Рассвет в 2250 году

— Почему? Даже Древние так никогда и не ответили на этот вопрос. Ты сам можешь видеть это по руинам их городов. Твой народ идёт на север в поисках лучшей доли, мой — идет на восток или на юг по той же причине. Мы отличаемся обычаями, речью, одеждой. А человек, кажется, боится непохожего на него. Молодая кровь горяча — и вот уже ссора, убийство, из пролитой крови вырастает война. Но главная причина, как мне кажется, вот в чем. Мой народ — бродячий и он не понимает тех, кто строит жилища и пускает корни на одном каком-нибудь месте, в пределах ограниченного участка земли, которую они называют своей. И тут мы слышим, что в одном дне пути на юг в излучине реки растет городок. И этот городок построен людьми твоего племени. Наше племя обеспокоено и немного боится того, чего оно не знает. Среди нас многие говорят, что мы должны уничтожить то, что может нам угрожать в будущем…

Эрскин вытер ладони о рваные остатки своей одежды, словно обнаружил, что его ладони предательски вспотели.

— Мое племя никогда и никоим образом не может представлять никакой угрозы для будущего вашего племени Нам нужна только земля, в которую можно посадить семена и пастбища для овец. Если нам повезет, мы найдем глинистый берег который даст материал, нужный для работы наших горшечников. Мы безразличны к охоте — мы происходим из страны, где водится только мелкая дичь. Наши руки умелы, они могут послужить и другим, а не только нам самим.

— Верно, верно, — кивнул Мэрфи. — Это стремление к войне с чужаками — наше проклятие, наверное, то же самое, которым были наказаны Древние за их грехи. Но потребуется большее, чем усилия любого из нас, чтобы заключить мир сейчас… гремят барабаны войны, пики наготове…

— На сей раз ты говоришь полную правду, о, сочиняющий легенды!

К столу подошел Верховный Вождь. Не надевая шлема и плаща, положенных ему по должности, в одежде простого воина он мог незамеченным разгуливать по лагерю.

— Ты забываешь, что племя, в котором нет воинов, чтобы держать пики, будет проглочено. Лев задирает быка, если сможет избежать его рогов. Волки охотятся стаями. Убивать или быть убитыми, есть или быть съеденными — вот закон, действующий вернее всех других.

В горле Форса поднялось что-то горячее, и он резко ответил на сказанное. Его слова были рождены новой эмоцией.

— Лапы Чудищ направлены против нас всех — и никак иначе, Капитан Палаток. И они — не такой враг, с которым можно не особенно считаться. Обрати свои пики против них, если ты обязательно должен с кем-то воевать!

Сперва в глазах Кантрула появилось удивление, а затем его коричневые скулы покраснели от гнева. Его рука инстинктивно легла на рукоять меча. Руки Форса остались лежать на коленях. Ножны на его поясе были пусты, и он не мог принять вызова, который готов был бросить ему степняк.

— Наши пики движутся туда, куда мы хотим и когда захотим, чужак. Если мы пожелаем очистить гнездо живущих-в-хижинах-из-грязи-паразитов…

Эрскин не сделал никакого движения, но его единственный распухший глаз спокойно смерил взглядом Верховного Вождя с восхитившим Форса хладнокровием. Кантрул ждал ответа — предпочтительно, горячего. Когда ответ не прозвучал, Кантрул повернулся к Форсу и резко спросил:

— Ты говоришь, что Чудища идут войной?

— Нет, — поправил его Форс. — Я говорю, что они впервые на нашей памяти выходят без страха из своих городов и бродят по открытым землям. А они — хитроумные бойцы, наделенные силой, которую мы еще полностью не оценили. Они не люди, как мы, даже если отцы отцов их отцов и были нашей породы. Так что они могут быть опаснее чем мы, или нет. Откуда нам это знать? Но правда одна — и мы можем сказать это — мы, жители Айри, многие поколения воевавшие с ними, чтобы очистить от них города — они враги человечества. Мой отец погиб от их Клыков. Я сам был связан ими. Они не обычные враги, от которых можно отмахнуться без опаски, степняк.

— Вспомни, ведь есть еще одно обстоятельство, — нарушил короткое молчание Мэрфи. — Когда эти двое бежали через Землю Взрыва, стая тварей взяла их след. Если мы отправимся на юг без предосторожностей, позади нас может оказаться враг так же, как и впереди. Мы можем попасть меж двух огней.

Кантрул выбивал пальцами боевой ритм на своем поясе, меж его тонких бровей пролегла резкая морщина.

— Мы вышлем разведчиков.

— Верно. Ты Вождь и опытен в военных делах. Ты прикажешь то, что нужно. Прости меня — я стал стар, и ведение Анналов иногда уводит человека от жизни. Столько ошибок совершает человек — иногда похоже на то, что он ничему не научится…

— На войне он научится или погибнет! Ясно, как день, что Древние не научились или не смогли научиться… ну, они и сгинули, не так ли? А мы живы — племя сильно. Я думаю, что вы слишком паникуете, вы оба — Фаньер тоже. Мы скачем во всеоружии, и нет ничего, что…

Его слова потонули в таком громовом раскате, что казалось, будто гроза разразилась прямо над палаткой, в которой они находились. И сквозь общий рев донеслись крики мужчин и более высокие и пронзительные голоса испуганных женщин и детей. Те, кто находились в шатре, мгновенно пересекли его, толкая друг друга локтями, чтобы первыми оказаться у порога двери. Степняки проталкивались к выходу, а Форс оттащил Эрскина назад. Пока они суетились, грянул топот лошадей, в дикой панике несущихся по центральной дороге лагеря, огибая костры. Пространства для них было так мало, что палатки валились под их копытами. Позади лагеря, по всему горизонту встала колышущаяся стена золотистого света.

Рука Эрскина сомкнулась вокруг запястья Форса почти костоломным захватом, и он уволок горца обратно в палатку.

— Это пожар! Огонь, пожирающий траву прерии! — ему пришлось прокричать эти слова, чтобы их можно было услышать сквозь шум снаружи. — Наш шанс…

Но Форс уже понял это. Он вырвался из рук Эрскина и побежал вдоль стола, ища оружие. Маленькое копье — вот и все, что он обнаружил и смог прихватить с собой. Эрскин взял пестик из маленькой ступки, пока Форс использовал остриё копья, чтобы распороть противоположную сторону шатра.

Выбравшись наружу, они направились прочь от палатки вождя, петляя на бегу среди палаток и присоединившись к другим, бегущим во тьме людям. В развороченном муравейнике лагеря было легче легкого скрыться незамеченными. Но небо позади них становилось все светлее и светлее, и они понимали, что им надо как можно быстрее выбраться из лагеря.

— Он охватывает нас в кольцо, — Форс указал рукой на призрачную, но грозную пародию на дневной свет. На востоке и западе пожар образовал гигантскую открытую пасть, готовую проглотить лагерь. Бегущих теперь стало меньше, сумятица уменьшилась, и воцарился порядок. Беглецы обогнули последние палатки и оказались на открытом месте, выискивая кусты и деревья, в которых они могли бы укрыться. Затем Форе уловил отблеск чего-то, заставившего его резко остановиться. Перед ними стояло желтое полыхание, и оно светилось там, где ему совсем не полагалось быть. Отражение — но от чего? Мгновение спустя Эрскин подтвердил его подозрения. Это огненное кольцо!

Охотничий инстинкт Форса проснулся, когда языки пламени впереди лизнули небосвод.

— Вниз по склону! бросил он через плечо.

Он увидел утоптанную тропу, испещренную множеством следов копыт лошадей, которые шли на водопой, там, внизу, в конце склона была вода. И они побежали вниз по склону..

10.

Ветер сменился, и, ослепленные дымом, разъевшим им глаза и горло, они нашли ручей и упали в него. В его русле они были не одни. Масса кроликов и других мелких мохнатых существ, которые визжали и метались, выплескивалась из высокой травы и бежала вдоль края воды, издавая жалобные звуки страха и ужаса до тех пор, пока не погружалась в воду, перекрыв поток своими телами. Посредине ручья дым был не так густ. Ночное видение Форса приспособилось к мраку, и он взял руководство на себя, отправившись вниз по течению, подальше от стены огня. Шум суматохи в лагере степняков стих за поворотом реки, в зарослях ив. С треском через кусты ломился олень, в панике убегая, затем появился второй, третий — затем еще четыре. Русло речки углубилось. Нога Форса поскользнулась на камне, и он с головой ушел в воду. На мгновение его охватила паника, а затем искусство пловца, которому он научился в горных озерах, пришло на выручку, и он поплыл легко. Эрскин барахтался рядом с ним. Так они выплыли на середину озера, которое замыкалось прямой линией плотины. Форс смахнул воду с глаз и увидел поднимавшиеся над берегом круглые кочки — хижины бобров! Он отпрянул в сторону, так как там барахталось огромное тело, вылезая к одному из домиков. Очень мокрая и очень сердитая огромная кошка присела, отплевываясь от той жидкости, которая спасла ей жизнь. Форс взбаламутил воду и оглянулся. Голова Эрскина то поднималась, то опускалась, словно великан тонул, и горец повернул назад. Спустя несколько минут они оба цеплялись за грубый край ближайшей хижины, и Форс с холодной расчетливостью обдумывал их будущее. Бобровое озеро было значительных размеров, и недавние дожди прибавили в нем воды. Строители хижин и плотины выгрызли большинство деревьев, росших вдоль берегов, оставив только кусты. Увидев это, горец успокоился. Удача привела их в единственное место, где они могли спастись. И не только он понимал это. Неподалеку ют них кругами плавал молодой олень, высоко подняв свою рогатую голову Существа поменьше приплывали дюжинами, карабкаясь друг через друга по крышам хижин, ища безопасное место. Эрскин издал громкое негодующее восклицание и отдернул руку, когда по ней скользнула змея.

Когда пожар прокатился вдоль берега, по цвету превратив воду в кровь, существа в воде, казалось, съежились, неохотно вдыхая пахнущее дымом жаркое дыхание пламени. С неба упала птица и плюхнулась в воду, оставив после себя вонючий запах горелых перьев. Горец уронил голову на руки, приоткрыв свой рот и нос не больше, чем на дюйм, и держа их у самой воды Он ощущал на своих плечах мучительно жаркие удары раскаленного воздуха. Как долго они плавали, цепляясь пальцами за стенки хижины, было невозможно понять. Но когда треск пожара уменьшился, Форс снова поднял голову. Яркое зарево огня исчезло. То тут, то там все еще тлели пни и угли. Пройдет еще какое-то время, прежде чем беглецы смогут снова пройти по этой дымящейся земле. Им придется идти и дальше по воде. Форс оттолкнул тело оленя, слишком поздно добравшегося до убежища, и проложил себе путь к следующей хижине и так продвигался, до самой плотины. Здесь огонь прогрыз дыру, отхватив солидный кусок, так что вода свободно лилась в старый канал ручья. При свете тлеющих корней он мог разглядеть кое-что впереди.

Опля!

Мгновение спустя к нему присоединился Эрскин.

— Так значит, мы пойдем по воде, да? — воскликнул южанин. — После такого пожара мы можем не опасаться погони. Наверное, сегодня ночью фортуна находилась по правую руку от нас, брат мой.

Форс хмыкнул и вскарабкался на грубую поверхность плотины. Они снова могли идти пешком. Вода здесь была только до пояса. Но камни в русле речки скользили, и беглецу шли с трудом, боясь упасть и повредить ноги. Когда наконец огонь, освещающий небо, остался позади, Форс остановился и посмотрел на небо, разыскивая знакомые созвездия, которые он очень хорошо знал и которые служили его неизменными проводниками. Они направлялись на юг — но на запад от них простиралась неизвестная местность.

— Теперь мы услышим барабаны? — спросил горец.

— Не рассчитывай на это. Племя, вероятно, считает, что я так же мертв, как Норатон, и призыва больше не будет.

Форс задрожал, наверное, от того, что долго находился в воде.

— Эта местность обширна, и без наводки мы можем пройти мимо твоего племени…

— Это тем более вероятно, что сейчас война и мой народ будет скрывать свой лагерь, насколько это возможно. Но, брат, я думаю, что мы не смогли бы так легко вырваться из плена на свободу этой ночью, не будь нам предначертана какая-то особая миссия. Направимся на юг и давай будем надеяться, что судьба будет благосклонна к нам и дальше. По крайней мере, твои горы не сдвинутся со своего места, и мы можем повернуть к ним, если нам не останется ничего другого…

Но Форс не ответил на это. Он все свое внимание обратил на звезды. Пока что им приходилось идти по ручью, спотыкаясь об источенные водой валуны и скользя по гальке. Долго ли, коротко ли, но они наконец вошли в овраг, склоны которого из серого камня сомкнулись над ними, словно они попали в какую-то западню. Здесь они присели на плоский выступ, чтобы отдохнуть. Форс беспокойно задремал. Москиты усеяли его тело и пили кровь, несмотря на то, что он осыпал себя шлепками. Но наконец его отяжелевшая голова склонилась, и он не смог больше бороться со сном, его тело было измотано, а ум отупел от усталости, бурчание воды наконец разбудило его, и он полежал, прислушиваясь, прежде чем заставил открыться распухшие веки. Он растер зудящееся распухшее от укусов гнуса лицо и слепо сфокусировал свой взгляд на поросшем зеленым мхом камне и коричневой воде. Затем он рывком сел. Теперь, должно быть, уже позднее утро! Эрскин все еще лежал рядом с ним на животе, голова его покоилась на согнутой руке. На его плече было большое красное пятно — след от ожога. Туда, должно быть, ткнулось плывшее по воде горящее дерево. А дальше по течению Форс увидел другие следы пожара — полусгоревшие ветки, тело белки с обуглившимся на спине мехом. Эту белку Форс выудил прежде, чем вода унесла ее дальше. Полусгоревшая белка могла стать настоящим лакомством, поскольку живот человека свел слишком интимное знакомство с его позвоночником. Форс положил белку на камень и счистил шкурку острием другого. Завершив эту кровавую работу, он разбудил Эрскина. Великан, сонно протестуя, перевернулся на спину, с минуту полежал, уставясь на небо, а потом сел. В свете дня его избитое лицо было похоже на чудовищную маску, испещренную пурпурно-коричневыми пятнами. Но он сумел выдавить кривую улыбку, когда протянул руку за предложенным ему Форсом кусочком полусырого мяса.

— Пища и ясное утро — все, что нужно для путешествия!

— Уже полдень, — поправил его Форс, измеряя высоту солнца и длину тени около них.

— Ну, тогда впереди полдня — но человек может пройти довольно много миль даже за полдня. А нас с тобой, кажется невозможно остановить…

Форс мысленно вернулся к невероятным событиям последних дней. Он давно уже потерял точный счет времени и никак не мог посчитать, сколько дней прошло с того времени, когда он покинул Айри. Но в том, что сказал Эрскин, было зерно истины — их еще не остановили ни Чудища, ни народ ящериц, ни степняки Даже пожар и Земля Взрыва не стали для них непреодолимыми барьерами…

— Ты помнишь, что я сказал тебе, брат когда ты стоял на поле летающих машин? Никогда больше человек не должен воевать с себе подобными, иначе человечество полностью исчезнет с лица Земли. Древние начали смертельным дождем с небес и если мы продолжим их безумие, то будем прокляты и погибнем!

— Я помню.

— У меня не идет из головы, — медленно продолжал великан, — те вещи, что нам с тобой показали. Эти степняки рвутся воевать с моим народом — и все же в них тоже есть тяга к знаниям, которой Древние по глупости своей пренебрегли. Они порождают таких искателей, как этот Мэрфи, с которым мне хотелось бы завести дружбу. Есть и такие, как ты, из племени горцев — ты ведь не испытываешь никакой ненависти ко мне или к степняку Мэрфи. Во всех племенах можно найти людей доброй воли…

Форс облизнул губы.

— И если бы такие люди доброй воли могли сесть вместе на общем Совете…

Избитое лицо Эрскина загорелось.

— Мои собственные мысли выражены твоими устами, брат! Мы должны избавить землю от войн или, в конце концов, перережем друг друга, и то, что было начато давным-давно зернами смерти, посеянными нашими отцами, будет закончено постоянно обагряемыми кровью мечами и копьями… Мы оставим Землю Чудищам. А в такую возможность я не могу поверить!

— Кантрул сказал, что его народ должен или сражаться или умереть…

Так ли это? Есть войны разного рода. В пустыне мой народ сражался каждый день, но его врагами были песок и жара, и сама та бесплодная земля. Если бы мы не утратили древних знаний, то, наверное, смогли бы даже укротить огнедышащие горы! Да, человек должен сражаться, или он превратится в мягкотелое ничтожество, но пусть он сражается во имя созидания, а не во имя разрушения. Я вижу свой народ обменивающимся изделиями и знаниями с теми, кто рожден в шатрах, сидящим у Костров Совета с людьми из горных кланов. Теперь настало время, когда мы должны действовать, чтобы спасти человечество. Потому что, если народ из шатров пойдет войной на юг, он зажжет, такой пожар, который не сможем загасить ни мы, ни любой другой живой человек. И в этом пожаре мы будем подобны деревьям и степной траве — полностью сгорим.

В ответ Форс мрачно растянул кожу на лице, обсыпанном пеплом, и это ни в коей мере не походило на улыбку.

— Нас только двое, Эрскин, и я, несомненно, объявлен вне закона, если жители Айри вообще заметили мой побег. Мой шанс на то, чтобы меня выслушали на Совете, был уничтожен Чудищами, когда они сожгли все мои записи, сделанные в городе А что можешь ты?

Кое-что, брат Я сын Носителя Крыльев, хотя я самый младший и самый последний из семейного клана Так что, наверное, некоторые меня выслушают, хотя бы и недолго. Но мы должны добраться до моего племени раньше степняков.

Форс швырнул в воду обглоданную кость.

— Жаль, что придется снова пешком. Хотел бы я увести тех быстроногий скакунов из табунов степняков. Четыре ноги лучше двух, когда нужна скорость.

— Пойдем пешком, — но Эрскин не смог подавить восклицания боли, когда поднялся на ноги, и Форс увидел, что он оберегал бок с раненым плечом. Однако никто из них ни разу не пожаловался, когда они спрыгнули с выступа и побрели через овраг.

У Эрскина была мечта, и великая мечта, подумал Форс, почти завидуя ему. Он же натягивал тетиву лука против Чудищ без всяких церемоний и мог драться всеми ему известными способами, когда ставкой была его жизнь, как случилось, когда степняки загнали их в угол. Но, убивая, он не испытывал никакой радости — такого с ним никогда не бывало. Как охотник, он убивал только для того, чтобы наполнить свой желудок, или для общих котлов Айри. Ему не нравилась мысль о том, что придется пустить стрелу в Мэрфи или стоять с обнаженным мечом против Вокара, не имея никакой другой причины, кроме жажды боя… Почему жители Айри всегда сторонились других людей? Он знал древние легенды — они гласили, что жители Айри произошли от избранных людей, которые были спрятаны в горах вместе со своими женщинами, чтобы избежать конца, постигшего всю их цивилизацию, растерзанную в кровавые клочья. Они были посланы туда, чтобы хранить знания людей. Но не стали ли они в результате считать себя высшей расой? Если бы его отец не нарушил неписаного закона и не женился на степнячке, если бы Форс сам был рожден чистокровным в стенах Айри, думал бы он так, как сейчас думает? Ярл — его отец любил Ярла — очень уважал его и выдвинул в. Капитаны Звездных Людей — мог бы говорить с Мэрфи, и это была бы беседа двух острых умов, жадная, напористая. Но Ярл и Кантрул не нашли бы общего языка Кантрул был иной породы. И все же он был человеком, за которым всегда последуют другие — не отрывая глаз от его высоко поднятой головы с выразительным плюмажем из седых волос, как от боевого знамени. Сам он был мутантом, существом смешанной породы. Мог ли он говорить от имени кого-нибудь другого, кроме себя самого? Зато теперь он знал, чего хотел — следовать за мечтой Эрскина. Он не мог поверить, что эта мечта когда-нибудь станет явью. Но борьба за нее будет его борьбой. Прежде он хотел звезду для себя лично — серебряную звезду, держать ее в своих ладонях и носить как почетный знак, чтобы добиться уважения у отвергнувших его людей. Но теперь Эрскин показал ему нечто такое, что было величественнее любой звезды. Погоди… погоди, и увидишь! Ноги его легко вошли в ритм этих двух сдав. Ручей внезапно свернул, выйдя из оврага. При помощи кустов Эрскин вылез на крутой берег Форс забрался наверх одновременно, и они увидели на юге, в полуденном небе густой столб дыма. На минуту пораженный Форс подумал о пожаре в прерии. Но он же не мог добраться сюда, они много часов назад миновали границу выжженной земли. Другой пожар, и от него этот дым? Можно было пройти вдоль деревьев, справа от них, по дорожке, петлявшей в поле, заросшем кустарником, на котором висели тяжелые зрелые красные плоды, и добраться до источника дыма, не подставляя себя под удар. Форс чувствовал, как его кожу скребут колючки ягодных кустов, но он набивал рот терпко-сладкими плодами, пачкая руки и лицо темно-красным соком. На полпути через ягодную поляну они наткнулись на следы борьбы. Под кустом лежала искусно сплетенная корзинка, из которой рассыпались ягоды и, растоптанные, превратились в кашу. Отсюда на другую сторону поля вел след из мятой травы и поломанных кустов. Эрскин освободил из густой хватки шиповника окрашенную в тускло-оранжевый цвет полоску ткани. Он медленно протянул ее между пальцев.

— Это изделие моего племени, — сказал он. — Женщины собирали здесь ягоды, когда.

Форс потрогал острие захваченного у кочевника копья. Он очень тосковал по своему луку, даже по ощущению рукоятки меча, отобранного у него степняками. Есть приемы фехтования, которые при некотором навыке великолепно служат человеку Залов в губах полоску ткани, Эрскин пополз дальше, не обращая ни малейшего внимания на раздиравшие его руки и плечи колючки. Теперь Форс услышал тонкий воющий звук, который не рос и не спадал, а раздражающе держался на одной и той же мучающей слух высоте Он, казалось, доносился к ним вместе с ветром и дымом Ягодная поляна закончилась полосой деревьев, и сквозь них они увидели заброшенное поле боя. Маленькие двухколесные тележки образовывали круг или часть круга, потому что в нем теперь был большой разрыв. И на этих тележках, как на насестах, сидели Птицы Смерти, слишком насытившиеся для того, чтобы улететь отсюда. В стороне лежала куча серо-белых тел, густая шерсть на них свалялась и задубела от крови. Эрскин поднялся на ноги — там, где, не боясь, сидели Птицы Смерти, врага уже не было. Монотонный вой все еще заполнял уши, и Форс начал искать его источник. Эрскин вдруг нагнулся и что-то ударил поднятым с земли камнем. Крик затих, и Форс увидел, что его товарищ выпрямился над все еще трепещущим телом ягненка. Им предстоял еще один поиск, более страшный.

Они начали его, плотно зажав рты и с болью в глазах — страшась обнаружить то, что должно было находиться среди обгоревших фургонов и мертвых животных. Но именно там Форс обнаружил первый след врага. Он почти споткнулся о колесо фургона под ним-то и лежало тощее тело с вытянутыми руками, уставясь в небо незрячими глазами. Из его голой груди торчало древко стрелы, попавшей точно в цель. Форс коснулся искусно вделанных в стрелу перьев. Он знал эту работу — сам таким же образом прикреплял перья. Хотя на стреле не было никакого личного знака владельца, ничего, кроме крошечной серебряной звезды, так глубоко вдавленной в древко, что она никогда не могла стереться.

— Чудище! — воскликнул Эрскин при виде трупа. Форс указал на стрелу.

— Эта стрела из колчана Звездного Человека.

Эрскин не проявил к этому особого интереса, он сделал свои собственные открытия.

— Это лагерь одного семейного клана. Четыре фургона подожжены, по крайней мере, еще пять скрылись. Люди с овцами не могли бежать — поэтому они перебили стадо. Я нашел тела еще четырех этих паразитов, — он коснулся Чудища носком своего мокасина.

Форс перешагнул через задние ноги мертвого пони, все еще лежавшею в упряжи, взнуздавшей его. Меж его ребер торчал дротик Чудища. Так как здесь валялись трупы Чудищ, Форс посчитал, что атака была успешно отбита и осажденные вырвались на свободу. Вторично обыскав этот кавардак, они нашли дротики, и Форс отломил древко стрелы, на которой была звездная метка. Какой-нибудь путешественник из Айри занял свое место в одном строю с южанином, чтобы отразить атаку. Значило ли это, что Форс мог надеяться на встречу с другом — или врагом — когда он присоединится к народу Эрскина? Колеса телег прорезали глубокие колеи в мягком торфе, и рядом с ними были видны четкие следы ног. Когда Форс с Эрскиным двинулись дальше, Птицы Смерти снова уселись пировать. Эрскин тяжело дышал, и на его лицо вернулась мрачноватость, какая была на нем, когда они стояли над могилой Норатона.

— Четыре Чудища, — озадаченно размышлял Форс, удлиняя свои прыжки, чтобы поспеть за южанином. — А народ Ящериц убил пятерых. Сколько же их всего бродит тут… Раньше никогда не было такого наглого наступления этих тварей. Почему же…

— Я там в руке одного из Чудищ нашел сгоревший факел. Может быть, пожар в лагере степняков устроили они? Точь-в-точь как и здесь, они пытались поджечь телеги и выгнать клан чтобы истребить его.

— Но раньше они никогда не выходили из развалин. Почему же именно сейчас они сделали это?

Губы Эрскина шевельнулись, словно он хотел плюнуть… Наверное, они тоже ищут, земли, или войны, или всего лишь хотят смерти тем, кто не из их породы Разве мы можем заглянуть к ним в душу? Ха!

Колея телеги, по которой они следовали, соединилась с другой, более глубокой и широкой. Эта дорога, очевидно, была протоптана ногами и колесами повозок народа на марше. В следующее мгновение Форс (установился так внезапно, что чуть не споткнулся о собственную ногу. Невесть откуда вылетела стрела, вонзилась глубоко в землю и замерла, слегка дрожа — надменная угроза и предупреждение. Ему незачем было изучать ее Он уже знал, прежде чем протянул к ней руку, что найдет вдавленную в ее древко звезду Эрскин не остановился, он бросился налево и скорчился в тени куста, с дротиками, которые он подобрал в сгоревшем лагере наготове Форс, наоборот, неподвижно застыл на месте и протянул вперед пустые ладони.

— Мы путешествуем с миром.

Раскатистые слова его родного горного клана показались странными для его уха после всех этих последних недель. Но он не удивился, узнав человека вышедшего из зарослей деревьев справа от тропы.

Ярл был импозантен даже в простом одеянии самого последнего из жителей Айри. В регалиях же и мундире Звездного Капитана он гораздо величественней, чем Кантрул, — гордо подумал Форс. Гораздо величественней, чем Кантрул, несмотря на все его шлемы с перьями и церемониальные воротники. Когда он подошел к Форсу, солнце ярко сверкнуло на блестящей, как метеорит, звезде у него на шее, на хорошо отполированном металле пояса, на рукоятке меча и на ножнах ножа. Эрскин подтянул под себя ноги. Он, словно Люра, был готов к прыжку на добычу. Форс свирепо махнул ему. Ярл, в свою очередь, не выказал никакого изумления при виде тех, кто его ожидал.

— Так, сородич, — он взял свой лук, словно тот был церемониальным посохом советника. — Так вот, значит по какой тропе ты идешь?

Форс отдал ему честь. И когда Ярл не принял эту вежливость, он крепко прикусил нижнюю губу. Верно, Ярл никогда в прошлом не выказывал к нему никакого расположения, но Звездный Капитан ни словом, ни делом не показал, что тот хоть сколько-нибудь отличается от остальных юношей Айри. Из-за этого он давным-давно завоевал особое место в чувствах мальчика.

— Я путешествую с Эрскином из темнокожих, моим братом, — он щелкнул пальцами, вызывая из кустов южанина. — Его народ сейчас находится в опасности поэтому мы присоединяемся к нему.

— Ты понимаешь, что теперь ты вне закона?

Форс ощутил на языке сладость крови, брызнувшей из прокушенной губы. После того как он покинул Айри таким образом, он не мог надеяться на меньшее наказание, на более мягкий приговор Тем не менее, когда Ярл упомянул об этом так спокойно, это заставило его немного поежиться. Он надеялся, что Ярл не заметил его разочарования. Айри не было для него счастливым домом. Со времени смерти Лэнгдона он никогда не был там особенно желанным. Воистину, они давным-давно объявили его вне закона. Но это было единственное ему известное прибежище.

— У костра племени Эрскина его брата всегда встретят с радостью!

Глаза Ярла, глаза исследователя Человека, переметнулись с Форса на его спутника.

— Скоро у темнокожих не будет ни костров, ни убежища, чтобы предлагать их. Ты опоздал со своим возвращением, член клана. Барабаны отзыва уже молчат много часов.

— Нас задержали против нашей воли, — ответил Эрскин с отсутствующим видом. Он, в свою очередь, изучал Ярла и, кажется, тот пришелся ему не совсем по вкусу.

— И задержали, похоже, не особенно вежливо, — Ярл, должно быть, разглядел каждый порез и синяк на стоявших перед ним двух молодых людях. — Ну, бойцов перед битвой всегда встретят с радостью.

— Неужели степняки?.. — начал было Форс, по-настоящему пораженный. Чтобы Кантрул смог так быстро оправиться от такой сумятицы, в которой они его оставили, было почти невероятно.

— Степняки? — вопрос Форса, по-видимому обескуражил Ярла, — Здесь нет никаких степняков. Чудища вопреки своим обычаям вышли из логовищ. Теперь множество их движется сюда, чтобы воевать со всем человечеством.

Эрскин поднял руки к голове. Он устал до изнеможения, его губы побелели, опухоль искривила половину его рта. Не произнеся ни единого слова, он упрямо двинулся дальше, но когда Форс хотел последовать за ним, Звездный Капитан поднял руку и остановил его.

— Что это за лепет о нападении степняков?.

Форс рассказал историю их пленения и проживания в лагере степняков и побега из палаточного города Кантрула. К тому времени, когда он кончил, Эрскин уже скрылся из вида. Но Ярл все еще не позволял Форсу уйти. Вместо этого он изучал рисунки, начерченные им в пыли концом длинного лука. Форс нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Но когда Звездный Капитан заговорил, было похоже, что он высказывает его собственные мысли.

— Теперь я лучше понимаю события последних двух дней.

Он высоко и пронзительно свистнул сквозь зубы. Этот сигнал, как знал Форс, разносился очень далеко. В ответ на него из травы появились два гибких мохнатых тела. Форс не заметил черного, которое терлось о ноги Ярла — потому что он упал в траву, куда его уронила мощная радость другого существа. Он катался по земле и истерически смеялся, в то время как шершавый язык Люры облизывал его лицо, а ее лапы били его с тяжеловесной нежностью.

— Вчера Наг вернулся с охоты и привел ее с собой, — рука Ярла методично гладила за ушами огромного кота, чёрный мех которого, длинный и шелковистый, отливавший на солнце синевой, завивался в его пальцах. — У нее на голове шишка. Во время вашего боя ее, должно быть, стукнули, и она потеряла сознание. И все время, с тех пор, как Наг привел ее, она пыталась побудить меня к каким-то действиям… это касалось, несомненно, спасения твоей персоны…

Форс поднялся на ноги, а Люра все металась вокруг него, тыкаясь головой ему в ноги со всей силой своего мускулистого тела.

— Трогательное зрелище…

Форс моргнул. Он знал этот тон у Ярла. У него был талант сбивать спесь с самого самоуверенного человека и притом мгновенно. Не делая Люре никакого предложения, он последовал по тропе вслед за исчезнувшим Эрскином. Хотя он не не оглядывался, но знал, что Звездный Капитан шел за ним легким, рассчитанным на преодоление многих миль шагом, которому автоматически повиновались и его собственные ноги. Ярл ничего не говорил, оставаясь столь же безмолвным, как и Наг, черной тенью скользивший по земле. Люра, громко мурлыкая, держалась поближе к Форсу, словно боялась, что последуй она своими обходными путями, он снова исчезнет.

Они обнаружили народ Эрскина разбившим лагерь на лугу, с трех сторон окруженном рекой. Двухколесные телеги деревянной стеной окружали лагерь снаружи, а в центре виднелись серые спины овец, серовато-коричневые шкуры лошадей в коралях, огороженных веревками, и тянущиеся меж рядов палаток семейные костры. Форс подозревал, что, должно быть, прошел без пароля какую-то невидимую линию сторожевых постов благодаря тому, что его сопровождал Звездный Капитан. Найти Эрскина было легко. Его окружала группа мужчин и огромное кольцо женщин. Эта толпа так внимательно слушала доклад разведчика, что никто и не заметил прибытия Ярла и Форса. Эрскин разговаривал с женщиной. Она была почти такой же высокой, как и стоявший перед ней молодой воин, и черты ее лица были отмечены силой. Две длинные пряди черных волос ниспадали ей на плечи, и она то и дело поднимала руку, чтобы нетерпеливо откинуть их. Ее длинный плащ был выкрашен в тот же странный пыльно-оранжевый цвет, что и найденный ими на ягодном поле обрывок ткани, а на ее руках и шее блестели обрамленные в серебро камни. Когда Эрскин кончил свой рассказ, она с минуту подумала, а затем последовал поток распоряжений, произнесенных слишком быстро на языке южан со сливающимися звуками, чтобы Форс смог понять их. Эта речь заставила окружавших ее людей разойтись, и как мужчины, так и женщины отправились выполнять ее поручения. Когда ушел последний из толпы, она увидела Форса, и глаза ее расширились. Эрскин обернулся, чтобы поглядеть, что ее так удивило. Затем его рука легла на плечо горца, и он выдвинул его вперед.

— Вот о ком я тебе рассказывал. Он спас мне жизнь в Городе Чудищ, и я назвал его братом…