Пепел

Я вздрогнула. Неожиданно и очень вовремя.

– Семь смертных грехов. Эта, – я открываю глаза, и провожу пальцем по самой большой птице на шее, – Печаль. Следующая – гнев. Потом уныние, гордыня, тщеславие, чревоугодие, похоть и алчность. В моем персональном порядке убывания.

– Они красивые, – тихо говорит он, проводя губами по каждой.

– Не останавливайся, – шепчу я.

Эрик целует каждую птицу, и его поцелуи оставляют обжигающий след на моей коже. Он берет мои запястья, расстегивает пуговицы на манжетах, и распахнутая блузка безвольно стекает на мою талию. Потом отстраняется и меня обдает холодом. Я замерла, сжалась, застыла, когда он потянулся к моей юбке, и медленным движением расстегнул молнию сбоку. Юбка упала к моим ногам, и я задержала дыхание.

– Мне остановиться? – спрашивает он, положив руки мне на плечи.

Я медленно мотаю головой, зажмуриваясь, потому что я знаю, что стою перед зеркальным шкафом–купе. И я не могу взглянуть на свое отражение. Только не сейчас.

Я пытаюсь представить себя прежнюю. Без шрамов и татуировок. Я представляю, как его руки гуляют по моему телу, изучая его, поглощая его, впитывая его. Я представляю, что он дотрагивается до моего живота, до моих бедер, целует мои ноги, и я чувствую. Я так хочу это чувствовать.

Но его руки просто исчезают, растворяются, когда спускаются от груди к моему животу. Я ничего не ощущаю. Ни–че–го.

– Дана? – шепчет он где–то рядом, и я открываю глаза.

Он закрыл меня собой, и я не вижу своего отражения. Вздох облегчения вырывается из груди, и я обхватываю его руки, цепляясь за него, как за последнюю соломинку, держащую меня в этом мире.

Эрик не говорит ни слова. Просто целует меня, глубоко, осторожно и мягко. В ногах я чувствую волны тонкого шелка, но белье еще при мне. Он не торопится, дает мне шанс одуматься и убежать. Я запускаю руки в его мягкие волосы, и он шумно выдыхает мне в губы. Переступаю с ноги на ногу, и отбрасываю платье в сторону. Эрик отпускает меня и удивленно поднимает брови.

– Не останавливайся, – уверенно говорю я, притягивая его к себе.

Почему в романах о любви всегда так похабно описывают близость? «Он вошел в нее, и она радостно приняла его в себя», «Они двигались в одном ритме, пока не достигли пика наслаждения», «Ее плоть плотно сжимала его плоть» и бла–бла–бла.

Ничего этого не было. Мы просто занимались любовью, изучая друг друга. Я рассыпалась на части, расплавлялась и растекалась под его руками, которые снова по кусочкам собирали меня обратно. Я дышала его телом, пила его по глоточку, я не могла насытиться.

Я горела, горела дотла, и превращалась в пепел.

В пепел, разбросанный темными волосами по его подушкам. В пепел, вскидывающий руки над простынями. В пепел, обхватывающий его ногами и царапающий спину. В пепел, шепчущий в ночи: «Не останавливайся». Я превратилась в пепел, я стала пеплом. Я сгорела дотла, не чувствуя ни грамма боли. Я очистилась этим огнем, потому что впервые за три года, я снова почувствовала себя живой. Реальной. Чувствующей.

– Я сделаю новую татуировку, – прошептала, уткнувшись Эрику в шею.

Он лежал на животе, а я устроилась на его спине и гладила надпись моим почерком у него на лопатке.

Путь без сердца никогда не бывает радостным.

– Какую? – промычал он в подушку.

– Есть ручка и бумага?

Он потянулся к ночному столику и вытащил из ящика блокнот с прикрепленной к нему золотой ручкой, которая пару недель назад торчала в моих волосах. Я села на кровати, укутавшись в простыню, и написала дату нашего знакомства, в противоположном углу я сделала подпись «Alive[2]» и обвела все это в знак бесконечности. Показала Эрику, и он улыбнулся.

– Я предлагаю сделать ее вместе.

ГЛАВА 19

Я проснулась в десять утра, разбуженная легким ощущением прохлады. Эрика рядом не было, я развалилась поперек большой кровати, голая и счастливая. Интересно, а есть ли телешоу «Голые и счастливые»? Если есть, я однозначно победитель всех сезонов.

Сладко потянувшись, я уставилась на свое отражение в зеркале. Неплохой вид, учитывая почти бессонную ночь. Волосы похожи на мочалку, под глазами легкая припухлость, губы красные и надутые от укусов и поцелуев. Я невольно вспомнила вчерашнюю силиконовую долину и поморщилась.

