Помоги проекту - поделись книгой:
В этом мире много раз случались чудеса, а мы их убивали. Мы всегда старались устроить все так, чтобы чудо больше никогда не повторилось, — ведь если оно произойдет, то подорвет наши устои, пошатнет общественные институты. Под угрозу будет поставлено само существование общества — такого, каким мы его знаем. В свете подобных событий то, что мы называем «научным» взглядом на вещи, покажется серым и бессмысленным, ведь чудеса приносят нам весть о явлениях, лежащих за пределами познанного. Мы восстаем против людей вроде Теда Сириоса или индонезийца, занимающегося психохирургией, поскольку такие вещи наносят удар по системе наших представлений. Если Тед Сириос способен видеть сквозь стены чужих домов, то рано или поздно мы забеспокоимся: а вдруг он заинтересуется содержимым нашего сейфа. Мы захотим его остановить.
Общество всегда старалось отмахнуться от самых ценных достижений йоги. И естественно, все, что подвергается гонениям, уходит в глубокое подполье, ибо мы пресекаем малейшую возможность его проявления. Недавно произошел один удививший меня случай. Ко мне на медитации приходил мужчина. И однажды он привел с собой своего сына, который учился в третьем классе. Мужчина спросил, может ли сын посидеть рядом с ним. Я сказал, что может и что это даже хорошо. В общем, мужчина медитировал, и мальчик, сидя рядом с ним, тоже стал медитировать. Отцу не удалось войти в глубокую медитацию, а ребенок погрузился очень глубоко.
Отец должен был прийти через четыре дня, но он не появился. Я увидел его снова спустя две недели. У него был весьма озабоченный вид. Он обратился ко мне:
— Что вы сделали с ребенком? Пожалуйста, верните его в прежнее состояние. Мы не хотим, чтобы он медитировал.
Я поинтересовался, что случилось. И он стал рассказывать удивительные вещи. Они с женой оставили сына одного — попросили мальчика поиграть в комнате и заперли дом снаружи. Они сказали ему, что собираются навестить друга, который живет по соседству. Когда родители вернулись, мальчик, стоя у окна, упрекнул их:
— Вы мне соврали. Вы ходили в кино. На дневной сеанс.
Они действительно были в кино и сказали сыну неправду.
— Откуда ты это знаешь? — спросили мальчика потрясенные родители.
— Я был один, — ответил он, — и не знал, чем заняться. Я занялся медитацией и увидел, как вы сидите в зале кинотеатра.
«Мы не хотим, чтобы ребенок развивал эти способности, — решили родители. — Мы не хотим, чтобы он занимался медитацией. От нее одни неприятности». Вот как непорядочно ведет себя родительский ум. На первый взгляд, странно, но так оно и было. Если твой собственный ребенок начнет видеть нечто подобное, ты тоже скажешь: «Довольно! Хватит!» Ты тоже запрещаешь ребенку курить, хотя куришь сам. И завтра ребенок непременно скажет: «Что ты такое говоришь? Вы запретили мне ходить в кино, а сами ходите». Завтра он обязательно заявит: «Что ты такое говоришь? Ты сам делаешь все то, что не позволяешь делать мне». Так ты подавляешь в ребенке многие таланты. Вот почему все человечество состоит в тайном сговоре против йоги, против медитации. А мы об этом и не подозреваем. Мы пытаемся подавить самих себя, а если подавлением занимается все общество, если каждый его гражданин пытается не допустить развития... давай немного поразмышляем. Если закрыть все университеты, все колледжи и школы, сколько людей в мире будут знать математику? Если прекратить любое обучение на ближайшие две тысячи лет, вряд ли потом кому-то придет в голову, что в прошлом человек был настолько умен, что запускал в небо самолеты и даже летал на Луну. Люди скажут: «Разве такое бывает?» Даже постройка телеги будет весьма непростым делом, а строительство самолета — и вовсе недостижимым.
Полет человека на Луну стал результатом развития мышления на протяжении последних десяти или двадцати тысяч лет. Если бы последние десять-двадцать тысяч лет мы работали над раскрытием центров, о которых говорит йога, трудно себе представить, чего мог бы достичь человек. Порою какой-то одиночка достигает этих высот. Мы превращаем его в объект поклонения и тут же забываем о его достижении. Но ведь на такие достижения способен каждый. В человеке есть много уровней, однако они погружены в бессознательное, и поэтому мы не имеем о них ни малейшего представления. Йога выделяет в человеке семь уровней, семь центров. Как в бутоне притаился будущий цветок, так и в них покоится необъятная энергия. Впервые рассматривая бутон, ты вряд ли сможешь себе представить, что из него распустится такой цветок, что появится столь прекрасный лотос и раскроется тысячей лепестков. Бутон в человеке так и остается бутоном. Если вы видели только бутон лотоса, если никогда не видели самого цветка, то и представить не можете, что этот бутон способен стать цветком. Все наши чакры закрыты подобно бутонам. Если они полностью раскроются... Трудно себе представить, сколько всего в них сокрыто — сколько аромата, сколько красоты, сколько энергии! В каждой чакре покоится бесконечная энергия; она проявляется, когда распускается бутон чакры. Если же бутоны остаются нераскрытыми, энергия не находит выхода.
Ты когда-нибудь видел, как распускаются лотосы? Когда они расцветают? Утром, когда встает солнце и заливает Землю ярким светом. Ночью, в темноте бутоны закрыты; они раскрываются утром, вместе с восходом солнца. Точно так же в тот день, когда солнце сознания осветит все наши центры, начнут распускаться их бутоны. Внутри нас тоже есть солнце. Это солнце осознанности. И какой бы центр ни озарил его свет, бутон этого центра начинает распускаться и превращается в цветок. Когда цветок раскрывается, мы начинаем ощущать, как нас наполняет неизмеримая энергия, доселе дремавшая в глубинах нашего существа.
У человека есть семь центров, семь чакр, и каждую из них можно раскрыть, каждая обладает своими свойствами. Когда все семь чакр раскрываются, двери и окна человека, о которых я говорил вчера, распахиваются навстречу бесконечности. Человек становится единым целым с бытием. Осознанность... почему только она способна открыть эти центры? Я хотел бы изложить некоторые научные факты по данному вопросу. Еще двадцать — двадцать пять лет назад ученые не знали, что сознание способно влиять на материальный мир. Подобные явления недоступны для наших органов чувств. Мы слышали истории о святых и мудрецах, но ведь это просто истории. Когда утрачивается некое искусство или мастерство, вполне естественно, что рассказы о нем превращаются в легенды. Если случится Третья мировая война и погибнет десяток крупнейших физиков мира, уже никто не сможет сделать атомную бомбу. И сейчас ее формулу знают от силы несколько человек. Если бы этих ученых убили, создать атомную бомбу было бы невозможно. Сейчас технология ее изготовления известна нескольким десяткам физиков, а двадцать лет назад в ней разбиралось не более пятнадцати человек. Когда сбросили бомбу на Хиросиму, во всем мире не набралось бы и четырех человек, знавших ее секрет. Если бы их убили, атомная бомба стала бы просто легендой. И если бы кто-то заявил, что такую бомбу можно изготовить, что это не просто легенда, мы бы сказали: «Тогда сделай ее и докажи свои слова!» Вот в чем проблема. Если случится Третья мировая война, вся наука будет уничтожена, как это уже неоднократно случалось. Когда разразилась война, описанная в «Махабхарате», были полностью уничтожены культура и наука того времени, от них остались одни воспоминания. Мы говорим, что все это легенды, — но легенды были легендами не всегда. Если начнется Третья мировая война и будет уничтожен весь мир, а так, скорее всего, и произойдет, тогда — как случается всякий раз, когда мир гибнет в войне, — первыми ее жертвами станут самые выдающиеся представители нашей цивилизации. Если в той войне начнут сбрасывать бомбы, не выживет никто: будут стерты с лица земли Пуна и Бомбей, Нью-Йорк и Лондон. Если кто и выживет, то разве что пара-тройка аборигенов в джунглях Бастара да горцы, живущие в высокогорьях Гималаев. Туда бомбы сбрасывать не станут. Слишком накладно выискивать этих людей, чтобы сбросить на них бомбы. Но все культурные центры мира, все университеты, все крупные научные центры будут уничтожены. Именно их и уничтожат первыми.
Те, кто выживут, — аборигены — видели железные дороги, так что своим детям они будут рассказывать сказки о поездах. И через два или три поколения другие дети скажут, что такого просто не бывает на свете. Где доказательства? Их нет. То же самое случилось и с искусством йоги. Много раз оно активно развивалось, но затем по многим причинам утрачивалось. И главная причина его утраты — в нас самих. Ведь нам очень сложно принять йогу, ибо в ней таится множество опасностей. Я говорил, что осознанность меняет картину мира. Это изречение всегда было фундаментальным постулатом и руководством к действию в йоге: «Осознанность меняет картину мира, осознание меняет человека». Однако наука только теперь признает эту аксиому.
Давайте возьмем камешек и начнем его рассматривать. Это ничего не изменит. Можно рассматривать камешек бесконечно — что это меняет? Камень останется камнем, сколько бы мы ни концентрировали на нем свой ум. Но после открытия электронов ученые обнаружили, что простого взгляда на эти микроскопические частицы через микроскоп достаточно для того, чтобы изменить амплитуду их движения. Представь, что ты принимаешь душ у себя дома, совершенно расслабленный стоишь в ванной — корчишь рожи, смеешься перед зеркалом, позабыв о возрасте. Но если вдруг ты заметишь, что за тобой наблюдают через замочную скважину, ты тут же напряжешься. Если ты напевал веселую песенку из фильма, начнешь петь религиозный гимн или станешь делать что-то другое. С этим вряд ли кто будет спорить: если на вас смотрят через замочную скважину, вы меняетесь. Но когда ученые говорят, что под пристальным взглядом меняется характер движения электронов, — это звучит немного странно. Это означает, что изменения вызваны именно наблюдением.
Вчера я рассказывал вам о том, как христианский монах благословлял семена в лаборатории Оксфордского университета. Пора рассказать и о том, к каким совершенно удивительным последствиям это привело. Когда семена сфотографировали, внутри них был отчетливо виден образ креста. Весьма неожиданно, не правда ли? Монах носил крестик на шее, и, когда он наклонился над семенами, молитвенно сложил руки и произнес слова благословения, крест действительно приблизился к семенам... Но чтобы образ креста запечатлелся внутри семечка? Как это могло случиться? Могли ли молитва и внимание монаха, направленное на семена, передать им кроме всего прочего еще и изображение креста? Возможно ли, чтобы семена откликнулись на молитву? Могли ли семена искренне принять внимание этого монаха? Йоге давно известно, что стоит человеку погрузиться в себя и начать медитировать над определенной чакрой, она тут же активизируется. Ее активность раскрывает доселе нераспустившиеся бутоны, подобно тому как утреннее солнце будит птиц. И вот что интересно — возможно, ты это замечал, а возможно, и нет, — птицы начинают петь еще до того, как солнце показывается из-за горизонта. Несмотря на то, что восход еще только зарождается и солнца пока не видно. Оно вот-вот появится, а птицы уже начинают свою трель, лепестки цветов начинают распускаться. Солнце скоро выйдет, оно еще за горизонтом, а цветы уже приоткрылись, бутоны раскрываются в улыбке, птицы принялись щебетать. Достаточно обратить внимание вглубь себя, и твои центры начнут активизироваться; просто начни погружаться вглубь, и на тебя нахлынут удивительные переживания.
За последние три дня ко мне обращалось множество людей, которые рассказывали о самых разных состояниях, пережитых ими во время медитации. Медитирующие всегда переживали подобные опыты. Кто-то видит внутри себя сильный свет — значит, какая-то чакра испускает свет. Кто-то чувствует идущий изнутри прекрасный аромат — значит, какая-то чакра источает запах. Кто-то слышит музыку — это звуки, исходящие из определенной чакры. Внутри вас начинают разворачиваться разные состояния. Вселенная, живущая внутри нас, ничуть не меньше той, что окружает нас снаружи. До сих пор мы уделяли внимание только внешней вселенной, поэтому только там происходило какое-то движение. И мы обделяли вниманием свою внутреннюю вселенную; иначе она также могла бы прийти в движение.
Я расскажу тебе о небольших экспериментах, которые ты мог бы провести, дабы понять, что именно может с тобой произойти. Ты идешь по дороге и видишь идущего впереди прохожего. Не мигая, смотри ему в затылок минуту или две. Не пройдет и двух минут, как он обернется и посмотрит на тебя. Это пришел в движение его центр. Человеку станет не по себе, его потянет обернуться и посмотреть, что происходит за его спиной. Если смотреть на человека целых две минуты, не устоит ни один. Если вдруг тебе удастся найти такого человека, значит, ты встретил очень редкую личность. Прямо сегодня выбери одну из чакр собственного тела и направь на нее луч своей осознанности. Если бы нас спросили, что было бы, если б у нас оторвали одну руку, мы бы ответили: «Что ж, ничего хорошего. Было бы больно, но все же это не слишком большая потеря для тела». Но если бы нас спросили: «А что, если оторвать вам голову?», мы бы ответили, что это конец, ведь вся идентичность человека связана исключительно с головой, которая заключает в себе все его существо. Все наши чувства, мысли, знания, все, что мы о себе знаем, располагается в крохотном участке нашего ума и не распространяется на все тело.
Начни медитировать над любой своей чакрой. Я советовал тебе провести эксперимент с внешним объектом. Точно так же в течение пяти-шести дней попробуй, сидя с закрытыми глазами, сосредоточить внимание на своем сердце. Больше ничего делать не нужно. Пять минут каждый день, и ты ощутишь, что наполняешься любовью. Ее почувствуешь ты сам, ее заметят твои соседи, твои домочадцы. Никому ничего не рассказывай; просто продолжай концентрировать внимание на сердце и увидишь, что будет, — люди станут замечать происшедшие в тебе перемены и не преминут об этом сказать — мол, ты никогда еще не был таким чутким и любящим. В какой центр ты ни направишь свое внимание, он начнет раскрываться.
У нас есть семь чакр, и сознание можно направить на любую из них. Но сознание сосредоточится на чакре только в том случае, если ты направишь его осознанно. Вот в чем преимущество само-осознания, но в этом же и его опасность. Пока ты не направишь свое внимание в определенное место, оно туда не отправится. А если ты его туда не направляешь, нет никакой разницы между неосознанным животным и человеком. Так что, если я говорю, что йога — это наука превращения животного в человека, это вовсе не преувеличение.
Смысл, вкладываемый йогой в слово «животное», весьма любопытен. Согласно учению йоги, животное — это привязанное существо, вроде коровы или буйвола, привязанных веревкой. Веревка называется
Как я уже говорил, человек бывает осознанным лишь иногда, а большую часть времени он себя не осознает. Но бывает и наоборот. То, что мы считаем совершенно бессознательным, временами бывает осознанным. Например, растение тоже иногда осознает себя, камень тоже иногда осознает себя, животные тоже иногда бывают осознанными. Время от времени человек осознает себя, точно так же менее развитые виды бывают осознанными в некоторые минуты своей жизни. Но такое встречается крайне редко. Во времена Будды это произошло с деревом бодхи... Статуи Будды начали ваять только через пятьсот лет после его смерти, так как он лично просил не делать их. Он говорил, что достаточно дерева бодхи, и целых пятьсот лет верующие поклонялись только этому дереву. Тому было множество причин. Вот одна из них: в ту секунду, когда Будда достиг просветления, дерево, под которым он сидел, срезонировало на энергию просветления и пробудилось! Оно стало свидетелем. Только оно стало свидетелем этого события, там никого больше не было, только дерево присутствовало в качестве свидетеля.
Ты спросишь: «А как дерево стало осознанным?» Под этим деревом взошло великое солнце осознанности — Будда. И неважно, насколько глубоким сном спало это дерево, насколько глубока была его неосознанность, часть его все же пробудилась. И дерево свидетельствовало о просветлении, будучи пробужденным. Поэтому Будда говорил: «Это дерево — мой свидетель. Поклоняйтесь ему, этого достаточно. Только оно было свидетелем». Вот почему буддисты до сих пор стараются сохранить это дерево бодхи, хотя сами не знают, почему они продолжают за ним ухаживать. Одну ветвь дерева бодхи император Ашока послал в Шри-Ланку с сыном и дочерью. В Шри-Ланке ветвь прижилась и пустила корни. И когда индийское дерево бодхи погибло, одну ветвь его потомка из Шри-Ланки высадили на том же месте в Индии. Дерево прожило две с половиной тысячи лет, оно — свидетель. Событие, происшедшее в сознании Будды, захватило и дерево. Пробудившись от глубокого сна, оно стало очевидцем случившегося.
Я приведу пример, который поможет тебе понять мою мысль, — если спросить хорошего музыканта, он с готовностью подтвердит мои слова. Если в одном углу пустой комнаты положить
Ты, наверное, слышал имя доктора Лукмана. В его жизни случилась одна удивительная история, имеющая отношение к глубинным корням йоги. Сейчас я тебе ее расскажу. Я говорю «история», хотя на самом деле это целое историческое событие. Лукман ходил по лесу и спрашивал деревья: «Как вас можно использовать?» Он подходил к дереву или кусту и задавал вопрос: «Ты можешь быть полезным?» Даже теперь специалисты, занятые исследованиями в области медицины, удивляются, как людям удалось открыть свойства тысяч лекарственных растений и научиться их использовать — в Аюрведе, в греческой и других целительских системах, ведь в старинных трактатах по медицине нет никаких упоминаний о научных лабораториях. И в наши дни далеко не все тайны растений раскрыты — нам неизвестно, при каких заболеваниях можно использовать многие из них. Работа все еще продолжается. Но Лукман в одиночку создал целую науку. Как один человек мог столько сделать за одну жизнь? Однако история про Лукмана вовсе не об этом. Оказывается, он общался с каждым растением, с каждым деревом особым образом: садился рядом с ними в медитацию. Он просил растение поведать ему, какими полезными свойствами оно обладает, и ответ звучал в его сердце. Затем ученый делал из этого растения лекарство для определенного заболевания. И вот теперь самые современные исследования подтверждают, что Лукман безошибочно определял целебные свойства растений. Рядом с Лукманом, рядом с Буддой пробуждались даже растения; подле медитирующего способен пробудиться даже камень. Но люди по-прежнему крепко спят. Можно лишь горько пожалеть о том, что, хотя рядом с Буддой пробудилось даже дерево, тысячи встретившихся на его пути людей так и не проснулись. Более того, они погрузились в еще более глубокий сон. Деревья совершенно чисты и невинны, возможно, поэтому дерево бодхи вошло в резонанс с энергиями Будды.
Человек — очень сложное, даровитое и коварное существо, не способное откликнуться столь же быстро, как деревья. Прежде чем принять, он все проверяет и исследует. Что ж, возможно, его проверки и исследования будут вполне успешны. Покупая дешевый глиняный горшок ценой в два пенса, он примется его разглядывать, стучать по нему, прислушиваться к звуку — той ли этот звук тональности. Но, занятый подобными пустяками, он часто теряет возможность получить чек на миллион долларов. Люди, обремененные чрезмерно большим умом, нередко оказываются жертвами тяжких заблуждений. Если человек слишком тщательно выверяет все свои шаги, одно можно сказать о нем определенно: он не способен отправиться на поиски Божественного, ибо этот путь полон опасностей. Это путешествие столь непредсказуемо, таит в себе столько неожиданностей и для нас это переживание настолько внове, что слишком умному с ним ни за что не справиться. В тот момент, когда даже самый невежественный человек решается войти в эту дверь, умный в нерешительности замирает у входа и по привычке начинает думать.
Завтра я расскажу вам о следующей сутре йоги. Если у вас есть вопросы, можете их задать. Постепенно, понемногу я отвечаю на все вопросы, которые вы уже задали.
Может быть, некоторые еще остались без ответа, но я вернусь к ним завтра. Если вы желаете прийти на утреннюю медитацию, обязательно перед этим примите душ, приходите без опозданий и соблюдайте тишину. Завтра у нас последнее занятие. Не нужно приходить тем, кто хочет просто посмотреть. Приглашаю только тех, кто собирается медитировать.
Я благодарен вам за то, что выслушали меня с такой любовью и вниманием. И, в завершение, я преклоняюсь перед Божественным, которое пребывает в каждом из вас. Пожалуйста, примите мои уверения в глубочайшем уважении.
Глава 4
СМЕРТЬ — ЭТО ЖИЗНЬ
Мои дорогие, перейдем к восьмой сутре йоги. Рассказывая о седьмой сутре, я говорил, что сознательная жизнь пребывает в двух состояниях: само-осознание и само-бессознательность. Восьмая сутра звучит так:
Когда ты осознаешь свое «я» — это медитация. И в конце концов остается только осознанность, а «я» исчезает. Тогда наступает просветление. Человек, вообще не знающий себя, конечно же, оказывается среди отстающих, но те, кто застревают на собственном «я», тоже пасут задних. Представьте, что человек, взобравшись по лестнице, так и остается стоять на ее верхушке, — тогда все его старания совершенно бессмысленны. Нужно взобраться по лестнице и шагнуть дальше. Застыв на полпути, цели не достигнешь. Человек должен пройти свой путь до конца — только тогда он достигнет цели. Путь может привести тебя прямо к цели, только если ты готов с ним расстаться. Путь станет препятствием в достижении цели, если человек упорно за него держится.
Полное осознание своего «я» помогает, когда наступает момент его растворения. Но если ты цепляешься за свое «я», тогда то, что прежде тебе помогало, становится препятствием. Эта сутра очень важна, — пожалуй, именно ее нужно постичь в первую очередь. Мы страстно желаем обрести свое «я», но его растворение — крайне сложная задача. Вот почему многие ищущие постигают седьмую сутру йоги, но не в состоянии постичь восьмую.
Вплоть до седьмой сутры ничто не затрагивает наше эго; путешествие до седьмой сутры «эгоцентрично». Вот почему, если от ищущего, пребывающего на пути к седьмой сутре, потребуется отречься от богатства, он это сделает; если ему скажут отречься от семьи, он это сделает, если ему велят отказаться от славы, амбиций, трона — он откажется от них. Но под прикрытием всех этих отречений эго только укрепляется, становится все сильнее. Медитация привлекает человека тем, что она оттачивает, полирует его «я». Человек будет заниматься медитацией, чтобы усовершенствовать свое эго. Он пустится на поиски запредельного, чтобы случайно не лишиться «я». И здесь нет ничего сложного, до седьмой сутры никаких препятствий на пути не возникает. Истинная проблема в понимании восьмой сутры заключается в том, что в ней идет речь о потере себя, растворении себя. Вплоть до седьмой сутры человек может обрести огромную силу, до седьмой сутры рождается безграничная энергия, но не происходит слияния с Божественным. До седьмой сутры человек встречается только с самим собой.
Даже встреча с собой — дело нешуточное, это огромный шаг вперед. Но огромен он только в контексте первых шести сутр, а когда речь заходит о восьмой сутре, такая встреча — не такое уж и великое достижение. Прикоснуться к своему «я» очень сложно. Полностью познать себя — также очень сложно. Но куда более трудная задача — потерять и растворить свое «я». Если человек сидит в тюрьме, ему, чтобы освободиться, прежде всего следует осознать, что он пребывает в заключении. Если он не понимает, что находится в тюрьме, все пути к свободе для него отрезаны. Чтобы выбраться из тюрьмы, он первым делом должен сказать себе: «Я сижу в тюрьме».
Второе условие — хорошо изучить свою тюрьму и разобраться, что на самом деле она из себя представляет. Какой толщины стены, где находятся двери? На какой высоте расположены окна, насколько прочны решетки? Где то слабоохраняемое место, через которое можно сбежать? Где стоят охранники? Второй шаг — досконально изучить тюрьму, полностью разобраться в ее устройстве; только тогда можно из нее выйти.
Суть эго в том, что оно — тюрьма. Она заполнена огромной энергией, несметными сокровищами, и все же это тюрьма, за стенами которой — бескрайние пространства бытия, где живет свобода, где обитает воля. Прежде всего, мы не осознаем свое собственное «я», не понимаем, насколько оно велико и что оно из себя представляет. Исследование своего «я» — процесс тотальный. И когда он полностью завершается, возникает опасность, большая опасность. Я расскажу о ней. Тот, кому удается избежать этой опасности, сможет постичь восьмую сутру йоги.
Как только ты осознаешь, что в твоем распоряжении несметные богатства, россыпи бриллиантов, огромное состояние, твоя тюрьма уже не кажется тебе тюрьмой. Нет, она будет выглядеть как императорский дворец. Когда заключенный узнает, что в его тюрьме хранится столько сокровищ, столько золота, столько богатств, когда он понимает, какую роскошную жизнь можно вести, не выходя за пределы тюрьмы, он тут же забывает о высоких стенах, колючей проволоке и называет ее императорским дворцом. И тогда эти сокровища становятся, пожалуй, единственной помехой, которая не позволяет ему покинуть пределы тюрьмы. Охранникам не удалось его остановить, ему не помешали толстые цепи, и он обошел все хитрые ловушки и западни. Но его удерживают сокровища, которые он обнаружил в тюрьме.
В тот день, когда мы узнаем о несметных богатствах, таящихся в глубинах нашего существа, об уготованном нам бесконечном блаженстве, мы рискуем забыть, что наше «я» — очень мало, что это крохотная частица огромной бесконечности — вот в чем состоит главная опасность. Это все равно что наполнить водой из океана глиняный горшок. Разве можно сравнить воду, налитую в горшок, и тот огромный океан, который простирается за его стенками? Мы — такие же глиняные горшки. Внутри нас изобилие: по своей природе мы подобны Божественному, подобны океану. Но как можно сравнивать то, что у нас внутри, с тем, что окружает нас снаружи? Настанет момент, когда глиняный горшок нужно будет разбить. Тебя окружает твое «я», твое эго. И в тот миг, когда ты познаешь всю красоту своего «я», глиняный горшок превращается в золотой. Разбить его будет очень трудно.
Вот почему эго ищущего часто принимает самые причудливые формы. Сотни раз последнее, что останавливает ищущего на пути медитации, — это та точка, в которой его «я» становится золотым, где он ощущает себя обладателем бесконечных возможностей, бесконечного знания, бесконечной силы. Такое обладание становится глубинным фундаментом его «я». Те, кто остановился здесь, останавливаются на седьмой сутре. Поступить так — все равно что, проделав огромный путь и дойдя до цели, остановиться у самых дверей. Ищущий завершает путешествие, но останавливается в шаге от пункта назначения.
Происходит вот что: человек проходит тысячи миль, но чем ближе он к концу пути, тем тяжелее ему дается каждый шаг. Пока его цель скрыта за горизонтом, он может, не зная отдыха, шагать многие мили, может резво бежать, но чем ближе финиш, тем больше сказывается усталость. Нередко случается так, что, почти добравшись до пункта назначения, люди останавливаются передохнуть. Многие ищущие застревают на седьмом уровне. Восьмой уровень — это скачок, огромный прыжок. Нет ничего особенного в том, чтобы познать свое «я», но растворить его — событие огромной значимости. И тут возникает вопрос: «А зачем человеку избавляться от своего «я»?» Если нас самих уже не будет, какой смысл, какой толк в том, что случится дальше? Если «я» не будет, кому нужно это просветление, эта Божественность, эта йога и религиозность?
Легко отказаться от свободы ради своего «я», но свобода от него самого — штука труднодостижимая. Свобода «я» — это очень просто: твой ум знает, что «Я должен стать свободным, вольным». Но свобода от самого себя — огромное препятствие для ума. Именно здесь от тебя потребуется готовность к последнему прыжку. И йоге известны способы осуществить такой прыжок. По окончании седьмого этапа и с началом восьмого начинается самый важный поиск, суть которого отражает фраза «Кто я такой?». Теперь начинается поиск ответа на этот вопрос. До седьмой сутры ты отвечаешь на вопросы «
И чем глубже мы погружаемся, тем больше понимаем, что наше «я» здесь не заканчивается. «Я» существует не только на этом уровне, но и далеко за его пределами — очень далеко... Поиск уводит тебя все дальше, границы растворяются, и в самом конце ты приходишь к пониманию того, что «я» — это все сущее, все мироздание. Когда ты осознаешь, что «Я есть все сущее», — в эту минуту «я» исчезает, ибо исчезает «ты». Нигде не остается и следа от «ты» — все Едино.
В 1857 году, во времена индийской революции, британские солдаты убили саньясина, молчавшего тридцать лет. Когда он решил принять обет молчания, его спросили:
— Зачем тебе это надо?
— Я не могу говорить о том, о чем мне хотелось бы сказать, — ответил он, — ибо это нельзя выразить словами, а все, о чем я способен говорить, — малозначимо, и я не собираюсь тратить на это силы.
После этих слов он умолк на целых тридцать лет — ходил по улицам обнаженный, не говоря ни слова. Однажды ночью он брел по дороге неподалеку от военного городка британской армии. Его приняли за шпиона и схватили. Англичане стали допытываться: «Ты кто?» Но сколько ни задавали этот вопрос саньясину, в ответ он только смеялся. Он дал обет молчания и потому не мог ответить. А разве есть такой человек, который мог бы ответить на вопрос «Кто я такой?» На него нет ответа. Когда ты находишь ответ, оказывается, что отвечать уже некому, а пока ты есть — нет ответа. Решить эту головоломку еще никому не удалось, и она никогда не будет решена. Ответ приходит, только когда ищущий растворяется, — но с этой минуты теряет всякий смысл. Пока существует ищущий, найти ответ невозможно. Так что дать ответ нельзя, поскольку он еще не найден. Саньясин смеялся от всей души. И чем дольше он смеялся, тем больше злились солдаты. В конце концов они решили, что он над ними издевается, и закололи его штыками. Умирая, саньясин произнес два слова, тем самым нарушив тридцатилетнее молчание. С его уст слетели очень странные слова. Солдаты спрашивали: «Ты кто?» А он оставил этот вопрос без ответа. Но в минуту смерти он открыл глаза, улыбнулся и произнес великую фразу из Упанишад. Он сказал британским солдатам, проткнувшим его своими штыками:
— Тат твам аси5, Шветакету! Вы тоже одно с Тем, Шветакету!
— Что? Кто ты такой? — удивились они.
— Вы тоже То, — умирая, сказал он.
Он не сказал: «Кем бы я ни был, вы тоже это». Эту часть он пропустил — и понятно почему. Он не сказал «кто бы я ни был...», ведь произнести «я» было некому! Никакого «я» больше не осталось. Он ответил иносказательно: «Вы тоже То». Неизвестно, поняли ли солдаты его намек; весьма маловероятно, что поняли. Поиск ответа на вопрос «Кто я такой?» приводит к растворению «я». Такой поиск возможен, только когда происходит осознание седьмой сутры; до этого момента он крайне затруднен. А после прохождения седьмого уровня он становится простым. Теперь мы можем задавать вопросы, ибо отныне стали пробужденными. Теперь мы наполнены светом и потому можем спросить себя: «Кто я такой?» А это — единственный религиозный вопрос. Тебе никогда не найти на него ответа. Ты не получишь ответ, где будет говориться о твоей божественной сущности и единстве с миром. Пока тебя посещают подобные ответы, знай, что это работает твоя память, старается твой ум. Так отвечают те священные книги, которые ты прочел; так отвечают слова, которые ты услышал; так отвечают доктрины, которые ты заучил.
Восьмую сутру нельзя постичь при помощи священных текстов, ее нельзя постичь при помощи доктрин. И если твой ум дает ответ на восьмую сутру, если он внушает тебе, что ты — Брахман, или произносит нечто похожее на упомянутые мною слова «Ты есть То», значит, ты об этом где-то прочитал и это не ответ. Пока ты можешь дать ответ, ответа нет, у тебя его нет — все, что у тебя есть, — слова, набор слов.
Вопрос «Кто я такой?» должен настолько глубоко проникнуть в твою сущность, чтобы в тебе перестали рождаться ответы, чтобы остался только вопрос, немой вопрос — и каждый твой вздох вопрошал: «Кто я?», каждая пора кожи спрашивала: «Кто я?», каждый удар сердца отдавался вопросом «Кто я?». Когда ты сидишь, стоишь, гуляешь, задаешься вопросом или забываешь о нем, он постоянно звучит в твоей голове: «Кто я такой?» И ты не найдешь ответа. Ибо его не существует — ведь если бы ты его нашел, незачем было бы спрашивать. Но в каждом из нас хранится множество ответов. Вот почему на этапе восьмой сутры начинают мешать все священные тексты, любое знание становится препятствием. Все, что мы именуем знанием, все, что мы выучили, поняли, запомнили, — становится препятствием. Даже самые великие слова превращаются в огромный барьер. Гита, Коран, Библия — все это помехи на пути. Что бы мы ни прочли, что бы ни выучили, на восьмом этапе все это начинает мешать, так как ответы нам услужливо поставляет наша память: «Я есть это...», «Я есть это...», «Я есть это...».
Все эти ответы нужно уничтожить. Они — не наши. Те, кто их дал, должно быть, знали, о чем говорили, они наверняка понимали суть того, что сказали, но это не наши ответы. Это чужое знание; мы его одолжили, оно уже протухло. Чтобы пройти восьмой этап, человек должен отбросить любое знание и стать абсолютно невежественным. А тот, кто способен стать невежей... такая невежественность в сущности иная.
Сократ сделал одно очень тонкое замечание по этому поводу. А Сократ из тех людей, которые очень близко подошли к восьмому этапу. К нему явились жители деревни и объявили:
— Дельфийский оракул провозгласил, что Сократ — величайший мудрец из всех живущих. Таков вердикт Дельфийского оракула — нет человека мудрее Сократа.
— Что вы такое говорите? — воскликнул Сократ. — Наверное, произошла какая-то ошибка, ибо я говорю вам: нет человека невежественнее Сократа.
— Да, непростая задача, — задумались жители деревни. — Если мы верим Дельфийскому оракулу, значит, мы должны поверить и Сократу. А он утверждает, что нет человека более невежественного, чем он. А если поверить словам Сократа и допустить, что он самый невежественный человек в мире, как же тогда быть с Дельфийским оракулом? Сократ задал нам неразрешимую задачу.
— Давать вам такие задачи — моя работа, — сказал им Сократ. — Прежде чем достичь этого уровня, я тоже через многое прошел.
— Но кому же нам верить? — спросили его селяне.
— Идите и спросите у Дельфийского оракула, — ответил Сократ.
Они послушали его совета и снова обратились к оракулу:
— Сократ говорит, что нет человека, более невежественного, чем он. А ты утверждаешь, что он самый мудрый из живущих.
— Вот почему я и говорю, что никто не сравнится с ним в мудрости, — провозгласил Дельфийский оракул устами пифии, — ибо тот, кто постиг свое невежество, стоит у порога знания.
Они вернулись к Сократу:
— Оракул нам все объяснил. Но головоломка стала еще запутаннее. Пифия говорит, что Сократ называет себя невежественным, так как он подошел к порогу знания.
— Возможно, вы не заметили, что в прошлый раз я вам ответил: «Наверное, произошла какая-то ошибка», — стал объяснять Сократ. — Слова оракула полны глубокого смысла. Но ведь пифия не говорила, что Сократ — величайший мудрец; она сказала, что нет человека мудрее Сократа. Когда вы во второй раз отправились к оракулу, я пошел в вашу деревню поговорить с людьми и поискать, найдется ли среди них кто-то мудрее меня. Я ходил и беседовал с деревенскими мудрецами. У них был ответ на все вопросы, кроме одного: «Кто ты такой?». Только на этот вопрос они не смогли ответить. И тогда я им сказал: «Что же вы за мудрецы, если до сих пор не знаете, кто вы? Какой смысл во всех ваших знаниях? Если вы до сих пор не разобрались в том, кто вы такие, как вы можете кичиться другими знаниями?»
Итак, Сократ побеседовал со всеми деревенскими мудрецами и вернулся восвояси.
— Оракул очень умен, — пояснил он. — Пифия говорит, что Сократ — мудрейший из людей. Это значит только одно — все жители деревни невежественны.
Только Сократу достало мудрости признать, что он невежда, — иного смысла в этих словах нет. Остальные жители деревни не обладают и крупицей мудрости. Только человек, осознающий свою невежественность, сможет преодолеть седьмую сутру: тот, кто понимает, что «Я ничего не знаю». О вопросе «Кто я такой?» даже речь не идет. И когда ты глубоко, с необычайной ясностью это осознаешь, боль твоего осознания станет невыносимой, обжигающей. Тебе неведомо «Кто ты такой», и боль твоего незнания наполняет каждую клеточку твоего существа. Отныне этот вопрос перестает быть просто вопросом, это уже не просто интеллектуальное упражнение с готовым решением, которое следует отыскать. Отныне он становится отчаянной страстью, заполняющей все твое существо, жаждой, терзающей тебя, беспрестанным удушьем. Один-единственный жгучий вопрос заставляет тебя трепетать — ты жаждешь узнать «Кто я такой?». И когда ты нигде не находишь ответа, оказывается, что его и вправду нигде нет.
Человек, получивший ответ извне, обманывает себя. Ответа нет — ты его не находишь, а вопрос продолжает тебя терзать, сводит с ума, лишает рассудка. Когда в тебе не остается ничего, кроме вопроса, и последняя надежда получить ответ тает, как дым, когда исчезает малейшая возможность получить ответ, само ожидание ответа растворяется и остается только вопрос... Здесь следует отметить, что, когда вопрошающий и вопрос становятся единым целым, в этот миг вопрос исчезает. Ответ не приходит, и вопрос тоже отпадает. Так, освобожденный от всех вопросов человек оставляет позади седьмую сутру и выходит на уровень восьмой. В это мгновение он не спрашивает «Кто я такой?». В это мгновение он говорит: «Скажи мне, что не есть Я». В это мгновение он вопрошает: «А где меня нет?»
Нанак отправился в Мекку и заночевал около гробницы. Он лег ногами в сторону священного камня Каабы. К нему подошли священники и сказали:
— Убери свои ноги, невежа. Разве ты не знаешь, что нельзя осквернять священный камень, укладываясь ногами в его сторону? Посмотрите на него — он выставил свои ноги напоказ перед Богом!
— Вы знаете, я в некотором затруднении, — ответил Нанак. — Передвиньте мои ноги туда, где Бога нет. Возьмите меня за ноги и передвиньте их в ту сторону, где нет Бога.
Священники впали в ступор. Они не осмелились трогать Нанака, ведь Бог — везде.
С того дня, когда исчезнет сам вопрос «Кто я такой?», он больше не будет тебя беспокоить. С того дня, даже если тебе зададут этот вопрос, единственным твоим ответом будет «А кем я не являюсь? Я — все». В тот день исчезает стена, образующая эго и отделяющая тебя от Сущего. Она рушится. Это стена грез в полном смысле слова — стена из мыслей, стена воспоминаний, стена убеждений. Ты верил, что ты такой-то и такой-то, — все это образует стену. И вот стена обрушивается и человек становится единым целым с Бесконечностью. Тогда исчезает эго-центрированная личность. Исчезаешь не ты, это не тебе приходит конец. Нет, ты никуда не деваешься — ты становишься тотальным. Ты больше не «я», ты становишься всем. Ты перестаешь быть волной и превращаешься в океан. Ты перестаешь быть каплей и становишься бесконечностью. Ты умираешь как «ты» и существуешь как Божественное. Вот почему с потерей
Один христианский священник двадцать лет просидел в русской тюрьме. Он написал совершенно уникальную книгу «В подполье у Господа». Это был удивительный человек; он называл свою тюрьму — темную камеру в подвалах — подпольем Господа и написал о своем заключении небольшую книгу. Темная камера была домом Господа, спрятанным в подземелье. Он провел в камере двадцать лет, раз в день ему бросали еду. Он ни разу не слышал человеческого голоса... Через пять или шесть дней после того, как его заключили в камеру, он услышал стук в стену — кто-то стучал в соседней камере. Как священник ни старался, он ничего не мог понять из этого стука. Но одно он понял — в соседней камере тоже есть заключенный. Так они и провели двадцать лет, общаясь через стену, и постепенно изобрели особый язык стуков: один удар — А, два удара — Б, три — В; этот язык рождался постепенно. Они узнали имена друг друга и начали посылать послания. Приветствовали друг друга по утрам и желали спокойной ночи вечером. Их общение набирало обороты благодаря изобретенному ими особому языку.
Если бы эти люди вышли из тюрьмы, как ты думаешь, они продолжали бы общаться при помощи стука? Конечно, нет. Им пришлось выработать язык условных сигналов, иначе они не смогли бы общаться через стену. «Я» человека — такой же условный язык, который используется во всем мире, где каждый из нас окружен своими собственными стенами, где мы, чтобы поговорить друг с другом, вынуждены перестукиваться. Вот для чего нужны имена: кого-то мы называем Рамой, кого-то Кришной и так далее. Все имена фальшивы. Дети не рождаются с именами, но без них было бы весьма затруднительно разговаривать через стены. Так что имя «Кришна» означает два удара; имя «Рама» — это три удара. С помощью таких ударов мы знакомимся друг с другом. Если постучать трижды, ты знаешь, что я тебя зову, — теперь ты Рама, а вот ты — Кришна! Мы наклеиваем на людей имена как ярлыки. Это условный язык мира, в котором иначе до другого не достучаться. Мы всем даем имена. Если я хочу позвать человека, я говорю: «Рама, иди сюда». У меня тоже может быть имя, и оно у меня есть — но если я произношу его вслух, очень сложно определить, зову я другого человека или говорю о себе. Поэтому, когда я хочу назвать себя, я говорю «я», а когда мне нужно позвать другого человека, называю его по имени. Когда ты хочешь назвать себя, ты тоже говоришь «я», а когда хочешь окликнуть кого-то другого, зовешь его по имени.
Свами Рама отправился в Америку. Он называл себя «Рама» и перестал пользоваться местоимением «я». Естественно, если ты нарушаешь правила условного языка, тебе не избежать проблем. А он называл себя «Рама». Если на улице над ним насмехались или начинали ругать, он говорил так:
— Сегодня у Рамы были большие неприятности — к нему подошли какие-то люди и стали осыпать его бранью.
— Что вы имеете в виду? — недоумевали американцы, не привыкшие к подобной манере изложения. — О чем вы говорите? Какой-такой Рама?
— Этот Рама, — отвечал он.
Поначалу люди плохо его понимали. Но постепенно они привыкли к его условному языку, к тому, что этот человек называет себя в третьем лице Рамой.
Неважно, называем мы себя «Рамой» или говорим «я» — даем мы себе имя или используем местоимение «я», ведь при рождении у нас не было ни имени, ни «я». Дети вначале узнают, что есть «ты», а затем формируется и их «я». Сначала у детей появляется ты-сознание, они узнают о других людях, «я» приходит позднее. «Ты» становится непреложной данностью — вот почему иногда дети говорят о себе: «Он проголодался». Маленькие дети именно так и говорят. Но кто проголодался? «Я» еще не сформировалось. Это ему только предстоит.
Для нормального общения в мире, где каждый из нас окружен своим собственным частоколом, своими собственными стенами, необходим условный язык. «Я» — только указатель, намек на то существо во мне, об истинном облике которого даже я не имею ни малейшего представления. Кришна, Рама — все эти имена указывают на того, о ком я ничего не знаю. Все мы стоим по разные стороны стены. Все мы напоминаем заключенных, которые продолжают стучать по своим стенам. Так устроена жизнь. Но мы этого не понимаем, ибо движемся, таская за собой свои тюрьмы, свои стены, невероятно прочные и высокие.
С самого рождения мы носим с собой свои тюрьмы, свои стены, даже не догадываясь об этом. Муж и жена всю жизнь разговаривают друг с другом через две стены, используя при этом условный язык, который они понимают лишь изредка... который вообще не понимают или, как минимум, понимают не слишком часто. Отец и сын тоже разговаривают, друзья как-то общаются, но их разделяют стены. Они стучат, говоря одно, а их собеседник слышит совершенно другое. Он стучит в ответ, а с другой стороны его стук воспринимается по-своему. Они забывают одно: и «я», и «ты» — просто слова, в них нет истины. Эти слова по-своему полезны, но не истинны.
Вот почему, отправляясь на поиски «я», мы в итоге осознаем, что его нигде нет; отыскать его невозможно. Если бы человек по имени Кришна отправился вглубь себя на поиски Кришны, он, по-твоему, нашел бы где-то этого Кришну? Слово «Кришна» — этикетка, наклеенная на упаковку. Если ты попытаешься найти ее где-то внутри себя, у тебя ничего не получится. Точно так же нет внутри нас и «я». Эти слова полезны с практической точки зрения. И до седьмого уровня они не мешают ищущему; в сущности, они ему помогают, так как до этого уровня ищущий занимается одним — поисками своего «я». Вплоть до седьмого уровня все, что он ищет, предназначено его «я» — и сила, и умиротворение, и свобода, и Божественное. Вплоть до седьмого уровня «я» приносит много пользы — но не приводит к истине. После седьмого уровня «я» становится препятствием — от его пользы не остается и следа. На восьмом уровне условный язык должен быть разрушен. Это очень болезненно — разрушать свое «я», ведь все, что мы делали ранее, предназначалось ему. Мы жили для своего «я», мы умирали для своего «я». Кто знает, сколько раз мы рождались для него, и только для него.
Индийский мистик отправился в Китай. Этого мистика звали Бодхидхарма. Когда он пересек границу империи, поприветствовать его приехал сам император Китая By. Улучив момент, император By сказал:
— Меня гложет беспокойство. Пожалуйста, скажи мне, как обрести умиротворение.
— Приходи завтра в три часа утра, и я покажу тебе, как это сделать, — ответил Бодхидхарма.
Тот же вопрос император задавал многим монахам, и все они обучали его разным техникам. Но этот приезжий был каким-то странным. Он сказал: «Приходи завтра в три часа утра, и я покажу тебе, как это сделать». Императора By одолевали сомнения: неужели проблему можно решить так просто? Всю жизнь беспокойство было его неизменным спутником; он перепробовал множество методов, но так и не обрел умиротворения. Он снова обратился к Бодхидхарме:
— Вы, наверное, не знаете, насколько мне трудно. У меня больше богатств, чем мне нужно, но я так и не обрел покоя. Я делал все, что мне советовали набожные монахи, но ничего не добился. Я построил сотни тысяч храмов, и все без толку. Когда мне советовали делать добрые дела, я делал вдвое больше, но не смог обрести покой.
— Хватит разговоров, — прервал его Бодхидхарма. — Приходи завтра в три часа утра, и я покажу тебе, как это сделать.
Император By был поражен. «Хорошо, — подумал он, — увидим, что будет». Но теперь он сомневался, а стоит ли вообще слушать этого человека. Он стал спускаться по ступеням храма, у входа в который стоял Бодхидхарма. И когда нога императора By коснулась последней ступени, тот закричал:
— Да, вот еще что! Захвати с собой свое «я», а то кого же я буду учить умиротворению?
«Что за безумие, — подумал император By. — Когда я приду, понятно, что мое «я» будет при мне».
— Не забудь его захватить, — прокричал Бодхидхарма, — обязательно возьми его с собой, не оставляй дома.
Всю ночь император решал, идти ему к Бодхидхарме или нет. Он еще ни разу не встречал человека, который обещал бы вот так научить его умиротворению. К утру, собрав все свое мужество, он отправился на встречу. Едва он начал подниматься по ступеням храма, не прошел и двух шагов, как его окликнул Бодхидхарма:
Поделиться книгой: