Дело кролика

— (Озабоченно) Хулия, надо проконсультироваться у юриста. Говорят, в этой стране невозможно забрать у человека заложенную им квартиру.

— (Вкрадчиво) Подожди, Педро! Не забывай, что наша фирма — на юридическом обеспечении сеньоров Рината и Марата. Видите ли, Хулия, мы вовсе не собираемся отнимать у Пети квартиру, тем более, что в России такая практика еще не разработана. В Колумбии, например, заложить квартиру — обычное дело, и часто случается, что незаплатившего должника выселяет из нее полиция. Но… здесь другая страна.

Я поступаю с Петей так, как поступила бы и со своими детьми, Хулия. Даниель должен знать, что не поедет в Колумбию на Рождество, если сдаст химию на «D». Петя должен знать, что лишится квартиры, если не выплатит долги, только и всего!

Сеньора Надя радостно развела руками.

Телефонный звонок:

— Эсперанса? Что случилось, моя милая? Володя еще не забрал вас из школы? На сколько же он опоздал? (Яростный взгляд на часы) Пятнадцать минут! Не волнуйся, Эсперанса, Володя обязательно приедет, а если нет, он будет уволен с работы! Мама вас очень любит, мои милые, ждите и не переживайте!

Возмущенно:

— И Володя еще будет требовать повышения зарплаты! Как хорошо, что Эсперанса звонит мне каждый раз, когда он опаздывает! В конце месяца, когда Володя начинает ныть, что ему не хватает денег, я всегда говорю ему: «Володя, такого-то и такого-то числа ты опоздал на столько-то минут. Посмотри, сколько времени, которое мои дети могли бы потратить с пользой, они потеряли. Ты еще хочешь о чем-нибудь попросить меня, Володя?» И он не может обижаться на меня, потому что я с ним абсолютно справедлива.

В отличие от Володи, на наших юридических консультантов, то бишь, на «крышу», педагогические приемы сеньоры Нади подействовали своеобразно. Заехав в очередной раз, чтобы повысить налог на свое содержание, они услышали опечаленный голос о том, что денег нет. Ринат и Марат не попытались посмотреть на свое капризное поведение с колумбийской точки зрения. Они безмолвно ушли, а со склада фирмы «Эспидан» ушла за компанию тонна кофе и, благоухая на все окрестности железной дороги, отправилась в Западную Сибирь.

Так, разумеется, не стоило поступать с такой справедливой и ответственной воспитательницей, как сеньора Надя, но, поскольку долги с Пети-«дельфина» теперь не могли быть насильственно собраны, мафия предстала передо мной в нехарактерном для нее робин-гудовском свете. Мне от души хотелось пожелать Виталику приятных бесед с конкурентами за чашечкой дымящегося колумбийского кофе.

После этого сеньора Надя могла бы с чистой совестью известить колумбийское руководство о том, что у фирмы «Эспидан» на русской почве уехала крыша. Она могла бы попросить отправить в Россию выписанные из Сальвадора отряды смерти для отеческого внушения должникам. Но, видимо, сеньора постеснялась объявить о своей несостоятельности в качестве воспитателя. В отличие от нее, Петя объявил о банкротстве «Дельфина» в полный голос, и не мог отказать себе в удовольствии сообщать о нем в сотый и тысячный раз. Он напоминал человека из анекдота, сутками звонившего в КГБ и без устали выслушивавшего, что оно сгорело. Дельфин наконец-то вынырнул из пучины большого бизнеса и не мог надышаться воздухом свободы.

— Юля, вы слышали? Я теперь — банкрот!

Я это не только уже слышала, но и переводила, и видела при этом лицо сеньоры Нади.

— А я думал, вы еще не знаете. Да, обанкротился и поступил в докторантуру!

Было очевидно, что Петя сделал это совсем недавно, потому что у него еще оставались средства к существованию. Дельфин бродил по небольшому рынку в районе метро «Университет» и делал покупки не торгуясь и не пересчитывая сдачу. Продавцам доставляло истинное наслаждение обвешивать такого классически рассеянного ученого, счастливо ушедшего в себя.

— Возьмите яблочко. Юля! Боюсь, что хорошим кофе я вас уже не смогу угостить… Берите из тех, что сверху — они покраснее, внизу-то зеленые накиданы. Я читаю спецкурс по походам Эрнандо Кортеса: исторически сложившаяся точка зрения и современный подход. Приходите! Я думаю, вы сможете это оценить…

— Хулия, — грозно объявил Педро, заглядывая на кухню и отравляя мне обеденный перерыв, — мы едем на переговоры в «Меркурий», они сильно просрочили платеж.

— Тут от них какой-то факс пришел, — подала голос бухгалтер Таня.

Факс оказался ни много ни мало копией претензии, которую фирма «Меркурий» обещала направить в наш адрес с курьером. В претензии сообщалось, что, в связи с неудовлетворительным качеством продукции, поставленной фирмой «Эспидан» такого-то числа, согласно такому-то контракту, фирма «Меркурий» не может осуществить проплату установленной суммы и требует значительного снижения цены, для чего предлагает провести дополнительные переговоры.

— Хулия, вы же помните… — беспомощно бормотал Педро (в этот момент он владел испанским гораздо хуже меня), — вы же помните… качество… было их собственное…

Я-то все помню, Педро. Я только подзабыла, есть ли в испанском языке поговорка: «Не рой другому яму»…

— Что скажет сеньора? — в ужасе спросил меня Педро. — Ведь это моя ошибка, Хулия… Наша с вами ошибка.

Стоп!

— Педро! — крикнула я, непозволительным для сотрудника образом гневаясь на начальство, — когда эта ошибка успела стать нашей общей?

— Мы ездили на переговоры вместе, — объяснил мой менеджер с радостью. Вот и нашелся тот, с кем он разделит ответственность!

— Педро, я не говорю во время переговоров! Я не закрываю рта, но не говорю. Я переводчик, я пропускаю информацию из одного языка в другой, но общий язык находить должна не я. За этим явился из Колумбии ты, моя радость!

— Уф, Хулия, я все понимаю, но отвечать придется нам вместе.

Отвечать не пришлось. Мы просто изложили сеньоре Наде суть дела и оставили ее сидеть в окаменении. Рассчитывать на помощь штатного психолога не приходилось.

Мы дожили почти до Рождества. Утром 23 числа сеньора Надя собиралась улетать в Колумбию, и 22 вечером она решила отметить грядущий праздник в кругу сотрудников. Гильермо Капдевила в паре с бухгалтером Таней дружненько украшали офис ветками искусственного остролиста; Максим и Костя, наши коммерческие агенты, сбегали за шампанским и закусками; Володя ходил из комнаты в комнату, поглядывая на начальство, как Илья Муромец на Змея Горыныча, и помахивая монтировкой; сеньора Надя сосредоточенно набирала на компьютере последние строки для отчета в Колумбию; а я под руководством Педро звонила в «Меркурий» и кричала, что если господин Волков не хочет платить деньгами, то пусть расплатится хотя бы своими картинами, которые фирма «Эспидан» могла бы выставить на аукционе «Сотби».

В 5 часов вечера мы выпили по поводу и пожелали сеньоре Наде счастливого пути и приятного отдыха на родине. Муж Гильермо в поездку не был взят, и остался на воле — присматривать за парой офисов, а также — за всеми симпатичными дамами Москвы и Петербурга.

Мы осушили бокалы. Бухгалтер Таня стала робко кушать шоколад, а Гильермо отламывал еще и еще, деловито напоминая, что любит полных женщин. Сеньора Надя торопливо перечитала сотрудников и раздала подарки — декоративные джутовые мешочки с кофе. Следом за ней шел Педро, конвейерным методом пожимал руки и говорил по-русски: «Всего хорошего!» В ответ хотелось крикнуть «ура!»

За этим последовал звонок из Колумбии. Генеральный директор фирмы Хорхе Перейра поздравлял весь московский филиал, и в особенности свою сестру, Надю Лейлу Капдевилу.

— Значит, у вас семейное предприятие? — спросил Максим, из вежливости проявлявший интерес к начальству.

— Да-да! — сеньора Надя энергично закивала. — Его основал мой отец, Луис Видаль Перейра. Он часто шутил, что, хотя его фамилия и означает грушевое дерево, делом его жизни стало кофе. Когда мы с братьями выросли, мы не представляли другого пути, кроме как продолжать отцовское дело. Потом мои братья женились, я вышла замуж, но нам удалось сделать так, что наши супруги посвятили жизнь тому же, чему и мы.

Сеньора Надя гордо выбросила руку в сторону Гильермо.

— Когда мы познакомились, Гильермо был военным. Но я сказала ему: «Гильермо! Лучшая семья та, где у мужа и жены одно общее дело». С тех пор мы работаем вместе; и если интересы дела требуют разлучиться, мы стараемся не скучать, верно, Гильермо?

— Разумеется, — подтвердил Гильермо, уже год благополучно живший на невском приволье.

— У нас семейное предприятие, — заканчивала свою эпохальную речь сеньора Надя, — поэтому и руководство, и подчиненные, и даже наши клиенты — одна семья. Все мы связаны общим делом.

По улице с воем носился мокрый снег. Педро поставил кассету с темпераментными колумбийскими напевами: сотрудники фирмы, не смотря ни на что должны были чувствовать себя одной веселящейся семьей. А Гильермо со спокойной душой подсел к бухгалтеру Тане, удостоверившись, что сеньора Надя занята рассказом о Колумбии.

— Конечно, там сейчас лето, это ведь южное полушарие… Но и зима у нас не такая, как у вас — просто сезон дождей. Я устала от холодной погоды… (поспешно) хотя мне очень нравится в России! Но нужно немного отдохнуть. Когда я вернусь из Колумбии, туда поедет Гильермо. Нет, Гильермо, ты это сделаешь обязательно для блага фирмы. Если ты не отдохнешь, у тебя не хватит сил работать в следующем году так, как требуют интересы дела.

В стекло ошалело впечатался мокрый ошметок снега и сеньора Надя с опаской посмотрела за окно: Россия была в своем репертуаре — бесшабашная и непредсказуемая.

— Я очень волнуюсь, будут ли завтра летать самолеты…

— У нас про такую погоду говорят: хозяин собаку на улицу не выгонит.

Этой фразой Костя автоматически переключил застольную беседу на домашних животных. Всем нашлось, что рассказать, и битые полчаса я переводила теплые воспоминания о проделках любимых кошечек, собачек, птичек и рыбок. Сеньора Надя поднатужилась и вспомнила ответную историю:

— Мы тоже держали дома животное, когда Даниель и Эсперанса были помладше. Дедушка подарил им крольчонка. Целых полгода дома не было покоя: дети бегали за кроликом, кролик убегал от детей, они носились по всему дому и парку…

Сеньора Надя с улыбкой воспоминаний покачала головой.

— Потом кролик вырос, растолстел. Дети перестали с ним забавляться. Он теперь все время сидел в парке и… он почему-то предпочитал есть декоративные растения. Тогда я сказала детям: «Вам уже неинтересно играть с кроликом, вы на него больше не обращаете внимания, давайте подумаем, что с ним можно сделать».

Я предложила приготовить из кролика рагу. Мы готовили всей семьей, я считаю, что родители и дети как можно чаще должны делать какое-нибудь дело вместе. Получилось очень вкусно. Дети сразу после ужина стали звонить дедушке и наперебой говорили ему спасибо за такого вкусного кролика.

Правда потом, когда я беседовала с нашим штатным психологом — все сотрудники фирмы должны проходить с ним беседу раз в год — я рассказала про этот случай, и сеньор Каррерас посчитал, что не следовало съедать кролика после того, как дети так долго играли с ним. «Вы совершили небольшую ошибку, сеньора Капдевила, — сказал он мне, — но на то и существуем мы, психологи, чтобы помогать людям разбираться в своих ошибках».

Когда «Эспидан» станет крупной фирмой, мы обязательно возьмем психолога в штат! — на бодрой ноте завершила сеньора Надя. — Тогда нам не нужен будет даже переводчик, чтобы находить общий язык. И я надеюсь, что начиная с нового года у всех появится стимул работать плодотворнее, чтобы мы смогли выделить из прибыли средства для зарплаты психологу!

Словно дождавшись финала, разразился звонком телефон.

— Эсперанса? Да, моя радость? Даниель сдал химию на «В»? Dios mio! Que felicidad![9]

Можно ехать в Колумбию.

Сеньора Надя, Гильермо и Педро засобирались уходить.

— Ребята, — сказал Костя, поднимаясь и обращаясь к русской части фирмы-семьи, — я сейчас сбегаю за «Абсолютом». Давайте, помянем кролика!

Короли и колбаска

По ту сторону двери завозились, потом прохрипели;

— Юль, открой, помоги!

Томка Тарасова заволокла в офис две вспученные хозяйственные сумки, упала на стул и уронила их между ног.

— Все! Бобик сдох!

Томка со слабым стоном начала обмахиваться бумагой для принтера.

— Ох, жара, сил нет! И по магазинам толком не походишь! Вот, разве что колбаски прикупила…

Томка выдрала из чрева сумки полбатона толстой колбасы со свежим росистым срезом. Колбаса распространяла запахи.

— М-м-м! Чесночная! — Томка с вожделением принюхалась.

Я ощущала себя подопытной собакой Павлова. Рефлекс слюноотделения работал безукоризненно.

Томка, обонявшая колбасный аромат, хихикнула:

— Мой-то меня все достает! «Ты бы, — говорит — хоть Гербалайфу попила, а то и в свой пятидесятый скоро не влезешь». Все сэкономить на мне хочет, хы-ы! На ужин банку порошка ставит; «Разводи, — говорит — кефиром, и чтоб через месяц была мне как Синди Кроуфорд!» Ричард Гир, блин, нашелся! Ничего, я колбаску майонезиком намажу — да на хлебушек свежий — и поехали! А Гербалайфом запиваю. Полбанки уже нет. Мой радуется, платье-стрейч мне собрался покупать. А мне этого стрейча и на половину попы не хватит, хы-ы!

Щедрая Томка накромсала мягкой булки с колбасой на себя и на меня, отвалилась на спинку стула и разместила ноги на процессоре.

— (Блаженно) Что-то шефья нас сегодня не трогают…

— Юля, тебя к руководству.

В роли коммутатора у нас использовалась Лена, личный секретарь генерального директора. Возвышаться над ней было трудно, поэтому, следуя за Леной к начальству, каждый сотрудник заранее ставился на свое место. Действенно и бесхитростно.

— Тебя — с вещами, — разворачиваясь для обратного пути, обронила Лена.

Я взяла наполовину переведенный факс из Барселоны. Процессия тронулась.

Шаг секретарши был неспешный. Она безмолвно покачивалась впереди на длинных ногах. Каблуки отстукивали по полу веско и с подобающей торжественностью. Мы приблизились к начальскому кабинету.

— (Холодно) Подожди, не входи!

— Меня же просили зайти!

— Платон Бежанович еще не вызывал тебя, он только велел, чтобы ты подошла.

В этот момент — голос из-за двери:

— Лена, Юля подошла?

— Да, Платон Бежанович.

— Пусть зайдет!

Поворот ко мне:

— Юля, иди!

Сезам открылся.

Думаю, что Николай Александрович Романов, покойный Государь Всея Руси, не променял бы такой кабинет даже на зал в своем скромном Ливадийском дворце. Тариэл Давидович Геворкадзе и Платон Бежанович Каретели тоже не делали ничего подобного: их все время отвлекали текущие дела.

— Садитесь, Юля!

Платон Бежанович сделал по-королевски широкий жест. Он не предлагал мне сесть на стул, он бросал к моим ногам все стулья земного шара.

Тариэл Давидович глядел строго и сдержанно.

Обе части моего руководства находились между собой примерно в том же соотношении, что и секретарши Томка и Лена. Более низкой ступенью иерархической лестницы был Платон Бежанович. Он превосходил Тариэла Давидовича тремя размерами одежды, теснил в обе стороны занимаемое кресло и, надень ему на голову белый колпак, отлично сыграл бы повара в незатейливой комедии.

Тариэл Давидович вполне годился на роль красавца-террориста, но не имел склонности к лицедейству; даже лишней мимики при обращении к подчиненным он себе не позволял.

Перед Тариэлом Давидовичем медленно курилась чашка кофе, из которой необходимо было делать глотки. Говорить предоставлялось Платону Бежановичу.

— Юля, у вас есть загранпаспорт? Приносите его завтра. На следующей неделе очень советую вам быть в хорошей рабочей форме и не заболеть.

Глаз Платона Бежановича против воли блестел хитрецой. Тариэл Давидович переворачивал вверх и вниз толстый «Монблан» с золотым пером. Он выдерживал паузу.

Выдержал.

— Юля, как следует подготовьтесь к этой поездке. Мы летим в Барселону на переговоры с фирмой «Naranja de Oro»[10].

И Генеральный директор величественно откинулся в кресле. На меня он смотрел благодетелем. Радуйся, переводчик! Господа берут тебя с собой! Ананасы, пальмы, баобабы! Шестисотые «мерседесы» и пятизвездочные «ХИЛТОНЫ», ночные рестораны и головная боль поутру, дебри терминологии и отнимающийся язык… А куда вы денетесь без моего языка, господа?

Пока Барселона была еще за горами, я вернулась в секретариат. Там красила ногти Томка Тарасова.

— Юль, ты говорят, за кордон едешь?