Агентурная сеть

На ринге два боксера ведут плотный, темповой бой, в котором применяется многое из того, что запрещено правилами: захваты, удары ниже пояса и по затылку, локтями и даже коленями. Бой не лимитирован по времени и проводится без перерывов между раундами, боксеры поочередно оказываются то в легком, то в глубоком нокдауне, но каждый раз находят в себе силы, чтобы подняться и продолжить бой. Когда один из них падает, другой бросается к нему и стремится добить лежачего.

Никто не следит за соблюдением правил, никто не ведет подсчета очков, не останавливает бой и не разводит боксеров по углам, никто не оказывает им помощь после травм, потому что секундантов нет, как нет рефери на ринге и судейской коллегии за его пределами. Есть только зрители, разделившиеся на две части, каждая из которых симпатизирует одному из боксеров, но и среди болельщиков нет единодушия и далеко не каждый из них желает победы «своему» боксеру, потому что даже некоторые соотечественники тайно сочувствуют его противнику…

А вот «боксерский» поединок между советской и французской разведками выглядит совсем по-другому. Есть и судейская коллегия, и многочисленные секунданты, и рефери в белоснежном одеянии и с бабочкой, строго следящий за соблюдением всех правил. Перерывы между раундами продолжительнее, чем сами раунды, и заполнены действом, не имеющим никакого отношения к боксу: проходами длинноногих красавиц, рекламными шоу, выступлениями популярных групп и прочей чепухой.

Да и сам бой выглядит весьма необычно: боксеры долго и грациозно кружат по рингу, демонстрируя виртуозную технику нырков и уклонов, имитируя разнообразные удары и, кажется, не слишком заботясь о там, чтобы нанести ощутимый удар и заработать очередное очко. Никаких грубостей, никаких запрещенных приемов, никаких столкновений! Боже упаси! Все предельно корректно!

И только изредка один из боксеров делает шаг вперед и с дальней дистанции наносит иногда легкий, иногда тяжелый удар, не забывая моментально отскочить в сторону, остановиться и, прижав перчатки к груди и мило улыбаясь, сказать:

— Пардон, месье, простите за беспокойство! Как вы себя чувствуете? Я не слишком сильно вас ударил? Еще раз простите!

Когда после сильного удара один из боксеров оказывается на полу, его противник сразу же отбегает в свой угол и там, не переставая улыбаться и приносить свои извинения за причиненный ущерб, терпеливо ждет, когда поверженный противник поднимется, ему окажут помощь, и он будет способен продолжить прерванный поединок.

Зрители сравнительно спокойно следят за происходящим, не обращая особого внимания на то, что творится на ринге, с гораздо большим интересом наблюдая за тем, что происходит в перерывах между раундами. И только изредка после наиболее эффектных ударов, закончившихся нокдауном одного из боксеров, то в одном, то в другом месте зрительного зала раздаются негромкие аплодисменты…

Если продолжить эти аналогии, то возникавшие в те годы конфликты между советской и китайской разведками в сравнении с боксерским поединком выглядели бы примерно так.

В центре большого спортивного зала, на трибунах которого разместилась по преимуществу публика азиатского и африканского происхождения, установлен ринг, а на нем в окружении своих секундантов стоит хорошо размявшийся и готовый к схватке советский боксер. Он прыгает и приседает в своем углу, иногда в состоянии боевого возбуждения выскакивает в центр ринга и молотит руками воздух.

Но время идет, а бой все не начинается, потому что его китайский противник в ярком халате и боксерских перчатках не торопится подняться на ринг. Он в сопровождении целой своры секундантов и поклонников носится по залу, выкрикивая ругательства и угрозы в адрес советского боксера, и подстрекает то одного, то другого зрителя подняться на ринг и вместо него начать бой.

Он предлагает зрителям надеть свои перчатки, хватает их за руки, сулит поделиться вознаграждением за победу, иногда ему удается дотащить кого-либо до самого ринга, но дальше дело не идет, и он снова начинает выкрикивать угрозы и ругательства в сторону своего соперника.

А тот, устав от бесплодного ожидания и разозленный бранью китайского боксера, стоит на ринге и уговаривает:

— Ну иди, иди сюда! Хватит болтать, давай поговорим по-мужски!

Публика то восторженно ревет, то смеется, но до настоящей драки дело так и не доходит…

Рассчитывать на успех в вербовочной работе по сотрудникам правительственных учреждений, как и на то, что, не имея хороших источников информации в местных спецслужбах, резидентура сможет работать безаварийно, было по меньшей мере наивно.

По материалам, имевшимся в Центре, я еще до приезда в страну знал, что, кроме завербованного Базиленко «Артура», работавшего в дорожной полиции, других агентов из числа сотрудников полиции и службы безопасности у резидентуры не было. Как не было их и среди сотрудников спецслужб других стран.

Конечно, можно было обвинять в этом предыдущих резидентов, в том числе покойного Матвеева, но это было не в моих правилах, и сваливать вину на других я не собирался. Тем более, что у того же Матвеева были объективные причины: два года назад, еще при его предшественнике, провалился агент, работавший в полиции, после чего из страны был выдворен сотрудник внешней контрразведки и полтора года эта должность была вакантна, пока не прибыл Базиленко и не начал все заново.

Я тоже еще не успел забыть своей прежней специализации и старых привязанностей, а потому рассчитывал, что и мне удастся кое-чего добиться в поединке со своими коллегами из враждебного лагеря.

Но для начала надо было собрать и проанализировать все сведения, которые имелись в резидентуре на людей, каким-то образом связанных со спецслужбами.

Поэтому во время бесед со всеми сотрудниками резидентуры я прежде всего интересовался, какие зацепки у них есть и можно ли извлечь из них какую-то пользу. А еще, не полагаясь на их записи и память, каждого попросил побеседовать с агентами и выяснить, есть ли у них в спецслужбах родственники или знакомые.

Естественно, в первую очередь я рассчитывал на Базиленко, поскольку агентурное проникновение в специальные службы входило в круг его непосредственных обязанностей. Я понимал, что за несколько месяцев пребывания в стране ему было трудно добиться ощутимых результатов, но зная настырность и хватку Базиленко, надеялся, что ему все же удалось кое-что сделать.

И действительно, он раскрыл свою рабочую тетрадь, и, найдя нужную запись, стал вспоминать:

— Еще когда я разрабатывал «Артура», он рассказывал, что лекции по контрразведке в полицейской школе читал заместитель начальника службы безопасности Мустафа Диоп. Тогда же я дал ему кличку «Рок». Так вот, со слов самого «Рока» «Артуру» известно, что до провозглашения независимости он служил во французской армии в звании унтер-офицера, в составе французского экспедиционного корпуса воевал в Индокитае, там же стал сотрудником 2-го бюро и приобщился к контрразведывательной работе. С момента провозглашения независимости «Рок» работает в местной контрразведке. Часто выезжает во Францию и другие западные страны. Несколько раз бывал в СССР в качестве сотрудника охраны правительственных делегаций.

— А что он из себя представляет, так сказать, в социальном плане? — поинтересовался я.

Базиленко перевернул страницу в своей рабочей тетради и ответил:

— Я задавал «Артуру» и эти вопросы. «Року» сейчас сорок пять лет, он женат, имеет троих детей. Материальных затруднений не испытывает, так как, по мнению «Артура», кроме высокой зарплаты, имеет кое-какие дополнительные доходы.

— Какие могут быть доходы у сотрудника контрразведки? — удивился я.

— Я тоже усомнился в этом, но «Артур» полагает, что «Рок» использует свое служебное положение и занимается какими-то махинациями. Короче говоря, спекулирует, — пояснил Базиленко.

— А поконкретнее «Артур» ничего не сказал? — спросил я, потому что, когда речь идет о вербовке, нужны не общие рассуждения, а факты.

— Сказал, — улыбнулся Базиленко, и я понял, что он основательно допросил своего агента. — В частности, «Артур», привел такой случай: несколько лет назад «Рок» через посредническую фирму купил подержанный «жигуленок», проданный советским учреждением, затем оформил на него местный номер, не заплатив пошлины, после чего перепродал машину, да так выгодно, что купил себе «рено».

— Неплохой бизнес! — согласился я. — А откуда «Артуру» известны все эти подробности?

— Дело в том, что «Артур», как бывший ученик «Рока», помогал ему провернуть это дело!

— А какое советское учреждение продало эту автомашину? — был мой очередной вопрос: сейчас я дублировал беседу Базиленко с «Артуром».

Но оказалось, что я несколько переоценил возможности Базиленко.

— Я не интересовался этим вопросом, — смутившись, ответил он.

— А зря, — укоризненно сказал я. — Такие вопросы надо изучать сразу и со всей тщательностью. Когда-нибудь эти детали могут очень пригодиться.

— Хорошо, Михаил Иванович, — кивнул головой Базиленко. — На очередной встрече я выясню все, что имело отношение к этой сделке.

— И не только это. Надо еще раз обстоятельно побеседовать с «Артуром» и собрать на «Рока» как можно больше сведений.

Но прежде, чем Базиленко встретился с «Артуром», информация о «Роке» поступила от Лавренова: у него на связи был агент «Монго» — журналист местной правительственной газеты. Нельзя сказать, что эта информация нас очень обрадовала. Скорее напротив, потому что «Монго», неоднократно по заданию главного редактора встречавшийся с «Роком» и получавший от него материалы для различных публикаций, охарактеризовал «Рока» как антисоветски и профранцузски настроенного человека, преданного режиму службиста колониальной школы.

Узнав об этом, Базиленко явно расстроился. И было от чего: привлечение к сотрудничеству с советской разведкой человека с такой характеристикой было маловероятно.

— А ты на что рассчитывал, Павел Игнатьевич? — спросил я его. — Что «Рок» с симпатией относится к Советскому Союзу? Где ты таких видел, особенно среди руководителей службы безопасности?

Как мы и ожидали, информация, полученная от «Артура», оказалась обширной и дала нам обильную пищу для размышлений.

В частности, «Артур» рассказал, что вместе с ним в Национальной школе полиции учился Сайфулай Диоп — сводный брат «Рока» от третьей жены его отца. (Чтобы сразу снять возможные вопросы, необходимо пояснить, что основной религией в стране был ислам, а потому многоженство было вполне обычным явлением).

В соответствии с мусульманскими обычаями, после смерти их общего отца «Рок», как старший сын, стал фактическим главой семьи и взял на свое содержание Сайфулая, который к тому времени оказался круглым сиротой, поскольку его мать умерла еще раньше.

Во время учебы «Артур» не был близко знаком с Сайфулаем, не стали они друзьями и после окончания полицейской школы. Однако «Артуру» было известно, что в настоящее время Сайфулай работает в иммиграционной службе того самого управления безопасности, одним из руководителей которого являлся его брат.

— Ну что ж, это уже по твоей части, — сказал я, выслушав Базиленко, потому что иммиграционная служба для вице-консула, что дом родной: ни в одном местном учреждении консульские работники не бывают так часто, как в иммиграционной службе.

— Мне кажется, я уже видел этого Сайфулая, — заметил Базиленко. — В иммиграционной службе работают, в основном, пожилые сотрудники, и только одному из них на вид лет двадцать пять. Возможно, это и есть брат «Рока».

— Остается проверить, так ли это, — благословил я Базиленко. — И сделать это надо аккуратно, но быстро.

Впрочем, мое последнее пожелание было излишним: энергии и настойчивости Базиленко можно было только позавидовать.

Уже через несколько дней он доложил, что познакомился с братом «Рока». Прошло еще некоторое время, и, пообщавшись с ним по делам своего учреждения прикрытия, Базиленко выяснил, что Сайфулай холост, на его иждивении находятся трое братьев и сестра, а проживает он вместе с семьей старшего брата.

Когда Базиленко осторожно поинтересовался, кто его старший брат, Сайфулай от ответа на этот вопрос уклонился и перевел разговор на другую тему. В общем, он вел себя так, как и должен себя вести сотрудник спецслужбы при общении с иностранцем.

Гораздо интереснее было то, что, к удивлению Базиленко, Сайфулай довольно хорошо говорил по-русски. Оказалось, что он закончил лицей, где работали советские преподаватели, и русский язык преподавался в качестве второго иностранного языка.

Теперь предстояло проанализировать собранную информацию.

Самым ценным из того, что мы знали о Сайфулае Диопе, было наличие у него влиятельного брата, хотя сам этот брат был нам явно «не по зубам».

Конечно, в любой стране, в том числе и в нашей, хорошие родственные связи могут существенно облегчить человеку продвижение по служебной лестнице, но в Африке, где все держится на родственных и племенных отношениях, особенно. У меня самого был в этом плане некоторый личный опыт, связанный с той самой первой моей вербовкой, о которой я упоминал ранее.

Когда я за двенадцать лет до описываемых событий впервые оказался в африканской стране, то, подобно Базиленко, обзаводился полезными связями в различных подразделениях спецслужб и так же при урегулировании какого-то дорожного происшествия познакомился с инспектором дорожной полиции. Он назвал мне свою фамилию, которая ни о чем не говорила, и я принял эту информацию просто к сведению и только.

Мы были знакомы уже довольно длительное время, между нами сложились приятельские отношения, но я не стремился переводить их на деловую основу, поскольку не видел в этом смысла: чем мог быть полезен рядовой инспектор, весьма далекий от контрразведки и тех вопросов, которые нас интересовали в первую очередь?

Однажды после очередного дорожного происшествия (а они в советской колонии происходили часто) я посетил комиссариат полиции, чтобы подписать кое-какие документы. Не застав моего знакомого инспектора, я обратился к находившемуся в кабинете сержанту и, указав на пустой стул, спросил:

— А когда будет ваш коллега?

— Вы имеете в виду…? — переспросил сержант и назвал фамилию, от которой я невольно вздрогнул, потому что это была фамилия одного из руководителей службы безопасности!

Не проявив никакого любопытства по поводу такого невероятного совпадения, я покинул дорожную полицию, но при первой же встрече с инспектором уточнил его фамилию, сославшись на то, что при первом знакомстве, видимо, неверно уловил ее на слух.

Инспектор помялся немного, а потом назвал свою настоящую фамилию и признал, что является двоюродным братом заместителя начальника службы безопасности. На мой недоуменный вопрос по поводу произошедшего недоразумения он, нисколько не смутившись, объяснил, что при первом знакомстве назвал мне вымышленную фамилию потому, что сотрудникам полиции не рекомендуется называть свою подлинную фамилию при общении с иностранцами.

Когда я рассказал об этом резиденту, мой многоопытный шеф немедленно посоветовал:

— Вербуй его побыстрее! С таким братом да при нашем содействии он быстро сделает карьеру и со временем будет нам весьма полезен.

Так и случилось. Уже через пару месяцев я договорился с инспектором о сотрудничестве, а еще через несколько месяцев не без нашей подсказки и при самом непосредственном участии своего брата он перешел на работу в контрразведку. Вскоре он стал одним из самых надежных и эффективных наших источников!

Но в случае с Сайфулаем все было несколько сложнее.

Во-первых, следовало учитывать, что становление Сайфулая, как личности, формирование его мировоззрения проходило в специфических условиях: он вырос в семье старшего брата, который, безусловно, стремился воспитать из него не просто верного сторонника режима, а будущего сотрудника службы безопасности, которая во всех странах является опорой режима.

Никаких сомнений не вызывал у нас и тот факт, что Сайфулай стал изучать русский язык с ведома и согласия «Рока», а возможно, по его прямому указанию, потому что это тоже отвечало его планам в отношении дальнейшей профессиональной специализации Сайфулая — подготовить из него квалифицированного специалиста по «советскому блоку». Наша уверенность базировалась на том, что в лицее, который закончил Сайфулай, были обязательные для изучения иностранные языки, но русский к ним не относился, и его выбор был делом сугубо добровольным.

Во-вторых, имело значение и то, что, заменив Сайфулаю отца, «Рок» по африканским традициям стал для младшего брата непререкаемым авторитетом и примером для подражания. К тому же Сайфулай был обязан ему тем, что он его вырастил, помог получить образование, устроил на хорошо оплачиваемую и престижную работу, потому что в Африке нет престижней звания, чем офицер армии или полиции.

В общем, было очевидно, что Сайфулай находится под большим влиянием своего брата и, скорее всего, разделяет его взгляды и политические убеждения. Фактически в лице Сайфулая мы имели уменьшенную копию «Рока» со всеми вытекающими из этого последствиями.

И если бы Сайфулай рассказал своему брату о том, что вице-консул советского посольства Базиленко проявляет к нему повышенный интерес или предлагает встретиться в неофициальной обстановке, тот сделал бы вполне определенный и, что самое главное, совершенно правильный вывод, и вскоре Базиленко последовал бы за своим предшественником, объявленным «персона нон грата» два года назад!

Итак, после всех наших трудов оказалось, что разработка Сайфулая Диопа не сулит нам радужных надежд и столь же бесперспективна, как и разработка его старшего брата!

Придя к такому выводу, мы, скрепя сердце, решили отказаться от его дальнейшего изучения.

6

В каждом стоящем деле бывают свои ключевые моменты, после которых события приобретают совершенно неожиданный поворот. В том деле, которым мы занимались, этот ключевой момент совпал с приемом в китайском посольстве по случаю очередной годовщины образования КНР.

Это был первый дипломатический прием, на котором мне довелось присутствовать после приезда в страну, и я рассматривал его, прежде всего, как прекрасную возможность в один вечер составить себе некоторое представление обо всем дипломатическом корпусе, аккредитованном в стране, а заодно завести полезные знакомства.

К тому же примерно через пять недель должен был состояться прием в советском посольстве по случаю годовщины Октября, и было весьма полезно перенять китайский опыт и прикинуть, как лучше организовать это мероприятие у нас.

Только несведущему человеку может показаться, что дипломатические приемы являются всего лишь атрибутом светской жизни и устраиваются исключительно для того, чтобы выпить и закусить в изысканном обществе, а подготовка к ним ограничивается только приготовлением закусок, откупориванием бутылок и наглаживанием выходных костюмов.

Не берусь судить о том, как готовятся к ним в других дипломатических представительствах, но в советском посольстве каждый прием — это сложное и ответственное мероприятие, которому предшествует длительная и многосторонняя подготовка.

Начинается она с определения денежной суммы, которую посольство и другие советские организации, функционирующие в стране, готовы потратить на ублажение своих гостей. Иногда все расходы берет на себя какая-то одна организация, иногда договариваются и устраивают складчину, как это бывает в любой студенческой компании. Затем в зависимости от количества средств, имеющихся в распоряжении организаторов приема, определяется количество иностранцев и советских граждан, которые будут приглашены на прием, причем квота для каждого учреждения не всегда соответствует размеру его доли в «общем котле», а определяется совсем по другим критериям.

Чтобы не утомлять читателя, я не буду останавливаться на хозяйственной стороне приема, на том, кто, как и где готовит многочисленные и разнообразные закуски, закупает спиртные и безалкогольные напитки, готовит помещение и прочая и прочая. Попытаюсь лишь, исходя из сложившейся практики и кое-какого личного опыта, рассказать о том, какую роль в организации и проведении приема играет резидентура внешней разведки.

Все начинается с того, что руководители всех советских учреждений представляют в протокольный отдел посольства списки местных граждан и иностранцев, которых они хотели бы видеть в числе своих гостей. После того, как эти списки приводятся в соответствие с предполагаемой общей численностью приглашенных, они поступают на «обработку» в резидентуру, где из них вычеркиваются те, кого по каким-то соображениям приглашать нецелесообразно: это прежде всего объекты заинтересованности резидентуры (то есть лица, разрабатываемые с целью привлечения к сотрудничеству с разведкой), если их появление в советском посольстве нежелательно по причине возможной расшифровки; сотрудники и агенты спецслужб; лица, известные своими экстремистскими настроениями или связями с оппозиционными, террористическими или иными подрывными организациями, приглашение которых может скомпрометировать посольство перед официальными властями.

Да мало ли кто еще относится к числу «нежелательных иностранцев»!

Когда список приглашенных основательно почищен, в него вносятся фамилии тех, в чьем приглашении заинтересована резидентура. В их числе, как это ни парадоксально, могут оказаться и лица, разрабатываемые с целью привлечения к сотрудничеству с разведкой, если они поддерживают официальные контакты с посольством и такой визит не может иметь для них нежелательных последствий; известные сотрудники и агенты спецслужб, в знакомстве с которыми заинтересованы сотрудники внешней контрразведки — в общем, все определяется пресловутой оперативной целесообразностью, на которой и строится вся работа резидентуры.

Согласованный с резидентом КГБ и утвержденный послом окончательный список возвращается в протокольный отдел, сотрудники которого заполняют и рассылают соответствующие приглашения. Это, так сказать, видимая часть протокольной работы, выполняемая сотрудниками посольства и других учреждений.

Но есть еще невидимая часть, которую берут на себя сотрудники резидентуры и о которой протокольному отделу не известно, поскольку, помимо утвержденного списка, на прием приглашается много лиц, в этом списке не указанных, приглашения которым вручают сотрудники резидентуры или другие советские граждане, выполняющие их конфиденциальные поручения.

Но в формировании контингента лиц, посещающих дипломатический прием, принимают участие не только протокольный отдел посольства и резидентура КГБ, но и местные спецслужбы и резидентуры других разведок, которые явно и тайно вносят свои коррективы, опять-таки исключая из числа приглашенных тех, чье появление в советском посольстве нежелательно теперь уже по их оперативным соображениям, и заменяя их теми, чье присутствие с их точки зрения желательно по тем же самым оперативным соображениям, которые кардинально расходятся с заинтересованностью посольства и резидентуры КГБ.

Ну и на каждом приеме всегда есть определенное количество «зайцев» — любителей пошляться по иностранным посольствам без всяких приглашений, которым неведомо какими путями удается проникать на самые закрытые протокольные мероприятия.

Но подготовка к дипломатическому приему не ограничивается только проблемами, связанными с приглашением гостей желательных и отводов гостей нежелательных. Как и на рядовом дне рождения, так и на самом пышном посольском приеме гости бывают всякие: официальные, обязательные, полезные, бесполезные, нейтральные, приятные и не очень, а также самые дорогие, которых надо окружить особой заботой и пристальным вниманием.

А потому каждому сотруднику резидентуры перед приемом ставится конкретная задача: один заводит полезные знакомства; другой укрепляет отношения со специально приглашенным для этого на прием человеком; третий собирает информацию в беседах с гостями; четвертый наоборот ее «разглашает», чтобы она дошла до ушей тех, кому предназначена; пятый контролирует действия известных сотрудников местной контрразведки и иностранных разведчиков, которые тоже пришли не просто так, а чтобы решать свои профессиональные задачи; шестой наблюдает за теми, кто пришел на прием, чтобы вести наблюдение; седьмой фиксирует контакты своих соотечественников с лицами, подозреваемыми в связях со спецслужбами, чтобы потом выяснить цель и характер этих контактов; восьмой… это если в резидентуре есть этот самый восьмой, поскольку не в каждой из них, особенно в Африке, есть даже седьмой, шестой или пятый.

Там же, где их нет, все эти задачи выполняют первые четверо, а то и трое, если четвертый болен, в отпуске или как раз в этот день проводит какое-то оперативное мероприятие, пока внимание всей контрразведки приковано к приему, а потому вертеться этим троим приходится основательно.

Особо хотелось бы отметить действия тех, кто ведет наблюдение за американскими разведчиками, потому что именно с их стороны всегда отмечается наибольшая активность. Причем наблюдение это осуществляется не бессистемно, не вообще, а каждый сотрудник резидентуры отвечает за «своего» сотрудника ЦРУ и обязан непрерывно держать его в поле зрения.

В том, насколько иногда полезно бывает понаблюдать со стороны за некоторыми американскими разведчиками, и к чему может привести небрежение этим золотым правилом, убеждает одна очень поучительная, хотя и на удивление банальная история, приключившаяся с помощником советского военного атташе в одной из африканских стран за несколько лет до описываемых событий.

Это была его вторая командировка, однако он, похоже, так и не уловил разницы между сибирской глухоманью или провинциальными городками Нечерноземья, где ему довелось служить до зачисления в Военно-дипломатическую академию, и пусть плохонькой, но все же заграницей, а потому так и не избавился от повадок гарнизонного ловеласа. Говоря другими словами, он был одним из тех офицеров, у которых влечение к женскому полу отнимало не меньше времени, чем исполнение воинского долга, что и было впоследствии зафиксировано в материалах его уголовного дела.

Я не буду вдаваться в некоторые технические детали, чтобы не уводить повествование в сторону от существа дела, однако те же самые материалы позволяют сделать вывод, что о его избыточных сексуальных потребностях хорошо знала американская разведка, которая, и до этого не отличавшаяся особой изобретательностью в выборе средств, решила на этом сыграть.