Большая Ордынка. Прогулка по Замоскворечью

В 1919 году настоятелем в храм Всех Скорбящих Радость был назначен Константин Павлович Любомудров. В 1932 году за проповеди и молитвы об увозимых в Сибирь православных отец Константин был арестован. В 1935 году его освободили, но запретили находиться в Москве. По просьбам своих духовных чад он часто приезжал в Москву, совершая требы в домах. В 1937 году отец Константин был вновь арестован по доносу какого-то священника и расстрелян 17 ноября. В 2005 году Русская православная церковь канонизировала его в лике священномученика. Отец Константин является одним из небесных покровителей Скорбященской церкви.

В 1922 году в результате реквизиции церковных ценностей из храма были изъяты украшения и утварь (более 4 пудов золота и серебра). В начале 1930-х с храма были сняты колокола, а в 1933 году он был закрыт. В годы Великой Отечественной войны в нем помещался запасник Третьяковской галереи, работники которой рисковали своей жизнью, чтобы сохранить древний интерьер церкви. Судьбу Скорбященского храма, в сравнении с судьбами многих других московских церквей, взорванных или закрытых на долгое время, можно назвать удачной. В 1948 году после восстановления патриаршества он был заново освящен. Настоятелем стал отец Михаил Зернов – будущий архиепископ Киприан. Хор церкви под управлением композитора Н.М. Матвеева приходила послушать вся Москва. В свое время записи хора даже были выпущены на грампластинках Московской патриархии.

В 1937 году в доме № 17 по Лаврушинскому переулку недалеко от Скорбященской церкви поселились писатели, среди которых были махровые номенклатурщики. Например, Осаф Литовский – прообраз критика Латунского из романа Булгакова «Мастер и Маргарита». В 1961 году они потребовали снять колокола, звон которых мешал спать и трудиться. Пришлось во второй раз снимать колокола. Бывала в этом доме и А.А. Ахматова, которую в 1966 году отпевали именно в храме иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость. Из всех московских храмов Скорбященский был для Анны Андреевны самым любимым. По воспоминаниям Н.Я. Мандельштам, Ахматова часто приходила в церковный садик возле церкви, чтобы погулять или поговорить без лишних свидетелей. Еще в 1907 году будущий муж Ахматовой Н.С. Гумилев подарил своей возлюбленной маленькую иконку Божией Матери Всех Скорбящих Радость, с которой поэтесса никогда не расставалась и всегда вешала у изголовья кровати. Анна Андреевна говорила, что вся ее жизнь прошла под покровом Богоматери:

Снова мне в прохладной горнице Богородицу молить… Трудно, трудно жить затворницей, Да трудней веселой быть.

Существует множество легенд, связанных с храмовой иконой Богоматери Всех Скорбящих Радость. На иконе изображена Богоматерь в сиянии мандорлы, окруженная страждущими и больными людьми и ангелами, несущими добродетели. Название иконы восходит к строке одной из Богородичных стихир. С московского образа было сделано множество списков. Особенностью иконы из храма Всех Скорбящих Радость является то, что над страждущими изображены святые: Сергий Радонежский, Феодор Сикеот, Григорий Декаполит и Варлаам Хутынский. Изображение последнего подтверждает версию, что икона была написана специально для церкви Преображения.

Об одной из легенд, связанной с царевной Натальей Алексеевной, уже рассказывалось выше. Так или иначе, обе эти иконы – и подлинник, и список – почитались потом как чудотворные. Увезенная Натальей Алексеевной в Петербург икона была утеряна в 1930-х годах. Еще одна легенда гласит о том, что после закрытия храма в 1933 году икона Всех Скорбящих Радость была изъята и бесследно пропала. Получается, ни один из чудотворных образов до нашего времени не дошел. Какая же в таком случае икона висит сейчас в Скорбященской церкви? Есть мнение, что это точный список, сделанный во второй половине XVIII века и переданный храму патриархом Алексием I в 1940-х годах.

После Великой Отечественной войны в храме проходили реставрационные работы, в результате которых была уничтожена часть росписей и сломана стеклянная перегородка между трапезной и ротондой, возведенная когда-то по рисунку Бове. В 1974 году проводилась еще одна реставрация, которую можно считать удачной, потому что храму были возвращены все недостающие элементы декора и отделки. В храме находится несколько древних икон XVIII – начала XX века: Казанская икона Божией Матери, святого мученика Лонгина Сотника, святителя Николая, преподобного Варлаама, Хутынского чудотворца. Святыней церкви является ковчежец с частицами мощей Иоанна Крестителя, праведных Иоакима и Анны, святых апостолов Петра и Павла. Есть в этом ковчежце и частица мощей священномученика Дионисия Ареопагита, переданная послом Мальтийского ордена.

В 2009 году началось возрождение некогда знаменитого на всю Россию Московского синодального хора. Регент хора Алексей Пузаков работал когда-то под началом того самого Н.М. Матвеева, при котором хор церкви был лучшим в Москве. Проделанная работа дала результат, и Скорбященская церковь может по праву гордиться своим хором. При храме действуют воскресная школа, катехизационные курсы, общественно-благотворительный фонд «Старый Свет» и молодежный клуб. С 2009 года настоятель храма иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость – митрополит Волоколамский Илларион, который уже знаком нам по подворью в Черниговском переулке.

Сегодня Скорбященский храм является одним из самых любимых и почитаемым москвичами храмов. Необычный для Москвы по своей архитектуре, он всегда вызывал неоднозначные суждения. Многие обвиняли Бове в излишнем подражании Западу. Да и внутреннее убранство церкви вызывало у православных людей немало вопросов. Известно, что стены храма были украшены огромными панно, написанными в западноевропейском стиле. Теперь эти необычные полотна вместо росписей стен воспринимаются изюминкой Скорбященской церкви. Большинство панно сохранилось с XIX века, их лишь немного обновляли в начале XX века и реставрировали в 1940-х годах.

С одной из картин, висевших когда-то в церкви, связана интересная история. Речь идет о работе Яна Мостарта «Се человек», подаренной храму жившими по соседству купцами Куманиными. «Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: се Человек! Когда же увидели Его первосвященники и служители, то закричали: распни, распни Его! Пилат говорит им: возьмите Его вы, и распните; ибо я не нахожу в Нем вины. Иудеи отвечали ему: мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим»[79], – говорится в Евангелии от Иоанна. На картине изображен Христос в венце, которого ведет на казнь жестокий палач. За спиной Иисуса – Пилат в перчатках на омытых руках, шепчущий ему на ухо «Распни!» первосвященник и глашатай, трубящий о неумолимости приговора. Судьба предопределена. На печальном лице Христа запечатлено тяжкое ожидание скорой казни. Бессердечный оскал палача контрастирует с мужественно переносимой скорбью Иисуса. Человеческие фигуры изображены в натуральную величину, что усиливает реализм происходящего и вовлеченность в него зрителя.

Картина в строгой ампирной раме находилась в правой ячейке стеклянной перегородки, разделяющей трапезную и ротонду. Не случайно она висела прямо посередине между лаконичной трапезной Баженова и грандиозной ротондой Бове. Сначала взгляд входившего в храм блуждал в торжественном пространстве ротонды, но потом сосредотачивался на картине. Возле нее всегда горели свечи, потому что наблюдать необычное для русского глаза явление люди приходили и днем, и вечером. В одном из очерков XIX века, посвященных Скорбященской церкви, можно прочитать: «Редко не видно толпы народа перед картиною, изображающей Спасителя перед судом Пилата. Какая необыкновенная живость! Как много говорит одна слеза, текущая из очей Спасителя! Эта картина – работа знаменитого Альбрехта Дюрера»[80]. Раньше считалось, что полотно кисти Дюрера, и лишь в 1920-х годах, после того как оно попало в Музей изобразительных искусств на Волхонке, было определено авторство Мостарта.

Для русской церкви это уникальный случай – чтобы картина западного художника висела в храме, да еще и почиталась как икона. Полотен Яна Мостарта в России мало: в ГМИИ имени Пушкина всего две работы художника, только одна из которых (как раз «Се человек») находится в постоянной экспозиции в зале № 8. На этом можно было и закончить историю, если бы не одно но. Оказывается, Ф.М. Достоевский тоже видел эту картину в Скорбященском храме. Когда в самом начале романа «Идиот» князь Мышкин просит Аделаиду Епанчину нарисовать лицо приговоренного за минуту до удара гильотины, когда он еще стоит на эшафоте, она удивляется: «Странный будет сюжет, и какая же тут картина». И тогда, увлекаясь каким-то воспоминанием, князь с жаром описывает предполагаемую картину: «Это ровно за минуту до смерти, тот самый момент, когда он поднялся на лесенку и только что ступил на эшафот… Впрочем, ведь как это рассказать! Мне ужасно бы, ужасно бы хотелось, чтобы вы или кто-нибудь это нарисовал! Лучше бы, если бы вы! Я тогда же подумал, что картина будет полезная… Нарисуйте эшафот так, чтобы видна была ясно и близко одна только последняя ступень; преступник ступил на нее: голова, лицо бледное как бумага, священник протягивает крест, тот с жадностию протягивает свои синие губы, и глядит, и – все знает. Крест и голова – вот картина, лицо священника, палача, его двух служителей и несколько голов и глаз снизу, – все это можно нарисовать как бы на третьем плане, в тумане, для аксессуара… Вот какая картина»[81].

Уж очень похожи полотно Мостарта и описанная князем Мышкиным картина: те же пять фигур, те же глаза и головы. Из музея в Базеле в дом Парфена Рогожина Достоевский «повесил» «Мертвого Христа» Гольбейна-младшего («Я в Базеле недавно одну такую картину видел. Мне очень хочется вам рассказать. Я когда-нибудь расскажу – очень меня поразила»[82], – говорит Епанчиным князь Мышкин). А для картины из Скорбященской церкви реального места не нашлось – и она ожила в описаниях князя.

Вход в храм иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость находится, как это и положено по канонам, в западной части. Вошедший оказывается в трапезной Баженова, а затем попадает в ротонду Бове и видит композиционное единство разновременных частей. Все во внутреннем пространстве ротонды создает особенную торжественность: иконостас, похожий на триумфальную арку, двенадцать колонн из белого мрамора, опоясывающих нижний цилиндрический ярус, массивный чугунный пол, множество маленьких и четыре полуциркульных окна. В летние дни, когда на улице жарко, открыты еще два входа, находящиеся между колоннами ротонды. Скорбященская церковь является одной из самых богато украшенных в Замоскворечье. Особенный золотисто-охровый цвет делает ее яркой архитектурной доминантой Замоскворечья. Несмотря на некоторую светскость архитектуры и интерьеров, храм иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость отражает самобытность русского человека, его независимость и свободу идей.

К иконе Всех Скорбящих Радость, расположенной в левом приделе, всегда большая очередь из желающих поклониться образу. Рядом с иконой высокий массивный подсвечник с тонким литьем и фигурами святых, спасенный при разрушении храма Христа Спасителя. Чтобы поставить свечку Богоматери, приходится забираться на деревянную лестницу. Такой же подсвечник стоит и возле иконы преподобного Варлаама, Хутынского чудотворца. В начале XX века русская поэтесса Е.И. Дмитриева, более известная под псевдонимом Черубина де Габриак, посвятила иконе строки, характеризующие народную любовь к этому образу Богоматери-заступницы:

Я знаю, что надо, Когда-нибудь надо уйти… Пускай горит пред образом лампада, Пока ты в пути. Божья Матерь всех скорбящих Оградит тебя в пути… Сердце бьется чаще, чаще — Знаю – надо отойти.

ГОРОДСКАЯ УСАДЬБА ДОЛГОВЫХ

(Большая Ордынка, № 21)

Во второй половине XVIII века жил на Большой Ордынке в приходе церкви иконы Богородицы Всех Скорбящих Радость первостатейный купец Афанасий Иванович Долгов. Всем он был хорош: и дела свои вел грамотно, и уважением всеобщим пользовался, и семья у него большая была, и человеком он был набожным и справедливым. Рассуждал он так: раз Бог мне помогает, дело мое процветает, то и я не буду скупиться. А дело Долгова действительно шло прекрасно: он имел несколько домовладений, которые использовал для коммерческих целей и сдавал внаем. Часть заработанных денег Долгов жертвовал на возведение и восстановление храмов.

В книге «Рассказы Сергея Михайловича Голицына, записанные М.П. Полуденским» есть одна любопытная запись, касающаяся Долгова: «В царствование императрицы Екатерины II Симонов монастырь был запечатан, а кельи превращены в казармы; одна церковь была оставлена, в которой полковой священник служил по праздникам. Купечество московское жалело о монастыре; градской глава Афанасий Иванович Долгов по совещании с другими купцами решился просить Императрицу перевести казармы; он уверял Императрицу, что в ночь на светлое Христово Воскресение, несмотря на то что церковь была запечатана, в ней видели освещение. Императрица согласилась перевести казармы, монастырь был снова открыт, Афанасий Иванович Долгов обновил его и положил 200 т. капиталу на его содержание»[83].

Помогал Долгов не только московским монастырям и церквам, но и, например, Кирилло-Новозерскому монастырю Вологодской губернии или Свято-Алексеевской пустыни. Москвичи же особенно благодарны Долгову за то, что на его средства в 1783 году произошла перестройка западной части церкви Всех Скорбящих Радость. Даже не за сам факт жертвования денег – тогда все богатые купцы жертвовали, – а за то, что позвал он перестраивать церковь архитектора В.И. Баженова, приходившегося Долгову дальним родственником – зятем его родного брата. Баженов доверие Долгова оправдал: выстроенные им трапезная и колокольня являются архитектурными шедеврами своего времени. Позднее сын Афанасия Ивановича банкир Александр Афанасьевич Долгов, продолжая обычай отца, выступит в качестве одного из меценатов при перестройке восточной части церкви Всех Скорбящих Радость архитектором О.И. Бове.

Семья Долговых была неразрывно связана со Скорбященской церковью, потому что их усадьба располагалась напротив храма, по другую сторону Большой Ордынки. В большинстве путеводителей сказано, что главный дом усадьбы проектировал Баженов. Это и логично, все-таки родственники должны помогать друг другу. Однако эксперты комитета по архитектуре и градостроительству столицы – авторы серии книг «Памятники архитектуры Москвы» заявляют, что причастность Баженова к постройке усадьбы Долговых сомнительна.

Торцом на Большую Ордынку выходят флигели и поздние корпуса усадьбы. Сам же главный дом находится в глубине двора. Время постройки дома – 1770-е годы. Вероятно, дом стоит на подвалах палат рубежа XVII – XVIII веков. Первоначально дом имел черты раннего классицизма. Объем здания был разделен лопатками, наличники окон имели неброский декор. Остальные постройки усадьбы были возведены в конце XVIII века и имели схожие с главным домом классицистические черты. К сожалению, ни один из корпусов не сохранил своего первоначального облика. Северная пристройка (Большая Ордынка, № 19, стр. 2) – возможно, бывшая конюшня или помещение для карет. В начале XIX века она была переделана во флигель. И северный флигель, и южный корпус со зданием, стоящим на углу Большой Ордынки и Климентовского переулка, несколько раз перестраивались.

В 1982 году дом в Климентовском переулке был снесен, а в 1997 году разобран и северный флигель. Таким образом, до наших дней дошли лишь очертания градостроительной постановки и размеры конструкции строений. Об этом нужно задуматься и пожалеть, потому что все уничтоженные здания являлись частью архитектурной композиции всей усадьбы, и теперь она представляется незавершенной. Неприятно видеть, что в одном из бывших флигелей усадьбы Долговых (вернее, на его месте) разместился американский ресторан «Макдоналдс».

К счастью, главный дом усадьбы сломан не был. В пожаре 1812 года фасад дома сильно пострадал. В 1820-х годах была произведена перестройка, и дом потерял свои классицистические черты. Александровский ампир владел в то время умами архитекторов, поэтому стены дома выгладились, появилось четкое ярусное разделение. Это хорошо видно и теперь: подклет, второй этаж и верхняя часть здания отделены друг от друга карнизами. На главном фасаде выделяется крупный пилястровый портик ионического ордера, украшенный между пилястрами, в тимпане фронтона и фризе замысловатым лепным декором. На садовом фасаде сделаны два объемных ризалита со сложными арочными окнами. Задняя дверь ведет в белокаменную открытую террасу. Когда-то за домом был обширный сад, а сегодня располагается не вписывающийся в архитектуру ресторан.

Каменная ограда усадьбы Долговых стилизована под главный дом, хоть и строилась на сто лет позже. Пилоны ворот декорированы фризом, схожим с фризом портика парадного фасада. Ограда была возведена в конце XIX века уже при новом хозяине – владельце кожевенных заводов Иване Петровиче Жемочкине. Жемочкину в Москве принадлежало две фабрики, на которых производили изделия из кожи, несколько складов и магазин в Верхних торговых рядах на Варварке. В середине XIX века Жемочкин купил у Долгова его усадьбу на Большой Ордынке. Продолжая добрую традицию участия хозяев усадьбы в судьбе храма иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость, Иван Петрович (как впоследствии и его сын Николай Иванович) станет старостой Скорбященской церкви. В начале XX века главный дом был арендован Женской гимназией, в которой учились внучки Жемочкина, а семья занимала до 1918 года большой южный флигель (современный адрес Большая Ордынка, № 21, стр. 2).

После революции, когда владельцем усадьбы был уже Николай Иванович Жемочкин, все имущество семьи было национализировано. Хозяина дома и его жену Веру Алексеевну сослали в Тарусу, а из флигеля сделали коммунальную квартиру, в которой выделили несколько комнат детям бывших владельцев и их семьям. Лишь в 1960-х годах, когда усадьба была передана Министерству культуры и стала памятником архитектуры «Городская усадьба Долговых – Жемочкиных», семьи съехали в другие квартиры.

В настоящий момент в главном доме – объекте культурного наследия – располагаются школа архитектора М.Ф. Казакова и Институт Латинской Америки Российской академии наук, занимающийся многодисциплинарным изучением этого региона. Основная исследовательская работа ИЛА РАН осуществляется в трех направлениях: экономическом, культурологическом, политическом. Кроме научной деятельности ИЛА занимается консультационной, культурно-просветительской и издательской работой, проводя научные конференции, симпозиумы, круглые столы, семинары с участием российских и зарубежных ученых. Фонд библиотеки ИЛА составляет более восьмидесяти тысяч экземпляров крупнейших в России собраний литературы и периодических изданий латиноамериканской тематики.

ЦЕРКОВЬ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА КЛИМЕНТА, ПАПЫ РИМСКОГО

(Климентовский переулок, № 7/26)

Усадьба Долговых располагалась на углу Большой Ордынки и Климентовского переулка, в который выходили южные корпуса. Переулок получил свое название в честь храма Священномученика Климента. Он соединяет Большую Татарскую улицу с Большой Ордынкой, но нам предстоит пройти только по его пешеходной части до Пятницкой улицы. Мы дважды за время нашей прогулки доходили до нее. Безусловно, Пятницкая заслуживает отдельной книги, в которой не последнее место займет и интересующая нас церковь, но очень уж велик соблазн свернуть с Большой Ордынки и посмотреть на этот впечатляющий памятник архитектуры. Немногие московские церкви могут соперничать с храмом Климента, папы римского, числом топографических уточнений в названии. «В Пятницкой улице», «на Ленивом торжку», «на Ленивке», «на Пятницкой», «против полицейской части», «что в Ордынцах», «на Ордынке» – всех и не вспомнить! Эти названия говорят о равном значении церкви для обеих улиц – Большой Ордынки и Пятницкой.

Церковь Священномученика Климента, папы римского

В XIII – XIV веках от первого «живого» моста Большая Ордынка (тогда Ордынская дорога) шла не в сегодняшнем ее направлении, а юго-восточнее – в сторону современных Татарских улиц. В это же время возник пересекающий Ордынку переулок, первоначального названия которого не сохранилось. Возле переулка оседали ордынцы, казанские и ногайские торговцы, которые торговали с Москвой и образовали Татарскую слободу. А рядом обосновались переводчики-толмачи, о чем свидетельствует Старый Толмачевский переулок. На рубеже XV – XVI веков появился так называемый Климентовский городок – укрепленный острожек.

В письменных источниках церковь впервые упоминается в 1612 году, когда русские ополченцы сражались с войсками гетмана Хоткевича. Новый летописец сообщает: «Гетман же, собрав всех лучших людей и всеми людьми учинил напуск, и смяте всеми людьми конными и пешими, и гна их до самыя реки Москвы; аще не бы устоял Князь Дмитрий Пожарской с своим полком, побил бы многих. Князь Дмитрий же Трубецкой и казаки с ним отшедше в таборы своея, а гетман, видев сие, пришед, ста у церкви Екатерининской и таборы своя устрой тут, и острожек, стоящий у церкви Климента Римского Папы, и казаков в нем сидящих взять, и посади в него королевских людей. Ратный же вси во страсе быша велицем; воеводы же вси посылаху к казакам, чтоб за едино стояти против гетмана; они же не хотяху»[84].

Как известно, все закончилось для нашей страны хорошо. Хоть Пожарский и Минин почти опустили руки, видя, что отступили казаки, но у них хватило мужества продолжить борьбу. Они послали за старцем Авраамием – единственным человеком, который дружил с казаками и с которым дружили казаки.

Историк И.Е. Забелин в своем труде «Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время» пишет: «Старец к этой казачьей толпе и обратился с должным увещанием, сказал им льстивую речь, что от них началось доброе дело (разорение государства!), что стали они крепко за истинную православную христианскую веру, раны многие принимая, голод и наготу претерпевая, прославившись во многих дальних государствах своей храбростью и мужеством. «Теперь ли, братие, – говорил старец, – все доброе начало в один час погубить хотите!» И многое иное говорил им со слезами, моля их, утешая и понуждая идти на врага… Казаки за это с радостью обещали за веру Христову стоять и головы свои положить. Кликнули казаки чудотворцевым ясаком: «Сергиев! Сергиев!» и устремились оба полка, дворяне и казаки, единодушно. Враг был побежден»[85].

Получается, победоносное сражение русских войск с поляками случилось именно здесь – у церкви Климента. Оно ознаменовало поворотный момент в борьбе против захватчиков. Началось триумфальное освобождение Москвы от интервентов-католиков. Это важнейшая веха в истории церкви Климента, да и всей нашей страны. Если внимательно посмотреть на Годунов чертеж – план Москвы, составленный до 1605 года, – можно увидеть церковь, расположенную на том же месте, где сейчас стоит храм Климента. Во время Смуты церковь была деревянной. В 1662 году на средства Александра Степановича Дурова было построено каменное здание с престолами Священномученика Климента, иконы Богоматери Знамения и Святителя Николая. Дуров – родоначальник известной дворянской фамилии – был думным дьяком при царе Михаиле Федоровиче. В 1636 году он был оклеветан и осужден на смертную казнь. Дуров попросил принести ему в темницу семейную икону Знамения. Известный московский историк Н.М. Молева рассказывает об этом в книге «Ошибка канцлера»: «В ночь перед казнью дьяку явилась изображенная на иконе Богородица и сказала, что его ждет помилование и всяческое благополучие. Одновременно та же икона якобы явилась во сне и царю, поручившись перед ним в невиновности дьяка. Михаил Федорович, проснувшись, отменил казнь, затребовал к себе дуровское дело, оправдал оклеветанного и «за невинное претерпение» значительно повысил в должности и в дальнейшем не забывал своими милостями. Дуров еще в темнице дал зарок, если останется жив, соорудить в своем приходе церковь в честь иконы-спасительницы. С особого разрешения царя он «устроил на том месте, иде же бысть его дом, церковь каменну, украсив ю всяким благолепием, в честь Божия Матери Честного ее Знамения с приделом святителя Николая. А сии святые иконы, яко его домовнии, постави в том святом храме»[86].

До сих пор неизвестно, в чью честь был освящен главный престол церкви – иконы Богоматери Знамения, Преображения Господня или все-таки Климента, папы римского. Возможно, церковь Знамения была придельной, но не сообщалась с главной. Однако, судя по приведенному выше летописному рассказу, храм уже в начале XVII века именовался Климентовским. Священномученик Климент считался на Руси особым святым. Он был апостолом от семидесяти и четвертым епископом Рима. Родившись в очень знатной семье, состоявшей в родстве с императорской фамилией, Климент покинул Рим и уехал в Палестину, чтобы слушать проповеди апостолов. В Иудее он встретил апостола Петра, принял от него крещение и стал его учеником. Незадолго до смерти Петр рукоположил Климента во епископа Рима. Во время гонений на христианство Климент был отправлен в изгнание на каторжные работы в каменоломню города Херсонес Таврический. Климент нашел там более двух тысяч христиан, осужденных на тесание камней в горах. Узнав, что за водой им приходится ходить на большое расстояние, Климент помолился Богу, после чего увидел агнца, стоявшего на одном месте и поднимавшего одну ногу, как бы показывая место. Он понял, что Бог указывает ему на место, где есть вода, и стал копать. Тотчас явился источник вкусной чистой воды, из которого образовалась целая река. Слух о чуде быстро распространился по всей окрестности. Многие люди уверовали во Христа и были крещены в воде от Климента. Говорят, что в день он крестил более пятисот язычников. При Клименте было построено семьдесят пять новых храмов. Император Траян, узнав о случившемся в Херсонесе, послал туда сановника, который подверг христиан пыткам. Но многие из них с радостью шли на смерть ради Христа. Тогда посланник Траяна решил убить самого Климента.

Житие священномученика составлено митрополитом Ростовским Дмитрием, который в конце XVII века написал двенадцать томов житий святых на каждый день года. Вот что сообщает Дмитрий Ростовский: «Сановник повелел посадить его в лодку, отвезти на средину моря и там, привязав якорь на шею, повергнуть в самое глубокое место моря и утопить, дабы христиане не нашли его тела. Когда все это произошло, верующие стояли на берегу и сильно плакали. Потом два вернейших ученика его, Корнилий и Фив, сказали всем христианам: «Помолимся все, чтобы Господь открыл нам тело мученика». Когда молился народ, то море отступило от берега на расстояние трех поприщ, и люди, подобно израильтянам в Чермном море, перешли посуху и нашли мраморную пещеру наподобие церкви Божией, в которой покоилось тело мученика, а также нашли близ него и якорь, с которым был потоплен мученик Климент. Когда верные хотели взять оттуда честное тело мученика, то было откровение вышеупомянутым ученикам, чтобы тело его здесь оставили, ибо каждый год море в память его будет отступать так в течение семи дней, давая возможность приходить желающим поклониться. И так было много лет, начиная с царствования Траяна до царствования Никифора, царя греческого. Много и других совершилось там чудес по молитве святого, которого прославил Господь»[87].

В IX веке мощи священномученика Климента были чудесным образом обретены на берегу святыми равноапостольными Кириллом и Мефодием и перенесены в римскую базилику Климента. Часть мощей была оставлена в Херсонесе. Когда князь Владимир захватил город, мощи Климента в мраморном саркофаге были перенесены в Десятинную церковь Киева в особый придел в честь святого. «Володимер же посем поем царицю, и Настаса, и попы корсуньски, с мощми святаго Климента и Фифа, ученика его, поима ссуды церковныя и иконы на благословенье себе»[88], – повествует Лаврентьевская летопись. С тех пор священномученика Климента на Руси особо почитают. Немецкий историк Титмар Мерзебургский, побывавший в Киеве, назвал Десятинную церковь Климентовской. В XI веке Климент Римский считался первым небесным заступником Русской земли и русского народа. Это подтверждает написанное в то время «Слово на обновление Десятинной церкви», в котором говорится о Клименте: «Так и этого церковного солнца, своего угодника, нашего же заступника, святого, если сказать достойно, священномученика Климента из Рима подлинно в Херсон, из Херсона в страну Русскую сотворил пришествие Христос Бог наш, благодаря преизобильной милости ради нашего, верных, спасения»[89].

Некоторое время мощи святого были, вместе с крестом равноапостольной княгини Ольги, единственной святыней Руси. Почитание Климента, апостола от семидесяти и ученика Петра, объясняется желанием русской церкви встать в один ряд с другими апостольскими кафедрами. Однако уже в XII веке культ Климента заменился культом святителя Николая Мирликийского, определявшим византийскую традицию православия на Руси. О Николае Чудотворце у нас еще будет повод поговорить: на нашем пути встретятся два храма этого святого. В Москве было лишь две церкви с престолами Климента, папы римского: церковь Рождества Иоанна Предтечи на Варварке и храм, возле которого мы сейчас стоим.

В 1720 году на средства купца И.Ф. Комленихина церковь Климента была перестроена. С храмом в Климентовском переулке связано множество тайн и загадок. Например, до сих пор неясно, кто является автором этого памятника архитектуры. В рукописном сборнике XVIII века, обнаруженном в 1862 году, есть «Сказание о церкви Преображения между Пятницкою и Ордынкою». В нем рассказывается, что в приходе храма жил дипломат Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. Настоятель церкви просил знатного прихожанина о помощи, но Бестужев-Рюмин не мог заручиться поддержкой Анны Иоанновны. Когда императрицей стала Елизавета Петровна, она распорядилась в Петербурге, в слободе Преображенского полка, первым присягнувшего ей в верности, возвести храм Климента, папы римского, тем более что восшествие ее на престол совпало с днем памяти этого святого. Тогда-то и вспомнил Бестужев-Рюмин просьбу настоятеля и, по примеру государыни, выделил на строительство московской церкви семьдесят тысяч рублей. Старый храм был разобран в 1742 году, а через пять лет был сооружен новый, освященный, как и петербургский, в честь Преображения. Рукопись заканчивается 1754 годом. Вероятнее всего, проект разработал архитектор храма Климента в Петербурге Пьетро Трезини. Но вот кто построил церковь – до сих пор остается загадкой. В 1750-х годах Бестужев-Рюмин попал в опалу у Елизаветы Петровны и был выслан в подмосковную деревню.

Во многих справочниках говорится, что церковь возведена на средства купца Кузьмы Матвеевича Матвеева, о котором уже упоминалось выше. Но по версии некоторых историков, в частности Н.М. Молевой, Матвеев был подставным лицом, потому что Бестужев-Рюмин из-за опалы не мог действовать открыто. Однако предположение, что церковь была выстроена на деньги Бестужева-Рюмина, нигде документально не подтверждается. А Матвеев был состоятельнейшим купцом и фабрикантом, жил прямо напротив храма Климента в своем особняке на Пятницкой улице. Так что, возможно, связь Бестужева-Рюмина с храмом не более чем легенда. В самой церкви, по крайней мере, в помощь Бестужева-Рюмина не верят, а благотворителем и жертвователем считают именно Матвеева. В 1756 – 1758 годах к храму были пристроены существующие и сейчас трапезная с двумя приделами и трехъ ярусная колокольня. В 1762 году началась очередная перестройка храма, в результате которой в 1769 году церковь стала пятипрестольной с главным престолом Спасопреображения и приделами: боковыми Знамения Пресвятой Богородицы и Николая Чудотворца, а на хорах Вознесения Господня и Рождества Богородицы. Но даже в официальных документах гораздо чаще встречается древнее, исконное название храма – Климентовский.

Кто был архитектором новой церкви – снова вопрос. Долгое время думали, что это К.И. Бланк, потом автором церкви считался А.П. Евлашев – ученик Бартоломео Растрелли. К этой версии склонялись и М.И. Александровский, и П.В. Сытин, и М.А. Ильин. Исследователь архитектуры русского барокко Т.П. Федотова выдвинула предположение, что проект церкви Климента был сделан в 1750-х годах петербургским архитектором Пьетро Трезини или кем-нибудь из его помощников, но не был реализован. В 1760 – 1770-х строительство церкви по несколько измененному проекту было осуществлено московскими архитекторами под предполагаемым руководством И.Я. Яковлева. Иконостас храма Климента был выполнен знаменитыми мастерами XVIII века и отличался оригинальной композицией и совершенной деревянной резьбой. В описи церковного имущества 1817 года было отмечено: «Иконостас весь резной с колоннами самого лучшаго художества, весь позлащен червонным золотом. Нижний ярус: местные иконы писаны самыми лучшими художниками на кипарисе, вообще и весь иконостас писан при Императорской Академии Художеств».

Не зря этот храм называют самым загадочным и впечатляющим архитектурным памятником Замоскворечья. Наш современник, москвовед С.К. Романюк, в книге «Из истории московских переулков» снова поднимает вопрос об авторе храма: «Церковь Климента – замечательное произведение талантливого архитектора, имя которого до сих пор остается неизвестным, а само время появления этого памятника развитого барокко, его принятая датировка находятся в явном противоречии с тогдашней классицистической стилистикой московской архитектуры. Более того, как отмечал академик И.Э. Грабарь, «по своему облику он выпадает из круга московских памятников данного периода, будучи наделен скорее чертами петербургской архитектуры, но архитектуры высокого стиля, притом не имеющей прямой аналогии с творчеством ведущих мастеров Петербурга».

Действительно, в общем облике храма Климента, в членении на парадные этажи, в узорных металлических решетках, охватывающих верх здания, в обилии декора ощущается влияние дворцовой архитектуры.

Если не смотреть на завершающее храм пятиглавие, то можно спутать его со светским зданием, потому что эта церковь не имеет алтарных выступов, а низкая трапезная и колокольня, хоть и расположены с ней по одной оси, мало сочетаются с главным объемом. Эти и другие архитектурные особенности и несоответствия осложняют задачу идентификации архитектора церкви Климента, папы римского. Но кто бы ни был автором, со своей задачей он справился великолепно.

По описи, проведенной в 1770 году, храм Климента оказался в числе пяти храмов, «наилучших во всей Москве». Необычная церковь с хорами на всех четырех сторонах, увенчанная массивным пятиглавием и украшенная коринфскими колоннами, поражала своим барочным убранством.

В книге И.Г. Гурьянова «Москва, или Исторический путеводитель по знаменитой столице государства Российского» 1831 года сказано: «Далее видите вы на правой руке великолепной наружности храм Священномученика Климента Папы Римскаго. Мало найдете вы церквей сей подобных. Не знаю, возможно ли придумать более наружных украшений, как придумано здесь, и все так хорошо, что нимало не портит вида. Далеко видны пять глав сей церкви, выкрашенной еще темной краскою, что по мнению нашему придает более вида. Внутренность величественна и нельзя сказать, чтоб была стеснена приделами, которых, кажется, слишком бы было для одного храма; иконостас в древнем вкусе резной, но очень хорош; ограда занесена узорчатою железною решеткою»[90].

Церковь Климента пострадала в пожаре 1812 года незначительно, разве что крыша полностью сгорела. Но французы похитили всю дорогую утварь, оклады и другие ценности. Иконостасы и иконы остались невредимы во всех приделах. После смерти благотворителя К.М. Матвеева храм часто бедствовал. Удивительно, но приход такой величественной и пышной церкви практически на протяжении всей ее истории оставался малочисленным и бедным. Причту было очень трудно содержать дорогое уникальное убранство храма в надлежащем благолепии. Часто в архивных документах встречаются записи вроде этой: «Зданием каменная, многия имеет ветхости, а имянно крыши как на холодной и на теплой церкви во многих местах проржавели. Четыре главы облиняли и ржавеют, снаружи штукатурка во многих местах обвалилась, паперть и ограда кругом всей церкви обветшали, в холодной церкви многие рамы от долговременности повредились». О бедности церкви говорит тот факт, что Московское епархиальное управление включило храм в число наиболее нуждающихся во вспомоществовании церквей и выделило ему единовременную помощь, чтобы начать богослужения. В 1853 году московский митрополит Филарет помог храму Климента пособием в размере трехсот рублей. Во второй половине XIX века благосостояние церкви улучшилось. Большой вклад в церковную казну внесло купеческое семейство Куниных, особенно после того, как в 1886 году церковным старостой стал С.А. Кунин. В 1900 году храм Климента, папы римского, был обновлен на пожертвованные сто тысяч рублей Е.С. Ляминой – вдовой городского головы, купца первой гильдии И.А. Лямина.

После революции 1917 года храм Климента, папы римского, одним из первых получил статус памятника архитектуры. Декрет 1922 года об изъятии церковных ценностей узаконил разграбление храма. Среди конфискованных серебряных церковных предметов – двадцать четыре ризы, восемь лампад, три дарохранительницы, два напрестольных креста, две кадильницы, две крышки от Евангелий, сосуды для причастия и жемчужное шитье с простыми камнями весом в три пуда двадцать семь фунтов. К счастью, иконы остались на своих местах. В 1925 году последним настоятелем церкви Климента стал протоиерей Михаил Галунов – одаренный священнослужитель и проповедник. При нем в храме был создан известный на всю Москву церковный хор. В 1932 году началось разрушение древней ограды. В 1933 году отца Михаила арестовали, а храм закрыли. Через несколько лет был снесен входной храмовый павильон, который являлся одновременно и Святыми вратами, и «прикладезным» строением над святым источником. Жилищно-строительный кооператив «ВСНХовец», получивший здание церкви, планировал снести памятник архитектуры и разбить на его месте сквер с детским садом. Этому не довелось сбыться благодаря вмешательству академика И.Э. Грабаря.

В 1936 году началась подготовка к реставрации, но Великая Отечественная война не позволила реализовать это начинание. После войны церковь Климента находилась в удручающем состоянии. На месте бывшего погоста был устроен сквер с подземным общественным туалетом, размещенным прямо под алтарем. Туалет просуществовал до 1980-х годов. Во второй половине 1940-х годов отец Михаил вернулся в Москву и жил в колокольне церкви Климента. Здание храма передали Библиотеке имени Ленина для фондового хранения, благодаря чему внутреннее убранство и иконостас не были полностью уничтожены. Но внутри все переоборудовали для устройства книжных стеллажей. В 1957 году произошло расширение Климентовского переулка, в результате которого ограда церкви Климента была значительно передвинута. В 1970-х годах проводился внешний ремонт храма.

В 1990 году по просьбе Святейшего Патриарха Алексия II храм был возвращен верующим. Но лишь в 2002 году, с назначением настоятелем протоиерея Леонида Калинина, духовная жизнь храма возобновилась. В 2005 году был заново освящен небольшой придел в честь иконы Божией Матери Знамение. В 2007 году произошло объединение клира церкви и братии Инкерманского Свято-Климентовского монастыря – самого древнего на территории Московского патриархата. В 2008 году Российская государственная библиотека покинула храмовое помещение, а 8 декабря 2010 года, в день памяти Климента, впервые за семьдесят шесть лет было совершено богослужение во вновь воссозданном приделе, освященном в честь Климента, папы римского, и Петра, архиепископа Александрийского.

С 2008 года в церкви Климента проходит полномасштабная реставрация, которая не закончилась до сих пор. Но уже видны результаты работы: полностью восстановлены все фасады, купола и кресты над главами, а также часть старинной церковной ограды с коваными решетками и необычный павильон, разрушенный в 1930-х годах. Сейчас полным ходом идет восстановление интерьеров храма – лепнины, настенной живописи и резных барочных иконостасов. В Москве подобных иконостасов XVIII века нет ни в одной церкви, а в Климентовской их целых пять. Планируется завершить ремонт к 2012 году, когда столица будет отмечать две круглые даты, связанные с церковью Климента. Во-первых, это четырехсотлетний юбилей боя ополченцев с польскими войсками, случившегося возле храма. А во-вторых, ровно двести лет назад во время грандиозного пожара 1812 года церковь Климента оказалась одной из немногих в центре города практически не пострадавшей от огня.

Храм Климента, папы римского, не имеет аналогов не только в Замоскворечье, но и во всей столице. Специалисты называют такой стиль «петербургское барокко». До Москвы он дошел слишком поздно, когда в Петербурге уже властвовал классицизм. Поэтому-то в столице только одна подобная церковь. Храм Климента – один из самых нарядных в Москве: он украшен сложными наличниками с лучковыми и фронтончатыми завершениями, фигурными фонариками и главками, тонкими лепными гирляндами и выразительным орнаментом решетки. Основной объем храма имеет практически правильную квадратную форму с легкими центральными ризалитами, с портиками и фронтонами на фасадах. Мы видели традиционное русское пятиглавие у церкви Михаила и Феодора, Черниговских чудотворцев. Храм Климента имеет настолько широкий центральный купол, что возникает ощущение, будто пятиглавие сливается в единую массу и продолжает нижнюю часть церкви, подчеркивая вертикальность композиции.

О церкви Климента, папы римского, можно рассказывать часами. А сколько о нем уже написано и написано будет! Думаю, у каждого, кто хоть раз видел эту церковь, остались яркие о ней впечатления. А.А. Григорьев в книге «Мои литературные и нравственные скитальчества» вспоминал, как в детстве восхищал его величественный «Климент»: «Пятиглавая, великолепная церковь Климента папы римского поражает и останавливает ваш взгляд с кремлевской вершины, когда вы, отклоняя постепенно глаза от юго-востока, ведете их по направлению к югу. Перед ней вы остановитесь и идя по Пятницкой: она поразит вас строгостью и величавостью своего стиля, своею даже гармониею частей... Но особенно выдается она из бесчисленного множества различных узорочных церквей и колоколен, тоже оригинальных и необычайно живописных издали, которыми в особенности отличается юго-восточная часть Замоскворечья». Действительно, в Замоскворечье много удивительных по красоте церквей, в чем мы уже вполне убедились. Но не расходуйте впечатления. Впереди еще столько интересного!

ОРДЫНСКИЙ ТУПИК

Из Климентовского переулка удобнее всего, не сворачивая, пойти в продолжающий его Ордынский тупик, который еще в XIX веке именовался Климентовским. А появился он в XVII веке из-за необходимости проезда к усадьбам за храмом Всех Скорбящих Радость от Большой Ордынки и Большого Толмачевского переулка. В разное время он именовался: Перепелкин переулок (по одному из названий Большой Ордынки – Перепелкина улица), Скорбященский тупик и Тупой переулок.

Ордынский тупик. Современная фотография

Помимо церкви иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость под охраной государства находится дом причта середины XVIII века (№ 4а по Ордынскому тупику). Участок земли, на котором стоит дом, расположен на некотором расстоянии от церкви. Вероятно, раньше он принадлежал не храму, а являлся частью усадьбы и был приобретен для церковных нужд, например для расширения дома священника. Позже здесь был разбит церковный сад. Во время постройки Баженовым трапезной и колокольни дом священника, находившийся прямо возле храма, был разрушен. Новый дом причта построен в конце XVIII – начале XIX века. Существующий облик дом приобрел уже после пожара 1812 года. Парадный фасад здания декорирован ампирным фризом и рельефными украшениями над окнами. Южный фасад не симметричен парадному: слева вместо одного большого окна прорезаны антресольные окна.

Ордынский тупик, № 5а. Современная фотография

Дом № 5а – палаты XVII – XVIII веков, бывшие центром усадьбы. Принадлежало имение Василию Титову. Его отец, Григорий Титов, был полковником, под началом которого находилось десять капитанов и девятьсот тридцать восемь стрельцов. В северной части усадьбы, выходившей на современный Ордынский тупик, располагался сад. Во второй половине XVIII века территория увеличилась более чем в два раза за счет соседнего владения – теперь она стала доходить до угла Лаврушинского и Большого Толмачевского переулков. К слову сказать, находящийся здесь сквер устроен на месте сада. В XVIII веке прямоугольный дом достроился и приобрел современную форму «глаголя». Усадьба Титовых непосредственно повлияла на формирование Ордынского тупика – он ей заканчивался. Уже упомянутый писательский дом № 17 по Лаврушинскому переулку занял в 1937 году львиную долю усадьбы, а главный дом оказался как бы внутри корпусов советской новостройки. Особенностью фасада является пропорциональное, на одной вертикальной оси, расположение окон двух равных по высоте этажей. Пилястры на стенах и углах имеют, скорее всего, функциональное значение. Наличники окон верхнего этажа украшены треугольными фронтонами. Сейчас облик здания схож с тем, что он имел в середине XVIII века.

Ордынский тупик, № 5а. Часть декора. Современная фотография.

Дом № 6 – построенный в 1913 году шестиэтажный доходный дом хозяина Кадашевских бань купца Федора Кузнецова. В этом здании были устроены различные по типу квартиры, вплоть до пятикомнатных с двумя коридорами, ванной и другими удобствами. У Кузнецова жили люди разного достатка и социального положения. Хозяин и сам одно время жил в Ордынском тупике, но потом перебрался в самый центр Москвы, где у него были лавки.

В 1994 году разрушили богадельню Скорбященской церкви, включавшую палаты XVIII века. Это двухэтажное здание было построено еще при первом каменном храме XVII века и выходило на Большую Ордынку и маленький проулок к усадьбе Титовых и Толмачевскому переулку. Богадельня была примером скромного здания с двумя палатами и сенями посередине. После пожара 1812 года к дому достроили с торца дополнительный объем. Вместо богадельни уже в наше время возвели двухэтажное здание, выходящее на Ордынский тупик (ресторан «Островский»). Маленькая свечная лавка рядом с ним – творение архитектора О.И. Бове.

Фонтан искусств

С недавнего времени Ордынский тупик перестал быть тупиком и является теперь самым коротким путем к Третьяковской галерее от одноименной станции метро. По дороге нам встретятся два сквера. Один из них, расположенный по правую руку, принадлежит церкви иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость. А другим Ордынский тупик заканчивается. Этот сквер находится как раз в месте пересечения Ордынского тупика, Большого Толмачевского и Лаврушинского переулков. В центре сквера к стопятидесятилетию Третьяковской галереи в 2006 году был установлен фонтан «Вдохновение». В народе он получил название Фонтан искусств. Всего в Москве более двухсот фонтанов, но на Замоскворечье приходится только пять из них. Чтобы хоть как-то компенсировать эту несправедливость, фонтан в Ордынском тупике запустили на неделю раньше остальных. Таким образом, в 2006 году в течение недели фонтан «Вдохновение» был единственным работающим в Москве. Автором скульптурной композиции из патинированной бронзы и золота выступил А.И. Рукавишников. Фонтан искусств отличается тем, что вода в нем не является основным элементом. Издалека даже и не видно струй воды. Туристы, приезжающие в Москву только зимой, и не догадываются, что летом эта замысловатая скульптура с золотыми рамами превращается в фонтан.

Памятник И.С. Шмелеву

В 2000 году в углу сквера на пересечении Лаврушинского и Большого Толмачевского переулков состоялось открытие памятника замечательному русскому писателю, уроженцу Замоскворечья И.С. Шмелеву. Это место выбрано не случайно. Оно не раз было с трепетом и любовью описано в произведениях Ивана Сергеевича. Еще в начале XIX века прадед Шмелева перебрался из Гуслиц в Москву и обосновался в Кадашевской слободе. Напротив памятника – Государственная научная педагогическая библиотека имени К.Д. Ушинского. Когда-то в этом доме располагалась гимназия, в которой учился будущий писатель. Скульптурный портрет был сделан еще при жизни Ивана Сергеевича более полувека назад в Париже известным скульптором Л.М. Лузановской. Архитектор А.А. Савин водрузил бюст Шмелева на постамент, выполненный в виде колонны. В день открытия памятника произошла неожиданная встреча парижских и русских потомков Шмелева. Иван Сергеевич был великим гражданином России, Москвы и Замоскворечья.

Прадед Ивана Сергеевича Иван Иванович (в семье Шмелевых имена Иван и Сергей передавались по наследству) был из государственных крестьян Гуслиц – селения в Богородском уезде Московской губернии. Литературовед Н.М. Солнцева в жизнеописании Шмелева рассказывает интересную историю: «Из актов конца ХVII в. Иван Сергеевич Шмелев вычитал, что его предок во время тяжбы в Успенском соборе между старообрядцами и новообрядцами в присутствии царевны Софьи учинил драку с соборным батюшкой. Жители назывались гусляками, они были носителями особого, гуслицкого, самосознания, которым многое объясняется в характере и образе жизни Шмелевых. Гусляки – люди с достоинством, деятельные, предприимчивые, грамотные. В ХVIII – ХIХ веках в гуслицких селах добывали глину, производили фаянсовую посуду, хлопчатобумажные ткани, занимались извозом, торговлей, хмелеводством, потому и родилась поговорка, записанная В. Далем: «У него в голове гусляк разгулялся»[91].

В 1802 году прадед Шмелева Иван Иванович поселяется в Москве и становится купцом. Устинья Васильевна, прабабка писателя, состояла в родстве с купеческой семьей Морозовых. После войны 1812 года семья Ивана Ивановича переезжает в дом на Большой Калужской, ставший родовой усадьбой Шмелевых до 1917 года. В этом доме разворачиваются основные события лучшего романа Ивана Сергеевича «Лето Господне». Иван Иванович занимался торговлей в Кадашах. Через несколько лет прадед умирает, и Шмелевым приходится переписаться в мещане. Устинья Васильевна, сильная и волевая женщина, сумела сохранить дело мужа – кирпичный завод на Воробьевке – и вырастить сыновей и дочерей. Денег семье не хватало, поэтому Устинья Васильевна нашла дополнительный доход содержанием Кожевнических городских бань. В конце жизни она вновь стала купчихой третьей гильдии. Даже после смерти прабабки в семье продолжали ее чтить. В «Лете Господнем» часто можно встретить фразы, вроде «такая уж у ней манера, с прабабушки Устиньи» или «так спокон веку выпекали, еще до прабабушки Устиньи».

Дед Ивана Сергеевича, тоже Иван Иванович Шмелев, был верным помощником Устиньи Васильевны и ее доверенным лицом. С женой Пелагеей Петровной у них было четверо детей, в том числе и Сергей Иванович – отец писателя. Иван Иванович стал купцом второй гильдии. Он любил французские романы и имел даже большую библиотеку. Участвовал Иван Иванович и в общественной деятельности: в 1861 году был депутатом Московской судоходной депутации. Он занимался предпринимательством – выполнял подряды на строительство. Например, он принял участие в возведении Крымского моста. Вскоре он взялся за дело, сулившее ему большую прибыль, – за перестройку Коломенского дворца. Но оно обернулось полной неудачей. Иван Сергеевич напишет позже в «Автобиографии»: «На постройке Коломенского дворца (под Москвой) он растерял практически весь капитал «из-за упрямства» – отказался дать взятку. Он старался «для чести» и говорил, что за постройку ему обязаны кулек крестов прислать, а не тянуть взятки. За это он поплатился: потребовали больших переделок. Дед бросил подряд, потеряв залог и стоимость работ. Грустным воспоминанием об этом в нашем доме оказался «царский паркет» из купленного с торгов и снесенного на хлам старого Коломенского дворца.

«Цари ходили! – говаривал дед, сумрачно посматривая в щелистые рисунчатые полы. – В сорок тыщ мне этот паркет влез! Дорогой паркет...»

После деда отец нашел в сундучке лишь три тыщи. Старый каменный дом да эти три тыщи – было все, что осталось от полувековой работы отца и деда»[92].

Сыновья Ивана Ивановича – Сергей Иванович и Павел Иванович – вынуждены были начинать дело практически с нуля. Впрочем, дядя Павел был очень слабого здоровья («прочитал все свое здоровье на книгах» – как скажет о нем Иван Сергеевич) и умер еще до рождения писателя. Сергей Иванович учился в Московском мещанском училище, но не закончил его, потому что с пятнадцати лет помогал отцу. Так же как и Иван Иванович, он занимался строительством и подрядными работами, а кроме того, содержал на Москве-реке портомойни, купальни и бани, гонял плоты. Н.М. Солнцева так описывает отца писателя: «Азарта Сергея Ивановича хватало и на серьезные проекты, и на веселую безделицу. Он первым ввел в Москве ледяные горы. Алексей Михайлович Ремизов в «Центурионе», вошедшем в его книгу «Мышкина дудочка», писал: «Отец Шмелева заделался тузом на Москве за свои масленичные горы – понастроены были фараоновы пирамиды в Зоологическом и Нескучном. Долго потом купцы вспоминали в Сокольниках и на Воробьевых за самоваром шмелевские фейерверки». Сергей Иванович, как говорили раньше, ставил балаганы»[93].

Последним делом Шмелева был подряд по постройке трибун на открытии памятника А.С. Пушкину. Умер Сергей Иванович в 1880 году, когда его сыну Ивану было всего семь лет. Молодая лошадь сбросила Сергея Ивановича и протащила его по дороге. Иван Сергеевич боготворил и обожал своего отца. Нежная и трепетная любовь к родителю видна на страницах «Лета Господня» и других произведений:

« – Хозяин иде! – кричат весело от окна. Отец, как всегда, бегом, оглядывает бойко.

– Масленица как, ребята? Все довольны?..

– Благодарим покорно... довольны!..

– По шкалику добавить! Только смотри, подлецы... не безобразить!..

Не обижаются: знают – ласка. Отец берет ляпнувший перед ним блинище, дерет от него лоскут, макает в масло.

– Вкуснее, ребята, наших! Стряпухам – по целковому. Всем по двугривенному, на Масленицу!»[94]

Плотника («филенщика») Михаила Панкратыча Горкина, знавшего множество историй о святых, иноках, подвижниках и монастырях, Шмелев делает одним из героев «Лета Господня». Семья Шмелевых, как и многие купеческие семьи Замоскворечья, отличалась патриархальностью и религиозностью. Как вспоминал потом сам писатель, в доме он не видал книг, не считая Евангелия. «Я еще не говею, но болтаться теперь грешно, и меня сажают читать Евангелие. «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил Иуду...» Я не могу понять: Авраам же мужского рода!»[95]

В 1884 году Шмелев поступил в шестую московскую гимназию, расположенную в Толмачевском переулке. Раньше этот дом принадлежал известнейшему железозаводчику А.П. Демидову. К гимназии мы еще вернемся на обратном пути из Лаврушинского переулка и вспомним о гимназисте Шмелеве. Именно здесь – в Толмачевском переулке перед будущим писателем открывается волшебный мир литературы, музыки и театра. Уже в первом классе он получил прозвище «римский оратор» и всегда слыл лучшим рассказчиком и чтецом стихов. В гимназии под влиянием А.П. Чехова к Шмелеву пришел первый литературный опыт.