Помоги проекту - поделись книгой:
– До среды, – пристально смотрит он на меня, – Я заеду в семь.
– Хорошо...
Я вылезаю из машины, и иду к подъезду. Потом оборачиваюсь, и машу ему рукой. Он улыбается в ответ и медленно отъезжает от моего дома.
Я долго думаю, а потом набираю Руслана. Наверняка, он еще в баре:
– Руся, помнишь мое красное платье?
– Это, которое с пуговицами? – устало спрашивает он, перестав греметь посудой на том конце провода.
– Да.
– Так это не платье, а комплект. Помню, конечно. Это был лучший твой наряд.
– Ты его продал?
– Нет, так и не решился, оно где–то лежит в кладовке дома. А что?
– Оно мне нужно.
ГЛАВА 17
С трудом застегнув последнюю жемчужную пуговицу, я пригладила рубашку–боди из красного полупрозрачного шелка и вздохнула.
Последний раз я надевала это платье (или комплект, как говорил Руслан, не суть) примерно шесть лет назад на Рождество. В тот год мы проводили его в кампании друзей, а не в семейном кругу как обычно. Я еще не знала, что беременна и очень удивлялась, почему боди сидело на мне не так, как во время примерки в магазине.
Я вздрогнула от воспоминаний, которые должны были быть приятными, но на деле это оказалось не так. Быстро заморгала глазами, и еще раз оглядела себя.
Сейчас оно сидит так, как надо. Если бы только не шрамы, покрывающие мои ноги.
Я натянула юбку в пол из такой же ткани и застегнула пояс. Неплохо. Татуировок почти не видно, правда рукава слишком тонкие и надпись на предплечье просвечивает. Надеюсь, это не смутит Эрика и его скучную кампанию.
Я взяла черные туфли с красной подошвой, единственную пару на каблуках, которую я позволила себе купить после аварии. Да, это Лабутены. Да, тысяча евро. Да, я потратила на них свою трехмесячную зарплату. Да, это того стоило. Черная кожа, вырезанная кружевом, плотно облегала мои ступни, а каблук придавал изящность моей хромой походке.
Еще раз взглянув на себя в зеркало, я довольно ухмыльнулась. Красный шелк покрывал меня с головы до ног, окутав, словно вуаль. Блузка–боди застегивалась на множество маленьких пуговиц, а юбка была широкой и летящей. Я подняла волосы и заколола их на затылке, выпустив один локон, и накрасила губы алой помадой, в тон платью.
Домофон прозвонил один раз, я сразу сняла трубку и распахнула дверь. Прошла в спальню в поисках сумочки, которая валялась под кучей косметики и нижнего белья. Я никак не могла подобрать что–то соответствующее. В итоге пришлось остановиться на бесшовном комплекте телесного цвета, все остальное предательски просвечивало сквозь красную ткань.
Я услышала шаги в гостиной и мелодичный голос Эрика:
– Ты готова?
Не отвечая, я вышла и уставилась прямо на него. Он замер от удивления и раскрыл рот от того же.
– Я знаю, футболки мне идут больше, – я постаралась пошутить и снять напряжение
– Чтоб я сдох, – прошептал он, — Красное платье...
– Дыши, Эрик. Это всего лишь платье, – я прошла мимо него к столику в коридоре и сложила в сумочку телефон, наушники и ключи. – Ты идешь?
Он вышел вместе со мной, позволив мне захлопнуть дверь. Я давно поставила автоматический замок, чтобы не возиться с ключами, когда ухожу. Предательские пальцы частенько меня подводили, и я роняла связку. Дверь послушно щелкнула, я дернула ручку – закрыто.
Мы вышли из подъезда, в котором я чувствовала себя неуютно в своем наряде. Эрик полностью соответствовал себе: черный костюм, идеально сидящий на нем, серый галстук и белая рубашка. Когда мы сели в машину, он попросил взять из бардачка черную коробку, прошитую атласом, и достал из нее алый галстук. Я вскинула бровь, когда он завязывал его.
– Так лучше, – сказал он, глядя в зеркало на козырьке, и улыбнулся мне.
Не спорю.
Мы тронулись и поехали в центр города. Было светло, хотя солнце уже начало медленно опускаться к горизонту. Я всегда любила такое время суток, потому что мне нравился мягкий свет, который окружал все вокруг. Высокие дома стояли, окутанные легким сиянием, в окнах отражался желтовато–оранжевый цвет. Все вокруг выдавало приближающиеся сумерки, окутанные тайной. В общем — красиво.
