«Золотой охотник»

— Но послушайте, дорогая. У вас в головке завелись какие-то нелепые подозрения — и все из-за того, что во вторник вечером якобы именно гроза вызвала недомогание у вашего дяди. Но гроза прошла до его смерти.

— Откуда вы это знаете?

— Доктор Гриффин установил, что сквайр скончался в три часа утра. Во всяком случае, в начале ночи он чувствовал себя прекрасно.

— Кажется, вы в этом уверены?

Явно озадаченный молодой человек удивленно посмотрел на Холмса.

— Естественно, я уверен! Мистер Лестрейд, возможно, вам уже сообщил, что в ту ночь я трижды приходил в спальню Трелони. Сквайр вызывал меня.

— Тогда, будьте добры, познакомьте меня с фактами — с самого начала. Возможно, начнет мисс Дэйл…

— Хорошо, мистер Холмс. Во вторник вечером дядюшка пригласил моего жениха и доктора Гриффина отобедать с ним в «Покое славного человека». С самого начала вечера ему было не по себе. Я отнесла это легкое недомогание за счет грозы, которая грохотала вдалеке. Но теперь я спрашиваю себя, не стоило ли отнести его на счет его душевного состояний тревоги и беспокойства. Как бы то ни было, в течение вечера нервное напряжение все возрастало, а когда молния ударила в одно из деревьев в роще, то юмор доктора Гриффина еще усилил это напряжение. «Мне уже пора отправляться домой, — сказал он и шутливо добавил: — И надеюсь, что гроза обойдется со мной милостиво». Доктор Гриффин решительно несносен!.. «Ну что ж, — отвечал на это Джеффри, со смехом, — а нас защитят славные старые громоотводы». Тут дядюшка буквально подскочил на своем стуле. «Молодой глупец! — воскликнул он. — Разве вы не знаете, что в этом доме нет никаких громоотводов?!» И дядюшка так и затрясся — словно человек, потерявший голову от страха.

— Я и не представлял себе, что сказал что-то не так, — простодушно прервал ее Эйнсуорт. — А потом, когда он начал рассказывать нам свои кошмары…

— Кошмары? — заинтересовался Холмс.

— Да. Он хриплым голосом объявил нам, что его преследуют кошмары. В эту ночь его не следовало оставлять одного.

Мисс Дэйл продолжила свой рассказ:

— Дядюшка успокоился только после того, как Джеффри предложил прийти его проведать два или три раза за ночь. Поверьте, это было и в самом деле очень жалкое зрелище! Мой жених приходил к нему… в котором часу это было, Джеффри?

— Первый раз в половине одиннадцатого, потом в полночь и, наконец, в час ночи.

— Вы разговаривали с ним? — спросил Холмс.

— Нет, он спал.

— Почему вы убеждены, что он тогда был еще жив?

— Как многие пожилые люди, сквайр всегда спал с включенным светом. Это было что-то вроде свечи с тростниковым фитилем, которая горела голубым пламенем в подсвечнике перед очагом. Правда, она светила не сильно, но между раскатами грома я слышал его дыхание.

— Когда пробило пять часов, — снова заговорила мисс Дэйл, — … О-о! Я не могу продолжать, — вскричала она, всхлипывая, — Нет, не могу!

— Успокойтесь, дорогая, — не отводя взгляда от девушки, властно сказал Эйнсуорт. — Мистер Холмс, моя невеста пережила жестокое потрясение…

— Может, будет позволено продолжить мне? — вмешался пастор. — На заре я был разбужен сильными ударами в дверь моего дома. Конюх был послан из «Покоя славного человека» с этой ужасной новостью. Он рассказал, что, как обычно, горничная понесла чай своему господину. А когда она открыла занавески, то увидела его лежащим в своей постели без признаков жизни и завопила от ужаса. Выслушав, я быстро оделся и поспешил к сквайру. Когда я вместе с идущими вслед за мной Долорес и Джеффри вошел в комнату, доктор Гриффин, которого вызвали раньше, только что закончил осмотр тела. «Сквайр мертв уже около двух часов, — сказал он. — Но, клянусь, я не могу понять, отчего он умер». Я обошел кровать и начал молиться. Тут я заметил золотые часы Трелони, блестевшие на солнце. Это были часы, заводившиеся без ключа. Они лежали на мраморном столике среди пузырьков и банок с мазями, от которых в запертой комнате был тяжелый дух. Вы знаете, что в минуты кризиса мысль схватывает самые незначительные детали. Иначе как мне еще объяснить свое поведение?.. Подумав, что часы уже остановились, я поднес их к уху. Но часы тикали! Тогда я покрутил завод — через два оборота его заклинило. С другой стороны, даже если бы я и мог повернуть завод дальше, я бы этого не сделал: заводной механизм издал неприятный пронзительный звук, какой-то «кр-р-рак!», который вызвал у Долорес нервный крик. Я помню ее возглас: «Господин пастор, оставьте эти часы! Это как будто… хрип смерти!»

Некоторое время мы молчали. Мисс Дэйл отвернулась.

— Мистер Холмс, — произнес Эйнсуорт, — эти раны пока еще слишком свежи. Могу я просить вас избавить мисс Дэйл на сегодняшний вечер от дальнейших вопросов?

Холмс встал.

— Страхи — это вещи без основания и доказательства, мисс Дэйл, — сказал он.

Холмс взял часы и посмотрел на них.

— Становится поздно, а, мистер Холмс? — сказал Лестрейд.

— Я совсем не об этом подумал. Однако вы правы, мы сейчас поспешим в «Покой славного человека».

Недолгая поездка в коляске пастора привела нас к решетке, которая открывалась на узкую аллею. Уже показалась луна, и длинную аллею пересекали тени высоких вязов. После последнего поворота нам открылся фасад мрачного здания. Все ставни в нем были закрыты, вокруг двери ниспадал траурный креп.

— Действительно, зловещий дом, — вполголоса произнес Лестрейд, потянув веревку звонка. — О-о!.. Что это значит?! Что вы здесь делаете, доктор Гриффин?

Дверь стремительно распахнулась, и на пороге появился высокий человек с рыжей бородой, одетый в костюм из твида и кникербокеры. Он окинул нас диковатым взглядом. Я обратил внимание на его сжатые кулаки и тяжело вздымающуюся грудь: было видно, что он испытывал громадное внутреннее напряжение.

— Разве мне надо спрашивать у вас разрешения, чтобы прогуляться в окрестностях, мистер Лестрейд? — возмутился он. — Вам что, мало было восстановить против меня всю округу?!

Он вытянул свою длинную руку и схватил Холмса за плечо.

— Вы — Холмс! — взволнованно продолжал он. — Я получил вашу записку. Вот и я. И дай Бог, чтобы вы оказались достойны вашей репутации! Мне кажется, что вы — единственный, кто может встать между мной и палачом… О, какой же я глупец! Я ее испугал!

Мисс Дэйл спрятала голову в ладонях и издала протяжный стон.

— Это усталость. Это… Это все! — всхлипывала она. — О, какой невероятный ужас!

Я был всерьез раздражен поведением Холмса. И в самом деле: пока мы, окружив плачущую девушку, соревновались в утешительных словах, он удовольствовался лишь тем, что справился у Лестрейда, находится ли труп еще в доме. Затем, повернувшись к нам спиной и вытирая лупу, которую извлек из своего кармана, он направился в прихожую.

Спустя некоторое время, требуемое приличиями, я отправился его разыскивать. Лестрейд последовал за мной. Через дверь, выходившую в большой темный вестибюль, мы увидели комнату, освещенную свечами и заваленную наполовину увядшими цветами. Длинный худой силуэт Холмса склонился над укутанным в белое телом, которое лежало в открытом гробу. Он приблизил свое лицо к голове умершего и через лупу внимательно его рассматривал. На лупе отражалось пламя свечей. Некоторое время тишина была полной. Затем все так же тихо поднялись в спальню.

Лоб Холмса прорезали две параллельные морщинки. Он опустился на четвереньки и стал ползать под окнами, внимательно рассматривая через лупу доски пола.

— Нет, Уотсон, — сказал он, поднявшись, — в ночь преступления эти окна не открывались. Если бы они открывались в то время, когда бушевала буря, то я бы непременно нашел следы…

Он вздохнул в себя воздух.

— …Но открывать окна и не было нужды.

— Тише! — перебил я Холмса. — Что это за странный звук?..

Я посмотрел туда, где стояла кровать, отгороженная от комнаты занавесями и покрытая темным покрывалом. У изголовья ее находился столик из мрамора, заставленный склянками с лекарствами.

— Холмс, да это же тикают золотые часы сквайра! Они лежат на столике и все еще идут.

— Это вас удивляет?

— За три дня они должны были бы уже остановиться, ведь так?

— Они и остановились. Это я снова их завел. Я поднялся сюда перед тем, как приступил внизу к исследованию трупа. Если уж на то пошло, то я и приехал сюда из деревни лишь для того, чтобы завести часы сквайра Трелони ровно в десять часов.

— Честное слово, Холмс?..

— И посмотрите, — как ни в чем не бывало сказал он, направляясь к столику, — какое у нас здесь сокровище. Посмотрите хорошенько и вы, Лестрейд! Посмотрите!

— Но, Холмс, это же просто баночка с вазелином, какую вы можете купить в любой аптеке.

— А вот и нет: это веревка палача! И тем не менее, — добавил он, — для меня остается загадочной еще одна деталь. Как могло получиться, что вам помог сэр Леопольд Харпер? — неожиданно обратился он к Лестрейду. — Он что, здесь живет?

— Харпер сейчас в гостях у своих друзей, которые живут неподалеку. Когда вскрытие оказалось неизбежным, местная полиция с удовольствием воспользовалась присутствием самого большого английского специалиста. Но ей стоило немалых трудов добиться его помощи!

— Почему?

— Потому что он лежал в постели с грелкой и горячим утюгом: у него был насморк.

Холмс поднял руки и воскликнул:

— Все! Мое досье полно!

Мы с Лестрейдом обменялись изумленными взглядами.

— …Последняя маленькая услуга, Лестрейд! — продолжил Холмс. — Этой ночью никто не должен выходить из дома. Я оставляю за вами дипломатическую миссию — охранять всех ваших людей. Мы же с Уотсоном останемся в этой комнате до пяти часов утра.

Зная его властный характер, задавать вопросы и просить объяснения у него не имело смысла. Он расположился в единственном кресле. Я было начал упираться, говорить, что ни за что не сяду на постель мертвеца и уж тем более даже на короткое время не лягу подремать. Некоторое время я упрямился и все более вяло протестовал, пока, наконец, не услышал:

— Уотсон!

Проникнув в мои сновидения, этот голос пробудил меня ото сна. Я сел, весьма встрепанный. Утреннее солнце лило свет на постель, в которой я все-таки заснул. Возле моего уха тикали часы умершего.

Шерлок Холмс, как всегда, безупречно выглядевший, стоял передо мной.

— Без десяти пять, — сказал он, — и я подумал, что вас лучше разбудить. А, Лестрейд! — приветствовал он, открывая дверь. — Я надеюсь, что здесь собрались все. Заходите же, прошу вас.

Я спрыгнул с кровати. В комнату уже входила мисс Дэйл, а следом за ней доктор Гриффин, молодой Эйнсуорт и пастор.

— Послушайте, мистер Холмс, — вскричала Долорес Дэйл, глаза которой потемнели от гнева. — Это совершенное безобразие: из-за простого вашего каприза нас всех, и даже бедного мистера Эппли, заперли здесь на всю ночь.

— Поверьте, это не было капризом. Я намереваюсь объяснить вам, каким образом покойный мистер Трелони был хладнокровно убит.

— Убит? — повторил Гриффин. — Тогда инспектор Лестрейд будет доволен. Но каким же способом?

— Дьявольским по своей простоте. Доктор Уотсон имел достаточно проницательности, чтобы раскрыть мне его…Нет, нет, Уотсон, помолчите! Мистер Эппли дал нам первый намек, когда сказал, что если бы он стал врачом, то по рассеянности мог бы удалить у простуженного камни в почках. Но это было не все, что он поведал нам. Он добавил, что сначала он бы усыпил больного хлороформом. Ключевое слово здесь было «хлороформ».

— Хлороформ! — эхом прошептал доктор Гриффин. — Но послушайте, что за дьявольщина! Трелони вовсе не глотал хлороформ!

— Конечно, не глотал. Но предположите, доктор Гриффин, что я беру большой ватный тампон, основательно пропитанный хлороформом, и в течение, скажем, двадцати минут зажимаю им рот и ноздри старика, причем старика с тяжелым сном. Что случится тогда?

— Он умрет. Но как вы это сделаете, не оставив следов?

— Браво! Каких следов?

— Хлороформ имеет свойство обжигать кожу и давать волдыри. Останутся ожоги. Или, по крайне мере, следы от ожогов.

Холмс протянул руку к мраморному столику.

— Предположите теперь, доктор Гриффин, — продолжил он, взяв баночку с вазелином, — я начну с того, что буду легонько, едва касаясь, намазывать лицо жертвы тонким слоем этой мази. Оставит ли хлороформ ожоги?

— Нет.

— Я констатирую, что ваши медицинские познания блестящи. Хлороформ летуч, он испаряется и быстро выходит из крови. Если вскрытие задерживается на два дня, как было в этом случае, то в крови вообще не останется никакого следа хлороформа.

— Не так быстро, мистер Холмс! Есть…

— Есть слабая, очень слабая возможность, что запах хлороформа может быть обнаружен либо в комнате покойного, либо во время вскрытия. В данном случае он был приглушен запахом лекарств и мазей. А на вскрытии он не мог быть обнаружен потому, что у сэра Леопольда Харпера был насморк.

Доктор Гриффин побледнел.

Холмс положил баночку с вазелином и взял золотые часы сквайра, которые, казалось, еще усилили свое тиканье.

— Мне бы хотелось предложить вашему вниманию эти часы — они принадлежат к так называемому типу золотого охотника[2]. Вчера вечером я завел их до предела в десять часов. Сейчас пять часов двадцать минут.

— И что вы из этого заключаете? — спросила мисс Дэйл.

— Если вы помните, это именно тот час, когда пастор завел эти часы в то утро, когда он обнаружил вашего дядюшку мертвым. Хотя мои действия могут вызвать у вас тяжелые воспоминания, я попрошу вас прислушаться.

— Кр-р-рак, — в полной тишине раздался скрипучий звук заводного механизма.

— Постойте! — вмешался доктор Гриффин, — что-то тут неладно!

— Еще раз браво! Что же здесь неладно?

— Послушайте, пастор завел часы только на два оборота — и пружину заело. А вы повернули семь или восемь раз, и пружина еще не заведена полностью.

— Совершенно верно! — ответил Холмс. — Я имею в виду именно эти часы. Впрочем, любые часы, будучи заведенными в десять часов вечера, не могут быть заведены на следующее утро всего двумя оборотами.

— Боже мой!.. — воскликнул доктор, не сводивший глаз с Холмса.

— Отсюда я заключаю, что покойный мистер Трелони не лег в постель в десять часов. Конечно же, с его взвинченными нервами и продолжавшейся грозой, он непременно должен был засидеться и читать Библию допоздна, что, похоже, с ним иногда бывало. Свои часы он завел, как обычно, но не ранее трех часов утра. Преступник застал его в первый сон, самый крепкий.

— И тогда?..

Это Долорес почти выкрикнула свой вопрос.

— И тогда становится очевидно, что единственный человек, который сказал нам, будто видел Трелони спящим в половине одиннадцатого, — солгал, что настолько же достойно осуждения, насколько и доказано.

— Холмс! — воскликнул я. — Наконец-то я вижу, к чему вы ведете! Виновный — это…

Джеффри Эйнсуорт бросился к дверям.

— Я попрошу! — закричал Лестрейд.

Он стремительно прыгнул на молодого человека, и мы услышали звук защелкнувшихся наручников.

Перевод А. КУЗНЕЦОВА