В квартире стояла полная тишина. Эрик, скорее всего на работе, сегодня четверг. Ведь четверг, я ничего не путаю?

Я лежу на белых простынях, и все вокруг пахнет чем–то терпким и сладковатым. Мужской запах. Кажется, что моя кожа впитала его на сто процентов. Тело немного ноет, но это, наверное, нормально. Я еще раз бросаю взгляд на свое отражение, потом на красное платье, скомканное в углу, и улыбаюсь.

Все–таки не убрался.

У Эрика нездоровая страсть к порядку. По–моему этот случай даже в психиатрии описан. Все в нем выдает человека, который настолько привык все рассортировывать, раскладывать по полочкам, что даже немного тошно. Книги на полках стоят по алфавиту, девственно–чистая кухня, ни единой пылинки в гостиной и спальне, ванная с наполированной сантехникой. Разве нормальный мужчина будет регулярно начищать кран?

У него была домработница, но она приходит только по субботам со слов Эрика. А идеальный порядок был поддержан постоянно. В общем, странно. Я не грязнуля, но и носиться по дому с влажной тряпкой вытирая каждую пылинку, не буду.

Я прошла в ванную и встала под прохладный душ. Конечно, смывать с себя запахи прошлой ночи не хотелось, но освежиться не помешает. К тому же, я могу помыться мылом и шампунем Эрика, так что… Терять нечего.

После тщательной экзекуции с пеной, мылом и зубной пастой я наконец–то почувствовала себя человеком. Открыла шкаф в спальне, вытащила белую рубашку (других, в общем–то, и не было) и надела ее. Не ходить же в вечернем платье с утра?

Выйдя в гостиную, я нашла на кухонном острове записку и ключи от машины:

«Доброе утро. Я уехал на работу, не стал тебя будить. В час дня я могу выйти на обед, если тебе не сложно, забери меня, хочу провести это время с тобой.

У меня нет еще одного комплекта ключей от квартиры, второй у Хельги (домработница). Так что просто захлопни дверь и включи сигнализацию. Код 1312.

Номер офиса есть в голосовом наборе в машине, позвони, я продиктую адрес.

Эрик. Который не Нортман»

Мило. И лаконично.

У меня есть чуть больше двух часов. Нужно заехать домой переодеться, позвонить Русе и забрать Эрика. Должна успеть.

Я выпила кофе, съела творожную запеканку, найденную в холодильнике, надела юбку и, бросив последний взгляд в зеркало, вышла из квартиры. Спустившись на подземную парковку, я стала искать Артегу. Малышка стояла в дальнем углу. Я нажала на пульт от нее, и водительская дверь открылась. Понимаю, почему Эрик так влюблен в эту машину.

Сев за руль, я по привычке включила музыку, на этот раз я ткнула пальцем в небо, точнее в экран и заиграла песня Лободы «40 градусов». А что, вы думали, я только забугорную попсу слушаю? Под звуки виолончели и хриплый голос бывшей солистки Виа Гры, я поехала домой.

Туманом затуманил мысли

Все о нем, лишь о нем, все о нем

Почему некоторые песни оказываются такими пророческими? Почему некоторые тексты бьют в самое сердце, заставляя дышать с перебоями? Я не знаю ответа. Но эта песня мне нравится. Улыбаюсь, как малолетка, радостно покачивая в такт музыке головой.

Добравшись до дома, я скинула платье и вытащила из шкафа бежевую блузку без рукавов и черные брюки. Эрик наверняка будет в костюме, к тому же неизвестно, куда мы пойдем обедать, поэтому я решила изменить привычному для меня стилю. Туфли обую вчерашние, они подходят к любой одежде. Еще одно неоспоримое достоинство и плюс к тому, что я их все–таки купила.

Сев на диван, я набрала номер Руслана и прослушала пять длинных гудков. На шестой он взял трубку, пытаясь перекричать визги ребенка:

– Руся, я сегодня нужна тебе?

– Пока не знаю. Сегодня кто играет?

– По–моему никого важного.

– Значит, спокойно будет. Тогда отдыхай. Как ты?

– Отлично, – я расплываюсь в улыбке.

Но, конечно он не может ее видеть в разговоре по телефону

– Рад за тебя. Он мне нравится.

Он нравится, нравится мне, нравится, нравится так

Нравится, я без ума

– Мне тоже. Мы будем татуировки делать. Вместе.

– Смельчак. Это его первый опыт?

– Нет, я познакомила его с Ильей, – я смеюсь, – Думала, обделается, но ничего, выдержал.

– Держи его крепче, детка.

Держи меня крепче, мама, я сегодня пьяна

– Обязательно.

– Мне надо идти. Аня свалила в парикмахерскую, а мой сын – торнадо. Как она вообще с ним справляется? Мне кажется, он всю квартиру разнесет, – говорит он и сразу же замолкает.

– Держись там. До связи! – сухо отвечаю я, разглядывая цветочные обои в гостиной.

Он не стал продолжать разговор о сыне. Он знает, что это со мной делает.

– Пока!

Кладу трубку и смотрю на часы. Половина двенадцатого. Вот так всегда, когда ждешь чего–то, минуты превращаются в часы и движутся со скоростью улитки. Хотя, улитка порой быстрее.

Включив телевизор, я слушаю новостные сводки. На Украине война, в Сирии тоже. Переключаю на спортивный канал и просматриваю кадры последних игр, которые я благополучно пропустила из–за Эрика. Ничего существенного, только немцы явно претендуют на победу, и Италия выбыла. Обидно.

Я отвлекаюсь на «Анатомию страсти» и не замечаю, как пролетает время. Быстро одеваюсь, наношу капельку духов на запястья и выхожу из квартиры. Опаздывать не хочется, поэтому я давлю на педаль газа и срываюсь с места. Артега утробно рычит и мчит меня по городу с неимоверной скоростью. Сплошное удовольствие. Я включаю голосовой набор в машине, произношу слово «Офис» и слышу гудки из динамиков.

– Офис Эрика Кааск, – пропела по-эстонски тонким голоском секретарша, – Чем могу Вам помочь?

– Меня зовут Дана. Соедините с Эриком, – спокойно говорю я, гадая – какая она.

Наверняка молодая и красивая, с длинными стройными ногами.

– Секунду, – буркнула она, и я слышу короткий писк в динамиках.

– Дана? – пропел Эрик с придыханием.

– Куда ехать? – раздраженно бросила я, представляя противную симпатичную секретаршу, которая приносит ему кофе.

Почему–то я уверена, что она расстегивает пару пуговиц на блузке, чтобы показать свои прелести. И сто процентов, у нее короткая юбка, открывающая прекрасные ноги без шрамов. Пока он диктует адрес, я представляю, как он разглядывает эти ноги, и мысленно луплю ему пощечины. Немного успокоившись, я сворачиваю на Пярнусское шоссе, ведущее в район офисных зданий на окраине центра. Пробок нет, поэтому добираюсь быстро. В двенадцать пятьдесят я стою у офиса и жду его.

Эрик выходит в кампании длинноногой брюнетки, мило ему улыбающейся. Я сжимаю губы. Она одета в белую блузку и черный костюм–двойку. Юбка обнажает колени и прекрасные щиколотки. Я завидую ей. У нее нет шрамов и красивая кожа, как я и представляла.

Он останавливается у входа, видит меня и улыбается, забыв о брюнетке.

Получай фашист гранату!

Идет ко мне, даже не бросив пару слов на прощание своей спутнице. Она стоит, раскрыв рот и моргая от досады.

Знай наших!

В душе я ликую, но лицо стараюсь оставить невозмутимым. Эрик садится на пассажирское сиденье и щурится от полуденного солнца. Не говоря ни слова, он тянется ко мне и быстро целует в губы, задержавшись возле моего лица всего на секунду. Я ловлю глазом брюнетку, которая, надув губы смотрит на нас. Мне так и хочется показать ей средний палец.

– Куда едем, босс? – говорю я.

– Называй меня так всегда, пожалуйста, – смеется Эрик, – Поехали в яхт–клуб. Сегодня хорошая погода, можно на террасе посидеть.

– Слушаюсь, босс, – смеюсь в ответ, и трогаюсь с места, – Это была твоя секретутка?

– Кто?

– Секретарша твоя, это чудо с длинными ногами?

– Лиза. Нет, это секретутка, как ты выразилась, Игоря. А что?

– Мне не нравится ее юбка, – проворчала я, не отрываясь от дороги.

– Она и мизинца твоего не стоит, – вздыхает он, – Ты хорошо выглядишь.

– Спасибо. Старалась соответствовать.

– Но джинсы и футболка тебе идут больше, – я чувствую, как он улыбается.

– О да, а насколько в них удобнее, словами не передать.

Мы снова смеемся, и Эрик кладет свою руку на мою, нежно поглаживая кисть большим пальцем.

– Я скучал по тебе.

Я замираю на долю секунды, а потом отвечаю:

– Я тоже.

ГЛАВА 20

– Игорь, я не вернусь в офис. На моем столе лежат подготовленные контракты, забери их и отправь клиентам, – Эрик замолкает, а потом продолжает снова, – Понял. До связи.