Помоги проекту - поделись книгой:
— Ты — моя любимая жена… Помни!
…Во время купания и облачения в одежду, достойную общения с богами, неприятности продолжились — сначала один из водоносов уронил ведро с кипятком и чуть было не ошпарил Алвана, а буквально через десяток ударов сердца тот же недоумок, пытаясь разминуться с входящим в юрту Касымом, сбил плечом стойку с Гюрзой.
Хруст позвоночника назир-аша, быстренько закатанного в ковер, унял ярость берза. Но ненадолго — стоило шири сообщить, что сотня воинов, которая должна отвезти Дайану в стойбище Надзиров, готова выезжать, как сыну Давтала захотелось крови.
Сдержался. Вышел наружу. Увидел что небо затянуто низкими черными тучами и, не сдержавшись, сплюнул себе под ноги. Тем самым высказав свое неуважение к и без того гневающемуся Удири-бали.
— Держи себя в узде… — недовольно прошипел невесть откуда взявшийся сын Алоя, но было уже поздно…
…Невысокий холм, выбранный алугом для сонтэ-лоора, оказался окружен бескрайним морем людских голов: воины, жаждущие узреть волю богов, стояли стремя к стремени, оставив для проезда лишь две тропы. Первая, самая широкая, показывала дорогу к родным стойбищам, и по обе стороны от нее выстроились те, кто собирался в свой первый набег, а вторая, чуть поуже, упиралась в опушку леса и охранялась лучшими багатурами степи.
Выехав на первую, сын Давтала вскинул плеть, чтобы огреть ею коня и поднять его в галоп, но услышал встревоженный шепот Касыма-шири и на миг остановился:
— Берз, у нас непри-…
— Потом… После сонтэ-лоора… — прервал его Алван, придал лицу соответствующее моменту выражение, пришпорил коня и вскоре оказался на краю аккуратно размеченного круга, поросшего жухлой травой.
Выбросить из головы незаконченную фразу сына Шакрая оказалось очень просто — достаточно было оглядеть термены, готовые ринуться туда, куда им укажет он, Алван, как она куда-то пропала. Уступив место гордости и ощущению предопределенности выбранного Пути.
Пара минут молчания, во время которых над бескрайним морем ЕГО воинов стояла мертвая тишина, и берз едва заметно кивнул. Алуг, сорвавшийся с места, тут же закружился вокруг костра, затем зарокотали барабаны кам-сонтэ, а на самом краю тропы к сердцу Степи, там, где серое небо касалось промерзшей и покрытой инеем земли, появилось крошечное белое пятнышко.
Как ни странно, приближение Великих Даров — девяти белоснежных кобылиц, которые вот-вот подарят свою кровь богам — вызвало не трепет, а грусть: тропа, по которой они ступали, указывала путь, по которому вот-вот отправится его, Алвана, адгеш-юли.
'Я приеду! Совсем скоро!' — мысленно пообещал он ей и, поняв, что обманывает сам себя, еле сдержал рвущийся наружу сокрушенный вздох: его путь лежал совсем в другую сторону.
Отвлечься от мыслей о Дайане удалось только тогда, когда багатуры, ведущие кобылиц в поводу, добрались до подножия холма и дали ему возможность оценить стати скакунов, выбранных для жертвоприношения: оглядев гордую шею, широченную грудь и тонкие ноги первой же, сын Давтала не смог удержаться восхищенного вздоха: 'Она прекрасна, как Юлдуз-итире!'
Его восхищение не осталось незамеченным — Гогнар, сын Алоя, до этого момента с интересом наблюдавший за перемещениями алуга, внезапно улыбнулся и тихонечко шепнул:
— Отказаться от таких даров невозможно!
Услышав его слова, Алван сначала похолодел, а потом, вспомнив, что перед ним не кто-нибудь, а сын Субэдэ-бали, облегченно перевел дух: уж кто-кто, а кровь от крови Первого Меча Степи не мог не знать буйного нрава своего отца. А раз знал, но все равно шутил — значит, будущее Над-гез было предрешено!
Спокойствие, снизошедшее на берза после этой мысли, словно подстегнуло время — через миг он вдруг понял, что на пару с алугом осматривает первую кобылицу, через два — почувствовал шершавую оплетку протянутого ему ритуального ножа, через три — ощутил, что стоит на стременах, всматриваясь в бескрайнее море голов, и рычит на всю степь:
— Ерзиды! Я, Алван, сын Давтала, берз, который бросил к копытам ваших коней Лайш-аран, спрашиваю: вы готовы идти дальше?!
— Алла-а-а! — откликнулись термены, и их слитный крик заставил Алвана улыбнуться — он, выходец из маленького и слабого рода Надзир, шел дорогой Атгиза Сотрясателя Земли!
Все, что он говорил после этого, шло не от разума, а от сердца:
— Вы готовы залить Север кровью всех тех, кто недостоин считаться мужчиной, и взять их женщин?!
— Алла-а-а!!
— Вы готовы вернуть Великой Степи все, что принадлежит ей по праву?!
— Алла-а-а!!!
— Тогда я, как клинок вашей воли, говорю богам: покажите нам Путь, и мы пройдем его до конца!
Произнося эту фразу, Алван смотрел на ближайших багатуров, и когда они набрали в грудь воздуха, чтобы подтвердить его слова все тем же боевым кличем, поудобнее перехватил рукоять ритуального клинка, начал поворачиваться на месте и, скорее почувствовав, чем увидев движение за спиной, отпрыгнул в сторону.
Это была не атака — одна из девяти кобылиц, медленно заваливалась на бок. А когда упала и забилась в жутких судорогах, вокруг ее ноздрей и рта запузырилась темная, почти черная кровь!
— Что с ней?! — забрасывая в ножны невесть когда выхваченную Гюрзу, рявкнул Алван. И, услышав полный боли всхрап животного, которого собирался зарезать первым, вдруг почувствовал, что по его спине потекли капельки холодного пота: в фиолетовом глазу кобылицы один за другим возникали алые пятна. Как две капли воды, похожие на те, которые появились у Дайаны после его удара!
— Сейчас падет вторая, берз… — словно не веря самому себе, пробормотал алуг. — Нет, еще две!
…Пали все девять. Одна за другой. А когда затихла последняя, со стороны далекого леса послышался насмешливый волчий вой.
— Мы сбились с пути… — сглотнув подступивший к горлу комок, нехотя признал берз. — Поэтому…
— Ты не понял: жизни этих кобылиц взял Субэдэ-бали! — не побоявшись его перебить, рыкнул Гогнар. — Поэтому ты двинешь свои термены на Элирею! И не когда-нибудь, а завтра на рассвете!
— Идти в Над-гез нельзя, берз… — донеслось откуда-то справа, и Алван, повернув голову, встретился с донельзя мрачным взглядом своего шири.
— Почему?
— Зандар, сын Таршада, один из воинов, перекрывших дорогу на Соро-ойтэ, видел, как рысь задрала ястреба!
Глаза эрдэгэ полыхнули яростью:
— Когда и где?
— Сегодня… На самой границе с Над-гез…
— Ястреб был ловчий?
— Нет. И рысь — тоже… — угрюмо ответил Касым.
— А кто еще, кроме Зандара, знает о том, что это произошло? — зачем-то поинтересовался сын Алоя.
— Думаю, все Вайзары: перед тем, как приехать ко мне, он заезжал в родовое стойбище…
Гогнар нехорошо оскалился, затем закрыл глаза, помолчал несколько мгновений, а затем на его лице появилось сначала выражение почтительного внимания, а затем смирение.
Алван, никогда не видевший своего эрдэгэ в таком состоянии, затаил дыхание, а Касым-шири и алуг ощутимо побледнели.
Через некоторое время, когда ожидание стало невыносимым, сын Алоя открыл глаза, непонимающе огляделся по сторонам, а затем, узнав берза, мрачно усмехнулся:
— Вы правы — на Над-гез идти рановато…
— Почему? — холодея от понимания, спросил Алван. — Что, не готова армия?
Взгляд эрдэгэ заледенел:
— Нет! Субэдэ-бали считает, что не готов ты…
Глава 4 Король Вильфорд Бервер
…Услышав скрип петель открывающейся двери, король оторвался от бумаг и вопросительно уставился на камерария.
— Собрались, сир… — доложил граф Тайзер и зачем-то добавил: — Все…
Поняв, что скрывается за этим уточнением, Вильфорд усмехнулся в усы, привычным движением сгреб в ящик стола лежащие на столешнице документы, затем встал и, кивнув телохранителям, быстрым шагом вышел из кабинета.
Вопреки обыкновению, в приемной не оказалось ни одного просителя. И в близлежащих коридорах — тоже. Поэтому уже через пару минут Бервер вошел в малый зал для совещаний:
— Добрый вечер, дамы и господа! Рад представить вам нового члена Королевского Совета — леди Даржину Утерс! Прошу любить и жаловать…
Старая королева присела в реверансе, а мужчины церемонно поклонились.
Оглядев серьезные лица своих вассалов и отметив, что введение в состав Совета леди Даржины удивили только Старого Лиса, король добрался до своего кресла, уселся на сидение, дождался, пока усядутся остальные и устало потер лицо:
— Могу вас обрадовать: воплотились в жизнь очередные безумные идеи Утерса Законника…
— Это которые, сир? — заинтересованно спросил граф Орассар.
— Те, в которых он собирался пообщаться с Алван-берзом от имени ерзидских богов… — с трудом сдерживая улыбку, ответил король.
На лице Старого Лиса появилось недоумение:
— Простите, сир, но о чем это вы?
— Ронни предложил выкрасть пару-тройку степняков, разобраться с их верованиями, а затем использовать эти знания для того, чтобы отложить дату начала войны и дать нам еще немного времени на подготовку…
Де Лемойр нахмурился, непонимающе посмотрел на скалящегося Вальдара и дернул себя за ус:
— А можно чуть подробнее?
— Вчера утром вождь вождей степняков пытался выяснить у богов, можно ли армии ерзидов переходить границу…
— И что?
— Боги подумали и решили, что он, Алван, еще не готов…
— Вы надо мной издеваетесь, сир? — набычившись, поинтересовался граф Олаф.
— Нисколько! — улыбнулся король. — В настоящее время армия уходит от границы: Цхатаи и Эрдары двигаются к Комтину, Шавсаты и Маалои — к Лативе, Вайзары и Надзиры — к Клайму…
— Все равно не понимаю! — признался де Лемойр. — Как граф Аурон мог говорить от имени ерзидских богов?!
— Да очень просто! — не выдержал Вальдар. — Две недели тому назад воины шевалье Пайка выкрали пару степняков и доставили их к леди Галиэнне Ней-… Утерс, в настоящее время находящейся в Солоре. Та… хм… убедила пленников сотрудничать с нашей Тайной службой, и у нас появилась возможность получать информацию о планах Алван-берза прямо из стана ерзидов…
О возможностях матери леди Илзе граф Олаф не знал, однако сдержал свое любопытство и ограничился вопросом 'Ну, а дальше?'
Подробности произошедшего во время жертвоприношения были известны только графу де Ноару и королю, поэтому пришлось объяснять:
— Позавчера вечером один из наших 'добровольных помощников' сообщил о том, что Алван-берз собирается приносить великую жертву. Что особенно важно — от имени всех родов Степи. Пайк и его люди выкрали конюха, охранявшего стадо Алвана, а через некоторое время вернули на место. Снабдив весьма интересным ядом, с помощью которого удалось отравить жертвенных кобылиц…
— И?
— Кобылицы начали умирать перед самым жертвоприношением…
— И такая мелочь заставила ерзидов уйти?! — не поверил Лис.
— Ну, мелочей было две… — ухмыльнулся король. — В то же утро на дороге, соединяющей Солор и Комтин, рысь задрала ястреба…
— А это-то причем, сир?!
— Ну, рысь — это символ леса, ястреб — степи… — с трудом сдерживая рвущийся наружу хохот, объяснил Вильфорд. — А то, что оба были ручными, известно только их хозяевам и нам…
Де Лемойр потрясенно захлопал глазами, затем по-простецки почесал затылок и уставился на Неустрашимого:
— Граф Логирд, ваш сын… э-э-э… Утерс!
— Самый настоящий! — гордо заявила Даржина Утерс. — А еще он — Видящий…
Как ни странно, это заявление выбило Вильфорда из колеи. И для того, чтобы настроиться на рабочий лад, он ушел в недавнее прошлое. В тот день, когда узнал, что Видящие решили служить Элирее…
…- Простите, сир, к вам… э-э-э… гостьи…
Неуверенность в голосе графа Тайзера появлялась крайне редко, поэтому Бервер вернул в тарелку кусок зайчатины и вопросительно уставился на камерария.
— Они — в вашем кабинете, сир… — заявил тот.
Это заявление, означающее, что к гостьям желательно пройти немедленно, заставило короля встать с кресла и повернуться к придворным:
— Дамы и господа! Я вынужден вас оставить — дела… Приятного аппетита…
Лица тех, кто надеялся переговорить с сюзереном во время или после ужина, потемнели, но Вильфорду уже было не до них — он развернулся к столу спиной и торопливо вышел из трапезной…
…У двери кабинета оказалось многолюдно — кроме пары воинов графа Орассара, застывших по обе стороны от нее, в приемной находились шевалье Вельс Рутис, Кузнечик и аж восемь черно-желтых.
Поздоровавшись с ними и оценив состояние их одежды и обуви, Бервер нахмурился, торопливо переступил через порог и изумленно хмыкнул: вместо ожидаемых Камиллы и Айлинки Утерс в его кабинете оказались Галиэнна и Даржина Нейзер. Причем обе — в дорожных платьях и с неслабым слоем пыли на лицах.
— Чем могу быть полезен, ваши величества? — учтиво поздоровавшись, спросил он. И тут же получил сногсшибательный ответ:
— Не 'величества', а леди! Леди Галиэнна и леди Даржина… Утерс!
Естественно, на лице Вильфорда не дрогнул ни один мускул, но Видящие почувствовали состояние собеседника так, как будто могли слышать его мысли. Поэтому одновременно улыбнулись. Вернее, улыбнулась Галиэнна, а Даржина насмешливо прищурилась:
— После того, как граф Утерс дал нам клятву Жизни, мы сочли, что…
— И вам тоже?! — ошарашенно перебил ее Вильфорд.
Поделиться книгой: