Маркиз на Рождество (ЛП)

Запах сосны смешался с запахом кожи и чего-то еще, неуловимого. Она взяла в руки сюртук и поняла, что он до сих пор пахнет им. Даже спустя три с половиной года после его смерти здесь, в этой комнате, сохранилось присутствие Джона.

Глядя на его вещи, Вайолет вдруг захотела ощутить боль, испытать гнев, но эти эмоции умерли, как умер ее муж. Осталась только легкая грусть. Она грустила не о себе, нет, но о прерванной жизни, которую Джон никогда не проживет до конца.

В первом сундуке лежали сюртуки, жилеты и брюки. Она открыла следующий, уже готовая снова услышать запах Джона, и на сей раз она нашла то, что искала. Взяла сорочку, халат, носки и другие необходимые вещи.

Выйдя в коридор, она столкнулась с миссис Норрис.

— Миледи, простите, я не знала, что вы здесь. Мне позвать Мириам или Салли? Они соберут все, что нужно.

Вайолет улыбнулась. Миссис Норрис знала все обо всем в Уэлбери-парке, и о том, что ей тяжело прикасаться к вещам покойного мужа — тоже. Потому экономка и хотела избавить ее от дискомфорта.

Можно было отправить в детскую горничную, но Вайолет как-то и не подумала об этом. Ее первым порывом было позаботиться о нуждах гостя самой. У нее были две здоровые руки, к тому же она сомневалась, что джентльмену понравится, если его станут укладывать в кровать и раздевать при ней.

На ее щеках проступил румянец. Вайолет приложила к разгоряченной коже ладонь. Когда она в последний раз краснела из-за мужчины? И не вспомнить. Похоже, она совсем отвыкла от мужского общества, если первый же красивый незнакомец, попавшийся на ее пути после смерти Джона, настолько завладел ее мыслями.

— Миссис Лоренс, вам нездоровится? — встревожилась экономка. — Только скажите, я приготовлю для вас ванну или расправлю постель.

Вайолет зарделась пуще прежнего. Господи, помоги. Она, верно, тронулась, если при слове «постель» ее воображение пустилось вскачь в самом что ни на есть непристойном направлении.

Она откашлялась и заставила себя посмотреть миссис Норрис в глаза.

— Я пережила испуг, но теперь все в порядке. Если кому и требуется забота, так это джентльмену. Скоро придет доктор, а пока его нет, нам нужно много горячей воды, полотенца и любые чистые тряпки, которые можно пустить на бинты.

— Хорошо, миледи.

Вайолет понесла вещи вниз по коридору, где сновали, входя и выходя из гостевой комнаты, слуги. Она остановила Салли, юную белокурую горничную, высокую и тощую, несмотря на попытки миссис Норрис ее откормить.

— Джентльмен в постели? Я могу войти?

— С него сняли окровавленную одежду. Сюртук и жилет испорчены, но остальное я попробую отстирать. Эйвери послал меня за горячей водой. Джентльмен дышит и надлежащим образом прикрыт, так что миледи может войти.

Чарльз Эйвери был ее правой рукой. Они познакомились с ним на войне и по возвращении домой предложили должность дворецкого. Со своими обязанностями он справлялся превосходно и оставался ее верным помощником даже — и в особенности — после смерти Джона.

Заглянув в комнату, Вайолет увидела, что одна из горничных поправляет подушки и одеяла, а Эйвери режет ткань на длинные полосы. На бинты, догадалась она. Джентльмена необходимо было выкупать, но для этой цели сгодится и влажное полотенце.

— Миледи угодно наблюдать с порога, или она все же войдет? — спросил Эйвери, не оборачиваясь.

Улыбнувшись, Вайолет ступила внутрь. По непонятной причине все внутри нее трепетало. Она бывала в похожей ситуации и прежде — на войне и во время болезни мужа, — но сейчас отчего-то все воспринималось иначе.

— Как он? — спросила она. — Можешь что-то сказать о его травмах?

— Рана на голове довольно серьезная. Он сильно избит, на груди небольшой, но глубокий порез. Нужно, чтобы доктор проверил, не сломаны ли у него ребра.

— Я могу чем-то помочь, пока Салли кипятит воду? — спросила она.

— Если миледи будет угодно, она может вместе со мной нарвать из этих тряпок бинтов. Нам понадобится немало свежей перевязки для милорда.

Взяв полотно и ножницы, Вайолет принялась за работу. Плотный хлопок был приятным наощупь. Она надрезала ткань с краю, а после одним движением разрывала ее до конца. В свое время она выяснила, что делать бинты этим способом гораздо быстрее, особенно когда на счету каждая минута.

Какое-то время они работали молча. Если закрыть глаза, подумалось Вайолет, можно с легкостью представить, что она вновь в Португалии, а если хорошенько прислушаться — то и услышать скрипучий крик миссис Сантьяго, загоняющий ее обратно в церковь, где все прочие женщины ждали известий о своих любимых. Ей даже померещилось, что она слышит, как из лазарета доносятся стоны раненых солдат.

Звуки казались настолько реальными, что она оглянулась. Эйвери накладывал на голову джентльмена повязку, а тот с каждым тугим слоем все сильнее стонал.

— Радуйтесь, что вам больно, милорд, — молвил Эйвери. — Это значит, вы живы. Вот если бы вы ничего не чувствовали, тогда я бы за вас испугался.

Уже во второй раз он назвал раненого милордом, а не сэром. Может, он и правда аристократ? Пока что с уверенностью можно было сказать одно: он определенно богат.

Взгляд у мужчины был остекленевший, и Вайолет засомневалась, что он вообще ее видит.

— Вы можете говорить? — мягко спросила она.

Он что-то пробормотал и вскрикнул, когда Эйвери затянул узел.

— Как его так угораздило?

Вайолет рассказала о нападении и о том, как джентльмен пришел ей на выручку.

— Вор оказался хитрым и коварным. Посреди драки, когда джентльмен взялся за пистолет, он ударил его камнем по голове. Сперва я даже не поняла, кто застрелен, настолько все было залито кровью.

— Надо бы обтереть его и унять боль. Неизвестно, когда доктор Литтлтон до нас доберется.

— Принести лауданум? — И почему она не додумалась до этого сразу, как только вернулась домой? Несчастный был на волосок от смерти. Еще чуть-чуть, и ему раскроили бы череп. — У него, верно, страшные боли.

Эйвери посмотрел ей в глаза.

— И дальше, подозреваю, будет много хуже, миледи.

— Я сейчас.

Вайолет поспешила в свою комнату и открыла ключом буфет, где держала лекарства и несколько бутылок выдержанного виски, одну из которых она захватила с собой вместе с лауданумом. Обычно она предпочитала вино, но иногда — как, например, сегодня — обжигающий глоток крепкого скотча был просто необходим.

Когда она вернулась, Салли и Эйвери уже начали обмывать джентльмена. Он был обнажен, и она ясно увидела его целиком, от головы до колен. Пресвятые небеса…

На его теле не было живого места. Он весь был покрыт синяками — как новыми, так и застарелыми, с зеленоватым оттенком, наверное, от каких-то предыдущих драк. Повсюду — на груди, на руках, даже на лице — виднелись ссадины и мелкие шрамы. Где он их получил?

Ее взгляд переместился ниже. Она закусила губу и отвела глаза, стараясь не обращать внимания на то, что внизу он сложен столь же отменно, как и в остальных местах. Его достоинства были более чем внушительными, чтобы доставить женщине удовольствие, особенно если представить, что в возбужденном состоянии он станет еще больше.

«Прекрати на него глазеть. Сосредоточься». Вайолет зажмурилась, восстанавливая душевное равновесие. При других обстоятельствах она удалилась бы за дверь и подождала, пока его приведут в благопристойный вид. Но война научила ее, что стыдливость и соблюдение внешних приличий — не лучшие товарищи в сложной ситуации.

За два года, проведенные с Джоном на полях сражений в Португалии, она утратила всю свою былую стеснительность. Женщин по возможности ограждали от кошмаров войны, но у Вайолет был железный желудок и твердая рука, поэтому она отказывалась отсиживаться вместе с рыдающими дамами в безопасных убежищах.

— Миледи! — вскрикнула Салли.

Эйвери никак не отреагировал на ее появление и продолжил работать. Мало что могло нарушить его невозмутимость, однако Вайолет была готова поклясться, что заметила, как уголок его рта слегка дернулся.

— Нет нужды оберегать мою скромность, Салли. — Вайолет перешагнула порог и, поставив бутыль виски на стол, подошла с лекарством к кровати. Присев на краю прикроватного столика, она плотно задернула полог. — Я вдова, к тому же навидалась всякого, пока ухаживала в лазарете за солдатами Его величества. Кого следует оградить от этого неприличного зрелища, так это тебя. Иди-ка и принеси еще горячей воды.

Вайолет помахала ладонью, отсылая девушку прочь.

— Да, миледи.

Вновь переключив внимание на раненого, она окунула полотенце в таз с теплой водой и уже начала выжимать, когда Эйвери прервал ее.

— Сперва лауданум. Он облегчит боль.

Она накапала полную ложечку, открыла мужчине рот и влила туда лекарство. Поскольку чайная ложечка была мелкой, она отмерила еще немного и дала ему вторую дозу. Мужчина скривился. Она придержала его нижнюю челюсть и заставила проглотить лекарство.

— Надо было попросить Салли принести чаю. Лауданум на вкус хуже горькой редьки.

На сей раз Эйвери выдал сдержанную улыбку.

— Не вздумай сказать, что мною движет моя женская чувствительность. — Вайолет строго сложила на груди руки. Дворецкий частенько — пожалуй, даже чересчур — поддразнивал ее, не произнося при этом ни единого слова. Впрочем, окружающие ничего не замечали.

Раненый громко закашлялся. Она спешно повернулась к нему и похлопала по спине.

— Никогда не встречал… — Кашель. — Такую, как вы.

Эйвери по-прежнему улыбался. Они что, оба смеются над нею?

— Очевидно, у вас немного знакомых дам.

Он слабо покачал головой.

— Наоборот. — Испустив громкий стон, он потянулся руками к лицу.

Она приложила пальцы к его вискам и начала потирать их легкими круговыми движениями.

— Вот видите, с дамой лучше не спорить. — Она массировала его виски, пока не услышала, что его дыхание выровнялось.

Когда она встала, он поймал ее за руку.

— Благодарю вас.

— Не стоит. — Она посмотрела в его глаза, темные и уже не такие затуманенные. — Вам вредно много разговаривать. Лучше отдохните, но до прихода врача постарайтесь не засыпать.

— Вам тоже надо бы отдохнуть, миледи, — проговорил Эйвери.

— Но мы еще не закончили. Нужно обмыть его до конца. — Она вернулась к тазу и намочила полотенце. Вода была еще теплой, но быстро остывала.

Она бережно начала вытирать лицо своего пациента, но, заметив на себе его взгляд, остановилась. Вздох за вздохом, а она все не могла пошевелиться. Вода, скопившись на концах полотенца, закапала на его грудь.

Этот человек не был ее мужем, однако она склонялась над его обнаженным телом, обмывала его и гладила его кожу, мечтая при этом, чтобы он прильнул к ее губам в поцелуе.

— Давайте я сам. Так выйдет быстрее.

Голос Эйвери прервал наваждение. Она оглянулась и поняла, что, пока она вытирала лицо мужчины, дворецкий успел обмыть почти все его тело.

Щекам стало горячо. Нет, она точно угодит за это в ад. Ее единственная задача — ухаживать за раненым. И ничего больше.

— Прошу прощения, — пролепетала она.

— Миледи, возможно, вам лучше принять пока ванну и переодеться в чистое. До вашего возвращения с ним все будет в порядке.

Вайолет кивнула и краем глаза нечаянно заметила, что джентльмен уже не такой вялый, как раньше. Сгорая от стыда, она отвернулась. Он практически беспомощен, а она смотрит на него… так интимно. Нет ничего необычного в том, что он возбудился, пока она к нему прикасалась. Он едва осознает, где он и что происходит. И незачем предполагать, будто за этим стоит нечто большее.

Но отчего так тянет в это поверить?

Вайолет еще раз кивнула дворецкому и поспешила выйти из комнаты. Взглянуть на джентльмена еще раз она не осмелилась.

* * *

Горячая ванна не помогла ей успокоить нервы. Лежать в воде, от которой шел пар, было приятно, но напряжение в конечностях не отпускало. Оно имело небольшое отношение к сегодняшнему испытанию, и самое прямое — к ее навязчивым мыслям о нем.

Вдобавок горничная не давала отвлечься, засыпая ее вопросами.

— Какой галантный поступок! Неужто он в самом деле в одиночку одолел обоих грабителей? — Мириам мечтательно закатила глаза, намыливая Вайолет руку. — Салли сказала, что даже за бинтами и кровью видно, что он настоящий красавец. Это правда?

Вайолет молча кивнула, опасаясь голосом выдать больше положенного. Мириам, какой бы милой и преданной она ни была, обожала сплетничать и не отличалась рассудительностью. Однако в сметливости ей не откажешь.

— Леди попадает в беду, а удалой рыцарь спасает ее. Прямо как в сказке.

— Не знаю. В сказках у злодеев нет пистолетов.

Скользнув в медную ванну поглубже, Вайолет вытянула ногу, чтобы Мириам ее вымыла. Девушка начала со ступни, хорошенько потерла пятку и перешла к голени.

— Он останется с нами?

— Ну, поскольку мы не знаем его имени, а он не в состоянии передвигаться, то да, на несколько дней он останется здесь.

Вайолет подозревала, что его нельзя будет перевозить и к концу недели, но оставила это соображение при себе. Она не хотела заглядывать в будущее дальше, чем на два-три дня. Иначе ее мысли примут слишком опасное направление.

— Значит, вы думаете, что он дворянин? О, вдруг он окажется герцогом или принцем!

Вайолет рассмеялась. Какое же у Мириам богатое воображение. Принц. Будь он принцем, она бы его узнала. Английские принцы были слишком старыми и тучными, чтобы лихо гоняться за бандитами и драться на сырой земле, а иностранные повсюду возили за собой свиту.

— Очень сомнительно. Разве принцы разъезжают впотьмах по деревенским дорогам да еще без сопровождения? — Вайолет скептически прищурилась. — Нет. Они занимаются какими-нибудь делами государственной важности или отсыпаются после возлияний за ужином во дворце, полном слуг.

— Все равно, он вполне может быть виконтом или графом. — Мириам задумчиво кружила губкой по ее колену. — Только представьте: к весне вы становитесь графиней. Слугам пошьют новые ливреи, а вас будут называть миледи — все-все, а не только мы. — Зеленые глаза девушки засияли, а веснушки почти исчезли под счастливым румянцем.

— Он вполне может не дожить до конца недели, а ты уже успела женить его и расписать его будущее.

— Если он еще не женат, то вскорости обязан жениться.

Мириам еще не видела его, а уже сходила по нему с ума.