Презентация, как назвал ее Эрик, проходила в лаунж–баре гостиницы Раддиссон, на двадцать четвертом этаже. Если быть точной, то на двадцать пятом. Этажом ниже был бар для посетителей и постояльцев, двадцать пятый был доступен только под бронь. Здесь я справляла свадьбу.
Супер.
Мы поднимались в отдельном лифте в кампании молчаливого администратора отеля. Он неловко улыбался, поглядывая то на меня, то на Эрика.
– Я вас узнал, — прощебетал он, глядя на меня
– Откуда? – я повела бровью, пытаясь подавить любопытство
– Вы у нас свадьбу справляли. Я видел вас на фотографии. Кажется, это было лет пять назад, или шесть, быть может...
– Шесть, — тихо выдала я, опуская глаза в пол лифта.
– Как ваш муж? – бесцеремонно спросил парень, и Эрик напрягся.
– Мой муж погиб, — ответила я, поднимая глаза.
– О, простите, я не хотел... – начал мычать администратор, двери лифта открылись, и он попятился к выходу, потупив взгляд.
Эрик взял меня за локоть и тихо сказал:
– Если хочешь, его здесь завтра не будет
– Не нужно. Пошли, нас ждут.
Он приобнимает меня за талию, устанавливая свои невидимые права, мы входим на площадку, и я вдыхаю прохладный июньский воздух. Под нами уже начинают загораться огни, где–то вдали солнце уходит за горизонт. Я бросаю взгляд на старый город с его высокими шпилями и флюгерами, потом на новые здания, не сочетающиеся с ними, и улыбаюсь. Я давно не видела вечерний Таллинн с этой высоты.
Эрик взял два бокала с шампанским с подноса официанта, и протянул один мне.
– Пить не обязательно, но держать в руках придется, – он улыбнулся и кивнул паре, стоящей неподалеку от нас. Отпил немного и потянул меня за собой. – Пошли. Мне нужно немного поработать лицом.
Мы подходили ко всем и каждому, здоровались и кивали. Эрик говорил преимущественно по–эстонски, изредка переходя на английский. Я не сразу поняла, почему, учитывая, что он прекрасно владеет русским языком. Позже он разъяснил:
– В эстонской среде есть большой пунктик по этому поводу, – шепнул он мне, когда мы стояли в стороне, – Обычно, заслышав русскую речь, эстонцы переходят на английский, даже если прекрасно владеют русским. Меня это бесит, – вздохнул он, проводя губами по моим волосам.
– Если бесит, почему ты так делаешь? – поморщилась я.
– Так принято, – он пожимает плечами, и улыбается Игорю, стоящему в дальнем углу площадки.
Я ничего не ответила, просто уставилась в свой бокал с выдохшимся шампанским. Я ходила, теребя длинную хрустальную ножку уже полчаса, и меня это начинало раздражать. Когда Эрик отошел поздороваться с Игорем и какими–то мужчинами, я поставила бокал на поднос официанта, проходящего мимо, и выдохнула. Так–то лучше.
К середине вечера я чувствовала себя как собака, у которой вместо шеи пружина, и она качается от каждого движения. Видели такие фигурки в машинах? Голова туда–сюда, туда–сюда. Странное ощущение. Еще хуже, было постоянно улыбаться. Иногда, мне казалось, что мое лицо треснет от натужных улыбок и фальшиво–радостных: «Tere[1]».
К концу вечера я не выдержала:
– У вас татуировка? – спросила высоченная блондинка наигранно высоким голосом, глядя на мою руку.
Она была, как силиконовая долина – вся сплошь из бокса и силикона. На две головы выше меня, плюс шпильки. Волосы цвета расплавленного золота, но слегка потемневшие корни выдавали фальшивость этого оттенка. Брови неестественно поднимались домиком, отчего ее хотелось «обнять и плакать».
– Да, и не одна, – оскалилась я, пытаясь изобразить улыбку.
– А мне свою пришлось вывести. Сделала по молодости какой–то китайский иероглиф. Хорошо, что шрама не осталось, – она изящно дотронулась до шеи, видимо в том месте и была несчастная наколка.
– Зачем вывели?
– Как же, милочка. Не по статусу, – блондинка брезгливо поморщила нос и поглядела на меня сверху вниз, как слон на мошку.
Я вздохнула, и качнула головой. Я хотела бы ответить что–то ехидное, но ее единственным и неоспоримым достоинством было то, что она первая заговорила со мной по–русски. Уже за это, я готова была ей простить все, даже этот надменный взгляд.
В этот момент Эрик приблизился ко мне, и снова приобнял за талию. Его спутник, лысоватый низенький мужчинка лет сорока тоже приобнял, только не меня, а блондинку.
– О чем беседуете, дамы? – поинтересовался на родном мне языке ее спутник.
– Милый, у нее татуировка. Это так свежо, – пролепетала дылда, и меня передернуло.
Я подняла руку и показала псалом на предплечье, просвечивающий сквозь тонкую ткань.
Дура я, надо было водолазный костюм одеть.
– Интересно, – пробормотал папик, жадно сверкнув глазами.
О, он любит тату? Что ж, блонди явно ошиблась на его счет.
– Вам тоже стоит сделать, – с вызовом бросила я силиконовой долине, и почувствовала, что Эрик задрожал. – Что–нибудь свежее и милое, – поддразнила я ее интонации, – Например, зайчика на попе. А если отвиснет, вставите пару имплантов. Вам пойдет, – почти выкрикнула я, когда Эрик оттаскивал меня в другую сторону.
Я не поднимала на него глаза и, наверное, впервые испытала чувство стыда из–за своей несдержанности.
– Прости, но она меня взбесила.
Он не ответил, и я рискнула посмотреть на него. Он беззвучно смеялся. Если быть точной, ржал, как конь, только звуки гасил кулаком. Я тоже прыснула и улыбнулась.
– Я давно так не веселился на подобных мероприятиях, – сказал он, приговаривая второй бокал. Или третий?
– Да, здесь очень мило и свежо, – сказала я, подражая голосу дылды.
– Хочешь уйти? – спросил Эрик серьезно.
– Больше всего на свете.
– Тогда пошли, – он взял меня за руку и повел к выходу.
– А твоя работа?
– Срать, – выругался он, растягивая гласную и вталкивая меня в лифт, – Игорь все сделает.
Нет, он не прижал меня к стенке лифта, и не начал лапать. Не стал жадно целовать, впиваясь губами, причиняя боль. Ничего этого он не сделал, но все равно мое сердце ухнуло, когда он в буквальном смысле поставил меня в лифт, и задержал руки на моем теле чуть дольше, чем нужно. И чуть ниже, чем позволяют приличия.
Лифт быстро спустился вниз и звякнул, мы вышли в холл отеля, и я остановилась, задумавшись буквально на секунду. Потом мои ноги сами понесли меня к стенду с фотографиями посетителей. Я встала у большой пробковой доски, на которую разноцветными кнопками были прикреплены фотографии разных лет. И я сразу нашла ее.
Я моргнула и почувствовала, как горячая слезинка стекает по щеке. В ту же минуту, Эрик прижал меня к себе, и наклонился, целуя в щеку. Потом он сорвал фотографию с доски, пока никто не видел, и протянул ее мне:
– Она принадлежит тебе. Забери.
Я взяла снимок дрожащими руками, и погладила глянцевое изображение. Сложила фотографию и положила в сумочку.
– Пошли, – скомандовала я, когда голос пришел в норму, – Мне еще таксистом надо поработать и отвезти тебя домой.
Он только улыбнулся и кивнул, прикрыв глаза.
ГЛАВА 18
– Ты мне снилась, – прошептал он мне в шею, – В красном платье под дождем.
– Когда? – спросила я осипшим голосом.
– После нашей первой встречи. Я купил этот галстук через пару дней. Клянусь, я помешался на тебе тогда.
– Поэтому ты так отреагировал, когда увидел меня сегодня? – я закрыла глаза, прислушиваясь к его размеренному дыханию у себя над ухом.
– Да. Я чуть инфаркт не схватил.
– Я это заметила, – мои губы тронула легкая улыбка.
Мы стояли в его спальне, в приглушенном свете ночника. Я позволила ему медленно расстегивать пуговицы на блузке. Вот он приспускает блузку, обнажая мои плечи.
– Если ты скажешь, чтобы я остановился, я это сделаю, – прохрипел он, целуя птицу, улетающую с моего плеча, – Почему их семь?
Поделиться книгой: