Матушки: Жены священников о жизни и о себе

– Мне кажется, что все это очень индивидуально. Конечно, есть вещи, которые должен исполнять каждый супруг. Муж, наверное, должен больше на себя брать заботу о зарабатывании денег и вообще об обеспечении семьи, жена, конечно, должна в большей степени заботиться о домашнем очаге. Это нормально, это не обязательно относится к священнической семье, это вообще в принципе такой сложившийся уклад семейной жизни. Хотя, конечно, я считаю, что и жена по возможности должна чем-то мужу помогать, и муж в основных обязанностях жены тоже должен какую-то помощь оказывать. Потому что иногда бывает просто тоска смертная оттого, что каждый день одно и то же: посуда-стирка-уборка, посуда-стирка-уборка, и еще заботы о каких-то школах, еще о чем-то, это ужас какой-то, когда каждый день одно и то же, и вот так беспробудно.

– В вашей семье в какие обязанности жены входит отец Александр, что он делает, в чем участвует? А в какие его дела входите вы?

– Откровенно признаться, я-то ему гораздо меньше помогаю, так, иногда что-то по мелочи. Ну, и он, в общем-то, тоже так. Но иногда он помоет посуду или что-то уберет.

– А приготовить что-нибудь? По выходным? Не бывает?

– Нет, такого не бывает. Иногда, очень редко – да, он что-нибудь может приготовить. Пожарить картошку.

– Очень редко, но в связи с чем?

– Когда меня дома нет, а ему надо что-то поесть. И тогда он поможет мне приготовить себе еду.

– A y вас бывают такие ситуации, что «все, не могу больше», до того быт семейный заел?

– В основном, знаете, меня убивает вечером гора посуды или вот неубранная кухня. И иногда отец Александр берет на себя этот труд.

– Чтобы сгладить какие-то настроения своей жены?

– Да. Почему-то именно грязная посуда вечером на меня страшнее всего действует.

– А вот такой вопрос, который очень часто характеризует, кто в семье главный: деньги у кого?

– Как-то так случилось, что еще до свадьбы было ясно, что деньги будут у отца Александра. Это как-то так само собой получилось. Еще в Швейцарии.

– То есть это связано с тем, кто лучше умеет их тратить, более разумно?

– Отец Александр в глубоком убеждении, что да.

– А как у вас строится семейный бюджет? Как распределяются деньги в семье?

– Как распределяются деньги? Я получаю деньги на расходы на неделю.

– На такой ограниченный срок?

– Да, потому что отец Александр считает, что у меня есть такая слабость: как я только получаю деньги, у меня сразу рождается масса идей. Поэтому он, во избежание неприятностей, ограничил, и все.

– Вы сказали – большая сложность делить мужа-священника с кем-то. Понятно, почему это происходит, во-первых, у священника есть неотменимые обязанности, и у него есть чада духовные, которые тоже на него претендуют. Бывают ли сложности, когда домой все время звонят, требуют к себе внимания, отрывают от семьи? И вообще, создают ли проблему для семейной жизни духовные чада мужа? Ведь семейная жизнь – это частная жизнь, а тут вот такое…

– Скорее, в нашей семейной жизни создают проблемы не отношения с духовными чадами, а обязанности отца Александра по приходу, потому что они забирают у него вообще все свободное время и все силы. Так сложилась его священническая деятельность, что он занимается не только служением и храмом, но и издательством. Есть священники, которые больше занимаются духовничеством, но вот у отца Александра все-таки упор на другой род деятельности.

– Есть такое представление о семье, что это такой как бы тыл, или это место, куда вечером можно «слить» все, что у тебя накопилось за день, и как-то опереться на кого-то, кто безусловно поддержит. У вас какая семья в этом плане? И вообще, что такое семейная любовь? Кроме совместного проживания, воспитания детей и обустройства совместного очага, в чем состоит любовь в семье, любовь мужа и жены?

– Это очень сложный вопрос, в чем состоит любовь. Я думаю, что я даже не готова на это ответить, потому что, мне кажется, мы еще мало прожили для того, чтобы по-настоящему отвечать.

– А сколько вы уже прожили вместе?

– Мы прожили 19 лет. Так вот, что касается вопроса о том, что семья – это место, где можно «разрядиться»…

– Это так?

– Да, конечно, безусловно, можно «разрядиться», только что потом? И смотря как «разрядиться». Какой-то период времени у нас был тяжелый и все бывало, но потом мы пришли к такому мнению, что дом, семья – это место, которое надо очень беречь, весь внешний мир оставив за дверью. Иначе, если приносить весь негатив, можно очень быстро разрушить семейный мир, и, конечно, этого делать нельзя ни в коем случае. Да, иногда настолько нагорает, накипает, что срывается человек, но все-таки это иногда, не каждый раз. Семья – не мальчик для битья.

– Да, это я тоже очень чувствую по своей семье. Я прихожу и говорю: у меня сегодня было плохого вот это, это и это. Ой, я забыла, еще и вот это. Муж говорит: а у меня было сегодня вот это, вот это и вот это. На этом заканчивается разговор. Но ведь понятно, что все не то.

– Конечно, с другой стороны – надо же и выпустить из себя пар. Но, наверное, со временем приходит жизненный опыт, и ты уже понимаешь, как это сделать, чтобы не травмировать никого.

– Но нужно стремиться к тому, чтобы этот опыт пришел, нельзя просто оставлять как есть.

– Конечно.

– А вы ссоритесь?

– Да, конечно.

– А как миритесь?

– Ну, по-разному.

– А кто первый?

– Тоже по-разному. Все по ситуации.

– А если вы не согласны, то как действуете, чтобы привести несогласие к какому-то позитивному результату?

– Раньше, по молодости, мы копья ломали со страшной силой, а потом как-то пыл прошел и на многие вещи смотрим проще. Жизнь и так тяжела, друг друга надо беречь. В этом и есть процесс «притирки», в котором все само собой разрешается.

– А как же распространенное мнение, что в православных семьях жена должна всегда уступать мужу, ничего не доказывать, сомнений не высказывать, и даже если она не согласна, ничего не говорить, а продолжать помешивать суп?

– Но это было бы тогда положение не жены, а рабы. А если супруги равны друг с другом, то такого не должно быть. Когда один господин, а другой раб, то тогда это уже не супружество.

– Давайте теперь про детей поговорим. У вас их двое – мальчик и девочка.

– Старшая дочка Мария, ей 18 лет, очень хорошая девочка. И маленькой была замечательным ребенком! Очень спокойным, на редкость спокойным, покладистым. В роддоме детская комната, где лежали все дети, была за стенкой моей палаты, и вдруг я слышу, что в детской палате, где явно нет никого из персонала, все дети кричат (там дети фактически все плачут почему-то). Начинаю вслушиваться, пытаюсь поймать голос своего ребенка, боюсь, а вдруг моя девочка тоже плачет. Тихонечко подхожу, заглядываю и вижу: действительно, все дети плачут, кроме моей – она лежит и спокойно рассматривает белый потолок.

– То есть ее не увлекает чужое поведение?

– Да. И я считаю, что мне очень повезло в этом отношении, с ее таким спокойствием, потому что я поначалу с ужасом думала о предстоящих бессонных ночах. Честно говоря, мало была готова к таким подвигам. У меня после пребывания в Духовной Академии и после моего регентства накопилась очень большая усталость, и поэтому, видимо, Господь меня миловал и дал мне очень спокойного ребенка.

– Какова разница в возрасте у ваших детей?

– Три с половиной года. Разница, конечно, не очень большая, но все-таки Маша уже была нянькой Пете, во всяком случае, я оставляла Петю на ее попечение и она довольно строго за ним присматривала. Петя до сих пор вспоминает такой момент. Они еще спали в одной комнате на двухъярусной кроватке. Петя уже разговаривал, было ему чуть больше двух лет, Маше уже было соответственно 5,5–6 лет, и в то время она все время играла в принцесс. Ну а Петя, естественно, поскольку общался в основном только со старшей сестрой, проявлял схожие интересы. И вот он однажды ей говорит вечером, когда они легли спать: «Маша, давай играть в принцесс», – на что Маша ему очень строго ответила: «Мальчики принцессами не бывают!» И ему так стало обидно, и вообще, он почему-то запомнил это на всю жизнь, что сестра так строго отрезала: никаких принцесс тебе, ты мальчик, и все!

Петя родился очень болезненным. Потом, наконец, закончились наши бесконечные переезды – мы очень много раз переезжали, просто невероятное количество раз, пока мы не осели в нашей квартире на Васильевском острове на первом этаже на целых 10 лет. И наша жизнь начала входить в русло, уже более или менее похожее на стабильность.

– Понятно, что когда рождаются дети, то первые трудности – это трудности бытовые. А потом? Вот есть мама и есть папа, у них есть обязанности, но есть и их взгляды на то, как детей нужно воспитывать, тем более что это дети священника – опять же особый статус.

– Вы знаете, по поводу воспитания я постоянно находилась в состоянии растерянности. Перед рождением Маши я начиталась доктора Спока и мне казалось, что у меня сложилось ясное представление о том, как воспитывать ребенка: надо быть строгой. Но потом я поняла, какая это невероятная чушь – воспитывать строго. Ребенка в первую очередь надо воспитывать любовью, не сюсюканьем, конечно, и не потаканием. Надо понимать, что ребенку трудно. Но вот я так сейчас говорю, а в реальности, конечно, все гораздо сложнее, в моей, во всяком случае. Сейчас уже в голове сложилось такое представление о воспитании, что родитель должен все-таки сопереживать своему ребенку и преодолевать все вместе с ним. То есть не отдавать приказания, а помогать или хотя бы помогать в начале чего-то, начинать что-то делать вместе с ребенком. Я думаю, что самый правильный метод воспитания – это то, как Бог относится к нам, как Он нас воспитывает, какими методами.

– А как это узнать? Из чего это видно?

– Каждого человека Бог по-своему воспитывает. Если вы задумаетесь и посмотрите на свою жизнь, то вы увидите, куда вас вел Бог и как вы не слушались или, наоборот, слушались Его.

– То есть в своей собственной жизни нужно искать какой-то пример?

– Я думаю, что да.

– У вас мальчик и девочка. Есть разница в воспитании?

– Разница в том, что мальчику все-таки должен больше внимания уделять папа. Маме очень сложно воспитать из мальчика мужчину, потому что мама всегда склонна побаловать. Дочку можно, конечно, побаловать, а мальчика опасно баловать.

– А чем опасно?

– Опасно тем, что мальчика проще разбаловать.

– В чем роль отца в воспитании и в чем – матери и как вы в вашей семье это реализуете?

– У нас в этом нет четкого разделения, у нас – как получается. Потому что отца Александра, понятно, целыми днями дома нет, он приходит усталый. Ну, иногда они с Петей что-то обсуждают или немножко играют. Если отец Александр засыпал от усталости, Петя ему спину разрисует чем-нибудь. Вот и все.

– А как происходит выбор занятий для детей? Ведь все равно зачастую это навязывание со стороны родителей? Сын у вас занимается пением. А дочь уже в таком возрасте, когда профессию выбирают. Как это происходит?

– Я думаю, что во всех семьях по-разному. В нашей семье все как-то очень непросто было. Потому что, с одной стороны, я боялась заставить делать то, к чему ребенок не склонен, а с другой стороны, мне казалось, что я все-таки должна проявлять определенную строгость, потому что ребенок еще не в состоянии сделать выбор. Конечно, родители видят, к чему у ребенка есть склонности. Но, честно говоря, у нас все происходит «методом тыка».

– А дочка ваша уже определилась со своим профессиональным будущим?

– Трудно сказать. Она поступила в Банковский институт, но я думаю, что это все-таки не дело ее жизни. Это просто часть жизни, ремесло, которое даст ей возможность просто себя материально обеспечить.

– Как будет называться ее профессия?

– Факультет называется «Банковское дело и кредит». Я, честно говоря, не особо разбираюсь в этой сфере. Вероятно, можно сказать, что это экономическое образование.

– А как насчет желания родителей, чтобы дети повторили их путь?

– Нет никакого желания.

– И никогда не было?

– Нет. Чтобы повторили путь – нет.

– Ну, допустим, дочка стала бы регентом, сын – священником.

– Не знаю, у меня не было такого желания. Хотя, конечно, я вижу, что у Пети есть музыкальные способности… У Маши тоже есть музыкальные способности, просто, к сожалению, еще в музыкальной школе ее немножко перетрудили с музыкой, а в ней есть такое качество: она может быть очень послушной до какого-то момента, а потом становится очень упрямой. Видимо, когда что-то где-то пережмешь… Она занималась на флейте, и у нее неплохо получалось, и преподавательница, конечно, слишком ее загрузила разными концертами. А Маша человек очень выдержанный и спокойный – внешне. И она послушно ходила на все эти концерты, несмотря на то что очень сильно волновалась и для нее это каждый раз был большой стресс.

– Ваши дети обращались к родителям, к маме, к папе, с вопросами о том, что у них возникают какие-то сложности в жизни в связи с тем, что они – дети священника?

– У Маши были сложности, но даже не потому, что она дочь священника, а потому, что она входила в этот мир, который, в общем-то, часто был ей непонятен, и что-то приносило ей страдание. Не могу сказать, что мы очень часто говорим на эти темы, но чаще всего эти разговоры возникают в результате каких-то непростых обстоятельств. А так, чтобы сесть вечером и методично обсуждать – такого у нас не бывает.

– Вы говорите детям: «Вы – дети священника, ведите себя соответствующе»?

– Я стараюсь их этим особо не загружать, потому что знаю, как отцу Александру было тяжело в детстве, да и в юности. Ему было очень тяжело даже в своей среде, потому что его отец был ректором, а он был семинаристом. Одним словом, такое положение его угнетало. Я даже очень хорошо запомнила, как однажды он после наших первых таких с ним встреч, общений – это не было близкое знакомство, но мы перебрасывались фразами, и у меня сложилось о нем мнение, что это довольно остроумный и веселый молодой человек. И вдруг в коридоре Академии я увидела, как он, весь сжавшись, быстрым шагом, ни на кого не глядя, идет по коридору. И я спрашиваю у ребят: «Слушайте, а что, у Саши Сорокина что-то случилось? Что это у него за вид такой?» А мне ребята говорят: «Да нет, он всегда такой». Я так удивилась. У меня была абсолютная уверенность, что у него что-то случилось, настолько он был не такой какой-то, в себе, с отяжелевшим лбом. И потом он мне неоднократно говорил, что ему было тяжело в Академии, он не чувствовал себя свободно. И я очень боялась, что такая же ситуация повторится у моих детей: дедушка – священник, папа – священник, это будет на них давить. Мне бы этого очень не хотелось. Но все-таки приходилось иногда им говорить, что они не должны себя как-то так вести, не должны позорить семью.

– В вашей семье тоже ведь есть священники. Недавно скончался архимандрит Феодосии (Короткое), ваш дядя. Как он повлиял на вашу жизнь? И вот то, что вашу семью тоже можно назвать священнической, – как это повлияло на вас, на ваш характер, скажем?

– На характер? Трудно сказать, как это повлияло на мой характер. Во всяком случае, отец Феодосии для меня имел очень большое значение, особенно в детстве, поскольку я очень рано осталась без отца. Отец Феодосии – это брат моей матери, и он очень много мне уделял внимания. Я была маленькой девочкой, и для меня это было очень много. Он мне рассказывал какие-то интересные истории из своей жизни, играл во что-то со мной, иногда мы даже танцевали с ним, он рисовал со мной, поскольку был архитектором, он и меня к этому подвигал – чтобы я села, порисовала что-то. Привозил мне книжки и читал их мне, всегда очень тепло ко мне относился, и я всегда чувствовала его понимание. А потом, когда я стала постарше, а он увлекался историей, мы время от времени ходили в какие-то походы, приезжали его московские друзья, и у него всегда была какая-нибудь идея – найти интересные развалины где-то, мы собирали рюкзаки и шли куда-то с ночевкой. Это было для меня очень значимо. Тогда он еще не был монахом, у него была жена и сын. Сейчас сын его тоже умер, он умер даже раньше его на три года.

– Есть ли у вас чувство, на вашем личном опыте основанное, на опыте ваших детей, что священническое происхождение все-таки осложняет жизнь человека?

– У меня такого чувства нет, что это осложнило мою жизнь. Нет, совсем нет. Наоборот. Хотя когда отец Феодосии стал монахом и священником (просто так в жизни очень часто бывает, так расходятся как-то жизненные пути), тех близких взаимоотношений, которые были в детстве, к сожалению, не стало. У отца Феодосия тоже было много забот и хлопот, хотя все равно, конечно, я чувствую, что внутреннее тепло мы друг к другу, безусловно, сохранили, несмотря на то что уже очень мало общались. Архимандрит Феодосии скончался совсем недавно, он похоронен в пещерах Псково-Печерского монастыря. Отпевали его вместе со схимонахом Пименом, и в этом было что-то очень приятное – что они вдвоем, вместе уходят, и братия их провожает, вносит в пещеры под праздничный, торжественный звон печерских колоколов. В этом, конечно, такая поддержка и такая сила дается тем, кто остается. Монашеский чин отпевания, он, с одной стороны, суровый и длинный (хотя мне почему-то он показался совсем не длинным в этот раз), а с другой стороны, есть ощущение, что все равно все живы – и те, кто остался на земле, и те, кто уже ушел, чьи тела отнесли в пещеры, – все равно у них есть какое-то постоянное общение.

– А как детям рассказывать о таких реалиях, как жизнь и смерть? Есть у вас такой опыт со своими детьми?

– Иногда, конечно, я им говорю, стараюсь говорить о жизни и о смерти. Я уж и не знаю, как так получилось в моем детстве, кто меня так воспитал, наверное, в большей степени бабушка, но я помню, когда была маленькой девочкой, во мне жило ощущение, что в любой момент может прийти Господь, Страшный суд. И почему-то я совсем не думала о своей смерти, думала, что в любой момент может наступить конец мира. В какой-то момент моего детства я очень много об этом думала, особенно ложась спать. Я, наверное, к этому привыкла до такой степени, что теперь у меня может быть даже и неоправданно легкое отношение ко всему этому.

– Как нужно ребенка вводить в храм? Для большинства православных семей это сводится к вопросу: заставлять на службе стоять или не заставлять? И заставлять или уговаривать? Есть у вас такой пункт в воспитании?

– Конечно, он возник в какой-то момент. Меня воспитывали довольно строгим способом. Я должна была ходить на службы и стоять. В этом есть и положительный момент и отрицательный. Но это мой опыт такой. Отец Александр не склонен к такому типу воспитания детей, хотя, конечно, ему тоже приходилось выстаивать службы. Но он считает, что надо какую-то меру соблюдать, «таскать» ребенка на службы он считает неправильным, это приводит не к тому результату, которого ожидали родители. Скорее, это ребенка просто развратит. В определенный момент ребенку надо давать и свободу, и надо понимать, когда ни в коем случае нельзя через силу заставлять ребенка ходить в храм.

Но вот все равно в нашей жизни было такое, что была какая-то такая установка, что да, дети едут на службу. Но так получалось, что они просто с отцом Александром сюда, в храм Ново-мучеников, ходили и фактически здесь выросли. Когда были маленькие, они довольно много с папой приезжали сюда на службу, но потом наступил такой момент, у Маши в первую очередь, когда ее начали посещать сомнения. И я, конечно, очень переживала и была в растерянности: «Что делать?» А отец Александр меня успокоил, сказал, что это совершенно нормально, и очень хорошо, что в этом возрасте приходят сомнения, надо оставить ее в покое, и если она не хочет ходить на службу – пусть не ходит. И он был абсолютно прав. Потому что, конечно, чему-то научить, что-то показать – родители могут. Но вселить веру в душу ребенка, дать веру – может только Господь. А родитель своей властностью может только все испортить.

– Исходя из вашего опыта, скажите, в каком возрасте и на какую часть службы можно приводить или даже приносить ребенка в храм?

– Я носила на все части службы, и пока ребенок выдерживал, пока не капризничал – я стояла на службе. Но они довольно все-таки смирно себя вели.

– А дома нужно «ставить» ребенка на молитву утром-вечером? Как выбирать молитву для ребенка?

– Только вместе молиться. Я считаю, что заставлять ребенка «стой и молись» нельзя, до этого надо ребенка научить молиться, надо ему что-то объяснить и вместе с ним помолиться.

– А как это сделать?

– Просто вечером зажечь свечечку или лам-падочку, почитать молитвы, что-то обсудить, вместе о чем-то помолиться.

– Как вы считаете: ребенку нужен сразу молитвослов или сначала свои, детские молитвы?

– Я считаю, ребенку, безусловно, надо привить какой-то навык, чтобы он понимал, что он делает и, конечно, чтобы он не боялся молиться своими словами. Вот у меня долгое время был страх молиться своими словами, мне казалось, что я могу к Богу обращаться только уставленными фразами, а сама ничего не могу. Но когда я читаю эти фразы, я очень много говорю не от сердца. И маленькая я чувствовала, что я не от себя их говорю, хотя я их понимаю. Это делалось только потому, что «так надо», и все. А вот то, что из твоего сердца идет, о чем ты хочешь у Бога попросить, – это совсем другое, и надо, мне кажется, ребенка научить молиться так, чтобы он мог сказать Богу то, что у него в сердце.

– Детские жития святых, Библия для детей, молитвослов для детей – обычный набор православного воспитания, на ваш взгляд, как это много дает ребенку и нужно ли это ему?

– Не знаю, мы своим детям читали детскую Библию, картинки смотрели. У отца Александра много было всяких детских Библий, я помню, у него одна такая красивая, правда, на английском языке, толстая детская Библия, с яркими иллюстрациями, и мне они так нравились, я все хотела, чтобы Маша ее посмотрела, а Маша страшно боялась этих иллюстраций и ни за что не хотела смотреть.

– Все дети воспринимают то, чему их учат. Одного родители учат одному, другого – другому. И все дети играют вместе, и играют в то, чему их учат. Были ли такие моменты, когда ребенок начинает играть в святых, в церковь, как к этому относиться?

– Я думаю, что все дети, которые бывают в храме на богослужении, начинают служить и в своих играх. Во всяком случае, я много раз такое слышала. И мои дети то же самое делали в определенном возрасте, до 7 лет где-то. У Маши был хор из каких-то зверушек, плюс туда бабушка должна была присоединяться. Петя служил, бабушку причащал. Давал отпуст, поминал: «Иже во святых отца нашего Владимира, митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского…»

– А отец уже брал его в алтарь?

– Да. Для нас это было, в общем-то, необходимостью, я шла на клирос, а отцу Александру было проще детей взять с собой, поэтому, естественно, он шел с папой в алтарь.

– К кому дети, дочка и сын, чаще обращаются с какими-то вопросами о вере? И вообще, бывает ли такое?