Помоги проекту - поделись книгой:
Мэр был поражен эти взглядом. В слезном, с женской беззащитностью взоре не было ненависти, не было всепроникающего недоверия, а была мольба, зов о помощи. Мэр устремился навстречу этой мольбе, был готов пасть на колени, целовать нежную, благоухающую, с блистательно ухоженными ногтями руку Модельера, повиниться в заговоре, рассказать о корриде, об андалузских быках, о беспощадном тореадоре. Но вдруг ему явился образ скелета, в который превратил знаменитую певицу злобный грибок. Мэр вовремя остановился.
— Да, вот что еще я хотел бы добавить...— пробормотал он, обманывая обнаженного, лежащего перед ним врага.— Эта отвратительная книга "Мед и пепел" написана с помощью магических методик, коими Плинтус, выходец из Месопотамии, владеет превосходно. Каждое словосочетание пропущено сквозь череп мертвого носорога, приобретая всепроникающую силу. Бумага, на которой писался черновик, была пропитана ядом гюрзы, отчего каждое слово жалит и вызывает опухоль мозга. Переписчики книги были взяты из сумасшедшего дома, из палаты параноиков, и впечатление от прочитанной страницы схоже с помешательством, передается от человека к человеку как зараза, обеспечивает взрывную реакцию публики, что расшатывает психологический фон общественной жизни, рвет его на куски, приводя народ в состояние коллективного помешательства. Этим опасна книга.
— Увы,— с глубоким вздохом, напоминающим стон, произнес Модельер. — Вероломный Плинтус пишет книгу "Мед и пепел", а вы, мой преданный друг, пишете книгу "Лед и пламень".
— О нет, вы ошибаетесь, ваше сиятельство, я не пишу книг. Я всего лишь прилежный хозяйственник и скромный градоначальник, делающий всё, чтобы моему Президенту и вам жилось хорошо в столице.
— Мой друг, загляните в бездну своей души, и вы обнаружите в себе замысел книги "Лед и пламень", которую очень скоро вам будет суждено написать.
Модельер отвернулся, вновь подставляя спину костяной игле молчаливого непальца. Тот окунул острие в мисочку с краской, нанес на кожу несколько быстрых уколов. Стал возникать новый узор. Палачи привязали пленника к горизонтальной доске, поместили его на качели. Раскачивали несчастного перед каменной стеной, с каждым колебанием приближая голову к выпуклой кладке, пока темя казнимого не ударится в стену, расколется, как огромный орех, брызнув бело-розовой гущей.
Мэр всматривался в возникавший рисунок и в обреченном вдруг обнаружил сходство с самим собой — тот же лысый череп, мясистые щеки, редкие твердые зубы и маленькие злые глаза гиппопотама. Вгляделся в остальные рисунки, и везде казнимый был он. Ему отрубали по локоть руки. Его, раскоряченного, сажали на кол. Он, подвешенный за гениталии, с жутко разбухшими семенниками, раскачивался под кроной дерева. Ему вонзали дротики в выпученные от боли глаза.
Это открытие повергло его в обморок, на мгновение лишило рассудка. Он возвращался в явь, стараясь понять, каким образом древний мастер, создавший барельеф на стене буддийского храма, который мастер-непалец использовал в качестве оригинала для своей работы, мог угадать его облик. Либо он, Мэр, ведет свою родословную от старинного кампучийского рода, и он не мэр, а кхмер, либо жуткое совпадение сулит ему тяжкие испытания, на которые указывает заостренная костяная игла в руке молчаливого восточного жреца.
— Благодарю за аудиенцию... Исполнен глубочайшей признательности... Учусь читать судьбу на облаках и на водах... Начертанный знак на камне подобен знаку на коже антилопы, а также знаку звезды летящей... За сим остаюсь ваш верный слуга и раб, ведущий свой скромный род от основателей кампучийского царства, ни в коей мере не связан с "кхмер руж" и его жестоким вождем Пол Потом, казнившим многих невинных...
— Ступайте, ступайте,— был ответ Модельера.— "Лед и пламень" — здесь отгадка всего...
Когда обескураженный и смущенный Мэр покинул кабинет массажа, Модельер вскочил. Глаза его ярко и жестоко сверкали:
— Предатель!.. Ты пропустил свое чудо!.. Теперь получишь мое!.. Арсений, смывай с меня эту бодягу!..
Слуга, загримированный под непальца, подставил таз с перламутровой пеной. Мягкой губкой стал выжимать душистый шампунь над спиной Модельера, смывая узор, который стекал темными струйками в таз, открывая розовую нежную спину.
Мэр недолго ощущал себя обескураженным и смущенным. Мало-помалу тревога его улеглась. Ему казалось, что он усыпил бдительность Модельера. Хотелось позвонить Плинтусу и сказать ему что-нибудь легкомысленное и смешное, быть может, анекдотец про Рабиновича и Абрамовича, которые оказались вдруг на Чукотке. Однако время его было расписано. Ему предстоял обед в обществе близких знакомых, который он задумал в ресторане "Седьмое небо", на вершине Останкинской телебашни.
Ресторан, закрытый для остальных посетителей, был на несколько часов предоставлен в распоряжение Мэра. Из-за стола, сквозь огромные окна, открывалось великолепное зрелище: близкое небо с голубыми тучами, из которых падали прозрачные лопасти света, зажигая желтые рощи и парки, белые и розовые дали, перламутровые дымы, нежные золотые главки церквей, мерцающие проспекты,— всё это вращалось вместе со стеклянным рестораном и казалось, что обед протекает на космической станции, откуда видно вращение Земли.
Среди гостей была Моника Левински, с большими, прекрасно разработанными губами. Они постоянно что-то сосали: то продолговатую карамельку, то вкусный сочный банан, то свернутую в жгут салфетку, которую она окунала в сгущенное молоко. С ней рядом восседал известный эстрадный певец в парике с электрообогревом. Он чудом избегнул смерти в желудке чудовища Ненси, которое сначала утянуло его на дно Манежной площади, а потом отхаркало обратно, когда распробовало вкус парика. Тут же являл свое благородное лицо глава самой сильной в Москве преступной группировки, чем-то неуловимо напоминавший начальника отдела по борьбе с организованной преступностью. С ним рядом расположился лирический поэт, прослуживший несколько лет послом в Земле Обетованной, известный в поэтических кругах тем, что делал подтяжку лица и писал стихи исключительно в акваланге, погружаясь в ванну с морской водой. Тут же был известный всей Москве кореец, которого люди воспринимали как камердинера Мэра, но который на деле был потомком последнего корейского императора, о чем говорило сейчас его дорогое, из тяжелого шелка облачение с изображением цветов и драконов. Замыкал стол популярный журналист, носивший не совсем обычное имя — Марк Немец. Его снедали противоречия. Он был одновременно жертвой холокоста и Гиммлером, "рыбой фиш" и баварским пивом, свастикой и могендовидом, "Московским комсомольцем" и Торой, саксофоном и прямой кишкой. Эти противоречия создавали творческое напряжение, от которого его голодные ледяные глаза светились розоватым светом обеспокоенного осьминога.
Трапеза началась непроизвольно, без тамады. Перемежалась шутками, забавными историями, изъявлениями симпатий. Моника Левински пристально щурилась на плывущую за окном Москву, словно примеривалась, что бы можно было взять в пухлые нежные губы и обсосать, — полосатую, извергающую перламутровый дым трубу Северной ТЭЦ, или туманно мерцавшую колокольню Ивана Великого, или Шуховскую башню.
— Я благодарна гостеприимному хозяину,— произнесла она на таком хорошем английском, что все ее поняли.— Он пригласил меня в свой замечательный город, чтобы я могла заключить договор на перевод моей знаменитой книги "Из уст в уста". В русском варианте она будет называться "Мой рот". Это впечатления от встреч с интересными современниками: Билл Клинтон, Альбер Гор, Колин Пауэлл, Збигнев Бжезинский, Генри Киссинджер, а также глава ФБР Фри, вице-президент Чейни и, конечно, Шварценеггер, Сталлоне, Ван Дамм. Это не диалоги, отнюдь. Вы знаете, я болтушка, но они мне не давали слова сказать...— наградив Мэра чарующей улыбкой, она принялась обсасывать большую говяжью кость с мозгом, очаровательно хлюпая и причмокивая...
Стеклянная ротонда ресторана, открытая небу и облакам, вращалась вокруг глухого цилиндра, в котором скрывались электрические кабели, волноводы, жгуты проводов, медные жилы. По ним, словно невидимые соки, текли бестелесные образы. Насыщали колючее соцветье антенны, разбрасывая в небеса вихри невидимых зрелищ, беззвучных слов, безгласных уверений, бесцветных картин.
— Дорогому хозяину, уважаемому авторитету,— слово взял благовидный главарь преступной группировки по кличке Честный, подымая рюмку с тминной водкой.— Жить по понятиям — это значит жить по закону, но не тому, который навязывают нам прокуроры и судьи и прочая шерстяная масть, а тому, по которому живут птицы, звери, рыбы морские, смиренные монахи, цветы, а также "воры в законе". В моем лице они выражают вам благодарность за уважение к понятиям, обещают и впредь соблюдать законы птиц и цветов и дарят вам этот скромный подарок, серебряный ушат,— Честный сделал жест слуге, который тотчас же поднес и поставил на стол серебряный сосуд, напоминавший небольшой бочонок с крышкой.— А почему, спросите вы, ушат? Да потому, что в нем уши тех, кто не хочет жить по понятиям. В данном случае, это уши Ибрагима с Черемушкинского рынка, и Васьки, по кличке Автостоп, которому вы поручили контролировать автомобильные парковки. Примите, не побрезгуйте, Христа ради!.. — он открыл серебряную крышку ушата, где на дне сосуда лежали отрезанные пары ушей, смуглых и белых. Гости брали их в руки, рассматривали, качали головами.
— Не правда ли, я могу приоткрыть в этом кругу доверенных друзей маленькую тайну?— кореец вопросительно взглянул на Мэра, получив кивок согласия.— На Поклонной горе уже поставлена православная церковь в виде красивого стеклянного "бистро". Уже возвышается мечеть с минаретом, на который непременно нужно взглянуть нашей любезной Монике. Красуется синагога, похожая на высоковольтную трансформаторную будку. Теперь же, и в этом сюрприз, начинается строительство пагоды, в основу которой положен образ божьей коровки с раскрытыми крыльями. Предполагается возведение кирхи, костела, капища древних якутских богов, зороастрийских молелен, молитвенных домов для баптистов, адвентистов, сайентистов и секты Аум Сенрике. Я же, как потомок корейского императора, хочу преподнести моему другу волшебного дракона,— кореец извлек из шелковых складок халата небольшого зверька с перепончатыми крыльями, цепкими лапками и зубастой противной головенкой, поставил на стол.— Его сделали искусные мастера четвертого века в Долине фей, и он способен оградить вас, мой друг и благодетель, от всякого вреда и напасти.
В это время через ресторан пробегала мышь. У дракона загорелись маленькие рубиновые глазки. Он стремительно соскочил на пол, догнал мышь, придушил ее и принес в застолье, положив рядом с Мэром на скатерть. Все аплодировали. Мэр накрыл мышь салфеткой.
В бетонных желобах и протоках башни, как в толще огромного стебля, возносились бесцветные соки, испарялись в небо, неся в бесконечность пространств незримые, бестелесные образы. Транслировалась популярная телеигра "Возьми миллион", пользующаяся особой приязнью высших сословий общества. Ее ведущий, известный юморист-пересмешник, способный передразнить что угодно, от Первого Президента России до птичьей попки, был похож на веселого галчонка с бойким глазком, подглядывающим, кого половчее клюнуть. На подиуме, в ярких лучах, стоял мальчик из детдома, в аккуратной поношенной курточке, которому только что предложили получить миллион, передав для этого котомку. Но когда котомку открыли, из нее полетел пух. Мальчик плакал, пересмешник талантливо его передразнивал, окружающая публика хлопала и смеялась.
Благородное собрание, окружавшее Мэра, не ведало о проносящихся в соседстве от них невидимых вихрях.
Говорил журналист Марк Немец, розовея возмущенными глазками:
— Говорю это нашему благородному, веротерпимому Мэру не в виде упрека, а ради предупреждения! Можно закрывать глаза на коммунистические демонстрации в центре города... Можно терпеть фашистские организации на окраине Москвы... Можно, наконец, мириться с мышью на собственном столе, если ее накрыть салфеткой, но как можно допускать существование в нашем мегаполисе газеты "Завтра", этого я, извините, понять не могу!..— Его розовые глаза загорались и гасли, как сигнал "аварийки".— Желая лучше понять это издание, я прикинулся тараканом, проник в кабинет главного редактора и спрятался в складку дивана. Через минуту вошел генерал Макашов, сел на диван, едва меня не расплющив. Они подняли рюмки с водкой, и генерал повторил свою богохульную фразу: "Ни мэров, ни пэров, ни херов!" — на что главный редактор ответил: "Аминь!" Я вам — не советчик, любезный Мэр, но нельзя ли отключить у редакции свет, телефон и воду, как это было сделано в девяносто третьем с Домом Советов, чтобы они покинули помещение? Или повысить аренду в сто раз, чтобы они выбежали на улицу, где будем ждать их мы, носители европейской культуры....
Мэр благодушно взирал на застолье, позволяя каждому высказаться. Любил их за искренность, за бережное отношение к дружбе, чего никогда не испытывал со стороны Плинтуса, который кичился своим происхождением от Навуходоносора и щеголял знанием разговорного шумерского языка. Он поманил глазами служителя, указал глазами на тяжелый толстый стакан, смотрел, как льется струя золотистого виски.
— Со льдом, пожалуйста,— слуга серебряными щипчиками кинул в стакан кубики прозрачного льда. Мэр поднялся, держа стакан, в котором солнце зажгло напиток с ледяными кристаллами.
— Вы все, одаренные талантами и добродетелями, певцы, художники и философы, лучшие из лучших, кого родили народы мира и послали ко мне в утешение, в помощь, для услады дней моих.— Мэр испытывал умиление, благость. Старался не вспоминать о тяготах политики, о бремени власти, о рисках борьбы.— Мы служим нашему стольному граду, а не временным дерзким властителям, которые берутся Бог знает откуда, мнят себя наместниками Господа на земле,— он почувствовал, что раздражение его возвращается, недавняя встреча с Модельером дает себя знать, однако старался не давать волю эмоциям. За огромным стеклянным окном, на уровне стола, пролетал последний клин журавлей. Было видно, как мощно и ладно взмахивают они крыльями, как стремятся все в одну сторону, к югу, и серый вожак, вытянув длинные ноги, скосил на него свой коричневый зоркий глазок.— Москва пережила Мамая, Тохтамыша, полячку Мнишек, Наполеона и Гитлера. Она переживет и новых узурпаторов, извергнет их из своих дворцов и святилищ, — Мэр чувствовал, как душит его обида, как накаляются в нем ревностью и нетерпением все внутренние органы, особенно печень, вместилище страстей; рад был бы умолкнуть, но печень, а не разум диктовали слова, и он не мог с собой совладать; видел, как вровень с башней медленно пролетел огромный серебряный "Боинг". Возвращавшийся из зарубежной поездки Министр иностранных дел прильнул к иллюминатору, узнал его и кивнул.— Пусть они верят в нашу наивность. Пусть видят в нас не более чем покорных и преданных слуг. Мы стерпим поношения, усыпим их волю, — Мэр стоял, держа тяжелый стакан, в котором дрожали ледяные кристаллы. Вокруг стакана, послушная его замыслам, медленно вращалась Москва, переливались слюдой бесчисленные окна, вспыхивали золотом купола, мерцали бесконечные искры солнца.
Он вдруг увидел, как к стеклянному окну подлетел бумажный змей, запущенный с земли чьей-то умелой рукой. Ветер играл змеиным хвостом, упругие перепонки скрепляли плотную бумагу, на которой было написано: "Лед и пламень". Он прочитал эту поднебесную, прилетевшую к нему надпись, и ему стало нехорошо. Так и стоял с невыпитым стаканом, глядя на вещего змея.
Модельер знал о застолье Мэра; заказал вертолет, который перенес его в Останкино, посадил у пруда с осенней темно-синей водой и белым печальным лебедем; вошел в здание Телецентра с 17 подъезда, в лифте поднялся в студию правительственного канала, где всё было готово и его ждали.
Сумрачная по углам, студия в своей середине была озарена прожекторами и подвесными светильниками. Несколько камер, на треногах, передвижных штативах и просто на плечах операторов, было устремлено в центр, где возвышался стол, накрытый синим бархатом, напоминавший алтарь. На столе начищенной медью сияло круглое, с древнееврейскими надписями, блюдо — то самое, с каким Юдифь вышла из шатра Олоферна. И теперь на блюде лежала голова, но не древнего персидского царя, а известного государственного телеобозревателя Сатанидзе. Сам он в этот час брал интервью у посла Соединенных Штатов в Москве. Голова же его жила отдельной от тела жизнью, питаясь зрительными образами и иероглифами. Потребляла их магическую энергию, продуцируя мощные психические импульсы — либо ненависти, либо подобострастия. Например, вид Президента, Премьера, отдельных министров, особенно силовых, а также американского флага, убитого иракского солдата или арестованного палестинца вызывал в нем приливы могучего энтузиазма, который был способен довести до кипения сталь, что и побуждало металлургов использовать голову Сатанидзе в мартенах. С другой стороны, вид красного советского флага, пятиконечной звезды, серпа и молота, а также свастики, портретов Гитлера, Евы Браун и министра экономики Фрика вызывали в нем столь бурную ненависть, что она могла на большом расстоянии расплавить железные фермы моста, отчего конструкторы оружия пытались использовать голову Сатанидзе вместо боевых лазеров. Именно эти свойства задумал использовать Модельер, специально отправив тело обозревателя на престижную встречу в посольство, сам же на время завладел головой.
— Готовы?— в крохотный микрофон он спросил режиссера, приступая к действу.— Эфир!..
Заработали камеры, ярче засияли светильники. Голова на блюде раскрыла глаза, отворила мокрые пунцовые губы, обнажив острые заячьи резцы.
— Свастику!..— приказал Модельер. Девушка-ассистентка, длинноногая и облаченная в форму "гитлерюгенда", поднесла к голове вырубленный из жести фашистский знак. Голова раздулась, щетина на ней задымилась, губы жутко ощерились, и на них появился пузырь.
Камеры жадно глотали импульсы ненависти, посылали в волноводы. Те гнали их вверх по башне, сбрасывали в пространство. Во многих домах замутились экраны, лопнули кинескопы, а в деревне Ядрена Пядь убило ворону, отдыхавшую на телеантенне.
— Серп и молот!..— приказал Модельер. Девушка с короткой прической, в красной косынке, напоминавшая комсомолку двадцатых годов, поднесла к голове вырубленную из жести эмблему крестьянина и молотобойца. Казалось, голова вскипела от ненависти. Из ушей повалил пар, как из перегретого чайника. В ноздрях засвистело. Изо рта выпал огромный желтый язык. Оскаленные зубы пытались ухватить вырезанную из жести символику. Слышалось лязганье резцов по металлу.
Камеры всасывали потоки ненависти, переводили в электромагнитные волны. Сгустки энергий пролетали сквозь башню, нагревая кабели, срывались с антенны бесшумными взрывами. В окрестностях Москвы вышли из строя ретрансляторы, дал сбой коммуникационный спутник, а во многих родильных домах, где не выключили вторую программу, случились выкидыши.
— Портрет Иосифа Сталина!..— требовал Модельер.
Юноша в парадной форме лейтенанта Советской Армии, с медалью за взятие Берлина, внес портрет Генералиссимуса. Приблизил к голове, и она превратилась в шаровую молнию. Стала крутиться на блюде. Изо рта ее брызгала жаркая ядовитая ртуть. Из глаз излетали сине-зеленые лучи. Она грызла свой собственный язык, издавая клекот, как если бы рот ей заливали расплавленным свинцом.
Операторы, заслоняя глаза защитными затененными щитками, снимали голову. Ее образ, окруженный плазмой, мчался сквозь башню, накаляя медные жилы, оплавляя изоляцию, наполняя зловонным дымом проложенный в башне желоб. Голова, превращенная в грозовую тучу, умчалась вдаль. В эту тучу влетел самолет Ил-76 Тюменского авиаотряда, его поразила молния, и, охваченный пламенем, он совершил аварийную посадку в аэропорту Омска.
— Запас прочности кабельных сетей исчерпан... Предлагаю прекратить трансляцию...— услышал Модельер голос испуганного режиссера.
— Не сметь!.. Под трибунал!..— он свирепо оборвал режиссера, глядя, как вертится на раскаленном блюде голова.— Портрет Адольфа Гитлера!..— в ответ на его приказ появился эсэсовец в черном, из дивизии "Мертвая голова". Нес в руках поясной портрет фюрера. Приблизил к голове Сатанидзе. Та издала душераздирающий вопль, сверкнула адским огнем и лопнула, разбрызгав по студии "пылающий разум", который приклеился к стенам, словно напалм.
Телекамеры вышли из строя. Однако успели передать в волноводы сгусток огненного яда, который побежал вверх по башне, поджигая изоляцию, расплавляя медь и серебро, превращая наполненную проводами шахту в воющий вихрь пламени. Как в гигантской трубе, пламя летело снизу вверх, сглатывая начинку башни, вырывалось сквозь вентиляционные люки клубами дыма.
Мэр еще держал стакан с виски, любуясь переливами ледяных кубиков, как центральная часть ротонды лопнула, и в ресторан ворвался ревущий огненный вихрь. Тут же спалил всё застолье, включая накрытую салфеткой мышь. Взрывная волна выбила стекла, и Мэр, сжимая стакан, вылетел наружу. Увидел близкий смоляной факел башни, от которого ветер уносил в сторону жирную черную копоть. Москва еще оставалась внизу, взирала на летящего Мэра тысячами блистающих глаз. Он падал, вытянув стакан с виски, в котором кубики льда отражали жуткое багровое пламя. Рядом носились стаи голубей и ворон, попадали в жар, обугливались, падали рядом с Мэром комочками огня.
"Лед и пламя!..— пронеслось в голове у Мэра, который постигал пророческий смысл произнесенных Модельером слов. — Недаром мне приснился горящий с двух сторон окурок!.."
Он услышал треск вертолета. Винтокрылая машина нависла над ним, сопровождая в падении.
Из открытой дверцы выглянул Модельер, озаренный пламенем, закричал сквозь рокот и свист:
— Признайся!.. Еще не поздно!.. Где прячется террорист Эскамильо?..
Мэр, боясь расплескать виски, продолжал падать, чувствуя, как огонь испепеляет одежду и жжет ягодицы.
— У тебя еще остаются секунды!.. Я спасу тебя!.. Где прячется баск Эскамильо?..— повторил Модельер, протягивая из вертолета руку.
Спасение казалось возможным, желанным. Жизнь влекла своей бесконечной сладостью. Сулила новые начинания, -проекты монорельсовых дорог, беструбной канализации, вещевого рынка на Красной площади, питомника крокодилов в Москве-реке.
— Отвечай!.. — рука Модельера была совсем близко. Мэр видел его холеные, с легкими волосками пальцы, тяжелый серебряный перстень с вороньим камнем. Потянулся навстречу руке, видя, как рядом кувыркается опаленный розовый голубь.
— Первая Тверская-Ямская, дом двадцать два, галерея "Реджина"...— он собирался схватить спасительную руку, для чего отпустил стакан с виски. Но рука исчезла. Мелькнуло хохочущее беспощадное лицо Модельера. Вертолет отвернул и в крутом вираже ушел прочь от пожара. Мэр со всего размаха ударился об асфальт, разбрызгивая липкие капли. Горел на тротуаре, как пропитанная варом ветошь, а когда догорел, рядом опустился вертолет. Модельер наклонился над дымящейся горкой праха, лопаточкой зацепил сгоревшее вещество.
— Вот вам и пепел... А мед мы купим на рынке...— он откинул назад длинные волосы, взирая на грандиозный факел, пылающий в небе Москвы.
УРОКИ СТАЛИНСКОЙ КОНСТИТУЦИИ 5 и 12 декабря — годовщины двух конституций. Их анализ — явно не в пользу ельцинской
2 декабря 2003 0
УРОКИ СТАЛИНСКОЙ КОНСТИТУЦИИ
Минуло бездарное десятилетие, навязанное России буквой и духом ельцинской Конституции, введенной в РФ 12 декабря 1993 года. Мрачный юбилей собирается лихо отпраздновать путинская "Единая Россия" со своими сателлитами — разномастными партиями, блоками и движениями. Вспомнят ли, как в июне 1993 года ельцинский междусобойчик, назвавшись Конституционным совещанием, в Мраморном зале Кремля "окроплял" узкокелейным благословением безальтернативный текст ельцинской Конституции? Что в ней написано, знали несколько десятков приближенных к Кремлю демактивистов (А.Котенков, до сих пор представляющий президента в Госдуме, непотоплямый партийный бизнесмен В.Шумейко, В.Шейнис со товарищами по "Яблоку", А.Чубайс с правыми соратниками, С.Шахрай с "пресовцами", Г.Бурбулис с правозащитниками и "детьми юристов"), копировавших Основной Закон для России с худших западных образчиков. Попытка депутата Юрия Слободкина прорваться в Мраморный зал и представить свой проект завершилась скандалом. Дюжие молодцы совершенно недемократично "вынесли" из зала сопротивлявшегося Слободкина, оставив около микрофона осиротевший ботинок депутата. Тогда либералы обществу дали понять, что обзаводятся мускулистой охраной и не остановятся ни перед чем. Подтверждением тому стало танковое "сражение" Ельцина с Верховным Советом. Затем скоропалительный референдум 12 декабря, спецподсчет его результатов и спешная легитимизация буржуазной Конституции под редакцией Ельцина.
Сколько она дала прав народу, десятилетие показало. Добрыми словами это не выразить. Потому "независимым" СМИ только и остается, что клеймить советский "тоталитаризм" и непременно Сталина, который в народе сегодня живее всех живых.
Разумеется, новоиспеченный политпроп "играет" на репрессиях, передергивая цифры и факты. Бессмысленно вступать в полемику с проплаченными очернителями. Поговорим о сталинской Конституции, принятой 5 декабря 1936 года. Ее разработка, обсуждение и принятие раскрывают Сталина как политика, личность, главу государства, и суть той сложной и великой эпохи. Сопоставление процессов, происходивших 67 лет назад и десятилетней давности, в связи с принятием главных законов страны, позволяет сделать объективные выводы о произволе и демократии, разрушении и созидании, правах человека, мнимых и реальных, о насилии над обществом и уважении к нему.
Ни одно историческое событие, в том числе и принятие Конституции, нельзя вырывать из исторического контекста. В те далекие тридцатые годы XX века, как свидетельствуют документы и воспоминания, И.В.Сталин уделял основное внимание укреплению экономики СССР. Он торопился, ощущая угрозу войны. Конституционно спешил закрепить власть трудящихся. Об этом Сталин сказал на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов. Но, как сейчас, так и тогда не всем хотелось, чтобы у власти стояли трудящиеся и крестьяне. В первую очередь этому противостоял троцкизм. С ним, с правой оппозицией, и велась борьба, выразившаяся в репрессиях.
***
В отличие от ельцинской Конституции, как отмечают историки, политики, правоведы, принятие Конституции-36 было продиктовано временем. В стране необходимо было закрепить диктатуру пролетариата, социалистическую систему и ввести всеобщее избирательное право. Проект Конституции проходил почти двухгодичную "обкатку". С августа до декабря 1936 года текст проекта обсуждался в трудовых коллективах, общественных организациях, да и просто в семьях. Детально изучалась каждая статья Конституции, а ее принятие было действительно всенародным. Это признано историей, сторонниками и противниками социалистической системы.
Впервые, как писали тогда средства массовой информации, и не только в Советском Союзе, проект Конституции широко и свободно обсуждался народом. Сталин считал, что в обсуждении должен был участвовать каждый взрослый гражданин. В этом заключалась сущность социализма. Повсеместно проходили митинги, собрания, работали многочисленные кружки, где разъяснялись и дискутировались положения будущего Основного Закона. В 48 189 пленумах Советов, 79 294 заседаниях секций и депутатских групп, 411 100 собраниях трудящихся, посвященных обсуждению проекта Конституции, приняло участие свыше 51,5 млн. человек или 55% населения страны. Коллективные и личные отзывы люди направляли в конституционную комиссию. Было внесено 2 млн. поправок, дополнений и предложений, которые систематизировались, учитывались сначала в местных советах, а затем — в высших органах власти республик и Союза. Будущую Конституцию поддерживали искренне, что подтверждают документы того времени и воспоминания.
Высказывались, конечно, и критические суждения, особенно в адрес отдельных депутатов Советов. Нерадивым избранникам пришлось сложить полномочия. Только по РСФСР было отозвано 14 953 депутата различных уровней. В других республиках отзывов было еще больше. Это укрепляло в людях сознание значимости, весомости их мнения на уровне управления государством, поднимало их политическую, общественную, производственную, творческую активность.
Обсуждение проекта Конституции продолжилось на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов, открывшемся 25 ноября 1936 года. На нем Сталин проанализировал поступившие предложения. После шестидневных дебатов и принятия проекта за основу съезд избрал редакционную комиссию из 220 человек. В ее составе были не только члены высшего руководства страны — И.Сталин, М.Калинин, В.Молотов, К.Ворошилов, А.Жданов, Г.Маленков, Н.Шверник, А.Микоян — но и передовые рабочие, представители интеллигенции. Комиссия внесла 47 поправок и дополнений, касавшихся увеличения численности Совета Национальностей, Президиума Верховного Совета СССР, уточнения формулировок статей. И уже 5 декабря 1936 года на вечернем заседании съезда был утвержден окончательный текст Основного Закона СССР.
Подлинно демократический процесс обсуждения и принятия Конституции-36 высоко оценен многими учеными и политиками, в том числе и зарубежными, и охарактеризован как прорыв в конституционном праве. По-иному, как известно, было с ельцинской Конституцией. Ее текст опубликовали всего за месяц до референдума 12 декабря и его содержание не знали 99% граждан. Таковым оно остается и поныне для подавляющего большинства россиян. Видимо, властям так спокойнее. Только к демократии это не имеет никакого отношения. А действия Ельцина, который вместе со своей псевдодемократической дворней насаждал России с помощью обмана и танковой пальбы только ему угодный Основной Закон, названы преступными думской Комиссией по расследованию деяний "всенародно избранного".
***
В 1993-м Советы были расстреляны, а сторонники Советской власти частью уничтожены, частью запуганы, частью загнаны в подполье. Большое и сильное Советское государство сузилось до РФ, подчиненной не очень трезвому президенту с неограниченными полномочиями. В 80-й статье Конституции-93 появилась строка: президент определяет основные направления внутренней и внешней политики государства. Это означало передачу всей полноты власти в стране в руки одного человека. Ничего подобного не имел никогда ни один российский монарх. Так захотел Ельцин, так и записали его писари, прикрываясь словами о демократии и правах человека. И по сей день блюдут неприкосновенность ельцинской Конституции.
Полной противоположностью ей была Конституция-36. В ней Сталиным вписано положение о том, что вся власть в СССР принадлежит Советам депутатов трудящихся, "выросшим и окрепшим в результате свержения власти помещиков и капиталистов и завоевания диктатуры пролетариата". Именно Советы, как сформулировал тогда Сталин, были политической основой СССР.
В отличие от "демократа" Ельцина, жаждавшего любой ценой удержать личную власть, Сталин видел смысл своей жизни в осуществлении власти трудового народа. Это вытекает из поправок, вносившихся им в проект Конституции-36. Отсюда и его жесткость по отношению к классовым врагам трудящихся — троцкистам, зиновьевцам и иже с ними. Враги Сталина обвиняли и обвиняют его в якобы узурпации власти. На деле же они не могут ему простить того, что он отобрал у них власть, которая, как им казалось, была у них уже полностью в руках. Свое властолюбие троцкисты и их потомки пытаются приписать Сталину. А он своим аскетизмом, требовательностью, непримиримостью к буржуазному строю и его морали всегда был на пять голов выше их.
Сталину не требовалось утверждаться во власти. Его авторитет был очень высок в обществе, в первую очередь — среди трудового народа. Еще одно сравнение. Если Ельцина к декабрю 1993-го поддерживали в лучшем случае около 20% населения России, а 80% — отторгали, то как раз подавляющее большинство граждан Союза — не менее 80% — одобряли деятельность Сталина. И первое, о чем заявил в тот период Сталин, так это категорическое неприятие единоличной власти в стране, будь то власть президента или иной политической фигуры. Хотя вопрос о президентстве в Советском Союзе тоже тогда поднимался. Но Сталин всегда ставил на первый план коллективную волю и интересы рабочего класса. Когда члены редакционной комиссии — Яковлев, Стецкий и Таль — приносили Сталину очередной вариант чернового наброска проекта Конституции, он вновь и вновь правил статьи, обеспечивающие полновластность Советов.
***
Правовую подкомиссию при конституционной комиссии по подготовке проекта возглавлял Бухарин. Он разработал Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа, похожую на ту, которая была в Конституции 18-го года, и предложил включить ее в Конституцию отдельным документом. Но Сталин настоял на том, чтобы права советского гражданина были закреплены непосредственно в тексте Конституции. Причем не просто провозглашены, но и самым подробным образом гарантированы. Чего нет в ельцинской, вроде как демократической Конституции 1993 года. Там мы найдем много красивых деклараций о правах, но — ничего об их реализации. В Конституции 1936 года Сталин сам тщательно прописал раздел о правах граждан Советского Союза и их гарантирование.
В работе над проектом главного закона страны Сталин раскрылся как глубокий, знающий редактор. Он просеивал каждое слово. Это видно из сотен архивных документов, отражающих подготовку проекта Конституции-36.
***
Документы подтверждают, что Сталин был прежде всего классовым политиком, убежденным проводником идей диктатуры рабочего класса. Он рассматривал себя, как орудие этой диктатуры, как защитника интересов трудового человека. Народ это чувствовал и ценил. Именно в те годы начался трудовой, творческий подъем в обществе. Это и Стахановское движение, и Чкаловские перелеты, и Челюскинский поход на Северный полюс. (Ельцинское правление, если обратиться к сравнению, подавило в обществе всякую инициативу, в РФ не осталось места подвигам).
Сталин же был заинтересован в том, чтобы поднялся трудовой человек, с чем и соизмерял формулирование в Конституции прав и обязанностей гражданина СССР. В текст Конституции он включил главу о правах и обязанностях трудящихся — рабочего, крестьянина, интеллигента, — и на первый план вывел гарантии этих прав. Таких прав не знало, да и не знает до сих пор капиталистическое буржуазное общество. Это: право на труд и свобода от безработицы; право на бесплатное образование; право на социальное обеспечение в старости; право на бесплатное медицинское обслуживание; право на отдых. Каждая статья главы состояла из двух частей: в одной говорилось о праве, в другой — о том, как это право гарантируется, обеспечивается. Ни одно из положений не было пустой декларацией. К примеру, Сталин считал, что отдых — важнейшая часть жизни человека, которую он может посвящать самообразованию, приобщению к культуре, спорту, укреплению здоровья. Именно в те годы и было заложено развитие санаторно-курортного дела как важнейшей отрасли охраны здоровья человека. С тех пор много воды утекло, но выстроенные по указанию Сталина санатории живут до сих пор и являются лучшими по комфортности и благоустройству. К сожалению, право отдыхать и лечиться в них отобрано у 85% россиян после 12 декабря 1993 года.
***
Сталин сделал самые большие шаги по расширению прав человека. Он ввел право не только избирать, но и отзывать депутатов, через Советы — право решать любой вопрос на территории, где живет и трудится человек. В этом раскрывается весь Сталин, который жил с ленинской верой в силы трудового народа. Его мировосприятие и проводимая им политика совершенно противоположны тому, что исповедуется нынешней властью РФ и было высказано одним из идеологов ельцинского режима Березовским: отныне голодранцы никогда не будут управлять Россией. Так вот, по сталинской Конституции эти "голодранцы" получили максимальные права на участие в управлении государством. А для Ельцина были смерти подобны статьи о Советах, особенно те, в которых говорилось, что Советы имеют право принять к своему рассмотрению любой вопрос, касающийся жизни территории и страны в целом. Это положение Ельцин уничтожил в первую очередь, потому что оно давало возможность представительным органам выразить точку зрения народа. Ельцин предпочел разделение властей, ограничивающее представительство народа, что либералами срочно было отнесено к "демократическим" преобразованиям. А Россия поверила?
***
В поисках оптимальной для страны схемы построения советского парламентаризма Сталин не спешил принимать решения. Еще в 34-м он анализирует функции ЦИК, съезда рабоче-крестьянских депутатов. Изучает зарубежный опыт. Сравнивает. Пишет на полях проекта Конституции 36-го года статьи Веймарской конституции, где идет речь о разделении властей. Прикидывает, можно ли наложить схему зарубежного парламентаризма на советскую действительность. Задумывается о роли законодательного органа, разделении полномочий между ним и правительством. Обсуждает. В итоге разделения не получилось. Исторический опыт указывал, что русская община всегда соединяла законодательную и исполнительную власть. В России всегда власть была одна, только функции органов делились. Об этом много писали отечественные историки, юристы, исследователи.
Русское общинное мировоззрение никогда не принимало идею разделения властей. Его не смог побороть Столыпин, и задуманная им реформа была отменена Временным правительством. Не справился с нашей общинной действительностью царь Петр, желавший внедрить в России западную схему. Безуспешными оказались попытки реформ на западный манер Александра II. Русская традиция оказалась сильнее.
Сталин проявил мудрость. Он понял, какое устройство государственной власти будет принято обществом. Понял, что в России все должно решаться одним коллегиальным органом, и объединил в Советах исполнительную и законодательную власть. Потому по Конституции-36 Советы определены как политическая основа государства. Все полномочия шли от них.
В отличие от нынешних горе-политиков, Сталин не навязывал своих идей. Он руководствовался историческими знаниями, прислушивался к общественному мнению и созидал, продолжая традиции своей страны!
В результате в СССР сложилась коллективистская схема советского правления. Получилось 2 млн. депутатов Советов, где было мощнейшее представительство рабочих и крестьян. В этом заключалась советская демократия. Это был наш, советский феномен!
Исследуя его, Н.Бердяев придет к выводу, что только в огромной России и мог прижиться социалистический, коммунистический строй. В силу многочисленных объективных обстоятельств в наших людях сформирована неудержимая тяга к справедливости, особенно — к социальной. Внутри каждого человека жило и продолжает жить, несмотря ни на что, убеждение, что общественный интерес — выше личного. На этом строились отношения между человеком и государством при социализме. Из этих составляющих сформировалась русская державность со своими государственными институтами, подчиненными общинным. Отсюда — сельская община или мир, как она называлась столетия назад.
Значение общинности Сталин оценит позже, в ходе войны. Он увидит, что надо объединить русских, надо встретиться с православными священниками, потому что православная церковь объединяет, ставя общий интерес над личным. Сталин снова обратится к истокам русских традиций. Возродит память об Александре Невском, Суворове и Кутузове, Минине и Пожарском. И все его слова и замыслы будут связаны с коллективистским действием народа.
***
Непростым для Сталина был вопрос, как называться Советам. Звучали предложения переименовать Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов в Народные Советы. Сталин остановился на определении — Советы депутатов трудящихся. Противники Советской власти рассказывают, что Советы, мол, были безвластны. Это совсем не так. Они были построены так, как диктовала советская система. Советы избирались населением, депутаты выдвигались, как правило, трудовыми коллективами. Депутат Совета мог быть отозван избирателями, если не выполнял их наказы. Только за последние два года перед так называемой перестройкой было отозвано 13 депутатов Верховного Совета, более 140 депутатов Верховных Советов союзных и автономных республик и более 4 тыс. депутатов местных Советов. Этот механизм работал четко. Но "остановился" с возвратом капитализма. Нынешний думец, что бы ни делал, чем бы ни занимался — недосягаем для своих избирателей и неприкосновенен. Его невозможно отозвать, что позволяет корыстолюбивому народному избраннику руководствоваться личным интересом, а не общественным, даже порой игнорировать требования своих партий, считая депутатское положение личной привилегией.
***
Коммунистическую партию Сталин считал "руководящим ядром всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных". Он высоко оценивал деятельность общественных организаций в целом. Об этом говорится в 126-й статье Конституции-36, которая посвящена праву граждан на объединение. Эту статью Сталин писал сам, несколько раз переписывал, уточнял. В ней говорилось, что наиболее активные и сознательные граждане объединяются во Всесоюзную Коммунистическую партию, которая является передовым отрядом трудящихся. Тонкий политик, Сталин хорошо понимал, что слияние партийных и государственных функций не только противоестественно, но и опасно. Передовой отряд, с точки зрения Сталина, должен был служить надежной опорой обществу. В этом и заключалось преимущество коммунистов. В составе Советов, вопреки лживым утверждениям сегодняшней пропаганды, у коммунистов никогда не было большинства. Максимум 44% — среди депутатов. Партийный билет имел важное, но не решающее значение для избрания в Советы.
***
Особо авторитет Конституции-36 поднимало то, что в ней отменялись ограничения избирательных прав для "лишенцев", к которым относились эксплуататорские элементы, остававшиеся в послереволюционные годы. Сталинская Конституция рассталась с этим термином. Право участия в выборах на равных условиях предоставлялось каждому совершеннолетнему гражданину Советского Союза. По тем временам это было смелым решением. Но эти положения Конституции вселяли в людей уверенность в будущее.
А что сегодня? В прославляемой "демократии" 25 млн. граждан преступно разрушенного Советского Союза, оказавшихся не по своей воле за пределами своей Родины, превратились в неграждан в прибалтийских и других странах СНГ, лишились права голосовать и высказываться, какую власть они хотели бы выбрать. Но руководство РФ этим мало обеспокоено и ничего не предпринимает для возврата своим соотечественникам утраченных прав. Это еще одна из характернейших перемен, случившихся с приходом к власти Ельцина и введением его Конституции. При Сталине "лишенцы" ушли в прошлое. При Ельцине их стало миллионы.
Поделиться книгой: