Помоги проекту - поделись книгой:
Поэтому она без сожаления отказалась от всех таких же предложений и решила посвятить год укреплению отношений с Мелом и поиску собственного творческого пути, не отвлекаясь на зарабатывание денег и общение с множеством не всегда приятных людей.
Жаркое солнце днём, холодные ночи и, конечно, высота, благодаря которой чувствуешь себя на миллион долларов. И что мне больше всего нравится — это отсутствие телефона. Великолепное место для настоящего отдыха.
«Рецензии просто великолепные… — с облегчением писала она режиссёру Роджеру Иденсу. — Мы побили все кассовые рекорды!!! Я бесконечно благодарна вам! Ура! Ура!.. Спасибо… Я очень рада и счастлива за всех нас».
Её радость была тем более велика, что рецензия в «Тайм» сильно подогрела её страхи насчёт собственной актёрской деградации и снижения качества фильмов, в которых она играет. «Можно предположить, что Одри Хепбёрн на самом деле всего лишь подделка, способная носить лишь поддельные драгоценности», — писал ехидный критик, разнося в пух и прах примитивный сюжет мюзикла, нужный лишь для того, чтобы дать актёрам возможность спеть, станцевать и пройтись в нарядах от Живанши. Правда, и этот критик всё же похвалил Одри, которая по его мнению сумела спасти фильм от полного провала: «Она не просто от начала и до конца фильма сохраняет своё светлое, прозрачное совершенство; ей также удаётся исполнить несколько милых танцев (хотя и не с Астером) и неплохо пропеть своеобразным речитативом с нотками абсента в нём и древесного спирта — в нижних его регистрах».
Но как сказано выше, такая рецензия, пусть и авторитетная, была только одна. Остальные критики рассыпались в похвалах. Однако «Тайм» задела больное место Одри и укрепила её в решимости больше не растрачивать себя на что попало. Следующая её роль обязательно должна была стать триумфом.
Для меня важны не деньги, а возможность оставаться хорошей актрисой.
Это была биографическая драма по бестселлеру Кэтрин Халм, за год разошедшемуся трёхмиллионным тиражом и переведённым на десятки языков мира. Фрингс выторговал для Одри поистине королевские условия — 200 тысяч долларов плюс десять процентов от общего кассового сбора, начиная с того момента, когда окупится её гонорар. Причём свои 200 тысяч она получала гарантированно, даже если фильм провалится в прокате.
Но Одри согласилась бы и на меньшие деньги. Она сразу поняла, что «История монахини» — тот самый фильм, которого она ждала.
Героиня этой истории, бельгийская девушка Габриель, приняла постриг под именем сестры Люк и работала с прокажёнными в Бельгийском Конго. Во время Второй мировой войны она помогала бельгийскому Сопротивлению, а потом и вовсе была вынуждена уйти из ордена. Но не потому, что потеряла веру в Бога, а из-за моральной дилеммы. Монахини должны были одинаково ухаживать за ранеными союзниками и нацистами, а для сестры Люк это оказалось неприемлемо Поэтому она покинула монастырь и стала обычной медсестрой.
Наконец-то Одри предложили фильм не о любви или страсти, а о духовном развитии личности, поиске себя, роль, которая должна была показать ей самой — настоящая она актриса или очередная голливудская однодневка.
Некоторые фильмы очень хороши. Вне всякого сомнения, для них есть место в современном обществе, но я не нахожу в них места для себя. Я внимательно слежу за всем тем, что происходит в мире кино. Я не могу не замечать те страдания, недовольство жизнью, боль, которые окружают нас повсюду Никто не может от этого скрыться.
Идея принадлежала режиссёру Фреду Циннеману — он решил, что для большего вживания в образ Одри и двум другим актрисам, игравшим монахинь, надо провести несколько дней в настоящем женском монастыре, наблюдая и по возможности участвуя в монашеской жизни. Правда, оказалось, что придумать это легче, чем осуществить. Актрисы, конечно, согласились, а вот монастыри, в которые он обращался, дружно отказывались от подобного эксперимента.
Возможно, Циннеман так и махнул бы на это рукой, если бы не Одри, настаивающая на том, чтобы пожить в монастыре. Она очень тщательно готовилась к роли, изучала обряды, молитвы, посещала монастырские больницы, познакомилась с автором романа и с Мари-Луизой Абэ, прототипом своей героини. Но ей продолжало казаться, что она недостаточно готова и недостаточно понимает монахинь.
Наконец, Циннеману удалось договориться с несколькими парижскими монастырями, и 2 января 1958 года он отвёз актрис на четырёхдневное вживание в монашескую жизнь. «Ежедневно в десять утра я приезжал на такси, посмотреть, как они поживают… — вспоминал он — Зима была чрезвычайно холодная, а монастыри едва отапливались… Все они выходили из своих обителей совершенно синие от холода, но в восторге от того, с чем они здесь столкнулись, и взволнованные тем, как им приходится готовиться к исполнению своих ролей».
Хочу сказать, что любое сходство между теперешней Хепбёрн и той, что была до 1 января 1958 года, совершенно случайно. Я так много увидела, услышала и узнала, я так много испытала, что стала совершенно другим человеком.
Пожалуй, это был первый фильм, снимаясь в котором, она не только выполняла указания режиссёра и сценариста, но и сама участвовала в создании образа своей героини.
«Я думаю, что нам нужно слегка изменить концепцию характера сестры Люк, — писала она Циннеману в ноябре 1957 года, когда готовилась к съёмкам и изучала свою героиню. — Меня беспокоит то, что сестра Люк в финале фильма называет себя „неудачницей“. Она слишком умна, чтобы демонстрировать фальшивое смирение. Мне хочется, чтобы она высказалась иначе. Она может признать тот факт, что ей не удалось стать настоящей монахиней, но в то же время мы должны увидеть, что надежда и вера помогли ей родиться как свободному человеку, и в новом состоянии её вера стала ещё сильнее и крепче, чем раньше. Я хочу показать, что сестра Люк стоит на пороге нового, ещё более важного этапа своей жизни. Она вовсе не неудачница, её уход из монастыря — это не поражение. Финал картины должен быть таким, чтобы у зрителей не возникло неприятия монашества, и в то же время они не воспринимали её уход как крушение жизненных идеалов».
Циннеман согласился с её точкой зрения, в сценарий были внесены коррективы, но всё равно многие люди восприняли финал как отказ от обетов, а не как уход по избранному пути. Мало кто обладал достаточной широтой взглядов, чтобы по достоинству оценить выбор сестры Люк.
Постигая душу и сердце сестры Люк, мне пришлось глубоко заглянуть в самоё себя. Мне пришлось в буквальном смысле вспахать свою душу, и семена пережитого мною упали на тщательно подготовленную почву. Я надеюсь, они дадут свой урожай и вы увидите иную, лучшую Одри…
Один из её биографов, Александр Уолкер, пишет: «Архивы съёмочной документации „Истории монахини“ показывают, что в это время Одри занимали далеко не только религиозные проблемы. Она требовала заверений, что в Африку её будет сопровождать лучший доктор с современными препаратами. Кроме того, карантинные правила, принятые в Бельгийском Конго, не должны помешать её крошечному терьеру сопровождать её в путешествие. И ещё: к её приезду в гостинице „Сабена“ в Стэнливиллс, где будут расквартированы члены съёмочной группы, должно быть установлено биде. Вероятно, это было единственное биде на всю Центральную Африку в то время».
Она не зря принимала столько предосторожностей — в Африке съёмочной группе пришлось тяжело. От дневной жары не спасали никакие кондиционеры, а ночные холодные туманы угрожали лёгочными заболеваниями. Вероятно, это плохо сказалось на здоровье Одри, потому что едва вернувшись из Африки, она свалилась с почечной инфекцией. А ведь болеть было никак нельзя — студия теряла большие деньги, и к тому же под угрозой срыва оказался следующий проект, «Зелёные поместья».
Так что она взяла себя в руки и, едва поправившись, вернулась в строй, а ещё через несколько недель отправилась сниматься в «Зелёных поместьях».
Меня заботит моё здоровье, а мир озабочен тем, о чём я думаю.
Материал был многообещающий — популярный роман о трагической любви политического беженца и юной дикарки на фоне южноамериканских джунглей. Ставил картину Мел Феррер, и Одри снималась там исключительно ради него, хотя, прочитав сценарий, засомневалась, что роль невинно-сексуальной дикарки ей подходит.
Студия вложила в фильм много денег: для него доставляли экзотических животных, сочиняли «первобытную» музыку, готовили рекламную кампанию. На роль главного героя пригласили талантливого актёра Энтони Перкинса… «Муж Одри Хепбёрн приказывает другому парню заняться с ней любовью», — завлекательно писали журналисты. Но и это не спасло картину от провала.
Возможно, из этой истории получился бы неплохой спектакль, но для фильма она была слишком наивной, нудной и пафосной. Критики разнесли «Зелёные поместья» в пух и прах.
«Одри исполняет свою роль, как верная жена: качает в люльке оленят, подражает голосам птиц, бегает босиком в плотной хлопчатобумажной ночной рубашке с распущенными волосами по импортированному студийному лесу, — писали газеты. — Тони, вприпрыжку бегающий за худенькой девушкой и при этом стонущий о своей неуверенности в её реальности, выглядит крайне глупо».
Зрители оказались солидарны с критиками — в прокате фильм с треском провалился.
Работать с Мелом для меня было так же естественно, как чистить зубы.
Студийные боссы сочли фильм слишком «затянутым, мрачным, с недостаточно напряжённым сюжетом, с избытком документальных подробностей из жизни монахини».
К счастью, фильм всё же выпустили на экраны — премьера состоялась 18 июня в нью-йоркском «Радио Сити Мюзик-Холл», ровно через три месяца после провальной премьеры «Зелёных поместий». Автор сценария Роберт Андерсен так писал об этом событии: «Очереди протянулись до Пятой авеню. Тысячам людей билетов просто не досталось. Мы с Фредом присутствовали на вечернем сеансе. В нашей жизни никогда не будет фильма лучше и сильнее, чем „История монахини“».
Картина продержалась в Нью-Йорке больше месяца, к кинозалам стояли многочасовые очереди, а потом такие же очереди выстроились по всей стране. На следующий год «Историю монахини» выдвинули на «Оскара» в восьми номинациях, включая «лучшую актрису».
Когда были подсчитаны все доходы и расходы, оказалось, что «История монахини» стала одним из самых кассовых картин всех времён. А лично Одри почти до самой смерти продолжала получать доходы с этого фильма и в общей сложности заработала на нём около четырёх миллионов.
Радовало её и ещё одно обстоятельство — то, что студия затянула с выпуском «Истории монахини» на экраны, помогло зрителям быстро забыть о провальных «Зелёных поместьях».
Мы забываем о тёмной стороне человечества — об эгоизме, жестокости, агрессии, алчности. Всё это ведёт к тому, что загрязняется воздух, опустошаются океаны, уничтожаются леса, вымирают тысячи прекрасных животных. Не станут ли следующими жертвами наши дети? Недостаточно только делать им прививки, давать пищу и воду. Мы должны избавиться от привычки уничтожать всё, что нам по-настоящему дорого.
«Непрощённую» снимал мастер приключенческого кино Джон Хьюстон, а на главную мужскую роль был приглашён звёздный Берт Ланкастер. Одри предстояло сыграть девушку из индейского племени, но к сожалению, она согласилась сниматься, не видя сценария. А когда увидела, отказываться было уже поздно.
К тому же накануне съёмок она узнала, что беременна. Ей совершенно не хотелось ехать в таком состоянии в мексиканскую пустыню и тем более садиться в седло, как полагалось по роли. В конце концов она всё же выполнила свои обязательства и жестоко за это поплатилась — лошадь её сбросила. Итогом стал перелом четырёх рёбер, и, вполне возможно, именно это падение стало причиной того, что через несколько месяцев, незадолго до родов, у Одри случился выкидыш.
Увы, фильм не стоил и сотой доли всех выпавших на её долю несчастий. У зрителей он особого успеха не имел, критика его ругала, а через несколько лет и Джон Хьюстон, рассказывая обо всех неудачах, преследовавших его во время съёмок, признался: «В конце концов, самым ужасным стала та картина, которую мы сняли. У меня есть картины, о которых я не вспоминаю, но „Непрощённая“ — единственный фильм, который мне по-настоящему не нравится… Недавно его показывали по телевидению, и через несколько минут мне пришлось выключить чёртов телевизор. Я просто не мог этого вынести».
Брак — это работа с полной занятостью. Она требует гораздо большего таланта, чем актёрская игра. Я не могу быть одновременно и хорошей актрисой, и отличной женой.
Вообще-то она давно мечтала сняться у Хичкока. Он в свою очередь тоже хотел с ней поработать — ему импонировал её тип настоящей леди, и он был настоящим мастером делать секс-символов из холодноватых изысканных дам. Их сотрудничество могло открыть в её таланте новые грани, но… Одри сделала ту же ошибку, что и с «Непрощённой» — не прочитала сценарий, прежде чем соглашаться.
Когда же она наконец ознакомилась с окончательной версией сценария, то пришла в ужас — её героиню должны были изнасиловать и чуть не задушить. Да она фильмы с такими сценами и сама никогда не смотрела и уж тем более не собиралась в них сниматься!
Одри поспешно отказалась от съёмок под предлогом того, что врачи прописали ей отдых. Хичкок, конечно, был в ярости, но ничего не мог поделать, поскольку никто не позволил бы ему заставлять играть в сценах насилия беременную женщину (это произошло ещё до выкидыша), а ждать, пока она родит и придёт в себя, он не мог.
Вообще-то, фильм так и так не состоялся бы — лондонские власти вскоре сообщили, что не могут разрешить снимать на улицах города некоторые запланированные сцены. Но Хичкок всё равно смертельно обиделся на Одри Хепбёрн и больше не пожелал иметь с ней никаких дел.
Жить — это как бежать по музею. И только потом вы начинаете по-настоящему осознавать, что вы увидели, думать об этом, наводить справки в книгах и вспоминать — поскольку вы не можете принять это всё и сразу.
Она посетила лондонскую премьеру «Истории монахини», после чего они с Мелом улетели в Дублин, где она и встретилась с отцом, которого не видела двадцать четыре года. Найти его удалось через её связи в Красном Кресте, а возможно и в министерстве иностранных дел, где знали местонахождение людей, которым было запрещено возвращение в Англию.
Никакого сближения между ними, разумеется, не произошло. Встретились два чужих человека, почти не помнящие друг друга и не имеющие общих интересов. Всё, что Одри вспоминала об отце, когда уже после его смерти рассказывала об этой встрече, сводилось к тому, что он жил в маленькой, но приличной квартирке, с молодой женой, а ей — много лет назад забытой дочери — сказал: «Конечно же, ты поступила глупо, сев на этого серого жеребца», — имея в виду лошадь, сбросившую её на съёмках, о чём он, видимо, читал в газетах.
О том, где он жил и чем занимался все эти годы, Одри никому не рассказывала, а возможно и сама не знала. С отцом она больше не общалась, только понемногу помогала, чтобы он ни в чём не нуждался. «Это помогло мне успокоить призраки прошлого», — объясняла она.
Так печально, когда людям приходится умирать вдали от дома.
Она забеременела довольно скоро после выкидыша и на этот раз решила не рисковать. Никаких съёмок, никакого риска — вопреки своим прежним правилам не разлучаться надолго она даже не поехала с Мелом в Италию и Францию, где он работал над двумя фильмами.
«Не проходит ни одного мгновения без того, чтобы я не думала о малыше, — признавалась она. — Я подобна женщине, заточённой в монастыре и считающей часы до своего освобождения».
Когда же счастливый час наконец пробил, одними из первых об этом узнали Мария-Луиза Хабетс, прототип сестры Люк из «Истории монахини», и автор книги, Кэтрин Халм. Одри познакомилась с ними ещё перед съёмками и продолжала дружить и в последующие годы. После рождения сына Мел по её просьбе отправил им телеграмму и получил ответ: «Мы отправили семь тысяч добрых фей к колыбельке Шона. Очень скучаем по вам троим. С любовью, Лу и Кейт».
Два месяца спустя ребёнка крестили в той же часовне, где Одри и Мел несколько лет назад обвенчались. Его крестильное платье было от Живанши, он сразу получил двойное швейцарско-американское гражданство и был официально назван Шоном Хепбёрном Феррером… А сама Одри всю жизнь называла его Пухом — в честь Винни-Пуха.
С момента рождения Шона семья стала для меня главным в жизни.
«Она из тех девушек, которые наверняка понравились бы вашей матери».
Она не особо рвалась работать, но боссы «Парамаунт» настаивали, да и деньги опять заканчивались. Ну и кроме того, Одри всё же не собиралась навсегда порывать с кино, поэтому ей надо было сниматься, чтобы зрители её не забыли.
Однако её смущало, что придётся играть роль девушки сомнительного сорта, тогда как главной фишкой её образа, отличавшей её от других голливудских актрис, всегда была чистота и даже почти невинность. Но Курт Фрингс цинично предложил называть героиню «девушкой без предрассудков» и сказал, что 750 тысяч долларов, которые Одри предлагают за фильм, вполне окупят это неудобство.
При этом и Трумен Капоте (автор рассказа, по которому ставился фильм) тоже был не в восторге от её кандидатуры. «Холли Голайтли, — говорил он, — была настоящей — сильный характер, совсем не похожий на Одри Хепбёрн. Я хотел, чтобы эту роль играла Мэрилин Монро… В Холли должно было быть вместе с тем что-то трогательное — незавершённое. В Мэрилин это было. Но „Парамаунт“ решил по-своему…»
Время показало, что и Одри, и Трумен Капоте ошибались — это была её роль, с которой никто не справился бы лучше. Именно такую Холли зрители готовы были принять и полюбить.
Если вы чаще, чем обычно, проходите мимо человека с пирожными, можете считать, что перекусили?
«Я прочла книгу, и она мне очень понравилась, — рассказывала Одри. — Но я ужасно боялась, что не подойду для этой роли. Мне казалось, что у меня нет чувства комедии. Для этой роли требовалась актриса-экстраверт, я же — настоящий интроверт. Но все вокруг уговаривали меня согласиться. И я согласилась. Я страдала всё время, пока шли съёмки, я худела. Во время съёмок была абсолютно убеждена, что играю плохо».
Холли не была близка ей ни по взглядам, ни по духу, но она не могла играть героиню, которая совсем ей не близка, поэтому попыталась найти с ней что-то общее. Помогли воспоминания о голодной юности, когда сама Одри танцевала в кабаре и общалась с людьми не самих строгих моральных устоев. «Она утратила жизненные основы. Была совершенно растеряна. Но продолжала притворяться с тем же упорством, что и я».
К тому же режиссёр фильма Блейк Эдвардс убеждал Одри, что образ Холли будет «очищен самим стилем, в котором намечено снимать фильм», и после первой же сцены станет ясно, что она вовсе не так плоха, как кажется.
Так и случилось. Хрупкая изящная Холли в чёрном платье от Живанши — это бриллиант, который даже под слоем грязи остаётся таким же чистым и совершенным. Маленькая заблудшая девочка и одновременно икона стиля, над которой не властно время.
Моё единственное рождественское желание — это мир. Мир для всех детей на земле.
«Я понял, как мне следует писать эту мелодию, в первое же мгновение нашей встречи с Одри, — рассказывал он. — Я в точности знал, как будет звучать песня, когда она запоёт её своим слегка хрипловатым голосом».
«Лунная река» стала не просто главной песней фильма, она сформировала весь образ Холли и помогла Одри почувствовать характер героини. Именно благодаря ей удалось создать такую ауру невинности, что «Завтрак у Тиффани», несмотря на всю свою двусмысленность, стал фильмом, на который можно ходить всей семьёй.
«Одри напевает эту песню под гитару, сидя на пожарной лестнице, и мы слышим печальную мольбу „порхающей бабочки“ о невинности и простоте. „Лунная река“ — это лейтмотив, на который настраивается сложный и даже двусмысленный образ… — писал Александр Уолкер. — Это крайне редкое явление в кино, когда песня так тесно связана с образом героя фильма и следует за ним повсюду. Но это был именно тот случай. „Лунная река“ была „аурой“ Одри на протяжении многих лет».
Как ни странно, на «Парамаунте» песню не оценили и даже хотели убрать её из картины. Но Одри ответила, что это можно сделать только через её труп, после чего вопрос, разумеется, сразу был закрыт.
Фильм без музыки — всё равно что самолёт без горючего.
Карьера её в очередной раз пошла вверх, а вот в семейной жизни дела были не так хороши. Несмотря на то что «Оскар» за «Римские каникулы» так и остался у Одри единственным, в голливудской табели о рангах она стояла намного выше Мела, что не могло не сказываться на их отношениях.
«Конечно, когда жена превосходит мужа, как Одри, это всегда проблема, — неохотно признавался Мел. — Когда продюсеры звонили мне, чтобы обсудить картину, я всегда чувствовал, что на самом деле они хотели заполучить Одри, а меня использовали для отвода глаз». Он старался не обращать на это внимания, много работал, помогал жене чем мог, но напряжение продолжало расти, особенно после провала «Зелёных поместий», больно ударившего его по самолюбию.
В свою очередь Одри такое положение тоже смущало. Она стремилась к покою и тихому семейному счастью и вовсе не желала доминировать над мужем. Ей хотелось наконец приобрести постоянный дом, который стал бы настоящим семейным гнездом, жить там с мужем и сыном и быть простой домохозяйкой. Хотя бы временно. Но стремление Мела быть не хуже неё приводило к тому, что они всё время переезжали, и он был постоянно занят.
Я уверена, что для того чтобы стать по-настоящему хорошей актрисой, способной играть самые разнообразные роли, доступные мне в моём возрасте, необходимо было пройти через опыт рождения ребёнка. Раньше я этого не понимала. Теперь я это знаю.
В то время в Голливуде действовал так называемый «Кодекс Хейса», не пропускавший на экраны фильмы, которые могли «подорвать нравственные устои» зрителей. В число запрещённых тем входила и однополая любовь. Однако Уильям Уайлер рискнул перенести на экран знаменитую пьесу Лилиан Хеллман о двух учительницах, которых затравили после обвинения в лесбиянстве.
Одри казалось, что подобный фильм поможет ей закрепить репутацию серьёзной актрисы, ведь пока у неё в активе был только один фильм, поднимающий серьёзные жизненные вопросы, — «История монахини». Её партнёршей стала талантливейшая Ширли Маклейн, да и Уайлеру она доверяла ещё со времён «Римских каникул».
Увы, надежды не оправдались. Фильм вышел откровенно неудачным, хотя сама Одри сыграла в нём прекрасно, да и Ширли Маклейн была не хуже. Но сценарий, подогнанный под требования кодекса, был слишком невнятным, а потом ещё киностудия в «приступе цензорской истерии» вырезала из готового фильма всё, что хоть как-то указывало на излишне романтический интерес героинь друг к другу. В итоге острая трагическая история была загублена и не нашла отклика в сердцах зрителей. Актрисы, правда, удостоились вялых похвал критиков, но для их карьеры картина оказалась пустой тратой времени и сил.
Политика должна быть направлена на благополучие людей, на избавление людей от страданий.
«Я научила её ругаться, она научила меня одеваться».
Она была должна «Парамаунту» ещё один фильм и выбрала именно этот, потому что он во всех отношениях был подходящим: съёмки планировались в Париже, костюмы должен был делать Живанши, гонорар её устраивал, ну и наконец, после предыдущей тяжёлой картины она была рада сняться в комедии. Правда, Одри немного смущало, что её партнёром должен был стать Уильям Холден, с которым у неё был роман, когда они играли в «Сабрине». С другой стороны — воспоминания о прежней любви вызывали у неё романтическую ностальгию, и она решила, что вреда от этого не будет.
Но и этот фильм оказался не слишком удачным. Несмотря на хороший сценарий, интересную идею и целое созвездие отличных актёров, особого успеха он не имел. Частично из-за того, что сатира на кинобизнес в нём была излишне тонкой, не все её поняли (а у тех, кто понял — в частности у боссов «Парамаунта», пародия вызвала только раздражение). Частично дело было в Уильяме Холдене, которого пришлось во время съёмок лечить от алкоголизма, что привело к большой потере времени и денег. Поэтому картина вышла на экраны с большим опозданием и почти без рекламы, да ещё и вызвала нападки критиков, большинство из которых даже не поняли, что это сатира, а не романтическая комедия.
Мои морщинки — от смеха.
Мне не нравится то, что происходит со мной, с моей жизнью и с моими друзьями.
Поделиться книгой: