Знак F: Фантомас в книгах и на экране

Андрей Шарый

Знак F: Фантомас в книгах и на экране

Кровь и чернила

В 1995 году президент Общества друзей Фантомаса, профессор истории университета Сорбонна Доминик Калифа опубликовал солидную монографию под названием «Чернила и кровь». Ученый задался целью на конкретном примере установить прямые связи между литературой и реальностью. Калифа доказывал: то обстоятельство, что в начале XX века во Франции получили огромную популярность романы Пьера Сувестра и Марселя Аллена о неуловимом злодее Фантомасе, было отнюдь не случайностью и не просто удачей, свалившейся на двух бойких парижских беллетристов с небес. Сувестр и Аллен в точных пропорциях смешали в своих текстах «чернила и кровь», все слагаемые детективного успеха: кровавое коварство преступника — с умной расторопностью полицейского, страстную любовь — с ужасом насилия, притягательность зла, скромные возможности добра, томительное ожидание развязки. Сувестр и Аллен предложили новую концепцию криминального романа, в котором жестокость неизменно оказывается сильнее милосердия, преступление всегда остается без наказания. Фантомас был выдумкой, однако его выдумали потому, что сформировалась такая общественная потребность. Иначе вымышленному герою бульварных романов не удалось бы покорить Францию и пережить свое время, время «прекрасной эпохи».

В международную знаменитость Фантомаса превратили поставленные по романам Сувестра и Аллена фильмы мэтра немого кино Луи Фейяда, а в активного участника европейского художественного процесса — интерес со стороны сюрреалистов. В шестидесятые годы Фантомас надел новую маску, маску смешного злодея. Комедии с участием Жана Марэ и Луи де Фюнеса побили кассовые рекорды в Париже, Риме, Москве, Владивостоке. Это был другой Фантомас и все-таки — тот же самый, потому что никто в литературном и кинематографическом мире не умеет так виртуозно, как он, приспосабливаться к обстоятельствам, менять облик, уходить от погони и оставаться неуязвимым. В мировой культуре нет другого такого универсального преступника, такого злодея на все времена.

Настоящий Фантомас принадлежит belle époque, утверждает Доминик Калифа. Не буду спорить, однако само название книги парижского историка мне кажется символичным. Пока у писателей и сценаристов не высохнут чернила, пока в мире льется кровь, пока читателей и зрителей волнует тайна, Фантомас вряд ли исчезнет. Традиция динамичного детективного романа, лихого остросюжетного кинофильма, как и искусство умного массового развлечения вообще, «высокая массовая культура» — для всех народов и на все времена. А значит, злодей Фантомас, полицейский Жюв, журналист Фандор останутся героями детства, не только нашего, но и детства наших детей, наших внуков — вместе с Джеймсом Бондом и Виннету, вместе с Зорро и Дракулой. Причина проста: за каждым из этих персонажей стоит богатый культурологический международный опыт, защищающий их уникальность и в то же время позволяющий любые импровизации. Одна оригинальная мысль, один росчерк талантливого пера — и вот оно, новое перевоплощение. В Париже Фантомас теперь — герой фантастического мюзикла, в Перми — действующее лицо театральной драмы. В Калифорнии от его имени выступают рокеры-металлисты, в Москве о нем слагает песню «оркестр пролетарского джаза». А кто такой, скажите на милость, сыщик Эраст Петрович Фандорин из романов Бориса Акунина, если не дальний «родственник» парижского репортера Жерома Фандора? «Ну разумеется, подбирая имя своему герою, я имел в виду сувестровского Фандора, — подтвердил мое предположение Григорий Чхартишвили. — Правда, исключительно в качестве ‘дымовой завесы’, чтобы увести читателей по ложному следу…»

Читатели охотно позволяют уводить себя по ложному следу. Зрители любят элегантные сюжеты и тревожные приключения; всем нам нравится, самим находясь в безопасности, испытывать щекочущий книжный и киношный страх за чужую жизнь. Все это сполна вот уже столетие предлагает почтенной публике неуловимый и безжалостный Фантомас, Повелитель Ужаса, оставляющий на местах преступлений визитные карточки со страшным знаком своего имени.

© Leonard de Selva/CORBIS/РФГ

Одним мрачно-элегантным жестом Фантомас завладел всем Парижем.

Плакат Жино Стараса.

1

РОКОВОЙ РАССВЕТ

— Фантомас!

— Простите, как вы сказали?

— Фантомас!

— И что же это значит?

— Ничего. А может, все!

— Однако! А кто это такой?

— Никто не знает… Но тем не менее он существует!

— Хорошо, но чем же он, в конце концов, занимается, этот кто-то?

— Он наводит ужас!

Из беседы на улице Парижа, 1911 г.

Летом 1907 года известный в Париже писатель и журналист, бонапартист и светский лев Пьер Сувестр нанял литературного помощника. Двадцатидвухлетний молодой человек из приличной буржуазной семьи (его отец был одновременно доктором медицины и права), коренной парижанин Марсель Аллен учился на юридическом факультете Сорбонны и подрабатывал репортером в отделе судебной хроники еженедельника Le Petit Parisien. Широкой публике, в отличие от своего патрона, он был не слишком известен, но уже показал себя парнем не из робкого десятка. Аллен умудрился взять интервью у знаменитой кокотки Амели Эли, рыжеволосой красавицы по прозвищу Золотой Шлем, за любовь которой сражались вожаки парижских уличных банд. Марселя Аллена сердечные дела в данном случае не интересовали: чтобы раздобыть информацию «из первоисточника», он проник в камеру тюрьмы La Santé, где томилась Амели, для чего репортеру пришлось стащить со стола судьи пропуск. Романтический образ этой знаменитой парижской путаны в 1952 году в классическом фильме Жака Бекера запечатлела другая золотоволосая красавица, Симона Синьоре.

Ни Сувестр, ни Аллен не могли предположить, что их знакомство обернется одним из самых блестящих примеров плодотворного авторского партнерства в истории литературы. За семь лет сотрудничества Сувестр и Аллен написали больше полусотни романов. Главный герой их книг, неуловимый король преступного мира Фантомас, приобрел мировую известность. Его слава пережила не только безвременно скончавшегося Пьера Сувестра, но и умершего глубоким стариком Марселя Аллена.

Пьер Вильгельм Даниэль Сувестр приходился внучатым племянником бретонскому писателю Эмилю Сувестру, романисту и драматургу, по крайней мере одна из книг которого упоминается в учебниках по истории французской литературы. Это «Мир, каким он будет», научно-фантастический роман, написанный в середине xix века. Герои книги на «летающем локомотиве времени» отправляются в 3000 год. Земляне к той поре уже успели обустроить разумную, полную удивительных технических достижений жизнь, организовав всемирное государство со столицей почему-то на Таити. Эмиль Сувестр такую славную эпоху не увидел: он умер за два десятилетия до появления на свет Пьера Вильгельма Даниэля и своему родственнику мог подать разве что моральный или литературный пример. Как показало будущее, Сувестр-второй, главной выдумкой которого стал жуткий грабитель и убийца, чужим утопическим историям предпочитал собственные страшные. Юношеские произведения (сборник сказок и новелл «Мешанина» и поэтическую книгу «Не всерьез») он издал в середине 90-х годов xix века за свой счет под псевдонимом Пьер де Брейз. Такое начало пути к славе было в литературном Париже в порядке вещей: первый поэтический сборник тиражом сто экземпляров Гийом Аполлинер, например, тоже оплатил из собственного кармана. Как, впрочем, и второй, тиражом сто двадцать экземпляров.

К тому моменту, когда Сувестр отважился попробовать себя в художественной литературе, он работал в журнале Le Monde Diplomatique. После робких и не принесших ему известности творческих экспериментов Сувестр решил сменить не только фамилию, но и профессию. В 1897 году он отправился через Ла-Манш, в Ливерпуль… заведовать автомобильным гаражом. На заре машинного века это занятие считалось престижным, как сейчас командовать конюшней Ferrari или ангаром с космическими челноками. Через три года Сувестр вернулся в Париж вместе с любимой, Анриеттой Китцлер, остававшейся подругой писателя до конца его жизни. В Париже Сувестр руководил курсами автовождения и служил в информационном агентстве Havas (ныне Agence France-Presse) репортером с гоночных состязаний. Вскоре он занялся еще и страховым бизнесом, однако успевал при этом много писать, причем не только по входившей в моду спортивной тематике. В 1901 году Сувестр выпустил «Французско-английский словарь автомобильных технических терминов», чуть позже — несколько сказок и новелл и небольшую пьеску для кабаре. Статьи под его подписью регулярно появлялись в парижских газетах. Помимо всего этого Сувестр развил кипучую общественную деятельность: вошел в число соучредителей Ассоциации спортивной прессы, вступил в Ассоциацию уголовной прессы, представлял Францию на автомобильной выставке в Антверпене, а еще позже, будучи членом Национального комитета по зарубежным выставкам, колесил с французскими экспозициями по Европе. Сохранились жанровые фотографии Пьера Сувестра: он красуется за рулем в кепке и накидке автоводителя. Внешне весьма привлекательный, несмотря на заметную хромоту (Сувестр припадал на правую ногу из-за костного туберкулеза), этот молодой человек слыл завсегдатаем светских салонов, завидным женихом и влиятельным журналистом: с литературным опытом, прочным положением в обществе, хорошими перспективами.

В 1907 году Сувестр стал директором ежемесячника Le Poids Lourd («Тяжелый грузовик»), профессионального издания для водителей грузовиков, и сотрудником газеты L’Auto (ныне L’Equipe). Как раз в секретари Le Poids Lourd маститый Сувестр и нанял юного Аллена. Первое время новичок подбирал материалы для чужих корреспонденций и писал статьи, под которыми без стеснения ставил подпись его патрон. По свидетельствам французских литературоведов, из-под пера самого Сувестра в этот период вышел только юмористический роман «Жожо — первый повелитель воздуха». Как вспоминал Аллен в книге мемуаров, он с опаской относился к Сувестру, десятилетняя разница в возрасте казалась непреодолимой: «Пьер был мягким, очаровательным парнем, но на меня произвел впечатление старого месье». Постепенно соотношение сил выровнялось. Сувестра и Аллена сближало не только желание прославиться и разбогатеть, но и готовность пускаться ради этого в рискованные литературные предприятия. А в «проблемах больших грузовиков», как с иронией заметил Аллен, оба сотрудника журнала Le Poids Lourd разбирались неважно. Но не это было главным.

Как выяснилось, Паскаль Мари Эдуард Марсель Аллен обладал невероятно легким пером и завидной творческой скорострельностью. Человек разносторонних интересов, за полвека карьеры журналиста и писателя Аллен сочинил (не считая почти полусотни романов о Фантомасе) 400 или 500 самых разнообразных книг, биографы путаются в подсчетах. Автор целой горы макулатуры, Аллен вовсе не считал себя великим талантом, а о литературном союзе с Сувестром отзывался с пренебрежительной самоиронией: «Нас объединяло одно качество — мы оба скверно писали». Да, Сувестр и Аллен не лезли в классики; больше, чем серьезными или глубокими, они хотели быть успешными писателями. Их прельщал моментальный успех у публики, выгодные контракты с издателями. Подобно Гению Зла Фантомасу, и они оказались гениями — бульварной литературы. Творческая фабрика «Пьер Сувестр и Марсель Аллен» производила образцовое криминальное чтиво. Собственно, их имена относятся к числу тех, кто заложил основы жанра pulp fiction.

Фантомас стал не первым изобретением писательской пары. В тандеме Сувестр и Аллен дебютировали в январе 1909 года, опубликовав по главам в L’Auto спортивно-детективный роман «Пробег» (Le Tour), который считается эскизом будущей суперсерии книг о Фантомасе. Главной задачей «Пробега» ставилась пропаганда автомобилизма. Газета в течение 80 дней отводила под эту пропаганду пятую часть страницы. Критики оценивают роман как абсолютный китч, но в «Пробеге» авторы опробовали приемы, пригодившиеся в дальнейшей работе: динамичный сюжет, погони, сочетание мелодрамы и трюкачества, черный юмор. С предтечей Фантомаса, получеловеком-полувампиром, в первой совместной книге Сувестра и Аллена борется персонаж, который впоследствии появится и в романах о неуловимом преступнике. Это Жермен Фузелье, в «Пробеге» он действует как детектив, но уже через несколько лет волей авторов ему суждено стать судебным следователем и занять кабинет во Дворце правосудия, правда, превратившись при этом из главного героя во второстепенного.

Чуть позже в журнале Velo S&A напечатали анонимную пародию на собственное произведение под названием «Провал» (Le Four). Соблазнившись выгодным предложением владельца велоиздания, Сувестр и Аллен в итоге обвели вокруг пальца редактора L’Auto. Раздосадованный успехом конкурента, он посоветовал писателям подзанять остроумия и выдумки у неизвестного автора нового сочинения, не подозревая, что рекомендует им поучиться у самих себя! Идеи обоих романов, как утверждает Аллен, принадлежали ему, причем во время работы друзья от души забавлялись: «Мы просто умирали со смеху!» Этим молодым людям, быть может, не хватало силы проникновения в художественные образы, однако отсутствием чувства юмора и здоровой наглости они не страдали. Примерно в то же время Аллен переработал в пьесу «Земля дрожит» новеллу Сувестра «Пианто» о разрушительном землетрясении на Сицилии. Премьера в театре Petite Palais прошла не без успеха.

Вскоре из-под пера Сувестра и Аллена вышел «детективный роман о театре», так называемый фотороман, «Руаяльда» (сами авторы и их друзья выступили фотоперсонажами), о судьбе театральной актрисы по имени Колетта, а также еще один детектив, «Отпечаток», ставший впоследствии основой третьей книги о Фантомасе («Мертвец-убийца»). В «Отпечатке» впервые появляются инспектор Жюв и молодой журналист Жером Фандор. Литературоведы уловили в этой книге перекличку с очень популярным в ту пору готическим романом Гастона Леру «Призрак оперы».

В 1910 году парижский издатель Артем Файар, вознамерившийся издавать ежемесячный журнал развлекательного чтения, прислал Сувестру и Аллену приглашение на встречу. Соавторы нанесли визит, будучи уверенными, что речь пойдет о небольшом новом заказе или переиздании какого-то из их прежних произведений. Однако Файар мыслил широко: он предложил Сувестру и Аллену поработать не над одной книгой, а над серией из 24 детективных романов, смешных, страшных, захватывающих и грустных одновременно, с общим роковым героем. Файар, проявивший редкую для издателя беспечность, не оговорил предварительно даже названий еще не написанных книг: он гарантировал публикацию первых пяти эпизодов, если продукция будет поставляться ежемесячно.

О чем и как писать — с этим, судя, в частности, и по воспоминаниям Аллена, проблем не возникло: соавторы быстро придумали сюжеты двух романов, а для фабулы третьего использовали «Отпечаток». Заминка возникла только с броским именем главного героя, всемогущего, жестокого, ускользающего от правосудия преступника. «Мы уже ехали в метро на встречу с Файаром, а названия романа и имени героя все еще не было, — вспоминал Аллен. — И вдруг меня осенило: ‘А если — Фанто́мус?’ Сувестр тут же записал большими буквами в блокноте: FANTOMUS. Вскоре мы оказались у Файара. ‘Ну как?’ — спросил Пьер, протянув издателю листок из блокнота. Тот прищурился: ‘Фан-то-ма́с? Великолепно!’» Так на свет появился один из самых зловещих персонажей мировой литературы. Биографы Сувестра и Аллена добавляют к этой полулегендарной истории пикантную деталь: букву и на букву а в имени Фантомаса изменила не близорукость издателя, а прихоть судьбы — когда карандаш Сувестра потянулся к бумаге, вагон метропоезда тряхнуло на стыке рельсов.

Первый роман суперсерии Сувестр и Аллен закончили в декабре 1910 года; книга вышла в продажу в феврале 1911-го. Издатель организовал хорошую по тем временам рекламу. Афиши с изображением нависшего над Парижем задумчивого негодяя во фраке, в белоснежной сорочке, в черных цилиндре и полумаске, с кинжалом в руке (всемирно известная ныне работа итальянского художника Жино Стараса), расклеивали по городу, который Фантомасу суждено было с такой легкостью покорить. Газеты помещали плакаты такого же содержания. Тираж книги моментально разошелся, и в сентябре последовала допечатка первого эпизода серии. Новые тома публиковались каждый месяц, выходили пятнадцатого числа в мягкой обложке и продавались по цене 65 сантимов. За эту мелочь в Париже той поры можно было выпить пару бокалов вина в ресторане средней руки. Когда стало понятно, что романы пользуются чрезвычайным успехом, цену переизданий снизили почти вдвое, до 35 сантимов.

Идея серии историй о гениальном преступнике и умном полицейском, в которых в последний момент зло оказывается пусть на малую толику, но все же сильнее добра, в ту пору эксплуатировалась вовсю. Книжный рынок Парижа наводняли популярные «сенсационные детективы», ни одна ежедневная или еженедельная газета не обходилась без публикации по главам криминальных романов. Эта традиция основана на богатом наследии французских «романов-фельетонов с продолжением», печатавшихся со времен «Похождений Рокамболя» Пьера Алексиса Понсона дю Террайля и «Парижских тайн» Эжена Сю. Создателей Фантомаса отчасти вдохновил и совсем свежий литературный образ, герой публиковавшегося в 1909 году газетой Le Matin (потом был издан и цикл из 28 книжек) романа с продолжением «Зигомар». Автор этого сериала, парижский литератор Леон Сази, через десятилетие продолжил приключения своего героя и сочинил еще восемь эпизодов под общим названием «Зигомар против Зигомара». Но против Фантомаса у Зигомара шансов не было. Так же как у других современников-имитаций Гения Зла, самыми известными из которых стали «бандит-фантом» Тенебрас из романов Арно Галопина (tenebres по-французски — «мрак», «темнота»), герой книг писателя Гастона Рене Демониос и преступники по прозвищу Бельфегор и Жюдекс, выдуманные Артюром Бернедом.

Почему же именно Фантомас победил всех? Причин, помимо пусть специфического, но несомненного таланта Пьера Сувестра и Марселя Аллена, несколько, и главная из них — в характеристиках эпохи. Читающая публика ждала именно такого героя, зловеще элегантного, обаятельного, во всех отношениях превосходного, олицетворяющего непобедимость и притягательность Зла. Героя, возможности и полет воображения которого раздвинули бы границы будничной жизни. Не зря некоторые литературоведы, пусть и с преувеличением, называют Фантомаса «Христом сюрреализма». Сверхреальными были и романы о похождениях Фантомаса, сколь бы прямолинейными ни казались теперь их сюжеты.

В первом десятилетии хх века Париж в большей степени, чем когда бы то ни было, ощущал себя культурной столицей обоих полушарий. Сто лет назад 90 процентов всей мировой кинопродукции производилось именно здесь. Балетная, архитектурная, гастрономическая, поэтическая мода диктовалась Европе и Америке отсюда. Chic parisien ощущался во всем, даже если за роскошным фасадом скрывались трущобы, а под элегантным фраком — сорочка без рукавов. Шика добавляли вставные манжеты и помпезные парадные подъезды, нищета воспринималась как часть артистического образа. Художественный авангард вел наступление на реализм и романтизм на всех фронтах. Холм мученика Дионисия, святого Дени, Montmartre, над которым уже поднялся громадный белый купол собора Святого Сердца Иисуса Христа, оставался живописной деревней в километре от центральных кварталов, но в этой деревне уже поселились Пабло Пикассо и Амедео Модильяни. Montparnase, где царил Гийом Аполлинер, только еще ожидал расцвета своей славы, того дня, когда за столики в La Rotonde и La Coupole усядутся Эрнест Хемингуэй и Фрэнсис Скотт Фицджеральд, но уже оправдывал свое название Холма поэтов. Сергей Дягилев проводил в Париже «Русские сезоны» и в год знакомства широкой публики с Фантомасом привез во Францию оперу Николая Римского-Корсакова «Садко». На пространстве от площади Пигаль до Латинского квартала — десятки театров, кафешантанов, кабаре, артистических кафе, ресторанов с родословной и без, и все забиты знатными и незнатными господами, дамами полусвета, усатыми фабрикантами в котелках, вальяжными кокотками, полуголодными юными поэтами, которым суждено стать знаменитостями или умереть от пьянства и наркотиков. Никто не знал, какое из сотен этих имен, между которыми порой невозможно было обнаружить разницу, сохранит история. Казалось, скорее художники и поэты, а не короли и политики правили миром — по крайней мере, именно парижская творческая вольница определяла контуры будущего.

© Bettmann/CORBIS/РФГ

В начале XX века Париж ощущал себя культурной столицей мира. Бульвар Монмартр периода belle époque.

В начале хх столетия в Люксембургском саду паслись козы, а на Монпарнасе располагались животноводческие фермы, где доили коров и холили свиней. Свежий ветер иногда доносил до Сорбонны самые что ни на есть сельскохозяйственные ароматы. Еще в этом воздухе все сильнее пахло войной, которая положила конец всей легкомысленной belle époque с ее наивной верой в превосходство Труда, Творчества и Разума над божественными силами и невзгодами судьбы. Человеческая гордыня соревновалась с природой и часто ей проигрывала. В мае 1912 года, когда в продаже появился шестнадцатый роман серии Сувестра и Аллена «Фандор исчезает», на парижский проспект Мен рухнул дирижабль пилота Северо и механика Саклета. Месяцем раньше на севере Атлантики затонул «Титаник». И об этом писали газеты, и об этом судачили в кафе на Grands Boulevards, но о близком и, как оказалось, неминуемом крушении европейского спокойствия никому не хотелось думать. Жаждавшим развлечений горожанам словно не хватало проблем повседневной жизни. И Фантомас, как выспренне написал критик, «одним мрачно-элегантным жестом завладел всем Парижем», потому что заставил содрогнуться публику, которой относительно безоблачное первое десятилетие века позволило повеселиться.

Блестящий парижский мир начала хх века вовсе не был безопасным. Вечерами на столичных бульварах появлялись молодые хулиганы из ставших теперь куда ближе к городскому центру, а тогда вовсе непрестижных окраин Бельвиль и Виллет. Шайки апашей (les apaches) промышляли карманным воровством, мошенничеством, рэкетом, проституцией, уличными грабежами, если случалось — и убийствами. Словечко apache в значении «дикарь» известно в Париже со времен французского участия в колонизации Северной Америки. Парижские «апачи» были не матерыми преступниками, а в большинстве своем парнями из бедных семей откуда-нибудь из Оверни или Пикардии, явившимися в столицу в поисках лучшей доли. Апаши быстро сформировали люмпенскую субкультуру, свои правила поведения, свой основанный на молодечестве и культе кулака, но не лишенный блатного благородства моральный кодекс. Полиция, как ни старалась, не могла справиться с этими трудными подростками; эксперты указывают, что в 1910 году количество апашей исчислялось тремя десятками тысяч. «Вопрос пригородов», banlieue, выходит, существовал и столетие назад, правда, тогдашние юные бандиты говорили по-французски без арабского акцента и не устраивали столь яростных, как теперь, уличных погромов. Апаши хозяйничали в дешевых пивных, борделях и танцевальных залах; этот-то мир они устроили по своему хотению. Добропорядочные буржуа их побаивались, но многие парижане, особенно из бедных слоев, апашам сочувствовали. Вожаки апашей — Лека, Манда, Бушон — стали персонажами городского фольклора. В романах Сувестра и Аллена Фантомас является непререкаемым авторитетом для апашей; в своих черных целях он пользуется их содействием столько, сколько считает нужным. Но Фантомас-то был хоть и всемогущим, но все же выдуманным героем, а шпана представляла для Парижа реальную социальную проблему. Забавно, что апаши оставили по себе воспоминания не только во французской истории и литературе, но и в мировой моде: отложной незастегивающийся воротник, под который нельзя надеть галстук, как и рубашка с таким воротником, до сих пор называются апаш.

Работая над книгой «Чернила и кровь», историк Доминик Калифа провел исследования в сфере общественной безопасности во Франции периода belle époque. Эти выкладки ученый сопоставил с динамикой спроса на бульварные детективные романы и обосновал тезис о закономерности и даже неизбежности появления фигуры Фантомаса во французском общественном сознании именно в начале хх века. Бульварная литература в ту пору стала реальным фактом жизни, пишет Калифа, «романы-фельетоны» кое в чем определяли моду и стиль социального поведения. Сложилась уникальная ситуация: беллетристика влияла на реальность едва ли не в той же степени, в какой реальность диктовала тематику популярных романов. Сувестр и Аллен придумали Фантомаса, поскольку появление такого литературного героя было общественной необходимостью, делает вывод парижский историк.

Характер и образ Фантомаса тесно связаны с духом Парижа, с его улицами и площадями, с его памятниками и скверами, с его жителями. «Фантомас — это и есть Париж, — с тонкой усмешкой сказал мне профессор Калифа. — Трудно вообразить себе более ‘парижский’ персонаж». Даже в том обстоятельстве, что Фантомас много путешествует (Сувестр и Аллен переносят действие из Бельгии в Южную Африку, из Британии — в Мексику, из Индии — в несуществующее германское королевство Гессе-Веймар), легко увидеть проявление культурного превосходства Парижа над другими мировыми столицами. Вот что говорит доктор Калифа: «Фантомас — это Париж, это Франция, но такой Париж, такая Франция, которые вмещают в себя весь мир».

Артем Файар быстро понял, что книги о Фантомасе — золотое дно. Поэтому книгоиздатель не скупился: после того как Сувестр и Аллен предоставили рукописи первых романов, Файар выплатил соавторам значительные по тем временам гонорары и аванс. За роман Сувестр и Аллен получали две тысячи франков плюс три сантима с каждой проданной книги, если реализация тиража превышала 50 тысяч экземпляров. Такой коммерческий успех и не снился гениальным, но нищим поэтам-художникам Монмартра и Монпарнаса! «Мы стали богачами и знаменитыми литераторами, не написав ни слова», — шутил Аллен. По существу, он был прав: Сувестр и Аллен диктовали свои романы, текст распечатывали машинистки. Кому какие доставались главы, четные или нечетные, определял жребий. Однако здравый смысл всегда побеждал, и в нумерологию соавторы не играли, вспоминал Аллен. Поэтому, например, бретонец Сувестр, хорошо знавший северо-запад Франции, брался за эпизоды, действие которых происходило вблизи Атлантического побережья. Аллен, в юности интересовавшийся мореплаванием (мальчишкой он даже выходил на шлюпке в открытое море, и однажды его пришлось спасать английским морякам), работал над сценами, связанными с кораблями и водными путешествиями. Чтобы не перепутать, кто что писал, и в случае чего отыскать ответственного за ошибку, каждый из соавторов маркировал уже оконченные главы особым «клеймом». Остроумие прорезалось и тут: «подписью» Сувестра было словечко «тем не менее» (neanmoins), Аллена — «все-таки» (toutfois).

Эти «знаки качества» не мешали романам о Фантомасе пестрить фактическими ошибками, логическими несоответствиями и неудачными стилистическими оборотами. Но соавторов это не смущало. Вновь цитирую Марселя Аллена: «Если написать интересно, то публика простит авторам и глупости, и ошибки».

А публика пришла от романов о Фантомасе в восторг. Обратную связь с читателем Сувестр и Аллен, не удержавшись, установили уже в одной из первых книг. В романе «Мертвец-убийца» почитатель таланта журналиста Жерома Фандора, «славный малый лет сорока, одетый весьма скромно», с восторгом говорит своему кумиру: «Вы описываете эти истории и преступления, как будто пишете роман с продолжением. Но, конечно, если вы и привираете немного, то что ж с того, каждый пишет как может, не правда ли?» Высоколобые парижские коллеги порой саркастически кривили губы, но и они, похоже, завидовали чужой славе. Аллен вспоминал в мемуарах, как однажды он столкнулся в центре Парижа с признанным литературным мэтром, драматургом Франсисом де Круассэ, который с негодованием спросил: «Когда же вы закончите эту белиберду?» — «Какую белиберду?» — «Да своего ‘Фантомаса’! Вы же видите, даже я читаю ‘Фантомаса’! Просто, чтобы никто не знал об этом, я оторвал от книги обложку!»

Начиная работу над новым томом, соавторы в течение трех дней (как правило, в квартире Сувестра) придумывали сюжет, затем творили порознь, после чего вместе обрабатывали и правили уже готовый текст. Иногда, впрочем, времени на правку не оставалось — и рукопись прямо от стенографисток уплывала в типографию. На создание романа уходило примерно три недели.

Лучшие романы о Фантомасе — книги с крепко скроенным замысловатым сюжетом и динамичным развитием действия. В поисках занимательных историй соавторы ничуть не стеснялись заимствований из чужих, даже очень известных, романов, такова была в ту пору общепринятая литературная практика. Сувестр и Аллен вырезали из газет статьи о загадочных и необъяснимых событиях и преступлениях, складывали их в папку с надписью «Коробка с трюками», откуда черпали свежие идеи. Иногда авторы даже считали нужным указать реальные «источники» особенно невероятных сюжетных ходов. Например, в романе «Исчезнувший поезд», в котором дочь Фантомаса Элен бежит из заключения, подделав письмо о своем освобождении с подписью начальника тюрьмы, упоминается аналогичный трюк знаменитого преступника Альтмайера, действительно имевший место незадолго до выхода в свет этой книги Сувестра и Аллена.

Торопливый, слегка неряшливый стиль романов о Фантомасе отчасти и стал залогом их успеха: этот разговорный, неписьменный язык оказался настоящим языком парижских улиц. Авторы, видимо, не случайно диктовали так, как говорили; может, это была не алчность, а хорошее знание законов рынка? Историки отмечают точность деталей быта и примет времени в книгах о Фантомасе — еще бы, ведь эти детали и приметы перекочевывали на страницы романов прямо со страниц ежедневных газет! Сувестр и Аллен не жалели чернил своих стенографисток для описаний городского будничного быта, точно указывали маршруты перемещений персонажей, адреса их квартир, сообщали топографические подробности, пересчитывали повороты и столбы, иногда даже рассказывали о виде из какого-нибудь окна. Это живая Франция, живой театр начала прошлого века, в котором моментально меняются декорации: вонючий подвал, где ютятся бродяги; гримерная знаменитого актера; великосветский салон; редакция столичной газеты; портовая пивная; парижский Дворец правосудия; кибитка цирковых силачей; монастырь августинок; психиатрическая клиника…

Романы о Фантомасе сочинялись наспех. Однако ни один их критик не получит и малой толики той славы и тех доходов, которые выпали на долю Сувестра и Аллена. Этих лихих литературных парней, больше, чем их несомненный талант или неразборчивость публики, спасают поразительная самоуверенность, лихие перипетии сюжета и та изобретательность, с которой — из абзаца в абзац, из главы в главу, из романа в роман — они плетут вязь повествования. У этой классики бульварной литературы — великолепный, концептуальный фундамент и стремительный, легкий, вертикально уходящий в небо силуэт, пусть даже здание выстроено из замешенного на песке с водой бетона.

Чтобы с легким сердцем извинить Пьеру Сувестру и Марселю Аллену не слишком высокие литературные достоинства некоторых их произведений, достаточно взглянуть на события без малого столетней давности с помощью крупной оптики, ведь романы о Фантомасе и сейчас кажутся занимательными и читаются за одну ночь. Современный парижский искусствовед Паком Тиллеман витиевато назвал авторов «Фантомаса» «стахановцами вдохновения и изобретательности». О вдохновении писал и Марсель Аллен: «Мы старались развлекать и интриговать читателя; мы хотели сделать так, чтобы, пролистав несколько первых страниц, читатель с трудом боролся бы с желанием заглянуть в конец книги, где кроется разгадка тайны. Ведь как раз в этом и состоит смысл детективного романа с продолжением. Его пишут и читают не для занятий литературоведением, такой роман — это интрига, это развлечение, по крайней мере, я так считаю. И мы с Пьером тоже развлекались». Конечно, не всегда сюжеты Сувестра и Аллена способны развлекать или удерживать в напряжении даже доброжелательного читателя. Все романы о Фантомасе одного объема, а вот похождения Фантомаса «разноразмерны». Очередного хода в развитии главной линии сюжета иногда приходится ждать десятки страниц, зато трехсотстраничный формат, от которого зависел гонорар, соблюдается строго.

© Swim Ink 2, LLC/CORBIS/РФГ

Газета Le Journal объявляет о публикации нового популярного романа Пьера Сувестра и Марселя Аллена «Жиголо». Плакат 1916 г.

К сентябрю 1913 года соавторы надиктовали 32 романа, которые вышли с великолепными жанровыми обложками Стараса общим тиражом более пяти миллионов экземпляров. Успех превзошел все ожидания. В начале 1913 года киностудия Gaumont приобрела права на экранизацию романов о приключениях Фантомаса (гонорары Сувестра и Аллена составили шесть тысяч франков за серию). «Тиражи наших книг едва не превысили тиражи Библии», — без ложной скромности уточнил Аллен. Помимо прочего, за те же три года плодовитые литераторы, не оставляя репортерской работы, выпустили в том же издательстве еще пятнадцать патриотических романов о французском шпионе «Нос-по-ветру». За этой серией последовали пять историко-приключенческих книг о временах франко-прусской войны 1870–1871 годов «Тити-гвардеец», еще несколько романов и парочка пьес. Полагают, правда, что кое-что за Сувестра и Аллена все-таки написали «негры». Литературный критик Франсис Лакассен, друг Аллена и его внимательный биограф, называет имена двух из этих неизвестных широкой публике героев: Эммануэль Кло и Эдмон-Мари Пикар.

В феврале 1914 года Пьер Сувестр неожиданно заболел воспалением легких и скончался, не дожив и до сорока лет, оставив множество незавершенных проектов и нереализованных планов. Доделывать начатое предстояло одному Аллену. После начала Первой мировой войны он ненадолго ушел на фронт, служил армейским шофером. Однако уже в 1915 году Аллен демобилизовался и приступил к изданию у Файара серии патриотических романов из 35 эпизодов «Зизи — истребитель бошей».

Аллен писал как заводной, продолжая работу над многочисленными бульварными сериями: «Женщины-жертвы», «Парии любви», «Десять часов страха»… В 1926 году он женился на подруге своего покойного соавтора Анриетте Китцлер; чета переехала из Парижа в Сен-Жермен-ан-Лэ. Спокойный достаток, радости семейной жизни и отсутствие светских развлечений не способствовали праздности. И Аллен обратился к циклу под названием «Новые приключения Фантомаса». Романы публиковались в том же 1926 году в одном из парижских еженедельников, а позже были объединены издателем Файаром в пятитомное собрание.

Аллен возвращался к образу своего знаменитого героя и позже: в середине тридцатых годов вышли в свет еще три книги. Всего в одиночку Аллен написал и романов о Фантомасе (последний — в 1963 году). Его перу также принадлежат несколько менее известных детективных серий: «Фатала», «Тигрис», «Мисс Терия», психологический роман «Госпожа Сатана» и десятки других книг. В 1941 году в еженедельнике Gavroche началась публикация цветного комикса «Фантомас против карликов», сюжет которого тоже придумал Аллен. Рисунки сделал художник Сантини. Серию быстро прервали по цензурным соображениям. Аллен сочинил сюжет еще для одного так и не опубликованного комикса «Фантомас и подводная преисподняя».

Писатель утратил интерес к комиксам, однако самому Фантомасу комиксы, похоже, понравились. Адаптация первых двух романов в рисунках Пьера Табари (192 выпуска) появилась во Франции в конце пятидесятых годов. Через пять лет в издательстве Del Duca вышла серия в семнадцати книжках, вместившая сюжеты четырех романов Сувестра и Аллена, а в 1969 году комикс о Фантомасе публиковала газета Jour de France. Наконец, в первой половине девяностых годов в Париже изданы три «графических романа» (художник Клод Лавердур) по книгам Сувестра и Аллена.

В преклонном возрасте Аллен жил в местечке Андреси в просторной вилле под названием «Райская скала», которую соседи называли «виллой Фантомаса». Его самыми любимыми существами были облезлый слепой пудель Уриэль и огромная немецкая овчарка по кличке Фантомас. На стене кабинета-библиотеки Аллен прикрепил картонную фигуру «настоящего» Фантомаса. Писатель по-прежнему не выказывал претензий на создание серьезной литературы и по-прежнему скромно оценивал достоинства своих многочисленных романов: «Я — всего лишь клоун». Однако некоторыми книгами он гордился, вспоминает Лакассен, например романом об одной из спутниц Наполеона «Женщина, которая его любила», психологическим исследованием «Время любить», навеянным воспоминаниями о собственной жене, и циклом социальных романов «Крики человеческой нищеты».

Любопытно, что писатель не только не хранил рукописей своих романов, но иногда даже забывал, в каких газетах они печатались. Аллен, по-видимому, куда больше любил выдумывать сюжеты произведений и писать, чем читать. Когда его спрашивали, не хочет ли он окончательно расправиться со своим самым главным, бессмертным героем, писатель отвечал: «Рукопись последнего романа, в котором умирает Фантомас, я перед смертью положу в свой гроб. Мы скончаемся вместе». Биографы утверждают, что многие книги о Фантомасе Аллен не перечитывал десятилетиями, потому что Фантомас ему осточертел. Писатель умер на рубеже семидесятых годов, успев посмотреть комедийный сериал Андре Юнебеля с Жаном Марэ в роли неуловимого преступника. Друзья Аллена не упоминают, похоронена ли вместе с писателем рукопись ставшего последним романа о великом злодее «Фантомас там правит бал». Этот роман, кстати, оказался единственным из всех 43 книг серии, который при жизни автора не издан в книжном варианте, а опубликован только в газете.

© Roger Viollet/FotoLink

«Рукопись романа, в котором умирает Фантомас, я перед смертью положу в свой гроб», — шутил на склоне лет Марсель Аллен. Но биографы писателя утверждают: книги о Фантомасе их автор не перечитывал десятилетиями.

Мне довелось видеть кинозапись одного из последних интервью Аллена. Древний седовласый старик с морщинистым лицом, с удовольствием затягиваясь тонкой сигариллой, артикулированно и как по писаному рассказывает о том, как «у нас с Пьером» возник замысел книг о Фантомасе, потом запускает старый фонограф с первой звуковой записью первого романа. Надтреснутый голос произносит знаменитые слова: «Фантомас!» — «Простите, как вы сказали?» — «Фантомас!» — «И что же это значит?» — «Ничего. А может, все!» Таким был парижский роковой рассвет.

Вот список романов Пьера Сувестра и Марселя Аллена о Фантомасе (в английских переводах некоторые книги выходили под своими названиями, иногда ярче оригинальных французских, скажем «Шпионское гнездо» или «Длинная рука Фантомаса»):

1. Fantômas (1911); «Фантомас».

2. Juve contre Fantomas (1911);

«Жюв против Фантомаса».

3. Le Mort qui Tue (1911);

«Мертвец-убийца».

4. L'Agent Secret (1911);

«Секретный агент».

5. Un Roi Prisonnier de Fantômas (1911);

«Король в плену у Фантомаса».

6. Le Policier Apache (1911);

«Полицейский-бандит».

7. Le Pendu de Londres (1911);

«Лондонский висельник».

8. La Fille de Fantômas (1911);

«Дочь Фантомаса».

9. Le Fiacre de Nuit (1911);

«Ночной фиакр».

10. La Main Coupée (1911); «Отрубленная рука».

11. L’Arrestation de Fantômas (1912); «Фантомас под арестом».

12. Le Magistrat Camrbrioleur (1912); «Судья-грабитель».

13. La Livrée du Crime (1912); «Шлейф преступления».

14. La Mort de Juve (1912); «Смерть Жюва».

15. L’Evadée de Saint-Lazare (1912); «Побег из тюрьмы Сен-Лазар».

16. La Disparition de Fandor (1912); «Фандор исчезает».

17. Le Mariage de Fantômas (1912); «Женитьба Фантомаса».

18. L’Assassin de Lady Beltham (1912); «Убийца леди Бэлтхем».

19. La Guêpe Rouge (1912); «Красная оса».

20. Les Souliers du Mort (1912); «Смертельные туфли».

21. Le Train Perdu (1912); «Исчезнувший поезд».

22. Les Amours d’un Prince (1912); «Любовные похождения князя».

23. Le Bouquet Tragique (1912); «Трагический букет».

24. Le Jockey Masqué (1913); «Жокей в маске».

25. Le Cercueil Vide (1913); «Пустой гроб».

26. Le Faiseur de Reines (1913); «Королевский портной».

27. Le Cadavre Géant (1913); «Гигантский труп».

28. Le Voleur d’Or (1913); «Похититель золота».

29. La Série Rouge (1913); «Кровавая серия».