Помоги проекту - поделись книгой:
В 8 часов Удино написал Бертье: «Мерль сообщил мне, что неприятель эвакуировал Дриссу в ночь на 24-е, после того, как сжог огромные магазины, которые оцениваются в миллион. При своём отступлении русские спустились по Двине до двух льё ниже Дриссы; после этого они изменили своё направление вправо». Маршал переправился на правый берег Двины и встретился в Полоцке с приором иезуитов, французским эмигрантом, который сообщил ему сведения о русской армии. «Монахи и помещики этой области протестуют против своих крестьян, которые восстали и предались грабежу, — пишет Удино, — я хочу знать, какого образа действий следует придерживаться в этом отношении на правом берегу Двины». Он также сообщил, что «обнаружил здесь множество монастырей и больших домов, которые будут пригодны для создания госпиталей и других учреждений» и приказал соорудить печи, как и в Дисне. Полковник Блейн представил ему план предстоящих работ. Высланные маршалом по Невельской и Себежской дорогам разведки неприятеля не обнаружили на расстоянии 5 льё (22 км).
Между тем Витгенштейн прибыл с главными силами к Расицам, резерв находился в Бабах. «Отряд Казачковского прибыл в 6 часов утра, три эскадрона были размещены в Краславке, Придруйске и Балине, чтобы наблюдать за течением Двины». К отряду Балка был направлен Репнин, для обеспечения дороги к Себежу в м. Замошье был оставлен отряд генерала И.Т. Сазонова 1-го. Авангард Кульнева возвратился на правый берег Двины и двинулся к Дриссе. Витгенштейн получил донесения от Кульнева о появлении небольшого отряда противника со стороны Дриссы, и от Гамена, о переправе сильного неприятельского отряда у Якобштадта и о его намерении отступить к Себежу, так как неприятель был уже «от Динабурга не далее двух почтовых станций».[49]
Хотя Макдональд знал, что русские эвакуировали тет-де-пон, разрушили мост в Динабурге и оставили там гарнизон из трёх батальонов, он не решился двинуться к городу со всеми силами. Впрочем, приказ императора и не требовал от него этого. Он приказал Радзивиллу «наблюдать за Динабургом посредством сильного поста примерно из 200 пехотинцев и 50 кавалеристов», выставить такой же пост между Иллукштом и Динабургом, а остаток батальона расположить в Иллукште, где останется сам генерал. «Два других батальона на высоте Казимиришки и Дветена выставят посты до Поддун включительно. 4-й батальон в Анненгхофе выставит посты такой же силы от Поддун до Якобштадта».
Маршал сообщил Бертье: «Одна бригада дивизии Гранжана прибыла сегодня к Динабургу… Динабург занят сильным гарнизоном… тет-де-пон в этом городе эвакуирован, а мост разрушен. Я отдал приказ этой бригаде выдвинуть партии на своём правом фланге, чтобы постараться связаться с левым флангом герцога Реджио». Войска Макдональда располагались следующим образом: голова 2-й бригады 7-й дивизии прибыла к Динабургу, 1-я бригада — в Якобштадте, 3-я бригада — у Фридрихштадта; 4 эскадрона гусар — между Якобштадтом и Динабургом. Прусский корпус (14 батальонов, 11 эскадронов и 40 пушек) стоял у Риги; один эскадрон — в Мемеле и Либаве. Таким образом, войска 10-го корпуса фактически образовали кордон, растянутый вдоль Двины.
В следующем донесении маршал вновь посетовал на ограниченность своих сил: «Я прошу Ваше сиятельство заметить Его Величеству, что, хотя я имею под своей командой, согласно ведомостям, от 25 до 26.000 человек, они рассыпаны в Тильзите, Курише Неерунге, Мемеле, Полангене, Либаве, используются при обложении тет-де-пона в Риге, и от этой точки до Динабурга. Таким образом, я имею только паутину на таком огромном пространстве и, соответственно, никаких соединённых сил, кроме большей части прусского корпуса перед Ригой». Русские партии переходят через Двину, но не имеют никакого другого результата, кроме причинения беспокойства. Маршал пожаловался, что штаб корпуса так и не сформирован, нет администрации, почтового бюро, казначея. Он велел обследовать Двину и собирать средства для переброски моста, но при этом заметил: «Я имею только одного офицера инженерных войск; он следует вдоль Двины, чтобы разведать места, подходящие для переправы, собрать материалы для постройки плотов, так как все суда разломаны, а я не имею понтонного парка».[50]
Глава II. Первое наступление Удино
В 6 часов 27 июля Удино донёс из Полоцка: «Мост был закончен в течение ночи, дивизия генерала Леграна завершила свою переправу, чтобы пойти занять позицию между Захариной и Юровичами, впереди леса на Невельской дороге. Вторая дивизия, выступив этим утром из Бездедовичей, сегодня займёт позицию впереди Полоцка, на разветвлении дорог из Невеля и из Дисны; завтра, если ничего не помешает, эта дивизия направится вперёд по дороге из Себежа. Третья дивизия и кирасиры направились в Гамзелеву. 5-я бригада лёгкой кавалерии имела приказ перейти Двину в Дисне… и направиться по правому берегу в Белое, на Себежской дороге. В том же предположении 6-я бригада лёгкой кавалерии займёт завтра позицию в Лозовке, а две бригады третьей пехотной дивизии разместятся сегодня впереди Дисны, на правом берегу… Я приказал работать над сооружением второго моста, который, я надеюсь, будет готов послезавтра».
Днём Удино получил сообщение о сожжении русскими магазинов в Дриссе, и заключил, что русские удаляются от Двины. Поэтому маршал решил двинуть корпус по Себежской дороге, хотя жители предупреждали его о большом скоплении войск на Невельской дороге, а сам он считал, что русские сильнее его. Он сообщил Бертье: «Я более не колеблюсь двинуться в направлении на Себеж, так как кажется достоверным, что Витгенштейн следует туда; что касается его сил, я полагаю, что они по-прежнему более значительны, чем предполагает император, и они усилились резервными батальонами, которые находились на Двине, и, как кажется, несколькими отрядами, пришедшими из глубокого тыла… Я должен заметить Вашему сиятельству, что местные жители постоянно упорствуют во мнении, что в Невеле сформировалось большое объединение войск, и, поскольку этот город соприкасается с границей собственно России, вся нация возмутится, если армия позволит нам пересечь её без упорного сопротивления…
Итак, вот движения, которые я приказал исполнить завтра: 5-я бригада лёгкой кавалерии направится в Сивошину; первая пехотная дивизия займёт позицию впереди Белого; вторая пехотная дивизия займет позицию в Белом; третья пехотная дивизия с 6-й бригадой лёгкой кавалерии, выступив из Дисны, займут позицию в Лозовке; третья кирасирская дивизия будет позади Белого, как и резервная артиллерия. 29-го и в следующие дни я продолжу свой марш к Себежу. Я оставил в Полоцке один из моих слабых батальонов; завтра будет закончен второй мост, и там будет оставлен один офицер инженерных войск, чтобы продолжить задуманные укрепления и постройку двенадцати печей. Я также оставил в Дисне гарнизон примерно из 300 человек… который будет служить только для воссоединения отставших и направления небольших обозов и изолированных отрядов». В Дисне был оставлен 3-й батальон 3-го швейцарского полка (две отборные роты и две роты центра), «ему было приказано прикрывать отставших из армейского корпуса и транспорты, двигавшиеся им навстречу по главной дороге, а затем так же обеспечивать безопасность учреждённого в Дисне большого военного госпиталя».
В 16 ½ часов генерал Л. Гувьон-Сен-Сир получил приказ двинуться в Островно. Через час после получения приказа 6-й корпус выступил из Ушачи, но из-за усталости войск до места назначения (Mozot) добралась только голова колонны.
В тот день главные силы Витгенштейна находились в Расице, резерв — в Бабах. Генерал Б.Б. Гельфрейх 1-й направился в Покаевцы, чтобы принять командование отрядом Казачковского. Авангард Кульнева соединился на Свольне с отрядом Балка. Партии, высланные для выяснения движений неприятеля, сообщили, что корпус Удино наступает по двум дорогам в направлении к Себежу и что отряд французской кавалерии находится в нескольких верстах от Волынцев. Гамен сообщил, что противник в больших силах перешёл Двину в Якобштадте и собирается наступать. Витгенштейн получил приказ Барклая, который велел ему предпринять наступление. Он приказал авангарду быть готовым на следующий день предпринять сильную рекогносцировку.[51]
* **
2-я бригада Радзивилла (10-й польский полк, 2 эскадрона прусских гусар и 3 орудия) подошла к Динабургу. Макдональд сообщил: «В результате оживлённой перестрелки эти отряды проникли в укрепления, откуда поспешно ретировался неприятельский арьергард, оставив восемь пушек. Противник, кажется, взял дорогу на Дриссу, партии кавалерии следуют за ним и наблюдают… В данный момент мне кажется достаточным этой бригады в этой точке». В другом рапорте маршал уточнил, что Радзивилл «в течение ночи переправил через реку вольтижеров, которые завязали перестрелку с русскими, вследствие чего эти последние ретировались, оставив восемь пушек. Кажется, что они взяли дорогу на Дриссу; их преследуют и наблюдают. Я направляюсь в эту точку и оставляю генерала Гранжана в Якобштадте с частью его дивизии, один отряд которой постоянно занимает Кройцбург». Эвакуировав Динабург, Гамен отступил по дороге к Режице. Под Динабургом был оставлен Сводный полк майора Бедряги (454 чел.) для истребления оставшихся в округе запасов и для собирания отрядов, стоявших в Придруйске, Креславе и напротив Коплау.
Макдональд приказал Гранжану: «Вышлите приказ генералу Радзивиллу соединить свою бригаду и переправиться в Динабурге со всеми средствами, какие он найдёт в этой точке; выслать свою кавалерию по стопам неприятеля, но двигаться с осторожностью и предусмотрительностью… Дайте приказ вашей первой бригаде быть готовой к движению. Прикажите вестфальскому полку выступить завтра, чтобы направиться тремя маршами к Динабургу. Первый марш в Поддуны, второй — в Иллукшт и третий — в пункт назначения». Маршал предупредил генерала: «Я направлюсь завтра на правый фланг вашей дивизии, чтобы быть ближе для получения приказов императора и чтобы самому судить о положении дел в этой точке… Прикажите сменить все отряды вестфальского полка, чтобы они присоединились к нему».[52]
***
28 июля 2-й корпус двинулся по дороге на Себеж. По словам Удино, «5-я бригада лёгкой кавалерии и один батальон в тот же день заняли позицию у брода в Сивошиной, где я велел навести мост. Первая и вторая пехотные дивизии расположились лагерем между Белым и Сивошиной; третья пехотная дивизия, выйдя из Дисны, заняла позицию в Лозовке; 6-я бригада лёгкой кавалерии, которой было поручено прикрывать движение этой дивизии, к вечеру была атакована 1.400-1.500 кавалеристами, Гродненскими гусарами и казаками, которые перешли Дриссу вброд в Волынцах; 8-й шволежерский полк, который почти один выдержал эту атаку, потерял около 80 кавалеристов, хотя сражался с большой отвагой. Потревоженная на марше, эта бригада прибыла на позицию только в 11 часов вечера».[53]
Дибич записал в «Журнале»: «Главные силы находятся в Расицах, резерв в Бабах, отряд Гельфрейха в Покаевцах, пехота Кульнева и Балка на Дриссе возле Волынцев. В полдень генерал Кульнев перешёл Дриссу с кавалерией, к которой присоединилась кавалерия генерала Балка, и выдвинулся, чтобы выслать разведки: отряды пехоты разместились в Зябках и Соколках… В 4 часа противник, который продвигался с этой стороны, начал сбивать наши партии. Завязался бой у Филиповой, в пяти верстах впереди Волынцев между тремя французскими полками (8-й польский уланский и 7-й и 20-й конно-егерские) и четырьмя эскадронами Гродненских гусар, эскадроном гвардейских гусар и казачьим полком Платова 4-го. Было проведено несколько атак с той и с другой стороны до того момента, когда ночь положила конец бою. Потери неприятеля были гораздо значительнее наших; он потерял 167 пленных, из которых трое офицеров. Эти пленные единогласно заявили, что две дивизии корпуса Удино находятся в Белом и что кавалерия, которая сражалась в течение дня, была послана на рекогносцировку, чтобы прикрыть третью дивизию под командой генерала Меряя, которая должна провести ночь у Лозовки. Офицер главного штаба, захваченный одним патрулём, подтвердил эти заявления и прибавил, что Удино и Макдональд, как кажется, проводят согласованное наступление к Себежу и Люцину. Все рапорты патрулей сообщают о присутствии Удино в Белом».
Упомянутый «квартирмейстерской части офицер… сказывал и показывал записку генерал-майору князю Репнину, что в Белом собирается весь корпус Удино»; там уже находятся две дивизии и ожидают третью, чтобы двинуться к Себежу.[54] Отсюда Витгенштейн заключил, будто «предложено у них, сим корпусом и другим Макдональдовым отрезать тем от Пскова и соединиться им вместе».[55] Отряд Балка и Репнина обнаружил у Дисны отряд неприятельской пехоты, часть его побил, взял в плен 5 офицеров и 70 нижних чинов, «а прочих прогнал в укрепления». По словам Удино, «на Себежской дороге 5-я бригада лёгкой кавалерии повстречала два эскадрона Рижских драгун, которые генерал Кастекс атаковал и взял несколько пленных».
Был получен рапорт Гамена, который дал знать, что корпус Макдональда собирается у Якобштадта, где закончен мост, что неприятельские войска на правом берегу Двины усиливаются и движутся к Динабургу, что он оставил в этом городе только Сводный гусарский полк майора Бедряги, который должен связываться с постами, размещёнными вдоль Двины. Витгенштейн предписал Гамену продолжить отступление как можно медленнее и использовать каждое дефиле, чтобы задержать движение неприятеля, по своему выбору занять укреплённую позицию и попытаться любой ценой задержать противника на несколько дней.[56]
6-й корпус добрался до Бочейково. Сен-Сир «с прискорбием» сообщил Бертье, что «болезни постоянно поражают армейский корпус всё более и более. 20-я дивизия… сократилась сегодня до 6.000. 19-я дивизия понесла ещё большие потери. Согласно рапорту, который я получил в этот момент от генерала графа Вреде, его дивизия оставила позади на марше в этот день 465 человек, которые были поражены кровотечением (hemorrhagie), вследствие которого они стали не в состоянии двигаться. Я был вынужден оставить ещё в Ушачи 1.075 больных». Все баварские мемуаристы отмечали, что во время форсированных маршей от Вильно, особенно при прохождении через болотистую местность от Свиды до Кубличей, в войсках в ужасающей прогрессии распространились болезни, особенно диарея. Поэтому, когда они 28 июля достигли Бешенковичей, корпус сократился вдвое, и под ружьём осталось всего 9.898 чел.[57]
***
Макдональд сообщил Бертье, что его подчинённые продолжают «заготовлять все средства для наведения моста на плотах, который, согласно рекогносцировкам, можно навести благоприятным образом в двух милях от этого города [Кройцбурга]. Но это может продвигаться лишь медленно, так как инструменты и рабочие руки отсутствуют совсем. Бригада 7-й дивизии, которая находится на дороге в Динабург, подверглась огню из этого города… Несмотря на все мои старания, мне невозможно обеспечить себя достоверными разведывательными данными о силах противника в Риге и Динабурге; ни один разведчик не может туда проникнуть. Мы можем судить, что там находится многочисленная кавалерия; уверяют даже, но я не могу гарантировать, что сильная партия из нескольких эскадронов побеспокоила левый берег в стороне Браслава. Я прошу Ваше сиятельство попросить Его Величество выслать мне подкрепление из кавалерии и пехоты в достаточном количестве, чтобы вести кампанию на правом берегу, наблюдать за Динабургом на обоих берегах и удерживать Ригу на левом берегу». Как язвительно заметил по этому поводу Фабри, маршал не имел даже точных сведений о силах противника, но продолжал просить подкреплений.
На следующий день Макдональд сообщил Мюрату, что «Двина непереходима вброд нигде по всему своему течению; все суда уничтожены, я не имею понтонного парка, но собираю все материалы, пригодные для постройки плотов. Это мероприятие будет долгим, потому что отсутствует персонал и инструменты». То же самое он написал и Мерлю: «Я держу одну бригаду 7-й дивизии перед Динабургом; две других соединены на небольшом расстоянии от Якобштадта… От Динабурга Двина совершенно не переходима вброд в своём течении; суда уничтожены, а я не имею понтонного парка. Я не имею также персонала и инструментов; тем не менее, прилагаются все возможные усилия для сбора материалов, необходимых для постройки плотов. Я настолько растянут, что даже если бы имел мост, я мог бы показать на правом берегу лишь несколько отрядов; будучи вынужден наблюдать за Динабургом и Ригой по обоим берегам; эти точки укреплены и прочно заняты, и противник показывает доброе число кавалерии. Я могу лишь немного ему противостоять. Офицер, доставивший ваше письмо, уверяет даже, что на левом берегу в стороне Браслава имеется партия из 700–800 кавалеристов, и что мобильная колонна из корпуса герцога Реджио преследует её. Прошу вас дать знать герцогу Реджио, что я не в состоянии связываться с его корпусом по правому берегу».[58]
***
Удино сообщил, что в результате нескольких рекогносцировок 29 июля выяснилось, что «Кульнев занимает Волынцы с 4.000 пехоты, полком Гродненских гусар, двумя полками казаков по 500 коней каждый, шестью орудиями конной артиллерии и двенадцатью пушками пешей артиллерии, что граф Витгенштейн, к которому присоединился князь Репнин с 15.000 человек, занимает Коханово и Освею. Противник объявил намерение направиться к Полоцку, этот замысел не очень вероятен, но возможен, а мой парк находился ещё в Полоцке, где он может быть захвачен; двигаясь на Себеж, я осуществлял фланговое движение, по-прежнему опасное. Я использовал день 29-го числа, чтобы придвинуть парк и продолжить мои рекогносцировки». Дивизия Мерля, прибыв к Сивошино, была оставлена там. Марбо вспоминал: «Мы провели ночь на берегах Дриссы. Этот приток Двины перед деревней Сивошино (под Боярщиной) представляет собой лишь небольшой ручеёк. Здесь он пересекается с большой дорогой на Петербург. Моста в этом месте не было, поэтому русское командование заменило его бродом, приказав срыть с двух сторон высокие берега, окружавшие Дриссу, и превратить их в пологие склоны. Дно речки замостили на ширину, равную ширине дороги, и получился очень удобный брод».
Витгенштейн написал Барклаю: «Я решился идти сегодня же в Клястицы, на Псковской дороге, и 19-го числа на рассвете атаковать Удино всеми силами. Если… его разобью, тогда с одним Макдональдом останусь покоен». В полдень главные силы и резерв двинулись из Расиц через Кохановичи к Клястицам. Отряды Гельфрейха и Балка были направлены к Клястицам, получив приказ выслать по правому берегу р. Дриссы сильные партии для прикрытия корпуса до прибытия авангарда, который выступил из Волынцев в 14 час. и разместился в Соколишках. Обозы были отправлены в Себеж под прикрытием трёх эскадронов Сводного драгунского полка. Отряду Гамена приказано было развлекать ложными движениями войска Макдональда и защищать каждый шаг по дороге, ведущей через Режицу на Аюцин, чтобы не позволить ему обойти корпус с тыла.
Когда войска уже были на марше, возвратился посланный на разведку с двумя эскадронами майор Нейдгардт, который сообщил, что противник, переправившись через Дриссу у Сивошина, движется к Клястицам. Витгенштейн решил атаковать его именно там. Ночью войска двинулись к с. Катериново на р. Свольня. В это время прибыло известие от Барклая де Толли об отступлении 1-й армии из Витебска к Смоленску, и Витгенштейн счёл нужным созвать военный совет для обсуждения плана дальнейших действий. Довре предложил немедленно атаковать противника, полагая, что не осталось иного способа для защиты Петербурга, что было главной задачей 1-го корпуса. Яшвиль поддержал это мнение, с которым согласились и другие члены совета.[59]
Бой при фольварке (мызе) Якубове
Витгенштейн дал войскам отдохнуть несколько часов в Коханове и 18/30 июля продолжил движение. Авангарду Кульнева было приказано «следовать в Клястицы, буде сие село занято слабым неприятелем, то немедленно завладеть оным».[60] На рассвете авангард прибыл к Катериново, где обнаружили весьма непрочный мост через р. Свольню, поэтому инженер-полковник граф Е.К. Сивере приступил к наведению более надёжной переправы из разобранных домов селения. Но поскольку время было дорого, то «пехота была переведена по рядам; гусары перешли по одиночке, спешась и ведя в поводу коней своих; артиллерия была разобрана и перенесена по частям на руках». В 10 часов авангард двинулся к Клястицам. Тем временем был наведён прочный мост, по которому переправились прочие войска 1-го корпуса.[61]
В тот день Наполеон приказал Удино: «Преследуйте Витгенштейна по пятам, оставя небольшой гарнизон в Полоцке, на случай, если неприятель бросится влево. Прибыв в Витебск, я отправлю к Невелю корпус, долженствующий войти в сообщение с Вами. Когда Вы двинетесь из Полоцка к Себежу, Витгенштейн, вероятно, отступит для прикрытия Петербургской дороги. У него не более 10000 человек, и Вы смело можете идти на него». Очевидно, что император не представлял себе настоящей численности корпуса, противостоящего Удино, за что последнему вскоре пришлось расплатиться немалой кровью.
«Утром 30-го, — пишет Удино, — я тронулся в путь к Клястицам с 5-й бригадой лёгкой кавалерии и первой пехотной дивизией; вторая дивизия и кирасиры последовали за этим движением и заняли позицию в Головщицах и Соколищах. Я оставил 3-ю пехотную дивизию, чтобы охранять брод у Сивошиной, и придал ей 6-ю бригаду лёгкой кавалерии, чтобы наблюдать броды в Замшанах и Волынцах. Прибыв в Клястицы в 11 часов утра, я выдвинул затем некоторое количество лёгких войск к Якубово, где проходит дорога, которая ведёт в Освею и Коханово; они повстречали неприятельский патруль, который отбросили. Генерал Легран занял позицию в Якубово с 26-м лёгким и 56-м линейным и 24-м конно-егерским полками. Я отдал ему приказ выслать свои рекогносцировки к Свольне; в течение этого времени 23-й конно-егерский, который я выслал по Себежской дороге, привёл ко мне очень молодого офицера русского штаба, который ехал из Себежа в Клястицы, где его должен был встретить граф фон Витгенштейн. Вскоре застава этого полка захватила адъютанта этого генерала, который также ехал из Себежа и вёз несколько незначительных бумаг и штатный состав только артиллерии».
Марбо, полк которого двигался в авангарде, вспоминал, что «жара была страшная»; он заметил следы движения русских войск, которые у Клястиц свернули влево, на просёлочную дорогу, ведущую в Якубово. «Было очевидно, что в этом месте противник свернул с пути на Себеж и направился на наш левый фланг. Мне это показалось очень важным. Я остановил свои эскадроны и послал предупредить моего бригадного генерала, но маршал, двигавшийся обычно в пределах видимости авангарда, заметил эту остановку, примчался галопом и, несмотря на возражения генералов Кастекса и Лорансе, приказал мне продолжить движение по большой дороге».[62] Мемуарист явно преувеличил свои собственные заслуги, так как Удино уже послал отряд Леграна к Якубово.
В полдень два эскадрона Гродненских гусар, шедшие во главе русского авангарда, прибыли к Ольховке, где встретили небольшой отряд неприятельской кавалерии и к 14 часам оттеснили его до мызы Якубовой, но по прибытии 26-го лёгкого полка гусары вынуждены были оставить мызу. В подкрепление кавалеристов была послана рота 25-го егерского полка. «Егеря наши видели, — вспоминал Антоновский, — что у них дело шло с многочисленным неприятелем; из опушки леса на поляну не выходили, а удерживали только за собою лес, и тем совершенно скрыли наши силы», так что «сначала французы приняли нас за какой-нибудь летучий партизанский отряд, но оказалось совсем иначе». Витгенштейн писал: «Получив сие известие, предписал я генерал-майору Кульневу немедленно атаковать неприятеля и прогнать его за р. Нишу, а сам пошел с 23-м и 24-м егерскими полками ему на подкрепление, а генерал-майору Бергу приказал следовать по той же дороге, дабы в нужном случае подкреплять сии войска».
Сержант Регино пишет, что вольтижеры 26-го лёгкого полка расположились возле поместья, часть из них была послана в лес, «тогда как другие были оставлены на биваке, чтобы варить суп; но русские не оставили нам времени, чтобы поесть: град картечи и ядер похитил наши котелки. Нам дали приказ построиться в стрелки».
Получив подкрепление, «в 5 часов пополудни генерал Кульнев прогнал стрелков, которые заполняли лес впереди Ольховки». Антоновский вспоминал, что «перед самым начатием сражения солдатам дали по чарке вина, как говорится, для куража и смелости. Старослуживые товарищи мои почти насильно принудили меня выпить водки». Первую атаку провели 25-й и 26-й егерские полки, которые принудили французов ретироваться к Якубово. Но здесь сам Легран атаковал егерей. Правый фланг его дивизии старался вновь ворваться в лес, но картечный огонь конной № 1 роты и контратака 26-го егерского полка остановили натиск неприятеля. Наградной документ гласит, что шеф 26-го полка полковник Л.О. Рот «намеревавшегося неприятеля вторгнуться в занятый им лес опрокинул совершенно и храбро преследовал».[63] Кульнев поставил в центре 1-ю конную роту подполковника И.О. Сухозанета 1-го, справа от неё 25-й егерский полк, слева — 26-й (взвод поручика Антоновского прикрывал 2 орудия), гусары остались в резерве.
Находившиеся на русском правом фланге перелески облегчили наступление левого крыла дивизии Леграна, но, как пишет Витгенштейн, «25-й егерский полк, ударив с неустрашимостию на неприятельских стрелков и на подкрепляющие их колонны, принудил неприятеля к поспешному отступлению. Неприятель, дабы лучше скрывать свои движения, сжег д. Якубово, действуя с большою быстротою из батарей своих при м. Якубово расположенных, начал наступать с новыми колоннами на левом его фланге, но 23-й и 24-й егерские полки, подоспевшие на подкрепление 25-го, принудили в скором времени его к отступлению». По словам Антоновского, деревню «французы зажгли из предосторожности, чтобы нами не была занята». Батарейная № 14 рота была немедленно послана на правый фланг.
Удино так описал этот бой: «В 4 часа вечера я был информирован, что… неприятель в силах наступает на Якубово. Действительно, он дебушировал [из леса] и завязался бой с 26-м лёгким полком, который держал самую прекрасную оборону, и который русские никак не могли выбить из деревни. Противник особенно пытался угрожать флангу линии, завладев большим лесом, который господствовал над левым флангом котловины (bassin), где была расположена деревня Якубово. Генерал Легран бросил туда 56-й линейный, против которого русские выслали большие силы, не сумев его поколебать. Бригада генерала Мэзона двинулась поэшелонно, чтобы поддержать первую линию. Я смог на этой позиции, зажатой с одной стороны густым лесом, а с другой домами, поставить на батарею более 12 пушек».
Тем временем на подкрепление авангарда подошла 1-я бригада 5-й дивизии (Севский и Калужский полки). Кульнев опять перешёл в наступление и оттеснил французов до Якубово, но овладеть мызой не смог. Легран оттеснил русских егерей и повёл атаку на центр русского боевого порядка. При этом Калужского полка майор Свечин «с своим баталионом прикрывал дорогу, идущую от р. Нищи, и не дал неприятелю одержать поверхность». Но атака неприятеля не удалась, так как не была подготовлена огнём артиллерии; к тому же отражению её много способствовал «жестокий и удачный огонь» батарейной № 14 роты. Её командир полковник Е.Е. Штаден, «кидаясь с вверенною ему ротою в места самые опасные, везде прогонял появлявшегося неприятеля и рассеивал его выстрелом своей батареи». Неприятель с большим уроном отступил за Якубово, оставив в этом селении лёгкую пехоту, а авангард Кульнева занял прежнюю позицию. Артиллерийская дуэль продолжалась до 23 часов, когда ночь прекратила сражение. Богданович заметил, что о силе этой канонады «можно судить по тому, что конная рота Сухозанета потеряла в тот день из состоявших в строю 216-ти человек 83-х, следовательно, более трети наличного числа людей».
По словам Удино, противник «использовал более чем в три раза превосходящую артиллерию и развернул значительные силы. Между тем, бой продолжался без малейшего ущерба до 10 часов вечера. Я велел подойти дивизии генерала Вердье, которая разместилась в резерве; что касается кирасир, то я оставил их в тылу из-за невозможности применения в данной местности». Трефкон пишет, что бой продолжался до 22 часов, и особенно пострадал 56-й полк. 11-й бюллетень «Великой армии» отметил, что в бою при Якубово «26-й полк лёгкой пехоты покрыл себя славой. Дивизия Леграна со славой выдержала огонь всего неприятельского корпуса».[64]
По словам Витгенштейна, сражение длилось с 17 до 23 часов и «с обеих сторон было весьма упорное по причине очень лесных мест», но в итоге «победа над коварным и сильным врагом отечества нашего нами одержана». Потери сторон в данном бою могут быть определены лишь приблизительно. Русские потеряли 28 офицеров (5 убитыми, 20 ранеными и 3 пропавшими без вести).[65] У неприятеля было убито 3 и ранено 10 офицеров.[66]
Узнав от пленных, что Удино на другой день ожидает подкрепления, Витгенштейн решил атаковать его на рассвете и отбросить с Себежской дороги. «Я предписал, — пишет он, — генерал-майору Каховскому следовать с сводными гренадерскими и запасными баталионами 2-й линии немедленно на подкрепление, а за ним остальной пехоте и кавалерии резерва генерал-майора Сазонова». Лишь кавалерийский отряд Репнина, который не мог быть использован из-за характера местности, был оставлен у Катериновой.
Ночью Витгенштейн развернул корпус в боевой порядок. Первую линию он построил на месте бывшего вечером боя против мызы Якубово, при выходе из леса: на правом фланге этой линии стали 24-й, 25-й, 23-й егерские полки, батарейная № 5 рота и 2 орудия лёгкой № 9 роты; в центре Севский, Калужский, 26-й егерские полки и лёгкая № 27 рота; на левом фланге расположились Пермский и Могилевский полки. Гродненские гусары и артиллерийские роты № 1, 14 и 9 находились со второй линией. Пехота была построена в одну линию в батальонных колоннах. Вторую линию Витгенштейн выстроил при д. Ольхова, так как из-за лесистой местности её нельзя было выстроить ближе к первой линии. Её составили пехотные полки 14-й дивизии (Тульский, Навагинский, Тенгинский, Эстляндский), четыре сводно-гренадерских батальона 5-й и 14-й дивизий, вся кавалерия и артиллерийские роты: батарейная № 27, лёгкие № 10 и 26, конная № 1.
Войска противника остались на прежних местах: дивизия Леграна находилась у Якубово, дивизия Вердье разместилась позади неё во второй линии, 5-я бригада Кастекса находилась в различных пунктах боевой линии. Кирасирская дивизия Думерка стояла в резерве у м. Клястицы. Дивизия Мерля оставалась у Сивошина на р. Дриссе, бригада Корбино — у Волынцев. «Таким образом, — констатировал Богданович, — Удино лишил себя содействия восьми тысяч человек, которое могло дать ему решительный перевес над корпусом графа Витгенштейна». Странная «претензия» со стороны историка, который прекрасно знал, что местность для действия тяжёлой кавалерии была почти совершенно непригодна. К тому же Удино вовсе не предполагал, что русские возобновят свою атаку.
В тот день Наполеон приказал Бертье написать Удино, «чтобы вновь порекомендовать ему разрушить укреплённый лагерь в Дриссе; что будет очень плохо, если при некоторых обстоятельствах неприятельский отряд возвратится в Дриссу, который ещё сможет использовать эти укрепления; что уничтожение этого укреплённого лагеря является, таким образом, крайне неотложным; что для него важно установить связь с герцогом Тарентским, который должен перейти на правый берег возле Динабурга».[67] Очевидно, что император всё ещё не представлял себе настоящей силы 1-го русского корпуса, если по-прежнему настаивал на выполнении корпусом Удино ещё и такой второстепенной задачи.
Да и находившийся поблизости 6-й корпус получил тогда же совершенно не боевые задачи по сбору продовольствия. Бертье написал Сен-Сиру: «Желание императора состоит в том, чтобы вы сконцентрировали все ваши баварские войска в Бешенковичах. Вы разместите первую дивизию на правом берегу Двины с приказом высылать партии к Сиротино и производить регулярные реквизиции в области на правом берегу, чтобы снабжать продовольствием Бешенковичи, и чтобы заготовили сухари на двадцать дней. Не извлекайте ничего для вашего армейского корпуса с левого берега. Прикажите построить шесть печей в Бешенковичах, велите выделить из ваших дивизий тысячу работников для работы над тет-де-поном. Позаботьтесь выдать им водки. Император желает дать армии несколько дней отдыха, чтобы позволить пройти большой жаре. Используйте это время, чтобы воссоединить ваш армейский корпус».[68]
Сражение при м. Клястицы, д. Гвоздове и корчме Вельницы
Видимо, к этому времени следует отнести рассказ Марбо о том, как рано утром русские попытались обойти крайний правый фланг французов, «большая колонна русских гренадеров атаковала наших союзников из Португальского легиона и привела их в полную панику. Потом эта колонна направилась к большому крепкому дому почтовой станции. Это был очень важный опорный пункт». Тогда Удино, «который под огнём был всегда впереди», примчался к 23-му конно-егерскому полку и велел атаковать противника. «Я двинул мой полк в атаку галопом, надеясь охватить неприятельскую линию справа наискосок, что всегда сильно мешает пехоте стрелять. Поэтому огонь неприятельских гренадеров оказался почти бесполезным». Внезапно русские «развернулись и бросились бежать к канаве у себя в тылу. Все они прыгнули в эту весьма глубокую канаву и открыли из неё сильный ружейный огонь». Марбо получил пулю на излёте в левое плечо. В этот момент «генерал Мэзон, прибывший со своей пехотной бригадой, передал мне приказ отойти за его батальоны. Потом он атаковал неприятеля с обоих флангов».
Одновременно с этой атакой 24-й егерский полк полковника Е.И. Властова, находившийся на русском правом фланге, атаковал неприятеля, находившегося против него в лесу, но безуспешно. По словам Витгенштейна, противник «открыл с батарей своих, на высотах за м. Якубовою расположенных, жестокий огонь и начал снова наступать на оба фланга наши, стараясь обходить левый». Первая атака французов была отражена перекрёстным огнём батарейной № 5 и лёгкой № 27 рот. Подкреплённые свежими войсками, французы вновь подались вперёд против русского центра и левого фланга, но были отражены удачным действием русских батарей.[69]
Заметив колебание и замешательство в рядах неприятельских войск, Витгенштейн приказал первой линии Берга атаковать противника. Севский, Калужский пехотные полки, поддержанные частью Гродненских гусар, под командой Казачковского двинулись на центр неприятеля. Пермский и Могилевский пехотные полки под командой генерала князя А.В. Сибирского бросились в штыки на правый фланг французов. 26-й егерский полк следовал эшелонами в промежутке между Калужским и Пермским полками, а 23-й, 24-й и 25-й егерские полки атаковали левый фланг противника в лесу. В то же время вторая боевая линия корпуса выступила из Ольхова для подкрепления первой. Наградные документы гласят, что Казачковский «командовал правым флангом 1-й линии кор-де-батайль, разбил неприятеля и преследовал до р. Нищи большею частью на штыках, при чем взято много в плен». Пермского полка майор Манглер, «не взирая на многочисленного неприятеля, опрокинул его и обратил в бегство». Русские ударили в штыки и опрокинули сначала центр, а затем левый фланг французов. «Быстрое движение дивизии Берга, — писал Витгенштейн, — ободряемой примером всех начальников, мужественное нападение егерских полков, жестокое действие артиллерии, управляемой князем Яшвилем, в миг решили участь сражения. Неприятель бежал к песчаным высотам Нищи».
Французы не смогли выдержать этой атаки. Отступая от Якубова к Нище, Удино приказал войскам выстроиться на песчаных высотах правого берега и, чтобы обезопасить переправу, велел своему центру изобразить наступательное движение, которое, впрочем, было удержано огнём 27-й лёгкой роты подполковника И.И. Байкова. Витгенштейн двинулся со всех сторон на песчаные высоты, и, несмотря на упорное сопротивление, неприятель был прогнан за реку между 8 и 9 часами утра. Так кончился первый акт сражения при Клястицах.
По словам Трефкона, «особенно пострадали 3-й и 4- й батальоны 56-го линейного полка. В некотором роде они были забыты во время отступления. 26-й лёгкий полк ускорил своё движение назад, тогда как должен был произвести его вместе с нашим. Он перешёл реку перед нами. Нас посчитали взятыми в плен или уничтоженными, и велико было удивление, когда мы возвратились, будучи вынуждены отступать, переправляясь в линию. Это движение, довольно трудное для исполнения под огнём неприятеля, было сделано батальон за батальоном в двух линиях». При этом 3-й батальон потерял часть своей гренадерской роты; лейтенант вольтижеров А. Крево был ранен пулей в правую ногу, пикой в колено и попал в плен.
Удино не привёл в рапорте деталей этого боя. Но он подробно объяснил причины своего отступления: «Упорство неприятеля, ущербность моей позиции, так как я имел позади себя дефиле, необходимость беречь боеприпасы, а не расходовать их в одном деле, которое не представляло мне в перспективе никакого большого результата, наконец, беспокойство за мой левый фланг, который оставался под угрозой действий неприятеля, который имел силы, почти вдвое больше моих, все эти мотивы вместе побудили меня не задействовать больше войск, а пойти вновь занять мою позицию 29-го числа».[70]
Для довершения победы корпусу Витгенштейна необходимо было переправиться через реку и выбить противника из Клястиц. Но «доминирующий левый берег Нищи, где неприятельские батареи, будучи прикрыты строениями с. Клястицы, поддерживали стрелков своих» и препятствовали переправе русских войск через единственный мост. Витгенштейн направил всю кавалерию под командой генерала Балка влево, выше по течению к д. Гвоздова (Гвозды), то есть на свой крайний левый фланг, поскольку бродов на реке ещё не было обнаружено. Кавалерия остановилась при Гвоздах, так как сильно заболоченная местность и высокая вода реки препятствовали переправе. Тогда Витгенштейн приказал полковнику Сиверсу спешно строить временный мост через Нишу, и пионерная рота капитана А.К. Геруа приступила к постройке моста. В наградном документе говорится, что Геруа, «находясь при построении мостов под выстрелами неприятельскими, всегда оные оканчивал с особенною скоростию». В это же время 25-го егерского полка штабс-капитан Плескачевский «переправлен был через реку с вверенной ему ротой и выбил неприятеля из кустарников»; подпоручик Завязкин «находился в стрелках и, будучи отрезан неприятелем, пробился сквозь оного».
Увидев это движение и опасаясь за свой правый фланг, Удино начал отступать. Но предварительно он приказал поджечь находившийся в Клястицах мост. Тогда русские егеря, имея во главе запасный батальон Павловского гренадерского полка, и будучи поддержаны огнём батарейной № 5 и лёгкой № 27 рот, бросились на горящий мост, перебежали через него под ружейным огнём противника и ворвались в селение. Наградной документ гласит, что Павловского полка капитан Дмитрий Крылов «при реке Нище бросился с батальоном в штыки и не дал неприятелю сжечь мост»; за этот подвиг он получил орден св. Георгия 4-й ст., а командир батальона майор Кишкин — золотую шпагу с надписью «За храбрость». Опрокинутый противник бежал из Клястиц. «Для поддержания сего подвига, — пишет Витгенштейн, — приказал я тотчас всей пехоте двинуться вперед, а Ямбургскому драгунскому полку и 2 орудиям легкой роты Байкова перейти р. Нишу при самом селении в брод, что они благополучно выполнили, хотя с большим трудом пехота проходила чрез сожженнную деревню и горящий мост». Орудия перевёл через брод Сухозанет, который оставил позади свою роту из-за понесённых ею накануне больших потерь. Могилевский и Пермский полки, следовавшие за павловцами, заняли ближайшие к мосту дома. Унтер-офицер Ямбургского полка Павел Фёдоров первый врубился в неприятельский фронт и увлёк за собою товарищей. Прочая кавалерия стала переходить речку через брод, найденный ниже селения. Противник начал поспешно отступать, прикрываясь «пушечными выстрелами из прикрытых кавалериею пушек».
Преследование противника Витгенштейн «препоручил» Кульневу с особым отрядом, предписав ему «по возможности вредить неприятелю».[71] Пермский и Могилевский (либо Севский) пехотные полки поначалу также преследовали противника «по дороге, усеянной бумагами и обломками обозов французских» до корчмы Вельницы близ д. Копани и Гнилище, в 6 верстах от Клястиц; здесь они отбили часть неприятельского обоза и возвратились обратно в Клястицы. Прочие войска 1 — го корпуса расположились на биваках у Клястиц: 1-я линия впереди, 2-я — позади селения. Резерв Сазонова, не принимавший участия в бою, восстановил разрушенный мост и двинулся затем на помощь авангарду. Отряд Репнина получил приказ двинуться просёлками из Катеринова к Соколищам, но, найдя эту дорогу совершенно непроходимой, направился к Клястицам.
Французская кавалерия, подкреплённая стрелками, выстроилась при корчме Вельницы в боевом порядке с намерением дать отпор отряду Кульнева. Но Ямбургский драгунский полк своей атакой предупредил намерение неприятеля и опрокинул его, причём штабс-капитан Тулубьев во главе шефского эскадрона ударил в левый фланг французской кавалерии и довершил её поражение. В это время против левого фланга отряда Кульнева устремилась другая колонна неприятельской кавалерии. Второй дивизион Ямбургского полка под командой подполковника Н.А. Столыпина переменил фронт и бросился в атаку, одновременно с ним Гродненский гусарский полк и Рижские драгуны врубились в колонну, и она была опрокинута в речку.
Марбо, вновь принявший командование полком, признавал: «Я потерял убитыми семь или восемь человек, и очень большое количество солдат было ранено. Следовавший за мной 24-й полк также сильно пострадал, то же самое относится к пехотной дивизии генерала Леграна». Между тем французские стрелки завалили мост своими повозками. Хотя речка была топкая и имела очень крутые берега, кавалерия Кульнева переправилась через неё вплавь возле моста и стала вновь преследовать неприятеля. Но вследствие крайней усталости людей и лошадей Кульнев был вынужден прекратить преследование, и остановил свой отряд при д. Головщицы, в 10 верстах от Клястиц. Вечером и ночью неприятель «отретировался с величайшею поспешностью» 4 версты за Сивошину, где находилась 9-я дивизия Мерля.
Удино донёс: «Неприятель преследовал меня своими лёгкими войсками на протяжении 2 или 3 льё; после этого отступление, которое осуществлялось в наилучшем порядке, продолжилось безмятежно». В другом рапорте он заметил, что «в 11 часов вечера противник повёл очень оживлённую атаку на войска, которым было поручено охранять брод у Сивошиной; они ретировались таким образом, что сохраняли порядок». В 23 часа маршал написал: «Неприятель прилагает усилия, чтобы овладеть бродом на Дриссе. Я отдал приказ генералам Алъберу и Кастексу, которым было поручено его охранять, не упорствовать в обороне. Если противник его перейдёт, он окажется на той же позиции, с которой я вышел. Таким образом, я извлеку выгоду».
Марбо вспоминал: «В арьергарде шла дивизия Леграна. Его последней бригаде под командованием генерала Альбера пришлось выдержать очень ожесточённый бой в тот момент, когда её последние батальоны собирались войти в болото. Но как только они построились колонной, генерал Альбер поместил в хвосте колонны восемь пушек, во время отхода стрелявших по неприятельскому авангарду, и тот, в свою очередь, понёс большие потери. На самом деле, эти орудия стреляли очень редко, так как после каждого выстрела их приходилось разворачивать, чтобы продолжить движение, а потом разворачивать, чтобы перестроиться в батарею».[72]
Витгенштейн сообщил Барклаю: «Французы спаслись только помощью лесистых мест и переправ через маленькие речки, на которых истребляли мосты, чем затрудняли почти каждый шаг и останавливали быстроту нашего за ними преследования, которое кончилось вечером. В деле при Якубове и в сражении при Клястицах сражались все полки 5-й дивизии, Берга, и два егерских 14-й, Сазонова; прочие войска оставались в резерве. Полки мужеством и храбростью делали невероятные усилия, которых не могу довольно описать. Все, что им ни противопоставлялось, батареи и сильные колонны, несмотря на ожесточенное, упорнейшее защищение, опрокидывали они и истребляли штыками и действием артиллерии. Все селения и поля покрыты трупами неприятельскими. В плен взято до 900 человек и 12 офицеров. Пороховые ящики, казенный и партикулярный обоз, в числе которого генеральские экипажи, остались в руках победителей. Я намерен прогнать неприятеля за Двину в Полоцке, обратиться против Макдональда, атаковать его и… также что-нибудь сделать. Постараюсь от врага очистить назначенную мне операционную линию, и если это случится, тогда неприятельские войска должны будут отступить и от Риги».[73] Как видим, планы у российского генерала были прямо-таки «наполеоновские»…
11-й бюллетень «Великой армии» весьма «обтекаемо» описал этот бой: «31-го противник направился к Дриссе, чтобы атаковать герцога Реджио во фланг во время его марша. Маршал занял позицию позади Дриссы». Русские же участники боя «о Клястицком деле рассуждали, что оно должно стать на ряду с знаменитыми победами; и поражение здесь неприятеля относят к мужеству и твердой решимости графа Витгенштейна… Решительная победа под Клястицами и успех русского оружия были первые в нашу Отечественную войну, и французам после сего много убавили спеси и перестали считать непобедимыми. Солдаты наши скоро сложили на этот предмет песенку: “Не боимся Удино, он для нас ничто — г…”. Петербург обеспечен, и войска нашего корпуса ободрились, торжествуя над французами. Все это было при нынешних наших обстоятельствах весьма важно и достойно внимания, как во мнении нашем, так и всей России. Граф Витгенштейн стяжал Клястицкою победою неувядаемый лавр».
По мнению Михайловского-Данилевского, это была «блистательнейшая из битв» Витгенштейна. «Победа под Клястицами, — считал он, — имела важные последствия в двояком отношении: 1) Она успокоила Петербург, встревоженный наступательным движением французов по Себежской дороге, и 2) дала графу Витгенштейну на всё время похода нравственное превосходство над Удино. Столице возвестили ее 25 июля пушечной пальбой». С этими выводами согласился и Поликарпов: сражение имело «важное стратегическое значение: была прикрыта дорога в гор. Псков и Петербург». Ермолов и Бутурлин упрекали Удино за то, что он оставил позади большое количество войск, и потому не имел над русскими значительного численного превосходства. Он считал, что наступление маршала, «которое для получения важных последствий надлежало бы производить с решительностью, не удалось по недостатку твердости и совокупности в исполнении».
По словам Богдановича, это сражение «выказало вполне как доблесть русских войск, так и решительность Витгенштейна». 17 тыс. русских разбили 20-тысячный французский корпус. «В этом сражении победа долго оставалась нерешенною; наконец, перевес перешел на сторону настойчивого полководца, который, несмотря на частные неудачи, не отчаялся в успехе… Витгенштейн успел собрать в окрестностях Клястиц все войска своего корпуса, кроме небольшого отряда Гамена… Напротив того, Удино оставил на реке Дриссе от восьми до десяти тысяч человек. Правда, что эти войска не могли быть введены в бой у Якубова, по свойству тамошней лесистой местности, но если бы Удино имел их у Клястиц, то мог бы удержаться на реке Нище и не дозволить Витгенштейну выдти на петербургскую дорогу».[74] Русские историки явно завышали численность неприятельских войск, но, тем не менее, несомненно, что русский командующий проявил в этом деле гораздо больше решительности и упорства, нежели его противник.
Цена этой победы может быть определена только приблизительно, так как у историков в распоряжении имеются лишь данные об офицерских потерях. Русские потеряли 23 офицера (2 убиты, 18 ранены, 3 пропали без вести).[75] Неприятель потерял 27 офицеров (убито 3, ранено 24). Удино уверял, что за два дня, 30 и 31 июля его войска потеряли 300–400 раненых, и взяли в плен 500–600 чел., в том числе много офицеров.[76]
Чрезвычайное утомление войск, совершивших ещё накануне форсированный переход и выдержавших двухдневные бои, вынудило Витгенштейна «дать им отдых на поле их славы» у Клястиц. Лишь Сазонов с пехотными полками 14-й дивизии (Тульским, Навагинским, Тенгинским, Эстляндским) и с батарейными № 14 и 27 ротами был послан к д. Головщицы для усиления авангарда. Кульневу было приказано преследовать противника только до тех пор, пока он не остановится, но «отнюдь не вступать в решительное дело с неприятелем» до прибытия главных сил корпуса. Но, как выразился Витгенштейн, «сей неустрашимый генерал по излишней храбрости своей, считая авангард свой довольно сильным и надеясь на подкрепление генерал-майора Сазонова, который по усердию своему также согласился обще с ним, по отдохновении войск, напасть на рассвете на неприятеля, не дав мне знать».
Отступив за р. Дрисса и присоединив к себе дивизию Мерля, Удино расположился на сильной позиции при д. Боярщина, на возвышенности между озёрами Клетно и Лонье, за длинной плотиной. Эта позиция совершенно замыкала выход из теснины, по которой пришлось идти отряду Кульнева, и французская артиллерия могла продольно обстреливать эту теснину. Наблюдение за переправой через Дриссу Удино поручил 6-й бригаде Корбино.[77]
Сражение при д. Боярщина, Сивошина и Головщицы
В 3 часа пополуночи 20 июля /1 августа в дождливое и туманное утро Кульнев смело начал наступление. Он опрокинул передовые отряды Корбино и, переправясь без особых затруднений через Дриссу, втянулся в болотистую и лесистую теснину, по которой пролегала дорога из Сивошиной в Боярщину. По словам Марбо, французы сразу заметили ошибку, совершённую Кульневым из-за его «скверной привычки пить слишком много водки». Со своим отрядом из 4 тыс. чел. он двинулся на весь французский корпус, имея «лишь один путь к отступлению — брод. Но мог ли он надеяться, что в случае неудачи все его восемь батальонов и четырнадцать орудий достаточно быстро переправятся через этот единственный переход через реку?». Через Дриссу «можно было переправиться, только используя брод, поскольку река была весьма полноводной, и в других местах её крутые берега поднимались на 15–20 футов».[78]
Корпус Удино «располагался в лесу, где росли огромные ели, стоявшие на значительном расстоянии друг от друга. За ними находилась обширная поляна. Лесные опушки образовывали дугу, два конца которой подходили к Дриссе. Дрисса была как бы “тетивой лука”». «Удино приказал генералу Альберу направить в обе части леса, выглядевшие “двумя концами лука”, по одному пехотному полку. Они, двигаясь по направлению к краям “тетивы лука”», должны были ударить на неприятеля с флангов, в то время как из центра дуги 23-й полк вездесущего Марбо «должен был во весь опор броситься на русские батальоны и оттеснить их к обрыву».[79] По словам Трефкона, «наша дивизия была построена в батальонные колонны для атаки. Два первых батальона 56-го — справа от дороги, а два последних — слева». Командир 2-й бригады 8-й дивизии генерал Ф.Р. Пуже пишет, что «местность не позволяла развернуть две дивизии, поэтому генерал Вердье выделил из своей дивизии 11-й лёгких пехотный и 2-й линейный полки, чтобы усилить дивизию Леграна».
Как только следовавшие в голове авангарда казачий Платова 4-го и Ямбургский драгунский полки вышли в 5 верстах за почтою Сивошино, близ д. Москолинки, на поляну, они были встречены сильным артиллерийским огнём и одновременно атакованы с обоих флангов французской пехотой, скрытно пробравшейся через перелески по болоту. Кульнев считая, что «неприятель сопротивляется единственно, чтобы выиграть время и увести тяжести свои, приказал подвинуть конную артиллерию». 4 орудия конной роты свернули немного влево от дороги, но едва успели открыть огонь, как три из них были подбиты тяжёлой артиллерией французов. Казаки и драгуны не могли действовать в болотистой местности и, будучи расстроены артиллерийским и стрелковым огнём, повернули назад, успев захватить с собой неподбитое орудие. Солдаты авангарда «при неожиданном обороте дел расстроились и пришли в беспорядок, искали спасения в бегстве».
В изложении Удино бой выглядел так: «Противник, несомненно, использовал остаток ночи, чтобы дебушировать почти до утра, он находился в состоянии нас атаковать. Я ожидал его там, завязалась перестрелка с тучей стрелков, за которыми следовали колонны, которые надвигались на наши позиции, отбивая сигнал атаки и издавая громкие крики; но огонь нашей артиллерии, которая была прекрасно расположена и действовала хорошо, сначала умерил их пыл и тотчас вынудил их развернуться. Тем временем наши колонны построились, и три дивизии были расположены так, чтобы последовательно заменять друг друга на каждой позиции».
Марбо писал, что его полк бросился с фронта прямо на русскую батарею и понёс жестокие потери: «на месте было убито 37 человек, из них 19 входили в отборную роту. Среди павших были храбрый капитан Курто, а также лейтенант Лалуэт. Пытаясь перезарядить орудия, русские артиллеристы были изрублены нашими кавалеристами! У нас было мало раненых, потому что почти все раны оказались смертельными. Под нами убили около сорока лошадей. Моя лошадь оказалась искалечена картечью». При первых звуках артиллерийской пальбы два пехотных полка генерала Альбера вышли из леса и бросились на русских с двух сторон.[80]
Увидев, что неприятель выставил против него батарейные орудия, Кульнев потребовал у Сазонова подкреплений, и тот отправил ему 6 орудий батарейной № 27 роты подполковника Н.И. Мевеса под прикрытием Тульского пехотного полка, за которым последовал с прочими войсками. Но было уже поздно — Удино, заметив, что русские войска расположены «на весьма невыгодном местоположении, где он концентрически действием своих орудий с доминирующих высот мог совершенно очистить дефилей, по которой приближалась пехота и кавалерия наша, — открыл со всех батарей огонь и в ту же минуту начал со всею пехотою и сильною кавалериею наступать».
По словам Антоновского, «Кульнев, желая сколько-нибудь поддержать свою ретираду и остановить неприятеля действием своей артиллерии, употребил всю в дело. Но, ободренные успехом, французы не считали это преградою и, при слабом прикрытии нашей артиллерии, к довершению несчастья Кульнева, 9 пушек отбили». В дефиле были захвачены 6 батарейных орудий. Выбравшись из теснины и соединившись с войсками Сазонова, авангард стал поспешно и в беспорядке переходить мост на р. Дриссе и располагаться на возвышенностях у д. Сивошина. Французы между тем продолжали свою атаку с изумительной энергией и часть русской пехоты, не успевшая попасть на мост, была опрокинута в реку.
Перейдя за Дриссу, Кульнев пытался привести войска в порядок и для того, чтобы замедлить бешеное наступление французов, расположил свою артиллерию на крутом правом берегу Дриссы: 8 орудий конной № 1 роты разместились правее Сивошиной для анфилирования дороги, по которой наступал неприятель; батарейная № 27 рота заняла позицию левее деревни, в том месте, где река выгибается вперёд, и должна была действовать во фланг наступающим французам. Но неприятель, быстро переправившись через Дриссу, начали обходить русскую артиллерию с флангов, вследствие чего батарейная рота поспешно снялась с позиции и именно в тот момент, когда её огонь мог нанести наибольший вред неприятелю. Но французы успели захватить 5 орудий этой роты; конные же орудия удалось спасти.
«Когда всё было готово, — продолжает Удино, — я скомандовал атаку; русские сначала оказали весьма упорное сопротивление, но тщетно, они были опрокинуты в мгновение ока и вынуждены переправится через Дриссу по всем бродам, оставив в наших руках 14 орудий, 13 зарядных ящиков и более двух тысяч пленных; на протяжении трёх четвертей льё [более 3 км], на которых они, сражаясь, отступали до реки, земля была покрыта их убитыми. Я видел немного поле боя, которое представляло зрелище большой резни. Дивизия генерала Леграна сыграла главную роль в этом деле; затем я поручил генералу Вердье преследовать неприятеля, и он отбросил его на три льё [более 13 км] от поля боя по дороге из Себежа, причинив ему огромные потери… Генералы, офицеры и солдаты проявили редчайшее мужество, лёгкая кавалерия под командой генерала Кастекса произвела множество атак с большим успехом и своевременно». При этом 2-й батальон 5б-го полка во главе с шефом батальона Ж.Б.Ж. д’Адемаром де Крансаком захватил две русские батареи из 8 пушек. Итак, солдаты Леграна взяли реванш за вчерашнее отступление. Но победа далась им недёшево. Только 56-й полк потерял 10 офицеров, в том числе были ранены три шефа батальона: д’Адемар — пулей в грудь, Лавалетт — пулей в правую ногу, Трефкон — пулей в шею в тот момент, когда его 3-й батальон «менял направление вправо, чтобы обрушиться на батарею, которую он захватил вместе со 2-м батальоном под командой Дадемара».
Отряд Кульнева не смог удержаться на позиции при Сивошине и отступил на соединение с главными силами корпуса, которые спешили на помощь своему авангарду. Антоновский пишет, что «при всей злой неудаче Кульнев не терял духа и… остановил на удобной позиции орудия, сам взялся наводить пушки на неприятельские колонны. Но французский выстрел упредил Кульнева — ему ядром, говорят очевидцы, оторвало одну ногу совсем, а другую раздробило. Тут-то славного нашего героя постиг рок. С словами “лишились Кульнева” все пришло в смятение и беспорядок, и, не скрывая истины, постыдно докончили свое бегство. Кульнев после смертельной раны был еще несколько времени жив; но, как скоро почувствовал близким к смерти, снял с себя ордена и не приказывал трогать с этого места, где судьба положила конец его бытию. Другие же рассказывают, что раненый Кульнев посажен на лафет пушки, но при быстром следовании потерян… Как бы то ни было, он брошен на поле битвы к вечному стыду и поношению подчиненных, которые начальника своего оставили в добычу побежденному неприятелю».[81]
Известие о неудаче, постигшей авангард, застало Витгенштейна на марше, когда он находился в 8-10 верстах от Клястиц. По словам Антоновского, «известие о расстройстве нашего авангарда и о потере Кульнева графа Витгенштейна весьма поразило и немало оскорбило, как и всех нас». «Получа неприятное известие о столь неожиданном происшествии, — пишет генерал, — тот час пошел с 1 и 2 линиею кор-де-баталь неприятелю навстречу… Послал я генерал-майоров князя Яшвиля и Гельфрейха, дабы, устроив авангард, по возможности остановить неприятеля, а сам выбрал позицию при с. Головщине правым флангом к Нище и левым — к упомянутому селу, решил на оной дожидать неприятеля». Витгенштейн занял волнистые, пологие к стороне наступления французов возвышенности и расположил на ней войска в две линии. Первая линия состояла из 16 батальонов 5-й дивизии и егерской бригады 14-й дивизии с 48 орудиями; вторая линия — из 9 батальонов и 8 эскадронов резервной кавалерии Репнина; на левом фланге были расположены два эскадрона Рижских драгун, наблюдавшие пространство влево от позиции. Вся пехота была построена в батальонных колоннах. Витгенштейн ожидал подхода авангарда, после чего собирался начать наступление. Подпоручик Пермского полка А.И. Дружинин писал о настроении войск: «Беспорядок ретировавшихся, весть о потере орудий, а еще более о смерти любимого и уважаемого генерала Кульнева — после торжества победы навели немое уныние на всех воинов; видна была грусть и отчаяние, но не робость. Расставлены были полки по назначению в боевой порядок».[82]
Авангард отступал под прикрытием фланкёров Рижских и Ямбургских драгун и Гродненских гусар, которые мужественно сдерживали напор неприятеля. «Яшвиль личным примером своим и неутомимою деятельностью в скорости остановил преследование неприятеля» и отступил на позицию, наводя на неё французов; при этом «ни одного нашего раненого на дороге не осталось». Части авангарда расположились в третьей линии боевого порядка, за исключением конной № 1 роты, поставленной в первую линию, и эскадрона Рижских драгун, присоединившегося к двум эскадронам на левом фланге позиции. Витгенштейн объехал ряды войск, стоявших в первой линии, и «напомнил им, что они решили победу при Клястицах и что они должны поддержать славу свою. Войска, возбужденные словами любимого начальника, с нетерпением желали сразиться, не сомневаясь в успехе». По словам Дружинина, «показавшийся неприятель около 8-го часа встречен был громом наших орудий». Пуже признавал: «Мы были остановлены сильной русской артиллерией, гораздо более многочисленной и значительно большего калибра, чем наша».
Французы были вполне уверены в своей победе, наступали быстро и энергично. Как выразился Бутурлин, «Вердье, не умев воспользоваться страшным примером Кульнева, дерзостно продолжал свое движение, хотя и находился уже перед главными силами россиян». Французские стрелки, действовавшие против русского правого фланга, успели даже занять мызу Старый Двор, откуда отступили русские егеря. Но вскоре стрелки Пермского полка «с криком “ура”, быстрым ударом в штыки мгновенно неприятеля из строений выгнали, перебежав за селением ручей, преследовали по песчаной горе до рощи. Здесь неприятель, свернув колонну, несколько удержал стремление наших стрелков, но был вскоре опрокинут». Командир 1-й гренадерской роты капитан С.И. Губин был ранен штыком в руку и командование стрелками принял подпоручик Дружинин.
Французские стрелки, подошедшие к батарее русского левого фланга, также были отброшены стрелками Севского пехотного и 24-го егерского полков. После этого войска генерала Вердье выстроились на высотах напротив русской позиции. После жестокой канонады, длившейся несколько минут, французские колонны направились против центра и правого фланга русских войск, который находился между большой дорогой и р. Нищей. Но удачный огонь конной № 1, батарейной № 14 и лёгкой № 27 рот остановил их натиск. Наградной документ гласит, что полковник батарейной № 14 роты Штаден «во время отступления нашего авангарда находясь с своею ротою в центре 1-й линии, в минуту остановил стремящегося неприятеля поспешными и верными выстрелами и вскоре опрокинул».
Воспользовавшись этим замешательством, Витгенштейн приказал «всему корпусу наступать, препоручив всю 1 — ю линию и в особенности правый фланг генерал- майору Бергу и левый — генерал-майору Казачковскому. В первые минуты наступления победа была уже несравнительна». Действие русской артиллерии, «поощряемой личным примером» генерала Яшвиля, и быстрое наступление войск 5-й дивизии опрокинули неприятельские колонны. Берг повёл против левого крыла неприятеля Пермский, Могилевский пехотные, 25-й и 23-й егерские полки, а Казачковский атаковал его правое крыло Калужским, Севским, 24-м и 26-м егерскими полками, поддержанными четырьмя эскадронами. Пехота первой линии наступала в батальонных колоннах с барабанным боем, а пехота второй линии направилась против ослабленного центра неприятельской линии. Пермского полка майор Манглер «был командирован к прикрытию двух конных орудий и преследовал неприятеля». На правом фланге противник пытался удержаться в лесу, чтобы прикрыть отступление. Но Севский пехотный и 24-й егерские полки под командой Казачковского обошли их правый фланг, и в то же время генерал Каховский с запасными гренадерскими батальонами 2-й линии атаковал центр французов. Севского полка полковник Ф.А. Луков “атаковал неприятеля в лесу, храбро и искусно опрокинул оного”.
Поделиться книгой: