Золото абвера

Мануэла была чуть выше ростом чем ее кузина Керстин. С виду казалось, что они подруги, хотя общие черты их внешности, выдавали в них каких-то дальних родственниц. Мануэла на первый взгляд была шустрей чем Керстин. Ее темперамент доминировал над скромностью кузины, а внешностью, как и Керстин она была природой не обижена. С первых же минут знакомства не сговариваясь, компания разбилась по парам. С каждым часом, проведенным вместе, их отношения становились теплее. В этом было что-то непонятно, что так влекло молодых людей друг к другу. Создавалось впечатление, будто это было угодно каким-то потусторонним силам, которые решили изменить отношения между немцами и русскими. Довольно скоро, вспоминая уроки иностранного языка, они стали понимать друг друга. Сынки русских офицеров пришлись немкам по душе. Взаимные симпатии, словно сети, тогда опутали молодых.

Сергей, увидев кафе, пригласил девчонок пропустить по чашечке кофе, чтобы согреться.

Я, кофе тринкен! — радостно сказали девчонки. Подхватив новых славянских друзей, они без прису-щих русским комплексов, потянули их следом за собой в кафе.

Русские в Германии к девяностым годам были уже не просто советской военной группировкой. Русские стали частью немецкой культуры. Русский язык в школах восточной Германии был базовым иностранным языком, на котором говорили почти все учащиеся бывшего ГДР. Любовь и дружба межу русскими и немцами стала простым и даже обыденным явлением и уже не напрягала ни одну, ни другую сторону. Тысячи немцев, чьи отцы были советские солдаты, офицеры и вольнонаемные рождались в результате подобных любовных отношений, и это уже была жизнь.

Кафе в преддверии Нового года, после католических Рождественских праздников, было украшено с присущим католикам размахом. Многочисленные гирлянды цветных лампочек, были развешаны повсюду и создавали ощущение всемирного счастья. Блестящая мишура, свисала с одного угла зала до другого. В углу возле входа, стоял толстый Дед Мороз робот, который делал какие-то жесты руками, зазывая, проходящих мимо покупателей. В одной руке он держал фонарь, а в другой большой красный мешок с подарками. Ароматом настоящего кофе казалось, был пропитан не только воздух, но и все окружающие предметы. Впервые окунувшись в этот мир, пацаны были в шоке. Они смотрели на него, завороженным взглядом. Весь этот волшебный и сказочный антураж, поистине очаровывал и переносил всех в новогоднюю сказку. Тогда казалось, что по велению волшебной палочки, по велению судьбы эти молодые люди, нашли друг друга в этом сложном мире. Сейчас они действительно были впервые счастливы. Все складывалось удивительно гладко. Невидимый режиссер, манипулировал их судьбами, связывая их, для дальнейшей жизни и разгадки великой тайны. Довольно странно, что в такие минуты хотелось быть ближе. Ребята почему-то хотелось окружить своих новых подруг, заботой и нежностью. Это новое ощущение заставляло молодых находить все новые и новые слова, которые они познавали в процессе общения.

Ассортимент продукции в кафе поразил Сергея и Виталия своим многообразием. Такого ни в военном городке, ни ранее в Союзе они никогда не видели. Будучи равнодушными к подобного рода сладостям, здесь им хотелось попробовать всё: пряники, десятки видов пирожных, суфле и сдобы своим запахом просто сбивали с ног. Пацаны ранее не видевшие в своей стране подобного изобилия под впечатлением увиденного просто остолбенели. Но девчонки, видя беспомощность своих новых кавалеров, мгновенно сориентировались. Они деликатно вывели ребят из подобного смущения. Немки в отличие от русских девочек, оказались абсолютно без всяких комплексов. Они совсем не стеснялись выговаривать русские слова с ужасным акцентом. При этом, чем больше у них не получалось, тем больше они смеялись и старались постичь секреты незнакомого для них языка. При удачном выговоре, они били друг дружку в ладоши и подпрыгивая от неописуемого счастья, словно болельщики на футбольном поле. Тогда из них ни кто не ожидал, что это начало совсем другие отношений. Немцы знали, что русские в ближайшее время покинут Германию. Больше не будет на их улицах советских военных машин с надписью ЗГВ. Не будет щедрых русских офицеров, спускающих в немецких ресторанах свою зарплату, распивая пиво и водку. Не будет больше дешевого бензина, который можно было купить у любого военного гарнизона. Все в те дни происходило молниеносно. Возможно, что за сорок семь лет пребывания наших оккупационных воск в Германии, подобные отношения среди молодежи были не просто первой ласточкой Горбачевской перестройки. Это было ощущение потери чего-то такого, что прививало эти долгие годы взаимные симпатии.

Постепенно общение принимало непринужденный характер, и немки уже не стеснялись проявлению своих чувств.

— Виталик, а камрадки наши даже ничего, — сказал Сергей, расслабляясь. — Аппетитные девчонки.

— Как бы с ними проблем на свою жопу не нажить, — ответил Виталий. — Наша контрраз-ведка уже завтра будет знать, что мы с ними спутались.

— А мне кажется, сейчас особистам наплевать на это. Осталось два года и всё — больше не будет здесь наших войск. Они сейчас больше заняты набиванием деньгами своих карманов чем службой на благо нашей родины.

— Не говори ничего. Я все знаю, но один хрен нам надо держать ухо востро, — ответил Виталий, и его рука, скользнув по плечу Мануэлы, прижала ее к себе. Немка приятно улыбнулась и зачерпнув пластиковой ложечкой мороженное, вложила ее в рот Виталия.

Керстин в отношении Сергея была не столь активна как ее двоюродная сестра. Она смущенно сидела рядом, постоянно повторяя русские слова, которые слышала от Виталия и Сергея. Она будто играла в какую-то странную игру, превращая знания о предметах в знание русского языка. Ее память запоминала русский как компьютер.

— Wie heißt es? — спрашивала она Сергея, показывая на чашку.

— Чашка, — отвечал Сергей.

— Tasse. Ча-ш-ка, — нараспев повторяла Керстин. — Tasse. Ча-ш-ка…

— Ist es? — показывала она ложку.

— Ложка, — отвечал ей Сергей.

— LЖffel. Льёошка, — повторяла Керстин.

— Nein, nein, — говорил Сергей, — не льёошка, а ло-ж-ка. Повторяй Ло-ж-ка!

Керстин улыбалась, повторяла слово, и когда у нее получалось, она чмокала Сергея в щеку, и от этого внутри Сергея шипело шампанское, а пузырьки щекотали сердце.

— Ты Серый, скоро учителем русского языка станешь, — сказал Виталий, обнимая Мануэлу. — Только вот моя Мануэла, не особо хочет учиться. Почему ты не повторяешь за Керстин, — спросил ее Виталий.

— Was?

— Вас, вас, — палец в глаз, — передразнил Виталий. — Почему ты не учишь русский?

Тут в разговор влезла Керстин. Она подняла указательный палец и по — русски выговорила.

— Почьему туй, не учить русский зык? Warum willst du nicht lernen russische WЖrter? — продублировала она на немецком обращаясь к кузине.

— Ich unterrichte in Ihrem Kopf, — сказала Мануэла, улыбнулась и эротично взяв за хвостик вишенку из мороженного и положила на язык.

— Она учит свой голёфа, — ответила Керстин, и пальцем показала на голову.

— Ага, понятно. Она Виталик, сказала, что учит русский язык в своей голове.

— Я Серый, не дурак, я все понял и без твоего перевода.

Вот так вот слово за слово, Сергей и Виталий не только стали познавать немецкую культуру, но и стали носителями русской культуры, которую в эту минуту познавали гражданки другого гос-ударства.

Демократичный и терпимый образа жизни немцев в Германии, да и уроки полового воспитания в немецких школах уверенно делали свое дело. Подобное поведение было на удивление, приносило приятные ощущения не только немкам, но и их новым друзьям.

— Серый, а что если мы их на новогоднюю дискотеку пригласим?

— А что это идея. Наши пацаны от зависти лопнут, а девки от ревности, — ответил.

Он соглашаясь с Виталиком на авантюру.

Он тронул Керстин за плечо и сказал.

— Керстин, у нас в школе сегодня вечером будет дискотека. Вы можете прийти?

— Sie haben heute in der Schule wird der Discotek. Sie laden uns ein, — сказала Керстин.

Мануэле… (они приглашают нас на школьную дискотеку).

— Ich gehe…(я пойду).

— Мануэла сказаль, что…еs geht…она пойдет.

Виталий улыбнулся и прижал девчонку к себе. Мануэла ответила взаимностью и обняв Виталия, чмокнула его в щеку. Парень, расплывшись от удовольствия, возбужденно сказал:

— Серый, во девки жару дают, это не наши русские целки.

— Was ist das — даффать жару, — спросила Керстин.

— Это значит, что вы подкидываете нам угля, — ответил Сергей.

— Что он сказал, — спросила по-немецки Мануэла Кэрстин.

— Они сказали, что хотят, чтобы мы жгли уголь, — ответила Керстин.

— Какой уголь, — спросила Мануэла. — Им что не хватает угля? У них что, дома холодно?

— Я не знаю. Я не понимаю, зачем русским уголь, — ответила Керстин.- Warum Ihnen die Kohle, — обратилась она к Сергею.

— Что она спрашивает, — спросил Сергей Виталия.

— А хрен их знает. Спрашивает, зачем нам Коля, — сказал Виталий.

— Какой Коля?

— Я что знаю, какой Коля. Может они еще хотят Колю с собой взять.

— Какой Коля, — спросил Сергей Керстин.

Та сделала задумчивое лицо, и немного подумав, ответила:

— Еine Minute…один минута.

Керстин встала из-за столика, и, взяв бумажную салфетку, вышла из кафе на улицу. Сергей и Виталий переглянулись.

— Кузина за углем пошла, — сказала Мануэла по-немецки.- Vetter fЭr die Kohle ging.

— Керстин за Колькой пошла. Сейчас он тебе навалит по пятаку, — сказал Виталий. — Ты его девку охмыряешь…

— А вдруг Коля, ее брат — что тогда?

В эту минуту над дверями зазвонил колокольчик, и Керстин вошла в кафе, что-то пряча за спиной. Она интригующе улыбалась и присев за столик, положила на него угольный брикет, завернутый в бумажную салфетку.

— Sie wollten die Kohle. Nehmen Sie, — сказала девушка.

Тут до Виталия дошло. Он, закрыв лицо руками, стал смеяться. Его прямо колотило от смеха.

— Ты чего ржешь, — спросил Сергей, ничего не понимая.

— Коля, Коля, Коля — это же не имя. Коля это по — немецки кульэ. Это уголь, — хохотал Виталий так, что за прилавком кафэ даже засмеялась пожилая немка Марта, которая краем уха слушала разговоры молодых.

— Ты представляешь Серый, мы думали это Коля, а это кульэ — уголь, — хохотал Виталий. Тут до Сергея дошло, что Коля и кульэ это разные вещи. Он засмеялся. Теперь Мануэла и Керстин смотрели на русских, ничего не понимая.

— Warum sie lachst du, — спросила Керстин Сергея, — почьему туй смеяться…lachs.

— Потому что мы думали, что уголь это Коля, — Kohle est Kolya…

— Почему они смеются, — спросила Мануэла по-немецки.

— Они думали, что уголь это имя Коля. Ну типа святой Николай, — ответила Керстин.

— А я поняла. Они думали, что святой Николай, это кусок угля, — ответила Мануэла, констатируя трудности перевода.

В эту секунду до девчонок дошло, что они запутались с переводом сами и запутали своих новых русский камрадов. Девчонки засмеялись так же заразительно, как секунду назад ржали пацаны.

Глава 2

Идея пригласить девчонок на школьную новогоднюю дискотеку была спонтанной. Гражданки Германии в школе ЗГВ без разрешения политотдела армии и особого отдела — это был настоящий нонсенс и шок. В те доперестроечные времена без согласования с компетентными органами, такое даже представить было практически невозможно. По своей наивности девчонки согласились сразу. Ведь им были неведомы порядки царимые в русских городках, и было неизвестно о тех последствиях, которые могли иметь их новые друзья. В то время на границе «застоя» и «перестройки» все отношения, между гражданами разных государств, пресекались осо-бым отделом «на корню» как и десять и двадцать и сорок лет назад. В таких связях всегда виделось только негативные и порочащие социалистический строй чуждые явления. Но во все времена, молодым было наплевать на идеологию и свой путь они выбирали своим сердцем. Они руко-водствовались чувствами, и просто хотели любить, не смотря на свою национальную принад-лежность.

Пройдя тайными «партизанскими тропами» девчонки в назначенное время с немецкой пунктуальностью, оказались в совершенно запретной зоне, советских оккупационных войск. Ведь тогда любой часовой, любой патруль без разговора мог поставить точку не только в их дальнейшей карьере, но даже и в жизни. Связи особого отдела, благодаря истинному коммунисту и соратнику КГБ Маркуса Вольфа были довольно сильны со связями немецкой службы ШТАЗИ. Такой симбиоз всегда порождал новые жертвы двух социалистических систем. Дружественные службы, изначально пресекали все отношения своих граждан. Возможно, в них видели угрозу обеим государствам, на уровне ядерного и химического оружия.

Когда началась эта история, канцлер ФРГ Гельмут Коль и Михаил Горбачев уже стояли на обломках берлинской стены, а советские войска расквартировывались, там где в поле гулял ветер, а дорог не было даже на оперативных картах Генерального штаба. Что это было пусть останется на совести историков и политиков. Ни кто из них не понимал, что западногерманские немцы, никогда не смогут принять приверженцев идей Карла Маркса и Ленина, а с падением Берлинской стены уже единая Германия вновь разделится на истинных немцев и немцев восточных.

Появление девчонок в пределах школы, вызвало фурор, и зависть среди ловеласов местного значения. Ревность русских девчонок была нарочито-показательной. Они искоса поглядывали на своих новоявленных соперниц с чувством межнационального и исторического неприятия. Для учителей их появление просто было настоящим шоком. Это можно было сравнить разве только с июнем 1941 года.

Ни кто и ни когда, даже в мыслях, не мог представить, о подобной экспансии школы, со стороны граждан чужого государства. Глаза преподавателей, в тот миг — были полны страха. Такое не санкционированное вторжение, могло поставить, их карьеру в полную зависимость от решений политического отдела группировки. А терять возможность приобретения мебели, вещей, сервизов и прочих жизненных благ импортного производства, ни кто из них не хотел.

— Демидов, я даю вам с Лазаревым пять минут, чтобы этих девиц духа в школе не было. Вы что совсем страх потеряли или хотите в Союз за двадцать четыре часа вылететь, — сказала директриса, нервно теребя в руках ключи от актового зала.

— А что Валентина Прохоровна, граждане Восточной Германии не принадлежали ранее к лагерю социалистического содружества, — спросил Демидов. — Может, мы с Германией находимся в состоянии войны или нам товарищ Горбачев не привил демократические принципы?

— Я Демидов, повторять не буду, а после новогодних каникул я тебе устрою встречу с со-трудником особого отдела армии, который курирует наше учебное учреждение. Ему расскажете о фривольных гражданках бывшего социалистического лагеря и их демократических принципах распространения венерических заболеваний.

Видя подобную картину, которая со стороны руководства школы, могло перерасти в прямое столкновение двух идеологий и государств, ребята, поспешили ретироваться. Они не стали ждать жестокой битвы с политическими и общеобразовательными «Титанами».

Во все годы оккупации, Восточной Германии советскими войсками, каждый офицер или член семьи, автоматически попадал, под колпак контрразведки. Органы эти контролировали и беспощадно и жестоко расправлялись с лицами, нарушающими эти установленные правила игры. Восьмидесятые и девяностые годы, коренным образом, изменили расстановку сил в пользу взаимопонимания, и примирения. Многие дети офицеров, теперь могли теперь заниматься и обучаться в спортивных секциях и учебных заведениях чужого государства. Уже три года как пала Берлинская стена, а до конца пребывания Советских войск оставались уже считанные месяцы. Естественно со стороны западных спецслужб влияние на советских граждан усиливалось, но контрразведчики пресекали эти поползновения.

Друзья полные впечатлений, обсуждали вечер, но каждый на свой манер. Они гордились и восторгаясь смелостью девчонок, которые были на высоте. Огорчало одно: это объяснения перед родителями, и перед всевидящим оком «особого отдела». Счастливый смех девчонок окрылял пацанов, и им вопреки всех установок, хотелось просто иметь настоящую и нормальную любовь, лишенную политического маразма. Им было не ведомо о тех неприятностях, которые назревали после зимних каникул, у их новоявленных воздыхателей.

— Слышь Виталь, тебе не кажется, что после каникул нас особисты, вывернут на изнанку мехом во внутрь!? Достанется нам Виталя, по самые помидоры — мама не горюй!?

— Я вообще — то не думаю, что будут сильно крутые разборки!? — ответил Виталик, старясь не вникать в предстоящие задушевные беседы с армейскими особистами.

— А мне братец, кажется, что нашим старикам, чекисты могут вставить перо в задницу для стабилизации полета. Могут и за 24 часа выслать Союз! — Сказал Сергей, предчувствуя последствия подобного контакта.

— Ты Серый, не дрейфь! Если, что — то и будет, не так мы скажем это любовь, и что мы готовы даже жениться! На дворе старик, девяностые годы, а не тридцать седьмой. Я представляю, какие у них будут рожи, когда они узнают о наших планах! — Сказал Виталий, наивно полагая, что эти объяснения снимут с них все обвинения.

— Ты их рожи не представляй, а представь лучше свою. Во глянь, девочки наши щебечут, словно канарейки. Я ни хрена не понимаю! — сказал Сергей, почесывая свой затылок.

— А ты Серый, учи — учи немецкий, может еще пригодиться. Не ровен час, женимся на этих телках. Будем тогда к родственникам за жвачкой и шмотками ездить! Житуха будет — во! Потом в Союзе, если все это продать, то я думаю годам к тридцати, можно накопить солидный капитал! Иномарки, квартиры себе купим в Москве! На моря будем ездить в Хургаду. Житуха скажу тебе, как у Христа в кармане! — Усекаешь!? — Сказал Виталий, призывая Сергея к интернациональному бра-ку.

— Ага, женишься ты на малолетках! Им, наверное, еще нет и пятнадцати лет? По закону не получится. — С какой-то странной горечью проговорил Сергей, не веря в успех этого предпри-ятия.

— Дурак ты Серый! Внешность женщин она всегда обманчива. Ты лучше её сам спроси. — сказал Виталик, намекая на то, что они старше, чем выглядят на самом деле.

— А как? Я же не умею. Я за сегодняшний день ни одного слова не понял. Хожу как ежик в ту-мане, — сказал он, напрягая свои мозги.

— А вот так, смотри старик и запоминай, как русский «Иван» будет по-немецки шпрехать. Я сегодня, когда на дискотеку собирался кое — что выучил. У меня вон есть разговорник, так я теперь как настоящий Ганс, могу говорить, — с гордостью поведал Виталий, хвастаясь перед другом знанием немецкого языка.

— МануэлаWie alt bist du? — сказал он, глядя в карманный разговорник.

Девушка обернулась и, показав на себя пальцем, ответила:

— Ich habe sechzehn Jahre alt! — и её улыбка сверкнула в вечерних сумерках белизной зубов.

— Че — че, она сказала? — спросил Сергей, не понимая ни одного слова.

— Она сказала, что ей уже шестнадцать. — Ответил Виталик, с чувством не поддельной гордости.

— А моей тогда сколько? — Переспросил Сергей, надеясь, что ей тоже больше шестнадцати. Он уже планировал в будущем перевести отношение с девушкой в ранг официальных.

— Керстин! Und wie alt bist du? — С чувством гордости за себя, спросил Виталий.