Приключения Буратино

Меня в тот миг, словно ударило током. Я впервые услышал такие откровения папы Карло, и понял, что единственным претендентом на престол по всем законам мафии могу стать я.

— Так что я….-не успел сказать я отцу, как он перебил меня.

— Ты Пиноккио, станешь боссом нашего клана и возродишь наше дело в Америке. Ты мой мальчик достоин, но, ни один человек не должен знать, что ты не крови Дженевезе.

Папа Карло подошел сзади и обнял меня, прижав к своей груди.

— Ты Бур, будешь крестным отцом клана Дженавезе. На тебя все мои виды и мои чаяния.

Я еще не знал, что именно с этого дня-дня моего рождения начнутся необыкновенные приключения, о которых будут слагать легенды и снимать фильмы. В этот радостный для меня вечер, когда мой возраст перевалил за восемнадцать лет, я впервые оказался в знаменитом на весь мир развлекательном центре «Виаджио». Ресторан этот принадлежал Карабасу Барабасу, знаменитому сицилийскому мафиози по кличке «кукловод». Внешне это было довольно приличное заведение вход, в которое после девяти вечера был разрешен лицам, достигшим своего совершеннолетия. Музыка, отменная кухня и элитная выпивка, словно липкая лента для ловли мух, привлекала все мужское население Палермо. Каждый вечер в кабачке было многолюдно. Табачный дым висел в зале, словно туманная дымка над морем, а знаменитые сицилийские вина Бакканте и Инзолия текли рекой в желудки веселых моряков, рыбаков и беспечных горожан пожелавших повеселиться.

— Куда ты прешь? — спросил меня местный вышибала. Здесь на Сицилии их называют «гориллы», и они стоят на службе у своих хозяев, чтобы следить за порядком и вовремя пресекать пьяные драки стихийно возникающие при дележе сеньорит. — У тебя Бур, уже есть паспорт?

— Паспорт есть, — ответил я и показал документ, дающий мне право пить вино и щупать за зад хорошеньких девчонок.

— У меня Луиджи, вечеринка по поводу совершеннолетия. Столы оплачены, и мои друзья ждут меня, глотая слюни.

Я небрежно бросил «горилле» ключи и четыре сольдо, чтобы он отогнал мой «Корвет» на парковку, а сам, толкнув двери, смело вошел в кабак. Секьюрити на входе ощупал меня металлодетектором, стараясь выудить у меня ствол, но все его попытки были безуспешны. Свой хромированный «Руджер» я оставил под сиденьем «Корвета», чтобы не искушать карабинеров к составлению протоколов. Музыка лилась из колонок, развешанных по всему периметру зала, а в это время полуобнаженные девушки танцевали на сцене вокруг железного шеста, возбуждая своими телодвижениями залетных туристов и моряков.

— А Бур, давай за наш столик, — проорал Арлекин, завидев меня среди кабака. — Мы уже заждались именинник, когда ты появишься.

Столик, заказанный мной еще за три дня до вечеринки, я специально выбрал возле сцены, чтобы уже по-взрослому созерцать великолепные тела танцовщиц, а не подглядывать за ними в щели пляжных кабинок.

— Папа Карло наставлял меня на путь истины, поэтому пришлось задержаться. Чего сидим — кого ждем? Спросил я, присаживаясь рядом.

Арлекин налил всем вина и подал мне уже раскуренный косяк из великолепной афганской марихуаны.

— Травки на пыхни, для куражу. У Барабаса скажу тебе честно отличная афганка. Прошибает с одного пыха и ты уже паришь в поднебесье!

Я сделал глубокую затяжку и почувствовал как кровь, разогнавшись по моим венам, ударила мне в голову, словно ядро, извергнутое пушечным жерлом. Вообще-то к тяжелым наркотикам как героин и кокаин я относился отрицательно, но курение травки считал простой шуточной забавой, сравнимой только с распитием пива.

— За мое совершеннолетие друзья! — поднял я бокал, и вся компания стала чокаться позравляя меня с днем рождения.

Девушка с синими волосами выплыла на сцену как раз в тот момент, когда моя голова была уже до половины наполнена вином. Она, словно змея, скользнула по сцене, двигая упругими бедрами в такт льющейся с потолка музыки. Ее и без того скромная одежда стала слетать обнажая для посетителей свое загорелое тело.

Выстрел Купидона, словно удар молнии, сразил меня в самое сердце. Его ржавая стрела пронзила мне грудь и застряла там, пробив её навылет. Я впервые в своей непутевой жизни увидел девушку такой не естественной красоты. Ее оленьи глаза сияли нескончаемой бриллиантовой глубиной и небывалой добротой. Пухлые ярко красные губы, словно ягоды клубники манили к себе возбуждая и без того взорвавшийся организм.

— Это кто? — спросил я, открыв свой рот от увиденного чуда. Арлекин улыбнулся и прошептал мне на ухо пьяным голосом:

— Это Бур, сеньорита Мальвина. Эта девка тебе не по карману. Видишь вон того перца в кожаной белой куртке, что сидит за тем столиком.

— Ну, вижу….

— Это Пьеро Провенцано, сынок мэра нашего города. У него такие связи… — Арлекин даже присвистнул. — Еще в колледже я как-то пнул его пару раз для профилактики, так мне полицейские через задницу достали, всю печень. Его здесь ни кто не трогает. Сам сеньор Карабас взял этого ботаника под свою крышу.

Все что сказал Арлекин, уже для меня не имела никакого значения. Образ Мальвины, словно фотокарточка запечатлелась внутри моих мозгов, и теперь этот образ никакие силы не могли оттуда вырвать. Я влюбился сразу, бесповоротно и на всю жизнь. В тот же миг воздушные пузырьки стали подниматься из моего желудка и так щекотали мне душу, что захотелось петь, как пел великий Робертино Лоретти.

— Она будет моя, — сказал я, твердо уверовав в истинность свои слов.

— Не дури Бур, этот ботаник вонюч и гадок, подобно американскому скунсу, — сказал Арлекин, стараясь оградить меня от надвигающихся на меня неприятностей.

Но я стоял на своем. Цветные лампочки сцены вдруг померкли и слились в один размазанный калейдоскоп, а среди них ярким пятном танцевала настоящая богиня, снизошедшая на землю. Все в тот миг как-то замерло, и только она, кружилась около шеста, возбуждая во мне кипучее желание женской плоти. Голубые волосы крупными локонами спадали на ее плечи, а девичья грудь приятно радовала глаз своими идеальными формами, которая, по моему мнению, была схожа с нежными плодами персика в теплый вечер августа. В ту самую секунду я уже не контролировал своих действий. Вино туманило мне мозг, а дым марихуаны взывал к подвигам, подобно боевому кличу древнеримского центуриона. Я вскочил из-за стола и полез на сцену, чтобы обнять этот цветок, который подобно мотыльку порхал предо мной, трепыхая своими крылышками.

— Бур, Бур, Бур — услышал я, словно сквозь вату, но я ничего не желая слышать, лез вперед. Арлекин держал меня за туфель, а я подобно жеребцу, лягал его ногой, чтобы освободится и продолжить свой путь к объекту обожания. В какой-то миг я почувствовал, что меня уже ни кто не держит. Собрав все свои силы в кулак, я прыгнул на сцену, и на четвереньках подполз к Мальвине держа в зубах сто евро. Я помню, она склонилась надо мной, а ее глаза в тот миг блеснули какой-то странной девичьей грустью. Она тронула меня за плечо и помогла подняться. Все это время я смотрел в ее глаза и чувствовал, что я уже влюблен в неё до самых печенок.

— Мальвина, — прошептал я.

— Пиноккио, — ответила мне она, и в этот миг чья-то рука схватила меня за плечо. Я обернулся и увидел бледное и болезненное лицо Пьеро Провенцано. Этого обласканного властью хлюпика. Я, ничего не говоря, ударил его прямо в нос. Словно в замедленном синематографе я увидел, как мой кулак с гулом самолета пролетел от меня до Пьеро и со всей силы впился в его нос, размазывая его по физиономии. Его рожа, исказилась от боли, а кровь брызнула из разбитого носа, окропив его белоснежную кожаную куртку багровыми каплями. Я видел, как Пьеро стал падать на спину, и в этот миг моя нога достигла своей цели. Мыс ботинка угодил ему прямо в солнечное сплетение. Пьеро рухнул. Рухнул как подкошенный пулеметной очередью. Я не заметил, как «гориллы» сеньора Карабаса подскочили ко мне со спины и, схватив, заломили мне назад руки. Короткий удар в челюсть вверг меня в беспамятство, и с этой секунды тело мое погрузилось в пучину небытия. Я не помнил, что случилось со мной. Очнулся я в странной комнате на холодном полу. Челюсть болела, а где-то надо мной слышались голоса, которые почему-то были похожи на бульканье воды.

Я открыл глаза и увидел перед собой лаковые туфли из кожи амазонского каймана, которые сияли подобно солнцу. Мне захотелось видеть владельца этих туфель и я, поняв голову, увидел перед собой выпуклый живот сеньора Карабаса.

— А очнулся, дебошир, — сказал он, и присев на корточки заглянул мне в глаза. Я видел, как он щелкнул пальцами и двое «горилл» подхватив меня под руки, поставили перед ним на ноги. Вот тут я и рассмотрел этого знаменитого сеньора Карабаса, про которого по Палермо ходили настоящие легенды. Шикарный от Версачи костюм сидел на его объемной фигуре вполне достойно. Белоснежная сорочка, рукава которой были застегнуты на золотые запонки с бриллиантами, подчеркивала его высокий статус. Черная борода с проседью придавала его лицу настоящий сицилийский шарм. Передо мной собственной персоной стоял босс клана Амузо.

— Ты кто таков будешь? — спрос он трубным голосом.

— Меня звать Пиноккио, — ответил я, ничуть не испугавшись этого знаменитого и безжалостного мафиози о котором слух разошелся по всей Италии.

— Кто дал тебе Пиноккио, право устраивать в моем заведении драку? Ты, как житель Палермо, должен, наверное, знать, что такие поступки строго пресекаются моими людьми.

Услышав это, я в свое оправданье только и мог сказать:

— Сеньор Карабас, мне сегодня исполнилось восемнадцать лет, и я первый раз вошел в ваше заведение.

— Так что тебя можно поздравить с дебютом!? — спросил Карабас и, щелкнув зажигалкой, прикурил толстую гаванскую сигару, больше похожую на торпеду.

— Я сеньор Карабас, только защищался, — стал врать я, забыв, что в каждом углу ресторана стоят камеры наблюдения. Карабас улыбнулся и, нажав на кнопку пульта, вывел на монитор снятый момент моей драки с Пьеро.

— Полюбуйся Пиноккио, как ты, бьешь самого почетного гостя моего заведения и сына нашего мэра города Палермо Пьеро Провенцано. Это удар не по роже этого влюбленного лузера Пьеро, а по престижу моего ресторана, куда люди приходят, чтобы приятно провести время и выпить хорошего вина. Вы что, не поделили с ним Мальвину? Джованни приведи мне эту распутную девку — сказал Карабас обращаясь к «горилле».

— Я не люблю сеньор Карабас, когда кто-то трогает меня за плечо. Я Сицилиец, и этим все сказано.

— Как твоя фамилия Сицилиец Пиноккио, — спросил сеньор Карабас, с блаженством пуская сигарный дым.

— Я Пиноккио, сын Карло Дженавезе по прозвищу «шарманщик».

В эту секунду Карабаса Барабаса, словно стукнули обухом топора по голове. Он моментально бросил сигару на пол и, изменившись в лице, переспросил.

— Так как говоришь звать твоего папашу?

Я снова повторил:

— Моего отца звать сеньор Карло Дженавьезе по кличке «шарманщик».

— Твой папа знаменитый Карло «Шарманщик».

— Да сеньор Карабас.

— А в твоем доме висит картина красивой женщины с золотым ключиком на шее? — спросил Карабас, льстиво заглядывая мне в глаза.

— Да висит. Это моя мать Луиза Тортила.

— О, святая дева Мария. Почему ты Пиноккио, сразу не сказал, что ты сын шарманщика Карло! Что ты стоишь кретин, — обратился Карабас к горилле. — Сними с него браслеты и дай кресло этому почетному гостю!

Метнувшийся ко мне вышибала с ловкостью снял с меня наручники, и ловко подцепив ногой кресло, подтянул его ко мне под зад. В это самое время синьор Карабас странно прогнулся и, расплываясь в улыбке, подал мне коробку с ароматными сигарами. Откусив кончик, сигары я прикурил от зажженной Карабасом зажигалки и глубоко затянулся вдыхая в себя дым далекого острова свободы.

— Я знавал твоего папашу, когда он был молодым гангстером. Мы вместе промышляли в Нью-Йорке еще во времена великой депрессии, когда виски текли рекой, а деньги от их продажи бурным потоком. Позже нас развела судьба, и он уехал со своей семьей поднимать бизнес в Лас-Вегасе. А я — я покинув штаты, решил обзавестись бизнесом здесь на родине.

— О, так вы, сеньор Карабас, знакомы с моим папой? — спросил я, совсем не подозревая какие планы, строит коварный Карабас.

— Ну, друзьями мы не были, но довольно хорошо знали друг друга, — сказал Карабас, наливая мне в бокал Хенеси. Выпей малыш за наше знакомство и прости старого скрягу за то, что испортил тебе вечеринку.

Я был приятно удивлен изменившимся ко мне отношением. В моей душе мгновенно появилась гордость за своего отца который как оказалось, был бесстрашным гангстером времен Аль Капоне. В это время Джованни привел заплаканную Мальвину. Карабас сурово взглянул на Джованни и спросил:

— Ты безмозглая обезьяна, скажи мне, почему любимая танцовщица всего города рыдает как малое дитя? Ты что, морда дохлой сардины, обидел ее?

— Так вы сеньор дали приказ привезти эту шлюху. Она упиралась, не хотела идти, вот мне и пришлось….

— Мне придется Джованни, залить тебе ноги бетоном и сбросить в море. Эта как ты говоришь шлюха, зарабатывает деньги, чтобы кормить не только себя, но и нас всех. Все уважаемые господа нашего города ходят, чтобы поглазеть на её голые сиськи. Ты Джованни, что можешь показать такое, чтобы на тебя ходил весь город? Может это твои кривые и волосатые ноги?

— Нет сеньор Карабас….

— Может это бюст, который красивее чем у богини Венеры?

— Нет — босс….

— Тогда какого хрена ты урод, бьешь ту курочку, которая несет тебе золотые яйца!? Ты называешь шлюхой ту, в чьих ногах валяется половина нашего города.

— Простите босс, я больше не буду.

— Прости его милое дитя, — заискивающе обратился Карабас к зареванной Мальвине. — Этот осел больше никогда не тронет тебя.

Мальвина махнула головой в знак согласия и, закрыв платочком лицо зарыдала еще сильнее. Карабас, видя такой расклад, достал из кармана портмоне и, вытащив из него пятьсот евро, подал деньги плачущей стриптизерше.

— Бери дитя. Это компенсация за некоторые неудобства, которые причинил этот мужлан. Я потом эту сумму вычту из жалования этого урода Джованни.

Мальвина вытерев слезы, взяла деньги и по профессиональной привычке сунула их в свой лифчик. После чего мило улыбнулась, обозначив на своих щеках милые сердцу ямочки.

— Ты дитя, знаешь этого сеньора? — спросил Карабас, пристально заглядывая в глаза девушке.

— Это Пиноккио, — ответила божественным голосом Мальвина. — Друзья зовут его Бур, сеньор Карабас!

— Этот юноша нравится тебе дитя мое? — лукаво спросил сеньор Карабас.

— Нравится сеньор Карабас, очень нравится!

— Я дитя, разрешаю тебе встречаться с этим юношей. Я знаю, он из хорошей семьи и не обидит тебя, — сказал Карабас.

Он вновь достал бумажник и, вытащив из него еще пятьсот евро, протянул их мне. Несколько секунд я недоуменно смотрел на него, переводя взгляд на деньги, пока не сообразил, что надо брать то, что дают.

— Да не оскудеет рука дающего, сеньор Карабас, — да не отсохнет рука берущего, — сказал я, и положил деньги себе в карман.

Уже через несколько минут после знакомства с сеньором Карабасом Барабасом я был на улице. Друзья, как водится в таких случаях, скрылись бегством, чтобы не будить в карабинерах злых собак. Ресторанчик «Виаджио» уже был закрыт. Редкие засидевшиеся посетители выползали на улицу и тут же принимались распевать песни, горланя их на всю улицу. В моем кармане затрещал мобильник, и я ответил на столь ранний по меркам суток звонок.

— Да Пиноккио слушает….

В телефоне послышался голос папы Карло, который беспокоился обо мне, проверяя мое состояние.

— Ты где мой мальчик, — спросил он.

— Я папа в ресторане «Виаджио» — через час я уже буду дома, сказал я тогда Карло, совсем не зная, что мой путь к дому затянется на целый год. Я тогда еще не знал, что коварный Карабас запустил свой хитроумный план и уже через несколько минут, меня накроют великие неприятности. Как только я вышел из кабачка Карабаса в ту же секунду он вызвал к себе своих шестерок и сообщил, что у меня в кармане лежит пятьсот евро. Знаменитый на все Палермо мошенник Винсент Базилио по кличке Кот, появился в офисе босса со своей подружкой Алисой.

— Я слышал вы сеньор Карабас, желали видеть меня, — спросил Базилио, переваливаясь из стороны в сторону, словно сытый гусь. Он вошел в апартаменты Карабаса и бесцеремонно уселся на то кресло на котором, я только что провел три часа пристрастных расспросов. — Чем обязан?

— Слушай меня, недоразумение города Палермо. Тебе известен крендель по имени Пиноккио? — спросил Карабас, по привычке пыхтя сигарой.

— Это такой белобрысый на красном «Корвете»

— Да, да — белобрысый, — нервно ответил Карабас, сбивая пальцем пепел со своей сигары.

— Знаю. Частенько бывает в порту.

— Он только, что вышел из моего офиса. У него в кармане денег как у наркомана марихуаны. Пятьсот евро мои остальные твои. Ты должен развести его и узнать где он живет.

— Все понял — босс! Я могу идти!?

— А ты еще здесь? Ис — па- рись! — заорал Карабас, и затопал своими ногами.

Базилио вылетел, словно ошпаренный. По пути он схватил за руку свою подружку Алису, которая подпирала стенку офиса, строя глазки охраннику Джованни. От такой неожиданности, сигарета выпала из ее рта, и скатившись по ее бюсту, упала на пол.

— Кретин, ты по — нежнее можешь? Я из-за тебя сука, чуть каблук не сломала да сиськи сигаретой не обожгла, — кричала Алиса, семеня следом за Базилио. Он выволок ее на улицу, в тот момент, когда я на своем «Корвете» уже покидал парковку.

— Вот же сука не успели, — завопил Базилио и с разворота влепил Алисе оплеуху. — Быстро в машину!

Алиса влетела в машину, будто бежала от восьми сексуально озабоченных негров. Базилио крутанул стартер, и лишь машина завелась, дернул сцепление. Белый дым вырвался из-под колес, и машина стремглав полетела следом за моим Корветом. Я ехал, спокойно, опасаясь в такое время встретить карабинеров, которые, словно барракуды сидели в засаде в ожидании поздних нарушителей правил вождения. Я еще не знал, что Базилио со своей рыжей Алисой готовит мне ловушку, в которую я попаду, словно последний лох. На виа Рома напротив храма святого Себастьяна тишину утреннего города разорвал звук тормозов. Я чуть не наехал на рыжеволосую женщину, которая без чувств лежала посреди дороги. Выскочив из машины, я приложил ей ухо к груди и к своему удивлению обнаружил, что она жива. Алиса в тот самый миг обняла меня за шею и тут же впилась мне в рот, просовывая свой язык между моих зубов. Я был в шоке. В это самое время ко мне подбежал Винсент Базилио, и, что было мочи, заорал:

— О, пресвятая дева Мария Санта Розалина. Не успела эта шлюха попасть под машину, как ее уже тащат на заднее сиденье!

Я тогда действительно испугался. Полуобнаженная девица под колесом моего Корвета, нервный муж, кричащий о господнем возмездии и одиночестве, которое свалилось на его голову. Я еще не знал, что это была театральная постановка искусно срежиссированная Винсентом Базилио по кличке Кот.

— О, пресвятая дева Мария — жива-жива моя голубка!

— У меня что-то голова кружится, наверное, — это сотрясение мозга, — простонала Алиса и притворилась умирающей.

— Сеньор, срочно-срочно ее нужно доставить в клинику святого Пантелимона, — стал молить меня Базилио, помогая мне положить тело девушки на заднее сиденье Корвета. — Давай гони брат, она потеряет много крови и умрет, умрет, умрет!

Не разобравшись в ситуации, я стартанул, словно на трассе Формулы-1 и помчался в клинику, визжа резиной на поворотах. Через пару кварталов в зеркало заднего вида я увидел, как девушка очнулась.

— Милая тебе стало лучше — ты жива!? — завопил Базилио и стал хлопать от радости по передней панели — Она жива синьор! Жива! Жива! Жива! Сеньор я хотел бы вас, пригласить в ресторанчик «Три пескаря». Он здесь совсем рядом. Мы вспрыснем наше знакомство и счастливое воскрешение моей жены!