».
Дальше я нес всякую чушь, какую только мог выдумать. И вдруг президент теософского общества говорит: «Я слышал об этом обществе». Теперь пришла моя пора удивиться. Он подтвердил все мои утверждения и сказал, что впервые сведения об этом тайном обществе переданы так точно.
Затем мне начали передавать записки. Один человек даже написал: «Я очень благодарен вам за то, что вы просветили людей на счет этого тайного круга теософов, потому что я член того самого общества, о котором вы рассказали. Я могу поклясться о том, что вы говорили правду».
Некоторые люди, вроде этих, только и думают, как бы им во что-нибудь этакое поверить. Дело в том, что чем абсурднее вера, тем более важной она кажется. Чем она нелепее, тем скорее в нее поверят, потому что нет нужды верить в явления, очевидные рассудку.
Встречи с сикхами и пенджабцами
Один житель Пенджаба был самым знаменитым святым этого штата. Его называли Львом Пенджаба, Бабой Хари Гири. Он не знал о моем существовании, и мы как-то раз случайно встретились на одной конференции. В Амритсаре каждый год устраивают конференцию, посвященную Веданте. На эту всемирную конференцию приезжают не меньше ста тысяч человек.
Так получилось, что на конференции сначала выступал этот святой, а после него должен был выступать я. Я стал критиковать его пункт за пунктом. Организаторы остолбенели от страха, ведь перед этим святым в Пенджабе благоговели. Тысячи людей были готовы умереть за него. А меня вообще не знали в штате Пенджаб, я впервые приехал в Амритсар.
Я так жарко критиковал Бабу Хари Гири, даже в мелочах, что организаторы испугались, что начнутся беспорядки. А меня не знал ни один человек.
Этот святой рассказал древнюю притчу из Веданты. Она повествовала о десяти слепцах, которые переходили реку. На другом берегу они решили пересчитать друг друга, ведь кто-то мог утонуть. Речное течение было сильным, и наступил сезон дождей. И вот они начали считать друг друга. Но всякий раз счет продолжался до девяти, потому что каждый слепец забывал посчитать себя. Он пересчитывал всех товарищей, но только не себя. Разумеется, получалось девять человек.
Один человек сидел на берегу и наблюдал за происходящим. Они потешался над слепцами. Тут они зарыдали и запричитали: «Один человек пропал!»
Тогда человек встал и сказал: Не беспокойтесь. Я найду вашего товарища. Встаньте в ряд. Я буду каждого из вас по очереди колотить по голове посохом, а вы называйте свой порядковый номер».
Слепцы очень обрадовались, потому что нашли десятого товарища. Десятый просто выкрикнул свой порядковый номер, когда доброжелатель стукнул его по голове посохом.
Эту древнюю притчу из Веданты рассказывают уже сотни лет. Никто ни разу не усомнился в ней. «Эта притча идиотская, — сказал я людям. — Как слепцы с самого начала узнали о том, что их десять? Наверно, они посчитались до того, как войти в речной поток? А если они умели считать до того, как перейти реку, то с какой стати разучились считать потом? Как они узнали, что их было ровно десять? Хари Гири должен ответить на мой вопрос, иначе ему не стоило рассказывать такие глупые байки под видом великой философии!»
Баба Хари Гири взбеленился, потому что прекрасно знал о том, что ответа на мой вопрос нет. Если эти люди сумели посчитать себя до того, как войти в реку, то наверняка сумеют справиться с этой задаче и после того, как переберутся на другой берег. Если же они не умели считать, то откуда им было знать, что их ровно десять?
Он просто сошел с подмостков. «Бегство вам не поможет, — предупредил я его. — Я обсудил каждое ваше утверждение. Вас называют Львом Пенджаба, но вот предмет гордости всего вашего штата зашатался. И если вам достает мужества, то останьтесь. Вернитесь на сцену».
Но он все равно не вернулся. Он просто убежал. «Вы до сих пор хотите называть этого человека Львом Пенджаба?» — спросил я людей. — Я погощу у вас десять дней. Все это время я буду ждать вашего льва. Мой вызов ему остается в силе ровно десять дней. Если он захочет, то может прийти ко мне. Я готов сразиться с ним по любой теме».
Дело в том, что я не против главного послания Упанишад. Но подобные господа не имеют никакого отношения к сути Упанишад. Они придают больше значения всяким мелочам, потому что второстепенные вещи помогают им эксплуатировать народ.
Итак, Лев Пенджаба сбежал. Десять дней я участвовал на конференции, и даже организаторы удивлялись тому, что ни один пенджабец не вступился за своего авторитета. Я объявил, что готов принять вызов любого человека, который решит дискутировать вместо своего гуру. Там собралась тысяча человек, он все они хранили молчание. Десять дней я доказывал им, что именно я передаю суть Веданты, что все остальные люди до сих пор упускали эту суть.
А истинная суть всегда одна и та же независимо оттого, Веданта это, дзен, суфизм или песни Кабира и Баула. Все это не имеет никакого значения. Со мной согласятся понимающие, опытные люди.
Каждый день я убеждался в этом в Индии. Сикхи поклонялись мне в храме Амритсара, как будто я был почти их мастером. У них уже было десять мастеров. Вообще-то, человек, который представил меня на конференции, заметил, что меня могут признать их одиннадцатым мастером. Но теперь они не пускают меня в свой храм.
Тогда я еще опускал многие темы. Я говорил об одной маленькой книжке «Джапуджи». Сикхи были счастливы, потому что люди другого вероисповедания никогда не задумывались о ней. И сами сикхи прежде никогда не задумывались о смысле, который я придал их брошюре. Но через два года после того, как я выступил на конференции, я снова на конференции в Золотом Храме сказал: «Я считаю просветленным только Нанака, а остальные девять мастеров обычные учителя». И тогда сикхи были готовы уже убить меня.
«Вы можете убить меня! — крикнул я. — Но тогда вы убьете своего одиннадцатого мастера!»
Мне не хочется умирать. Это не значит, что я хочу жить вечно, просто я наслаждаюсь своей нынешней жизнью. А если смерть придет. Я получу и от нее удовольствие. Но я не поеду в Иерусалим, если буду знать наверняка, что меня хотят там распять.
В Амритсаре меня окружила толпа, когда я вышел из поезда двести индуистских шовинистов хотели затолкать меня обратно в поезд, чтобы я не вышел в Амритсаре. Люди, которые встречали меня, не подумали о том, что на меня навалится такая громадная толпа, поэтому их было всего лишь человек двадцать или двадцать пять. А мое выступление должно было состояться немедленно, оставалось время лишь выпить чашку чая. На конференции уже собрались десять тысяч человек. Двадцать пять человек обступили меня плотным кольцом на тот случай, если двести индуистских шовинистов вздумают поколотить меня. Я видел в лицах этих двухсот индуистов лишь жажду крови.
Начальник станции оказался моим поклонником. Он позвонил в Золотой Храм сикхов и объяснил им ситуацию. «Я не могу отправить поезд, — сказал он. — Если я это сделаю, начнутся беспорядки. Поезд до сих пор стоит на станции. Индуисты требуют от Раджниша, чтобы он вернулся в свое купе, но он не подчиняется их требованиям. Пришлите подкрепление».
Сикхи прислали охранников храма с обнаженными кинжалами. Как только они пришли, толпа сразу же стала рассеиваться, потому что сикхи могли устроить резню. Впервые меня пришлось сопровождать вооруженной охране. Сикхи вели меня в город, размахивая ножами.
«Я в последний раз приехал в ваш город», — сказал я.
«Почему?» — спросили сикхи.
«Потому что мне всякие глупости не нужны», — ответил я.
Я действительно больше не приезжал в этот город и вообще перестал ездить по стране. «Люди, которые хотят понять меня, сами приедут ко мне, — рассудил я. — И с какой стати мне вмешиваться в жизнь людей, которые не хотят понять меня? Если они не хотят, чтобы я приезжал в их город... Это же их родной город. Они вольны вечно оставаться болванами, и я уважаю их намерение. Я не могу заставить их достичь просветления. Пусть они остаются омраченными, ведь таков их выбор. С какой стати мне беспокоиться о них?»
Тот день стал последней каплей, я больше никуда не ездил.
Встречи с буддистами
Гаутаму Будду я люблю больше всех мастеров. Я говорю о нем всю жизнь. Даже говоря о других людях, я все равно говорю о Гаутаме Будде. Запомните это мое признание. Я не могу говорить об Иисусе или Магомете, не подразумевая Будду. Другое дело, что я могу и не упомянуть Будду прямо. Но я в самом деле не способен говорить, не имея в виду Будду. Он сама моя плоть и кровь. Он само мое безмолвие, моя песня.
Обычно религии вроде христианства и ислама боятся, что если они позволят кому-нибудь подойти слишком близко, то они могут потерять свою оригинальность. А буддизм никогда ничего не боялся и сохранил свое лицо.
Я бывал на буддистских конференциях, на которых присутствовали люди из Тибета, Японии, Шри-Ланки, Китая, Бирмы и других стран. Я своими глазами видел, что они различаются, и все же эти люди соединены своей преданностью Гаутаме Будде. В этом моменте все они сходились.
Я посещал конференции разных религий, но лишь буддистские конференции были поистине уникальны, потому что я использовал собственный опыт для толкования учений Будды. Толкования были различными, и я также приводил отличную от прочих интерпретацию.
Буддисты слушали тихо, доброжелательно и внимательно. Они благодарили меня. «Нам и в голову не приходило, что можно привести и такое толкование, — говорили они. — Вы показали нам Будду с другой стороны, а люди вот уже двадцать пять веков не могли найти такой угол зрения на Будду».
Один из буддистских лидеров Бхадант Ананд Каусальяян сказал мне: «Все, что вы говорите, кажется разумным. Притчи, которые вы рассказываете о Гаутаме Будде, выглядят совершенно правдивыми, но я поискал в священных писаниях (а буддистские тексты я изучал всю жизнь) и не нашел в них несколько ваших притч».
«Какие притчи вы не нашли?» — осведомился я.
«Одна ваша притча мне особенно понравилась, — ответил он. — Я искал ее в первоисточниках целых три года, но ее нигде нет. Наверно, вы придумали ее».
Эту притчу я часто рассказывал. Гаутама Будда идет по дороге. На его лицо садится муха, а он в это время говорит со своим учеником Анандой. Будда машинально отмахивается, и муха улетает. Потом он сразу же перестает говорить, так как замечает, что махнул рукой неосознанно. А для Будды единственная ошибка в жизни этот как раз действие без осознанности, даже если это просто машинальное движение рукой, пусть он и навредил никому.
Будда снова принимает позу до того, как на его лицо села муха, и внимательно проводит рукой вдоль лица, хотя мухи уже нет. Ананда удивляется поведению мастера и говорит: «Ты уже давно смахнул муху. Зачем тебе это? Муха все равно улетела».
Будда объясняет: «В прошлый раз я махнул рукой машинально, тем самым совершив ошибку. Теперь же я делаю все так, как мне и следовало поступить с самого начала. Таким образом, я даю тебе урок, чтобы с тобой никогда не случалось ничего подобного. На этот раз я махнул рукой осознанно, и муха здесь не при чем. Суть в том, есть или нет в моей руке осознанность, грация, любовь и сострадание. Теперь все правильно. Именно так и следует вести себя».
Я рассказал эту притчу в Нагпуре на буддисткой конференции. Ее услышал Ананд Каусальяян. Спустя три года в Бодхгайе на всемирной буддистской конференции он сказал: «Эта притча прекрасна, в ней присутствует дух буддизма, поэтому мне хочется поверить в то, что именно так все и было. Но в священных писаниях такой притчи нет».
«Не думайте о священных писаниях, — посоветовал я. — Весь вопрос в том, что характеризует ли эта притча Гаутаму Будду или нет, есть ли в ней дух самого Гаутамы Будды».
«Разумеется, есть, — согласился Ананд Каусальяян. — Суть его учения выражается как раз осознанностью. Человек должен осознанно выполнять любое свое действие. Но ваша притча не историческая».
«Кому нужна эта история?» — отмахнулся я.
На конференции я сказал буддистам: «Запомните, история это западная концепция. На Востоке никогда не интересовались историей, потому что история лишь собирает факты. На Востоке не было традиции записывать историю. Здесь вместо истории записывали мифы. Возможно, мифология и не имеет исторической основы, но в ней содержится истина. Это не фотография, а картина. А ваш портрет покажет то, что не передаст никакая фотография, на которой изображены лишь ваши очертания. Великий художник может проявить саму вашу суть. Он изобразит вашу печаль, блаженство, безмолвие. А фотография не может отобразить душевный склад человека, потому что психологические черты находятся внутри. А вот великий художник или скульптор способен передать душу человека. Его больше не интересуют внешние черты, он стремится изобразить внутреннюю реальность».
На конференции я заявил: «Мне хотелось бы, чтобы мою притчу записали в священные писания, потому что все они были написаны спустя триста лет после смерти Гаутамы Будды. Что изменится, если я, спустя двадцать пять веков, а не три века, добавлю пару притч? Главное — уважать суть, основу».
Вы удивитесь, но буддисты согласились со мной. Даже Бхадант Ананд Каусальяян согласился со мной. Такое понимание и согласие вполне в духе буддизма, и эта черта перешла во все ответвления этой религии.
А ведь я даже не буддист. Но они все равно приглашали меня на свои конференции. «Я не буддист», — предупреждал я.
«Не важно, — отвечали они. — Вы говорите о Гаутаме Будде лучше, чем мы, хотя мы и буддисты».
Такого отношения вы не дождетесь от христиан, мусульман или индуистов. Все эти религии фанатичные. А вот буддизм — терпимая религия.
В Сарнатхе есть большой институт, в котором обучают философии Будды и его языку, пали. Ректор института Бхикку Джагдиш Кашьяп пригласил меня в свой институт, чтобы я прочел у них лекцию о Гаутаме Будде, но спустя день я собрался уезжать. Он пошел провожать меня на станцию. «Что случилось? — спросил он. — Почему вы уезжаете уже через день?»
«По той же причине, что и Гаутама Будда, который также уехал отсюда уже на следующий день», — ответил я.
«А мы, буддисты, с тех пор ломаем голову над тем, почему Гаутама Будда не остался у нас», — ответил ректор института.
«Что тут думать? — воскликнул я. — Я объехал всю Индию, но еще нигде не встречал таких злых комаров!»
У Будды не было даже москитной сетки. Ему было трудно носить с собой сетку, потому что ему приходилось все время ходить.
Но я сказал Джагдишу Кашьяпу: «Вам нужно хотя бы выдавать москитную сетку каждому ученику, ученому и исследователю в своем институте, причем не только на ночь, но и на день тоже».
Я провел все сутки под москитной сеткой!
Я жил вместе со многими так называемым и святыми и на своем опыте узнал, что это самая скверная публика. Подумать только! Если вы проживете вместе со святым одни сутки, то успеете проникнуться убеждением никогда не становиться святым. С утра и до ночи они живут как роботы, исключительно по заповедям.
У буддистского монаха тридцать три тысячи заповедей. Я спросил одного старого буддистского монаха, англичанина, который принял монашество еще в ранней молодости... Его звали Бхикку Сангха Ракшита, он почти всю жизнь провел в Калимпонге, что между Тибетом и Индией. Он написал замечательные книги о тибетском буддизме, и пользуется заслуженным авторитетом за свою ученость.
Так получилось, что у меня был лагерь в Бодхгайе, где Будда достиг просветления. Сангха Ракшита пришел засвидетельствовать свое почтение храму и дереву, под которым стал просветленным Будда. Когда он пришел, я случайно сидел под этим деревом. Мы познакомились.
«Я даже мечтать не могу о том, чтобы стать буддистским монахом, ведь у меня очень плохая память, — сказал я. — У вас тридцать три тысячи заповедей! Я не смогу соблюдать их, потому что не смогу запомнить. Если вы соблюдаете в этой короткой жизни тридцать три тысячи заповедей, то где устроить передышку, чтобы просто пожить и подышать? Эти тридцать три тысячи заповедей не дают человеку жить».
Как-то раз я поехал по делам на Цейлон, а это буддистская страна. Там многие буддистские священники учат випассане... Это простая техника, но сами они никогда не занимаются ею. Если вы учите кого-то тому, что сами не делали (ведь вам нужно учитывать все варианты развития ситуации, последствия, трудности, осложнения техники), значит вы преступник.
Ко мне прислали буддистского монаха. Он уже три года почти не спал, и ему не помогали никакие медицинские средства. Его учитель (я не могу назвать его мастером) велел ему выполнять випассану ночью. Даже если вы выполняете данную технику медитации днем, то она все равно действует на вас даже ночью. Поэтому я советую выполнять випассану перед рассветом. Достаточно двух часов. Если заниматься ею дольше, тогда нектар превратится в яд.
Если заниматься випассаной по десять часов в день, то сойдешь с ума.
Випассана это одна из самых сильных медитаций, но только если ее выполнять под контролем мастера. Под управлением технаря она станет большой опасностью. Человек либо достигнет просветления, либо сойдет с ума. У вас два варианта, все зависит от руководителя.
Когда этот цейлонский монах пришел ко мне, я сказал ему: «Я не буддист, у вас есть свои наставники. Зачем вы пришли ко мне?»
«У них ничего не получилось, — объяснил он. — Они научили меня випассане, но не могут излечить меня от бессонницы. Я просто схожу с ума. Я не могу ни на секунду сомкнуть глаза».
Когда он рассказал мне, в чем дело... Буддистским монахам запрещено смеяться, но я рассказал ему один анекдот. Сначала он остолбенел, потому что держался очень серьезно. Я сказал ему, что один англичанин (причем не простой, а самый настоящий лорд) с английским высокомерием спросил другого лорда: «Разве это хорошо, что этой ночью вы спали с моей женой?» «Мой друг, я не мог ни на секунду сомкнуть глаза», — ответил лорд.
Даже буддистский монах засмеялся. «Вы чудак, — сказал он. — Я житель Цейлона, а вы рассказываете мне анекдот! Я религиозный человек».
«Поэтому я рассказываю вам религиозный анекдот, — ответил я. — Если вы поживете со мной, тогда я расскажу вам и нерелигиозные анекдоты».
«Ваш недуг невозможно устранить медицинскими средствами, — признался я монаху. — Он вызван практикой випассаны».
«Випассаны? — удивился он. — Но Гаутама Будда выполнял випассану и благодаря ней стал просветленным».
Я объяснил ему: «Во-первых, вы не Гаутама Будда. Во-вторых, вы не понимаете, что после заката выполнять випассану очень опасно. Вы выполняете випассану два часа ночью, поэтому не можете спать. В вас возникает такая осознанность, что ее хватает на всю ночь».
Я всегда искал анекдоты, которые придумали индийцы, но так не нашел ни одного такого анекдота. Индийцы серьезные, они все время говорят о Боге, рае и аде, перерождении и философии кармы. Шутке нет места в их жизни.
Когда я начал говорить о медитации, я иногда шутил. Порой ко мне подходил какой-нибудь джайнский, буддистский или индуистский проповедник и замечал мне: «Вы хорошо говорили о медитации, он зачем вы добавляли анекдоты? Эти вы все испортили. Люди смеялись, а ведь до того все они были серьезными. Вы загубили собственную работу. Полчаса вы добивались их серьезности, а потом рассказали им анекдот и тем самым все загубили. Зачем вы стали шутить? Будда никогда не шутил, как и Кришна».
Поделиться книгой: