Ведьма на зелёной фишке

– Да, сегодня я видела документ, подтверждающий это. Но ты откуда всё знаешь?

– Я же мудрый. И потом я знаю и Остапа, и Настю. И Валентину. И Терентия. Там если и есть проблемка, то какая-то другая. А то, что народ у нас любит языками почесать – не мне тебе рассказывать. Тема, согласись, такая скользкая. Человека можно оговорить легко, и он всю жизнь не отмоется и будет вынужден оправдываться, даже если ничего не делал.

18

Наконец, наш «козёл» допрыгал до районного центра. Спустя ещё пару минут, Вовка притормозил около отделения полиции, помпезного розового дома с белыми колоннами. Я схватила папку и побежала в помещение.

Часы показали 17—30. Дежурный, секунд за сорок, успел посмотреть мои документы, сделать запись в журнале и сказать, что начальник принимает население в одиннадцатом кабинете на втором этаже.

Я взлетела с такой скоростью, что видела, как развеваются мои кудряшки от встречного сквозняка. В коридоре посетителей не было, поэтому постучавшись, сразу толкнула дверь:

– Разрешите?

Я увидела за рабочим столом Грачёва и склонившегося над ним офицера. Оба изучали какую-то бумагу.

– Приём окончен! – вдруг рявкнул полковник. – Вы, что себе думаете, я буду сидеть до утра? Я работаю до 18—30.

Получив в лицо ледяной душ, я нуждалась в нескольких секундах, чтобы прийти в себя.

– Хорошо, – я поговорю с полковником Кузьминым, – сказала я тихим и очень спокойным голосом. – И вам здравствуйте.

– С каким Кузьминым? – не поверил Грачёв.

– С вашим непосредственным начальником, Александр Николаевич. С тем самым, который в прошлом году привозил к нам, к общественности, московского генерала после обращения к министру МВД нашей страны. Мы тогда боролись за то, чтобы не сокращать вам штат. Всего доброго. – Я быстро вышла из кабинета, спустилась по лестнице, пожелала дежурному офицеру здравствовать, вышла из отделения, перешла дорогу и взялась за ручку Вовкиного «козла». Осталось справиться с досадой за потерянные время, бензин и амортизацию машины.

– Дамочка! Извините.

Я повернулась и увидела того самого офицера, который склонился над Грачёвым, читая бумагу. – Извините. Александр Николаевич ждал вас, но не понял, что это вы. Он готов с вами переговорить.

– Хорошо.

Я вернулась в кабинет Грачёва.

Полковник был младше меня лет на десять. Значит, боевой. Я знала, что полицейским, выезжающим в горячие точки, очередное звание не задерживают, часто присваивают раньше срока. Невысокий, плотный, светловолосый, слегка вспотевший человек в форме, выглядел устало.

– Извините, – сказал полковник сухо, я кивнула и выдержала паузу, вынудив его объясниться, – у меня сегодня сумасшедший день. Пять тысяч дел в производстве. Двадцать человек в подчинении, огромная территория, ни участковых, ни транспорта, ни бензина.

Оу, я знаю, как разговаривать с полковниками, которые так ненавидят общественность, ради которой они служат и получают заработную плату. Они готовы разорвать любую бездельницу, подобную мне, на кусочки. Потому что думают, что мы крадём их время. Но, я стараюсь заранее подружиться с их начальством, которое умеет читать газеты, и вынуждено слушать мнение общественности, потому что так делает и московское начальство тоже:

– Когда мой первый муж, офицер контрразведки приезжал с учений или из горячих точек и говорил, что воевать тяжело, начальники воруют, а партизаны норовят голову отрезать, я как жена, его понимала. – Начала точить ножи перед ударом я. – И готова была выслушивать жалобы бесконечно, лишь бы моему родному человеку стало хоть немного полегче, и он мог дальше нести службу. И эту обязанность понимала, как и свою часть службы – обеспечить человеку тыл.

Как представитель общественности и просто как женщина – я вас понимаю тоже, Александр Николаевич. Даже больше скажу. Если с вами, вашими сотрудниками или вашей семьёй случится нечто такое, где потребуются моя поддержка, я незамедлительно отложу все дела и буду заниматься вашей проблемой. Независимо от того, как отношусь к вам лично.

Но сейчас я представляю интересы людей, которые нуждаются, прежде всего, в вашей защите. А мы, как общественность, просто желаем, чтобы дело развивалось в рамках закона.

– Я вас слушаю, – сказал полковник

– Да вот, – я подвинула к нему папку с собранными сегодня бумагами, – хотелось бы узнать номер уголовного дела, открытого Вами вчера по поводу выстрелов в господина Донюшкина.

Грачев открыл папку, поднял на меня удивленный взгляд и быстро пролистал бумаги:

– Хорошо, я передам эти бумаги офицеру, который принимает решение о необходимости открыть уголовное дело, – произнес полковник и посмотрел на меня, словно задавая беззвучный вопрос: «Что ещё?»

– Ясно. Значит, я поняла вопрос правильно и капитан Малов просит Вас дело не открывать. Почему? – это был вопрос в лоб, но мой собеседник начал от него уходить:

– Ну, мы пока собираем материалы. Ищем основания. Изучаем характеристики. Вот вы тут пишете, какой хороший господин Донюшкин и какой плохой господин Нечаев. А у нас уже есть прекрасная характеристика на господина Нечаева. Вот, граждане пишут, что он хорошо играет на гармошке…

– Простите, но человек стрелял, – возмутилась я. – И покалечил другого человека. Господин полковник. Я тоже неплохо пишу стихи. Но если я встану на площади с автоматом и буду расстреливать людей, значит ли это, что меня надо освободить от ответственности? Я как должна понимать Вашу логику?

– Но вы знаете, Донюшкин тоже не идеал, и за ним водятся всякие грешки, – осторожно возразил Грачёв. Нет, дело они открывать не хотели.

– Может быть. – Я попыталась изобразить, что ищу компромисс. – Я сейчас и не прошу однозначно говорить о чьей-то конкретной вине. Общественность просит только об одном, чтобы всё было по закону. Мы желаем, чтобы полиция открыла уголовное дело. И в его рамках провела добросовестное расследование. Только и всего.

И чтобы в этом расследовании были учтены и те материалы, которые я Вам предоставила.

И я считаю, что общественность уже итак сделала часть работы за вас. Возможно, я в чем-то не права. Но вы расследуйте, пожалуйста.

Понятно, чтобы не было проблем с уголовными делами – их лучше вообще не открывать. Нет дел – хорошая отчётность. Но оно есть. И покалеченный человек – тоже есть. Но и это только часть вопроса. У человека есть жена дочь и тёща.

Стрелявший обещал их убить. Вы его выпустили на свободу. Он не задержан. Сегодня целый день я потратила на поиск этих женщин. С огромным трудом нашла жену и дочь. Но пропала тёща. И если завтра, господин полковник, окажется, что она лежит в кустах с простреленной головой из ружья господина Нечаева, то эту ошибку уже будет не исправить. И тогда, извините, я вам точно гарантирую и журналистов и генерала из Москвы.

– У господина Нечаева нет ружья, мы его изъяли, – твёрдо сказал полковник

– У господина Нечаева есть второе ружьё. И вчера, примерно в половине первого ночи мой муж, который возвращался домой из дальней поездки, видел господина Нечаева с ружьём в руках, как вы думаете где? В двух шагах от дома жены и матери Донюшкина.

– Про второе ружьё я не знал, – тихо признался полковник.

– Правильно, – надавила я, – потому что друг господина Нечаева, капитан Малов, делает всё возможное, чтобы представить дело, как невинную шутку. И сейчас вместо объективного расследования занимается тем, чтобы ввести следствие в заблуждение. Он не занимается расследованием, а копает под пострадавшую сторону.

А вы знаете, что господин Нечаев сейчас ходит по посёлку и громко рассказывает историю о том, что ему ничего не будет, потому что у него куплена вся полиция? Хорошая услуга другу, который пытается его вытащить? Что у него дома осталось ружьё, которым он добьет всю семейку. И меня это очень беспокоит. Потому что мы имеем дело с человеком, который покалечил половину посёлка. В том числе свою родную жену и мать своего ребенка. А сейчас переступил черту и начал стрелять в людей. А мы с вами его не остановили.

– Но его жена полностью на его стороне. Она дала показания против гражданина Донюшкина, – возразил полковник.

– Напугана. Он сделал её инвалидом. А сейчас убедил в своей несокрушимости.

– Я вас понял, – сказал полковник. – Оставляйте материалы. Мы приложим их к делу. А что с женщиной, которую пока не нашли?

– Её пока не нашли, – развела руками я. – Завтра глава посёлковой администрации выделяет транспорт в дальнюю деревню, где находится её фамильный дом. Да вы и знаете это место наверняка. Та самая Кручиха, в которую миллионер Терентий Васильев вложил столько инвестиций и вписал её в областные программы по туризму. Через месяц туда собирался приехать губернатор. Самое время начинать шумиху в прессе…

– Подождите, а кем является эта пропавшая женщина миллионеру Васильеву? Не хотите ли вы сказать… – Грачёв изменился в лице.

– Хочу сказать, – дожала я полковника, – Вообще-то раньше была женой. Сейчас не знаю, какие у них отношения. Но хозяйкой Кручихи является она. Хотя Васильев и вкладывал туда деньги. Так говорит её дочь, но это надо проверить. И вам больше скажу. Я не исключаю такой возможности, что Терентий Васильев может быть заинтересован как в устранении зятя, так и в устранении своей бывшей жены.

– Почему?

– Ну, там есть мотивы. Но мне надо проверить эту версию.

– А почему вы скрыли информацию о том, что в деле может быть замешано имя такого человека? – пошёл в нападение полковник.

Мне это всегда очень нравится. Пока речь идет о простом человеке – никто даже дело не откроет. Пусть его калечат, рёбра ему ломают, стреляют в него. Но как только появляется знатное лицо, оказывается, совсем другое дело. Я разозлилась:

– А давайте вы спросите у своих подчиненных, почему у вас под носом такая ерунда, а вы ничего не знаете, полковник? Или ещё лучше, давайте, вы возьмёте меня в штат, будете платить зарплату – она у вас сейчас хорошая, и я буду раскрывать преступления. Вот тогда и спросите, по полной. Ничего я от вас не скрываю. Специально приехала к вам, чтобы поговорить – бензин свой жгу. И то вы меня принимать не хотели. Я сама только сегодня вечером, перед приездом к вам об этом узнала.

В общем, я поставила Вас в известность, господин полковник. И очень хотела бы, чтобы в нашем посёлке больше не стреляли.

– Нам тоже этого не надо, – согласился Грачёв, и мы с ним распрощались.

Когда мы с Вовкой вернулись домой, я поняла, что здорово устала. И размышляла, достанет ли у меня сил залить хотя бы пару метров дорожек. Однако, через минуту навстречу вышла зареванная Настя. Дорожки были отложены на неопределенное время. Это было грустно, потому что со дня на день могли ударить морозы. На дворе стоял хоть и теплый пока, но ноябрь.

19

Сколько бы Настя ни пыталась дозвониться, трубку не брали ни Валентина, ни Терентий Павлович. Предчувствуя неладное, я позвонила Ирке Борисовой. Изложив в двух словах историю о встрече с Грачёвым, попросила завтра сопроводить меня в Кручиху. Ирка, на правах подруги Валентины бывала там много раз и хорошо ориентировалась в поместье.

– А что ты там надеешься найти? – спросила Ирина.

– Лучше всего, Валентину, живую и здоровую. У которой по какой-то причине не включается мобильник. Связь там пропала, электричество закончилось, – пояснила я и перешла к вопросу, который не давал мне покоя. – Ир, у меня не выходит из головы конфликт Валентины с Терентием.

Как ты думаешь, а Терентий не мог иметь корысть? Он так капитально вложился в Кручиху, а хозяйкой почему-то оставалась Валентина. Даже после ссоры. Зачем? Настя что-то говорила о ведении совместного бизнеса. Может, он просто решил прибрать поместье себе?

Расскажи мне о Терентии Васильеве, что знаешь.

– Да конкретный мужик, – ответила Ирка. – Когда он у нас появился – Валька была беременна. Но за ней ещё бегали ухажёры, которые надеялись оттащить её от Терентия. Она же красива была, не хуже Настьки. Степка Ванчугин, помню, здоровый такой парень прохода не давал, а Терентия грозился раздавить как мокрицу. Ну, раз пришел к Вальке, и ударил её в живот. Терентий вышел с ружьем и без предупреждения, прямо на пороге двумя патронами его и положил.

Просто. На глазах у всех. Среди бела дня. Так ты не поверишь. На него потом ни один сосед не донёс. Его и нас ещё долго менты таскали. С милицией Терентий тогда договорился. И его оставили в покое. А общественность была на его стороне.

– То есть, человека он в принципе убить может, – резюмировала я.

– В принципе, да, – согласилась Борисова, – Но ему нельзя среди бела дня Вальку убивать. Второй раз ему не отмазаться. Времена сейчас другие, не девяностые. И полиция – не менты. Если бы он и хотел избавиться от Вальки, как от хозяйки его бизнеса, ему надо быть хитрее. Придумать что-то неожиданное. Например, Сашку на неё натравить. Кстати, а Сашка-то где?

– Не знаю, его никто не видел сегодня. И полиция ничего не знает, – мне нечего было ответить на этот вопрос. Я бы и сама хотела знать, где прячется Сашка. Вчера вечером Валентина укрыла в Обречихе Настю с Ксюшей и зачем-то вернулась в посёлок. Судя, по рассказу Насти, мы с ней разминулись на несколько минут. Она могла встретить Сашку. В худшем случае, она могла уже лежать где-нибудь с простреленной головой, а Сашка уже подал в бега. Но я надеялась на лучшее.

Ирка согласилась сопровождать меня завтра в Кручиху. Заручившись её поддержкой, я позвонила Василисе Премудрой. Выслушав меня, Василиса подтвердила, что завтра даёт нам машину с водителем.

– Вась, а ты можешь мне рассказать про Терентия? – спросила Василису Марковну.

– Так, а ты Вовку-то своего попытай, он же тогда в леспромхозе работал, на его глазах Терентий Павлович поднимался – посоветовала Василиса. На то она и премудрая.

Накапав валерьянки, мы отправили Настю спать. Теперь можно было прилечь к Вовке на бочок. Он как раз удобно устроился на диване перед телевизором.

– И чё хотела? – сразу догадался Вовка

– Попытать про Терентия, – промяукала я. – Оказывается, все вокруг, кроме меня знают его историю.

– История, в общем, очень известная, – начал Вовка. – Просто, я всё время забываю, что ты у нас человек новый. Ты наверняка знаешь, что до перестройки в посёлке работало крупнейшее на Северо-западе России Лесопромышленное хозяйство.

20

Крупнейший на Северо-западе России леспромхоз «Светлый Путь» до перестройки считался в наших местах государством в государстве. Свои делянки, своя железная дорога-узкоколейка, свое дорожное хозяйство, пилорамы, огромный транспортный цех, строительный цех, подсобное хозяйство, детский сад.

В те времена директор предприятия значил гораздо больше, чем председатель сельсовета или глава района. Часто напрямую выходил на руководителя области. Потому что у него были ресурсы, техника, деньги и люди. А с директором Светлопутейскому леспромхозу, да и всему району – очень повезло.

Григорий Васильевич Романов был из той когорты советских хозяйственников, которых называли людьми государственными. Он не только вывел и держал леспромхоз на лидирующих позициях в области, но и был при этом глубоко убежден, что развитие посёлка, помощь школе, закрепление на селе молодых специалистов и строительство домов для молодых семей – было его личным обязательным делом.

Романов не отказывал никому. Дому ветеранов окна поменять и новую столовую построить – к Романову. К школе технику подогнать, чтобы спортивную площадку обустроить – к Романову. В новом микрорайоне дороги отсыпать – ясное дело, к Романову.

– Для людей он делал так много, что в посёлке, как шутили завистники, наступил коммунизм. Давай-ка перевернемся на другой бок, – продолжала свой рассказ Вовка, аккуратно высвобождая из-под меня затёкшую руку. – У нас, считай, при нём, практически московское обеспечение было. Товар из-за границы к нам напрямую гнали. Романов требовал. Говорил, «за каждое моё бревно японцы по пять тысяч долларов дают. Так вот что мы за государство будем, если труженику не сможем этих буржуазных тряпок или сапог достать». И добился-таки. Через внешгосторг и систему магазинов «Берёзка» гнали к нам сюда весь заграничный ассортимент.

Ясное дело, что паслось здесь не только районное, но и областное начальство. В общем, правильный был мужик и толковый. Народ его на руках носил. Ну, разумеется, были и такие, кто считал, что он слишком для народа старается. Что можно и не разбазаривать государственные средства. Можно и кормить и одевать людей скромнее. Зачем, мол, народу в деревне финские бани или итальянские унитазы. А он знай себе, бурил вперёд. Идея у него была такая, построить новый микрорайон по финским технологиям – это тогда, в конце восьмидесятых. И называл он эту идею своим городом солнца. Вот как раз за нашим Злобиным, там площадку и начали расчищать.

Только не успел Григорий Васильевич свой Город Солнца Светлому Пути подарить. Началась перестройка. И получается, что вроде как именно Терентий Романова и свалил. Ну, не так буквально. Но стал косвенной причиной всех Романовских бед.

Терентий приехал в леспромхоз по распределению из лесотехнической Академии. Сначала Романов посадил его командовать самой маленькой и дальней пилорамой.

А потом заметил и начал продвигать. Заметили Терентия и в районе. Очень уж любил его предисполкома Селивёрстов. А главбухом у Романова в леспромхозе тогда работала мать Валентины, Елена Васильевна Галучева. Жена погибшего потом в 90-х, знаменитого фишкаря, Якова Галучева.

В общем, сработался он со всеми. Двигали Терентия, двигали, и к тридцати годам он уже, среди четырёх Романовских заместителей стал первым.

Школу он у Романова прошёл великолепную. Всё у него ладилось. Поддержка была на самом высоком районном уровне. Директор не боялся оставлять на него предприятие, кода уезжал в отпуск. Терентий со всеми подразделениями и специалистами ладил, хотя и отмечали все, что был жёстче и конкретнее самого Романова.

Молодой перспективный специалист откликался на все новое и интересное – сейчас бы сказали, боролся за модернизацию производства. И однажды предложил Романову поставить не очередную пилораму советского образца 1939 года, а сразу новый завод с финской технологией переработки древесины. Денег это стоило немереных. Но если район с областью поддержат госгарантиями, то богатейший леспромхоз с этой задачей справится очень быстро. Потому что экономическая выгода необъятна. Романов за эту идею зацепился. Сели посчитали затраты – задумались. Потом посчитали выгоду – и начали продвигать проект. Ну и продвинули.

Романов тогда в отпуске был. А Терентий с главбухом, матерью Валентины, взяли и бухнули все деньги совхоза, какие были да плюс заёмные средства на оборудование для завода. И всё бы получилось. Но именно в это время грянула перестройка, наше государство закрыло границы и взвинтило пошлины на иностранное оборудование. Получилось, что пошлины стали стоить больше самого оборудования. И все оборудование на миллионы долларов зависло по ту сторону границы.

Успей они, может быть, перевезти его на месяц раньше, завод бы стоял и работал на благо леспромхоза. Но тут Павловская реформа обрушила цены. Народу нечем платить зарплаты и уже стало не до оборудования. Потом началась приватизация. Одно за другим падали растащенные предприятия и силы, которые планировали «раздербанить» леспромхоз, помогать выжить Романову не стали. А даже помогли его свалить, всячески стимулируя прокуратуру открыть на него ряд уголовных дел.

И как народ ни бился за своего Романова, но от дел директора отстранили. Главбух, Валькина мать, не выдержала, потому считала виноватой себя – именно она перегнала за оборудование все деньги предприятия, оголив его накануне реформы. И Елена Васильевна насмерть наглоталась таблеток, после того, как впервые не смогла выдать людям зарплату. Получив отстранение от работы, не выдержал и Григорий Васильевич. Однажды ночью остановилось большое Романовское сердце. А вместе с его остановкой навсегда была похоронена идея строительства «Города Солнца».

После похорон матери из посёлка исчезла и Валентина. Слухи о ней доходили противоречивые. То ли она поступила добровольцем во французский легион, то ли занималась проституцией в больших городах. А вот Терентий тогда тоже исчез на некоторое время. Но вдруг появился в посёлке года через три, когда от леспромхоза уже практически ничего не осталось. И привез с собой оборудование, которое тогда осталось на финской границе.

Никто не знает, как ему удалось это сделать. То ли он сам стал бандитом, то ли договорился и с криминалом и с властями, но завод он поставил. И собрал всех лучших специалистов бывшего леспромхоза. Всех, кого выкинула на улицу злополучная перестройка.

Через несколько лет в посёлке заработали ещё два завода, которые в буквальном смысле спасли светлопутейцев. Терентий не был их директором, не сидел в конторе, не занимался хозяйством. Но все знали, что владелец именно он. У посёлка появилась работа, и он продержался в самые трудные девяностые годы. А потом в посёлок вернулась Валентина, повзрослевшая и похорошевшая дочка бывшего леспромхозовского главбуха. Правда, беременная Настей. И Терентий сразу переехал к ней, в дом её родителей. Потом родилась Настя. И всё шло хорошо, до тех пор, пока Насте не исполнилось восемнадцать лет. Все остальное, насколько понимаю, ты уже знаешь. – Вовка сладко зевнул и вдруг мирно засопел, в одно мгновение, провалившись в сон. – Ну ладно, Капик, спокойной тебе ночи, – последние слова он произносил автоматически.

21

Утром, в назначенный час, я взяла собаку и поспешила в поселковую администрацию. Около входа толкались сурового вида мужики и что-то недовольно обсуждали. Просочившись сквозь гундящий рой, я поспешила в кабинет главы поселения.

– Это что за удивительное собрание? – спросила взъерошенную Василису Марковну. Сегодня она была одета в тёмно-фиолетовый костюм. У Василисы костюмы имеют сигнальное назначение. По их цвету, как по выражению лица смайликов, можно читать настроение хозяйки. Сейчас Василиса походила на тёмно-фиолетовую тучу.

– Да ты понимаешь, – произнесла наша Премудрость. – На прошлой неделе к нам заехала очень интересная фигура из города – учитель эротических танцев – дай Бог ему здоровья. Быстренько собрал за деньги девок да молодых баб, и начал их учить без штанов вокруг шеста непристойные движения делать. С неделю обучались. А вчера на танцах решили своё искусство показать. Ну, и показали, как могли. – Василиса вытерла выступивший пот. – Мужики наши, пока девки вертелись, пытались сообразить, что происходит, и как-то это вытерпели. Но когда бабы в комбинашках разные интересные места начали демонстрировать – уже завелись не на шутку. Не поняли они столичного искусства.

В общем, чуть они этого учителя палками не забили. Выкинули его полуголым на улицу, а потом уж не знаю как, но загнали бедолагу на столб перед домом Культуры. Ну, знаешь, этот скользкий, шестиметровый, который мы каждый год на масленицу вкапываем. Кто на него заберётся, тот приз получает. Наш учитель от страха на этот столб взлетел. И правильно. Призом ему стала собственная жизнь.