Что такое государство Израиль?

Примечательно, что в предисловии автор находит нужным заверить читателя, что «в этом сборнике хасидских историй не отрицается… значение вооруженного сопротивления и борьбы за собственную жизнь или почетная гибель»[306]. Между тем ни в одной истории сопротивление не упоминается; в них содержатся лишь те свидетельства жертв фашизма, в которых утверждается духовный смысл этой трагедии и верность традиции.

Неудивительно, что отвергающие сионизм евреи понимают историю геноцида совсем иначе, нежели сионисты. Даже самые разные его трактовки сводятся к одному: катастрофа послана нам за грехи наши и служит призывом к раскаянию. Как мы уже видели, некоторые религиозные мыслители возлагают ответственность за массовую гибель евреев Европы на сионистов, обвиняя их в провокационном поведении и поощрении отступничества от Торы. По их мнению, в Торе, значение которой не ограничено во времени, предвещается и нацистский геноцид, и провозглашение сионистами Государства Израиль.

Раввин Моше Дов Бек, духовный лидер Нетурей Карта, принял меня в своем скромном доме в Монси, штат Нью-Йорк. Облаченный в полосатый халат – такой же, какой можно увидеть в Меа Шеарим, – раввин стал говорить со мной на идише. Затем, чтобы я мог его лучше понять, раввин сделал исключение и позволил себе на лошен а-койдеш (древнееврейском с ашкеназским выговором) объяснить мне, что, несмотря на ужасные страдания, которые принесли нацисты еврейскому народу, Бог вовсе не покинул нас и даже не скрыл Свой лик. Раввин выразил сожаление о том, что сионисты упорно видят в геноциде евреев не более чем немощь еврейского народа, лишенного армии и государства.

«Подобно псу, кусающему палку, которой его бьют, сионисты неспособны увидеть руку, которая держит и направляет палку. Они отказываются видеть за трагедией европейских евреев десницу Господню и, разумеется, извлекают ложные и опасные уроки»[307].

Харедим категорически отвергают героический романтизм, присущий официальным церемониям памяти жертв нацистского геноцида. В европейской культуре смерть с оружием в руках считается достойной героя. Но несмотря на то, что эта идея борьбы проникла в коллективное сознание израильтян как акт настоящего мужества и пример для подражания, харедим относятся к нему иначе: «Идти на смерть просто ради геройства несовместимо с еврейской верой… Незачем стремиться к ложному героизму, не имеющему никакой основы в иудействе»[308]. Они осуждают руководителей восстания в Варшавском гетто: «Ясно как день, что люди, верующие в Бога и живущие согласно Его воле, не станут делать что-либо, чтобы приблизить свою смерть даже на одну минуту, и тем более не станут приближать смерть десятков тысяч своих собратьев»[309].

Для одних участники восстания в Варшавском гетто, «раздавленные» нацисткой военной машиной, – герои. Другие же считают их преступниками. Как и во многих вопросах, возникших в результате столкновения иудейства и сионизма, тут не может быть промежуточной позиции, невозможен никакой компромисс. Эту зияющую пропасть никак не преодолеть: сионизм превозносит мужество и героизм, а харедим хотя и признают эти идеалы, но понимают их совсем по-другому. Эти люди живут в разных мирах.

Сионистское государство

Военные и политические аспекты

Первым государством, поддержавшим сионистское движение, была Великобритания, находившаяся на тот момент в состоянии войны с Османской империей и имевшая давние интересы в регионе. Британское правительство искало местных союзников и поддерживало арабских националистов, стремящихся выйти из-под османского контроля. В то же время в ноябре 1917 года, пока британские войска пытались захватить Палестину, кабинет министров принял краткую декларацию:

«Правительство Его Величества положительно относится к созданию в Палестине национального очага для еврейского народа и приложит все усилия для содействия достижению этой цели; при этом ясно подразумевается, что не должно производиться никаких действий, которые могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин в Палестине или же права и политический статус, которыми пользуются евреи в любой другой стране».

Эта знаменитая декларация, написанная министром иностранных дел Артуром Бальфуром, была принята вовсе не для того, чтобы поддержать небольшую на тот момент группу поселенцев-сионистов, не обладавшую никаким влиянием. С помощью этого документа британцы надеялись заручиться поддержкой американцев, которую сулили им вожаки сионистов, евреи русского происхождения Хаим Вейцман и Нахум Соколов (1860–1936). Они заставили известного антисемита Бальфура поверить в политическое влияние «мирового еврейства», особенно в США и России, скрыв от него, однако, что это влияние было во многом их вымыслом и что сионизм не пользовался популярностью как раз у евреев.

Несколько лет спустя британское правительство назначило Герберта Самуэля (1870–1963) – еврея, сиониста, опытного чиновника и специалиста по колониальным делам – первым Верховным комиссаром Палестины. На этом посту в период с 1920 по 1925 годы Самуэль создал инфраструктуру, способствовавшую сионистской колонизации. Кроме того, он сумел погасить возникшее в парламенте в начале 20-х годов недовольство поддержкой сионизма. Для консолидации усилий по лоббированию интересов сионистского движения в британских коридорах власти в Лондоне в 1929 году было создано «Еврейское агентство для Палестины». Сионисты сумели заручиться долгосрочной поддержкой своих планов со стороны Великобритании – во многом благодаря упорной закулисной работе. Арабским националистам повезло куда меньше: обещания помощи со стороны Великобритании по созданию независимых государств были вскоре забыты.

События, происходившие в России после 1917 года, также оказали серьезное влияние на развитие ситуации вокруг Палестины. Несмотря на то что власти новой страны наложили запрет на сионизм – как и на любое другое политическое движение, отличное от большевизма, – левые сионисты внимательно следили за тем, что происходило в первой стране социализма. Перед ними встал сложный выбор: бороться за социализм в Палестине или участвовать в его строительстве в СССР. Некоторые выбрали возвращение на родину и пополнили ряды советских коммунистов. Общность политических взглядов и происхождения создавали благоприятные условия для поддержания связей левого крыла сионизма в Палестине с Советским Союзом.

Тем не менее сионизм прежде всего опирался на поддержку властей Великобритании, благодаря которым, например, удавалось усмирить недовольное местное население. Несколько раз в 20–30-х годах в Палестине случались вооруженные столкновения, а в 1929-м году произошел погром в Хевроне. Однако гнев арабов был в основном направлен против британцев, на которых небезосновательно возлагалась вина за сионистскую колонизацию Палестины. Причем, участвуя в карательных операциях британской армии, сионисты наладили сотрудничество с британской колониальной администрации и переняли ее стиль управления местным населением.

Иммиграция евреев в Палестину активно продолжалась во времена британского мандата. Между 1919 и 1923 годами более 40 000 евреев из бывшей Российской империи, разоренной Первой мировой и гражданской войнами, прибыли в Палестину. Новые иммигранты имели общий с первыми поселенцами-сионистами идеологический фундамент, а потому легко «вписались» в коллективные хозяйства переселенцев. В связи с усилением антисемитских настроений в Европе и ограничением на иммиграцию, введенным в 1924 году в США, в период с 1924 по 1929 годы в Палестину перебрались еще 80 000 евреев – в основном из Польши и Венгрии. Эти иммигранты, осевшие в основном в Тель-Авиве и его окрестностях[310], были в большинстве своем городскими жителями – представителями мелкой и средней буржуазии, далекими от идеалов как социализма, так и сионизма. Значительная их часть – около 75 % – уехала из Палестины, как только нашлась страна, согласная их принять[311].

В период с 1930 по 1939 годы наблюдался подъем национал-социалистического движения в Германии и других фашистских движений по всей Восточной Европе. В то время, как евреи в Италии не испытывали страха за свою жизнь – до 1938 года многие из них даже участвовали в движении Муссолини, – фашистские режимы Восточной Европы часто были открыто антисемитскими. Это не мешало им, в частности в Польше и Германии, оказывать сионистам помощь в сельскохозяйственной и военной подготовке будущих переселенцев и, прежде всего, способствовать их эмиграции. Благодаря этой поддержке более 250 000 евреев Германии, Австрии и некоторых восточноевропейских стран переехали в Палестину. Среди них были адвокаты, ученые, инженеры, художники и архитекторы, которые заложили основы промышленности, высшего образования и науки и внесли тем самым весомый вклад в дело построения сионистского общества в Палестине. В дополнение к законным иммигрантам, переселившимся в страну по британским квотам, в период с 1933 по 1948 годы сионистские организации нелегально перевезли из Европы в Палестину 100 000 евреев[312].

Еврейское агентство, ответственное за выдачу въездных виз, тесно взаимодействовало с властями многих стран, в том числе и с нацистским правительством, которое, как мы отметили выше, разрешило десяткам тысяч евреев эмигрировать со своим имуществом в Палестину.

После того как в конце 30-х годов сопротивление сионистской колонизации со стороны арабов усилилось, британские власти ограничили еврейскую иммиграцию в Палестину, а затем и приобретение евреями земель. Члены множества комиссий, созданных в то время, пытались определить судьбу Палестины, разделение которой на две страны становилось все более вероятным. В 1942 году руководители движения сионистов на своем съезде в США приняли решение проводить политику, направленную на создание сионистского государства.

Начиная с 1943 года в Палестине участились нападения сионистских отрядов на британские, причем не только военные объекты:. в 1946 году ими был организован взрыв в отеле «Кинг Дэвид» – резиденции британской администрации в Палестине.

Вторая мировая война унесла жизни миллионов евреев Европы, что вызвало волну сочувствия не только к непосредственным жертвам нацизма, но и к сионистскому предприятию. Защищая идею создания еврейского государства, представитель Советского союза в ООН А.А. Громыко в своей речи перед Генеральной Ассамблеей заявил, что СССР не может упускать из виду положение, в котором очутился еврейский народ в результате последней мировой войны. 29 ноября 1947 года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию с рекомендацией разделить Палестину на два государства – еврейское и арабское. Поддержанный СССР и США документ был принят благодаря голосам латиноамериканских стран, а также Либерии и Гаити, поддавшихся американскому давлению.

В резолюции ООН № 181 оговаривалось создание двух государств. Еврейское государство должно было иметь площадь 14 000 км2 и население в 558 000 евреев и 405 000 арабов, а также включать в свой состав три части: прибрежную равнину, земли на границе с Сирией и пустыню Негев. Арабскому государству отводилась площадь 11 500 км2, населенная 804 000 арабов и 10 000 евреев и включающая в свой состав четыре части: зону вокруг города Газа, Иудейские и Самарийские горы, большую часть северной Галилеи и город Яффа. Также резолюция подразумевала создание зоны международного контроля, включавшей Святые места (Иерусалим и Вифлеем), с населением в 106 000 арабов и 100 000 евреев. Несмотря на изначальное намерение создать два схожих по размеру государства, окончательное разделение было осуществлено в пользу сионистов, которым отошло 60 % территории (до этого они владели лишь 7 % территории Палестины), в том числе 80 % хлебородных земель и большая часть прибрежных зон.

Сионистские руководители одобрили резолюцию. Однако это решение ООН, принятое против воли большинства населения Палестины и всех соседних стран, выглядит сегодня как пережиток колониальной эпохи; оно лишь подлило масла в огонь палестинского конфликта. В следующие несколько месяцев сионистские отряды, уже более многочисленные, лучше организованные, предприняли несколько атак, в результате которых сотни тысяч палестинцев стали беженцами. Города Яффа, Тверия, Сафед (Цфат) и Хайфа были заняты сионистами, а большинство арабских жителей либо бежали, либо были изгнаны[313]. Палестинские силы были повержены еще до окончания британского мандата.

В день, когда британские войска покинули Палестину (15 мая 1948 года), Давид Бен-Гурион объявил о создании Государства Израиль. Арабские страны немедленно напали на новое государство, но их разобщенность и плохая подготовка не позволили им «уничтожить сионистское образование». Одновременно с этим Армия обороны Израиля, созданная на основе сионистского ополчения, воспользовалась случаем и изгнала основную массу населения из арабских городов Рамле и Лод. Эта военная кампания позволила Израилю увеличить свою территорию на 40 % по сравнению с первоначальным планом ООН.

Одностороннее провозглашение сионистами независимости и связанные с ним события продолжают вызывать споры историков, политиков, да также и простых граждан Израиля и других стран. Даже текст Декларации независимости не избежал критики. Йешаягу Лейбович писал об этом так:

«Вопреки тому, что наша Декларация независимости утверждает, будто «еврейский народ появился в Земле Израилевой», народ уже существовал к тому времени, когда он вторгся в землю ханаанскую и сделал ее Землей Израиля… Восемьдесят или сто поколений евреев сохраняют об этом память. В своем историческом сознании наш народ существует независимо от всякой привязанности к определенной земле. Он помнил сам, и ему напоминали, что он был чужим в стране Египетской… Позже он обрел независимость, но не в государстве, а в пустыне, у которой нет определенных границ… Исторический образ ясен: народ создал государство, а не государство и земля создали народ…»[314]

Многие мифы, появившиеся в первые годы существования сионистского государства, сейчас основательно пересмотрены[315]. Первый миф касается количества воевавших. Установлено, что военные силы сионистов превосходили палестинцев числом и имели лучшее снаряжение. Этот факт нанес довольно сильный удар по образу жертвы, характерному для израильского взгляда на себя и свое место в истории.

Второй миф касается намерений, преследовавшихся во время атак в 1948 году арабскими силами, особенно иорданским Арабским легионом. Израиль всегда настаивал на том, что их целью было уничтожение новорожденного государства, а все израильские действия были оборонительными. Однако новые историки обнаружили договоренности между сионистскими руководителями и Иорданией по разделу территорий, которые ООН определил для будущего арабского государства в Палестине. Выяснилось, что сионисты сами – и довольно часто – нападали на Арабский легион на территориях, отведенных под арабское государство, тогда как противники нанесли лишь два удара по сионистским силам – в Иерусалиме и в Гуш-Эционе.

Третий миф касается палестинских беженцев. Более 800 000 неевреев покинули Палестину в 1947–1949 годах и расселились по соседним странам. Игнорируя многие резолюции ООН, правительство Израиля запретило им возвращаться в страну и отобрало у них всю недвижимость. Дома тысяч неевреев, оставшихся в стране, были уничтожены или конфискованы без компенсаций. Всего было снесено около 500 деревень. В начале 50-х годов Кнессет принял закон, позволявший экспроприировать земли палестинцев. Чтобы избежать проблем с международным правом, территории были переданы третьей стороне – Еврейскому национальному фонду, который, по определению сионистов, был уполномочен «действовать во благо еврейского народа».

Израильтяне многие годы объясняли исход палестинцев призывами арабского руководства, которое таким образом якобы удаляло гражданское население из зоны военных действий. Однако новые историки, начиная с Бенни Морриса, считают это объяснение очередным приемом израильской пропаганды. Только шесть деревень были эвакуированы по предписанию местных арабских властей. То, что произошло на остальной территории, можно расценивать скорее как этническую чистку. Жители городов и деревень либо бежали от сил сионистов, либо были изгнаны ими. Моррис сожалеет, что эти операции не были такими масштабными, как в Америке по отношению к индейцам, и поэтому «палестинский вопрос» продолжает преследовать Израиль. Кроме того, более зажиточные семьи уезжали добровольно, не желая оказаться в центре вооруженного конфликта. Почти все руководители палестинской общины покинули страну к 15 мая 1948 года.

Политика Израиля по этому вопросу остается неизменной с момента создания государства. В ней отражена решимость укреплять сионистское государство в значительной степени на землях, с которых были изгнано местное арабское население. Несмотря на призывы ООН позволить людям, бежавшим в период конфликтов 1947–1949 годов, вернуться на родину, Израиль не стал открывать для них границы. Количество беженцев, убитых за первые годы существования сионистского государства, исчисляется тысячами[316]. До сих пор израильские силы безнаказанно вторгаются в соседние страны, а карательные меры против палестинского вооруженного сопротивления становятся все более несоразмерными опасности. Более века регион находится в замкнутом круге насилия, и неудивительно, что Бен-Гурион поставил во главу угла интересы военных ведомств и служб безопасности, чье влияние с тех пор распространяется на основные политические партии, в которых бывшие военные занимают важные посты.

Получается, что даже дипломаты стали служить военным интересам, ибо Бен-Гурион был убежден в том, что именно военные, а не дипломатические методы способствовали созданию и сохранению сионистского государства. Этот боевой прагматизм складывается уже многие годы, в течение которых Израиль – первое государство, созданное по решению ООН, – систематически игнорирует резолюции этой организации, обязывающие изменить отношение к палестинскому населению. Израиль из года в год действует с позиции силы, что подрывает основы международного права, призванного находить мирные решения конфликтов.

Израиль победил во всех войнах. Поскольку он, как правило, достигает своих целей военным путем, редкие попытки прийти к компромиссу с палестинцами давно уже стали исключением. «Мирный процесс», начавшийся в 1990-х годах, позволил сионистскому государству расширить колонизацию территорий, оккупированных в 1967 году. Из-за политики Израиля по отношению к палестинцам мирные договоры, заключенные им с Египтом и Иорданией, осуждаются большинством населения этих стран. Соблазн удержать занятые территории настолько силен, что предложения по мирному урегулированию, выдвинутые Лигой арабских государств в начале XXI века, не были даже удостоены ответом со стороны Израиля.

Военное превосходство и мощная поддержка Запада лишь укрепляют сионистских лидеров во мнении, что мирное урегулирование не в их интересах. Несмотря на все попытки поиска дипломатических решений, они остаются верными политике основателей государства: установить контроль над максимальной территорией с минимальным количеством проживающих на них арабов. Так, эвакуация жителей израильских поселений в секторе Газа была предпринята скорее из тактического расчета, нежели была попыткой прийти к мирному сосуществованию с арабским населением. Доказательством этого факта явилось очередное нападение Израиля на сектор Газа зимой 2009–2010 годов. Политика принятия решений в одностороннем порядке, вкупе с экономическими, технологическими и военными успехами Государства Израиль, приводит ко все большей изоляции этого анклава западного образа жизни на Ближнем Востоке. Израильское общество и его руководители демонстрируют решимость и далее укреплять военную мощь и главенствовать в регионе, невзирая на интересы и судьбу палестинцев.

Социальные и культурные аспекты

Парадоксальным образом страны, напавшие на Израиль в 1948 году, несколькими годами позже упрочили позиции сионистского государства, способствуя массовому переселению местных евреев в Израиль. Это было частью политики привлечения иммиграции из мусульманских стран. За первые три года 93 000 человек прибыли из Египта и Марокко, 180 000 – из Ирака, Турции и Ирана, 48 000 – из Йемена и протектората Аден[317], хотя влияние сионизма в этих странах было практически неощутимым. По словам Бен-Гуриона, в августе 1939 года среди зарегистрированных членов сионистского движения лишь 0,38 % являлись выходцами из этих стран, а 40,9 % – из Восточной Европы[318]. Эти цифры еще раз показывают, что сионизм – явление типично восточноевропейское, и это серьезно препятствует арабским евреям найти свое место в израильском обществе.

Как и большинство новых иммигрантов из мусульманских стран, арабские евреи, то есть арабы иудейского вероисповедания, по прибытии в Израиль претерпели не только дезинфекцию при помощи ДДТ, но и культурную «стерилизацию». Израильские руководители посчитали это столь же необходимым, как необходимо было «поколению пустыни» – библейским евреям – скитаться сорок лет по пустыне и умереть в ней ради того, чтобы следующее поколение, очищенное от следов прошлого, могло вступить в Святую землю и завоевать ее. Чтобы влиться в израильское общество, считалось необходимым избавиться от пут прежнего образа жизни, былых нравственных ценностей и принять обычаи и устои Нового человека.

Одновременно с этим власти позволяли некоторым арабским евреям продолжать жить в Израиле по-старому, т. е. «по-арабски», с тем чтобы использовать их в качестве разведчиков. Некоторые из них (например, Эли Коэн, которого в Израиле считают героем) вели чрезвычайно эффективную шпионскую деятельность под руководством офицеров – выходцев из Восточной Европы. Показательно, что арабское происхождение таких евреев, эксплуатируемое в военных целях, никогда не использовалось для построения добрососедских отношений с арабскими странами и местными палестинцами.

Иммигрантам, говорившим на арабском и персидском языках, приходилось почти полностью расставаться с родной культурой. Однако от выходцев из Восточной Европы этого не требовалось. Наоборот, их европейский опыт стал краеугольным камнем новой сионистско-израильской культуры. Так, например, в первые годы сионистской колонизации десятки песен, считалок и детских сказок были переведены с русского на иврит[319]. Сегодня же наиболее уважаемыми стали «англосаксы» – немногочисленные иммигранты из англоязычных стран, чью культуру с почтением и подчас восхищением принимают в Израиле.

Напротив, арабским евреям было значительно труднее. Во-первых, они оказались носителями языка и культуры врагов-арабов, со всех сторон угрожавших сионистскому обществу. Во-вторых, новые евреи считали арабскую культуру второсортной, во всем уступающей европейской. Этот евроцентризм не только сохраняется, но и усиливается с каждым годом. В-третьих, арабские евреи часто покидали свои страны, не имея ни гроша, что лишь усиливало их чувство неполноценности. В-четвертых, структура нового общества, скроенного по восточноевропейским лекалам, была чуждой для тех, кто вырос в мусульманских странах. Кроме того, само понятие светского еврея, игравшего ведущую роль в Израиле (и продолжающего ее играть, хотя и в меньшей степени), было им просто незнакомо. Разумеется, после провала социалистов на выборах 1977 года культура арабских евреев была реабилитирована, и наметилась тенденция их возвращения к религии, отражающаяся, в частности, в программе политической партии Шас*.

Арабским евреям впервые в истории пришлось делать выбор между еврейским и арабским национализмом. Сионисты, а за ними и многие арабские националисты, заявили, что невозможно быть одновременно арабом и евреем. Вопреки постулатам сионистской идеологии, арабские евреи куда ближе к мусульманам, чем к евреям русского происхождения, особенно атеистам. Приходится констатировать, что создание Государства Израиль и его политика оказали пагубное влияние на еврейские общины в арабских странах, что, за редким исключением, в итоге просто привело к их исчезновению.

Евреям в арабских странах приходилось выбирать между двумя сторонами своей культуры, причем чаще всего этот выбор делали за них. В некоторых странах они потеряли общественное положение под влиянием мусульманского большинства, возмущенного разделением Палестины и изгнанием ее жителей. В других, например, в Ираке и Марокко, напряженность создавали сионисты, которые под шумок совершали акты насилия против местных евреев «под чужим флагом» с целью их напугать и подтолкнуть возможно большее число к переселению в Израиль. Чаще всего арабские евреи уезжали в Израиль вовсе не потому, что прониклись идеологией сионизма или их привлекло государство, созданное выходцами из Восточной Европы для себя и себе подобных. Впрочем, за всю историю сионизма иммиграция по идеологическим причинам из всех стран мира едва ли превысила 2 %[320].

Существует определенное сходство между отношением сионистов к «запущенной» арабами Святой земле, которую им предстояло оплодотворить, и к арабским евреям – «пустым сосудам», которые следовало заполнить живительными идеями сионизма[321]. Культуру евреев арабского происхождения сионисты систематически принижали и приложили массу усилий, чтобы заставить новых иммигрантов от нее отказаться.

Основной причиной, по которой Израиль обратил внимание на арабских евреев, была политическая необходимость увеличения процента евреев в национальном составе молодого государства. Расселение их по бывшим арабским деревням, расположенным на периферии страны и постоянно подвергавшимся нападениям, делало бесповоротным обезземеливание палестинцев. При этом арабские евреи оставались низшим слоем израильского общества. Элла Шохат, специалист по изучению арабских евреев, нашла «структурную аналогию» между ролью, которую они играли в колонизации Палестины, и ролью, которую когда-то в лишении земель исконного населения США сыграли афроамериканцы[322]. Стоит также отметить, что социально-экономическое расслоение между арабскими евреями и евреями европейского происхождения не исчезло. По некоторым исследованиям, во втором поколении (рожденном в Израиле) оно лишь усилилось[323].

Историки в последнее время стала признавать, что

«сионизм придумали в Европе колонизаторы-идеалисты, тосковавшие по работе на земле, подобно бурам в Южной Африке или pieds-noirs (“черноногим”, как называли переселенцев из Франции) в Алжире. Хорошо оснащенные… военные и полувоенные организации, обратившие в бегство арабские армии… получили или взяли на себя миссию по “очистке” захваченных районов от палестинского населения… Арабские дома и деревни, ”очищенные” от жителей, предоставлялись прежде всего евреям, привезенным из арабских стран, чьи мессианские ожидания от “возвращения в Сион” быстро развеивались… перед лицом систематической эксплуатации»[324].

Абсорбция арабских евреев на этом не закончилась; государство выделило значительные ресурсы на перестройку уклада жизни переселенцев. Как уже было отмечено, иммигрантов из мусульманских стран насильно лишали присущей им арабской культуры, пытаясь оторвать их от еврейской традиции[325]. Рут Блой писала о положении в Израиле выходцев из Северной Африки следующее:

«Они выросли, подобно палестинским детям, вскормленные горечью, переполнявшей их отцов. Без Торы, которая была основой достоинства их дедов, они стали революционерами. Их родители покорились и замолчали. Они поняли, что их привезли в страну, чтобы сделать из них даровых солдат, чтобы заставить их рисковать жизнью. Чтобы защищать государство, управляемое ашкеназами для ашкеназов. От сионистов они научились бунту. Их научили ненависти, и они стали ненавидеть своих ашкеназских хозяев»[326].

По мнению раввина Блоя, сионизм принес больше вреда самим евреям, нежели арабам. Арабы, возможно, потеряли земли и дома, но евреи, приняв сионистскую идеологию, утратили самих себя, свою сущность[327]. Его жена, посетившая евреев в Марокко до их эмиграции в Израиль, спустя десятилетия задается вопросом:

«У них у всех лица светились добротой, простотой и великой чистотой. Эти евреи, отношения которых с арабскими соседями складывались прекрасно, жили скромно, счастливо, обращая взоры к своему раввину… С тех пор я не перестаю думать о евреях этой деревушки, затерянной в горах Атласа. Где они теперь? Удалось ли израильским агентам сорвать их с места? Приехали ли они в Страну Израиля? Да и вообще, похожи ли они еще на евреев?»[328]

Избыток рвения, принесший триумфальные победы сионистам в первые годы существования Израиля, остается поводом для критики со стороны правоверных иудеев. Несколько сотен детей иммигрантов из Йемена были похищены сионистами с целью воспитания их по светской модели «нового еврея». При этом государство заверило иммигрантов, что их дети умерли. Лишь много лет спустя, когда некоторым родителями стали приходить повестки в армию на имена пропавших детей, они заподозрили неладное[329]. В этом событии можно увидеть не только желание подзаработать на последующей продаже-усыновлении детей, но и часть куда более масштабного проекта модернизации государства. Врачи, санитары и социальные работники обеспечивали европейское будущее евреям, которые иначе остались бы «пленниками своего арабского прошлого».

В массовом порядке переброшенные в Израиль йеменские евреи, известные своей богобоязненностью и любовью к Торе, пережили в конце 1940-х годов настоящую кампанию по атеистическому перевоспитанию, для чего их нередко подвергали изоляции в специальных лагерях. Эта кампания была направлена преимущественно на молодежь, которая испытала мощное идеологическое давление с целью отторжения их от иудейства. Есть свидетельства и о применении физического насилия, причем начальство не допускало в лагерь молодых правоверных евреев, пытавшихся помочь заключенным в них собратьям. Один из депутатов заявил в Кнессете: «Я не могу назвать ситуацию в этих лагерях иначе, как духовным насилием и инквизицией против еврейской религии. То, что происходит в этих лагерях, может быть названо культурным и духовным убийством колен Израилевых»[330].

Воспитатели-сионисты заставляли молодых йеменских евреев собирать апельсины в субботу, ходить с непокрытой головой и стричь пейсы*, которые столетиями носили евреи в Йемене. Контраст новой жизни с жизнью в их родной стране был разительным:

«Арабы, среди которых мы жили, нас не беспокоили, не нарушали даже самых незначительных из наших религиозных предписаний. Наоборот, правительство признавало нашу религию, веру и права. Если чиновник или полицейский заходил к нам в субботу, он не осмеливался даже закурить или иным образом осквернить субботу. Здесь же к нам относятся с презрением, заставляют наш народ нарушать субботу. Они издеваются над нами, смеются над нашими традиционными верованиями, над нашими молитвами и над соблюдением заповедей святой Торы»[331].

Сегодня вопрос об отношении к евреям в арабских странах стал важным предметом полемики: сионисты публикуют отчеты о зверствах арабов по отношению к евреям, а их оппоненты напоминают, что именно сионизм испортил отношения евреев с арабами. С сионистской точки зрения у евреев из арабских стран не было другого выхода, кроме немедленного бегства в Израиль ради спасения жизни. При таком толковании истории их следует считать беженцами, подобно палестинским арабам, покинувшим свои дома в 1947–1948 годах. Произошел как бы обмен населением, нечто подобное запоздалому восстановлению справедливости. Подобный коренной пересмотр истории иудеев мусульманских стран начался в конце XX века с тем, чтобы подогнать ее под куда более трагическую историю евреев в Европе и тем самым укрепить сионистское мировоззрение. В то же время антисионистские источники подчеркивают добрососедские отношения между евреями и мусульманами в странах Ближнего Востока, включая Святую землю, и обвиняют сионистов в прямом разжигании антиеврейских беспорядков – как открытой агрессией в Палестине, так и тайной провокационной деятельностью в ряде арабских стран.

Иудейская оппозиция сионизму

Мы уже выяснили, что в начале своего пути сионизм был движением весьма маргинальным, которое осуждали как с религиозной, так и с социально-политической точек зрения. Ортодоксы и реформисты выступали против сионизма, отзываясь о нем как об идеологии, идущей вразрез с основными еврейскими принципами. Евреи, придерживавшиеся либеральных взглядов, равно как и те, которые придерживались социалистических и революционных идей, считали, что сионизм подрывает идею всеобщего равенства и препятствует коренным изменениям в социуме. Наконец, те, кто благодаря эмансипации был принят в общество, были убеждены, что сионизм – точно так же, как и антисемитизм, – угрожает их будущему. Таким образом, еврейский национализм был встречен в штыки как радетелями еврейской традиции, так и добившимися признания в обществе либералами.

Религиозная и духовная оппозиция

Мироощущение и идеи сионизма были чужды иудейству. Визит Теодора Герцля в Иерусалим в 1898 году вызвал шквал критики, ведь, помимо нарушения субботы, Герцль взошел на Храмовую гору, что строго запрещено еврейским законом. Это может показаться лишь частным случаем, однако противоречий между иудейством и сионизмом куда больше:

«Сионизм представлял собой серьезнейшую опасность, ибо он лишал традиционную еврейскую общину – как в Земле Израилевой, так и в странах рассеяния, – сущности ее существования: упования на приход Мессии. Сионизм бросал вызов всему традиционному иудаизму – по-новому определяя евреев как обычную современную национальность, насаждая новый образ жизни и отказываясь при этом от религиозного понимания Рассеяния и Искупления. Угроза сионизма проникла в каждую еврейскую общину; она была прямой и безжалостной, противопоставить ей можно было лишь столь же бескомпромиссное сопротивление»[332].

Израильский ученый Боаз Эврон пишет, что «сионизм – это отрицание иудейства»[333]. Лозунг, который вот уже десятки лет висит в квартале харедим Меа Шеарим в Иерусалиме, наглядно иллюстрирует эту позицию: «Иудейство и сионизм диаметрально противоположны». Заявления, регулярно появляющиеся в печатной и электронной прессе[334], вторят тезису о том, что Государство Израиль не только не представляет всех евреев, но и вредит их интересам.

Сионисты, в свою очередь, не менее резко обличали самое основу еврейской преемственности: «Бен-Гурион видел в иудейской религии историческое несчастье еврейского народа, преграду для его превращения в нормальную нацию, с территорией и правительством»[335]. Кроме того, пытаясь добиться благосклонности руководящих элит России, Великобритании и других стран, сионисты подчеркивали роль своей идеологии как «противоядия» против участия евреев в социалистических и прочих радикальных движениях: сионизм отвлекал массы от классовой борьбы. Они также осуждали веру в принципы либерализма и опирающуюся на них эмансипацию, как опасное заблуждение и признак близорукости.

Если политической оппозиции в историографии сионизма уделено определенное место, то о религиозных его противниках практически не упоминается, и этот факт сам по себе чрезвычайно красноречив. Несмотря на тот факт, что о религиозном сопротивлении сионизму как варианту более общего явления религиозного сопротивления национализму[336] было известно многим и многое, – в истории сионизма этот момент обходят стороной. Таким образом, сионизм – это не только разрыв в еврейской преемственности, но и тенденция подчинить историографию евреев своей идеологии.

Кроме нескольких монографий и сборников статей, посвященных вопросу взаимоотношений иудейства и сионизма[337], большинство трудов по истории евреев, написанных в Израиле и других странах, попросту игнорируют иудейское сопротивление сионизму. Даже «новые историки», которые серьезно и даже сочувственно пишут об арабском сопротивлении сионистской деятельности, склонны игнорировать оппозицию со стороны евреев, а также умалчивают о реакции на нее со стороны сионистского руководства. Тем не менее две монографии по истории евреев Германии[338], а также работа по истории отношений с сионизмом евреев-реформистов[339], содержат немало ценной информации о противодействии сионизму. Однако, несмотря на то что ортодоксальная литература, направленная против сионистского движения, весьма обширна[340], историография сионизма и Государства Израиль, как правило, обходит ее стороной.

Даже не обращая внимания на протестантские корни сионизма, евреи в Европе конца XIX века видели в набирающем силу сионистском движении настораживающий парадокс. Несмотря на призыв к модернизации и отторжению «мертвого» груза традиции и истории, сионизм идеализировал библейское прошлое, использовал традиционные религиозные символы и предлагал воплотить в жизнь тысячелетние еврейские чаяния. В своем труде по истории идеологии сионизма Авинери замечает:

«Евреи воспринимают пророчество об Избавлении как руководство к действию ничуть не в большей мере, чем большинство христиан – идею Второго пришествия. В качестве символа веры, солидарности и группового самосознания мессианство является важным компонентом еврейской системы ценностей; но если рассматривать его как побудительную силу исторического праксиса, изменения исторической действительности, то оно прежде всего дает массам утешение»[341].

Для Авинери, вполне светского сиониста, отождествление сионизма с освященной еврейской традицией «тесной связью евреев с Землей Израилевой» является «данью пошлости, конформизму и апологетике». Он считает, что сионизм – это не триумфальное воплощение многовековой мечты евреев о Святой земле, а радикальный переворот в еврейском самосознании. Такое преображение мессианских чаяний произошло под влиянием целого ряда факторов, один из которых, как мы уже видели, отражает не исторический опыт евреев, а определенные течения протестантского богословия.

Мессианское звучание сионистских идей непременно навлекает на них подозрения в лжемессианстве и саббатианстве. Еще на заре своего существования российское движение Хибат Цион, к слову, благосклонно принятое государственными деятелями Великобритании, столкнулось с почти единодушным противодействием со стороны крупнейших раввинов того времени. Раввин Йосеф Бер Соловейчик (1820–1892), который, как и многие набожные евреи, приобрел участок в Палестине, в 1889 году назвал сионизм «новой сектой, подобной секте Шабтая Цви, да сгинут имена нечестивцев»[342]. Его сын Хаим, выдающийся знаток Талмуда, чье влияние ощутимо и по сей день, выражался еще резче. Он обрушился на набиравшее тогда силу в России сионистское движение спустя всего лишь несколько лет после того, как его отец, основатель так называемого бриского метода изучения Талмуда, резко осудил движение Хибат Цион[343].

Прежде всего, сионизм предложил свое, специфическое определение того, что означает быть евреем. Израильский историк Йосеф Салмон, отмечая разнообразие форм противостояния сионизму, пишет следующее: «Коротко говоря, харедим в целом воспринимали сионизм как движущую силу секуляризации еврейского общества, идущую в русле Хаскалы. Поскольку основные пункты сионистской программы были связаны со Святой землей – традиционным предметом мессианских упований, – она [программа] представлялась бесконечно более опасной, чем любая другая сила секуляризации еврейства. Поэтому с сионизмом следовало бороться беспощадно»[344].

Противостояние между сионистами и их противниками было столь принципиальным, что оно возникло еще до Первого Сионистского конгресса в Базеле (1897 год). За три года до этого Александр Моше Лапидос (1819–1906), известный раввин из России, выразил недовольство первыми попытками российского Хибат Цион основать еврейские колонии в Палестине:

«Мы думали, что этот священный росток останется верным Господу и Его народу, что это возродит наши души… Но еще в нежном возрасте он дал зловредные побеги, и его нечестивый смрад разносится далеко… Мы лишаем их [активистов Хибат Цион] своей поддержки, отходим в сторону и будем противиться им, собрав для этого все наши силы во имя Господне»[345].

Не стоит забывать о том, что и раввин Самсон Рафаэль Гирш (1808–1888), столп просвещенных ортодоксов Европы, отказывался поддерживать это движение с момента его зарождения. Правоверные иудеи также критиковали европейский по своей природе сионизм за попытки подражания другим народам:

«Совершенно абсурдно полагать, что мы так страдали и надеялись на протяжении 2000 лет, возносили такие прочувствованные молитвы лишь для того, чтобы, в конце концов, играть в мире такую же роль, как Албания или Гондурас. Не вершина ли тщеты – верить, что все потоки крови и слез… проливались ради обретения такого рода национального существования, которого те же румыны и чехи достигли с большим успехом и без всех этих приготовлений?»[346]

Считая сионизм глубоко противным иудейству, видный венский раввин и историк Мориц Гюдеманн (1835–1918) еще в 1897 году, во время Первого Сионистского конгресса в Базеле, отверг любые попытки отделить еврейство от единобожия[347]. По его мнению, Тора должна была быть свободна от территориальных, политических или национальных соображений. Он подчеркивал, что еще со времен вавилонского пленения евреи превратились в «общину верующих». Еврейский национализм, таким образом, в духовном плане являлся шагом назад, к языческому представлению об исключительности еврейской нации и, стало быть, особо разрушительной разновидности коллективной ассимиляции.

Столь же категорично отверг сионизм и уроженец Галиции раввин Йозеф Самуэль Блох (1850–1923). Во время парламентских дебатов в Вене в самом начале прошлого века он, подчеркнув наднациональный характер иудаизма, сравнил сионистские планы с лжемессианством Шабтая Цви. Ссылаясь на целый ряд классических источников, он объяснял Герцлю приведенный в Талмуде запрет на массовое возвращение евреев в Палестину до прихода Мессии. Блох предупреждал окрыленных успехом после принятия Декларации Бальфура сионистов, что те играют с огнем, не понимая, какую угрозу для будущего евреев представляют политический сионизм и сопутствующее ему превращение евреев в атеистов. Незадолго до смерти он поддержал создание «Еврейского антинационалистического движения», целью которого была оппозиция сионизму[348].

Поскольку сионизм был привлекателен прежде всего для российских евреев, и сопротивление ему оказали в первую очередь российские раввины, решившие сплотить свои усилия для борьбы с сионистскими идеями. В черте оседлости борьба с сионизмом была особенно непримиримой. Подчеркивалось, что сионистское самосознание, лишенное всякого подчинения Торе, успокаивает совесть тех, кто отказывается от соблюдения иудейских законов: теперь они могут считать себя хорошими евреями. Сопротивление захватило весь ортодоксальный мир, включая женские школы сети «Бейс Яков», основанной за несколько лет до Первой мировой войны.

В 1900 году в результате объединения антисионистских сил в свет вышла книга «Ор ла-йешарим» («Свет для праведных») – сборник статей раввинов всех ортодоксальных направлений. Этот труд, разъясняющий опасность сионизма для будущего евреев, вскоре стал важным орудием в борьбе с сионизмом[349]. В 1902 году были опубликованы два других важных сборника статей, направленных против сионизма: «Ор ле-Цион» («Свет для Сиона») и «Даат а-раббаним» («Мнение раввинов»)[350]. Реакция российских раввинов была категоричной:

«Мы лишились дара речи при вести, что люди, не принимающие на себя бремени Царства Небесного, никогда не следующие путем Торы и не знающие и не любящие по-настоящему своих братьев… хвастаются, что якобы способны принести спасение дому Израиля»[351].

За пределами Российской империи, в восточной Венгрии и западной Галиции, сионизм также столкнулся с ожесточенным сопротивлением ортодоксального иудейства. В этих краях предосудительным считалось даже легкое сочувствие сионизму. Главенствующее положение среди борцов с этой идеологией заняли венгерские евреи, в особенности сатмарское* хасидское движение. Пережившие войну сатмарские хасиды собрались в квартале Вильямсбург в Бруклине и в 1948 году основали общину «Йетев лев» («Добреет сердце»). Тогда в ней едва насчитывалась дюжина членов. Спустя несколько лет в общине состояло уже около тысячи семей[352]. Сатмарские хасиды образовали общины в Иерусалиме и Бней-Браке, в Антверпене, Лондоне и Монреале, а также в ряде южноамериканских городов. Обосновавшись во многих странах мира, члены движения стали сотрудничать с другими организациями, в том числе с Нетурей Карта – движением, состоящим в основном из потомственных иерусалимских семей, считавших сатмарского ребе одним из своих духовных вождей. Именно он заклеймил сионизм как ересь, отрицание фундаментальных принципов иудейской веры и нарушение обещания, данного самому Богу, – не захватывать Святую землю человеческими усилиями.

Сатмарские хасиды активизировали свою антисионистскую деятельность после геноцида в Европе, который они посчитали наказанием за «ересь сионизма»[353]. Члены сатмарского движения отвергают притязания сионистов представлять всех евреев мира и стараются разрушить стереотип, согласно которому иудаизм тождественен сионизму, а евреи и израильтяне суть одно и то же. В странах Северной Америки сатмарские хасиды, наряду с другими антисионистскими группами живущие в мире со своими нееврейскими соседями, порой подвергаются нападкам евреев, симпатизирующих Государству Израиль.

Отношение к сионизму и Государству Израиль – не единственная характерная черта этих ортодоксальных групп. Они отличны друг от друга в отношении к модернизации, истории и пониманию Божественных атрибутов. Одни видят руку Бога во всех исторических событиях; другие более осторожны в религиозном толковании истории. Однако для стороннего наблюдателя все харедим, одетые, как правило, в черное и белое, одинаковы.

У них действительно есть одно общее: будь то в Иерусалиме или в Нью-Йорке, в Бней-Браке или в Монреале, они продолжают жить в Изгнании. В то время как антисионисты видят в Государстве Израиль препятствие на пути к Избавлению, несионисты из харедим просто не придают никакого религиозного значения ни сионизму, ни порожденному им государству.

Все харедим остаются верными традиции, в которой не предполагается постепенного перехода от Изгнания к Избавлению. Эти два состояния мира не имеют точек схождения, а превращение одного в другое может быть лишь резким и дискретным – своего рода квантовым переходом. Изгнание – не вопрос почтового адреса или политического суверенитета, а духовный вопрос о состоянии нашего мира в целом. Избавление означает резкий поворот к всемирной гармонии и выходит далеко за рамки собственно еврейской жизни. Для большинства благочестивых евреев Изгнание – это Божественный приговор, вынесенный евреям за их прегрешения против Торы. Хасиды, более склонные к мистицизму, считают главной миссией евреев собирать искры святости, рассеянные по всему миру.

Поскольку быстрый рост сионистского движения в Палестине нельзя было больше просто игнорировать, руководство Старого ишува вступило в союз со своими единомышленниками в Европе. Раввин Зонненфельд порвал с Агудат Исраэль и в 1927 году основал новую организацию – Эда харедит («община богобоязненных»). За ним последовала почти половина еврейского населения Палестины – как ашкеназского, так и сефардского. Хотя большинство активных борцов против сионизма были ашкеназами, сефарды также внесли свою лепту в движение сопротивления.

Хахам* Яков Меир (1856–1939), один из руководителей сефардских общин в Палестине, публично осудил сионизм на церемонии отбытия верховного комиссара сэра Герберта Плумера (1857–1932) в 1928 году. Когда распорядитель церемонии представил хахама Меира вместе с должностными лицами сионистского аппарата, хахам решительно запротестовал и объявил, что никогда не признавал эту общину и не принадлежал к ней. Более того, он заявил, что все религиозные евреи должны держаться от сионистов подальше. Вместе с Зонненфельдом он передал Плумеру письмо, где обличал сионизм и призывал британские власти освободить благочестивых евреев от сионистского контроля[354]. Впоследствии Лига Наций позволила иерусалимским харедим остаться вне юрисдикции становившихся все более влиятельными сионистских учреждений.

Выборы в Кнессет регулярно предоставляют возможность протестовать против самого существования Государства Израиль[355]. Например, Яков Муцафи (1900–1983), раввин иракского происхождения, примкнул к бойкоту израильских выборов, названных им «скверною». Он категорически не признавал Государство Израиль и даже отказывался принимать выплаты социального страхования[356].

Принципиально антисионистскую позицию занимал раввин Исраэль Абухацера, более известный как Баба Сали (1889–1984), («молящийся отец» по-арабски) почитаемый не только многими сефардами, но и ашкеназами. Рассказывают, что по окончании изучения глубоко антисионистского труда «Ва-Йоэль Моше», написанного раввином Йоэлем Тейтельбаумом (1887–1979), Баба Сали организовал праздничную трапезу, подобную тем, что устраиваются по завершении изучения трактата Талмуда. «Эта книга – великий и важнейший трактат для нашего поколения, а раввин Йоэль [Тейтельбаум] – огненный столп[357], чье сияние поведет нас к приходу Мессии»[358].

Хахам Шломо Элиэзер Альфандари (1826–1930) – ”саба кадиша” («Святой дед») из Стамбула – стал символом сефардского сопротивления. Он запретил любые контакты с сионистами и вдохновлял других знатоков Торы на публичные выступления против этой идеологии. Хаим Шауль Давик (1861–1932), сефард-каббалист из Иерусалима, считал, что своим лицемерием религиозные сионисты способны совратить с пути истинного гораздо больше евреев, чем светские сионисты, а Хофец Хаим сравнивал их с вооруженными разбойниками[359] (светские сионисты, с его точки зрения, были разбойниками невооруженными). Очевидно, что представители такого подхода отвергают сионизм в принципе, независимо от места религии в сионистской программе.

Официальная независимость харедим от сионистских учреждений (говоря языком тех времен, «право исключения») формально закончилась с провозглашением Государства Израиль в 1948 году, но антисионисты попытались добиться от ООН, преемницы Лиги Наций, по крайней мере, такого же статуса. Они подчеркивали, что никогда не подписывали израильскую Декларацию независимости, хотя Агудат Исраэль и присоединилась к ней. Антисионисты утверждали, что Агуда таким образом «способствовала смерти тысяч евреев во время конфликта 1948–1949 годов»[360]. Харедим продолжали настаивать на официальном признании их права проживать на территории Израиля, оставаясь в полной независимости от государства. В 1949 году раввины Амрам Блой и Арон Каценеленбоген (1893–1978), основатели Нетурей Карта, написали письмо генеральному секретарю Организации Объединенных Наций, в котором просили взять харедим под защиту организации и выдать им паспорта ООН. Они также требовали исполнения решения этой организации о международном статусе Иерусалима, разделенном тогда между Израилем и Иорданией. Перед самой смертью раввин Амрам Блой добивался встречи с президентом США Никсоном, пытаясь обеспечить евреям-антисионистам защиту от израильских властей со стороны великих держав по примеру того, как в XIX веке под их защитой оказались в Святой земле христиане[361]. Эти попытки оказались бесплодными: антисионистам не хватило знаний, средств и связей с правительствами западных стран, на помощь которых они уповали. В то время как произраильские организации, в особенности в США, установили долгосрочные связи со всеми политическими партиями и выстроили для этого мощный профессиональный лоббистский аппарат, антисионисты-харедим появляются на политическом горизонте спорадически, хотя и довольно эффектно, а временами и эффективно.

Отказ признать Государство Израиль лишает антисионистов всех политических и социальных прав. Оставаться независимыми от «сионистского образования», как они (подобно многим арабам) называют Государство Израиль, означает для них полную изоляцию. В отличие от Агудат Исраэль и других партий, получающих от государства средства в обмен на политическую поддержку, самые упорные из антисионистов не получают ни государственных субсидий, ни помощи многодетным семьям.

Создание Государства Израиль породило новую ситуацию: гораздо легче сопротивляться сионизму как идеологии, чем находиться в оппозиции к государству, которое влияет на твою повседневную жизнь. Для религиозных евреев сотрудничество с государством вовсе не означает признания его как желанного или даже законного образования. Большинство харедим и их раввинов принимают государство как свершившееся зло, то есть лишь как совокупность евреев, нуждающихся в социальных и иных услугах, обычно предоставляемых государством. Притом они отвергают сионистскую идеологию, религиозную или светскую, и не празднуют День независимости и другие государственные праздники. Они ужасаются многим принятым в государстве обычаям и стараются избегать общения со светским большинством. Лишь немногие из их сыновей служат в израильской армии, а дочери даже не несут обязательную альтернативную гражданскую службу. Многие из них не встают, когда сирены оповещают население страны о минуте молчания в память о евреях, погибших в Европе от рук фашистов.

Отказ придавать Государству Израиль какое-либо религиозное значение – положительное или отрицательное – позволяет многим харедим относиться к нему как к любому другому государству. Следуя этой логике, некоторые лидеры харедим оправдывают участие в политике, но на условиях, принятых в Изгнании. Евреи, замечают они, всегда посылали своих представителей к властям, чтобы защищать интересы общины. Именно так они оправдывают практику назначения своих представителей в израильское правительство.

При том что харедим во многих случаях сотрудничают с государством, это сотрудничество носит всегда лишь локальный и обусловленный обстоятельствами характер. Позиция раввина Элиезера Менахема Шаха (1898–2001), всеми уважаемого лидера общины, во многом определила отношение харедим к сионизму. Раввин Шах родился в Литве, входившей тогда в состав Российской империи, учился у лучших знатоков Талмуда Восточной Европы, затем преподавал в ешивах – в частности в ешиве Новардока (Новогрудок), которой руководил в то время раввин Вассерман. После нападения нацистов на Польшу он укрылся в Литве, находившейся под контролем СССР, а позднее перебрался в Палестину, где продолжил преподавать. Работая в Поневежской ешиве в Бней-Браке, воспитавшей тысячи учеников-харедим, он стал чрезвычайно влиятельной фигурой. Раввин Шах осудил заселение оккупированных в 1967 году территорий и расценил этот шаг как явную провокацию «против народов». Позиция раввина Шаха показывает, как идеологическая чистота может сочетаться с полномасштабным прагматизмом. На идеологическом уровне он стоял за бескомпромиссную оппозицию Государству Израиль, которое называл «массовым бунтом против царства Божия»[362]. Стараясь никоим образом не способствовать легитимации официальных органов государства на концептуальном уровне, на уровне практическом он был сосредоточен на основной цели – помогать правоверным евреям.

Благодаря прагматичному руководству раввина Шаха участие ортодоксальных партий в политических делах значительно возросло. Он явился продолжателем линии раввина Хазон Иша, которая позволяла евреям стать частью израильской политической системы и в то же время не признавать ее легитимности. «Если вооруженный разбойник нападает на меня в лесу, а я пытаюсь убедить его сохранить мне жизнь, значит ли это, что я признаю его действия законными? Нет, он остается для меня разбойником с большой дороги»[363].

Некоторые группы – как внутри Израиля, так и за его пределами, – разделяют такой прагматический подход. Эти группы различны по своему географическому, идеологическому и культурному происхождению. Наиболее поздней из оформившихся группировок харедим стало движение Шас, внутри которого сложилось сотрудничество ашкеназских и сефардских евреев. Возглавили его раввины Шах и Овадия Иосиф (1920–2013) – бывший главный сефардский раввин Израиля, ведущий авторитет в вопросах еврейского права. Активисты движения – борцы против дискриминации, многие из которых с покаянием вернулись к религии, – подвергают резкой критике сионизм и порожденные им государственные и общественные структуры.

Выше уже говорилось о том, что евреи родом из мусульманских стран испытывают в Израиле гораздо большее культурное давление и психологический дискомфорт, чем ашкеназские евреи из Европы. По сути дела, «Новый ишув» (сионистское общество) и Государство Израиль были воплощением европейских концепций, порожденных реалиями и мечтами, которыми жили евреи Российской империи. Для большинства евреев, прибывших в Израиль из мусульманских стран, эти идеи были совершенно чуждыми. На родине им жилось куда лучше, чем евреям в христианских странах Европы[364], и их взаимоотношения с соседями-мусульманами были более ровными и добрыми. Они свободно говорили на местных языках (арабском, фарси, пушту), в их истории было меньше преследований и насилия, чем в истории евреев христианской Европы. Поэтому многие труды по иудаизму, созданные в мусульманских странах, написаны по-арабски, тогда как в христианских странах евреи никогда не писали свои труды на латыни.

Шас является как движением, стремящимся возродить самоуважение сефардов, так и политической партией, создавшей мощную сеть образовательных учреждений и социальных служб[365]. Шас – несионистское движение, и его лидеры время от времени довольно резко критикуют сионизм, при этом продолжая занимать свои места в Кнессете, где в начале XXI века партия получила самое значительное парламентское представительство среди религиозных партий[366]. Ее электорат – это выходцы из Марокко и других арабских стран, многие из которых, тем не менее, в попытке стать современными людьми восприняли многие принципы сионизма. Противоречие между антисионистской позицией лидеров Шас и националистическими убеждениями ее электората разрешилось в 2010 году, когда партии под давлением финансирующих ее французских и латиноамериканских сионистов пришлось войти во Всемирную сионистскую организацию. Однако и до этого духовный лидер этого движения раввин Овадия Иосиф, говоря о палестинцах, начал прибегать к националистической, а порой и откровенно расистской риторике. Энтузиазм, с которым этот сдвиг был воспринят электоратом партии, свидетельствует о глобальной тенденции отторжения всего «арабского», существующей в израильском обществе. Тем не менее члены движения Шас, несмотря на официальное участие в сионистском движении, продолжают критиковать светские основы государства, отражающие и воспроизводящие по-прежнему чуждый им мир Восточной Европы.

Создание Шас произошло под влиянием так называемого литовского течения иудаизма. В Литве перед Второй мировой войной существовало несколько выдающихся центров изучения Талмуда – своеобразных форпостов борьбы против Хаскалы и секуляризации в Восточной Европе. После войны литовские ешивы и их интеллектуальная традиция возродились как в Израиле, так и в ряде других стран, в том числе США, Канаде, Мексике, Южной Африке, Франции, Англии, Швейцарии и постсоветской России[367]. Пережившие войну раввины воспитывали своих учеников в традиции преданности изучению Талмуда, которая передавалась из поколения в поколение. Это движение привлекло тысячи молодых людей из нерелигиозных семей, а также выходцев из стран Азии и Африки, евреев немецкого и эльзасского происхождения. Сегодня у «литовской» традиции, издавна отвергнувшей сионизм, есть два основных центра: пригород Тель-Авива Бней-Брак и город Лейквуд в штате Нью-Джерси.

Еще одну группу противников сионизма составляют хасидские движения – преемники дворов праведников-цадиков[368], сложившихся в XVIII–XIX веках на территории сегодняшних России, Белоруссии, Украины, Польши, Венгрии, Словакии и Румынии. Хасидизм – мистическое движение за обновление еврейской религии, возникшее в XVIII веке, – породил ряд направлений во главе с влиятельными и харизматическими цадиками, основателями собственных династий. Хотя жизнь хасидов также опирается на изучение Талмуда, они уделяют немало внимания еврейской мистике, а также духовному наследию цадиков прошлого. Если говорить о критике сионизма, то на протяжении ХХ века ее можно было услышать от членов бельзского*, вижницкого*, мункачского*, любавичского* и сатмарского движений (ведущих свое происхождение, соответственно, из Белза, Вижницы, Мукачево, Любавичей и Сату-Маре). Представители литовских и хасидских течений активнее всего противостоят движению сионизма.

В настоящее время все три группы сближаются с сионизмом, хоть и в разной степени. Шас официально присоединилась к сионистскому движению; лидеры Агудат Исраэль не решились на такой шаг, но часто занимают близкую правому сионизму позицию (например, выступают против возвращения территорий, занятых в 1967 году[369]); члены же некоторых хасидских общин начали нести военную службу.

Похороны раввина Амрама Блоя, руководителя и вдохновителя сравнительно небольшого движения Нетурей Карта, продемонстрировали неожиданный масштаб поддержки антисионистов в Святой земле. На улицы Меа Шеарим вышли сотни тысяч евреев. Организаторы похорон строго запретили дотрагиваться до гроба тем, кто принимал участие в израильских выборах, будь то общенациональные или муниципальные, а также тем, кто отправлял своих детей в школы, пользующиеся поддержкой государства, сколь бы ортодоксальными они ни были[370]. Покойный отказывался ездить в автобусе или на поезде; он выбирал только такси, принадлежавшие арабам или харедим.