Сейчас мы сидели и поглощали горячий ужин за добротным столом в зале. В полной тишине только и слышались удары деревянных ложек по мискам.
— Пива, — крикнул трактирщику Алак, отвалившись словно пиявка, от своей тарелки.
— Ты сегодня не пьешь, — немедленно отозвалась я.
— Это еще почему? — опешил командир.
— Я собираюсь излечить тебя, это будет проблематично, если в твоей крови будет алкоголь.
— Давай в другой раз, — если бы я его не знала, что он командир отряда истребителей, я бы решила, что он боится.
— Сейчас, — в том, что касается работы, я неумолима.
— А посмотреть можно? — воодушевились близнецы.
— Нет! — В один голос с командиром отрезали мы.
Я тут же встала из-за стола и направилась к себе в комнату. Алак нехотя следовал за мной. Попутно я стребовала с трактирщика больше свечей, горячей воды и чистых тряпок.
— Зачем это? — все пациенты одинаковы. Будь то истребитель, или простой чиновник. Все они боятся.
— Это для твоей руки.
— А может не надо? — я героическим усилием воли сдержала рвущуюся с языка колкость.
— Ты хочешь здоровую конечность? — Дождавшись его кивка, я продолжила. — Тогда не мешай.
Горячую воду и остальное уже принесли ко мне в номер. Как только мы зашли, я закрыла дверь на засов. Огляделась. Номер не большой, но на удивление чистый, в противоположной от двери стене темнело одно единственное оконце, которое я тут-же прикрыла ставнями. У боковой стены стоял стол довольно больших размеров, одинокая табуретка находилась рядом. Тут же с боку стояла узкая кровать.
— Присаживайся, — кивнула я на табуретку.
Пока Алак расслаблялся на стуле, я успела приготовить все необходимое.
— Раздевайся, — приказала я. И, видя его круглые глаза, добавила уже мягче. — Я не собираюсь тебя домогаться, сними лишь рубашку. Доверься мне.
Вся проблема как раз заключалась в доверии.
— Я клянусь на магическом контракте своею жизнью, что сегодня ты не умрешь, а твое состояние не сделается хуже, чем сейчас.
Я дала страшную клятву. Страшную для лекаря. Если Алак по каким либо причинам в указанный отрезок времени скончается, или повредит себе что-нибудь, то я умру, о чем он знал. Потому и расслабился.
— Выпей, — протянула я настой начальнику. — Это от боли.
Он уже снял рубашку и сверкал передо мной голым торсом, обильно украшенным шрамами. Взяв из моих рук кружку, залпом осушил ее. Очень хорошо. Я достала тот самый кинжал.
— Я очень рассчитываю на твое благоразумие, — насторожился истребитель.
— Все пройдет исключительно в рамках нашей договоренности, — улыбнулась я.
Подошла к нему и мягко уложила на стол. Хороший стол, по размеру подошел, ноги, правда, свисают, ну так они мне и не мешают. Алак не сопротивлялся. Настой из шорех-травы подавляет волю, обезболивает и парализует. Истребитель все видит, понимает, одновременно четко осознавая происходящее, он не чувствует боли, и не может мне сопротивляться. Всего лишь час, а потом он уснет.
Я протерла поврежденную руку. А работы здесь больше чем я думала. Безобразные шрамы пересекали конечность, и переходя на плечо. Наметив фронт работ, я занялась подготовкой кинжала.
— Ты хотел знать, — повернулась я к командиру.
Медленно провожу ладонью над его рукой. Пара рун из раздела мертвых искусств написанных его же кровью на груди. А он по-прежнему не способен себя защитить. В его глазах ужас. Я жестока? Возможно, но это необходимо. Каждому уроку свое время.
Вдоль шрамов проявляются золотые нити. Это спайки чужой маги, грубые скобы, держащие мышцы вместе. Надеюсь, я смогу исправить этот ужас.
— Лечил тебя сущий коновал. Но стоит отдать ему должное, магии на тебя он не пожалел, в это и заключается самая главная твоя беда, — смотрю в невменяемые от страха глаза истребителя. — Разрушить его работу без потери руки, не под силу ни одному человеческому магу. А вот это, — я показываю ему злополучный кинжал, — вполне способно разрушить магические скобы.
Я взмахнула острым оружием, и золотая нить отделилась от тела. Миг и она исчезла совсем. Я взмахнула им второй раз, и рассекла мышцу до кости. Руки давно продезинфицировала, магией создала стерильное пространство. И магией же принялась перекраивать его конечность, помогая себе руками. Вид собственной крови он переносил с трудом, но все-же держался. А вот я немного увлеклась делом, перестав следить за моральным состоянием командира. Вообще-то не стоит переделывать чужую работу, но у меня руки чесались, так хотелось исправить ошибки. Через некоторое время я отметила, что пациент отключился. У меня и в мыслях не было издеваться над ним, ну вобщето было, и мстить посредством его испуга я не хотела, уже отомстила. Бедный мужик, он и так многое пережил, а тут еще я на его голову. Даже и не знаю, чем он так провинился перед Равновесием.
Моих щитов коснулось, что-то легкое, еле заметное. Это кто там к нам ломится в разгар лечения? А не важно — отмахнулась я, прекрасно зная, что они не пробьются. Я же самозабвенно продолжала работать. Моя магия вперемешку с различными зельями. Ну, если после такой кропотливой работы его конечность не будет как новенькая, я лично ему ее ампутирую.
Я потеряла счет времени, и лишь дикая усталость во время перевязки, напомнила мне о существовании естественных потребностей родного организма. Но поражаясь собственному трудолюбию, я решила доделать дело до конца.
Отмыла руки от крови. Перетащила пациента на кровать, используя свой резерв. Прибрала комнату, очистила кинжал от нанесенных на него крови и заклятий да сняла, наконец, щиты. В комнату немедленно ввалилась нервная пятерка. Мне было слегка не до них, поэтому, проворчав, что их командир просто дрыхнет, а рука его перемотана в лечебных целях, я двинула на улицу. Как спускалась по лестнице, не помню. Как оказалась на улице, не помню. Я практически ничего от усталости не помню.
Очнувшись в конюшне, поняла, что тупо пялюсь в стену.
— Таш.
«Я здесь».
— Это ты следил за нами весь день?
«Я».
— Зачем?
«Волновался».
— След от твоих зубов весь день болел.
«Метка активировалась».
— Не поняла, — мой отупевший от усталости мозг вопил от творящегося беспредела, но работать не собирался.
«Мы связаны».
— Покажись, — устало прошептала я.
Из тени материализовался тот самый кошак переросток, которого я по своей глупости спасла. Казалось бы, я видела его в последний раз, лет сто назад, не хотелось верить, что это было вчера вечером.
— Что значит активировалась?
«Теперь к тебе не подойдет ни один из моего племени без моего разрешения. Ты со мной. А я с тобой. Навсегда».
Я определенно точно умею находить проблемы на свою пятую точку. У меня просто талант.
— А если я не хочу?
«Уже согласилась. Дала мне вторую жизнь. Я твой».
— Ты спас меня тогда. Может это зачтется в уплату долга? — Была у меня такая полудохлая надежда.
«Спас. Ты моя. Метка прижилась. Мы связаны».
Я только тяжело вздохнула и опустилась на сено.
«Твои мысли мои мысли. Моя жизнь твоя жизнь. Закон моего племени. Выбрал себе хозяйку. Не жалею».
Не хочу ни о чем думать. Не сегодня. Я свернулась калачиком на сухом душистом сене. Что-то большое и теплое улеглось рядом. Пошло бы все к драконам. Я слишком устала для разборок.
Глава 7
Мне снилось что-то очень хорошее. Светлое и теплое, шуба из горностая, ага. Так давно меня не посещали приятные сновидения, в которых не было места предательству и напряжению, в которых присутствовало чувство защищенности и доброты. Я до последнего не хотела выныривать из своего сна, но реальностьжестоко слизала шершавым языком все приятные ощущения. В прямом смысле.
Открываю глаза, и тихо радуюсь тому, что не имею дурной привычки визжать от неожиданности. Надо мной нависла огромная черная морда с острыми зубами, горячим дыханием и длинным языком. Этим языком усилено облизывали мое лицо.
— Мать моя король драконов, папа упырица, вот это конь, — ничего разумнее я с утра выдать не в состоянии.
«Сквернословишь» — фыркнул мысленно конь. «Нравится?» — спросил Таш самодовольно.
Я поднялась с копны сена, на которой провела ночь, и принялась изучать метоморфа. Высокий мускулистый конь черного, как ночь, окраса. Длинная густая грива, шикарный хвост. Он был одновременно и изящным и мощным. Глаза такие же черные, как и он сам. Сильный и красивый. Таш оскалился, а я начала судорожно вспоминать, не пила ли, какой неизвестный мне, настой вчера вечером. Видеть улыбающуюся лошадь с челюстью упыря с утра явный признак помутнения рассудка. Это я как лекарь заявляю.
— В форме кота переростка ты мне нравился больше.
Таш фыркнул.
— Ты ведь не уйдешь? — спросила обреченно.
«Нет».
— А как я, по-твоему, должна объяснять истребителям твое появление? Ты рискуешь. Они убьют тебя, если узнают кто ты.
«Не узнают».
— Они поймут.
«Нет. Теперь ты верхом на мне».
— Но у меня уже есть лошадь, — я возмутилась только для виду. Как представлю, что придется сесть на эту клячу, так все отбитые места ныть начинают.
«Уже нет» — настолько уверено он это сообщил, что мне резко захотелось повидать свой транспорт.
Выхожу из стойла, в котором отдыхала всю ночь. Рассвет серел в маленьком оконце, было промозгло и сыро. Подхожу к стойлу, в котором оставила вчера свою лошадку. Открываю его и понимаю, почему на метаморфа ведется охота. Лошадь была мертва. Жестоко растерзана, потроха вывалились из вспоротого живота, а из перегрызенного горла сочилась кровь, местами видны обглоданные кости. Оборачиваюсь к своему новому транспорту.
— Таш, ты свин. Нельзя быть таким неряхой. Прибери здесь, и что б ни одна живая душа не видела. Это не эстетично.
Эта зараза опять оскалилась.
— И еще. Не вздумай улыбаться при истребителях, — недовольно буркнула я. — Я так понимаю, ты был здесь всю ночь. Меня кто-нибудь искал?
Я оперлась плечом о косяк. Криков ужаса я не слышу, значит, в стойло не заходили.
«Был. Приходил эльф. Хотел тебя разбудить. Я не дал».
— О! — мне резко поплохело, но сделав глубокий вдох, успокоилась.
Что-то сомнения меня гложут.
«Уже был твоим конем. Ту я убил позже».
— А зачем кстати? — выдохнула я с облегчением.
«Плохой друг. Глупая. Тебе не подходит».
— А ты, значит, подходишь? — отлипла я от косяка.
«Да».
— Ты голодный? — и по его взгляду поняла, что сморозила глупость.
Посмотрела в последний раз на останки лошади и пошла к выходу. Жаль ли мне ее? Нет. Мне жаль Таша.
В трактир, я вошла уже бодрая, но раздраженная. Холодная вода из дождевой бочки настроения не прибавила, но запах еды плывущий по залу смог меня воодушевить. Огляделась и заметила свою компанию в полном сборе. Лица хмурые и злые. У всех. Прям бальзам на душу. Кроме них, посетителей в такой ранний час не наблюдалось.
— Привет? — ослепительно улыбнулась я. Меня окинули убийственным взглядом. Будут распылять?
— Ты… — дальше у нашего командира цензурными были только паузы.
Из его обвинительной речи, поняла, что я плохой человек. Что лучше бы он вообще без руки остался, чем так. Что день, когда он решил взять на работу такую нехорошую меня он десять раз проклял, проклятье боевого мага это не шутка. А так же, что жизнь моя с этих пор будет тяжкой и не долгой. Он, конечно, красиво излагал, но я все-таки голодная.
— Алак, рука болит?
Он мотнул головой в отрицательном жесте.
— Выглядит и слушается она лучше? — утвердительный кивок.
— Так какого упыря ты сейчас обвиняешь непонятно в чем Лекаря собственной команды?
Он опешил, ни за что не признается, что испугался вчера. Ни команде, ни себе, ни мне. А больше причин для ссоры у нас не было, он жив и теперь здоров. Я сдержала обещание.
Я поднялась и, натянув на голову капюшон, отправилась делать заказ. Мне в спину уставились шесть пар хмурых глаз. И что опять не так? Быстренько сделав заказ, я вернулась за стол. Народ выражения лиц не поменял.
— Вы что, не выспались? — наивно похлопала я ресничками.