Помоги проекту - поделись книгой:
Александр Шляпин
Приключения Буратино
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Папа Карло «Шарманщик» — консельери гангстерского клана Дженовезе.
Джузеппе «Сизый Нос» — столяр гробовщик и друг Карло.
Мария Полено — портовая проститутка и мать Пинокио.
Сеньора Сюзанна — акушерка.
Карабас — бандитский папа крестный отец клана Амузо.
Дуримар — частный детектив
Луиза Тортила — любовница папы Карло, укравшая ключи от банковской ячейки общака клана Дженовезе.
Пинокио — юный гангстер
Мальвина — танцовщица стриптиза клуба Карабаса.
Луиджи Базилио — мелкий мошенник.
Алиса Базилио — жена мошенника Луиджи.
Пьеро — сын мэра Палермо. Влюбленный в Мальвину соперник Пинокио.
Еще совсем недавно в городке, что расположился жил на берегу Средиземного моря в Палермо, жил да был старый столяр мебельщик Джузеппе, по прозванию Сизый Нос. В молодости своей Джузеппе был великолепным мастером. Резные гробы, выходившие из-под его рук, были настолько красивы, что поставлялись в самые шикарные похоронные агентства Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, где верховодила сицилийская мафия. Со временем страсть к красному вину выбила его из колеи, и уже, ни кто никогда не заказывал ему резных гробов, в которые он раньше вкладывал свою душу.
Однажды, возвращаясь под «парами» с очередной корпоративной вечеринки гильдии гробовых дел мастеров в одном из тесных переулков нашего городка, где всегда было темно, под ноги ему попалось нечто. Споткнувшись, Джузеппе выругался и, встав на карачки, потрогал то, что послужило препятствием, повлиявшее на его неустойчивое движение к дому.
— Матерь божья, что это за хрень тут такая валяется…
Ощупав руками помеху, Джузеппе обнаружил еще теплое женское тело. Запалив зажигалку, он в ужасе воскликнул:
— Да это же Мария Полено!
Полено это была фамилия моей матери Марии, которая в те далекие годы, подрабатывала портовой проституткой, развлекая залетных морячков, истосковавшихся по женской ласки. Кипучей страстью она как женщина древнейшей на земле профессии не обладала, но морякам, которые иногда сходили на берег в порту нашего городка, было все равно. Денег больших она не брала, за что и пользовалась популярностью у мужчин, соскучившихся по женской плоти. Вот именно за её холодность получила она прозвище «полено» — Мария Полено. Разменяв четвертый десяток, моя мамаша решила разродиться, чтобы, наверное, скрасить свою старость, да и мне дать хоть хреновую, но жизнь. Кто был мой папаша, я не знал, как и не знала моя мать. Уже позже мне стало известно, что в то время в нашем порту сходили на берег американские моряки с авианосца «Интерпрайс». Возможно, кто-то из этих залетных янки и стал моим отцом и не знал о моем существовании.
— Полено, Полено, какого хрена ты, здесь развалилась по среди улицы? — спросил пьяный Джузеппе, и присел рядом с ней на теплые каменные плиты старинной улочки.
— А Сизый Нос, это ты. Помоги мне, я сейчас рожу, — сказала тогда моя мать, протягивая этому известному сицилийскому алкашу свою руку.
— Так ты, что в залете? Я так давно тебя не видел Мария, что даже не знал, что ты беременна! А ты черт побери беременна!
— Ты поможешь мне или нет? — завопила моя матушка, желая разжалобить бесчувственного мужлана.
Джузеппе надел очки, обмотанные бечевкой, и рассмотрев ее в свете зажженной зажигалки, потрогал ее живот.
— Ну ты, и даешь — Мария Полено! Это же надо ты беременна — кто бы мог подумать!
— Слушай ты, старый хрыч, ты что сука, не видишь, рожаю я. Помоги мне подняться, — сказала Мария и, размахнувшись, влепила Джузеппе по роже своей сумкой, в которой она для уверенности носила половинку кирпича. От удара видно мозги Сизого Носа встали на место и он, подхватив мою мать на руки, понес ее к своему другу Карло Дженовезе по кличке «Шарманщик», который жил совсем недалеко от этого места, где моя мамаша решилась произвести меня на свет божий. Сейчас у меня холодеют внутренности, когда я представляю, что мог бы выпасть из материнской утробы на каменную брусчатку нашего города.
Держа на руках мою мамашу, Джузеппе покачиваясь и кряхтя, двинулся к дому Карло. Через квартал Сизый Нос уже позвонил в двери моего будущего папаши, который почему-то не спешил спускаться из своего кабинета.
— Кто там? — спросил Карло вкрадчиво, не открывая дверей.
— Карло, Карло, это я твой корешь Джузеппе. Открой, пожалуйста, тут сеньора Полено на моих руках рожать надумала.
— Что еще за сеньора Полено!? — спросил Карло, что-то бормоча себе под нос.
— Полено, Это Мария Полено, которая в порту проституткой подрабатывала. Ее фамилия Полено, ну и сама она как «полено».
— Мне еще в доме портовых проституток не хватало. Волоки ее в клинику пусть там рожает, — грубо сказал Карло «Шарманщик». -Вали Джузеппе, домой, ты, по пьянке всегда в какие-то непонятки попадаешь, а потом из-за тебя люди страдают.
— Карло, клянусь девой Марией, Полено умирает. Еще пару минут и ее уже не спасти. У тебя же есть душа и сострадание!
Слова Сизого Носа, тронули сердце старого мафиози и он, приоткрыв дверь, выглянул на улицу. Там под аркой двери стоял шокированный Сизый Нос. На руках он держал Марию, которая в ту минуту была без сознания и ее руки свисали вниз, словно плети.
— Давай заноси, — сказал он Джузеппе и, украдкой оглядываясь по сторонам, впустил его в дом. — Давай быстрее, а то еще крякнет тут, потом от карабинеров не отмажешься. Мне свою рожу светить местным копам нет резона. Ты же знаешь, что я в розыске Интерпола.
— Спасибо Карло! Огромное спасибо! Век не забуду твоей доброты!
Джузеппе внес Марию в дом и положил на широкую кровать, в головах которой на стене висело большое деревянное распятие искусной работы резчика Джузеппе.
— Я вижу, ты Карло, бережешь мой подарок, как зеницу ока, — сказал Сизый Нос, кивая в сторону крытого мебельным лаком распятия Христа.
— Твой подарок Сизый Нос, мне в штуку баксов обошелся — алкаш ты хренов! Тут поневоле молиться будешь, даже если и не веришь в эти байки про Господа нашего Иисуса Христа! Может он поможет этой проститутке? Ты, тащи сюда акушерку Сизый Нос, а я пока помолюсь за здоровье этой Марии.
Джузеппе подтянув штаны, тут же скрылся, в поисках акушерки. Уже через несколько минут мамаша моя пришла в себя. Она открыла глаза, и удивленно осмотрев комнату, увидела лицо Карло, которое склонилось над ней.
— Где я? — спросила Мария.
— Где, где ясно, что не в приюте милосердия имени святой девы Марии, — раздраженно ответил Карло.
В эту секунду, схватки заставили мою мамашу немного покричать. Карло, словно испуганный кролик, заметался по комнате, совсем не понимая, что с ней делать. Он, то закрывал уши ладонями рук, то наоборот включал музыкальный центр, чтобы ревом группы «Скорпио», заглушить крики рожающей проститутки. То, выхватив револьвер системы «Кольта», приставлял его ко лбу моей мамаши, имея только одно желание, заставить ее замолчать.
Я появился на свет именно в тот момент, когда пришедшая старая акушерка сеньора Сюзанна, в последнюю секунду все же успела стянуть с моей мамаши окровавленные трусы и моя голова, показалась меж ее ног. Задрав платье, она просунула свою руку в родовые пути и ловко подхватив, вытащила меня на своей ладони на свет из материнской утробы.
В тот миг, когда я издал свой первый в этой жизни крик, моя матушка последний раз улыбнулась мне, и тут же с улыбкой на многострадальном лице предстала перед господом, так и не успев приласкать меня своей грудью.
— Карло, Карло она что умерла, — заорал в истерике Сизый Нос и стал трясти мою мать, стараясь вернуть ее к жизни. Но Мария молчала. Ее рука упала с кровати, а улыбка счастья и облегчения навеки застыла на ее лице.
Карло хмурый, словно туча стоял в голове моей мертвой матери и, приложив руки к груди, шептал какую-то молитву. Его состояние можно было понять. Смерть проститутки в его доме даже от родов, не могло принести ему ничего хорошего. Вызывать карабинеров в такой ситуации просто не представляло возможным.
— Что будем делать Карло? — причитал Джузеппе, глядя на моего будущего папашу, словно побитая собака. — Она умерла!
— Так, ребенок пусть останется у меня, а от тела сеньоры Марии, надо избавляться. Я не могу допустить, чтобы в моем доме копались карабинеры, которые только и мечтают, как взять меня за задницу и засадить за решетку по решению суда города Лос-Анджелес. Ты сеньора Сюзанна, ничего не видела и ничего не знаешь, — сказал Карло, и так убедительно вручил акушерке пачку стодолларовых купюр, что та встала перед ним на колени.
От такой щедрости Сюзанна, стояла, словно перед иконой святого Януария, и страстно целовала его в бриллиантовый перстень, давая клятву молчать до самой смерти. Баба есть баба, и даже эта клятва, данная моему папе, не удержала ее от соблазна через восемнадцать лет поведать мне о дне моего рождения.
Ближе к полуночи за бездыханным телом моей мамочки на дорогом «Мерседесе» приехали верные друзья папы Карло. Завернув ее в персидский ковер ручной работы, в ту же ночь ее тело они предали воде средиземного моря в семи милях от города, чтобы ни кто и никогда не узнал где ее могила. Чтобы мама часом не всплыла, к ней привязали здоровенный электрический мотор, который звучно булькнув, утянул на дно мою мать и бывшую портовую проститутку Мария Полено, память о которой утонула тогда вместе с ней.
Именно так я и появился на свет в доме Карло «Шарманщика», который дал мне жизнь и который на всю эту оставшуюся жизнь стал для меня настоящим отцом. За смерть своей матери я на него зла не держу по причине его непричастности к ней. Он сделал все, чтобы спасти меня любой ценой.
Мое детство в Палермо было безоблачным. Отец назвал меня Пинокио и видел во мне продолжателя не только своего рода, но и того дела, которому он посвятил всю свою жизнь. Еще с самого младенчества я рос, прикрывшись авторитетом моего папы Карло, и ни кто даже пальцем меня не смел, тронуть меня, опасаясь страшных разборок, о которых по городу ходили легенды. По своей любознательности, я с детства торкал свой нос не в свои дела, за что получил в семье прозвище Буратино, а среди друзей я был Бур. Веселый добрый Бур, который любил настоящие приключения.
Папа Карло жил под чужой фамилией в достойном особняке элитного района Палермо. Ему удалось вовремя и незаметно сбежать от репрессий американского ФБР, когда в одну ночь по всей Америке были арестованы сотни членов клана Дженовезе, к которой относился папа Карло. «Шарманщик», как прозвали его друзья, был в семье главным хранителем всех денег и в отличии от многих не пользовался калькулятором при их пересчете наличности, а довольно умело управлялся со счетной машинкой под названием «Феликс», которая была похожа на старинную шарманку. Как удалось «Шарманщику» избежать ареста было никому неизвестно, но исчез он с огромной по тем временам суммой в несколько десятков миллионов долларов. Куда исчезли эти деньги, ни кто не знал. Вся жизнь папы Карло и моя, скрыта покровом тайны, о которой я и хочу поведать в этой книге.
— Слушай Пинокио, — сказал мне папа Карло довольно строго, — ты, еще не успел опериться, а уже доставляешь мне столько проблем. Кто тебе разрешал брать мой револьвер?
— Разве папа, мы не одна семья? Разве после твоей смерти ты лишишь меня наследства?
Карло улыбнулся, сверкнув японским фарфором своих белоснежных зубов и по-отцовски приветливо, сказал:
— Урод деревянный, ты еще не окончил школу, а уже мечтаешь, когда я сдохну, чтобы растранжирить все семейные ценности. Этого не будет никогда!
— Извини старик, а я думал что твоё, то моё! Что мое-то моё! Что ваше — то наше, а что наше — то наше!
— Твое пока засранец, дерьмо, что по утрам вылезает из твоей грязной задницы. Я не для того двадцать лет в Америке отпахал под прицелом копов, чтобы ты, присвоил то, что тебе не принадлежит, — сказал мне Карло, прокручивая одним пальцем барабан никелированного «Питона» сорок пятого калибра. — Ты бы хоть своей деревянной головой подумал, что стрелять крыс из «Магнума» сорок пятого калибра это пошло и жестоко. На тебе пятьсот баксов и купи себе автоматический «Руджер» двадцать второго калибра.
Я никогда от денег не отказывался. Лишь только кто-то показывал мне деньги, я никогда не упускал возможности выхватить их и переложить в свой карман для лучшей сохранности. Так случилось и на этот раз. Карло даже подумать не успел, как пятьсот баксов оказались у меня. Нет, я не был жаден до денег. Деньги были всего лишь тем средством, которое удовлетворяло мои тринадцатилетние запросы.
— Да Пинокио, ты своего не упустишь, — сказал Карло глубоко вздыхая. — Далеко пойдешь, пока карабинеры тебя не остановят.
Я тогда не понимал, почему отец всегда называл меня деревянным.
Умом меня вроде Бог не обидел, да и друзья уважали меня за мой утонченный интеллект. Но вот однажды пришел тот день, когда я все — таки узнал тайну своего прозвища. Было это накануне моего дня рождения. Кто бы мог подумать, что богу вдруг стало угодно свести меня с той старухой, которая была свидетелем моего появления на свет. Черт меня тогда угораздил на пересечении улицы Виа Виторио Эммануэль и Виа Рома зацепить бампером своего кабриолета ее ржавое двухколесное чудовище со стертыми шинами. Старуха, не удержавшись на велосипеде, прямо ввалилась ко мне в салон, по пути потеряв свои старомодные башмаки с латунными пряжками.
— Здрасте, — прошипела она, очутившись на заднем сиденье. — Кажется я удачно приземлилась?
— Эй, сеньора, вы часом адресочком не ошиблись? Это моя машина, а не благотворительный фонд святого Себастьяна.
— Вот именно ты и нужен мне сорванец, — сказала ведьма. Мне тогда хотелось выйти из кабриолета и вытащить сеньору из своей машины, но ее таинственный голос остановил меня на половине пути.
— Я знаю, кто ты такой, — прошипела мне старуха прямо на ухо, будто змея. — Твоего папашу звать дон Карло Дженовезе «шарманщик»?
— Это истинная, правда. Кто бы стал с этим спорить, — ответил я, окончательно убедившись, что ее падение было не случайным, а запланированным.
— А ты знаешь, где твоя мать и вообще, кто ты Пиноккио Дженовезе есть на этом свете? — сказала старуха, с каждой минутой интригуя меня все больше и больше.
— Меня звать Пиноккио и я сын папы Карло, — сказал я, гордясь своей фамилией.
— Эх, мой юный друг, только я знаю тайну твоего рождения, потому что вот этими руками я приняла тебя в тот момент, когда твоя мать Мария Полено родила тебя в доме дона Карло. Родила и тут же умерла, так и не дав тебе вкусить материнского молока. С тех самых пор тело ее покоится на дне средиземного моря, а не отпетая душа бродит по сету в поисках пристанища.
— Так что выходит я не родной сын дону Карло? — спросил я загадочную старуху. В ту секунду, когда я узнал тайну своего рождения меня, обуяло бешенство. Все эти годы, которые я прожил в доме папы Карло, в одно мгновение пролетели перед моими глазами и я понял, почему папа Карло, был ко мне так холоден.
— Тебя крестник, ждут в этой жизни необычайные приключения, — сказала старуха. — Ты будешь беден и богат! Ты будешь несчастен и счастлив. Ты познаешь любовь и предательство!
— Ты старуха, мне тень на плетень не наводи. Я никогда не поверю в твои сказки, и у меня нет лишних сольдо, чтобы дать тебе на чай и пасту.
— Эх, Пиноккио, не денег ради я раскрыла тебе эту тайну. Восемнадцать лет назад я поклялась дону Карло Дженовезе, что буду вечно хранить ее. Но я чувствую, что пришел мой час, когда я покину бренный мир и унесу эту тайну с собой в могилу. Ты должен знать, что мать твоя Мария Полено.
— Ах, вот почему меня папа Карло зовет деревянным? Это потому, что моя настоящая фамилия Полено?
— Выходит так, — вздохнув, сказала старуха и, открыв двери моего кабриолета, вышла из него. Подняв свой велосипед, она села на него и как ни в чем не бывало, покатила в неизвестном направлении. Еще несколько минут я сидел в машине, не понимая, что делать дальше. Эта новость, которая стала достоянием моего разума, словно червь поселилась в моей груди, и сердце мое заныло от нестерпимой боли. Вдавив педаль газа в пол, я развернулся и как-то инстинктивно полетел в порт, туда, где бирюзовые волны лизали серые прибрежные камни. Мне хотелось побыть одному. Купив у лотошницы несколько цветов, я не спеша прошел по пирсу до самого конца и, прошептав имя Мария Полено, бросил в море цветы:
— Здравствуй мама! Хоть ты и была портовая проститутка, но как мать Мария, заслуживаешь моего внимания и уважения к тебе. Ведь благодаря ей, я при таких странных обстоятельствах оказался на свете и теперь в полной мере наслаждаюсь всеми прелестями этой жизни. Солнце, ветер, пенная волна, набегающая на каменистый берег — теперь это все это было мое. Я мог ездить на «Корвете» дышать, пить вино и любить красивых женщин, которых у нас в Палермо было как сардин в море. Все эти годы я думал, что папа Карло мой настоящий отец, а мать, как говорил он, нас, бросила, и скрылась в неизвестном направлении. Многие годы я смотрел на портрет красивой женщины, который висел в доме Карло и всегда считал, что это она. Я все эти годы верил в это, а теперь эта вера в одно мгновение рухнула, похоронив ее раз и навсегда, как некогда папа Карло похоронил Марию Полено на дне Средиземного моря. Бросив окурок, я как это принято попрощался с матерью и с камнем на сердце побрел к стоянке, где стоял мой красный «Корвет».
— Где тебя черт носил, — спросил меня папа Карло, когда я вошел в дом.
Он сидел напротив камина, спиной ко мне. Там внутри его черного страшного жерла потрескивали дрова, а исходившее от них тепло наполняло дом. Карло по привычке курил сигару. Ее дым, в свете пробивающихся из-за штор лучей солнца, словно облака в миниатюре, расползались над полом.
— Присядь.
Я послушно присел рядом на стул и замер в ожидании расспросов.
— Твоя мать, не одобрила бы твои увлечения женщинами легкого поведения, — сказал он, и затянулся сигарой.
— Какая мать?
— Я тебя Пиноккио не понимаю….
— Папа, я спросил тебя какая мать? Та, что на портрете в твоем кабинете или та, что покоится на дне моря?
— Что ты мелешь — деревянный!
— Вот именно — деревянный. Мамашу же мою звали Мария Полено? Девица вольного поведения — портовая проститутка?
Тут видно до Карло дошло, что я знаю о тайне своего рождения. Он как-то странно крякнул, встал с кресла, бросила в камин окурок сигары. Выдержав паузу, он сказал:
— Почти двадцать лет я хранил эту тайну. Гробовщик Джузеппе пять лет как покинул этот мир — о пресвятая дева Мария. Пусть земля ему будет пухом! Еще знала одна акушерка по имени…
Карло задумался и, приставив ко лбу палец, закатил в потолок глаза, таким образом, стараясь вспомнить имя старухи.
— Это была сеньора Сюзанна. Только эта чертовка могла раскрыть тебе тайну твоего появления на свет.
— Да папа, это была сеньора Сюзанна. Теперь после того как мне стало известно я не пойму, как мне с этим жить. На портрете одна женщина, которую я считал своей матерью, в море другая. Кто из них настоящая и где правда, — спросил я стараясь донести до папы Карло свои терзания.
— Правда сынок то, что я люблю тебя, и ни кто, ни одна душа на свете не должна знать, что ты не мой сын. Через год на свободу выйдет мой бывший босс Сальваторе Белломо, глава клана Дженовезе, к которому принадлежишь и ты — мой мальчик. Двадцать лет назад, когда я был еще относительно молод, мне посчастливилось в штатах избежать ареста. Весь наш клан фамилии Дженовезе был тогда арестован. Кто тогда получил срок, кто оказался на электрическом стуле, а мне — мне и Луизе удалось бежать в Палермо. Но тут наши пути разошлись и Луиза, исчезла. Я уверен, что она не бросила меня, и здесь скрыты совсем другие причины. Тебе Бур, предстоит найти сеньору Луизу по фамилии Тортила, потому что у меня не было времени искать ее. Ты появился так внезапно, что мои планы рухнули….
— Так что ты папа, все эти годы любишь ее, — спросил я Карло.
— Луиза Бур, хранительница денег нашего клана. У нее ключ от банковской ячейки, где лежат бриллианты на огромную сумму. Часть денег принадлежит и тебе. Сальваторе Белломо болен и не протянет больше года. Я стар и не смогу возглавить семейный клан. Вся надежда только на тебя сынок!
Поделиться книгой: