Помоги проекту - поделись книгой:
Следующая попытка кадетов носила уже более скромный характер. Они внесли в Совет старейшин Думы свой список спешных законопроектов, который содержал основные пожелания либералов. Гучков согласился на включение некоторых из них в думский план работ (рабочие законопроекты, о найме и увольнении торгово-промышленных служащих, законопроекты о местном самоуправлении, введении земства в неземских губерниях, свободе совести, неприкосновенности личности и др.), и в итоге был выработан согласованный список, включавший 42 законопроекта. Та же причина — нажим правых вне и внутри фракции — заставила Гучкова отказаться от своего обещания. Из 42 законопроектов 17 были выкинуты Советом старейшин как угрожающие острыми прениями, а большинство остальных просто не попали в думскую повестку.
В результате само «Слово» летом 1909 г. прекратило существование, так как, по собственному признанию газеты, главная цель, которую она ставила перед собой,— объединение всех «либералов», создание единой партии буржуазии в настоящее время не имеет никаких шансов на успех.
Заигрывания кадетов с октябристами привели к усилению конкурентной борьбы между ними. Наибольшей остроты она достигла в связи с дополнительными выборами в Думу по первой московской курии. Победу одержали кадеты. Московская буржуазия, недовольная политикой Гучкова, забаллотировала октябристского кандидата, видного деятеля Московского биржевого комитета Н. В. Щен- кова, и вместо него выбрала кадета Н. Н. Щепкина.
Не найдя поддержки дома, кадеты отправились искать ее за границей. Летом 1909 г. «парламентская» делегация в составе 15 человек (из них пять членов Государственного совета) выехала в Англию, чтобы продемонстрировать там, по замыслу Милюкова и близкого к кадетам ливерпульского профессора Пэрса, русский «конституционный» строй. От кадетов поехал Милюков в сопровождении наиболее правых кадетов В. А. Маклакова и М. В. Челнокова. Визит предшествовал намеченной поездке царя в Лондон, и главной его целью было обеспечить Николаю II в глазах
английского общественного мнения реноме «конституционного монарха». Английское правительство и буржуазия принимали делегацию весьма торжественно; рабочие и прогрессивная печать встретили ее митингами протеста и разоблачениями русского «парламентаризма». Кадетские «парламентарии» в связи с этим поспешили демонстративно выразить самые верноподданнические чувства «своему монарху».
На обеде у лорд-мэра Лондона Милюков выступил с речью, в которой заявил: «Пока в России существует законодательная палата, контролирующая бюджет, русская оппозиция останется оппозицией его величества, а не его величеству» [102]. Это заявление об «оппозиции» с родительным падежом вызвало глубокое возмущение всех демократических слоев и полное одобрение реакции. Столыпинская «Россия» оценила речь Милюкова как «такую услугу родине, за которую ему простится не мало прежних прегрешений». В связи с этим В. И. Ленин писал: «Дослужились, гг. кадеты: „Вехи44 вообще и Струве, в частности, одобрен Антонием Волынским, „владыкой44 черносотенных изуверов; вождь партии Милюков одобрен полицейски-про- дажной газеткой. Дослужились!» [103].
Цель выступления Милюкова раскрывается в двух передовых «Речи». Обращаясь к верхам, газета писала: «Престиж официальной России восстановлен, но народные представители взяли на себя ответственность, уверяя иностранцев, что пропасть между официальной и неофициальной Россией уже засыпана. Поймут ли это?...» [104]. Ва второй передовой говорилось: «Если визиты думской депутации выяснили, как высоко ценится в международных — дипломатических и финансовых — отношениях представительный строй в России, то вряд ли оценку эту можно будет объективно реализовать, если прежние несоответствия сохранятся во всей своей силе» [105].
За свое политическое холопство, за выдачу авансом перед заграничным общественным мнением царю, получившему в народе кличку «Кровавого», аттестата «конституционного монарха», кадеты требовали «понимания» — осуществления обещанных «реформ». Лондонская поездка об
суждалась на кадетской конференции в ноябре 1909 г. Робкие возражения отдельных делегатов с мест были заглушены хором восторгов по поводу «блестящей победы», одержанной в Лондоне. Правый кадет Гредескул закончил свою речь призывом к сотрудничеству с октябристами и «более правыми элементами». Другой член ЦК, Колюба- кин, решительно заявил: «радикальные вывески нам не нужны» [106]. Конференция полностью одобрила речь Милюкова.
На этой же конференции Милюков выступил с тактическим докладом, опубликованным затем под названием «Политические партии в стране и в Думе». В. И. Ленин посвятил этому докладу статью «Последнее слово русского либерализма», в которой расценил его как документ исключительной важности, излагающий «официальную платформу к.-д. партии»[107]. Квинтэссенция доклада заключалась в идее «параллельной деятельности». «Не исключена возможность,— указывал Милюков,— параллельной деятельности демократического конституционализма с непосредственными выражениями желаний народных масс» [108], иначе говоря, с революционным движением. Оценивая эту тактику, В. И. Ленин писал: «Упорядоченный буржуазный конституционализм, с монархией во главе, превосходная вещь, но
АГРАРНЫЙ ВОПРОС
От крестьянского «цезаризма» к аграрному бонапартизму.
Думский бонапартизм Столыпина был производной от его аграрной политики. Третьеиюньская Дума представляла собой политическую надстройку над знаменитым указом 9 ноября 1906 г., в задачу которой входило увенчать радикальную экономическую реформу серией политических реформ. Эти реформы были поставлены царизмом в прямую зависимость от новой аграрной политики, выраженной в другой столыпинской формуле: «Сначала гражданин, потом гражданственность» — сперва создание массовой социальной опоры самодержавия в лице кулачества, а затем уже «гражданские», сиречь либеральные, реформы.
Столыпинская аграрная программа была объявлена «осью внутренней политики». Она рассматривалась как главное и по сути последнее средство спасения от революции. «...Крепкое, проникнутое идеей собственности, богатое крестьянство,— говорилось в особом секретном журнале Совета министров от 13 июля 1907 г.,— служит везде лучшим оплотом порядка и спокойствия, и если бы правительству удалось проведением в жизнь своих землеустроительных мероприятий достигнуть этой цели, то мечтам о государственном и социалистическом перевороте в России раз навсегда был бы положен конец». «Но столь же неисчислимы,— подчеркивал журнал,— были бы, по огромной
важности своей, последствия неудачи этой попытки правительства осуществить на сотнях тысячах десятин принятые им начала землеустройства. Такая неудача на многие годы дискредитировала бы, а может быть, и окончательно похоронила бы все землеустроительные начинания правительства, являющиеся ныне, можно сказать, центром и как бы осью всей нашей внутренней политики. Неуспех вызвал бы всеобщее ликование в лагере социалистов и революционеров и страшно поднял бы престиж их среди крестьян» !.
Итак, царизм отдавал себе ясный отчет в том, что своим новым аграрным курсом он играет ва-банк. Это понимание подчеркивается тем обстоятельством, что новая политика представляла собой прямую противоположность прежней политике самодержавия в крестьянском вопросе, принципиальный поворот. Оценивая значение этого поворота, В. И. Ленин писал: «Эта перемена не случайность, не колебание курса министерств, не измышление бюрократий. Нет, это глубочайший „сдвиг“ в сторону
Коренная идея прежней аграрной политики состояла в сохранении и укреплении общины; указ 9 ноября исходил из необходимости ее повсеместного и форсированного разрушения. «Виновником» здесь оказалось крестьянство, которое во время революции выдвинуло требование конфискации помещичьих земель и национализации всей земли. До этого самодержавие рассматривало крестьянство как консервативную силу, как свою массовую социальную опору.
Не следует думать, что это была иллюзия, простое заблуждение. Иллюзия не могла бы продержаться почти полвека, начиная от реформы 1861 г. Заблуждением нельзя объяснить то исключительное упорство, с которым господствующий класс оберегал общину. Достаточно сослаться на авторитетное в данном вопросе свидетельство Витте, который руководил особым совещанием, изыскивавшим способы разрешения крестьянского вопроса (1902—1905 гг.). Во время обсуждения указа 9 ноября в Государственном совете он заявил, что совещание было закрыто сразу же
после того, как оно пришло к выводу, что «надо постараться водворить личную собственность». И вслед за этим «последовали манифесты..., повелевающие не трогать ни в каком случае земельное общинное владение» [112].
В пореформенный период крестьянство в целом действительно являлось массовой социальной опорой самодержавия. В. И. Ленин неоднократно подчеркивал этот факт. Когда он, характеризуя бонапартизм, говорил о нем как о лавировании монархии, «потерявшей свою старую, патриархальную или феодальную, простую и сплошную, опору» [113], он разумел под таковой крестьянство.
На первый взгляд это утверждение противоречит нашему представлению о революционной природе крестьянства, ленинскому тезису о крестьянстве как главном союзнике пролетариата в демократической революции, его же положению о борьбе двух тенденций в решении аграрного вопроса, которая завязалась еще накануне реформы 1861 г.: прусской, помещичьей, и'крестьянской, революционно-демократической. На самом деле противоречия здесь нет, вернее, это было противоречием реальной действительности. Экономическая неразвитость крестьянского хозяйства, его полунатуральный характер являлись той объективной основой, на которой покоились политическая отсталость крестьянства, его темнота, сословная замкнутость, прочные и длительные царистские иллюзии. С развитием капитализма эта объективная основа размывалась, но это был долгий, мучительный процесс: рост крестьянской революционности, хотя и неуклонный, шел сперва очень медленно и неравномерно. Таким образом, крестьянство служило опорой царизму в том смысле, что оно было еще недостаточно революционно, что полуфеодальная его природа преобладала еще над фермерской.
На вопрос, насколько далеко зашел процесс разрушения патриархально-крестьянской опоры царизма, насколько изменилось настроение крестьянства, могла дать и дала ответ только революция. Но даже в начале революции 1905—1907 гг. крестьянство еще было полно царистских и конституционных иллюзий, с которыми оно расставалось очень трудно и медленно. В. И. Ленин отмечал, что Струве выдвигал в начале революции, в качестве смелого для того времени утверждения, идею о том, что «мужик» подымется до уровня кадета5. Царизм же был уверен, что ему удастся использовать «мужика» как контрреволюционную силу.
Именно этим объясняются два крупных и связанных между собой маневра царизма в отношении крестьян, которые он предпринял в 1905 г. и которые выглядят совершенной нелепостью с точки зрения его интересов, если не знать этих расчетов.
Первым таким маневром был проект закона о «принудительном отчуждении» части помещичьих земель, разработанный главноуправляющим ведомства землеустройства и земледелия Н. Н. Кутлером. Не кадеты, а кабинет Витте первым выдвинул программу «принудительного отчуждения». Кадеты лишь наследовали ее, когда правительство от нее отказалось. Сам Кутлер после, отставки стал одним из видных кадетских деятелей, признанным авторитетом кадетской партии по аграрному вопросу.
Н. Н. Кутлер отнюдь не был одиноким чудаком. Он отражал настроения весьма влиятельных групп класса кре- постников-помещиков. После октябрьско-декабрьских событий знаменитый Тренов и не менее знаменитый адмирал Дубасов настаивали на необходимости как можно скорее провести в жизнь «принудительное отчуждение». «Я сам помещик,— говорил Трепов,— и буду весьма рад отдать даром половину моей земли, будучи убежден, что только при этом условии я сохраню за собой вторую половину». То же самое заявлял Витте в декабре 1905 г. Дубасов[114]. В письме к царю Витте, оправдывая Кутлера, писал, что он «слышал те же мнения от наиконсервативнейших людей». В подтверждение он ссылался на того же Дубасова и на «многих консервативных помещиков, писавших то же самое» [115].
Основная причина, заставившая дворянство отвергнуть проект Кутлера, коренилась не в самом проекте, а в революционности крестьянства. Главный довод всех дворянских записок на имя царя сводился к мысли, что «принудительное отчуждение» не остановит крестьян, а приведет к полной ликвидации помещичьего землевладения рево-
люцйойным путем. В одной из таких записок, на которой стояла помета царя: «Это умная записка», говорилось: «...Ясно, что если и возможно ожидать прекращения аграрных беспорядков в сельских местностях от дополнительного наделения крестьян, то лишь после раздела всех частновладельческих земель между крестьянством, т. е. после исчезновения самого объекта, на который направлены эти беспорядки» [116]. Во всеподданнейшем докладе Витте основное возражение министров — противников кутлеровского законопроекта сформулировал следующим образом: «Указывалось, что никакие частные мероприятия по передаче крестьянам частновладельческих земель не приведут к успокоению их, так как они всегда будут стремиться, ободренные к тому в своих вожделениях, к полному захвату всей земельной собственности» [117].
Опыт I и II Дум полностью подтвердил всю обоснованность опасений крепостников-помещиков. Кадеты, играя в этих Думах роль «центра», пытались повести за собой трудовиков на базе своей аграрной программы. Выступления и аграрные проекты трудовиков полностью развеяли кадетские надежды на возможность примирить крестьян с помещиками. «Крестьянская демократия,— писал В. И. Ленин,— не оправдала надежд. Она показала,— в I Государственной думе еще яснее, пожалуй, чем в 1905 году,— что она с 1861 года стала
Такова была судьба первого маневра.
Второй маневр нашел выражение в избирательном законе 11 декабря 1905 г. Главнейший недостаток закона И декабря, писал позднее Витте, это «его, если так можно выразиться, крестьяский характер. Тогда было признано,
Ято Держава может положиться только на крестьянство, которое по традиции верно самодержавию.
Царь и народ!..
Поэтому такие архиконсерваторы, как Победоносцев, Лобко и прочие, все настаивали на преимуществах в выборном законе крестьянству» и. О том же писал товарищ министра при Столыпине, автор обоих избирательных законов С. Е. Крыжановский [119][120].
Докладчик особой комиссии Государственного совета по указу 9 ноября П. Ф. Красовский говорил: «долгое время считалось, что община есть оплот охранительных начал... Такая идеализация общинных порядков... господствовала в наших правительственных сферах и
В. И. Ленин не раз подчеркивал, что до конца 1905 г. и власть и помещики рассчитывали на консервативность крестьян. На Петергофском совещании 19—26 июля 1905 г., подготовившем булыгинскую Думу, писал он, «столпы будущего Совета объединенного дворянства, А. А. Бобринский, Нарышкин и т. д., были
Разочарование было весьма жестоким. «Составу первых двух Дум, наполовину почти набранному из крестьян,— указывал тот же Красовский,— суждено было разрушить эти иллюзии. Оказалось, что вместо степенных мужиков, которых думали получить в Думу в качестве представителей крестьянства, явилась буйная толпа, слепо идущая за любым руководителем, который разжигает ее аппетиты. Тех консервативных начал, охранителем которых считалось наше крестьянство, в нем не оказалось. А наряду с этим по всей России запылали герценштейновские иллюминации, воскресли картины из времен Стеньки Разина и Пугачева» [123].
Оценивая значение ставки царизма на крестьянство, В. И. Ленин писал: «„Кадетский44 проект принудительного отчуждения был проектом
На смену несбывшейся мечте пришел реальный расчет. Результатом его был переход от политики «крестьянского цезаризма» к политике аграрного бонапартизма, от Думы с кадетским «центром»— к Думе с «центром» октябристским. Царизм и крепостники-помещики трезво оценили обстановку. Они решили искать в деревне не иллюзорных, а действительных союзников. Все крестьянство как союзник, о чем свидетельствовали уроки революции,— фикция, часть крестьянства, кулачество,— надежная опора. Крестьянский цезаризм оказался заманчивой утопией, аграрный бонапартизм — политика раскола деревни с целью отвлечения ее от помещичьих земель и создания массового слоя кулачества — имела реальные шансы на успех.
«Почему,— писал В. И. Ленин,— столыпинская аграрная политика может пользоваться „относительным успехом44? Потому что в крестьянстве нашем уже давно созданы капиталистическим развитием враждебные классы крестьянской буржуазии и крестьянского пролетариата» 17. Аграрный бонапартизм, писал он в другом месте в ноябре 1908 г., «не мог бы даже родиться, а не то что продержаться вот уже два года, если бы сама община в России не развивалась капиталистически, если бы внутри общины не складывалось постоянно элементов, с которыми самодержавие могло начать заигрывать, которым оно могло сказать: „обогащайтесь!44, „грабь общину, но поддержи
меня!44» 18.
Новая аграрная политика воплотилась в целом ряде мероприятий и законодательных актов: политика Крестьян-
в. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 22, стр. 56.
Там же, т. 17, стр. 29. is Там же, стр. 274.
ского банка, переселенческая политика и др. Но центральное место среди них занимал указ 9 ноября 1906 г., изданный в порядке 87-й статьи Основных законов и начавший претворяться в жизнь с 1 января 1907 г. Указ давал право каждому домохозяину-общиннику требовать укрепления своего надела в личную собственность. Разрешение на выдел давал сход простым большинством голосов. Если в течение месяца такой приговор не выносился, выдел постановлялся земским начальником. Каждый выделившийся домохозяин имел право требовать обмена своей земли на цельный участок в виде хутора или «отруба». Выдел осуществляли специальные землеустроительные комиссии под руководством Министерства внутренних дел.
Указ 9 ноября 1906 г. и Дума. Указ 9 ноября попал на повестку дня Думы 23 октября 1908 г., т. е. почти через два года после того, как он начал действовать. Обсуждение его длилось в общей сложности шесть с половиной месяцев. Но прошел еще год с лишним, когда он, наконец, принял форму окончательного закона — так называемого закона 14 июня 1910 г. В прениях выступило круглым счетом 500 ораторов. Уже этот факт свидетельствует об огромном интересе к столыпинскому указу, характеризует значение нового правительственного курса в аграрном вопросе.
В. И. Ленин посвятил обсуждению указа специальную статью — «Аграрные прения в III Думе». Анализируя эти прения, он выделил четыре классовые группы. «Четыре группы ораторов,— указывал В. И. Ленин,— выделяются сами собой: правые, кадеты, крестьяне и социал-демократы. Различия между „правыми44 в тесном смысле и октябристами совершенно сглаживаются. Крестьяне выступают безусловно, как одно политическое направление в аграрном вопросе, причем различие правых крестьян и трудовиков является лишь различием оттенков внутри единого направления» [124].
Докладчик земельной комиссии октябрист С. И. Шид- ловский был вынужден признать, что идея конфискации и национализации земли остается и теперь заветным желанием подавляющего большинства крестьянства. Пытаясь развенчать ее, Шидловский доказывал, что только личная собственность на землю выведет крестьянина из нужды, превратит его в свободную личность, без которой невоз
можно создать «правовое» государство. «Если кто действительно желает обращения нашего государства в правовое,— говорил докладчик,— тот не может высказываться против личной собственности на землю» [125]* Причину малоземелья Шидловский объяснял обычными для помещиков доводами, которые ничего общего не имели с истиной: ограниченностью территории и экстенсивным, рассчитанным на большую площадь, крестьянским хозяйством. Последнее же он опять сводил к отсутствию личной собственности крестьян на землю.
Но подлинный мотив его приверженности к личной собственности был иным. Отсутствие таковой, признал Шидловский, порождает у крестьян «веру в пространство», т. е. желание отнять у помещиков землю. Эта вера «в нашем народе еще очень сильна..., крестьянство в пространство верит как в единственного целителя всех недугов..., поэтому уничтожение этой веры в спасительное пространство должно быть приветствовано» [126]
От имени и по поручению правых их «общее принципиальное отношение к общине и к праву выхода из нее на основании закона 9 ноября 1906 г.» высказал епископ Митрофан. Прежде всего он пожалел о том, что община утратила свое прежнее, привлекательное для черносотенцев значение. Когда-то община была удобна для людей, «являющихся в качестве учителей и руководителей народа», т. е. для попов, тем, что давала «им возможность в более широком масштабе развить свое просветительное влияние на народ, так как при ней можно влиять сразу на целые массы». Теперь это «моральное преимущество общины» исчезло, а раз так, то да здравствует «индивидуальность личности», создаваемая на базе личной крестьянской собственности на землю. Ибо, объяснял Митрофан, крестьянин, полюбив свое, «научится ценить и чужое». «Сводя к единству все сказанное,— заключал черносотенный епископ,— фракция правых приходит к тому выводу, что закон 9 ноября в высшей степени благодетелен для русского народа, и потому нужно желать всяческого его применения» 23.
Граф В. А. Бобринский требовал разрушить общину на том основании, что она полезна революционерам, ибо «служит... необходимым элементом для обострения классовой борьбы». Оправдывая издание указа по 87-й статье, он говорил, что закон был нужен срочно: «Крестьянство заметалось, оно потеряло голову..., народ пошел за врагами отечества, и было одно время опасение, что... Россия гибнет. Необходимо было найти выход и найти его спешно и немедленно, и при этом найти верный выход». Правительство «нашло верный путь, а потому мы заявляем, что не было закона более важного, более спешного, чем указ 9 ноября» 24;
Устами Маркова 2-го правые открыто заявили, что для сохранения помещичьего землевладения они не остановятся ни перед какими насилиями над крестьянской массой. «Я нисколько не опасаюсь того,— говорил курский „зубр44,— что часть крестьян при этом неизбежно обезземелеет...» «И скатертью им дорога, пусть уходят, а те, кто из них сильнее, те пусть остаются. Говорят о кулаках. Что такое кулак? Это хороший деревенский хозяин, который действительно каждую копейку бережет и умеет извлекать из своего состояния больше, чем это делают растопыри, люди, которые растопыривают руки и землю теряют». Говорят, безземельным нечего будет делать. «Как нечего делать? Пусть едут в пустыни... Кто бедствует и не желает трудиться, тем место не на свободе, а в тюрьме, или они должны быть вовсе исторгнуты из государства, это — пропойцы или лодыри...» 25.
Октябристы, как мы видели, защищали указ 9 ноября столь же рьяно и убежденно, как и правые. Отметив, что кадет Шингарев в своей речи тщательно избегал всякого упоминания об аграрной программе своей партии, граф А. А. Уваров с ехидством спрашивал: почему это так?
Ст. от., с. И, ч. 1, стб. 199—204.
Там же, стб. 494, 506.
Там же, стб. 931—933.
··
И отвечал: «Облетели цветы иллюзий кадетских» [128]. Кадеты сами убедились в том, что их «принудительное отчуждение» не достигло цели.
Прогрессисты, в целом стоявшие ближе к кадетам, чем к октябристам, в аграрном вопросе полностью разошлись с ними и примкнули к правым и октябристам. Редактор прогреосистского «Слова» М. М. Федоров в статье, озаглавленной «Ложная позиция», писал, что аграрная речь Милюкова в Думе — ошибка и что кадетам надо стоять за указ [129]. Речь Н. Н. Львова, главного оратора прогрессистов по указу, была охарактеризована В. И. Лениным как образец дикой ненависти и страха перед революцией [130].
Оценивая речи правых, В. И. Ленин особенно подчеркивал защиту ими «частной собственности
Кадеты были противниками указа 9 ноября. Но их борьба против него носила не принципиальный, а тактический характер. Они принимали существо указа, но отвергали методы его осуществления. Причиной этого являлась революционная позиция крестьянства в аграрном вопросе, которую оно целиком сохранило и в третьеиюньский период. Уже на первой сессии думские правые крестьяне внесли аграрный законопроект, революционно-демократическое содержание которого не вызывало сомнений. В связи с этим «Речь» опубликовала передовую, в которой суть дела была схвачена в очень точной фразе: «Гони природу в дверь, она влетит в окно». Сделав на основании этого вывода другой правильный вывод, что указ 9 ноября не излечит крестьянство от трудовицкого духа, передовая предлагала: «Только серьезная практическая постановка этого рода реформы (именно: аграрной реформы „на самом широком демократическом базисе44) может излечить население от утопических попыток».
Приведя эти слова, В. И. Ленин следующим образом расшифровал их: «Читай: ваше превосходительство, г. Столыпин, даже со всеми своими виселицами и третьеиюнь- скими законами вы не „излечили44 население от „утопического трудовицкого духа44. Дозвольте нам еще разок попробовать: мы пообещаем народу самую широкую демократическую реформу, а на деле „излечим44 его посредством помещичьего выкупа и помещичьего преобладания в местных земельных учреждениях!» [132].
Речи ряда кадетских ораторов служат замечательной иллюстрацией к этим словам В. И. Ленина.
Еще на первой сессии, выступая по смете Министерства землеустройства и земледелия, Милюков, объясняя суть тактики кадетов в аграрном вопросе в период I Думы, говорил: «Я не думал, что наши государственные люди забудут, что законодательный почин Государственной Думы есть лишь первый шаг, первый приступ. Я не думал, что они не обратят внимания на то, что даже в нашем собственном проекте ближайшая стадия решения должна была состоять в серьезном обсуждении на местах этого вопроса. И только после такого, более или менее продолжительного, обсуждения вопрос вернется вновь в Государственную Думу. Я не думал, что забудут и то, что в Российском государстве существует не одна, а две палаты, а над палатами — воля монарха. И что, если захотят затормозить этот за- кон..., то для этого есть законодательный же способ, а не способ нарушения конституции. На всех этих основаниях я полагал, повторяю, что разрешение аграрного вопроса мирным путем не встретит затруднений и что единственным препятствием нам будет — убедить крестьян, что наше решение для них приемлемо... Конфликт, которого мы боялись, был конфликт с крестьянами, которые сочли бы наше решение недостаточно защищающим крестьянские интересы». «Нам,— продолжал Милюков,— говорили: расширьте ваш проект аграрной реформы — за вас будут крестьяне... Мы этим путем... не пошли, мы предложили свой проект, а проект, подобный которому недавно был внесен в Думу (законопроект правых крестьян.—Л.
Это было ценное признание. С точно таким же признанием выступил во время обсуждения указа кадет А. Е. Березовский. Процитировав соответствующие выдержки из его речи, В. И. Ленин констатировал: «Г-н Березовский признал в октябре 1908 г.
Первый кадетский оратор по указу, Шингарев, начал свою речь также с характерного признания: «Этот кошмарный аграрный вопрос в России обладает странным свойс-р- вом феникса, вновь возрождающегося из, казалось бы, потухшего пепла». «Достигнет ли указ 9 ноября,— ставил он основной вопрос,— ...ценою недоразумений и смут в дерев-
не, ценою трудности его проведения, грозности вопроса создания безземельных, достигнет ли он тех благ, которые он поставил своей целью?». Ответ давался отрицательный: нет, «вы никогда не достигнете именно этой цели,— успокоения, потому что успокоение может получаться только устранением социальных противоречий...». Надо сохранить рациональное зерно указа: «Я не могу сказать, что надо оставить пустое место на нем, его отклонить». Кадеты за выдел, за личную собственность, но «мы хотим, чтобы этот выдел был обставлен разумными мерами, закономерно, чтобы этот институт проводился не так, как горячие блины, а долгой, трудной, обдуманной законодательной работой» [135],
Еще при обсуждении указа в земельной комиссии Думы Березовский предостерегал правых и октябристов: указ приведет «к образованию сельского пролетариата, который волей-неволей нами этой свободой толкается на грабежи и присвоение чужой собственности, которая нас всех так измучила, и предел которой мы желали бы положить... В будущем нашем постановлении этот обезземеленный народ в сущности наталкивается на то, чтобы обратиться на те же землевладельческие земли и осуществлять свое право на них явочным порядком» [136],
Его мысль другой кадетский оратор продолжал следующим образом: «Куда они пойдут? В город? Но город уже переполнен в избытке таким элементом, они пойдут на завод, пойдут на шахты, где прежде имели работу, теперь же нет, и они возвратятся назад и вместо заработка принесут домой только революционные листки и брошюры». Отвечая одному из правых, доказывавших, что указом «образуется класс собственников, который будет противодействовать революции», тот же Березовский говорил: «Ведь мы правой рукой делаем одно, а левой возбуждаем революцию,,,, потому что, если правительство, паче чаяния, не удовлетворит этих безземельных людей своими землеустроительными мерами, то что же получится? Получатся миллионы обезземеленных людей, которых мы сами бросаем в революцию» [137],
Конкретно кадеты предлагали следующие основные поправки к указу: 1) срок для выдела, т, е, удовлетворения
подавшего заявление о выходе из общины, установить трехлетний; если в течение этого срока община не исполнит выдела, заявитель получает право предъявить к ней по суду денежный иск; 2) сохранить наряду с личной собственностью и семейную; 3) разрешить последний передел для общин, не переделявшихся 24 года и более; 4) предоставить общине право вместо выдачи земли выплачивать в течение трех лет равноценную денежную компенсацию идр.
Раскрывая смысл речей кадетских ораторов, В. И. Ленин писал:
«Красной нитью через все кадетские речи проходит спор против закона 9 ноября с точки зрения „осторожности^ Нас, большевиков, обвиняли в том, что мы черним кадетов, называя их либеральными помещиками. Они хуже на самом деле. Они — либеральные
Нападать на Столыпина за „неосторожность" его аграрной политики значит проституироваться, предлагаться на должность
Таким образом, кадеты стояли на той же помещичьей позиций решения аграрного вопроса, что и правые с октябристами. Они расходились с ними только в методах его решения. «Столыпин и кадеты, самодержавие и буржуазия, Николай второй и Петр Струве,— писал В. И. Ленин,— сходятся в том, что надо капиталистически „очистить" обветшалый аграрный строй России посредством сохранения помещичьей земельной собственности. Они расходятся лишь в том, как лучше сохранять ее и насколь- ко сохранить» 37.
зв В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 17, стр. 312—313.
Там же, стр. 30.
Кадетская позиция по отношению к указу 9 ноября представляет собой поучительный пример того, как революционность крестьянства заставила наиболее либеральную буржуазную партию занять наименее либеральную позицию в аграрном вопросе по сравнению с правыми и октябристами. Кадеты боялись, что столыпинский аграрный курс кончится крахом и тогда уже в распоряжении контрреволюции не будет никаких средств предотвращения крестьянской революции. Но та же революционность крестьянства, его трудовицкий дух вынудили правых и октябристов отвергнуть межеумочную позицию кадетов и поставить вопрос по-столыпински. В этом и заключался заколдованный круг всей российской контрреволюции. Оба пути грозили крахом, но у столыпинского пути было хотя бы то преимущество, что он еще не был испрсбован и имел шансы на успех, в то время как кадетский путь уже полностью обанкротился.
Подавляющее большинство крестьянских депутатов заняло по указу 9 ноября по существу революционно-демократическую позицию. Не только трудовики, но и правые и октябристские крестьяне заявили себя противниками помещичьего землевладения, выступили против их общего врага — крепостников-помещиков.
Одним из наглядных доказательств этого является аграрный проект правых крестьян (проект 42-х), о котором напоминала «Речь». В. И. Ленин писал о нем: «Будучи очень скромным по внешности, этот проект
кадетами, необходимость сближения пролетариата с буржуазией в буржуазной революции,— сознательные рабочие только подкрепят, знакомясь с прениями в III Думе, свое убеждение в том, что невозможна буржуазная победоносная революция в России без общего натиска рабочих и крестьянских масс, вопреки шатаниям и изменам буржуазии» [138].
Основное содержание законопроекта сводилось к следующему. Если в данной местности обнаружится нехватка земли для безземельных и малоземельных, то в государственный земельный фонд передаются, помимо других, и земли частновладельческие, по справедливой оценке для передачи им на льготных условиях, причем «продажа земли частным лицам воспрещается». «Долги, лежащие на землях, передаваемых в государственный земельный фонд, переводятся на государственное казначейство». А «для возмещения части предстоящих государству расходов при проведении земельной реформы необходимо ввести прогрессивный налог с земли». Наконец, проект предусматривал, как отмечал В. И. Ленин, создание «местных земельных учреждений», выбираемых «всем населением данной местности», которые и определяют, какие земли подлежат передаче в государственный фонд [139].
Правительство отлично поняло смысл проекта 42-х. Министр финансов В. Н. Коковцов сообщил Столыпину, что ипотечные долги частного землевладения составляют сумму свыше 2 млрд. руб.[140] Главноуправляющий ведомством землеустройства и земледелия князь Б. А. Васильчи- ков заявил в своем ответе на запрос Столыпина, что возбуждение вопроса, поднятого законопроектом, «приносит неисчислимый вред делу землеустройства», «возбуждает в населении несбыточные надежды», «отвлекает внимание крестьянства от тех способов, коими оно действительно может упрочить свое благосостояние». «Крестьяне, уже готовые прийти к новым формам землепользования, вновь колеблются в своем намерении и, отказываясь приобретать отрубные участки и разверстывать чересполосность своих надельных земель, снова сосредоточатся на напряженном ожидании будущей прирезки земель». Надежде, что Дума даст землю, «ныне должен быть положен конец, и Государ
ственная Дума, отвергнув рассматриваемый законопроект по принципиальным- основаниям, без передачи его даже в комиссию, сделает для успокоения страны и направления сельского населения на путь культурной работы более, чем, может быть, годы напряженных стараний правительства» 41.
Не только ненависть к крестьянскому проекту руководила Васильчиковым. Основываясь на данных Централь- цого статистического комитета, он указывал, что «огромное большинство более крупных собственников», в случае введения прогрессивного налога, «будет вынуждено продавать казне свои имения». А если оценка их «будет предоставлена местным землеустроительным учреждениям, избранным всем населением данной местности..., то крайне вероятно, что практика этих землеустроительных учреждений еще значительно расширит те границы, в коих принудительное отчуждение предположено проектом» 42.
Столыпин, конечно, «вполне согласился» с соображениями Коковцова и Васильчикова43.
Большинство правых и других крестьян не трудовиков высказалось в духе законопроекта 42-х.
Крестьянин М. С. Андрейчук начал свое выступление следующим образом: «Обсуждая закон, созданный указом 9 ноября, я его приветствую». «Но,— продолжал он,— я хочу обратить внимание на кое-что другое. Наш уважаемый докладчик в своем докладе подчеркнул, что если принять этот самый закон 9 ноября, то этим разрешится аграрный вопрос; по-моему, совсем не так. В аграрном вопросе должны быть разрешены еще многие другие стороны, так как не суть важно, что острота явилась в аграрном вопросе от 9 ноября, а суть важно и остро это безземелье и малоземелье крестьян». Если человек голоден, он все равно будет кричать, что хочет есть. Поэтому необходимо «частичное отчуждение» 44. Так же выступил и Я. С. Никитюк. «Этот закон,— говорил он,— я приветствую, но я еще больше его приветствовал бы, если бы у нас была правда, если бы вместе с этим законом наделялись землей безземельные и малоземельные... Пусть нам отдадут... ту землю, которою мы пользовались еще в 40-х годах. Нас обманули в 1861 г. [141][142][143][144] при наделении землею (рукоплескания слева)... Говорят: у вас есть земельные банки; пусть они вам помогают. Да, верно, есть. Кому же они помогают? Помогают только тем людям, которые более состоятельны и которые уже имеют землю», а бедному даже ссуды не выдадут[145].
Лейтмотивом всех выступлений крестьян был этот двусторонний тезис: указ надо принять, но земельного вопроса он не решает.
«Указ 9 ноября,— говорил Ф. Т. Шевцов,— конечно, нужно принять... Но, гг., указом 9 ноября, опять я говорю, мы не ублаготворим народ. Народ, я повторяю, ожидал вовсе не указа 9 ноября, он его и не ожидает; он ожидает не разделения наших земель, которые у нас есть, он ожидает каких-либо источников наделения крестьян землею... Поэтому я говорю, что про этот указ 9 ноября я упоминаю с болью в сердце; он нужен и вовсе не нужен, он так, на воздухе... он идет сам по себе...» Мы здесь должны «установить такой закон, который все-таки наделил бы безземельных и малоземельных крестьян землей». «Без этого, гг., никогда вы не дойдете до мирного и спокойного, так сказать, состояния (рукоплескания слева и голос: слушайте, господа правые)»[146].
Крестьянин С. И. Сидоренко заявил: «Закон 9 ноября хорош, потому что як будет право собственности, так можно и одобрение получить, но что касается малоземелья и безземелья, то пока не будут удовлетворены безземельные, до тех пор не будет у нас, по России, спокойствия» [147].
Пора перестать говорить об указе и принять его, так начал свою речь В. Г. Амосенок. «Каждому из вас известно, кому полезен закон 9 ноября. Закон 9 ноября полезен крестьянам, имеющим достаточное количество земли... Вот поэтому я не могу не выразить правительству свою благодарность от имени таких крестьян Витебской губ. и от себя лично за инициативу и проведение в жизнь закона 9 ноября». Но безземельным он совершенно бесполезен, а малоземельным также не поможет[148].
Приведем еще одно выступление. «Закон 9 ноября вполне ясен и понятен,— говорил Г. Ф. Федоров.— С одной стороны, нельзя не признать закона 9 ноября, но с
другой — нельзя голосовать за этот закон потому, что в нем ничего не сказано о тех безземельных и малоземельных, которые, в случае принятия указа 9 ноября, останутся совершенно без земли и будут выброшены на произвол судьбы» 49.
Сравнивая речи кадетов и крестьян, В. И. Ленин писал.
«Сопоставьте с этим речи крестьян. Вот вам типичный правый крестьянин Сторчак. Он начинает свою речь воспроизведением полностью слов Николая II о „священных правах собственности44, недопустимости их „нарушения44 и т. д. Он продолжает: „дай бог государю здоровья. Он хорошо сказал для всего народа...44. Он кончает: „А если сказал государь, чтобы была правда и порядок, то, конечно, если я сижу на 3 десятинах земли, а рядом 30 000 десятин, то это не есть порядок и правда44!! Сравните этого монархиста с монархистом Березовским. Первый — темный мужик. Второй — образованный, почти европеец. Первый наивен до святости и политически неразвит до невероятия. Связь монархии с „порядком44, т. е. беспорядком и неправдой, охраняющими владельцев 30000 десятин, для него неясна. Второй — знаток политики, знающий все ходы и выходы к Витте, Трепову, Столыпину и К°, изучавший тонкости европейских конституций. Первый — один из миллионов, которые маются всю жизнь на 3 десятинах и которых экономическая действительность
Поделиться книгой: