Агенты увидели, как далеко внизу на мгновение зажегся красный фонарь. Он должен был указать оперативной группе место разгрузки.
— Паломино сделал вторую ошибку, — сказал Робинсон Уэзермену.
Он настроил второй радиоприемник на другую частоту, с тем чтобы можно было держать связь с остальными участниками операции "Ночное небо". Лейтенант Уильям Эйдлмен из полицейского управления штата Нью-Мексико командовал наземными операциями из четвертого самолета, вылетевшего из Сокорро. Где-то поблизости были еще два вертолета, но их точное местонахождение определить было трудно.
Один из контрабандистов заметил необычайно интенсивное движение на шоссе № 60, протянувшемся с запада на восток между городами Магдалина и Дейтил (штат Нью-Мексико).
— Кажется, сегодня открылась охота на антилоп, — ответили с земли. Голос предложил перенести место разгрузки на 6–8 километров на запад, поближе к шоссе № 78 — узкой проселочной дороге, ведущей к горам Элк.
— Говорит "сеттер один", — сказал Марти. — Еще раз все проверьте. Мы пока покружим.
Через десять минут с земли сообщили, что на проселочной дороге нет ни одной машины.
— Есть другие помехи?
— Линия электропередачи и загон для скота.
— Хорошо. Поставьте машину у загона носом к югу. Включите сигнальные огни. Буду заходить над машиной с севера на юг.
— Понял. У тебя будет метров триста.
Два других самолета контрабандистов продолжали кружить, а Марти развернулся и стал плавно снижаться над машиной, включив посадочные огни лишь в последнюю минуту. Уэзермен и Робинсон решили подождать, пока приземлится третий самолет, а затем сесть самим и тем самым отрезать контрабандистам путь к отступлению. Но Марти успел разгрузиться за какие-то три минуты и тут же взмыл в воздух. Когда стал приземляться второй самолет, Берка, с главного шоссе на проселочную дорогу неожиданно свернул чей-то белый пикап, направляясь к месту разгрузки. Послышалась резкая команда Марти: "Керли, разверни машину и ослепи его фарами! Боби [Берк], быстрей разгружайся и сматывайся!" Из дальнейших переговоров Робинсон понял, что в пикапе были чужие: скорее всего, охотники, возвращавшиеся домой. На земле в это время возникла сумятица, вызванная тем, что грузовики, которые должны были забрать груз, задерживались. Все трое пилотов-контрабандистов сказали, что горючее у них на исходе. В таком же положении оказались и "нарки". По расчетам Уэзермена, топлива в баках оставалось всего на пятнадцать минут полета, т. е. ровно настолько, чтобы долететь до Сокорро. К этому времени Берк уже был в воздухе, а Моррисон, пилот последнего самолета, приземлился и разгружался.
Марти громко выругался, и Робинсон заметил, что голос у него дрожит.
Часы показывали 23.29. Робинсону очень хотелось полететь за Марти и самому арестовать его в Коламбусе, но это было невозможно. Он услышал, как лейтенант Эйдлмен приказал своим людям на земле окружить подоспевшие к этому времени грузовики. Он также хорошо знал, что Гарсия и четыре других агента уже поджидали контрабандистов на взлетно-посадочной полосе в Коламбусе. Теперь уж ничто не сорвется, заметил Уэзермен. Робинсон задумался. Конечно, операция "Ночное небо" прошла успешно, но если вспомнить, что правительство выделило на нее два миллиона долларов, т. е. две тысячи долларов за каждый килограмм марихуаны, то особой радости от этой победы испытывать не приходилось. Но так, конечно, думать не следовало. Марти Хоултин делал миллионы на контрабанде марихуаной, и вот теперь его ждала тюрьма. Агенту Робинсону очень хотелось верить, что тот там останется надолго.
Но не тут-то было. Уже к полудню следующего дня Ли Чагра добился освобождения контрабандистов. Ознакомившись с материалами дела, адвокат сразу понял, что подслушивающие устройства были установлены незаконно. Согласно законодательству штата Нью-Мексико, составленному по аналогии с федеральным законодательством, разрешение на установку таких устройств должно было даваться генеральным или окружным прокурором штата. Агенты же не обратили внимания на эту простую формальность и получили соответствующее разрешение от помощника окружного прокурора.
Как и предполагал Ли, федеральные обвинители в Нью-Мексико отказались предъявлять обвинение, и дело было передано судебным властям штата. Окружной судья в Сокорро согласился рассмотреть дело, но он явно сомневался в правомочности установки подслушивающих устройств. Чагра обговорил с судьей почти все детали дела еще до суда. Ли согласился не ставить вопрос о законности установки подслушивающих устройств, а судья согласился не отправлять членов банды "Авиация Коламбуса" в тюрьму. Сам судебный процесс наделал много шума в маленьком городке Сокорро. В местной школе занятия закончились раньше обычного: школьники захотели присутствовать в зале суда, чтобы наблюдать знаменитого адвоката из Эль-Пасо в действии. Чагра привез с собой еще двух известных адвокатов: Малкома Макгрегора из Эль-Пасо и Билли Рэвкайнда из Далласа. Друзья Марти Хоултина заранее договорились о целой серии вечеринок: они хотели, чтобы их коллеги-контрабандисты, расплатившись за грехи, потом как следует повеселились. Предварительное слушание длилось несколько дней, а сам процесс занял всего несколько часов. По совету своих адвокатов подсудимые заявили nolo contendere[37], и судья приговорил каждого к полутора годам условного осуждения и штрафу от одной до пяти тысяч долларов.
Однако Макгрегора и других адвокатов не покидало дурное предчувствие, что дело далеко еще не закончено. До них дошли слухи о том, что федеральные обвинители в Эль-Пасо пришли в ярость, узнав детали процесса в Нью-Мексико, и теперь подумывают о новом суде над бандой, но уже в Эль-Пасо и по обвинению в преступном сговоре, предусмотренном федеральным законодательством. В соответствии с концепцией двойной юрисдикции судебный процесс в Сокорро не мог помешать федеральным властям привлечь группу Хоултина к судебной ответственности еще раз. К тому же речь теперь шла о преступном сговоре, и обвинение могло утверждать, что он был задуман в Эль-Пасо. Макгрегор узнал, что федеральные власти уже затребовали в судебном порядке выписки из гостиничных книг. К тому же все знали, что Марти и его сообщники приобрели свои самолеты в Эль-Пасо, хотя это и было за несколько месяцев до предполагаемого вступления в преступный сговор. Любой адвокат, имевший дело с федеральными судами, знал, что законы о преступном сговоре сформулированы настолько туманно, что обвинители могли утверждать практически все, что угодно, а судьи могли принимать все это к сведению. Когда был еще жив судья Эрнест Гуинн, в Эль-Пасо случалось и не такое. Но несколько недель назад Гуинн умер, что несказанно обрадовало заключенных окружной тюрьмы в Эль-Пасо, и вот теперь все дела, направлявшиеся в федеральный суд, попадали в руки судьи Джона Вуда.
Все три адвоката, защищавшие контрабандистов из "Авиации Коламбуса", знали тогда о Вуде лишь понаслышке, но этого было достаточно, чтобы расстроить их окончательно. Вот уже несколько месяцев судья Вуд помогал Гуинну разобраться с делами, которых скопилось в Эль-Пасо слишком много. По всему было видно, что коллеги подружились. Вуд считал Гуинна своим наставником. Уже много лет Гуинн пользовался славой судьи, решения которого чаще всего отменялись судом высшей инстанции. Но это его ничуть не беспокоило. "Я могу выносить приговоры быстрее, чем их можно будет отменить", — любил Он повторять. Когда Вуд узнал, с какой радостью заключенные восприняли смерть его наставника, он поклялся, что те "еще об этом пожалеют". Таким он был человеком. Он гордился тем, что его называли Джон-максимум. За три с половиной года судебной практики он ни разу не вынес условного приговора по делу о героине. И Вуд повсюду об этом рассказывал. Но суров он был не только в тех случаях, когда речь шла о сильнодействующих наркотиках. Вуд, казалось, не делал между ними никакого различия. Однажды он приговорил розничного торговца марихуаной к 35 годам тюремного заключение за оскорбление суда. Средняя сумма залога, которую он устанавливал по делам о марихуане, равнялась 200 000 долларов, что в три раза превышало сумму, обычно устанавливаемую другими судьями в аналогичных случаях. Его непреклонность в вынесении максимально суровых приговоров и открытая поддержка обвинения поражали адвокатов и вызывали недоумение у других судей, включая тех, кто заседал в апелляционном суде. Отменяя вынесенные Вудом приговоры, те прибегали к таким резким выражениям, каких никто не мог припомнить за всю свою практику. Ему, казалось, доставляло огромное удовольствие приговаривать людей к длительному тюремному заключению. Адвокат из Эль-Пасо Рей Кабальеро, который служил федеральным обвинителем, до того как занялся частной практикой, рассказал, как однажды перед Вудом понуро стоял один старый мексиканец и, нервно теребя соломенную шляпу, выслушивал приговор: 60 лет тюремного заключения.
— Но, судья! — взмолился старик. — Я ведь столько не протяну!
Вуд посмотрел на него с циничной ухмылкой и сказал:
— А ты попробуй!
Фотография Ли Чагры в школьном ежегоднике.
Ли выходит из здания федерального суда в Эль-Пасо.
Федеральный судья Джон Вуд, прозванный "Джоном-максимумом".
Федеральный судья Джеми Бойд (слева) и его помощник, обвинитель Джеймс Керp. В 1978 году лица, покушавшиеся на его убийство, изрешетили автомашину Керра картечью и пулями.
Работники "скорой помощи" задвигают носилки с телом судьи Вуда в машину.
Кэтрин Вуд с приятельницей направляются в больницу, куда отвезли тело Вуда.
Джимми Чагра у ринга во время одного из боксерских поединков в Лас-Вегасе за несколько дней до того, как большое жюри в Мидленде (штат Техас) предъявило ему обвинение в хранении и распространении наркотиков.
Вивиан Чагра, первая жена Джимми.
Лиз Чагра, вторая жена Джимми, в наручниках после ареста по делу об убийстве судьи Вуда.
В августе 1979 года Джимми был освобожден под залог и скрылся от правосудия.
Харрелсон и его жена Джо-Энн в зале суда в Хьюстоне во время разбирательства по делу о незаконном хранении огнестрельного оружия.
Чарлз Харрелсон беседует с репортерами в хьюстонской тюрьме в 1980 году.
Харрелсон жмурится от солнца, когда его выводят из зала суда после вынесения приговора.
Джо-Энн Харрелсон и Лиз Чагра после вынесения им приговоров по делу об убийстве Вуда.
Джимми направляется в суд в Джэксонвилле (штат Флорида), где будет слушаться дело об убийстве Вуда.
После вынесения оправдательного приговора он и его адвокат Оскар Гудмен беседуют с репортерами.
Джо Чагра после прохождения проверки на "детекторе лжи", которая показала, что он не виновен в смерти Вуда.
Через год Джо был арестован по делу об убийстве судьи.
Уже через несколько месяцев после назначения Вуда на должность федерального судьи о нем узнали далеко за пределами штата. Даже в далекой Калифорнии обвинители под любым предлогом старались передать дела о наркотиках Вуду. Уже одного того, что самолет контрабандистов пролетал над Сан-Антонио или Эль-Пасо, направляясь из Флориды в Лос-Анджелес, было достаточно, чтобы считать Вуда вправе рассматривать соответствующее дело.
Почти каждый адвокат в округе знал о Вуде страшные истории. Не каждый, однако, догадывался, что тот сам испытывал глубокий страх и угрызения совести. Объяснение этому крылось в одном деле, слушавшемся еще в 1972 году. В сети федеральных властей как-то попался Майк Аполло, мелкий уличный торговец марихуаной из Милуоки. "Травку" он покупал у более крупного торговца в Чикаго, который в свою очередь получал товар от оптовиков, входивших в целую ассоциацию контрабандистов, орудовавших вдоль реки между Эль-Пасо и Дель-Рио. Это была банда хиппи, громко именовавшая себя "фирмой". В свое время о ней рассказывалось даже в специальной телевизионной передаче Си-би-эс, называвшейся "Мексиканский связной". Когда Майк Аполло предстал перед судом, он и не подозревал о существовании "фирмы". Аполло знал лишь одно: попавшись в Милуоки, он почему-то оказался затем в пустыне Западного Техаса, где предстал перед судьей, которого все называли Джон-максимум. Все доказательства против него основывались на показаниях других контрабандистов, проходивших по тому же делу. Те уже признали себя виновными и теперь пытались договориться с обвинением о сокращении собственных сроков тюремного заключения.
Аполло мог надеяться лишь на то, что судья допустит грубый промах, что и случилось в действительности. Через год, отменяя вынесенный Вудом приговор, вышестоящий федеральный суд отмечал, что "судебный протокол буквально напичкан ссылками на заявления, сделанные свидетелями обвинения с чужих слов". Это было тем более нелепо, что, как следовало из постановления об отмене приговора, у суда было достаточно оснований для осуждения Аполло и без показаний с чужих слов. Грубая ошибка Вуда состояла в том, что он не инструктировал присяжных должным образом и не уточнил, следует ли им принимать к сведению показания с чужих слов, а если да, то в какой мере. Проанализировав все обстоятельства вынесения Вудом приговора, юристы пришли к выводу, что в руках обвинения появилось потрясающее новое оружие — правило, согласно которому показания с чужих слов могут приниматься во внимание при рассмотрении дел отдельных участников преступного сговора, стоит только судье соответствующим образом проинструктировать присяжных. Легко было представить, с какой радостью в федеральной прокуратуре было воспринято сообщение о том, что вышестоящий суд отменил судебное решение по делу Аполло.
Судья же Вуд далеко не обрадовался такому повороту событий, особенно учитывая то, что произошло впоследствии. Прежде чем было назначено повторное слушание дела Аполло, в разных частях страны с необычайной жестокостью были убиты три свидетеля обвинения, а четвертый лишился памяти. Вуд во всем винил только себя. Он часто потом ссылался на дело Аполло и повторял: "Всякий раз, когда я выношу мягкий приговор, все оборачивается против меня самого. Осужденные берутся за старое, и кого-то потом обязательно убивают". После того как по телевидению был показан упомянутый выше документальный фильм, судья стал называть дело Аполло своим "делом мексиканского связного" или иногда "делом связного со Среднего Запада". Многим адвокатам казалось, что судья так до конца и не понял, почему отменили его решение по делу Аполло. Его теперь преследовала лишь одна мысль: тех троих, которые должны были сидеть сейчас в тюрьме, больше не было в живых.
10 июля 1974 года, за месяц до позорной отставки Ричарда Никсона, большое жюри в Эль-Пасо вынесло решение предать Марти Хоултина и еще пятерых контрабандистов суду, предъявив им состоявшее из двух пунктов обвинение в преступном сговоре. Слушать дело должен был судья Джон Вуд. Ли Чагра подал ходатайство об изъятии доказательств, полученных с помощью подслушивающих устройств, но судья отказался удовлетворить его. "Задача доказать, не оставляя разумных сомнений, что подслушивающие устройства не имели отношения к аресту, возложена на обвинение", — сказал Вуд. Определить же, насколько это соответствует действительности, должны присяжные. Слушание дела в суде было назначено на 15 октября.
Чагра и его коллега не стали тратить время на попытки опровергнуть действительные факты, имевшие место в ту лунную ночь год назад. Хотя Вуд, разумеется, был с этим не согласен, адвокаты свели все дело к одному: смогли бы агенты произвести аресты без подслушивающих устройств или нет. Целая дюжина всевозможных официальных документов подтверждала, что без этих устройств "нарки" никогда не узнали бы, когда Марти и его друзья поднимутся в воздух. Обвинение, несомненно, предвидело такую линию защиты, и теперь большинство агентов рассказывался все по-разному. Кое-кто утверждал, что даже не слышал о подслушивающих устройствах, и почти все пытались представить дело так, будто контрабандистов можно было поймать в любой момент, стоило только захотеть.
В ходе перекрестного допроса Ли Чагра попытался поставить под сомнение правдивость показаний агента Уэзермена относительно того главного звонка из "Сектора".
Уэзермен продолжал утверждать, что ему не было известно заранее, что контрабандисты наметили свою операцию именно на тот полдень, однако Чагра напомнит, что в официальном рапорте пилота, представленном несколько месяцев тому назад, указывалось обратное. В момент составления этого рапорта, продолжал адвокат, подслушивающие устройства еще не были главной проблемой. Теперь же, когда ситуация изменилась, Уэзермен, видимо, решил пересмотреть свои прежние показания.
Как только обвинение закончило представлять доказательства, Чагра обратился к судье и потребовал оправдания обвиняемых. Во-первых, сказал он, обвинению не удалось доказать, что в Техасе было совершено какое-либо "явное действие", имеющее отношение к преступному сговору. Во-вторых, обвинение никак не смогло доказать, "не оставляя разумных сомнений", что подслушивающие устройства не имели отношения к аресту. Кроме того, уже тот факт, что официальные рапорты, составленные сразу же после арестов, теперь отвергаются, сам по себе вызывает разумное сомнение.
Но судья Вуд был с этим не согласен. "Я не понимаю, — сказал он, — каким образом подслушивающие устройства могли кому-то подсказать, как действовать дальше. Сами по себе они никому ничего не подсказывали. Этот разговор между Хоултином и миссис Хоултин и между нею и женой другого подсудимого… сам по себе мне не подсказал бы, как действовать дальше". Вуд признал, что в ряде случаев "нарки" действительно давали противоречивые показания. "Но это уже компетенция присяжных", — сказал он, обращаясь к Чагре.
— Но, ваша честь! Ведь все эти противоречивые показания дали главные свидетели обвинения! — настаивал Чагра. — Именно на этом и строятся все оправдательные приговоры.
— Разобраться во всем этом должны присяжные, — твердо сказал Вуд и объявил перерыв.
Адвокаты были убеждены, что Вуд уже сделал несколько ошибок, которые могли бы послужить основанием для отмены приговора. Но в данный момент это было слабым утешением: как и его наставник судья Гуинн, Вуд выносил приговоры быстрее, чем их можно было отменить. Обвинение пыталось доказать, что один из агентов, находясь в кафетерии отеля "Шератон", услышал, как Марти и двое его сообщников обсуждали в тот день детали преступного сговора, и что именно поэтому "нарки" и узнали о планируемой операции. В действительности же Марти и те двое говорили о покупке стиральной машины и об установке системы для очистки воды. До судебного процесса ни в одном из рапортов ни разу не упоминалось о том, что агент случайно подслушал этот ставший вдруг таким важным разговор. Защита решила пойти на обдуманный риск и вызвать в качестве своего первого свидетеля ключевую фигуру во всем этом деле — агента Робинсона. Чагра не верил, что тот решится на лжесвидетельство лишь для того, чтобы поддержать версию обвинения. Если бы он на это согласился, обвинение наверняка вызвало бы его в суд в качестве своего главного свидетеля.
Допрос Робинсона Чагра начал с его официального рапорта.