Помоги проекту - поделись книгой:
Большая Ордынка, № 15. Школа № 1323. Современная фотография
Большая Ордынка, № 14 – это бывшая городская усадьба с фабрикой Е.П. Петрова второй половины XIX – начала XX века. Необычный главный дом, стоящий, как и многие здания Кадашевской слободы, на палатах конца XVII века, расположен в глубине улицы (практически он выходит в Ордынский тупик). Он был построен в XVIII веке, но значительно перестраивался в 1875 году. Теперь это отремонтированное и выкрашенное в бледный цвет трехэтажное здание едва ли можно принять за памятник архитектуры. Расположение не на красной линии Большой Ордынки объясняется тем, что помимо жилых домов в комплекс усадьбы входили магазины, лавки и мастерские. Причем в одном здании могли находиться и жилые, и торговые помещения. Сохранилась ограда с пилонами ворот начала XX века. Многие постройки бывшей городской усадьбы (стр. 5, 6, 7, 11, 12), стоявшие на фундаментах палат XVII века, были снесены в 1990-х годах при реконструкции района.
На месте дома № 15 когда-то был дровяной двор в огромном саду купцов Васильевых и Куманиных с оранжереями, беседками и маленьким фонтаном. После революции 1917 года уже известную нам гимназию В.Д. Косицына заняла советская общеобразовательная школа. Страна Советов росла, укреплялась – школьников становилось все больше и больше. Поэтому приняли решение построить в дворовом саду новую школу. Типовое четырехэтажное здание было построено в 1937 году по проекту архитектора М.Г. Куповского. В начале Великой Отечественной войны многие со школьной скамьи ушли на фронт, а классы уступили место палатам для раненых – в школе был развернут госпиталь. После войны здесь опять размещались разные учебные заведения. В 1991 году открылась православная гимназия имени Нестора Летописца, преобразованная через два года в среднюю общеобразовательную школу № 1323 (до войны она носила другой номер – 578). До 2000-х годов здание дожило, но оказалось в плачевном состоянии и нуждалось в ремонте. В результате в 2008 году старую школу снесли и выстроили новое здание – строгое и выразительное.
Образовательный процесс в школе № 1323 предусматривает сочетание воспитания, обучения, оздоровительно-профилактических мероприятий и отдыха. Для желающих существуют специализированные лицейские классы, в которых дополнительно изучаются высшая математика, теория вероятности, статистика и др. Школа сотрудничает с Московским государственным университетом имени М.В. Ломоносова, Московским городским психолого-педагогическим университетом, Московским городским музыкально-педагогическим институтом имени М.М. Ипполитова-Иванова, Государственной академией славянской культуры, Православным Свято-Тихоновским гуманитарным университетом.
В школе есть музей «Наш район – Замоскворечье», посвященный быту старой Москвы. В нем представлена разнообразная домашняя утварь: чугунки, ухваты, деревянный совок для зерна, трепало для льна. Особую гордость музея составляют предметы, найденные археологами во время раскопок на месте старого здания школы: фрагменты стеклянных штофов XVIII века, крохотные аптечные пузырьки, старинные монеты, тонкие мундштуки из белой глины и пр. Несколько витрин посвящено истории школы, особенно ветеранам Великой Отечественной войны – бывшим ученикам, – которые передали музею свои личные вещи.
В жилом доме XVIII века, расположенном по адресу Большая Ордынка, № 16/4, помещается Управление федеральной миграционной службы РФ по городу Москве, которое занимается выдачей разрешений на работу иностранным гражданам, постановкой на миграционный учет, оформлением вида на жительство и гражданства и пр.
Усадьба Куманиных
(Большая Ордынка, № 17)
Но вот наконец мы подошли к дому № 17 по Большой Ордынке. «И что в нем такого особенного?» – спросите вы. Вполне обыкновенное пятиэтажное здание, отличающееся от остальных разве что сложностью плана и украшенное старинной оградой да угловыми балконами. Это отчасти так. Но здесь как раз тот случай, когда историю дома делают не его архитектурные особенности, а хозяева. О доме № 17 нельзя рассказывать и слушать без трепета, уж столько событий и судеб связано с ним. Первые владельцы были родственниками Ф.М. Достоевского, в одной из квартир жила А.А. Ахматова. Нас даже встречает интригующая табличка с указателем «Музей Анны Ахматовой». Но, к сожалению, никакого музея в доме № 17 по Большой Ордынке нет. Будем надеяться, что пока. Но давайте обо всем по порядку.
Род Куманиных – один из старейших купеческих родов. Фамилия эта происходит от слова «куманы». Так в Европе называли тюркоязычный кочевой народ, на Руси известный как половцы. С половцами воевал князь Игорь из «Слова о полку Игореве». Предком московских Куманиных был купец Переславль-Залесского уезда Алексей Иванович Куманин – выходец из монастырских крестьян. Сыновья его Алексей, Василий и Иван в 1789 году переселились в Кошельскую слободу на берегу реки Яузы – занялись производством и торговлей.
Старший сын Алексей Алексеевич зарабатывал отъездным торгом в портовых городах, наладил торговые связи со среднеазиатскими ханствами и благодаря трудолюбию и просвещенности стал вскоре коммерции советником первой купеческой гильдии. Все Куманины активно участвовали в общественной жизни Москвы. Представители других купеческих семей не возглавляли так часто Московское городское общественное управление, как Куманины. В 1811 году Алексей Алексеевич был избран московским городским головой. Находясь на важном посту, Куманин сделал для города много полезного: он собрал деньги на сооружение на Красной площади памятника Минину и Пожарскому, пожертвовал значительную сумму на развитие Практической академии коммерческих наук – высшего училища для купеческих детей. «Оптовая торговля при портах, «степень трудолюбия пресвященного и важность предприятия» А.А. Куманина определяли право на высшее купеческое достоинство – звание первостатейного, дававшее и почесть приезжать ко двору, и право носить шпагу для защиты чести, и ездить в карете парой или четвернею»[59],
Во время Отечественной войны 1812 года Куманин состоял в московском губернском комитете ополчения, а позже организовывал эвакуацию дворянства, чиновников и городского управления в Нижний Новгород. На заседании в Слободском дворце в присутствии императора Александра I Куманин пожертвовал на борьбу с Наполеоном половину своего состояния и яро призывал других купцов поступить так же. Л.Н. Толстой не смог обойти стороной этот случай и описал его в романе «Война и мир»: «Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!»[60]
После изгнания Наполеона из России Куманин с удвоенной энергией принялся за восстановление Москвы. Известно, что купец на собственные средства построил Князь-Андреевский храм на Котловке. За патриотизм и подвиги, совершенные на государственной службе, Алексей Алексеевич был награжден орденом Святого Владимира IV степени. Когда три десятилетия спустя в память о войне 1812 года сооружался храм Христа Спасителя, на мраморных досках среди прочих было высечено имя Алексея Алексеевича Куманина. В 1813 году он вышел в отставку с поста городского главы, но продолжал участвовать в общественной жизни города. Куманин взял ссуду из казны и приобрел в Переславле огромную мануфактуру Угрюмовых, которая стала крупнейшей полотняной фабрикой. Благодаря этому Владимирскую область стали называть «российским Манчестером».
Семья Куманина жила на Большой Ордынке. Сначала усадьба принадлежала младшему брату Василию Алексеевичу. Когда в 1793 году он умер, усадьба досталась Алексею Алексеевичу и на шестьдесят лет сделалась «родовым гнездом» его семейства. Усадьба состояла из находившегося в глубине двора главного дома и двух симметрично фланкирующих его флигелей, выходящих на красную линию Большой Ордынки. Дом был возведен в середине XVIII века, а позже обработан в приемах зрелого классицизма и украшен классическим портиком. Северный флигель соединялся с домом с помощью вытянутого корпуса, идущего по границе владения. После 1812 года парадный фасад здания получил ампирную отделку. От Большой Ордынки усадьбу отделяла прекрасная ограда с белокаменными пилонами ворот в классицистическом стиле. У Алексея Алексеевича и его жены Александры Федоровны было три сына – Константин, Александр и Валентин.
Перед смертью в 1818 году Алексей Алексеевич завещал в течение десяти лет имение на Ордынке не разделять, а жить в нем большой дружной семьей. Капитал он поделил поровну, но управлять компанией «Алексей Куманин и сыновья» поставил старшего сына Константина Алексеевича. Братья Куманины прекрасно продолжили дело отца, и вскоре их компания вышла на международный рынок, а изделия переславльской фабрики были признаны лучшими на всероссийской выставке.
В 1825 году Константин Куманин был назначен, как когда-то и его отец, московским городским головой. Благодаря ему в Москве открылись библиотека, ремесленное училище для бедняков и больница. Куманин продолжил поддерживать Практическую академию коммерческих наук, перестроил усадьбу Гагариных на Страстном бульваре. Всего на развитие города Константин Алексеевич пожертвовал несколько сот тысяч рублей. Куманин заслужил личное доверие императора Николая I и орден Святой Анны II степени. По ходатайству министра финансов Константин Алексеевич был утвержден членом московского мануфактурного совета. А в 1830 году Куманины получают долгожданное потомственное дворянство.
Валентин Алексеевич Куманин с 1837 по 1840 год также возглавлял Московское городское общественное управление. Он попечительствовал мещанским училищам, банкам, судам, тюрьмам и прочим заведениям, жертвовал деньги на строительство Московской биржи, был действительным членом Общества любителей коммерческих знаний. Одним словом, занимался той же общественной работой, которую выполняли в свое время его отец и брат и которую будут выполнять его потомки. Все братья Куманины строили и восстанавливали храмы, вносили существенные вклады на приобретение икон и церковной утвари. На свои деньги они возвели Троицкую церковь Свято-Даниловского монастыря, который стал местом погребения благодетелей.
Самым большим подарком Куманиных Москве стало восстановление в 1836 году храма иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость по проекту архитектора О.И. Бове. При освящении храма митрополит Филарет Дроздов сказал: «Если верный подданный приносит Царю дар от своего усердия, и дар его приемлется: кто, думаете, в сем случае одолжен и осчастливлен, приемлющий или приносящий? Думаю: приносящий. Ибо частное приношение частнаго человека может ли быть важно для Царя, обладающаго всем? Напротив, очень важно для усерднаго подданнаго снисхождение и благоволение Царя, изъявляемое приятием дара»[61].
Александр Куманин был женат на тетке Ф.М. Достоевского Александре Федоровне и был крестным будущего великого писателя. Достоевский часто бывал в гостях у своих родственников на Ордынке. Из грязного и холодного флигеля Мариинской больницы для бедных, где жили Достоевские, он попадал в другой, незнакомый ему мир, который впечатлял юного Федора богатством и красотой. Каждый приезд к Куманиным становился для него настоящим праздником. Отец Достоевского Михаил Андреевич был домашним доктором Куманиных, а позже и других купеческих семей, которым был порекомендован как высококлассный врач.
Детские впечатления Достоевского воплотились в произведениях писателя. Исследователь творчества писателя Г.А. Федоров полагает, что в изображении дома Парфена Рогожина отразились и характерные особенности московского дома Куманиных. Каждый может мысленно заглянуть в особняк, читая на страницах романа «Идиот» описание интерьеров жилища Рогожина на Гороховой улице. Это описание будет особенно ценно, если учесть, что усадьба Куманиных до наших дней практически не сохранилась. «Он знал, что Рогожин с матерью и братом занимает весь второй этаж этого скучного дома. Отворивший князю человек провел его без доклада и вел долго; проходили они и одну парадную залу, которой стены были «под мрамор», со штучным дубовым полом и с мебелью двадцатых годов, грубою и тяжеловесною, проходили и какие-то маленькие клетушки, делая крючки и зигзаги, поднимаясь на две, на три ступени и на столько же спускаясь вниз, и наконец постучались в одну дверь...»[62] Все это вполне подходит под описание особняка Куманиных. Разный уровень второго этажа в трех частях дома объясняет наличие перепадов, из-за которых требовались дополнительные ступени. Протяженная парадная анфилада с характерной планировкой и ступени позволяют нам вслед за Федоровым утверждать, что Достоевский поселил Парфена Рогожина в куманинском доме. Даже сейчас в доме № 17 по Большой Ордынке остались перепады в рядах окон, говорящие о ступенчатых спусках и подъемах внутри. Интересен диалог князя Мышкина и Рогожина:
« – Твой дом имеет физиономию всего вашего семейства и всей вашей рогожинской жизни, а спроси, почему я этак заключил, – ничем объяснить не могу. Бред, конечно. Даже боюсь, что это меня так беспокоит. Прежде и не вздумал бы, что ты в таком доме живешь, а как увидал его, так сейчас и подумалось: «Да ведь такой точно у него и должен быть дом!»
– Вишь! – неопределенно усмехнулся Рогожин, не совсем понимая неясную мысль князя. – Этот дом еще дедушка строил, – заметил он. – В нем все скопцы жили, Хлудяковы, да и теперь у нас нанимают.
– Мрак-то какой. Мрачно ты сидишь, – сказал князь, оглядывая кабинет.
Это была большая комната, высокая, темноватая, заставленная всякою мебелью – большею частию большими деловыми столами, бюро, шкафами, в которых хранились деловые книги и какие-то бумаги. Красный широкий сафьянный диван, очевидно, служил Рогожину постелью. Князь заметил на столе, за который усадил его Рогожин, две-три книги; одна из них, «История» Соловьева, была развернута и заложена отметкой. По стенам висело в тусклых золоченых рамах несколько масляных картин, темных, закоптелых и на которых очень трудно было что-нибудь разобрать.
– А мне на мысль пришло, что если бы не было с тобой этой напасти, не приключилась бы эта любовь, так ты, пожалуй, точь-в-точь как твой отец бы стал, да и в весьма скором времени. Засел бы молча один в этом доме с женой, послушною и бессловесною, с редким и строгим словом, ни одному человеку не веря, да и не нуждаясь в этом совсем и только деньги молча и сумрачно наживая. Да много-много что старые бы книги когда похвалил, да двуперстным сложением заинтересовался, да и то разве к старости…»[63]
Достоевский прекрасно изучил мир русских купцов. В «Записках писателя» он развивает мысль, высказанную в «Идиоте», описывает развращение купцов, превратившихся из «типов Островского» в «золотые мешки». По мнению писателя, чем более богатели они, тем становились хуже.
Но откуда он почерпнул столь обширные знания о купеческой среде, если не из мира купцов Куманиных и их окружения? Достоевский, не мудрствуя лукаво, даже имена героям романа «Идиот» давал вполне реальные. Живший в Москве Евграф Рогожин был известным финансистом, управляющим Государственным коммерческим банком, директором которого являлся Константин Алексеевич Куманин. Жену банкира звали Настасья Филипповна. Значит, чета Рогожиных бывала в доме на Большой Ордынке и встречалась там с отцом и матерью Достоевского. А еще Рогожа – это район Москвы, в котором селились именитые купеческие старообрядческие семьи с патриархальным жизненным укладом. Прообразом матери Парфена Рогожина выступила тетя писателя Александра Федоровна, а основой сюжета романа стала история личной драмы Константина Константиновича Куманина. В помещике Тоцком, человеке
Документально подтверждено, что Константин Алексеевич вместе с другими купцами встречал в 1826 году императора Николая I при въезде в Москву хлебом-солью на золотом подносе стоимостью пятнадцать тысяч рублей. А потом устроил императору и «его доблестному воинству» обед, обошедшийся московскому купечеству, по сообщению журнала «Отечественные записки», в восемьдесят тысяч. А еще раньше, в 1812 году, его отец Алексей Алексеевич получил ссуду под сгоревший в московском пожаре дом и украденное имущество, хотя на самом деле он не был разорен.
Куманины всегда принимали посильное участие в судьбе писателя, были его благодетелями. Для Александры Федоровны Федор Михайлович всегда был любимым племянником. «Покойная тетка, – вспоминал Достоевский, – имела огромное значение в нашей жизни с детства до 16 лет, многому она способствовала в нашем развитии». После смерти матери двух младших детей берут на воспитание Куманины. Когда Достоевский поступил в инженерное училище, они внесли плату за первый год обучения. Позднее на их деньги он с братом издавал журнал «Эпоха». Но уже тогда, по словам биографа Достоевского Л.П. Гроссмана, «он не любил эту знатную родню, не переписывался со своими московскими свойственниками, называл их «ничтожными душонками»[64].
Может быть, Достоевский, выросший в нищете больничных флигелей и до конца жизни вынужденный тяжелым трудом зарабатывать себе на жизнь, так и не смог смириться с богатством семьи Куманиных. Может, его писательская совесть не позволяла ему лукавить и поддаться заблуждению насчет того, в чем он был убежден, даже если это непосредственно касалось его родственников. Достоевский имел право на подобную точку зрения обо всем купечестве в целом и о Куманиных в частности. Федор Михайлович как будто находился между двух не взаимодействующих друг с другом миров: с одной стороны – обладающие бессчетным богатством Куманины, а с другой – сирые и убогие дети умершего брата Михаила. Достоевский берет сторону «униженных и оскорбленных».
В 1870-х годах после смерти Александры Федоровны между ее наследниками за имение в Рязанской губернии разгорелась настоящая война, в которой участвовал и Федор Михайлович. На долю четырех братьев Достоевских приходилась одна треть имения, а на остальную часть наследства претендовало еще несколько семей. Наследство это доставляло Достоевскому только одни неприятности и расходы, потому что требовались деньги на уплату повинностей и судебных издержек, за поездки поверенного в имение и пр. Наконец наследники пришли к соглашению и решили поехать в Рязань, чтобы, не продавая куманинское имение, взять землю натурой. Сестра Достоевского Вера Михайловна пришла просить его отказаться от своей доли. После бурных объяснений со слезами у Достоевского хлынула кровь горлом. А через два дня писатель умер. Дочь писателя Любовь Федоровна вспоминает, что «за несколько часов до смерти Достоевский, позвав детей – мальчика и девочку, старшая девочка, которой 11 лет, говорил с ними о том, как они должны жить после него, как должны любить мать, любить честность и труд, любить бедных и помогать им»[65].
«ЛЕГЕНДАРНАЯ ОРДЫНКА»
В утренний сонный час,
– Кажется, четверть пятого, —
Я полюбила вас,
Анна Ахматова.
До революции 1917 года в усадьбе Куманиных продолжали жить новые поколения купеческо-дворянского рода. За свою историю дом неоднократно переделывался. Еще в середине XIX века часть южного флигеля, обращенную к выезду, сломали, а парадный вход замкнули с юга корпусом, симметричным северному. Это расположение видно и в современном здании. Одноэтажные флигели были надстроены вторыми этажами и получили строгие ампирные формы.
После очередной перестройки в 1930-х годах от куманинского особняка осталась только высокая ограда с кованой решеткой середины XIX века. Но новое пятиэтажное здание было выстроено на основе старых корпусов усадьбы Куманина, сохраняя сложность ее плана. В это же время в правом корпусе дома в квартире № 13 поселился писатель-сатирик Виктор Ефимович Ардов со своей женой актрисой Ниной Антоновной Ольшевской и ее сыном от первого брака Алексеем Баталовым – будущим известным актером. Позже у Ардова и Ольшевской родятся еще два сына – Борис и Михаил. Сначала семья Ардовых жила в писательском кооперативном доме № 3 – 5 по Нащокинскому переулку. Соседями их были К.А. Тренев, С.И. Кирсанов, В.Б. Шкловский, С.А. Клычков, М.А. Булгаков и другие писатели. Виктор Ефимович был душевным, внимательным и хлебосольным хозяином. Где бы он ни жил, в его квартире всегда находилось место празднику. Он любил устраивать веселые застолья с друзьями – писателями, музыкантами и актерами – с хорошим вином, богатым угощением, остроумными шутками и чтением. Сюжеты для юмористических рассказов рождались во дворах, магазинах и ресторанах. Выпустит книгу – и дарит ее прототипам, чтобы посмотреть, догадаются или нет. Иногда он набирал полные карманы конфет и шел во двор – раздавать соседским ребятишкам.
Осип Эмильевич Мандельштам
В 1933 году поэт О.Э. Мандельштам поселился в Нащокинском переулке – как раз над квартирой Ардова. Согласно мемуарам литературоведа Э.Г. Герштейн: «Нина Антоновна Ольшевская принадлежала к первому послереволюционному выпуску школы Станиславского, который описан в его книге «Работа с актером». Она была красавица смешанных кровей – польской аристократической, русской и татарской. Блестящие черные волосы, смуглый румянец и «горячие», по выражению Н.И. Харджиева, глаза подсказывали ему слово «цыганка», когда он говорил о Нине Антоновне... Иногда, ведя к себе домой кого-нибудь из встретившихся на улице знакомых, Осип Эмильевич по дороге звонил в квартиру Ардовых. Если дверь открывала Нина Антоновна, он представлял ее своему спутнику такими словами: «Здесь живет хорошенькая девушка». После чего вежливо раскланивался, говорил, улыбаясь: «До свидания» – и вел своего гостя на пятый этаж»[66].
Между семьями Ардова и Мандельштама установились добрососедские отношения. Однажды к Осипу Эмильевичу приехала из Ленинграда А.А. Ахматова со своим сыном Л.Н. Гумилевым. У Мандельштама было в тот вечер всего одно свободное спальное место, и он попросил Ардова приютить на ночлег Гумилева. Молодая актриса Ольшевская относилась к Ахматовой с трепетом и благоговением. «Когда она гостила у Мандельштамов, и я видела, как она подымается по лестнице, я обалдевала. Это такой случай в моей жизни! Даже трудно было себе представить, как мне повезло!» – вспоминала Нина Антоновна. Гумилев сказал матери, что Ардовы – симпатичные люди, и после этого Анна Андреевна очень сдружилась с Ольшевской, хотя та по возрасту годилась ей в дочки, и до конца жизни оставалась желанным гостем в доме Ардовых.
Потом Ардовы переехали в писательский дом в Лаврушинском переулке, где их соседом был Б.Л. Пастернак, который приятельствовал с Ардовым и ценил его творчество. А в 1938 году после рождения сына Михаила семья перебралась на Большую Ордынку. Когда Ахматова приезжала в Москву, она прямо с вокзала направлялась к Ардовым. Для нее освобождали комнату Алексея Баталова, по воспоминаниям которого,
Анна Андреевна Ахматова. Фотография 1940-х гг.
Особенно часто Анна Андреевна бывала в Москве, когда Л.Н. Гумилев сидел в Лефортовской тюрьме. Это печальное событие еще больше сблизило Ахматову и Ольшевскую, у которой была репрессирована мать. Гумилева арестовали в 1938 году, а освободили только восемнадцать лет спустя. Анна Андреевна болезненно переживала разлуку с сыном:
Именно здесь, на Большой Ордынке, № 17, произошла 7 июня 1941 года первая и единственная встреча двух великих поэтесс – А.А. Ахматовой и М.И. Цветаевой. Хозяин дома вспоминал об этом так: «Я сам открыл входную дверь в тот погожий зимний день. Марина Ивановна вошла в столовую. Здесь на своем обычном месте на диване сидела Ахматова. Мне не нужно было даже произносить обычные слова при представлении двух лиц друг другу. Волнение было написано на лицах обеих моих гостий. Они встретились без пошлой процедуры «знакомства». Не было сказано ни «очень приятно», ни «как я рада», ни «так вот вы какая». Просто пожали друг другу руки. Я не без колебаний ушел из комнаты: я понимал, что, оставив обеих поэтесс вдвоем, я лишаю историю нашей литературы важных свидетельских показаний. Вскоре поэтессы перешли в маленькую комнату… Примерно два часа они пробыли там вместе. Затем обе вышли еще более взволнованные, чем при первых мгновениях встречи. Зная Анну Андреевну, я легко увидел на ее лице следы тех переживаний, которые вызываются у нее чужими несчастьями, наблюдаемыми непосредственно или по рассказам… Вышли они, подружившись, что я почувствовал сразу же. Но не было, конечно, признаков возникшего только что мелкого женского приятельства, которое обычно для посредственных натур. Обе женщины молчали и не смотрели друг на друга… Когда Цветаева уходила, Анна Андреевна перекрестила ее. Кажется, больше они и не видались»[67].
В тот памятный день Цветаева преподнесла Ахматовой «Поэму воздуха», переписанную за ночь своей рукой. У Марины Ивановны много стихов, посвященных Анне Андреевне. «Если бы я могла просто подарить ей – Кремль, я бы наверное этих стихов не написала», – заметила однажды Цветаева, которая любила многозвучную, живописную, пеструю Москву всем сердцем. Быть может, в том числе и благодаря ее стихам Ахматова прониклась Замоскворечьем и Большой Ордынкой,
Марина Ивановна Цветаева
Во время войны Анна Андреевна была эвакуирована в Ташкент, а Ольшевская с детьми – в Казань. Виктор Ефимович в 1942 году добровольцем ушел на фронт, был военным корреспондентом, участвовал в боях, за что награжден орденом Красной Звезды. Лишь весной 1944 года «Легендарная Ордынка» вновь ожила. После войны Ахматову исключили из Союза писателей, ее стихи перестали печатать, заказы на переводы практически не поступали. Но если она получала где-нибудь деньги, она их как можно скорее раздавала нуждающимся людям. Анну Андреевну лишили продовольственных карточек, однако совершенно незнакомые с ней люди узнавали адрес Ардовых и бросали в почтовый ящик десятки карточек, чтобы хоть как-то помочь любимой поэтессе.
По словам Ардова, Ахматова необыкновенно чувствовала поэзию. Однажды к ней пришла поэтесса и прочитала большую поэму о своей любви к убитому на войне мужу. Выслушав ее, Анна Андреевна сказала: «Главный недостаток вашей поэмы, что, по существу, вы сейчас любите другого человека, о нем вы пишете в этой поэме, и только прикрываетесь фигурой вашего убитого мужа». И та сказала: «Это правда». В русской поэзии для Ахматовой переломными были стихи А.С. Пушкина и Н.А. Некрасова. А из современников она восхищалась В.В. Маяковским. «Это – новый голос. Это настоящий поэт», – говорила она. Ахматова часто читала его стихи о любви наизусть. Э.Г. Герштейн рассказывала: «Однажды в Ленинграде Ахматова шла по улице и почему-то подумала: «Сейчас встречу Маяковского». И вот он идет и говорит, что думал: «Сейчас встречу Ахматову». Он поцеловал ей обе руки и сказал: «Никому не говорите»[68]. Кстати сказать, последняя любовь Маяковского – В.В. Полонская, которую поэт в предсмертной записке назвал в числе других «моей семьей», – была близкой подругой Ольшевской еще со времен Художественного театра.
Часто вечерами Анна Андреевна гуляла по
В 1956 году в «Легендарной Ордынке» после долгой разлуки встретились наконец мать и сын – Ахматова и освобожденный из лагеря Л.Н. Гумилев. В течение всего времени ссылки Анна Андреевна усердно хлопотала о его освобождении, она даже написала стихи, прославляющие Сталина – палача ее сына. Но только после смерти вождя Гумилев получил свободу. Это случилось неожиданно. Ахматова как раз была в Москве, а Гумилев спешил к ней в Ленинград и почти случайно заехал к Ардовым.
Квартиру Ардовых все считали и ахматовской, потому что Анна Андреевна прожила на Большой Ордынке ничуть не меньше, чем в Ленинграде в знаменитом Фонтанном доме («Легендарной Фонтанке», как его в шутку окрестили друзья поэтессы). К Ахматовой приходило гораздо больше гостей, чем к самим хозяевам. Это были как близкие ее друзья – Э.Г. Герштейн, Н.И. Харджиев, М.С. Петровых, Л.К. Чуковская, Л.Д. Большинцова, – так и молодые писатели, поэты и художники. Сын Виктора Ефимовича Ардова Михаил в замечательной книге воспоминаний «Легендарная Ордынка» пишет:
«Как-то Б.Л. Пастернак назвал это:
– Столкновение поездов на станции Ахматовка.
Шутка прочно вошла в обиход Ордынки. Впоследствии «столкновение поездов на станции» отпало, и Анна Андреевна за завтраком сообщала нам:
– Сегодня – большая Ахматовка.
Это означало, что у нее будет много гостей»[69].
А.Г. Найман – личный секретарь Ахматовой и автор мемуаров о поэтессе – вспоминал: «Пишущие стихи обращались к ней с тем, чтобы услышать ее оценку… При этом, когда автор приходил за ответом, она старалась не обидеть и говорила что-нибудь необязательное, что, из ее уст, могло быть воспринято как похвала: «В ваших стихах есть чувство природы», «Мне нравится, когда в стихи вводят прямую речь», «Белые стихи писать труднее, чем в рифму», «Это очень ваше», «В ваших стихах слова стоят на своих местах»[70].
Последнее литературное окружение Анны Андреевны – это поэты Е.Б. Рейн, Д.В. Бобышев, А.Г. Найман и будущий нобелевский лауреат И.А. Бродский. Ахматова выделяла их из числа остальных и была для них не только поэтическим, но и духовным авторитетом. После смерти Анны Андреевны Ахматовой Бобышев написал стихотворение, в котором есть такие строки:
За четыре дня до своей кончины Ахматова подарила Нине Антоновне Ольшевской сборник стихотворений «Бег времени» с дарственной надписью:
Именно поэтому сейчас идет подготовка к созданию в бывшей квартире Ардовых музея «Легендарная Ордынка (Московский дом Анны Ахматовой)». До сих пор в столице нет музея, посвященного великой поэтессе Серебряного века. Сыновья Ольшевской народный артист СССР А.В. Баталов и писатель М.В. Ардов не раз обращались в мэрию с идеей организовать музей. Сейчас квартирой владеют наследники умершего третьего сына Ольшевской Бориса. По словам Ардова, со времен Ахматовой там остался только шкаф-буфет, но есть множество вещей вне дома – письменный стол, картины, книги и фотографии из семейного архива, – которые он готов предоставить. У Баталова, ученика знаменитого художника Р.Р. Фалька, есть нарисованный им самим портрет Анны Андреевны. Помешать созданию «Легендарной Ордынки» может одно обстоятельство: необходимо согласие всех жильцов подъезда. Хочется верить, что у города появится музей Ахматовой и всей московской интеллигенции. Даже самые незначительные на первый взгляд вещи – маленькая комнатка, где жила Ахматова, гостиная, где она играла в покер, вид из окна, которым любовалась поэтесса, – все это имеет важное культурное значение.
В год столетнего юбилея Анны Андреевны на доме № 17 по Большой Ордынке была открыта мемориальная доска, гласящая, что «в этом доме, приезжая в Москву, жила и работала Анна Ахматова». А в 2000 году во дворе установлен памятник скульптора В.А. Суровцева, выполненный по знаменитому рисунку А. Модильяни, на котором Анна Андреевна изображена полулежащей в кресле. С Модильяни Ахматова когда-то дружила, поэтому подаренный ей рисунок хранила бережно и вешала на стену, где бы ни жила. Анна Андреевна любила Москву, а столица дарила ей вдохновение:
ПО ПУТИ К ХРАМУ ИКОНЫ БОЖИЕЙ МАТЕРИ ВСЕХ СКОРБЯЩИХ РАДОСТЬ
На месте дома № 18 когда-то была усадьба Семена Ивановича Ягодкина. Во многих путеводителях указано, что она принадлежала надворному советнику Ягодкину в 1837 году. Но согласно архивному документу, представитель знаменитой династии Аксаковых Николай Николаевич родился 26 января 1811 года в доме титулярного советника Семена Ивановича Ягодкина в Москве. Можно было бы предположить, что в то время чиновник девятого класса Ягодкин жил где-нибудь в другом месте и, лишь дослужившись до надворного советника, переехал на Большую Ордынку. Однако далее в документе говорится, что крещен Аксаков через несколько дней в церкви Пресвятой Богородицы Всех Скорбящих Радость, расположенной по соседству с домом № 18. Следовательно, еще до Отечественной войны 1812 года Ягодкин жил на Большой Ордынке.
Согласно петровской Табели о рангах, надворный советник – это чин седьмого класса. Надворные советники – наверное, самые популярные персонажи литературных произведений. Герой «Женитьбы» Н.В. Гоголя надворный советник Подколесин заявляет: «Да, батюшка, уж как ты там себе ни переворачивай, а надворный советник тот же полковник, только разве что мундир без эполет»[72]. Но Подколесин преувеличивает, потому что надворный советник равен военному чину подполковника. Остроумный Гоголь использует путаницу в чинах для создания комического эффекта. «Невидаль, что он придворный советник! Да мы таких женихов приберем, что и не посмотрим на тебя»[73], – говорит невежественная сваха Фекла Ивановна. Многие герои Гоголя были надворными советниками. Например, начальник отделения в «Записках сумасшедшего» Поприщин едко пишет по этому поводу
В начале XIX века небольшая усадьба надворного советника Ягодкина состояла из каменного двухэтажного дома с мезонином и одноэтажного флигеля. Сейчас им соответствуют дома № 18а и 18 по Большой Ордынке. Семен Иванович был дружен со многими дворянскими семьями, в том числе и с упоминавшимися Аксаковыми. Усадьба Ягодкина находилась в приходе храма иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость, а сам Семен Иванович был благотворителем и жертвователем. Е.А. Мусорина и С.И. Выстрелков – авторы книги о церкви на Большой Ордынке – пишут: «В 1820-х годах по прошению пресвитера церкви Всех Скорбящих Радость Николая Васильева и церковного старосты московского купца Александра Дмитриева, на средства прихожан Александра Андреевича Долгова, трех сыновей первой гильдии купца Алексея Куманина, а также титулярного советника Симеона Ивановича Ягодкина, московского купца Ивана Никитича Абазина, московского купца Ивана Тимофеевича Ремезова храм ремонтировался, возобновлялась живопись, были сделаны ризы серебряные на Спасителя и Божию Матерь в приделе преподобного Варлаама Хутынского, исправлялись пришедшие в ветхость столярные двери и рамы в окнах»[75].
В 1873 году хозяином усадьбы стал московский купец Михаил Никифорович Волнухин, а в 1877 году – братья Марковы, владевшие участком более двадцати лет. Павел и Федор Марковы были учредителями торгового дома «Братья Марковы» на Ильинке – одной из самых крупных фирм того времени, занимавшейся ювелирными изделиями. У Марковых были оптово-розничные магазины бриллиантовых, золотых и серебряных вещей, икон, часов, столового и сервизного серебра. В 1892 году на углу с Малым Кадашевским переулком вместо одноэтажного флигеля архитектором П.А. Ушаковым – будущим автором подворья Малоярославецкого Никольского монастыря на Большой Ордынке, № 29 – был возведен четырехэтажный дом. В начале XX века владельцем усадьбы стал потомственный почетный гражданин Алексей Иванович Юрасов. Он использовал здание как доходный дом, отдавая квартиры в аренду студентам, военным и мелким чиновникам. В 1909 году усадьбу приобрел купец первой гильдии Иван Алексеевич Шумилин. При нем к доходному дому по проекту архитектора Л.И. Лозовского было пристроено одноэтажное хозяйственное здание с подвалом, имеющее в настоящее время адрес 3-й Кадашевский переулок, № 3, стр. 1.
Сегодня в доме № 18 находится посольство Королевства Бахрейн – крошечного островного государства в Персидском заливе.
Дом, построенный в 1892 году архитектором П.А. Ушаковым, – один из первых доходных домов на Большой Ордынке. Украшением этого здания является прямоугольный угловой двухэтажный эркер с балконом на четвертом этаже. На фасаде, выходящем на 3-й Кадашевский переулок, целый вертикальный ряд ложных окон. Примечательный декор имеют арочные и трехчастные окна центральной части парадного фасада, выделенной еще и аттиком. Этот дом немного разбавляет строгую одно– и двухэтажную застройку правой стороны Большой Ордынки в районе Кадашевской слободы, как будто осуществляя переход к более высоким сооружениям. На месте дома № 18а стоял каменный двухэтажный дом с мезонином, а потом – дровяной склад, просуществовавший до 1950-х годов. Сейчас здесь построено здание, очень похожее на то, что было в XIX веке.
В разрозненных строениях дома № 19 угадывается старинная усадьба середины XVIII века. В то время она принадлежала бригадиру Ф.Т. Хомякову. Это была типичная московская усадьба классического периода. Двухэтажный каменный главный дом был выдвинут на территорию сада и имел П-образную форму с ризалитом в центре садового фасада и боковыми выступами главного. Двор был застроен жилыми и производственными корпусами. Некоторые из них выступали за красную линию Большой Ордынки. В книге «Памятники архитектуры Москвы» описывается внутреннее пространство дома XVIII века: «Компактному внешнему абрису здания соответствовала внутренняя организация парадной анфилады. Главная часть анфилады с почти квадратным залом в центре обращена в сторону сада. Северное крыло дома поделено на три помещения, а южное – на два, однако стремление соблюсти симметрию извне привело к устройству ложных окон-ниш на северном фасаде, а также в центре главного фасада, где изнутри к нему примыкала поперечная стена, членящая сени парадного этажа». В 1760-х годах появилась ограда, соединившая по линии улицы боковые флигели, с позднеклассическим оформлением. По композиции усадьба как будто копирует соседнюю – купцов Долговых. Возле нее мы сделаем еще остановку. В начале XIX века декор парадного фасада приобрел ампирные черты.
Сейчас в доме № 19 расположена Московская государственная академия водного транспорта – высшее учебное заведение, готовящее специалистов для отрасли морской и речной деятельности.
Недавно российское транспортное образование отметило свой двухсотлетний юбилей. 20 ноября 1809 года вышел Манифест императора Александра I, которым учреждены Управление водяных и сухопутных сообщений и Институт корпуса инженеров путей сообщения – «праотец» всех транспортных учебных заведений России. В 1963 году был создан Московский заочный факультет Ленинградского института инженеров водного транспорта.
В 1966 году приказом Минречфлота РСФСР по согласованию с Министерством высшего и среднего специального образования СССР факультет был преобразован в Московский филиал ЛИИВТ. В 1980 году учебное заведение обрело статус самостоятельного института. Так появился Московский институт инженеров водного транспорта. В 1993 году МИИВТ был переименован в Московскую государственную академию водного транспорта. Сегодня МГАВТ – крупнейшее высшее учебное заведение водного транспорта России, научный потенциал которого позволяет вести исследования в области информатики, логистики, экономики и права на транспорте, судостроения и портового строительства и эксплуатации водного транспорта на очень высоком уровне. Здание на Большой Ордынке занимает лишь факультет заочного обучения по техническим специальностям Московской государственной академии водного транспорта. Интересная решетка с якорями, ограждающая обширный двор, установлена здесь в середине XX века.
Храм иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость
(Большая Ордынка, № 20)
Первая церковь, стоящая непосредственно на Большой Ордынке, – монументальный храм иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость. Возле него остановимся надолго. Эта церковь не может не впечатлять и не радовать глаз. На месте теперешнего храма еще в первой половине XVI века существовала деревянная церковь Преподобного Варлаама Хутынского, что в «Ордынцах» или «на Варламовской улице» (одно из названий Большой Ордынки). Строительство церкви связано либо с походом Василия III на Казань (святой Варлаам был одним из покровителей воинства), либо с новгородскими переселенцами, поставившими храм в честь своего святого. Первое летописное упоминание относится к 1571 году. И.Г. Гурьянов в книге «Москва, или Исторический путеводитель по знаменитой столице государства Российского» пишет следующее: «Настоящая церковь сего храма есть Преображения Господня, построенная вдовою Авдотьею Акинфиевою в 1683 году. При ней приделы: 1. Варлаама Хутынского; 2. Всех Скорбящих Радости. По сему последнему приделу именуется и церковь, которая хотя не примечательна ни по архитектуре, ни по богатству внутреннего благолепия, но заслуживает внимания верующего. Здесь находится Чудотворный Образ Богородицы, к коему стекается множество молельщиков»[76].
Первое каменное здание представляло собой пятиглавый четверик с трапезной и шатровой колокольней. В 1688 году произошло чудесное исцеление от иконы Всех Скорбящих Радость сестры патриарха Иоакима Евфимии Папиной, в течение долгого времени страдавшей от раны в боку. По легенде, Евфимия услышала голос самой Царицы Небесной, призывающей ее найти спасение в храме Преображения. По другой версии, патриарх Иоаким увидел во сне образ Богородицы, сказавшей ему, как вылечить сестру. По описанию образа, явившегося во сне, иконописцы Оружейной палаты создали икону. После этого икона являла множество других чудесных исцелений, и на Большую Ордынку со всех концов Москвы устремились толпы страждущих. В народе ее стали называть «Патриаршим образом», а сам храм – Скорбященским. Но до сих пор точно неизвестно, как икона попала в церковь. Есть мнение, что автором первого образа является придворный живописец И.А. Безмин.
По повелению сестры Петра I царевны Натальи Алексеевны, которая благоговела перед Скорбященским образом, в 1711 году с иконы делается список, помещенный в дворцовой церкви Воскресения Христова на Шпалерной улице в Петербурге. Злые языки поговаривали, что Наталья Алексеевна подменила подлинную икону списком. При Елизавете Петровне в Петербурге в честь образа Богоматери Всех Скорбящих Радость построили храм. Это была одна из тех икон, перед которой молились и считали ее своей покровительницей все царствующие особы. Во время эпидемии оспы в 1768 году Екатерина II ходила на богомолье к Скорбященскому образу.
В начале XVIII века в честь иконы был освящен престол, который переделали в 1770 году на частные пожертвования. В конце XVIII века на средства купца А.И. Долгова, дом которого располагался прямо напротив храма, к церкви были пристроены трапезная и приделы Варлаама Хутынского и иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость. Проект реализовал прославленный архитектор В.И. Баженов, родственник Долгова. Церковь приобрела черты классицизма: стены трапезной украсились четырехколонными ионическими портиками и выразительными рисунками оконных решеток в виде кругов и овалов. «Баженов выстроил обширную, незатесненную, лишь с двумя внутренними столбами трапезную и многоярусную колокольню»[77],
Храм иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость
Трапезная и колокольня были пристроены к храму 1683 года по осевой схеме. Эксперимент с подобного рода трапезной пришелся по душе московским архитекторам, которые не раз применяли этот тип впоследствии. Колокольня Баженова – настоящая жемчужина архитектуры XVIII века. Линии ее мягко и плавно движутся вверх, а пилястры и коринфские колонны немного отягощают строение, что создает эффект зависания над землей. Этому способствуют и слегка уменьшающиеся по диаметру ярусы. Балюстрада колокольни придает ей большую выразительность. Колокольня находится немного в глубине квартала, но ее очертания видны с самых дальних точек Замоскворечья.
Внутри церковь состояла из четырех самостоятельных частей – трапезной, центральной части и двух боковых приделов с апсидами. В 1788 году был изготовлен иконостас, иконы для которого написал саровский иеромонах Вонифатий. Придел иконы Всех Скорбящих Радость был освящен митрополитом Платоном (Левшиным). В начале XIX века иконостас был заменен на новый. Изображения архангелов Михаила и Гавриила на дверях в жертвенник и святых Николая Чудотворца и архидиакона Лаврентия в местном ряде выполнил знаменитый художник В.Л. Боровиковский. Ходит легенда, что он расписывал и стены храма, но это доподлинно неизвестно. К большому огорчению, иконы Боровиковского были утеряны в советское время.
Во время пожара 1812 года храм сильно пострадал. В 1834 – 1836 годах восточная часть храма (Преображенская) была перестроена на средства купцов Куманиных и Долгова по проекту архитектора О.И. Бове – мастера московского ампира, строителя Триумфальных ворот. В то время каждый богатый купец считал за честь пожертвовать деньги на строительство или переустройство церкви, чтобы богоугодным своим делом оставить о себе добрую память. Как сообщает в своей статье краевед Л.Б. Сукина, читаемая и чтимая в купеческой среде этого времени духовная нравственно-учительная книга «Синодик» однозначно провозглашала: «Горе тем человеком, зде роскошно живущим, а о себе и своих душах не радящих»[78].
Бове сделал основной объем церкви ротондой с повышенным куполом, полукруглыми окнами, изысканным ионическим портиком и лепным фризом, окаймляющим ротонду по всему периметру. Золотисто-охровая ротонда с белыми колоннами поражает своей парадной помпезностью, которая подчеркивается укрупненными обрамлениями окон. Декоративное украшение оконных проемов повторяет орнамент фриза. Полусферу массивного, опирающегося на целых двенадцать внутренних колонн купола с окнами, направленными на четыре стороны света, венчает цилиндрический барабан. Роспись купола ротонды исполнил итальянский художник Домиано Скотти.
Нужно отдать должное Бове, который бережно сохранил все уцелевшие элементы баженовской постройки и сделал все, чтобы ампирные украшения ротонды гармонично сочетались с более строгими и мягкими трапезной и колокольней Баженова. Бове подхватил мотивы ионического стиля, заданного Баженовым, что определило единство построенных в разное время частей. Во всех справочниках указываются имена обоих архитекторов.
В 1863 году профессором Московской духовной академии П.С. Казанским был написан особый акафист Пресвятой Богородице в честь иконы Всех Скорбящих Радость. В 1904 году стены храма были отделаны мрамором и украшены фигурными рельефными украшениями, обновлена роспись и отреставрированы иконы и ризы. Немалую сумму на это потратил ктитор храма купец первой гильдии Федор Васильевич Шемшурин. Великолепный пол в храме выполнен из чугунных плит с орнаментом по эскизам Бове. Колонны арки над иконостасом стилизованы под внутренние и внешние ионические колонны храма, что создает гармонию интерьера и экстерьера. Рядом с храмом сохранилась уникальная чугунная ограда начала XIX века.
Поделиться книгой: