Помоги проекту - поделись книгой:
Эта была их последняя встреча в этом году; Фадетта стала с тех пор, неизвестно по какой причине, избегать его так ловко, что они не виделись: или она поворачивала в чье-нибудь владение, или делала большой обход, чтобы избежать его. Ландри приписал это тому, что она сердилась за его неблагодарность, но он ничем не постарался загладить свою вину, до того велико было его отвращение к ней. Фадетта не походила на других детей. Она не была застенчива и любила подшучивать над всеми, метко отвечая и никогда не оставаясь в долгу. Она не была злопамятна; ей даже ставили в упрек, что она недостаточна самолюбива для взрослой девушки пятнадцати лет. Ее мальчишеские замашки раздражали многих, особенно Сильвинэ. Она постоянно ему надоедала, когда заставала его в глубокой задумчивости. Она не отставала от него, попрекала его тем, что он двойняшка, уверяла, что брат его не любит и смеется над ним. Бедный Сильвинэ слепо верил в её колдовство, удивлялся её проницательности и ненавидел ее всей душой. Он ее презирал и избегал встречи с ней, как она избегала Ландри. Сильвинэ предсказывал, что, рано или поздно, она пойдет по стопам своей матери, которая была известна своим дурным поведением; она бросила мужа и детей и ушла маркитанткой с солдатами вскоре после рождения скакуна, больше о ней ничего не слыхали. Муж скоро умер от стыда и горя, а детей взяла старуха Фадэ; она плохо за ними смотрела, вследствие своей старости и бедности, вот отчего они выглядели сорванцами и замарашками. Из-за всего этого Ландри презирал маленькую Фадетту и стыдился своих сношений с ней; он скрывал их тщательно от всех не из гордости, он был гораздо проще, чем Сильвинэ. Ландри ничего не сказал даже своему близнецу, не желая признаться в своем неразумном страхе, а Сильвинэ, в свою очередь, не говорил ни слова об её придирках, скрывая свою ревность к брату. А время шло. В этом возрасте недели кажутся месяцами, а месяцы — годами, так меняются ум и внешность. Скоро Ландри позабыл свои приключения и воспоминания о Фадетте не тревожили его, они ему казались сном.
Прошло десять месяцев с поступления Ландри в ла-Приш. В Иванов день истекал срок условию с отцом Кайлло. Добрый этот человек так полюбил Ландри, что согласился ему прибавить жалованья, лишь бы он остался; да и сам Ландри предпочитал оставаться в соседстве с своими, притом он очень подружился со всеми в ла-Прише. Он незаметно привязался к племяннице отца Кайлло, здоровой и стройной девушке, которую звали Маделон. Она была годом старше его и прежде обращалась с ним, как с ребенком; в начале года она смеялась, когда он смущался целовать ее после танцев, а в конце сама краснела и избегала оставаться с ним наедине в сарае или в конюшне. Свадьба их могла устроиться со временем, Маделон была тоже не бедна и оба семейства одинаково пользовались всеобщим уважением. Отец Кайлло говорил отцу Барбо, что из них выйдет славная парочка; он поощрял их возрастающую симпатию и не мешал их сближению.
Было сговорено, за неделю до Иванова дня, что Ландри останется в ла-Прише, а Сильвинэ — дома. Теперь он образумился и помогал отцу пахать землю, когда тот захворал лихорадкой. Страх, что его ушлют далеко, благотворно повлиял на Сильвинэ, он старался не выказывать чрезмерной любви к Ландри. Мир и счастье вернулись в Бессонньеру, хотя близнецы виделись только раз или два в неделю. Иванов день они провели очень весело: с утра отправились наши близнецы в город посмотреть на толпу городских и деревенских жителей, пришедших на площадь. Ландри танцевал несколько раз с красивой Маделон, Сильвинэ от него не отставал, к его большой радости. Конечно, он танцевал далеко не так хорошо, но Маделон очень любезно брала его за руку, танцуя против него, и помогала ему идти под музыку. Сильвинэ обещал подучиться танцевать, желая разделять удовольствие Ландри, а не быть ему помехой. Он не ревновал Маделон к брату, потому что Ландри был с ней сдержан. Да и сама Маделон очень ласкала и поощряла Сильвинэ; с ним она обращалась вполне свободно. По её поведению, неопытный наблюдатель мог бы заключить, что этого близнеца она предпочитала. Но Ландри не ошибался; что-то ему подсказывало, что Маделон делала это нарочно, чтобы чаще с ним видеться.
Так все шло прекрасно в продолжении трех месяцев до дня Святого Андама. Этот местный церковный праздник совпадает с последними числами сентября.
Всегда близнецы нетерпеливо ждали этот день; постоянно устраивались танцы под тенистыми орешниками прихода и они очень веселились. Но на этот раз он принес им неожиданные горести. Отец Кайлло позволил Ландри ночевать дома, чтобы увидеть праздник с самого утра. Ландри ушел до ужина, мысленно радуясь удовольствию близнеца, который не ждал его сегодня. В это время года дни уменьшаются и ночь наступает очень скоро; Ландри не боялся ничего днем, но не любил бродить по дорогам ночью один, что было вполне понятно, особенно в этой суеверной стране Колдуны и домовые начинают веселиться, благодаря туманам, которые скрывают их хитрости и затеи. Ландри выходил во всякое время, в этот вечер он не трусил более обыкновенного, но ему было жутко. Он шел скорым шагом и громко пел, веря, что в темноте человеческое пенье разгоняет скверных животных и пугает дурных людей. Когда он дошел до брода де-Рулетт (его так называли из-за массы круглых камней), он завернул панталоны, потому что вода могла доходить до щиколотки. Ландри пошел медленно, стараясь идти не по прямому направлению, так как брод был сделан вкось, а с двух сторон его были большие ямы. Ландри отлично знал дорогу и не мог ошибиться. Да ему еще помогал свет, мелькавший между деревьями. Этот свет выходил из дома старухи Фаде; невозможно было сбиться с пути.
Под деревьями было так темно, что Ландри ощупал сначала брод палкой. Он удивился прибыли воды, тем более слышался шум шлюз, давно уже открытых. Но свет его ободрил и он отправился. Не прошел он и двух шагов, как вода поднялась выше колен.
Напрасно пытался он найти верное место, всюду было очень глубоко. Дождей за это время не было, шлюзы шумели; случай был непостижимый!
Вероятно, я ошибся и сбился с проезжей дороги, — подумал Ландри; — а то я вижу свечу старухи Фадэ справа, она должна быть слева.
Он вернулся к «Заячьему кресту» и обошел кругом с закрытыми глазами, чтобы сбиться с пути, потом он хорошо заметил окружающие его деревья и кусты; таким образом, он попал на верную дорогу и подошел к реке. Хотя брод и был ему хорошо знаком, он не сделал даже трех шагов и остановился: огонек из дома Фадетты исчез и стал светить позади его. Он вернулся к берегу, снова свет показался на верном месте. Он пошел по другой стороне брода, вода доходила ему до пояса. Все-таки он подвигался, предполагая, что попал в яму и что сейчас выйдет из неё, если пойдет к свету. Но яма делалась все глубже и глубже, он погрузился в нее до плеч, а вода была очень холодная. На минуту Ландри задумался, не пойти-ли обратно? Свет перешел на другую сторону, он шевелился, бегал, скакал, переходил с одного берега на другой, то двоился, отражаясь в воде, как птица, качающаяся на своих крыльях и издавая небольшой треск, как смоляная нефть.
Ландри испугался, голова у него закружилась; он слышал, что нет ничего опаснее и злее этого огонька; он задавался целью сбивать с дороги тех, которые смотрели на него, и водил их в самую глубь воды, смеясь над ними втихомолку и потешаясь над их страхом.
Ландри закрыл глаза, чтобы его не видеть, наугад выкарабкался из своей ямы и вышел на берег. Там он упал в изнеможении на траву и стал смотреть на пляшущий и смеющийся огонек. Это было неприятное зрелище: то он тянулся, как зимородок, то вовсе исчезал. Иногда он вырастал с голову быка и тотчас же делался крошечным, как глаз кошки; то он подбегал к Ландри, вертелся около него с такой быстротой, что в глазах мерцало, то, видя, что он не шел за ним, возвращался мелькать между кустами, как бы маня его и сердясь, что он не слушается. Ландри не смел шевельнуться, он верил, что огонек не оставил бы его в покое, если бы он пошел обратно. Существует поверье, что он упрямо следует за теми, которые спасаются от него бегством и все становится поперек их пути, пока они не теряют рассудка и не попадают в дурной проход. Ландри трепетал от страха и холода, как вдруг рядом запел нежный и тоненький голосок:
С этой песенкой маленькая Фадетта собиралась перейти брод, не обращая никакого внимания на блуждающий огонек; но вдруг она наткнулась в темноте на Ландри и разразилась целым потоком самых отборных, мальчишеских ругательств.
— Это я. Фаншон, не бойся, я не твой враг, — сказал, вставая, Ландри.
Он боялся блуждающего огня. Он слышал её песнь и ему казалось, что она заклинала огонек, скачущий и вертящийся перед ней, как черт перед заутреней, он, словно, радовался её появлению.
— Отлично понимаю твою любезность, прекрасный близнец, — ответила Фадетта после минутного размышления, — ты полумертв от страха и голос у тебя дрожит, как у моей бабушки. Полно, сердечный, не важничай, ведь теперь ночь; я уверена, ты не смеешь перейти реку без меня.
— Я только что вышел из реки и едва не утонул, — сказал Ландри. — Как ты не боишься, Фадетта? Ведь ты можешь сбиться с брода.
— А почему я собьюсь? Впрочем, знаю, отчего ты трусишь, — ответила Фадетта, смеясь, — дай мне руку, трусишка, огонек вовсе не страшный, он пугает только тех, кто его боится. А я к нему привыкла и мы отлично знаем друг друга.
С этими словами она взяла руку Ландри, потащила его сильно за рукав и перевела через брод, напевая бегом:
Ландри было более по себе с этой маленькой колдуньей, чем с огоньком. Он все-таки предпочитал нечистую силу в человеческом облике, а не в виде хитрого и скрывающегося огонька. Он беспрекословно ей повиновался и скоро успокоился, так как Фадетта вела его очень хорошо, по сухим камням. Они очень торопились и устраивали сквозной ветер огоньку, потому он бежал им вдогонку, как метеор. Таким ученым названием обозначал его школьный учитель, хорошо его изучивший и уверяющий нас, что нечего его бояться.
Вероятно, старуха Фадэ научила внучку не бояться огней, а, может быть, она сама решила, что они безвредные, так как их много водилось около брода и она привыкла к ним. Удивительно, что Ландри до сих пор не видел их вблизи. Чувствуя, что Ландри дрожит всем телом, она ему сказала:
— Ах, ты, простота! ведь огонек не жжется, попробуй его схватить, ты его даже не почувствуешь.
— Час от часу не легче, — подумал Ландри, — неизвестно, что это за огонек, который не жжется? Сам Господь создал его так, что он греет и жжет.
Он не поделился своей мыслью с Фадеттой, он все боялся её. Когда же она довела его в целости и невредимости до берега, ему захотелось поскорее избавиться от неё и побежать домой. Но его доброе сердце заставило его преодолеть свое отвращение и поблагодарить ее.
— Ты мне вторично помогаешь в беде, Фаншон Фадэ, — сказал он ей, — уверяю тебя, я никогда этого не забуду. Я просто сходил с ума, когда ты на меня натолкнулась, огонь совсем околдовал меня. Я бы не решился перейти реку один и умер бы от страха.
— Если бы ты не был так глуп, то наверно прошел бы через брод благополучно, — ответила Фадетта. — Не могу понять, как может так трусить взрослый семнадцатилетний парень, у которого пробиваются усы. Меня это очень радует.
— А почему это вас радует, Фаншон Фадэ?
— Потому, что я вас не люблю, — небрежно сказала она.
— А почему вы меня не любите?
— Потому что я вас не уважаю, — ответила она, — никого из ваших, ни вас, ни вашего брата, ни ваших родителей. Вы все важничаете вашим богатством и воображаете, что все обязаны вам услуживать. Вас сделали неблагодарным, Ландри, а это самый большой недостаток для мужчины, после трусости, конечно.
Ландри обидели её слова, но он сознавал, что они были отчасти справедливы и ответил:
— Вините меня одного, Фадетта, никто из наших не знает, что вы мне помогли. Но теперь я сам все расскажу и вы получите то, что потребуете.
— Ах! как вы гордитесь, — продолжала Фадетта, — вы думаете, что можете со мной разделаться подарками. Я не похожа на бабушку, она выносить все оскорбления, дай ей только денег. А я не нуждаюсь в ваших подачках и презираю все ваше. Вы не потрудились сказать мне хоть одно ласковое слово в продолжении целого года, чтобы меня поблагодарить за мою услугу в вашем горе.
— Виноват, Фадетта, каюсь чистосердечно, — сказал Ландри, пораженный её рассуждением. — Но и ты немного виновата сама. Отчего ты мне тотчас не сказала, где брат, и заставила меня мучиться и страдать, долго оскорбляя меня. Ведь не было трудно тебе отыскать его, ты его, вероятно, только что видела, пока я говорил с твоей бабушкой. Ты бы могла просто сказать мне, если бы у тебя было доброе сердце: «пойди на луг, он сидит на берегу реки». Это тебе бы ничего не стоило, а ты только потешалась над моим горем; вот что уменьшило оказанную тобой услугу.
Маленькая Фадетта не сразу нашлась и помолчала с минутку. Потом она сказала.
— Ты всячески старался заглушить в себе благодарность и представил себе, что твоим обещанием рассчитался со мной. А все-таки ты черствый и злой; неужели ты не заметил, что я ровно ничего от тебя не требовала и никогда не напоминала тебе?
— Что правда, то правда, Фаншон, — ответил справедливый Ландри, — мне самому было совестно. Я хотел с тобой поговорить, но ты меня так холодно встречала, что я не решался к тебе подойти.
— Я не сердилась бы на вас, если бы вы пришли на другой день после вашего приключения. Тогда вы бы поняли, что я не хочу никакой награды и мы бы стали друзьями. А теперь я не переменю моего мнения о вас; лучше бы я оставила вас выпутываться с огоньком, как знаете. До свиданья, Ландри, идите скорей высушить ваше платье и скажите вашим родителям: «я бы наверно утонул без помощи этого противного сверчка». — Фадетта круто повернулась и направилась к дому, напевая:
Но Ландри чувствовал раскаяние, хотя и не хотел дружиться с этой невоспитанной и пронырливой девочкой. Его доброе сердце заглушило остальные чувства и он остановил Фадетту, схватив ее за капор:
— Полно сердиться, Фаншон Фадэ, — сказал он, — помиримся. Ты на меня зла, да и я собой недоволен. Скажи, что ты требуешь от меня, завтра же все получишь.
— У меня одно желание — никогда тебя не видеть, — резко ответила Фадетта, — не приноси мне ничего, я тебе все швырну в лицо.
— Как ты резко отвечаешь мне, а я хочу помириться с тобой. Если ты не хочешь принять подарка, то, может быть, я могу оказать тебе какую-нибудь услугу. Я тебе желаю добра, а не зла. Говори скорее, что я могу для тебя сделать?
— Попросите у меня прощенья, тогда мы будем друзьями, — сказала Фадетта, останавливаясь.
— Ты слишком много требуешь, — ответил Ландри; он чувствовал себя головой выше этой девочки, которую не уважали, а относительно твоей дружбы, Фадетта, она такая странная, что нельзя ей доверяться. Попроси чего-нибудь другого, что я бы мог тебе дать без всяких затруднений.
— Хорошо, — спокойно и ясно отчеканила она, — я исполню ваше желание, близнец Ландри. Вы не согласились извиниться передо мной, так пеняйте на себя. Теперь я требую от вас исполнения вашего слова, вы обещали повиноваться мне беспрекословно. А я потребую завтра, в день св. Андоша, чтобы вы все три танца после обедни танцевали со мной, кроме того, два танца после вечерни и два после молитвы Пресвятой Богородице, словом, в общем семь танцев. И весь день, с самого раннего утра и до позднего вечера, вы должны танцевать только со мной и больше ни с кем. Если вы не исполните этого, буду знать за вами три дурных поступка: неблагодарность, трусость и вероломство. До свиданья, буду ждать вас на паперти, мы откроем танцы.
И маленькая Фадетта открыла задвижку и скрылась так скоро, что Ландри, проводивший ее до дома, не успел вымолвить ни слова.
Сначала затея Фадетты показалась Ландри до того забавной, что он смеялся над ней, а не сердился. «Эта девочка, — думал он, — просто не воспитана, но она бескорыстна; ведь я мог свободно заплатить ей, не разоряя моих родителей». Но, поразмыслив, ему показалась её выдумка не так смешна, как на первый взгляд. Правда, маленькая Фадетта танцевала превосходно, он видел, как она скакала с пастухами по полям и дорогам, и извивалась так ловко, как настоящий чертенок, с такой быстротой, что невозможно было поспеть за ней. По она была некрасива и плохо одета; ни один мальчик лет Ландри не приглашал ее, особенно при других. Только разные оборванцы и мальчишки не брезговали с ней танцевать, а деревенские красавицы не охотно принимали ее в свой кружок. Ландри стыдился такой дамы, да и притом он обещал, по крайней мере, хоть три танца красивой Маделон; она могла оскорбиться, если он забудет свое приглашение.
Он прибавил шагу, не оглядываясь, потому что он боялся погони огонька, кроме того, он замерз и ему хотелось есть. Когда он пришел домой, он высушил свое мокрое платье и рассказал, что не мог найти брода вследствие темноты. Но про свой страх он не упомянул, также скрыл происшествие с огоньком и с Фадеттой. Он лег спать, мысленно повторяя себе, что сегодня не стоит мучиться, а что завтра успеет подумать о всех неприятных последствиях своей встречи. Но, несмотря на это мудрое решение, он спал очень дурно. Ему снились 50 разных снов, он все видел Фадетту верхом на домовом. Домовой был в виде большего красного петуха, держащего в одной лапе розовый фонарь, от которого лучи света распространялись по всем тростникам. А маленькая Фадетта превращалась в большего сверчка, величиной с козу, и пела голосом сверчка какую-то песенку, но он не мог разобрать слов, а слышал только рифмы: сверчок, огонек, домовой, водяной, Сильвинэ, бессоннэ. У него голова закружилась, а свет так ослепил его, что когда он проснулся, долго перед ним кружились черные, красные и синие шарики, как всегда бывает, если мы напряженно смотрим на солнце или на луну. Ландри до того утомила эта тревожная ночь, что он дремал всю обедню и не слышал проповедь священника, восхвалявшего и превозносившего добродетели св. Андоша. Выходя из церкви, Ландри совсем забыл про Фадетту, так он устал. А она стояла на паперти рядом с Маделон, очевидно, ожидавшей его приглашения. Но не успел он заговорить с ней, как сверчок выступил вперед и сказал очень решительно:
— Не забудь, Ландри, что ты меня пригласил вчера вечером на первый танец.
Ландри весь вспыхнул, Маделон рассердилась и покраснела тоже. Увидев это, Ландри расхрабрился и ответил Фадетте:
— Может быть, я и обещал пригласить тебя, сверчок, но я еще раньше обещал танцевать с другой, твоя очередь настанет после, когда я выполню мое первое обещание.
— Нет, — спокойно возразила Фадетта, — ты, вероятно, спутал сам; ты ведь меня пригласил еще с прошлого года и напомнил мне это вчера вечером. А если Маделон хочет потанцевать с тобой, тебя ей отлично заменит твой близнец, он на тебя похож, как две капли воды, и нисколько не хуже.
— Сверчок прав, — сказала Маделон гордо, взяв руку Сильвинэ; — раз вы так давно приглашали ее, Ландри, надо держат слово. Мне все равно, с кем танцевать: с вами или с вашим братом.
— Конечно, это одно и то же, — наивно сказал Сильвинэ, — давайте танцевать вчетвером.
Ландри пришлось покориться, чтобы не привлекать всеобщего внимания; сверчок начал подпрыгивать очень ловко и гордо, любо было на нее смотреть. Если бы она была недурна собой и хорошо одета, все были бы от неё в восторге, потому что она отлично танцевала и ни одна красавица не могла с ней поспорить в ловкости и уверенности; но бедная девочка выглядела еще хуже обыкновенного, благодаря своему наряду. Ландри не смел и взглянуть на Маделон, так ему было больно и обидно; за то он смотрел на свою даму и находил ее еще уродливее, чем всегда. Она хотела приукраситься и только напортила себе. Ее старомодный, пожелтевший от времени, чепец образовывал на голове два широких и плоских наушника, а теперь носили маленькие торчащие чепцы. Волосы падали ей на шею, что очень ее старило и делало ей голову широкою, как кочан капусты, на тонкой, как палочка, шее. Ее драгетовая юбка была ей коротка на два пальца, из рукавов выглядывали её худые, загоревшие руки, как лапки паука.
Правда, она гордилась своим ярко-красным передником, доставшимся ей от матери, но она забыла спороть нагрудник, их не носили уже десять лет. Это происходило от того, что она не была кокеткой, не занималась собой, бедняжка, и росла, как мальчик, не заботясь о своей наружности, а думая только об играх. И теперь она походила на расфранченную старушку. Над ней смеялись за её некрасивый наряд, а ведь чем она была виновата, что бабушка ее держала в нищете и была страшно скупа.
Сильвинэ изумился желанию брата танцевать с Фадеттой, которую он сам терпеть не мог. Ландри не знал, как объяснить свой поступок и сгорал от стыда. Маделон разобиделась; словом, у всех были печальные лица, точно на похоронах, несмотря на оживление маленькой Фадетты, заставлявшей их все время двигаться.
Тотчас, после первого танца, Ландри побежал скрыться в фруктовом саду; но, через минуту, к нему пришла маленькая Фадетта с целой ватагой девчонок и с скакуном, который был несноснее и крикливее обыкновенного, потому что гордился павлиньим пером и мишурными украшениями на шляпе. Ландри понял, что она рассчитывала на всю эту свиту, как на свидетелей в случае отказа, и покорился безропотно своей судьбе. Он повел ее под орешники, надеясь, что там их не заметят. На его счастие, никого из его родных и знакомых не находилось вблизи; он этим воспользовался и протанцевал третий танец с Фадеттой. Их окружали незнакомцы, не обращавшие на них никакого внимания.
Только он окончил, он поспешил пригласить Маделон закусить с ним в беседке. Но она уже обещала другим и гордо отказала Ландри. Бедный мальчик забился в угол и любовался на нее оттуда со слезами: гнев и презрение очень шли к её красивому личику. Она это заметила, торопливо доела свой пшеничный суп и встала из-за стола со словами:
— Уже звонят к вечерне? Кто будет моим кавалером после церкви? — она повернулась к Ландри, надеясь, что он крикнет «я!» Но не успел он разинуть рот, как другие предложили свои услуги и Маделон ушла с ними к вечерне, не удостоив его даже взглядом упрека или сожаления.
После службы с ней попеременно танцевали Петр Обардо, Иван Аладениз и Этьенн Алафилипп; у неё никогда не было недостатка в кавалерах, потому что она была хороша собой и богата. Ландри грустно провожал ее глазами; маленькая Фадетта еще не вышла из церкви, она всегда долго молилась по праздникам, что давало повод к разным толкам. Одни уверяли, что она так поступает из благочестия, а другие говорили, что этим она хочет скрыть свои сношения с нечистой силой.
Маделон не замечала Ландри, это его очень огорчало. Она раскраснелась, как вишня, и веселилась от всей души, словно забыла об его существовании. Он подумал, глядя на нее, что она была большой кокеткой и не чувствовала к нему никакой симпатии; иначе она не могла бы так радоваться без него. Ландри выбрал минутку, когда она вдоволь натанцевалась и подошел к ней, желая помириться с ней. Он еще был неопытен и застенчив с женщинами, и не знал, как удобнее отвести ее в сторону. Поэтому он молча взял ее за руку и потянул за собой, но она ему ответила полу-задорно, полу-ласково:
— Наконец, и ты надумался со мной потанцевать, Ландри?
— Нет, я хочу только с вами поговорить, не откажите меня выслушать, — ответил Ландри, не умевший лгать.
— О, твой секрет не к спеху, скажешь мне его когда-нибудь после. А сегодня надо танцевать и веселиться. Я еще не выбилась из сил и потому остаюсь, а тебя никто не держит, иди спать, если тебя так утомил твой сверчок.
И она пошла танцевать с Жерменом Оду. Ландри отлично слышал, как Жермен сказал ей про него — «Этот парень сильно рассчитывал пригласить тебя». — А она отвечала, качая головой — «Очень вероятно, но он остался с носом, как видишь». Ландри очень обидели эти слова. Он стал наблюдать, как Маделон танцевала и находил, что она была слишком важна и презрительна. Она встретила его насмешливый взгляд и сказала вызывающим тоном:
— Ты никак не можешь найти себе сегодня даму, Ландри, придется тебе опять вернуться к сверчку.
— Я вернусь к ней с большим удовольствием, — ответил Ландри, — хотя здесь есть девушки красивее её, но все они танцуют хуже.
С этими словами он пошел за Фадеттой и привел ее танцевать против Маделон. Надо было видеть, как гордилась счастливая девочка! Она не скрывала своего удовольствия, её шаловливые глазенки горели и маленькая головка с огромным чепцом надменно поднималась, как у хохлатой курочки.
Но её торжество продолжалось, к несчастью, не долго. Пять или шесть мальчишек разозлились и стали осыпать ее упреками за то, что она изменила сегодня им, её постоянным кавалерам и пошла с другим. Они шушукались вполголоса: «поглядите-ка на стрекозу! Она воображает, что очаровала Ландри Барбо! Попрыгунья, скакунья, крикунья, плутовка, дохлая кошка, глупая крошка», — и всевозможные бессмысленные прозвища.
Когда маленькая Фадетта проходила мимо них, они ее дергали за рукав или подставляли ей ножку, чтобы она упала, а самые смелые и неотесанные ударяли ее по наушникам её чепца и оглушительно кричали ей в уши: «ах, ты, глупая внучка старухи Фаде».
Бедный сверчок отдал пять или шесть толчков направо и налево, но это нисколько не помогло и только привлекло на нее всеобщее внимание. Местные жители стали переговариваться:
— Посмотрите, как везет сегодня нашей стрекозе! Ландри Барбо от неё не отходит ни на шаг! Она заважничала и поверила, что и вправду она хороша собой.
А некоторые обращались к Ландри:
— Она тебя обворожила, бедный Ландри, ты с неё глаз не сводишь! Берегись, вдруг она обратит тебя в колдуна и ты скоро будешь пасти волков в поле.
Ландри рассердился на такие замечания, а Сильвинэ еще более оскорбился за него, ведь он считать, что нет никого на свете умнее и справедливее брата. Только зачем он выставлял себя на посмешище? Даже совсем незнакомые люди стали вмешиваться, расспрашивать и говорили: «хотя он и красивый мальчик, но все-таки досадно, что он никого лучше этой противной девчонки не нашел в целом обществе». Маделон выслушивала эти замечания в торжествующим видом и сама безжалостно приняла участие в разговоре:
— Что вы от него хотите, — сказала она, — он еще мал и не разбирает козлиной морды от человека, ему все равно, с кем говорить. — Сильвинэ взял Ландри за руку и тихо ему шепнул:
— Уйдем от греха подальше, брат, над нами смеются и оскорбляют Фадетту, а ведь этим и тебя затрагивают. Не понимаю, с чего ты вздумал танцевать с ней пять или шесть раз подряд! Брось-ка свою затею и пойдем, по добру по здорову домой! Оставь ее, она сама напрашивается на разные грубости, это ей по вкусу, а нам не к лицу. Мы вернемся после молитвы Пресвятой Богородице, тогда ты пригласишь Маделон. Я тебе часто говорил, что твоя любовь к танцам не приведет в добру. Так и вышло!
Ландри не успел сделать несколько шагов, как услышал большой шум: он обернулся и увидел, что мальчишки, ободренные всеобщим одобрением, растрепали Фадетту ударом кулака. Ее длинные черные волосы распустились ей на спину и она отчаянно отбивалась. Она ничем не заслужила такого обращения и горько плакала от обиды, стараясь поймать свой чепец, но его унес на конце палки какой-то злой шалун.
Ландри эта шутка не понравилась; его доброе сердце возмутилось от несправедливости, он поймал мальчишку, отнял у него палку вместо с чепцом, дав ему сильного тумака; потом он вернулся к остальным, но они разбежались. Он взял бедного сверчка за руку и вернул ей её убор.
Нападение Ландри и бегство мальчишек насмешили всех присутствующих. Все одобряли Ландри, кроме Маделон. Она подговорила несколько парней лет Ландри, и они притворились, что насмехаются над его рыцарством. Ландри перестал стыдиться, он чувствовал себя храбрым и сильным мужчиной, его обязанность была заступиться за женщину, будь она хороша или дурна, велика или мала, раз он ее выбрал своей дамой при всех. Он заметил иронические взгляды кавалеров Маделон и прямо обратился к ним:
— Эй, вы, там! Что вам еще надо? Кого касается, что я выбрал эту девочку? Если вы что-нибудь имеете против этого, выскажитесь громко, а не шепчитесь между собой. Когда я здесь, можете ко мне обратиться. Меня здесь назвали ребенком, пусть-ка мне это повторять в глаза. Посмотрю-ка я, кто осмелится оскорбить девушку, танцующую с этим ребенком.
Сильвинэ не отходил от брата и был готов ему помочь, хотя сам и не одобрял затеянной ссоры. Близнецы имели такой решительный вид, что все промолчали, находя, что не стоило драться из-за пустяков; были парни головой выше близнецов, но и они не дерзнули выдвинуться и только переглядывались между собой, словно спрашивая, кто хочет помериться с Ландри. Никто не откликнулся. Тогда Ландри взял за руку маленькую Фадетту и сказал ей:
— Надевай твой капор, Фаншон, будем танцевать, не бойся, никто тебя не обидит.
— Нет, — ответила Фадетта, вытирая глаза, — довольно с меня на сегодня, да и ты отдохни.
— Ни за что, давай танцевать еще, — смело настаивал Ландри, — ты увидишь, что тебя не тронут, если ты будешь со мною.
Они пошли плясать и никто не смел покоситься на них. Маделон ушла с своими вздыхателями. После танцев Фадетта сказала Ландри:
— Я очень довольна тобой, Ландри, возвращаю тебе твое слово. Я пойду домой, а ты приглашай, кого хочешь.
И она пошла за братишкой, который дрался с другими детьми и исчезла так скоро, что Ландри не заметил, куда она скрылась.
Ландри пошел ужинать с братом. Видя, как Сильвинэ встревожен случившимся, он ему рассказал вчерашнее происшествие с блуждающим огоньком.
— Меня спасла Фадетта, — сказал он, — не знаю, как она это сделала, помогло-ли ей колдовство, или просто она не боялась. А когда я ее спросил, чем могу наградить ее за услугу, она попросила меня пригласить ее семь раз под ряд сегодня на праздник.
Об остальном Ландри умолчал, он умно сделал, что скрыл от Сильвинэ свое беспокойство, этим бы он только побудил его повторить свою прошлогоднюю проделку. Сильвинэ согласился, что брат был обязан сдержать слово и что он только заслуживает уважения. Но, не смотря на свой страх за Ландри, он не чувствовал к Фадетте, никакой благодарности. Он ее презирал и не хотел верить, что она спасла Ландри от доброго сердца.
Поделиться книгой: