Помоги проекту - поделись книгой:
Граф попытался прикрыть его своим телом. Людендорф тоже упал. Геринг получил рану в бедро. Гитлеру, вывихнувшему в падении ногу, удалось доползти до своего старого автомобиля, брошенного поблизости, – в нем был запас перевязочных средств. Ему оказали первую помощь и не без приключений переправили на виллу в окрестностях города, в Уффинге. Он производил жалкое впечатление – сломленный человек, на грани самоубийства. Здесь его и арестовали и перевезли в Ландсберг, поместив в камеру номер семь, до того занимаемую убийцей Курта Айснера. Он больше не чувствовал себя вагнеровским героем, напротив, читая газеты, понимал, насколько он нелеп и смешон. Журналисты в один голос называли его предателем, не сдержавшим данного слова. Он отказался от пищи и пребывал в тяжелой депрессии.
Путч стоил жизни 16 из его соратников. Впоследствии их возвели в ранг мучеников, и в их честь 9 ноября ежегодно устраивался торжественный марш по Фельдернхалле. Кроме того, Гитлер посвятил им первый том «Майн Кампф». Многих других арестовали, кое-кому удалось бежать, в том числе Герингу – тяжело раненный, он укрылся в Австрии. Вывести главу НСДАП из летаргии, в которую он погрузился, пытались Дрекслер, лидер судетских нацистов Книрш и фрау Бехштейн – жена знаменитого фабриканта роялей и его страстная поклонница, но в конце концов разбить лед его молчания удалось заместителю генерального прокурора Гансу Эхарду. Его приходили навещать сестра Ангелика и друг Винифред Вагнер, приносившие ему подарки. Понемногу Гитлер пришел в себя и снова обрел способность читать и размышлять. Вскоре он уже пришел к убеждению, что его спасло Провидение. История повторялась: Фридриха Великого спасла смерть царицы Елизаветы, его самого и Германию – смерть Ленина. Советский Союз и коммунизм обречены на скорую гибель.
Избранная им линия защиты показывает, насколько тесно он связывал собственную судьбу с судьбой Германии. Преданная в 1918 году, она снова стала жертвой измены. Если бы триумвират не обманул его, если бы они двинулись на Берлин, вся страна присоединилась бы к ним и выгнала вон ноябрьских преступников. Как и во время политических выступлений, Гитлер сумел расположить к себе не только публику, но и судей, слушавших его со все большим снисхождением. 1 апреля, в день, когда выносили приговор, в зале, пестревшем принесенными женщинами букетами, буквально яблоку было негде упасть. Людендорф был оправдан, Гитлер – приговорен к пяти годам тюрьмы, из которых вычли шесть месяцев предварительного заключения. На краткий миг он снова впал в отчаяние, но быстро взял себя в руки и принялся работать над «Майн Кампф».
Пятилетие политической учебы завершилось. Гитлер больше не желал быть ничьим «рупором». Роль «барабанщика революции» его больше не устраивала – он хотел стать ее политическим лидером. Он был убежден: ему предстоит стать диктатором, в котором Германия нуждается, чтобы покончить с марксизмом. Он создан для политики, как птица для полета. До сих пор он думал, что использует Баварию как трамплин для освобождения рейха от беззаконного правительства. Отныне фюрер убедился: революция в одной отдельно взятой земле не поможет. Чтобы завоевать власть над Германией, необходимо действовать легальными методами. Он воспользуется для разрушения системы самой же системой.
1923 год и опыт путча показали, что объединяло и что разделяло правых консерваторов и правых радикалов. Консерваторы выжидали удобного момента, чтобы оказать на законную власть давление и заменить ее диктатурой, но не хотели действовать насильственными методами. Что касается Гитлера, то он рассчитывал начать именно с действий, если понадобится кровавых, в надежде, что остальное произойдет само собой. Но и те и другие мечтали о возрождении Германии.
Заслуживает упоминания и тот факт, что тактика, примененная Гитлером в 1923 году, впоследствии не раз использовалась вождем Третьего рейха. Так, он назначил начало путча на выходной день, когда все административные учреждения были закрыты. Он извлек из путча немало уроков: например, убедился, что нельзя рассчитывать на импровизацию. События 1923 года вскрыли ряд черт Гитлера, впоследствии ярко проявившихся, в том числе его неровный характер: вспышки гнева чередовались у него с моментами глубокого отчаяния – признак циклотимии. Во время процесса он то пытался разжалобить судей, то грубил им – в будущем он покажет себя человеком, легко подверженным слезливости, однако не останавливающимся ни перед каким преступлением (он уже успел высказаться в том смысле, что для него все средства хороши).
Мюнхенский период доказывает, что Гитлеру было в общем и целом все равно, какую юридическую форму примет государство (разумеется, исключая парламентскую демократию), лишь бы во главе ее стоял человек, наделенный безграничными полномочиями. По его мнению, и партия, и государство – суть инструменты, призванные «органично» меняться в зависимости от обстоятельств.
От противников и временных союзников Гитлера отличала политическая программа, а также видение мира. За 1919–1924 годы он приобрел существенный опыт, но его политические убеждения, в общем и целом сформировавшиеся, по некоторым пунктам еще должны были претерпеть некоторые изменения.
Глава пятая
Убеждения Гитлера
Базовые принципы
Как и всякий политик, Гитлер нуждался в платформе, в партийной программе. 25 пунктов программы НСДАП было недостаточно, поскольку она составлялась для широких масс и просто указывала общее направление. Позже он скажет, что для партии программа – то же, что «Символ веры» для Церкви.
Пребывание в тюрьме дало ему возможность изложить свои взгляды в первом томе «Майн Кампф», опубликованном в 1925 году. Второй том, написанный уже после выхода из тюрьмы, появился в 1927-м. Вначале он назвал свой труд «Четыре с половиной года против лжи, глупости и трусости». Но это название, прекрасно выражавшее желание автора оправдаться, не могло привлечь читателей. Точно не известно, кто подал Гитлеру идею «Майн Кампф», однако установлено, что у него была привычка заносить на бумагу свои мысли. Затем он двумя пальцами перепечатывал их на машинке или диктовал своему шоферу Морису. Когда в тюрьму Ландсберг попал Рудольф Гесс, он оказал Гитлеру бесценную помощь – принимал участие в выработке формулировок и писал под его диктовку. Окончательную доводку рукописи осуществили Ганфштенгль и член партии отец Бернхарт Штемпфль.
Первое издание «Майн Кампф» вышло в двух томах и стоило по 12 марок за том. В 1930 году вышло однотомное издание за 8 марок; темный переплет напоминал популярные издания Библии. В 1939 году тираж книги достиг 5 450 000 экземпляров, в 1943 – 9 840 000. Книга принесла автору баснословные прибыли; придя к власти, от отказался платить налог с авторского гонорара под тем предлогом, что как канцлер не получает жалованья.
Для анализа убеждений Гитлера, помимо книги, необходимо ознакомиться с его речами, статьями, застольными выступлениями, отчетами о его беседах с соратниками.
Логично сначала рассмотреть его взгляды на внутреннюю, а затем на внешнюю политику – в соответствии с этапами, которые он сам для себя определил: 1) привлечь на свою сторону массы; 2) поставить над ними партию; 3) законными методами прийти к власти; 4) запустить процесс «национальной революции» и упрочить государственный строй; 5) построить великую Германию; 6) установить свою гегемонию на континенте и добиться для Германии «жизненного пространства», в котором она нуждается; 7) превратить Германию в мировую державу; 8) завоевать власть над миром. Гитлер отдавал себе отчет, что его жизни не хватит для реализации всех пунктов программы, но хотел успеть хотя бы заложить ее основные вехи, оставив остальное будущим поколениям.
Таким образом, первоочередной задачей было завоевание и укрепление власти внутри страны. Между тем цели внешней политики должны были сыграть роль инструмента для решения задач политики внутренней, иными словами – цели и средства становились взаимозависимыми.
В их основе лежали три главных принципа: социал-дарвинистская теория борьбы между отдельными людьми и целыми народами; превосходство расы или национальной принадлежности над отдельным человеком; роль выдающихся личностей, обладающих даром предвидения.
Революции
Как мы видели, стремление заняться политикой появилось у Гитлера вследствие ноябрьских событий 1918 года. Что он вообще думал о революциях?
Он называл революцию Эберта «лимонадной» и пытался изгнать призрак второй революции, в результате которой Германия стала бы большевистской, – то же самое делал и сам Эберт, и многие социал-демократы, что не мешало Гитлеру именовать их «большевиками». Однако уже в 1921 году он заговорил о «так называемой революции» 1918 года, убеждая слушателей, что на самом деле это был всего лишь еврейский мятеж, путч, затеянный дезертирами. Позже он стал использовать термин «псевдореволюция», одновременно заявляя, что национал-социализм являл собой первое по-настоящему революционное движение в немецкой истории. Если бы это была народная революция, говорил он, она укрепила бы силы народа к сопротивлению; если бы это была социальная революция, она призвала бы к борьбе против капитализма; если бы это была республиканская революция, она защищала бы республику до последней капли крови. Если у республики были враги, то не потому, что кому-то не нравился конституционный строй, а потому, что она была основана на немецком унижении. В качестве доказательства последнего аргумента Гитлер часто сравнивал немецкие события 1918 года с провозглашением республики во Франции в 1870 году – республика не спасла французский народ от поражения, но помогла ему сохранить честь.
Он также упрекал ноябрьскую революцию в том, что она не привнесла в жизнь страны существенных изменений – ни в государственном устройстве, ни в экономике, ни в нравственных ценностях. Это была «революция биржевиков», сменившая людей, но не систему. Впрочем, полезную роль она сыграла, свергнув монархию и сделав таким образом первый шаг к настоящей революции, его собственной.
Чем же была для него настоящая революция? В 1920 году фюрер видел в ней лишь политическое измерение: резкая смена существующего режима, осуществленная меньшинством при поддержке большинства.
Только прочно укрепившись у власти, Гитлер расширил свое понимание революционных изменений, присоединившись к Геббельсу, который в марте 1933 года дал гораздо более широкое понятие революции. Революция, по его мнению, это в первую очередь торжество новой идеи.
Но одной идеи мало, нужны силы, чтобы протолкнуть ее в массы. В «Майн Кампф» Гитлер приводит пример русской революции и говорит, что волнения вызвали не теории Маркса и Ленина, а армия агитаторов, руководимых болтливыми демагогами. Поэтому он отдавал предпочтение речи перед письменными трудами.
Он признавал величие Французской революции 1789 года, хотя резко выступал против идей свободы, равенства и братства, по его мнению, внутренне противоречивых: равенство может быть установлено только силой, а в этом случае говорить о свободе не приходится. Разумеется, он также отметал идею прав человека.
Его оголтелый антисемитизм даже заставил Гитлера расценивать революцию 1789 года как попытку евреев «взбаламутить» часть буржуазии против аристократии; те и другие уничтожат друг друга, и евреи смогут установить собственное господство. Фокус не удался в силу отсутствия у еврейской общины подходящих лидеров. Единственной действительно важной заслугой французской революции стало то, что она произвела на свет Наполеона.
Фюрер постоянно возвращался к теме роли евреев в развязывании революций 1789, 1917 и 1919 годов в Германии. Еврей, утверждал он, встает во главе темных и забитых масс. Отличаясь умом, он направляет их борьбу против существующей власти и против Церкви. Наглядный тому пример – большевистская революция в России.
В более общем плане Гитлер ставил на одну доску революцию 1789 года и революцию национал-социалистов, поскольку последней предстояло положить конец «хаосу и беспорядку». Напротив, Октябрь 1917 года не отвечал нужным критериям, так как нарушил три установленных Гитлером фундаментальных принципа: вечной борьбы, расизма и роли личности. Вместе с тем фюрер не отказывался использовать некоторые приемы и методы, разработанные русскими революционерами. Он также внимательно изучал «Протоколы сионских мудрецов» и говорил, что врага надо бить его же оружием.
Таким образом, в качестве настоящих революций он признавал только три – 1789 года во Франции, 1917 года в России и революцию национал-социалистов, подчеркивая, что идеология двух первых должна быть заменена идеологией третьей. По поводу «фашистской революции» в Италии он не всегда придерживался одних и тех же взглядов. В 1922 году он восхищался Муссолини, сумевшим поднять меньшинство, одухотворенное священной национальной волей, даже предлагал создать в Германии националистическое государство по образцу фашистского. Он готов был взять в союзники «возрожденную» Италию и даже, ради этого союза, отказаться в ее пользу от юга Тироля. Год спустя он, сравнивая итальянское движение с немецким, указывал, что при множестве сходных черт в немецком движении превалируют националистические черты. Также во время судебного процесса Гитлер неоднократно упоминал Муссолини, всегда в положительном контексте. Однако он очень не любил, когда ему говорили, что он копирует итальянский фашизм и что нацистское приветствие «слизано» с фашистского. Он упрекал итальянский фашизм в недостатке радикализма и «революционной сознательности». Соглашаясь, что между фашистской и национал-социалистической революциями имеется идеологическое родство, он настаивал, что только национал-социалисты сумели проникнуть в тайну революции – именно их избрало Провидение, чтобы служить примером грядущим векам. После поездки в Италию в 1938 году и особенно во время войны его критический настрой усилился. Гитлер все чаще укорял итальянский режим в уступках влиянию прежних элит – королю, генералам, Церкви. По его мнению, Италия не была подлинно тоталитарным государством, а фашистским государством стала только наполовину. На месте Муссолини он ликвидировал бы Ватикан и уничтожил «мафию высших слоев общества».
После краха Муссолини Гитлер объяснял падение режима тем, что тот связал себя с крупным капиталом вместо того, чтобы решительно с ним порвать. Его антикапиталистические высказывания начала 1920-х годов отнюдь не носили характер конъюнктурных, но отражали его глубокое внутреннее убеждение, о чем мы еще будем говорить.
Что касается Франко и его режима, то после первых хвалебных отзывов он вскоре переменил свое мнение. Испанский генерал, по его мнению, был реакционером и «послушной игрушкой» в руках Церкви. Гораздо больше симпатии вызывали у фюрера испанские красные и, разумеется, фалангисты.
Все это доказывает, что Гитлер считал себя революционером, хотя видел в революции не столько одно решающее событие, сколько последовательность событий. Национал-социалистов он называл «революционными реформаторами». Его целью была длительная, почти вечная революция – перманентная, но осуществляющаяся поэтапно.
Социализм
Гитлер всегда проводил четкое различие между социализмом, с одной стороны, и марксизмом и большевизмом – с другой. К последним он также относил социал-демократов и коммунистов, не видя между ними большой разницы. Иногда он называл марксистскими буржуазные партии, признающие парламентаризм, демократию и интернационализм и отвергающие расизм. Основное его недовольство марксизм вызывал за то, что вместо «вечной борьбы» предлагал пацифизм, вместо расовых ценностей – интернационализм, а вместо роли личности – демократию.
Между тем слово «социализм» входило в название его партии. Как же он его понимал? В интервью американской газете в октябре 1923 года он дал на этот счет следующие пояснения. Социализм для него – это наука коллективного процветания, к чему коммунизм не имеет никакого отношения, равно как и марксизм, идеологи которого «украли» это слово, полностью извратив его смысл. Социализм – древняя арийская, даже германская традиция. Предки немцев, сообща владевшие землями, пеклись об общем богатстве. Марксизм же, это «еврейское изобретение», не имеет никакого права выдавать себя за социализм, который не отвергает ни частной собственности, ни роли личности, ни верности отчизне. Наш социализм, продолжал он, национальный. Мы требуем, чтобы государство удовлетворяло законным нуждам трудящихся классов, базируясь на расовой солидарности. Германизм и марксизм, так же как немцы и евреи, – это антиподы.
Первичным для Гитлера являлось понятие «народа». Социализм ратует за защиту его интересов внутри государства в соответствии с принципом: коллективный интерес выше частного. Национализм, со своей стороны, представляет интересы народа по отношению к зарубежным странам.
Согласно учению о «революционной реформе», социализм и экономика должны развиваться медленно, без уничтожения частной собственности, без ломки культурных и нравственных ценностей, отличающих европейцев от азиатов и представителей других рас. Впрочем, Гитлер не раз высказывал пожелание перетянуть на свою сторону марксистов, коммунистов и прочих сторонников интернационализма.
