О прекрасных дамах и благородных рыцарях

Замужняя женщина согласно закону передавала свое имущество мужу на период замужества. Или, если в браке рождался ребенок, на период жизни мужа. Если муж переживал свою жену, он имел право затребовать принадлежавшие ей земли по праву, именуемому «the curtesy of England», при условии, что брак был легален и что в браке был рожден ребенок (неважно, выживший или умерший на момент заявления права). В свою очередь, при заключении брака в контракте оговаривалась обязательная «вдовья доля» для новобрачной на случай смерти мужа. Плюс овдовевшая супруга имела права на те земли, которые ее муж приобрел или просто захватил во время их брака. Муж не мог исключить свою жену из завещания, закон гарантировал ей треть его имущества в любом случае.

Что касается дочерей, то их положение в семье ничем не отличалось от положения сыновей. До совершеннолетия (12 лет для девочек и 14 для мальчиков) они вообще не рассматривались юридически независимыми личностями, то есть находились в полной власти своих родителей или опекунов. И будущее детей решалось так, как это соответствовало планам и амбициям их родителей с учетом, разумеется, блага ребенка.

Так что «место женщины» в структуре средневековой Англии определялось, скорее, особенностями ситуации, в которой женщина оказывалась, и особенностями ее характера, нежели какими-то определенными законом рамками, которым женщина была обязана соответствовать. В большинстве случаев девочка вырастала в женщину, естественно впитывая те социальные правила, по которым жили женщины вокруг нее и которым ее учили. От женщины ожидалось, что она, в первую очередь, как минимум не уронит честь своей семьи и честь семьи супруга, когда придет время жить своим домом. Что она будет обладать достаточными навыками и манерами, чтобы не оказаться среди других пресловутой черной вороной в стае белых лебедей. И что она, наконец, сумеет стать достойным партнером своему мужу, чтобы успешно разделить его ношу и заботы. Разумеется, реальная жизнь в этот обязательный минимум набора достоинств вносила свои коррективы.

В качестве примеров тех самых внесенных жизнью корректив хорошо подходят жизни двух английских королев, Маргарет Анжуйской, супруги короля Генриха VI, и Элеаноры Кастильской, супруги Эдварда I.

Маргарет Анжуйская прибыла в Англию пятнадцатилетней девочкой, воспитанной своей матерью, королевой Неаполитанской, потому что батюшка будущей королевы, герцог Рене Добрый, то воевал, то был в плену. Герцогиня Изабелла, таким образом, правила вполне суверенно, как мужчина, без всяких скидок на женскую слабость. Бабка Маргарет, Иоланда Арагонская, была царствующей королевой Арагона, титулярной королевой-консортом Неаполя, герцогиней Анжу и прочее, и прочее. Это Иоланда дала денег армии Жанны д’Арк, обеспечив конечный триумф французов в Столетней войне, это Иоланда, по сути, сделала Шарля VII королем, не чураясь решительных действий в формировании окружения Шарля, используя информацию, получаемую от любовниц фаворитов дофина, убирая, при надобности, противников физически. Вот в какой среде была воспитана Маргарет Анжуйская.

Замуж за короля Генриха VI Маргарет выдавали по чисто политическим соображениям. Его отец, король-легенда Генри V, сделал то, о чем мечтали английские короли с времен Эдварда III. Он стал наследником короля Франции. И его сын был коронован в Нотр-Дам 17 декабря 1430 года.

Маргарет выдавали, таким образом, за короля Англии и Франции, и это была хорошая партия, хотя и требующая от новобрачной незаурядной дипломатичности. Но в реальности, к моменту ее замужества, дела англичан в завоеванных предыдущим поколением районах Франции шли неважно. Да и в самой Англии дела шли из рук вон плохо.

По политическим соображениям женили и самого короля Генриха VI. Не то чтобы в этом было что-то необычное, нет. Брак короля в принципе всегда был скорее альянсом, нежели союзом сердец, хотя с женами Плантагенетам обычно везло. Необычным в ситуации было то, что вопрос о браке короля и союзниках решали две враждующие между собой придворные фракции. К тому моменту, как в планах прозвучало имя Маргарет Анжуйской, некоторое количество невест уже обсудили. И дочь нового Императора Священной Римской Империи Альберта II (очевидно, это была Анна, родившаяся в 1432), и дочь Шарля VII Французского (очевидно, речь шла о Катерине, родившейся в 1428), и даже дочь Арманьяка (у него была только одна дочь, Бона, которая родилась в 1435).

В 1442 году сэр Роберт Руз и Томас Бэкингтон были подряжены начать переговоры и поручили некоему художнику по имени Ганс нарисовать правдивые портреты вышеупомянутых леди, чтобы король мог сделать выбор. Невеста Арманьяк отпала практически сразу: армия Шарля VII бродила у самых границ бывшего сенешаля Франции, и он страшно боялся открыто заявить себя союзником англичан, которые, не став вдаваться в тонкости, просто оскорбились. Этого брака особенно желал дядя короля, Хэмфри Глостер, который не воспринял легко крушение своего плана, заподозрив за этим крушением происки врагов. И здесь в общую картину вступил еще один персонаж, Уильям де ла Поль, граф Саффолк, который не без протекции другого могущественного вельможи, кардинала Бьюфорта, стал очень близким для молодого короля человеком. Глостер к 1442 году уже неоднократно пытался Бьюфорта свалить, но потерпел сокрушительное поражение. Именно через Саффолка кардинал Бьюфорт, который тоже приходился королю дядей, предложил племяннику портрет Маргарет, дочери Рене Анжуйского.

Красоту Маргарет славили тогда по всей Франции, но о членах могущественных семейств вообще принято говорить в превосходной форме, а внучка Иоланды Арагонской входила, несомненно, в ряды элиты на брачном рынке Европы. В любом случае невинный душой, сердцем и телом Генрих немедленно объявил, что он глубоко влюбился в портрет леди.

Честно говоря, подозрения Хэмфри Глостера имели под собой солидную основу: кардиналу Бьюфорту на Маргарет указал не кто иной, как герцог Орлеанский, бывший пленник Англии, увидевший в этом браке двойную возможность. Во-первых, Маргарет была близкой родней Шарля Французского, и ее брак с английским королем принес бы обеим странам мир, на котором уже настаивал сам Святейший Престол в Ватикане. Во-вторых, Маргарет с детства имела довольно сильный характер, и была, несомненно, умна, что делало из нее идеальную спутницу слабому и витающему в собственных образовательных прожектах Генриху. Кардинал увидел третий плюс: умна-то умна, с характером-то с характером, но молода и неопытна, и, как истинная католичка, будет искать утешения в трудностях именно у него.

Хэмфри, герцог Глостерский. Рисунок XV век

И вышло так, что еще до того, как нога Маргарет Анжуйской ступила на английскую землю, ее репутации уже был нанесен ущерб: Хэмфри Глостер, не могущий себе больше позволить ущипнуть кардинала, распустил сплетню, что Саффолк пылко влюблен в принцессу и поэтому хочет ее в Англию – понятно, с какой целью. Саффолку было в тот момент за пятьдесят, он был вполне счастливо женат на своей великолепной Алис Чосер, которую боготворил и уважал, так что вряд ли ему подобная любовь могла прийти в голову. Но сплетня была запущена и вскоре зажила собственной жизнью. Ведь это Саффолк подготовил почву для брака, рассказывая королю о Маргарет Анжуйской, Саффолк дал королю ее портрет, и Саффолк заключал брачный договор. И Саффолк действительно попал с королевской женитьбой в ловушку. Только не в ту, на которую намекал Глостер. Ловушку Саффолку расставил старый лис Рене Анжу. Невзирая на громкие титулы короля Неаполя, Сицилии, Иерусалима и Арагона, графа Прованса, и герцога Бара и Лотарингии, владел Рене только совсем небольшой территорией и держал свой двор в Нанси. И вот когда договорившийся уже со всеми сторонами Саффолк прибыл в Нанси с официальным предложением, Рене вдруг заявил, что рыцарская честь не позволяет ему отдать свою дочь за короля Англии, который владеет исконными землями семьи Рене: Анжу и Меном. То есть, проще говоря: отдайте мне и Франции Анжу и Мен – и получите дочку. К Рене присоединяется Шарль VII: отдайте Рене и Франции Анжу и Мен, и получите дочку Рене себе в королевы и мир с Францией.

И Саффолк согласился на обмен. Тем более что у него был мандат парламента, подтверждающий любые его действия. Как к такому договору отнесутся в Англии, он прекрасно знал, поэтому брачный договор держался в строжайшем секрете. В 1445 Саффолк от лица короля заключил брак по доверенности с Маргарет Анжуйской в Нанси, с Францией был заключен двухлетний мир, и Саффолк с женой доставили новую королеву на английскую границу, где ее встретил Ричард Йорк, который тогда был наместником короля во Франции. Собственно, именно жены Саффолка и Йорка и стали единственными знакомыми дамами для пятнадцатилетней принцессы, и эта дружба выдержала немалые испытания в будущем. Потому что и Алис Чосер, и Сесили Йорк относились именно к тому типу женщин, которых Маргарет привыкла уважать в собственной семье. Разница была в том, что и Алис, и Сесили были замужем за мужчинами могущественными, деятельными и энергичными, полностью соответствующими средневековым представлениям о том, каким должен быть настоящий мужчина. А мужем Маргарет стал человек «не от мира сего», обладающий лишь формальной властью.

23 апреля 1445 года Маргарет Анжуйская была обвенчана с 23-летним Генрихом VI в Тичфилд Эбби епископом Салсбери, который был исповедником Генриха. Тогда она еще не знала, что для церемонии лошадей пришлось занять у епископа, а деньги выпросить у парламента, потому что сам король был абсолютно разорен, и казна королевства пуста. Вряд ли умная Маргарет также имела представление о том, как работает система английской ограниченной монархии. 28 мая королевская чета торжественно въехала в Лондон, где народ, ничего не знающий об условиях брачного договора, встретил красивую королеву с большим энтузиазмом и с маргаритками на шляпах (в честь ее имени). Парламент тоже ничего не знал, но о многом догадывался, поэтому там энтузиазма было гораздо меньше. Королеву короновали 30 мая с большой пышностью – и в долг, разумеется.

О том, в каком положении она оказалась при дворе, Маргарет узнала достаточно быстро. Она поняла, что ее муж никогда и ничего не делал по собственной инициативе. По собственной инициативе он только молился и учился. И вот в этот момент прозрения в противоборство вступили требования к ней самой, как к женщине и королеве. В нормальных условиях она должна была разделить с мужем его ношу, активно участвуя в его делах. Но Генрих не делал ничего и никакой ноши даже не замечал. Он царственно жаловал парадные мантии со своего плеча, которые его придворному штату потом приходилось выкупать, потому что денег на гардероб у короля не было. Он величественным жестом отметал все требования реформ в государстве, потому что считал, что король стоит выше требований. Он цеплялся за Бьюфортов, которое заняли вакуум в административном управлении, и не любил Хэмфри Глостера, который его теребил и что-то от него требовал. Маргарет поняла ситуацию так, что ей придется быть в этой стране и королевой, и королем.

Но для того, чтобы править, нужно иметь опору при дворе, и в качестве такой опоры королева выбрала Бьюфортов. Она нуждалась в ресурсах этого клана, а Бьюфорты нуждались в своей венценосной союзнице, потому что никакие богатства и политическая власть сами по себе не давали им власти формальной. Результатом стала смерть Хэмфри Глостера при настолько невнятных обстоятельствах, что повсюду заговорили об убийстве. И тень этого подозрения пала и на молодую королеву, тем более что она получила имущество Глостера. К тому же, к Г447 году вся Англия узнала, во что ей обошлась королева. Как назло, Маргарет никак не удавалось выполнить главную обязанность супруги короля: родить наследника и обеспечить королевству престолонаследие. Регистры передвижений королевы тех лет рассказывают о ее паломничествах к святыням, помогающим в этой задаче, и многочисленных пожертвованиях. Король Генрих время от времени демонстрировал вспышки энергии, но в целом обладал темпераментом вяловатым, так что вмешательство высших сил в проблему продолжения рода не помешало бы. А пока наследника не было, королева сосредоточилась на создании собственного двора, активно защищая интересы своих придворных и наращивая собственное богатство, раз уж у ее мужа и в казне денег не было. Тем более, что ближайшими подругами королевы были богатая наследница Алис Чосер, представительница могущественного клана Невиллов Сесили Йоркская и своенравная Жакетта Люксембургская, знающая, как и когда надо брать свою судьбу в свои руки. Эти дамы знали о деньгах и власти все, и были, несомненно, близки по духу внучке Иоланды Кастильской.

Долгожданный наследник родился только 18 октября 1453 года, когда дела королевства были уже хорошо перепутаны. Франция была потеряна, Англия бунтовала, а сам король впал в странное кататоническое состояние. Ричард Йорк был назначен лордом-хранителем королевства и исполнял обязанности короля. Болезнь Генриха все объясняют по-разному. Кто-то считает, что король, утомленный постоянными проблемами и окончательной потерей Франции, впал в глубочайшую депрессию. Кто-то утверждает, что физическое перенапряжение вызвало у него небольшое кровоизлияние, в результате чего некоторые участки мозга безвозвратно пострадали. Кто-то намекает, что король не вынес правды об отношениях между женой и Сомерсетом, открывшуюся благодаря тому, что двор постоянно находился в движении, и любовникам стало сложно скрывать связь. Факт же о болезни короля известен только один: его состояние чрезвычайно напоминало «остекленевшее» состояние его деда, Шарля VI Французского. И таким он оставался долгих восемнадцать месяцев.

Крестили наследника престола со всей подобающей пышностью и назвали Эдвардом. Только был в то время у королей (и не только) любопытный обычай: отец должен был публично признать ребенка своим, чего Генрих в его состоянии сделать никак не мог. Королева попыталась форсировать события через три месяца, притащив младенца Генриху в присутствии герцога Бакингема, но чуда не произошло. Генрих взглянул на наследника только раз и снова закрыл глаза. Поскольку при нынешнем дворе друзей у Маргарет практически не было, сплетни о том, что отцом ребенка королевы является один из Бьюфортов, герцог Сомерсет, набрали такую силу, что дошли до наших дней. Очевидно, больше «свалить ответственность» было не на кого, а дела правительственные были у королевы под контролем действительно только благодаря Сомерсету, то есть они были достаточно близки.

Законнорожденность ребенка при таком своеобразном отце, как Генрих, в любом случае была бы поставлена под вопрос, даже если бы Генрих признал его честь по чести: уж очень появление принца меняло в королевстве расстановку сил. Ричард Йорк больше не мог быть преемником или заместителем Генриха по праву рождения. Максимум, на что он мог рассчитывать – быть лидером оппозиции, требующей перемен. Воплощение в жизнь более сильных амбиций потребовало бы смены династии: проще говоря, открытого бунта против короны со всеми вытекающими последствиями. Зато теперь на первую роль в королевстве открыто выдвинулась королева Маргарет как мать наследника престола. Да, власть над мужем у нее была и раньше, и через его авторитет она более или менее двигала события так, как ей хотелось, но по мелочам, просто ради личного обогащения и комфорта. Теперь перед ней открылась куда как более широкая арена, причем без нужды прятаться за чьей-то спиной и формальным авторитетом.

В январе 1454 года Маргарет выдвинула требование, что управление страной должно быть передано ей, с правом назначать лорда-канцлера, лорда-казначея, шерифов графств и пользоваться Большой печатью. Королевский совет предпочел не ответить ни да ни нет, а просто обращение королевы проигнорировал. Но королева была уже реальной силой, и перед парламентом, назначенным на 13 февраля, лондонцы пытались не ассоциировать себя ни с одной из партий, нанося визиты и королеве, и Йорку, который во время болезни короля управлял королевством и управлял хорошо. Тем не менее, в Лондоне решили, что король, в принципе, в маразм не впал, поэтому 23 марта к нему в Виндзор отправилась целая делегация: епископы Или, Честер и Винчестер, графы Уорик, Оксфорд и Шрюсбери, виконты Бьюмонт и Бурше, приор Сент-Джона, и лорды Фальконберг, Дадли и Стортон. Они решили попытаться получить от короля указания относительно положения вещей – но тщетно. Король молчал. Он даже глаза закрыл, не желая, чтобы случайное выражение было истолковано как какая-нибудь реакция.

А под Рождество 1454 года король решил проснуться. Начал он, понятно, с посылки богатых даров в Кентербери и Сент-Эдвард. Маргарет же первым делом схватила принца в охапку и кинулась к мужу: ребенка, которому было уже 14 месяцев, давно было пора признать законным отпрыском своего отца. Генрих вежливо спросил об имени мальчика, о том, кто были его крестными, и потом, по обычаю, принес благодарность Богу, положив руку на голову принца. Формальность была соблюдена, но существует исторический анекдот, что, выполнив ритуал формального признания, король пробормотал, что отцом принца является не иначе как Святой Дух. А на следующий год началось то, что мы знаем под именем Войн Роз, хотя этот романтический термин для кровавой гражданской войны придумал гораздо позже романист Вальтер Скотт.

Маргарет будет пытаться быть и королевой, и королем. Она будет собирать войска, искать союзников, искать средства для содержания армии. Она обратится к исконным врагам Англии и отдаст английские города, вынужденные открывать ворота своей королеве, на разграбление шотландцам. Она, как когда-то ее бабка, будет устраивать покушения на своих противников. Она познает горечь жизни в изгнании, смерти и измены друзей, непостоянство политических союзников. Она переживет и сына, и мужа. И станет королевой, которую по-настоящему боялись и по-настоящему ненавидели. Она станет «капитаном Маргарет», как называли ее Йорки, – то есть наместницей короля, хотя и не будет сама водить свои войска в атаку. Она станет душой и воплощением Войн Роз и самой ненавидимой королевой в истории Англии.

Насколько эта ненависть базируется на поступках Маргарет и насколько на том, что она вышла за рамки определенной для нее обычаями и ожиданиями гендерной роли? Но парадокс ситуации с Маргарет как раз и заключается в том, что ей пришлось выйти за рамки уготованной для нее роли, чтобы этой роли соответствовать. Чтобы принести честь и славу своему дому, королеве пришлось взять на себя функции короля. Возможно, если бы Маргарет преуспела в этой объединенной роли и принесла бы королевству мир и единство, история осудила бы ее не так строго. Но Маргарет не учили быть королем. Ее не учили государственной дипломатии, и страна, которую она приняла вместе с короной, знала до нее только двух женщин, пытавшихся править, – «императрицу» Матильду, дочь короля Генри I, и Изабеллу – «французскую волчицу», жену Эдварда II. Обе оставили по себе достаточно дурную славу, которая не могла не вылиться в негативное отношение к любой женщине, которая не захочет или не будет иметь возможности прикрывать свои действия именем и авторитетом супруга.

Элеанора Кастильская может быть примером средневековой леди, чья судьба оказалась противоположной судьбе Маргарет Анжуйской только потому, что при сходных обстоятельствах в ее жизни действовал фактор, которого не было у Маргарет: деятельный, толковый и активный муж. Элеанор тоже была непопулярна в Англии уже до своего прибытия, заочно, просто из-за того, что была иностранной принцессой. Англией тогда правил король Генри III, известный своей щедростью. Поскольку земельные ресурсы даже в Англии не были неисчерпаемыми, английская знать обоснованно опасалась, что родственники и свойственники супруги наследника престола, которые прибудут вместе с ней, будут обласканы королем в ущерб своим, англичанам, как более-менее и получилось. Хотя брак наследного принца Англии с сестрой короля Кастилии был англичанам выгоден: в качестве приданого Элеанор были переданы права ее брата на Гасконь. Конечно, Генри III и так успешно отбился от претензий кузена (отец Генри и бабка Альфонсо были братом и сестрой), но кастильцы в тринадцатом веке были силой, с которой было разумно считаться, и король отправил своего наследника лично жениться на Элеанор, что не часто практиковалось в королевских семьях. Обычно браки такого уровня заключались по доверенности. Но для Генри III было важно, чтобы его сын был посвящен в рыцари своим потенциальным соперником в борьбе за остатки наследия Ангевинов.

На момент брака, 1 ноября 1254 года, Элеанор было около 13 лет, а ее новобрачному – на пару лет больше. Известно, что на следующий год после замужества она родила мертвую дочь, что неудивительно, учитывая ее возраст. С началом Второй Баронской войны Элеанор уже мобилизует лучников в провинции Пуатье, откуда была родом ее мать. Де Монфор настолько опасался ее активности, что в 1264 году посадил Элеанор под арест в Вестминстер – не очень типичный поступок в отношении женщины по тем временам. На следующий год был Эвесхем, Англия снова была в руках роялистов, и отношения Элеаноры и Эдварда стали очень близкими и стабильными. Элеанора твердо решила родить наследника, и ей это удалось весной 1268 года. Вообще за 36 лет замужества она родила 16 детей. Если вычесть первые девять лет после брака, в которые молодым было не до семейных отношений, и первые неудачные роды, то получится 15 детей за 25 лет.

Удивительная женщина: родив наследника престола и сразу на следующий год здоровую дочь, уже в 1270 году она с мужем отправляется в крестовый поход. В мае 1271 рожает в Палестине еще одну дочь (умершую осенью), а в апреле 1272 года – еще одну, Жанну Акрскую. Присутствие Эдуарда в Акре, куда он прибыл, собственно, один, потому что у союзников нашлись более насущные дела по поводу наследств и распрей в Европе, настолько раздражало берберов, что летом 1272 года они предприняли попытку его убить. Эдуард отбился, но получил ранение отравленным кинжалом в руку, и его спасло только вмешательство полевого хирурга и, если верить полулегендарной истории, первая помощь, оказанная женой. В 1272 году Эдуард с Элеанорой вернулись на Сицилию, где узнали, что король Генрих умер. Их короновали в 1274 году.

Став королевой, Элеанора быстро поняла, что любви от подданных ей все равно, как иностранке, не видать. Поэтому она позволила себе весьма необычное для королевы, но очень выгодное увлечение: она начала скупать земли, беззастенчиво выкупая у евреев-ростовщиков закладные баронов и забирая заложенные земли себе. Между 1274 и 1290 годом (когда она умерла), Элеанора собрала себе такое количество земельных владений, что они приносили ей 2 500 фунтов в год. Серьезные деньги, не говоря о том, что эти земли попали из-под владения ими баронами под руку королевской семьи. Управляла королева своими землями без сантиментов, что позволяло англичанам списывать жесткость правления Эдуарда на влияние жестокой королевы. Королевская чета не делала ничего, чтобы как-то это мнение изменить. Они вообще составляли блестящий тандем. Когда Кастилии понадобились войска, ни один человек не был отправлен туда из Англии, в Кастилию отправились гасконцы. Когда Эдуард прессовал своих баронов, королева советовалась и испрашивала разрешения по поводу любого административного движения со своей стороны у членов правительства. Элеанор никогда не позволила ни одному из мужчин своей семьи жениться на английских наследницах. А вот женщинам она устраивала браки с английскими аристократами, и уж делом короля было договориться о положенной законом «вдовьей доле» для невест. Очевидно, не без выгоды для себя.

Элеанор умерла не во дворце и не в монастыре. Эта удивительная женщина умерла в походе против шотландцев, по дороге в Линкольн, от квартаны – четырехдневной малярии, которой она болела с 1287 года. Про эту пару часто говорили, что они больше интересовались друг другом, чем собственными детьми, но это не совсем так. Принца Генри, умершего в шестилетнем возрасте, воспитывала мать Эдварда, Элеанора Прованская, которая имела на сына огромное влияние, но никогда не переходила дорогу невестке. Дочь Джоанну воспитывала мать королевы, причем она воспитала из внучки женщину с железным характером. Когда Джоанна овдовела, она тайком вышла замуж за простого рыцаря своего покойного мужа. На рыки отца молодая женщина твердила одно: если аристократу позволено жениться на бедной, то и аристократка может выйти замуж за бедного, но многообещающего молодого человека. И король сдался, признав брак и вернув Джоанне земли, которые в порыве ярости конфисковал.

Элеанора Кастильская. Рельефное изображение с гробницы

И пусть англичане не любили Элеанору Кастильскую, вспоминали они ее всегда с уважением. Более того, Эдвард I остался на страницах истории одним из немногих английских монархов, никогда не имевшим интрижек на стороне и не прижившим ни одного бастарда.

Две королевы, две нелюбимые на новой родине иностранки, близкие по складу характера, живущие в условиях гражданской войны и совсем не вписывающиеся в традиционную нишу, обозначенную для идеальной дамы-аристократки – и какие разные судьбы. Не потому, что одна была глупее или хуже другой, просто они вступили во взрослую жизнь в совершенно разных обстоятельствах. И каждая из них заняла то место, которое ей занять пришлось. И никогда, никогда средневековая дама не жила в пресловутой «хрустальной башне» той размеренной и изящной жизнью, о которой наставительно писала в своих нравоучениях Кристина Пизанская.

Глава вторая. Детство и образование

О некоторых особенностях средневекового образования

По какой-то загадочной причине в расхожем представлении о Средневековье прочно укоренилась мысль о том, что люди в те времена быль сплошь безграмотны, и тем более безграмотны были женщины. На самом деле эта предполагаемая безграмотность – всего лишь миф, и доказательств противоположного существует масса. Сведений о средневековом образовании много, настолько много, что это даже сбивает с толку: с чего начать? Пожалуй, с раннего детства ребенка из аристократической (или просто дворянской) семьи, потому что одним из мифов о женской средневековой безграмотности является следующее утверждение: люди заучивали молитвы на память и не читали их, а просто произносили заучиваемое.

Мы знаем, что первым учителем ребенка чаще всего была именно мать, потому что чтение религиозных текстов домашним в средние века (и позже) было обязанностью хозяйки дома. Но с какого момента эта тенденция получила распространение? Во всяком случае, Часослов блаженной девы Марии совершенно точно был настольной книгой в замках знати, зачастую делался для определенного заказчика, украшался его гербом и бережно хранился в семье, переходя из поколения в поколение. Часословы делались в качестве свадебных подарков и заказывались в честь знаменательных событий как знак благодарности. Один из самых ранних из известных в Англии часословов был сделан в 1240 году для дамы, живущей в окрестностях Оксфорда.

Разумеется, под рукой матери средневековые дети находились недолго. Согласно педагогическим представлениям того времени, человек был малышом до 7 лет, ребенком – до 14 и молодым – до 28 лет. То есть максимум в семилетием возрасте образование ребенка становилось обязанностью воспитателя или воспитательницы. Предполагалось, что к тому моменту хорошая мать уже привила воспитаннику базовые знания и интерес к литературе, которые, очевидно, имела сама. Путаницу в контексте средневековой Англии в вопрос о женской образованности вносят некоторые моменты.

Во-первых, сам концепт грамотности. Человек может уметь читать, не умея писать. Является ли он в этом случае грамотным? Человек может выучиться читать на незнакомом языке, не понимая ни слова из того, что именно он читает вслух. Является ли он при этом грамотным? Во-вторых, оригиналы средневековых книг были написаны на латыни, которая была в средневековой Европе универсальным языком образованных людей – от королей до многочисленных чиновников и священников. Насколько хорошо и насколько широко благородные дамы были сведущи в латыни? И насколько им вообще необходима была университетская и юридическая латынь, если в их распоряжении всегда были секретари? Насколько им было необходимо умение писать по этой же причине?

С ранних Средних веков сохранилось довольно мало письменных источников, написанных женской рукой. Тем более источников академических, показывающих уровень образованности писавших. Мария Французская, поэтесса, прибывшая в Англию в свите Алиеноры Аквитанской, да и сама Алиенора, получили образование не в Англии. Дело в том, что образованная средневековая дама должна была уметь читать и анализировать на латыни классиков: Овидия, Горация, Эзопа, Виргилия. В идеале уметь писать к ним комментарии, владеть искусством риторики и логики – в придачу к владению грамматикой. И уметь складывать стихи. Не те, которые сделали бы авторессу бессмертной для восхищенной публики, вовсе нет (хотя здесь вопрос был, скорее, в том, нашла бы ученая дама для себя такого покровителя, как нашла в Генрихе II Мария Французская, и при французском дворе – Кристина Пизанская, или нет). Достаточно было изящно сплести слова для домашнего употребления, чтобы окружающие восхищались, а супруг гордился. Или просто для себя, как это сделала в 1440 году герцогиня Вустерская, подписав свой Часослов следующим образом:

This boke is myne, Eleanor WorchesterAn I yt lose, and yow yt fyndI pray yow hartely to be so kindThat yow wel take a letil payneTo send my boke is brothe home agayne

Обычная просьба вернуть книгу в дом герцогини, если она ее потеряет, но выраженная изящно.

Поскольку англо-норманнская культура была в Англии культурой, импортированной с континента и удивительно быстро интегрированной в местные условия и культуру, логично предположить, что критерии обучения и образованности – как для мужчин, так и женщин – сохранились на новой почве идентичными с континентальными как минимум на период с середины одиннадцатого по середину тринадцатого веков, когда англо-норманнская знать еще принадлежала и Англии, и Франции, курсируя между островными и материковыми владениями. Нельзя, к тому же, забывать, что само по себе создание и приобретение книг в Западной Европе периода 500—1500 годов представляет собой особую область исторического изучения предмета, достаточно сложную, отражающую изменяющиеся политические и экономические условия и развитие самой письменности. В частности, в Ирландии в 600-х годах начали делать между словами пробелы, тогда как раньше их писали слитно, затем появились параграфы и регулировки по расположению текста. В общем и целом, и производство, и продажа книг были отраслью экономики, бизнеса, подчиняющимся правилам и регуляциям, стандартам своего времени и налогообложению. Уже в начале пятнадцатого века книги имели отдельные страницы с содержанием, страницу индексов, хедлайны и нумерацию страниц. А во второй половине пятнадцатого века в Англии вовсю заработали печатные станки.

Что касается того, какое количество женщин в Англии имели собственные книги и библиотеки, то Сьюзен Грог Белл из Стэнфордского университета пошла по пути изучения описей имущества и завещаний женщин, не являющихся членами духовных сообществ и живших в 800—1500 гг. по всей Европе. Сведенные в таблицу результаты показывают рост женских частных библиотек в 51 – 200 книг, начиная с четырнадцатого столетия. Она связывает это с некоторыми техническими изменениями быта: появлением большого количества застекленных окон, замена огромных очагов в общем зале на сеть каминов в небольших комнатах, а также распространение в тринадцатом веке корректирующих зрение линз и увеличительных стекол для чтения. В то же время книги стали дешевле (и их стало гораздо больше) из-за нового стиля переплета страниц (pecia system), позволяющего как бы разбирать одну книгу на части, давая ее на переписку одновременно многим писцам.

Известно, что в Англии латинские тексты переводились на английский с достаточно ранних времен – с двенадцатого века, если не раньше. Уже во времена короля Генриха V английский язык был достаточно развит для того, чтобы на нем велась большая часть документации. Несомненно, английский язык стал и широко распространенным языком для партикулярной литературы, и уж совершенно точно французский язык был языком английских любителей чтения, потому что именно на нем писались многочисленные романы о девах и рыцарях, которые не несли особой смысловой нагрузки, но были взахлеб читаемы по обе стороны пролива. И да, это были копии, написанные вручную. Кстати сказать, эти копии необязательно заказывались в монастырях. Графиня Клэр наняла в 1324 году на полный пансион писца к себе домой, который за четыре месяца сделал ей роскошную копию книги «Жития Отцов Церкви», получив в качестве оплаты восемь шиллингов (около 254 фунтов на современные деньги). А вот графиня Артуа, Маго, использовала услуги не переписчика, а переписчицы Марии, которая сделала ей в 1308 году копии «Троянских Войн» и «Персиваля» за семь ливров и десять су, а в 1313 году – копию «Утешений» Боэция за восемь ливров. Маго Артуа вообще заказала более 30 копий различных книг за период с 1300 по 1330 годы, по книге в год.

Известно, как воспитывали девочек в эпоху Ренессанса, или хотя бы некоторых из них. Принцесса Мэри, дочь Генриха VIII, была в трехлетием возрасте обручена с французским дофином, и французский двор внимательно следил за образованием и развитием принцессы. Поэтому мы знаем, что 13 июня 1520 года, в возрасте 4 лет, она уже самостоятельно приветствовала французских послов, прибывших посмотреть на нее. Мэри развлекала их разговорами на французском, играла для них на клавесине и наслаждалась тем, что находится в центре внимания и может блеснуть. В связи с ее вторым обручением, мы знаем, что большую часть времени маленькая принцесса училась. Латынь, французский, итальянский, греческий, Платон, Сенека, Плутарх, Цицерон, Мор и Эразм Роттердамский, танцы, музыка, упражнения на воздухе, а в качестве развлекательного чтения – истории о Лукреции и Гризельде. И все это к девяти годам. Позже началось углубленное обучение. Конечно, принцесса – это принцесса, спрос с нее велик. И мы знаем, что программу обучения принцессы Мэри составляла ее мать, королева Катерина Арагонская, знающая латынь в совершенстве (потому что ее латыни, в свою очередь, основательно обучили) и твердо намеренная увидеть свою дочь на троне. Насколько типичным было такое интенсивное образование для девочек из знатных семей? Во всяком случае, модель для обучения Мэри получившая средневековое образование Катерина позаимствовала у Томаса Мора, модного ученого-гуманиста, который именно так обучал своих дочек. Но Мор не был аристократом, он был именно школяром. А Катерина Арагонская получила свое образование в Испании. Образование, к слову сказать, излишне академическое и явно не включающее искусство быть женщиной. Так что вопрос об уровне женского образования и в Англии времен Ренессанса остается открытым, не говоря о Средних веках.

Во всяком случае, мы знаем, что отцы дарили дочерям книги. Такой подарок сделал Хью де Кортни, 10-й граф Девона, своим трем дочерям. Элеанор де Бохун, герцогиня Глостерская, умершая в 1399 году, завещала свою библиотеку двум дочерям. Сесили, герцогиня Йоркская, завещала свои книги внучкам. Кстати говоря, женщины обычно предпочитали дорогие, рукописные копии, но сестра Эдварда IV, Маргарет, покровительствовала книгопечатнику Какстону и даже помогла ему перевести с французского на английский «Историю Трои». Маргарет Йоркская вообще была книжницей и большой умницей. О начитанности Маргарет Бьюфорт и ее любви к книгам известно достаточно хорошо, хотя сама она не раз досадовала, что основательного знания латыни, которое позволило бы ей свободно писать на этом языке, у нее не было.

Христианские моралисты, кстати сказать, относились к обучению девочек очень положительно. «Закажи буквы для нее и храни их в коробочке из слоновой кости или дерева», – писал св. Джером матери новорожденной дочери в четвертом веке. «Учи ее им, и когда она неверной рукой начнет писать, руководи ее рукой или сделай образцы прописи». Франческо де Барберино, итальянский юрист и поэт конца тринадцатого – начала четырнадцатого столетия, написавший трактат «О правилах и манерах для леди», считал естественным, что женщина будет ответственна за начальное и моральное образование своих детей – и дочерей тоже. «Учи ее писать и читать, и если ей придется в будущем управлять хозяйством, приобретенная мудрость укрепит ее природный ум». Кстати сказать, ученый муж прямо рекомендовал, что девочек должны обучать женщины, что говорит о том, что социум должен был поддерживать на определенном уровне количество достаточно образованных для преподавательской работы женщин.

Как именно обстояло дело со знанием подобных идей относительно женского образования в Англии, точно сказать просто невозможно. Но есть косвенные доказательства. Во всяком случае, культ св. Анны, обучающей деву Марию чтению, пришел во Францию именно из Англии. Культ, изображающий моменты обучения в иллюстрациях, в скульптурных группах, на витражах. Откуда и почему? Идея явно не была взята из библейских источников, потому что по ним Анна и Иоахим отвели Марию в храм, когда той было всего три года. Тем не менее, алтарная картина в доминиканском приорате в Тетфорде, включающая сценки из жизни девы Марии, показывает св. Анну обучающей дочь читать – причем на латыни. Скорее всего, заказчиком и патроном работ был Генри Ланкастерский, и дело было в 1335 году. Текст, который изучает св. Мария, представлен на картине ясным и для зрителя. Это очень интересный текст из псалма 45:10, текст обращения к дочери и наставления в том, что дочь должна быть посредником между своей семьей и мужем: «Hearken, dauther, and see and inclin thine ear, for the king has desired thy beauty”. Интересным его делает то, что в нем отсутствует призыв забыть своих людей и дом своего отца, который есть в оригинальном тексте псалма: «Hearken, О daughter, and see, incline thine ear, And forget thy people, and thy father’s house, And the king doth desire thy beauty, Because he [is] thy lord – bow thyself to him». To есть, в «Слыши, дщерь, и смотри, и приклони ухо твое, и забудь народ твой и дом отца твоего, И возжелает Царь красоты твоей; ибо Он Господь твой, и ты поклонись Ему» отсутствует фраза «и забудь народ твой и дом отца твоего», и вовсе не за недостатком места. В варианте Тетфордского приората св. Анна наставляет св. Марию таким образом выступать посредником между человечеством и небесным супругом, энергично указывая на слово «царь» в тексте.

На миниатюрах того периода действительно книги находятся именно в руках женских персонажей, не мужских. Дева Мария часто держит в руках книгу, и на миниатюре 1220 года одна из женских фигур, изображающая Истину, тоже изображена с книгой в руке. В церкви Всех Святых в Йорке сохранился витраж, подаренный в 1420 году сэром Николасом Блэкбурном, мэром города, где тоже изображается св. Анна, обучающая деву Марию, причем моделью для образа св. Анны послужила леди Маргарет Блэкбурн, а моделью для девы Марии – одна из дочерей сэра Николаса, Изабель или Алис. Эта семья интересна тем, что Маргарет Блэкбурн не была по рождению ни леди, ни, тем более, принцессой. Маргарет Ормшед, как и ее муж, была из семьи богатых землевладельцев в графстве Ричмонд – и тем не менее была основательно образованной женщиной.

Тем не менее мы не можем знать, являются ли изображения, о которых шла речь выше, отражением широко распространенной в жизни практики, или они были задуманы в качестве образца для подражания матерям, наставляя их на путь образованности, которую они должны были передавать своим детям. Возможно, они были и тем, и другим, являя собой моральный идеал общества того времени. Во всяком случае, можно с уверенностью сказать, что ничто не появляется из пустоты. Если в истории сохранилось огромное количество документов, свидетельствующих о чрезвычайной образованности представительниц английской аристократии и джентри в эпоху уже ранних Тюдоров, то эта образованность просто не может не быть результатом ранее существующей, работающей и хорошо развитой системы образования.

Св. Анна, обучающая деву Марию. Изображение с витража церкви Всех Святых в Йорке. Около 1420 года

Можем ли мы сделать из всего этого вывод, что люди Средневековья вполне отдавали себе отчет в том, что знание – это добродетель и что невежественный человек не может соответствовать требованиям времени? Разумеется. И, хотя здесь идет речь о представительницах «привилегированных классов», как говорится, для полноты картины нельзя не упомянуть о том, что работа по распространению грамотности среди населения велась на всех уровнях. При всей неоднородности городского социума и дети буржуа, и дети ремесленников в двенадцатом – четырнадцатом веках начинали свое образование одинаково, в элементарных школах, куда ходили и бедные, и богатые, и мальчики, и девочки. Некоторые получали это образование дома, у профессиональных учителей, но все-таки чаще всего в обычной школе, хотя бы и в сопровождении наставника. Известно, что все программы элементарных школ были практически идентичными, обучение проводилось без разделения школьников, и женщины преподавали в этих школах наравне с мужчинами, что уже говорит о наличии хорошо образованной прослойки среди женского населения средневековой Англии. Практика частных школ была введена во Фландрии и Италии только во второй четверти четырнадцатого века. Оттуда она распространилась по другим странам. Школы, таким образом, разделились на муниципальные и частные, и именно тогда начали раздаваться голоса о необходимости разделения детей.

О том, получали ли хоть какое-то формальное образование крестьянские девочки, не осталось никаких записей. Но здесь вопрос был не только и не столько в том, кого и чему учить, сколько в государственной политике. Потому что тенденция оттока образованного населения из села на работы в замки, в города и в бюрократический аппарат существовала уже в Средние века, а необходимость обеспечить сельское хозяйство достаточной и компетентной рабочей силой была очевидной для всех. В принципе, за образование на селе в первую очередь отвечали местные священники, но есть предположение, что крестьянам знания передавали нарративно, устно, как это было принято еще в одиннадцатом веке во всех слоях населения. Во всяком случае, в крестьянских хозяйствах вообще не существовало никаких разделений обязанностей для детей на женские и мужские, и трудно предположить, чтобы девочки были исключены из существующей системы образования, в каком бы виде она ни существовала. Во всяком случае, писать, читать и считать крестьяне не могли не уметь – этих навыков требовал их стиль жизни, подразумевающий ведение не самых простых учетных книг.

Но академическая грамотность – это всего лишь часть того, что мы называем образованностью. Для того чтобы успешно занять место хозяйки замка или поместья, девушка должна была, как минимум, иметь практические навыки ведения обширного хозяйства, управления штатом, умения развлекать гостей и свою семью, а также уметь «поставить себя», что называется. Однобокость образования и тогда не считалась хорошим делом. Достаточно заглянуть в роман Хельдриса Корнуэльского «Тишина», чтобы понять, какие требования общество и обстоятельства уже того времени предъявляли к женщине, и насколько сложно было совместить одно с другим, чтобы получить удовлетворительный результат.

Роман был написан в тринадцатом столетии, и определить его по жанру можно как средневековое фэнтези. Это роман о девушке, которую родители вырастили как юношу. Дело было в том, что в романе король запретил девушкам наследовать за родителями, поэтому история и закрутилась. Тишина, Сайленс – такое имя было дано девушке, которая, подрастая, думала отнюдь не о любви и замужестве, а о том, сможет ли она стать добрым рыцарем. И, если закон о наследовании будет изменен, и ей больше не придется скрывать свой пол, сможет ли она быть хорошей женщиной, не умея ни шить, ни вышивать?

По литературным обычаям того времени, Обучение в паре с Рассудком и Природа ведут длительные дебаты, показывающие полный хаос в душе Сайленс. Она знает, что умение махать мечом – это, конечно, дело славное и нужное, но оттого, что ее воспитали мальчиком, ее женская составляющая никуда не делась. Девушка подспудно понимает, что не сможет всю жизнь прожить в образе мужчины, что никакое состояние не стоит потери своего «я». И четко осознает, что составляющие воспитания для ее истинного «я» ей преподаны не были. Ее научили стремиться к совершенству как рыцаря, и ей больно оттого, что как женщина она от совершенства далека.

Чтобы разорвать порочный круг, Сайленс принимает радикальное решение. Она убегает с менестрелями, потому что менестрелем может быть и женщина, и мужчина. И потом одерживает всяческие победы и как менестрель, и как рыцарь, и попадает в конце концов ко двору того самого короля, глупое распоряжение которого превратило ее жизнь в постоянное сражение самой с собой. Под личиной славного рыцаря и искусного менестреля Сайленс становится настолько популярной, что этого рыцаря (вернее, образа рыцаря) начинает добиваться королева Юфимия, которая в конце концов лживо обвиняет всеобщего любимца в изнасиловании.

Поскольку Сайленс не может рассказать, что она никак не могла изнасиловать даму, ей приходится принять наказание: отправиться на поиски Мерлина, которого, как известно, могла поймать и пленить только женщина. И, разумеется, Сайленс Мерлина поймала, но он всем открыл, что храбрый рыцарь – это на самом деле храбрая девица, а вот королева Юфимия водит шашни с мужчиной, который притворяется монахиней. Так что король в конце концов не просто отменил свой несправедливый закон, но и женился на Сайленс. Это, возможно, и есть то самое, для чего написан весь роман: король, имея в женах склочную, лживую и порочную женщину, потерял уважение к женщинам вообще и поэтому запретил наследницам наследовать за родителями (хотя в романе явной причиной выводится смертельный поединок между двумя рыцарями за руку наследницы). Встретив создание талантливое, чистое и благородное, он отменил несправедливый закон. Заметьте посыл: поведение твоего мужа отражает твое совершенство или отсутствие такового.

Так что да – для того чтобы с достоинством зваться дамой, средневековая девочка из аристократической семьи должна была пройти такую школу, перед которой трудности современных бизнес-вумен как-то меркнут. А может быть, и не меркнут. И в наше время социально успешные женщины являются объектом наветов и сплетен. Женщин, преуспевших в карьере, небрежно обвиняют в том, что они не умеют шить и вышивать. Женщин, отличившихся на войне, с гнусной ухмылкой обвиняют в распущенности. И в наше время женщина разрывается между семейными, профессиональными и социальными требованиями и ни на минуту не может достичь того идеала, который устанавливают масс-медиа, все время поднимающие планку. Нельзя даже сказать, что в наше время над женщиной хотя бы не висит опасность в любой момент оказаться вовлеченной в локальную войну. Висит, к сожалению. Разве что наше образование меньше подготавливает нас к сюрпризам реальной жизни, а Мерлин, который мог бы все расставить на свои места, похоже, наглухо забаррикадировался в своей пещере.

Об ученых дамах и истории Средневековья

Очень многие предвзятые мнения относительно образованности средневековых женщин берут свое начало в девятнадцатом веке, когда целая плеяда женщин-историков стали писать многотомные сочинения по «женскому вопросу» в контексте истории. Пожалуй, в числе первых из них были Агнес и Элизабет Стрикленд, за ними последовали Мэри Энн Эверетт Грин, Алис Стопфорд, Люси Тамлин Смит, Джорджиана Хилл, Лилиан Ноле, Эйлин Пауэр и многие другие.

Эти исследования были далеко не идеальны и по нескольким причинам. Во-первых, дамы, которые их писали, не всегда затрудняли себя работой с архивами. Яркий пример тому – монументальный труд Джорджианы Хилл «Women in English Life from medieval to modern times». Она резво перескакивает из седьмого-восьмого веков прямиком в конец пятнадцатого – начало шестнадцатого столетия, упомянув пару образованных саксонских монахинь и переходя сразу к леди Маргарет Бьюфорт. Относительно остальных Хилл отмахивается заключением, что средневековые дамы из-за плохих дорог сидели в своих поместьях, так что это вынужденная изоляция обращала их к учению, а не требования социума. И что поскольку рукописные манускрипты были дороги, то вряд ли в Средние века вообще много читали.

Комментарии излишни, но можно ли многого требовать от дамы, начавшей с издания рецептов приготовления кролика и пудингов? Хилл была образованной дамой, бесспорно, но не настолько образованной, чтобы делать выводы о таком масштабном предмете, как средневековое образование и образованность. Она могла бы задуматься над тем, какое количество переписчиков было при каждом монастыре, и о том, что отнюдь не все рукописные манускрипты были украшены персонализированными и драгоценными миниатюрами. Не говоря уже о том, что высший класс всегда имел неплохие библиотеки по темам от библейских до управленческих, включающие солидное количество трудов по истории и медицине, романы, всевозможные астрологические таблицы, третизы по темам охоты и ведения войны. Мы знаем, что Генрих V занимал редкие книги у графини Уэстморлендской, мы знаем о библиотеке Маргарет Бьюфорт, герцогини Йоркской, и даже Элизабет Вудвилл имела свою библиотеку, о чем свидетельствуют подписанные ею книги. И это только примеры навскидку, в действительности вряд ли был хоть один замок или одно поместье, в котором вообще не было книг. Другой вопрос, что писцы, нанимаемые знатью, не всегда отличались точностью в копировании текстов, так что появление книгопечатания, несомненно, не напрасно получило сразу высоких покровителей. Женщин, в случае Англии.

Совершенно отдельно в плеяде ученых дам девятнадцатого столетия стоит Каролина Амалия Халстед (Аттхилл в замужестве), написавшая в 1839 году биографию Маргарет Бьюфорт (Life of Margaret Beaufort, Countess of Richmond and Derby). Эта дама умела работать с источниками! Биографию родоначальницы династии Тюдоров она написала, работая, помимо прочих архивов, с личным архивом графов Дерби (семейства Стэнли), и на сегодняшний день именно данная биография является наиболее заслуживающей внимания и наиболее основательной. Не случайно Халстед указала своим соавтором саму Маргарет Бьюфорт. К сожалению, Халстед, историк, уже в начале девятнадцатого века пришедшая путем анализа всех мыслимых существующих архивов именно к той картине внешнего вида и личности Ричарда III, которую мы имеем сейчас благодаря раскопкам и более современным авторам, практически забыта и крайне редко цитируется. Она просто разделила судьбу женщин-историков, которые не имели по очевидным причинам научных степеней и которых влиятельный историк Чарльз Росс заклеймил «группкой любителей, ведущих войну против профессионалов». Забавно, что ее труды явно используются современными авторами, теми самыми профессионалами, не забывающими хотя бы включать работы Халстед в библиографии, но ее имя практически никогда не упоминается вслух в ряду тех, кто внес свой вклад в нашумевшие исторические исследования.

Доступ к архивам в девятнадцатом веке не был простым и легким квестом. Сестры Стрикленд пытались получить доступ у лорда Джона Расселла и наткнулись на твердый отказ. Позже к архивам их все-таки допустили, но этот эпизод проливает свет на трудности, с которыми сталкивались женщины-историки, которые пытались писать историю женщин. Мэри Энн Эверетт Грин повезло в ее ученой карьере больше, и она не только сразу же получила доступ к архивам, но и встретила важных для ее карьеры покровителей. Кроме того, путешествуя с мужем-художником, она проштудировала все заслуживающие внимания архивы других европейских стран. Именно ее работа «Lives of the Princesses of England: from the Norman Conquest» может рассматриваться как наиболее фундаментальная для тех лет, но здесь всплывает другая причина, по которой работы викторианских историков порой далеки от совершенства. Политика.

Еще Агнес Стрикленд возмущалась тем, что «все прислуживает политической системе», и мы прекрасно знаем, что так оно и есть по сей день. Нет, необязательно из-за чьего-то злого умысла, хотя Эйлин Пауэр в начале двадцатого века была вынуждена многое урезать и пригладить в своей работе «Medieval Women», которая и без того не поражает своими объемами, потому что издатели сочли эссе неуважительным к женщинам, к церкви и к правилам приличия. Средневековая раскрепощенность оказалась просто неприемлемой для общества, в котором на тот момент поддерживались консервативные моральные ценности. Впрочем, Эйлин Пауэр является представительницей уже принципиально нового поколения средневековщиков-феминистов – тех, кто с 1890-х годов стали изучать «женский вопрос» с точки зрения экономической и социальной истории: профессор Лилиан Ноле, бизнес-леди и феминистка Алис Кларк, Иви Пинчбек. Термин «феминистка» здесь очень важен, потому что именно феминизм как идеология зачастую мешает женщинам-историкам абстрагироваться от штампов восприятия любой системы как системы, подавляющей женщину. Если Джорджиана Хилл, восторженно относящаяся к прогрессу, попросту решила, что раньше все было темно и ужасно, а сейчас все хорошо и будет еще лучше, то ученые леди, жившие во времена, последовавшие за индустриальной революцией и среди потрясений начала двадцатого века, не смогли удержаться от искушения искать в жизни средневековой дамы некий идеал, которого, конечно же, никогда не существовало.

То есть не существовало на практике. В теории же женщин, разумеется, учили, какими они должны быть в идеале. Причем самой модной в Англии была книга, написанная именно женщиной, вопреки ироническому замечанию поэта Чосера, что все книги о женщинах написаны мужчинами. Кристина Пизанская была явлением интернациональным. Итальянка по происхождению, живущая во Франции четырнадцатого – пятнадцатого столетий, она была самой читаемой писательницей по всей Европе. Автором бестселлеров, как бы сейчас сказали. Le Livre des Trois Vertus, Книга о Трех Добродетелях, была написана в 1405 году для женщин, но читали ее и мужчины. Кстати, уже сам факт, что находящаяся под покровительством французского королевского двора профессиональная писательница писала для женщин, говорит о том, что среди таргетной группы тех лет существовал достаточно обширный читающий контингент.

О трех добродетелях, или руководство к тому, как стать истинной леди

Эта монументальная книга является продолжением более философско-полемического сочинения «О Ераде Женском», но для современного читателя и с практической точки зрения она куда как интереснее, чем многоступенчатый диспут о том, что женщина ничуть не хуже мужчины. Потому что «Книга о трех добродетелях» – это и руководство к действию, и обзор многочисленных обязательств, с которыми средневековая дама должна успешно справляться. Слишком часто можно услышать, что средневековых аристократок не учили ничему, кроме элементарных знаний и умения управляться с хозяйством и детьми. Поэтому имеет смысл подробно рассмотреть то, что именно включало это «управляться» и какого уровня интеллекта оно требовало.

Три Добродетели – это Рассудительность, Честность и Справедливость, и все советы в книге даются именно от их имени. Не то чтобы из скромности автора, просто в те века это было законом жанра. Там, где современный автор употребляет загадочное «мы», авторы-гуманисты средневековья писали от имени Добродетелей и прочих сущностей, стоявших как бы над человеческими несовершенствами.

Первый призыв Трех Добродетелей к женщинам – учиться, и первым уроком должна быть любовь к Богу и богобоязненность. Логика урока проста: поскольку великие леди подняты Божей милостью и удачей над другими людьми, то они должны быть обеспечены и самой лучшей духовной пищей. Любить Бога надо за то, что он дал. Создания Божьи, которые любят его, следуют по его стопам, которые по определению добродетельны. Бояться Бога надо за его божественную и святую справедливость, которая не оставит безнаказанным ни одного неправедного деяния.

Три Добродетели предупреждают, что на праведный путь время от времени падают тени греха и соблазна.

В принципе, отнюдь не всегда высокорожденная леди просыпалась «между мягкими простынями, окруженная изысканными атрибутами и всем, что угодно для телесного комфорта, окруженная коленопреклоненными прислужницами, готовыми немедленно исполнить приказ, отданный одним взглядом или невнятным словом». Мы знаем, что высокорожденные леди, хозяйки замков и даже королевы нередко просыпались в походных палатках, а то и на крепостных стенах под звуки начинающегося штурма. Но здесь речь идет о другом. Речь идет об искушении почувствовать себя лучше других, за которым может последовать искушение вспомнить о нанесенных обидах и почувствовать себя вправе отомстить за эти обиды сладко и основательно. Речь идет об упоении властью, и эта тема никогда не теряла актуальности.

Кристина Пизанская презентует свою книгу королеве Изабелле Баварской. Миниатюра начала XV века

И что хорошего может последовать из мстительности, тщеславия и праздности, рассуждают Три Добродетели. Ты можешь собрать столько денег, что сможешь купить чью угодно дружбу, и удовлетворить любую свою прихоть. Ты можешь платить своим слугам гроши, но они все равно будут прислуживать тебе в надежде на лучшее. Кто посмеет ослушаться тебя, и какой вес будут иметь плохие слова о тебе? Короче говоря, у тебя будет все – кроме радости от этой жизни, потому что никто не может быть счастлив и удовлетворен, если он не заработал это счастье и удовлетворение. Только легкое сердце дает счастье и радость в жизни. И только любовь Бога и богобоязненность могут рассеять тени Искушения. Только Бог в своем милосердии напомнит тебе, что ты – слабое создание, подверженное болезням и страстям, что твое тело смертно. Так чем же ты превосходишь остальных? Рецепт рассеивания чар Тщеславия Три Добродетели видят в труде. «Безделие – мать всех грехов и жестокая мачеха всем добродетелям», – говорят они. Интересна мысль и о том, что самоуничижение перед Богом, потому что только перед ним может высокородная леди чувствовать себя жалкой и недостойной, является своего рода уравновешивающим власть фактором.

Путей любви к Богу и спасению два, объясняют Добродетели. Первый – умозрительный. Абсолютно забыть все – родителей, семью, себя саму – и думать каждую секунду своей жизни только о Боге, вот что такое умозрительный путь. Второй путь служения Богу – путь активной жизни. Нужно быть милосердной, учат Добродетели. Нужно служить людям, помогать, по возможности, больным и бедным, не щадя себя. Нужно любить людей, печалиться их бедам, радоваться их радостям, как если бы они были собственными. Добродетели явно предпочитают активный путь служения Богу пути созерцательному – ведь от него больше пользы окружающим. Тех, кому ближе по духу путь созерцательный, Добродетели утешают примером Марии Магдалены, которая только сидела у ног Иисуса в тот момент, когда ее сестра Марта хлопотала по дому, но, тем не менее, была занята не менее важным делом. Однако, предупреждают они, прежде чем выбрать свой путь, высокорожденная леди должна обдумать несколько моментов. Во-первых, нужно подумать о сильных и слабых сторонах своей собственной личности. Если женщина чувствует, что созерцательный путь служения Богу ей не под силу, она не должна отчаиваться – ведь когда Господь говорил, что богатым не будет спасения, он говорил лишь о тех, кто богат без добродетели. Он говорил, что блаженны нищие духом, те, кто не считает себя выше прочих по праву богатства, но служит людям.

Второй урок Трех Добродетелей заключается в том, что настоящая принцесса/леди должна блюсти честь своего общественного положения. Что означает, что она должна «контролировать свое сердце, не давая ему наполниться гордостью и высокомерием». Настоящая леди будет настолько кроткой, что даже мысленно не возжелает наказать тех, кто поступил по отношению к ней плохо. И если так случится, что ее обидчики пострадают, она пожалеет их и будет им сострадать. Настоящая леди будет сильна в своем мужестве и крепка в своем спокойствии, она не будет обращать внимания на уколы завистников. Истинная леди будет всегда в глубине души верить, что, будучи созданием грешным и слабым, она в какой-то мере заслуживает упрека. Такое поведение будет прекрасным примером для менее значительных персон, ведь, как сказал св. Григорий, «как роза цветет и благоухает среди шипов, так терпеливый человек победно красуется среди тех, кто пытается обидеть его».

Истинная леди будет помнить слова св. Павла, что никакое поклонение Богу, никакое поклонение святыням и дары монастырям не помогут тем, кто не имеет сострадания в сердце своем. Настоящая принцесса не ограничится сожалением в сторону тех, кто страдает, но засучит рукава и поможет страдальцам сделать их жизнь лучше. Она также не будет просто откупаться деньгами на благотворительность, но пойдет к людям с утешением и добрым словом. Таким же образом, как благотворитель, леди будет посредником между своими людьми и своим мужем.

Ведь может так получиться, что муж, по стечению обстоятельств (или следуя дурному совету), может начать притеснять подданных. В этом случае люди должны знать, что их леди настолько сострадательна и чиста, что придут к ней со своими горестями. И те, кто случайно обидел хозяина словом или делом, тоже придут к ней, как и те, кто ищет награды и повышения. И настоящая леди никогда не откажется их выслушать и никогда не заставит их ждать. Она заверит своих подданных, что сделает все возможное, и попросит их сохранить веру и лояльность своему лорду. Она сделает так, что люди уйдут от нее успокоенными и уверенными, что она не оставит их. А мужу она представит ситуацию, обосновав, почему она просит и почему ему необходимо ответить на петиции положительно, и сделает это кротко.

А если случится так, что принц, муж истинной леди и принцессы, рассорится со своими баронами, настоящая леди должна задуматься о том, сколько зла и разрушения принесет такая ситуация, обратить мысли к Богу с просьбой о совете и попытаться найти пути примирения. Она должна убедить супруга и его советников, что кровопролитие – великое зло, и не должна медлить со своими словами. В крайнем случае, она может попросить кого-то говорить от своего имени.

Добродетели предупреждают леди, что она не должна перепоручать благотворительность никому из своих подданных, никаким раздатчикам милостыни, которые должны быть только исполнителями ее воли. Она должна знать, где и кто в окрестностях нуждается в помощи: благородные люди, сраженные болезнью или терпящие тяжелые времена, бедные вдовы, арендаторы, бесприданницы, роженицы, бедные студенты, нищие священники. Она будет сама посылать своего раздатчика милостыни к этим людям, тайно, как св. Николай, делая им подарки и не показываясь при этом сама. А леди будет нести моральное облегчение – посещать бедных и несчастных и утешать их словом и прикосновением.

Все это означает, что принцесса должна уметь управлять своими финансами. И это не означает, что она должна раздавать все, что имеет. Леди, несомненно, должна иметь средства на то, чтобы поддерживать свой статус, если эти средства принадлежат ей законно и не выкручены непосильными поборами с ее людей. Принцесса всегда должна оплачивать работу слуг, делать подарки, когда это уместно, и платить свои долги и прочие положенные ей по статусу повинности. Нет смысла в благотворительности, если она делается в долг. Лучше воздержаться от покупки еще одного наряда и еще одной драгоценности, если их и так слишком много. Но принцесса должна помнить притчу о том, как некоторые люди раздавали все, что имели, бедным, а потом умирали с голоду, а тот, кто был умнее и наблюдательнее, обеспечивал свои будущие нужды.

Добродетель Рассудительность хочет отдельно научить истинную леди тому, как блюсти свою репутацию и честь своего имени, что означает иметь хорошие манеры и благонравное поведение. Честь дороже жизни, утверждает Рассудительность, потому что тот, кто умер хорошо – спасен, а тот, кто запятнал себя бесчестьем, мертв дважды – и заживо, и в памяти. «Добрая репутация для леди – как благоухание, распространяющееся повсюду, чтобы люди могли вдыхать его», – продолжает Рассудительность и затем переходит к практическим указаниям того, как и что должна делать принцесса, чтобы благоухать подобным образом.

Во-первых, манеры и поведение, и, во-вторых, стиль жизни – вот над чем нужно работать. Жить необходимо трезво и целомудренно, и трезвость распространяется не только на еду и питье, но и на все области жизни, где излишество губительно. Не спать слишком много, потому что у истинной леди всегда много дел. Не разбазаривать много средств, потому что излишества в гардеробе и ларце с драгоценностями глупы и лишь тешат грешное Тщеславие. Не тратить деньги и силы на возвеличивание своего статуса, потому что он уже есть. Нельзя поглощать все, что жизнь складывает перед тобой, но нужно проявлять разумность в выборе.

Но и это еще не все. Истинная леди не болтает много и, тем более, не болтает попусту. Потому что положение обязывает. Люди должны доверять каждому слову своей госпожи, как и каждому слову своего господина, и поэтому истинная леди никогда не скажет публично то, что сама не проверила на истинность и разумность. Имеет значение и то, как она говорит, если говорит. Излишняя фривольность так же неприятна и неприемлема, как и излишняя сухость. Настоящая леди говорит приятным голосом, спокойно, по сути и без излишне живой жестикуляции. Истинная леди также не смеется громко и не смеется попусту. Но, главное, истинная леди не злословит и не критикует, но всегда подчеркивает в своих речах те добрые качества, которые есть в каждом человеке. Даже говоря с прислугой, даже отчитывая ее, истинная леди будет избегать резких и злых слов, но спокойно объяснит, что и как должно быть сделано, и что если это не будет сделано, то слуга будет уволен. И она будет отдавать разумные приказы и отдавать их вовремя.

Поскольку благородная дама знает ценность хороших слов и мыслей, она будет часто слушать проповеди достойных проповедников, и озаботится, чтобы дамы и девушки из ее окружения слушали их вместе с ней. Потому что всем нужны добрые примеры, и все должны делать все возможное для спасения души своей и своих ближних. Но не только проповеди слушает истинная леди. Она будет рада слышать о людях окружающего мира, рыцарях и людях благородных, об их делах и открытиях, об ученых клириках и их мудрости. Она будет привечать их у себя и награждать достойными дарами. Истинная леди также будет стараться, чтобы среди ее друзей были люди, известные праведной жизнью и любовью к Богу.

Что касается целомудренности, то ни слово, ни дело, ни внешний вид, ни поведение, ни важность истинной леди не должны давать ни малейшего повода для критики. Леди должна быть заслуживающей доверия в глазах своего мужа, потому что именно ей придется быть главой дома, когда муж занят где-нибудь в другом месте. Именно она будет главой совета, и она должна понимать не только то, о чем там говорится, но и принимать во внимание то, кто говорит, и являются ли ее советники людьми чести. Не говоря о том, что честь хозяйки дает весомость ее суждениям. За своим столом леди не только ест, но и продолжает делать политику, заботясь о том, чтобы все уважаемые люди вокруг нее были приглашены к столу, и чтобы каждый чувствовал за этим столом соответствующее его рангу уважение. С людьми пожилыми следовало разговаривать серьезно и сдержанно, с молодыми – в более веселой и легкой манере.

Свои свободные часы леди будет проводить не в праздности, но выполняя какую-либо работу, которая может сопровождаться приятным времяпровождением для ее домочадцев, причем атмосфера этих часов должна быть легкой, чтобы каждая девица из свиты леди любила ее как личность добрую и милостивую. Леди также должна озаботиться тем, чтобы каждый день иметь время выслушать тех, кто захочет с ней побеседовать.

Разумеется, Добродетели наставляли будущих леди и в том, как вести себя с супругом, и здесь тоже главное слово получила Рассудительность. Первым правилом для истинной леди является любовь к мужу и согласие в жизни с ним, иначе она рискует познать все адовы муки уже в земной жизни. Будь муж стар или молод, истинная леди будет вести себя по всем правилам любви и уважения, скромно, вежливо и без сетований. Леди должна предусмотрительно заботиться обо всем, в чем будет нуждаться ее супруг, душевно и телесно. И разве сможет супруг отказать такой достойной леди хоть в чем-нибудь? Но может случиться так, что леди усмотрит в делах или мыслях супруга тень греха. В этом случае ее долгом является поговорить о них со своим исповедником и попросить того наставить заблудшего супруга на путь истинный. Истинная и разумная леди будет также проявлять заботу о телесном здоровье супруга и регулярно беседовать об этом с врачами мужа.

Нет также ничего постыдного и в том, чтобы всегда быть в курсе дел своего супруга. Поскольку зачастую принцессы и аристократки не могут общаться со своими мужьями так свободно, как это делают женщины других классов, разумная леди всегда будет в хороших отношениях со старшими офицерами хозяйства ее мужа и всегда будет их спрашивать о его делах. Истинная леди всегда рада видеть своего мужа, когда он приходит к ней, она говорит то, что сделает его довольным, и будет иметь при этом счастливое выражение лица. И если читательница спросит, все ли мужья заслуживают подобного отношения (ведь некоторые из них ведут себя по отношению к супруге отстраненно и не выказывая любви), то ответ будет таков: эта книга обращена к женщинам и наставляет их в том, как избежать неприятностей и облегчить свою жизнь. Да, есть мужья, которые извращены и грубы. И есть мужья, которые явно не любят свою жену или имеют любовниц. И если супруга никак не может повлиять на ситуацию, она должна вести себя так, как если бы они ничего не знала и не замечала. Грубые речи в таком случае только «пришпорят» мужа, и леди может оказаться отверженной и публично оскорбленной, и смеяться в этом случае будут именно над ней. Так что разумная леди должна понимать, что, каким бы супруг ни был, ей с ним жить до конца – и нужно вести себя с достоинством.

Разумная леди озаботится тем, чтобы быть интересной и приятной своему мужу, и если ей нужно что-либо донести до его сведения, она сделает это тактично, мягко и приватно. И даже если она хочет отлучить его от той привязанности, которую она должна к нему испытывать, она сделает это с улыбкой и не обидно, словно в шутку. Разумеется, истинная леди будет всегда продолжать стараться направить своего супруга на путь истинный при помощи исповедника и никогда не станет слушать сплетен о муже – ведь они только опечалят ей, не принеся никакого проку. И, раньше или позже, недостойный супруг задумается о своих грехах и захочет исправить их, и тогда он оценит, с какой добродетельной леди связала его жизнь, и вознаградит ей за любовь и терпение любовью и уважением.

Если же супруг отправится надолго в какое-то опасное приключение, истинная леди в его отсутствие будет покидать дом как можно реже, одеваться скромнее обычного и увеличит сумму раздаваемой милостыни. А когда супруг вернется, она встретит с радостью не только его, но и всех его спутников, и будет рада выслушать истории об их подвигах и приключениях. Она окажет им уважение и одарит подарками. Но не только к спутникам супруга она должны проявить внимание, но и к тем, кто ухаживал за ним и заботился о нем во время похода, – и отметит тех, кто делал свою работу добросовестно. Леди должна проявлять свой интерес к благополучию мужа открыто, потому что это – единственный метод, которым леди может доказать лояльность своему лорду. Люди судят о других по внешнему проявлению эмоций, а не по скрытым добрым намерениям.