В другой раз он дал социализму несколько иное определение. Социализм – это этичное отношение ко всем, кто живет вместе в одном этническом или национальном пространстве. Ничего нового в этом определении нет – достаточно перечитать заповеди Христа и пророков. Первые христиане жили при социализме, но затем Церковь извратила идею христианского социализма. Миссия национал-социалистов в том и заключается, чтобы вернуть немецкому народу эти Божьи заповеди. Таким образом, с точки зрения Гитлера, социализм – явление не экономическое, а чисто политическое, даже религиозное.
В беседах с соратниками Гитлер говорил, что индустриализация постепенно стирает человеческую индивидуальность, но социализм образца НСДАП даст человеку возможность развития на расовой основе, то есть осуществит то, что оказалось не под силу марксизму, ленинизму и сталинизму.
В сравнении с отточенными формулировками Маркса эти высказывания представляются чрезвычайно туманными. Мы находим в них, помимо откровенных глупостей, некую смесь из воззрений социалистов-утопистов XIX века, а также некоторые понятия, близкие к современной теории «общего блага». Это лишний раз доказывает, что самоучка Гитлер был эклектиком.
Социальный вопрос и общество
Еще в Вене Гитлер смог воочию убедиться в том, какая бездна разделяла роскошь высшего общества и нищету рабочих. В своих послевоенных речах он не раз касался вопроса социальной справедливости, необходимых для этого реформ, в том числе аграрной и пенсионной. Характерно, что его внимание к самому многочисленному и самому обездоленному классу, как называл его Сен-Симон, проистекал в основном из его идей
Как же он намеревался решать социальный вопрос? Следует заметить, что Гитлер действительно обратился к нему только во время Второй мировой войны, в связи с проблемой жизненного пространства. До того он в основном говорил об уничтожении классов и установлении равенства шансов. Однажды, выступая в Генштабе, он перечислил три главные задачи любой революции: 1) уничтожить сословные перегородки и дать каждому возможность социального восхождения; 2) обеспечить уровень жизни, гарантирующий даже самым бедным прожиточный минимум; 3) гарантировать каждому доступ к благам культуры.
Вполне очевидно, что на его взгляды оказал влияние собственный жизненный опыт. Человек скромного происхождения, он ратовал за социальное участие в жизни общества всех его здоровых элементов. Отсюда – разговоры о равенстве шансов, что для него вовсе не означало равенства людей. Ни о каком равенстве для «низших» существ – женщин и неарийцев – не могло идти и речи.
Центральную роль в реализации этой идеи были призваны сыграть школы, где каждый мог получить образование: каждому по способностям.
Какое значение Гитлер придавал общественным классам? Аристократия и крупная буржуазия, по его мнению, переживали период упадка. Именно они толкнули рабочих в объятия марксистов. Материалисты до мозга костей, они рассуждают исключительно в терминах экономики и не способны подняться до идеализма. Когда буржуазия рассуждает о национализме, повторял он, она думает только о собственных интересах. Вот почему 15 или 16 миллионов немцев отвернулись от национализма. У буржуазии и ее партий нет ни идеологии, ни программы, их цель – «спокойствие и порядок». Но создать новый без идей нельзя, даже располагая амбициями и деньгами. Но, что еще хуже, буржуазия культивирует трусость и бесхребетность. Любопытно, что подобные высказывания фюрер допускал не только в ходе публичных выступлений, что можно было бы объяснить демагогией, но и в личных беседах с самыми близкими соратниками.
Почему же он вступил в союз с этой упадочной силой? Потому что нуждался в поддержке военных и деловых кругов для быстрейшего осуществления своих экспансионистских планов. Кроме того, он считал, что из-за своей слабости буржуазия не представляет для него никакой угрозы.
Может быть, он чувствовал себя более близким к рабочим? Слово «рабочая» все-таки фигурировало в названии его партии. В 1934 году в беседе с поэтом Гансом Йостом фюрер признавался, что выбрал это слово потому, что хотел привлечь рабочие массы к националистическому движению. И действительно, нацистский режим сделал немало, чтобы повысить авторитет рабочих в обществе. По мнению Гитлера, рабочие представляли собой здоровую часть народа, не будучи затронуты ни вырождением, ни развращенностью. Отчасти тут сказалось презрение Гитлера к интеллигенции: однажды он заявил, что если доверить мир профессору, то через миллион лет он будет населен существами с огромной головой на тщедушном тельце.
Что касается среднего класса – лавочников, служащих, мелких торговцев – то они, по мнению Гитлера, составляли избирательную базу партии. На самом деле они мало его интересовали – он лишь умело эксплуатировал их страхи для увеличения численности партийных рядов. Все они были выскочки, годные лишь на то, чтобы облегчить социальный взлет рабочих.
Крестьянам в политических воззрениях Гитлера отводилась еще более скромная роль. Если он и вспоминал о них, то лишь в связи с политикой жизненного пространства.
Этот краткий обзор социально-политических взглядов Гитлера показывает, что, охотно заимствуя идеи в распространенных в его время учениях, он интерпретировал их по-своему и комбинировал таким образом, что в конце концов ему удалось выстроить довольно стройную схему даже из самых противоречивых посылок. Это позволило ему одновременно обращаться к самым широким кругам населения. Объединив две ведущие идеи XIX века – социализм и национализм, – Гитлер разработал стратегию, призванную покончить с раздроблением общества и его делением на левых и правых. Но в борьбе с этими двумя экстремистскими течениями он кончил тем, что создал новый экстремизм.
Кроме того, нам представляется, что, вопреки утверждениям ряда комментаторов, Гитлер вовсе не стремился к господству ради господства. У него было свое политическое видение мира, и именно его он и пытался реализовать.
Экономика
Довольно долго было принято думать, что Гитлер вообще не интересовался экономикой и ничего в ней не понимал. Однако нельзя отрицать, что в первые же годы своего существования национал-социалистический режим добился весомых экономических успехов – в то время, как остальные страны все еще пытались преодолеть последствия Великой депрессии 1919–1933 годов. Может быть, Германия просто раньше других прошла пик кризиса и поэтому оказалась в более благоприятном положении? Или сказался прагматизм, присущий Гитлеру?
Первое, что необходимо отметить, это глубокое презрение Гитлера к теоретикам экономической науки. После 1930 года он как-то заявил: достаточно было на 10 лет закрыть все экономические кафедры, чтобы континент вздохнул свободно.
Второе важное замечание: Гитлер был глубоко убежден в приоритете политики над экономикой, которая призвана играть второстепенную роль. Доверять управление страной экономисту, считал он, – ошибка, ибо государственное управление есть искусство, ему нельзя научиться, способность к нему – врожденный дар. «Государство, – пишет он в “Майн Кампф”,– не имеет ничего общего с тем или другим хозяйственным воззрением, с теми или другими формами хозяйственного развития. Государство отнюдь не является простым объединением экономических контрагентов, собравшихся воедино на определенной государственной территории с целью совместного выполнения своих хозяйственных задач. Нет, государство является совокупностью физически и духовно равных человеческих существ, совокупностью, ставящей своей задачей как можно лучше продолжать свой род и достигнуть целей, предназначенных ему провидением. Цель и смысл существования государства – только в этом, а не в чем-либо другом. Хозяйство является при этом только одним из многих подчиненных средств, необходимых для достижения указанных целей».
Как видим, Гитлер придерживался взглядов на экономику, прямо противоположных тем, что в 1920-е годы доминировали в США, где политика скорее «обслуживала» деловые круги и где господствовала идея процветания. Фюрер нападал на буржуазную идеологию, видевшую в экономике панацею от всех бед. Не только утопии марксистов привели рейх к краху, полагал он, но и вера в то, что экономика может служить фактором созидания и укрепления государственности.
Третий ключевой момент его рассуждений: слишком пристальное внимание к экономике становится фактором разъединения народа, потому что каждый начинает печься лишь о своих собственных материальных интересах. Только полное подчинение экономической деятельности контролю государства способно справиться с этим нарушением. Если в своей концепции социализма он ставил общественный интерес выше личного, то и в экономике государственный интерес считал более важным, чем частный.
Остается выяснить, какой тип экономики фюрер считал более подходящим – рыночный или управляемый? Специалисты не пришли к единому мнению по этому вопросу. Сам Гитлер не спешил по нему высказываться, особенно до 1933 года: с одной стороны, внутри НСДАП существовали расхождения, с другой – ему нельзя было портить отношения с деловыми кругами. Поэтому его молчание отчасти объяснялось тактическими соображениями. Однако нам представляется, что дело не только в этом. Судя по всему, у Гитлера просто не было на этот счет ясных убеждений. Социал-дарвинизм толкал его к приятию идеи свободной конкуренции, той самой, что защищали буржуазные политики. В то же время забота о социальной гармонии и приверженность примату политики склоняли его скорее к плановой экономической модели. Он пытался создать некий синтез того и другого, подобный синтезу социализма и национализма. С годами свободная экономическая конкуренция подвергалась с его стороны все более суровой критике, тогда как интерес к плановому хозяйству усиливался. Фюрер пытался построить экономическую систему, «альтернативную как капитализму, так и коммунизму, – это должна быть ни рыночная экономика, ни полностью плановое хозяйство». Ближе всего Германия подошла к реализации этой модели во время войны, когда было создано центральное плановое управление, а предприятия должны были отчитываться перед государством. В этот же период Гитлер все чаще восхищался Сталиным, который сумел избавиться от прежних элит и полностью перевести экономику на рельсы планового хозяйства.
Каким было отношение Гитлера к частной собственности? До сих пор считается, что он признавал частную собственность на средства производства и не поддерживал идею национализации. Однако и в этом вопросе он проявлял характерную для него двойственность.
Так, в программе НСДАП содержался пункт о необходимости национализации трестов и об аграрной реформе, служащей национальным интересам. Здесь же упоминался закон о безвозмездной экспроприации земель в общественных интересах и о запрете на куплю-продажу земельной собственности. В 1920 году Гитлер, высказываясь в пользу частной собственности, одновременно требовал национализации природных ресурсов, производства удобрений и химической отрасли, одобрял национализацию почтовой службы и железнодорожного транспорта и под влиянием Федера предлагал национализировать банки и крупную торговлю. В других своих речах он отвергал идею Маркса (на самом деле она принадлежит Прудону) о том, что всякая собственность есть воровство. Однако добавлял: капитал и экономика не должны образовывать государство в государстве.
Как мы увидим в дальнейшем, в 1925 году, после выхода фюрера из тюрьмы и восстановления НСДАП, у него возникли серьезные трения с левым крылом партии, в частности с братьями Штрассерами и Геббельсом. Последний, однако, пишет в своем дневнике, что после серьезных размышлений пришел к выводу, что их целью должен стать коллективизм, скрещенный с индивидуализмом. Все, что находится на земле и под землей, принадлежит народу, но производство как результат личных усилий должно принадлежать отдельным людям. Обобществлению должны подвергнуться лишь тресты, концерны и крупные предприятия связи.
Будущее показало, что после 1936 года направления экономического развития задавало исключительно государство. Предприятия лишь выполняли его заказы.
Еще одним предметом споров до сих пор остается отношение Гитлера к модернизации. Действительно ли он отвергал ее идею как ненужную? И правда ли, что бесспорная модернизация Германии в годы Третьего рейха осуществилась помимо его воли, так как он мечтал воссоздать в основном аграрную Германию? Разобраться в этом вопросе нам поможет анализ концепции жизненного пространства.
Жизненное пространство
Довольно долго считалось, что главными программными целями Гитлера были борьба с марксистами и евреями и завоевание жизненного пространства. Однако в 1970—1980-е годы некоторые историки пришли к выводу, что фюрер использовал эти цели лишь как инструмент в борьбе за власть. В плоскость реальности они перешли лишь тогда, когда возник риск того, что вечная мобилизация общества начнет выдыхаться.
Этот вопрос служит предметом спора, разделившего немецких историков в трактовке феномена гитлеровского нацизма. Корнями он уходит в глубокое расхождение в понимании немецкой истории и выражает нежелание признать, что весьма существенная часть немцев сыграли свою роль в приходе к власти и поддержке национал-социалистов. Почему такое большое число немцев потянулись к этому человеку и его партии нового типа? Кем был Гитлер – «рупором» идей и убеждений, имевших широкое распространение в обществе, которым умело манипулировали группы интересов внутри страны и за ее пределами? Или, напротив, ловким манипулятором, который под видом давно ожидаемого провидца расчетливо вел страну к революции невиданного дотоле масштаба? Частично ответить на эти вопросы нам поможет концепция жизненного пространства.
Сам термин жизненного пространства –
Вместе с тем, хотя сам термин еще не вошел в широкий обиход, идея немецкой колонизации на восток выкристаллизовалась еще в конце XIX века и завоевала множество сторонников.
В своем империалистическом варианте идея
Ответы на эти вопросы мы находим во второй части «Майн Кампф». Базовая посылка – количество ртов, которые нужно кормить, и пространство, имеющееся в распоряжении человека. Речь идет не только о сельскохозяйственных землях, но и о природных богатствах.
Итак, долг правительства – «восстановить разумное соотношение между численностью населения и площадью земель». В случае нарушения этого соотношения есть несколько путей выхода. Гитлер приводит четыре: искусственно снизить рождаемость; гармонизировать соотношение «территория – население» (так называемая внутренняя колонизация); проводить торгово-колониальную политику; силой завоевать новые территории. Разумеется, фюрер отдает предпочтение последнему. «Если говорить о правах человек, – пишет он, – то одним из основополагающих прав является война; она дает человеку землю, на которой он будет старательно и честно трудиться, чтобы у его детей была ежедневная пища».
Третий путь, по которому шел Вильгельм II и Веймарская республика, предусматривающий увеличение промышленного производства, экспорта излишков продукции и импорта сырья и продуктов, Гитлер отбрасывал. Во-первых, выгода стратегии мирного экономического завоевания иллюзорна, и Первая мировая война это доказала: в силу уменьшения рынков сбыта неизбежно возникает конфликт интересов. Кроме того, экономическая экспансия подразумевает модернизацию и, как следствие, разрыв между сельским хозяйством и промышленностью, неконтролируемый рост городского населения, бегство из деревень, одним словом, все то, что ослабляет крестьянский мир. Лучшим средством избежать этого является приобретение нового жизненного пространства. Как показал в своих работах Райнер Цительманн, было бы неправильно утверждать, что Гитлер стремился положить конец урбанизации Германии и превратить ее в сельскую страну. Концепция жизненного пространства нужна была ему для дискредитации политики мирной экономической экспансии и оправдания стремления к перевооружению Германии: «Народу необходимо оружие. Завоевание земли связано с насилием».
Он был убежден, что борьба неизбежна, что подвело его к еще одной «модной» со времен Первой мировой войны теме – автаркии. Учитывая ограниченный запас природных ресурсов в Германии, следовало добиться частичной автаркии, что позволит начать борьбу за жизненное пространство, в свою очередь способную привести к полной автаркии. В отличие от неоконсерваторов, Гитлер откровенно заявлял, что эта задача должна решаться насильственными методами.
Двумя державами, владевшими одновременно всем тем, чего так не хватало рейху – сельскохозяйственными землями, природными ресурсами и огромными рынками, – были США и Советский Союз. Получить это Германия могла только одним путем – путем вооруженной экспансии на Восток. «Европа, – заявлял Гитлер, – нуждается в российском хлебе, мясе, древесине, угле, железе и нефти, чтобы продолжать свою решительную борьбу против США». В 1931–1932 годы Гитлер подчеркивал, что Японии и Германии нужны природные ресурсы, чтобы освободиться от зависимости от мирового рынка и обеспечить свое национальное будущее. После первых побед на территории СССР он опять вернулся к этой теме. Ресурсы, захваченные в ходе войны, должны быть использованы для развития немецкой промышленности; в СССР будет проведена деиндустриализация; на завоеванных землях будут заложены новые города для немцев и родственных им народов, тогда как славяне будут низведены до положения рабов.
Таким образом, реализация идеи жизненного пространства должна была дать Германии промышленную и сельскохозяйственную базу, сопоставимую с США; кроме того, последовательно проводимая расовая политика позволит народам Европы не попасть под владычество США. Восхищаясь экономической и особенно технической мощью американцев, Гитлер жестоко упрекал их в отсутствии культуры. Известно восторженное отношение Гитлера к достижениям технического прогресса; он начал строить в Германии автобаны – в стратегических целях и для снижения безработицы, но также и потому, что был без ума от автомобилей; он мечтал, чтобы в каждой немецкой семье были всевозможные бытовые приборы, и стал первым из европейских политиков, использовавших для проведения избирательных кампаний самолет. В то же время уровень знаний не позволял ему правильно оценить значение многих изобретений, в том числе в области вооружений.
Довольно трудно с точностью определить причины негативного отношения Гитлера к модернизации. Он сам приводил всего две: пролетаризация масс и экологические последствия. В то же время, как мы уже показали, он не скрывал восхищения перед техническими новинками. Можно ли в таком случае причислить его к противникам прогресса, цепляющимся за старину, и апостолам иррационального мира?
Напомним снова: необходимо различать его убеждения и склонности и его умение эксплуатировать человеческие слабости. Для него не были секретом иррациональные побуждения людей, и он ловко их стимулировал при помощи символики, пробуждающей эмоции сродни религиозному рвению: песни, знамена и т. д. Но сам он не верил ни в какой мистицизм, не признавал религиозных обрядов, тем более – оккультизма. Это отличало его от Розенберга, Дарре и Гиммлера, исповедовавших темные учения о «кровной связи человека с почвой» и усердно посещавших общество «Туле». При этом Гитлер и не думал отдалять от себя этих людей, поскольку они представляли собой серьезное партийное течение, которым он умело пользовался.
Фюрер считал, что его мировоззрение представляет собой рациональную теорию, основанную на современной науке. Хотя национал-социализм считался «народным движением» с точки зрения организации, он ни в коем случае не был «культом», но политическим течением, базирующемся на расовых теориях. Поэтому у членов партии не существовало никаких культовых сооружений – лишь народные дома, места собраний и стадионы.
Гитлер был скорее «рационалистом», отталкивающимся от «научных» (впрочем, ложных) посылок, на основе которых он выстроил стройную и последовательную систему. В этой системе жизненное пространство являло собой необходимость для выживания немецкого народа как с точки зрения экономики, так и с точки зрения геополитики.
Завоевание жизненного пространство входило в одну из среднесрочных задач Гитлера. После ее решения он мог перейти к постановке более далеких целей, например достижению Германией статуса мировой державы, а затем и мировой гегемонии.
Раса
Хорошо известно, что ключевым элементом гитлеровской доктрины является понятие расы. Подобно концепции жизненного пространства, оно базируется на «научных знаниях», распространенных в то время. Как всегда, из всего прочитанного и услышанного в ходе всевозможных дискуссий, Гитлер запомнил лишь то, что служило подтверждением его убеждений и интуитивных догадок, нимало не смущаясь, если в процессе запоминания происходило извращение идей и понятий, вплоть до диаметральной противоположности.
Концепцию расы Гитлер почерпнул из трудов Гобино, Дарвина, Хьюстона Стюарта Чемберлена, Вильгельма Бёльше, а также из огромного числа националистических и антисемитских брошюр. Сказать точно, какие из них Гитлер читал, а какие нет, невозможно – в отличие от Гиммлера или Геббельса, он почти никогда не ссылался на свои источники, то ли потому, что не давал себе труда запоминать имена авторов, то ли потому, что хотел выдать почерпнутые у них идеи за свои собственные.
Главный его упрек к евреям заключался в их интернационализме и роли в развитии международного капитализма. 31 мая 1920 года фюрер выдвинул лозунг «Антисемиты всех стран, объединяйтесь!», переведя классовую борьбу в борьбу расовую. Чуть позже, 3 июля, он впервые употребил выражение «туберкулезная бацилла», сопрягав его со словом «паразитизм». В дальнейшем подобные «биологические» сравнения будут постоянно мелькать в его устных и письменных выступлениях, в том числе излюбленная им аналогия между евреями и сифилисом.
13 августа 1920 года он выступил с длинной речью на тему «Почему мы антисемиты?». Это был первый раз, когда он заговорил об «арийцах» и их достижениях. Именно арийцы, по его мнению, создали утонченную культуру в Египте, Персии и Греции. Напротив, евреи были напрочь лишены культуры: у них не было ни живописи, ни музыки, даже храмы им строили чужеземцы. Если для арийцев труд был нравственным долгом и общественным делом, то для евреев – карой за первородный грех, поэтому они видели в нем лишь способ удовлетворения эгоистических интересов; отсюда их материализм и поклонение мамоне (самая гениальная идея еврея Маркса – сплотить рабочих на борьбу с национальным капиталом для защиты интересов международного капитала); то же касалось и международной торговли. В этой же речи Гитлер провел четкое различие между национальным промышленным капиталом – продуктивным в силу связи с народом и государством, и биржевым капиталом – интернациональным и спекулятивным.
Впоследствии Гитлер развил идею о вмешательстве евреев в дела отдельных государств, начиная с Римской империи. «Паразитирующий» еврей внедряется в народ, портит чистоту его крови, а затем разрушает народную культуру. Разрушение государства, разрушение трудовой морали и разрушение народной души и народной чистоты – таковы три цели, преследуемые евреями. Не бывает хороших и плохих евреев – все они действуют исходя из интересов своей расы и своей крови.
Быть социалистом значит быть и антисемитом, поскольку социализм есть противоположность материализма и культа мамоны; социалист всегда поступает в согласии с нацией. Поэтому социализм, антисемитизм и национализм суть триединство. Долг партии – пробудить в каждом немце антиеврейский инстинкт, для чего требуется мощное движение, основанное на принципах «научного антисемитизма».
Нет сомнения, что в 1919–1924 годах Гитлеру удалось привлечь к себе внимание не в последнюю очередь благодаря антисемитским высказываниям. Чем же был для него антисемитизм – средством завоевания массовой популярности или важным элементом его расовой идеологии?
«Люди, не понимающие значения расовой проблемы, – пишет он в “Майн Кампф”,– уподобляются тем, кто хочет мопсам привить свойства борзых собак, не понимая того, что быстрота бега борзой собаки или особая понятливость пуделя являются свойствами, заложенными в их расе, а вовсе не чем-то таким, чему можно научить. Народы, пренебрегающие чистотой своей расы, тем самым отказываются и от единства душевной жизни во всех ее проявлениях. Недостаточная однородность крови неизбежно приводит к недостаточному единству всей жизни данного народа; все изменения в сфере духовных и творческих сил наших являются только производным от изменений в области расовой жизни.
Кто хочет освободить немецкий народ от чуждых ему влияний и пороков нынешнего дня, тот прежде всего должен освободить его от тех чуждых факторов, которые являются возбудителями всех этих пороков.
Пока мы не поймем до конца значения расовой проблемы, а стало быть, и значения еврейского вопроса, возрождения немецкой нации не будет».
Проводя аналогию между человеком и животным, он продолжает:
«Каждое животное спаривается только со своим товарищем по роду и виду. Изменить это могут только какие-либо чрезвычайные обстоятельства. Результатом этого заложенного во всей природе стремления к расовой чистоте является не только строгое отграничение отдельных рас друг от друга, но и известная однородность внутри каждой из них. Лиса всегда остается лисой, гусь – гусем, тигр – тигром и т. д.; разница тут может заключаться только в большей или меньшей выносливости отдельных экземпляров, в большем или меньшем уме, понятливости и т. д. Но никогда нельзя встретить лисы, которая обнаруживала бы какие-нибудь гуманные намерения по отношению к гусю, как никогда мы не встретим кошки, склонной к дружбе с мышами».
Далее следует такой вывод:
«Природа противится спариванию более слабых существ с более сильными. Но в еще большей степени противно ей смешение высокой расы с нижестоящей расой. Такое смешение ставит под вопрос всю тысячелетнюю работу природы над делом усовершенствования человека.
Из опыта истории мы видим тысячи примеров этого. История с ужасающей ясностью доказывает, что каждое смешение крови арийцев с более низко стоящими народами неизбежно приводило к тому, что арийцы теряли свою роль носителей культуры».
Впоследствии Гитлеру пришлось внести некоторые нюансы в эту «теорию». Так, он признал, что «чистой расы» не существует и что в Германии имеется несколько «расовых очагов»; потребуется немало времени, чтобы создать такую расу. На самом деле чем дальше, тем больше он отдалялся от примитивного «биологизма» – в отличие от того же Гиммлера. Оставаясь убежденным расистом, фюрер отказывался применять расовые принципы к немецкому народу, признавая необходимость кельтских, славянских и романских элементов. Он воспротивился созданию расовых комитетов, в чем его поддержал Геббельс, что вполне объяснимо: начни они применять свои критерии на практике, большую часть нацистских руководителей пришлось бы разогнать.
Поскольку высшей целью оставалось неоспоримое величие немецкого народа, следовало уничтожить всех его конкурентов: «Не может быть двух избранных народов. Мы – божий народ. Еврей – это насмешка над человеком. Евреи так же далеки от нас, как животные далеки от рода человеческого. Это не значит, что я называю еврея животным – он гораздо дальше от животного, чем мы, арийцы. Это существо, чуждое природному порядку, существо вне природы». Отсюда вывод: уничтожая евреев, фюрер восстанавливает природный порядок и возвращает смысл истории человечества.
Как видим, для Гитлера евреи были чем-то вроде «антирасы», полным антиподом всего позитивного. Все, что он ненавидел, в том числе в самом себе, немедленно проецировалось на евреев; любое несчастье – его личное или случившееся с Германией – автоматически вменялось в вину евреям. Текстов, подобных приведенным выше, можно обнаружить огромное количество; разумеется, мы не станем их здесь цитировать – они не представляют никакого интереса. Отметим лишь два момента. Обвиняя евреев в «паразитизме», Гитлер указывал, что они заставляют работать других. Между тем известно, что в тот самый период, когда он выступал с подобными заявлениями, сам он не проявлял особенного усердия к труду. Кроме того, он утверждал, что евреи – садисты: «имеется прямая связь между кровавыми мучениями других людей и наслаждением, доставляемым видом этих мучений их палачам». Как говорится, комментарии излишни.
Претендуя на «научное обоснование» антисемитизма, нацистское учение также использовало его в качестве инструмента подавления. Согласно оценкам самих идеологов нацизма, далеко не все немцы принадлежали к «чистым» арийцам. Чертами господствующей расы – мужественностью, отвагой, энергией – отличалось меньшинство. Остальные были «нечистыми» арийцами, не способными руководить другими, зато наделенными «женственными» свойствами, следовательно, склонными к подчинению.
Культ мужского начала и учение об «историческом меньшинстве» сыграли важную роль в становлении гитлеризма. Великие исторические события, вещал фюрер, творятся усилиями отдельных выдающихся людей, которую ведут за собой безвольную массу.
Поделиться книгой: