Из истории Тихоокеанского флота

Попробуем более подробно рассмотреть обстоятельства вступления СССР в войну против Японии. Ещё на Ялтинской конференции Советский Союз взял на себя обязательство не более чем через три месяца после окончания боёв против Германии начать боевые действия против Японии. Хотелось бы заметить, что конференции глав союзных держав (Тегеран — Ялта — Потсдам) являются предшественниками современной структуры международных отношений, и именно от них ведёт своё начало ООН — верховный институт международных отношений современности. С 25 апреля по 26 июня в Сан-Франциско была создана эта международная организация, и именно она, признав решения большой тройки в качестве международно-правовых документов, придала им приоритет над двухсторонними соглашениями (каковым, например, являлся советско-японский договор о нейтралитете 1941 г.). Не выдерживают критики заявления о том, что денонсация советско-японского договора требовала вступления Советского Союза в войну не ранее 1946 г. (т.е. через год), и тем самым СССР обманул Японию. Денонсация — это не прекращение договора, а отказ одной из сторон от его исполнения{170}. Для японского руководства заявление СССР о денонсации означало то, что Советский Союз собирается вступить в войну. Уже после того как И. Сталин в своей речи 6 ноября 1944 г. назвал Японию агрессивным государством, японская Ставка стала следить за обстановкой на востоке РСФСР. Наблюдая за перевозками войск по Транссибирской магистрали, японцы пришли к выводу о том, что к концу лета 1945 г. Советский Союз может начать действия против Японии. Правда, японская Ставка неправильно оценила намерения Вооружённых сил СССР, ожидая наступления из Центральной Азии в направлении Индийского океана, и лишь только после этого, с согласованием действий СССР и США, ожидалось наступление собственно против Японии. Все расчёты японцев говорили о том, что боевые действия с СССР начнутся в августе — сентябре{171}. Японцы рассчитывали вести затяжную войну в Маньчжурии и активные действия из Кореи. Для усиления своей Квантунской армии они начали усиливать её состав, перебросив в мае в Маньчжурию 4 дивизии из экспедиционной армии в Китае, а 34-ю армию — в Корею. Тридцатого июля Квантунская армия была усилена вновь сформированными 137-й дивизией и 133-й отдельной бригадой. Планировалось перебросить в Маньчжурию ещё 10 дивизий и 10 отдельных бригад. Главной ошибкой японцев было не ожидание начала боевых действий в 1946 г., а то, что они неправильно оценили возможности Советских Вооружённых сил. Японская разведка оценивала группировку на советско-маньчжурской границе, значительно занизив её потенциал. Так, японцы считали, что к концу 1945 г. на востоке будет сосредоточено только 50 дивизий, когда к началу августа советская группировка насчитывала 80 дивизий, 4 танковых и механизированных корпуса, 30 отдельных бригад. Численный состав авиации был занижен более чем в три раза, а танков — в 5,5 раза! Поэтому сила удара Советской армии для японского командования оказалась совершенно неожиданной. Получив сообщение о денонсации Советским Союзом Пакта о нейтралитете, японское правительство пыталось выяснить позицию СССР относительно войны на Тихом океане, и будет ли и впредь им соблюдаться нейтралитет. Поскольку ответ советского правительства 7 апреля сообщал, что его позиция в свете заявления 5 апреля остаётся без изменений, то японцы начали ряд дипломатических шагов с тем, чтобы удержать СССР от вступления в войну, в частности сталкивая советские интересы с интересами Великобритании и США. Советский Союз путём последовательно проводимых мер подготовил почву по линии дипломатии с тем, чтобы при необходимости выступить против империи, — такова точка зрения японского историка{172}.

Дополнительным обстоятельством, оправдывающим вступление СССР в войну с Японией, стал отказ японского премьера Судзуки от выполнения Потсдамской декларации от 26 июля 1945 г., предложившей Японии условия прекращения войны. Отклонив эти условия, японское правительство противопоставило себя мировому сообществу и будущим Объединённым Нациям. Сам момент начала боевых действий (00 часов 9 августа по хабаровскому времени) был ясен японцам уже потому, что их посла в Москве вызвали в МИД именно к этому времени (17.00 по Москве). Уже в 04.00 по местному времени в Токио знали об объявлении войны из радиоперехвата, Япония, развязавшая боевые действия в первом очаге Второй мировой войны, получила по заслугам и вынуждена была пойти на безоговорочную капитуляцию, о чём объявил в своём выступлении японский император 15 августа. Несмотря на это, приказ о прекращении боевых действий для сухопутных войск, находящихся вне Японии, вступал в силу только 25 августа 1945 г. Именно этим объясняется сопротивление японцев Советским Вооружённым силам на Курилах. Одним из обвинений к Советскому Союзу часто выдвигают то, что возврат японских военнослужащих из советского плена растянулся до начала 1950-х гг., но и наши западные союзники завершили возврат японских военнопленных только к 1949 г.{173}

Япония проиграла войну и вынуждена была признать потерю своих заморских владений и подписать в 1951 г. в Сан-Франциско мирный договор. Среди стран — участников этого договора нет Советского Союза, не согласившегося с тем, что Китай представляло не правительство КНР, а правительство Тайваня. Однако это не означает, что СССР находится в состоянии войны с Японией. Дело в том, что в 1956 г. была заключена совместная декларация СССР и Японии, прекратившая состояние войны между государствами{174}. Интересно, что в этом соглашении, вступившем в силу после обмена ратификационными грамотами 12 декабря 1956 г, в статье 6-й говорится, что и Советский Союз и Япония взаимно отказываются от всех претензий… возникших в результате войны с 9 августа 1945 г. (подчёркнуто мной. — И.Ш.). То есть, выдвигая к СССР (России) территориальные претензии, Япония не выполняет ею же подписанное и ратифицированное соглашение. Хотя в статье 9-й этого соглашения говорится о передаче Японии островов Малой Курильской гряды[26], это не может служить основанием для выдвижения к нам территориальных претензий, поскольку передача эта должна состоятся только ПОСЛЕ заключения мирного договора между СССР и Японией. Поскольку мирного договора нет до сих пор, то и законных оснований для передачи островов нет. Совсем непонятны претензии японцев на Кунашир и Итуруп, о которых в этом соглашении нет ни слова и от которых в соответствии со ст. 6 Япония отказалась. Основанием для требований о передаче этих островов служит то обстоятельство, что севернее их проходила граница по договору 1855 г. Но в соответствии с требованиями международного права основополагающим документом являются последние соглашения, а именно соглашение 1956 г. Поэтому требование о передаче Южных Курил является одним из элементов политики японских правящих кругов на реванш итогов Второй мировой войны, одним из проявлений которой служит, например, вымарывание из учебников упоминаний об агрессивных действиях японского империализма, послуживших в текущем году поводом для волнений в Китае и Корее. Уверенность некоторых наших сограждан в том, что передача островов послужит укреплению нашей дружбы с нашим восточным соседом, ни на чём не обоснованы, кроме голословных заявлений. Япония переживает последнее десятилетие продолжительный экономический кризис и вряд ли способна к финансовым вливаниям в нашу экономику. Пересмотр же итогов Второй мировой войны может быть основой для поджигания нового мирового конфликта. И об этом нельзя забывать.

Часть 2.

ЗАМЕТКИ К БИОГРАФИИ С.О. МАКАРОВА

2.1. С.О. МАКАРОВ И З.П. РОЖЕСТВЕНСКИЙ В ЗЕРКАЛЕ ИСТОРИИ

Прошло уже более 100 лет после окончания Русско-японской войны, но так как она была последней в российской истории, когда исход всей войны зависел от успехов флота, интерес к ней не ослабевает. Споры вызывает не только выяснение технических причин исхода боевых столкновений, но и оценка роли участия тех или иных личностей в событиях. Среди лиц, к которым приковано наибольшее внимание, мы можем видеть и С.О. Макарова и З.П. Рожественского.

С лёгкой руки B.C. Пикуля начало складываться мнение, что командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой — один из величайших наших адмиралов, которому только плохое качество наших снарядов помешало занять место в пантеоне морской славы Отечества рядом с Ушаковым, Нахимовым и Сенявиным. Причём одним из оснований для такой точки зрения было то, что раз в советское время Зиновия Петровича считали виновником гибели эскадры, то это не так: большевики только и умели искажать правду.

Однако время вынесло свой приговор — результат сражения не опровергнуть никому — такого погрома наш флот не имел в своей 300-летней истории[27].

Вина в цусимском погроме не только царского правительства, но и командующего. Ведь это он привёл к Корейскому проливу эскадру не использовавшую для боевой подготовки всех имевшихся учебных снарядов и не проведя необходимых учений в совместном плавании. В бой шла не «ватага братьев» Нельсона, а группа кораблей, которой командовали не единомышленники адмирала, а лишь его подчинённые, не понимавшие замысла сражения. Никто, даже командир 3-й эскадры контр-адмирал Небогатов, не знал плана боя (если он вообще был). А если к бою не готовиться, то результат будет только один — поражение. З.П. Рожественский шёл вперёд, надеясь только на русский «авось».

К цусимской трагедии вице-адмирала Рожественского привёл весь его жизненный путь. Не умаляя его личной храбрости, следует всё-таки отметить, что отличался он в основном в мирное время на дворцовой службе. Кстати, его звание генерал-адъютант означало, что он причислен к царской свите и имеет первенство перед строевыми вице-адмиралами. Он был главным оппонентом С.О. Макарова в дискуссиях и соперником в карьере. Он превосходил С.О. Макарова в образовании. Если за спиной Макарова было штурманское училище в Николаевске-на-Амуре и сданные экстерном экзамены за морской корпус, то Рожественский кроме полного курса корпуса закончил Артиллерийскую академию. Именно поэтому ему доверили испытание новейших приборов управления стрельбой конструкции Давыдова, установленных на вооружённом пароходе «Веста». В 1877 г. на этом пароходе он участвовал в бою с турецким броненосцем «Фетхи-Буленд». В то время как имя Макарова гремело славой успешных рейдов по всему Чёрному морю, З.П. Рожественский получил свой орден Св. Георгия после личного доклада царю о героическом бое своего корабля, за что о нём в своё время писали как о «герое с газетных страниц». После войны Рожественский командовал небольшой флотилией, составлявшей ВМС Болгарии. Макаров закреплял свою славу походами в океанах, теоретическими трудами по организации морского боя. Рожественский удостоился объятий царя за организацию в Ревеле показных стрельб перед Вильгельмом II (при этом не преминул попортить жизнь командиру Кронштадтского порта С.О. Макарову, вырвав у того дефицитную новинку военной техники — радиостанции, закрытые во время стрельб на замок). Уж что-что, а показуху устраивать в нашем флоте умели всегда, и Зиновий удостоился объятий императора. Отличало двух российских адмиралов и отношение к ним подчинённых: если в Макарова верили, то Рожественского боялись. Вспомним прибытие Макарова в Порт-Артур. Команды кричат «Ура!». Эскадра, казалось бы, намертво прикованная к внутреннему рейду, уже через три дня выходит в море, на кораблях форсируется ремонт, под огнём противника российские моряки готовятся к бою и уже после гибели адмирала в сражении 28 июля (10 августа) 1904 г. наносят врагу потери большие, чем он нам[28]. Отличает Макарова и трезвая оценка обстановки: до вступления в строй двух мощнейших броненосцев («Ретвизана» и «Цесаревича») он воздерживается от решительного столкновения с противником. За те считаные дни, что Макаров руководил эскадрой в Порт-Артуре, им сделано больше, чем его предшественниками за годы. Выходов эскадры было в два раза больше, чем до и после командования С.О. Макарова. Служить с ним было нелегко он не был мелочно придирчив, но очень требователен. Часто говорят, что Макаров был упрям и ему трудно было доказать что-либо. Говорящие так не задумываются об одной вещи — с Макаровым можно было спорить, он выслушивал мнение спорившего с ним. С Рожественским никто спорить и не пытался…

Рожественского же буквально ненавидели матросы, его приказам глухо сопротивлялись офицеры. Да и было от чего: грубость и нежелание выслушать подчинённых, обращение к командирам кораблей по кличкам (матросы-сигнальщики должны были знать, что «дважды дурак» — это он о Миклухо-Маклае, героически погибшем со своим броненосцем «Адмирал Ушаков», но не сдавшем его окружившим японцам после боя, в котором был расстрелян весь боезапас; «вешалка для гвардейского мундира» — о командире «Александра III», погибшего со всем экипажем; «опасный нигилист» — о капитане 1-го ранга Серебренникове[29] с броненосца «Бородино», который большую часть времени сражения у островов Цусима вел русскую эскадру). Именно грубость и самонадеянность флагмана были, пожалуй, главными причинами неготовности эскадры к сражению. После девятимесячного плавания ссылаться на слабую подготовку матросов просто смешно. Любой военный моряк подтвердит, что дальний поход — лучшая школа для подготовки к бою. В то же время отсутствие уверенности в своих силах, которую должны были воспитать учения, подорвало моральный дух эскадры. Надеяться же на «гениальную идею» в плане сражения, не обеспечив его подготовкой, — это авантюризм. Избранная Рожественским идея — вести бой на параллельных курсах, без активного сближения с противником — отдавала последнему инициативу и не соответствовала оружию российских кораблей (их артиллерия была эффективнее японской на дистанции менее 20 кабельтов). Пассивное же движение на одном курсе давало японцам возможность удерживать нашу эскадру на выгодном для себя расстоянии, избирать объект удара. При этом адмирал X. Того времени на подготовку к встрече 2-й Тихоокеанской эскадры не терял. После падения Порт-Артура его корабли расстреляли несколько боекомплектов снарядов, сменили в апреле 1905 г. стволы орудий, отработали совместное плавание так, что в ходе боя совершили три поворота «все вдруг на обратный курс», была организована разведка, изучены и применены в дело трофейные боевые документы С.О. Макарова. Был избран план боя, позволявший учесть низкое качество японских бронебойных снарядов. Идея заключалась в том, чтобы подавить огнём фугасных снарядов противоминную артиллерию на российских кораблях и разгромить эскадру ночными атаками миноносцев. Для этого необходимо было в ходе дневного боя удержать русскую эскадру у японских берегов, этим и объясняется манёвр с переходом на левый борт русского строя. Всё вышеперечисленное и дало уверенность японскому адмиралу на бой с эскадрой Рожественского.

Были ли у россиян шансы на победу? Были, ведь в крупнокалиберной артиллерии превосходство было на русской стороне, а именно она решала исход боя. Русские бронебойные снаряды по качеству были выше японских, чего нельзя сказать о фугасных: Необходимо было продумать, как наиболее эффективно использовать оружие своих кораблей, как сочетать возможности новейших броненосцев и более старых кораблей, изучить возможности противника, а не рассчитывать, что если в бою в Жёлтом море японцам не удалось уничтожить ни одного броненосца, то и у берегов Цусимы будет то же самое. Похоже, рассчитывал Рожественский, что японские корабли подойдут к его эскадре со стороны японских островов, лягут на параллельный курс, постреляют, и они разойдутся, японцы — к себе, а россияне — во Владивосток (пусть и потеряв несколько кораблей). По приходу в Приморье можно будет доложить царю об успехе. Что японцы будут решительно биться до полной победы, не возникало и мысли.

Такая разница в подготовке флотов к бою усугубила недостатки русских кораблей, их перегрузку, снижавшую боевые возможности кораблей и привела к тому, что сражение превратилось в избиение русского флота. Ссылаться же, как это делают некоторые «историки», на незнание Рожественским свойств своей артиллерии, не позволившее ему превратить свои планы в жизнь, для бывшего инспектора флотской артиллерии просто смешно — он обязан был их знать. Так что правильно говорил римский военный писатель IV века н.э. Вегеций: «Кто хочет мира, пусть готовится к войне, кто желает победы, пусть старательно обучает воинов, кто желает получить благоприятный результат, пусть ведёт воину, опираясь на искусство и знание, а не на случай».

Победа не свалилась японцам в руки по мановению волшебной палочки. Японцы тщательно готовились к войне, быстро внедряли всё новое, что появлялось в военной технике и тактике. Они отрабатывали стрельбу эскадры, применяли различные усовершенствования для успеха именно эскадренной стрельбы — например, снаряды, дающие при взрыве вспышки и дымы разного цвета, позволявшие кораблям корректировать огонь при одновременной стрельбе по одной цели. У них было бы немыслимым появление таблиц стрельбы, дающих ошибку в 10% от дальности. Командир броненосного крейсера «Асама», будучи военно-морским атташе в России, возвратившись в Японию, привёз статью «Морского сборника» (перевод из итальянского журнала), описывающую новый метод стрельбы; она и послужила для разработки новинки на флоте микадо.

Говорят, что если бы Рожественского не ранило в начале боя, то всё было бы по-иному. Однако, в истории есть пример, когда британцы в ходе Трафальгарского сражения, потеряв своего командующего — адмирала Нельсона, благодаря выучке и дисциплине, все-таки одержали победу.

Хочется обратить внимание ещё на один тонкий момент. Многие историки пишут, что русская эскадра вошла в Корейский пролив, желая прорваться во Владивосток, и уже лежала на курсе, ведущем в столицу Приморья, когда начался бой. Дело в том, что от Рожественского царь прямо требовал дать генеральное сражение и завоевать господство на море. Наиболее вероятным местом встречи с японским флотом и был самый южный пролив, ведущий в Японское море. Однако на кораблях эскадры отсутствовал настрой на бой, и все только и думали о том, как им добраться до Владивостока. Эти мысли и отражаются во всех послевоенных книгах и воспоминаниях. А курс из Корейского пролива на Владивосток — не 23°, а 10°. Так что и здесь — один сказал, а все повторяют[30].

Кому же понадобилось стряхивать пыль с судьбы адмирала З.П. Рожественского, который надеялся в бою с японцами лишь на русский «авось»? А началось всё с перестройки и гласности, когда в истории нашей страны стали пересматривать всё и вся, во всех грехах обвинять большевиков, даже в трагедии Цусимы. Обвиняли и писателя З.С, Новикова-Прибоя. Не ему, мол, баталеру, судить адмирала. Так ведь и хорошо, что бывший баталер описал то, что видел, и собрал живые воспоминания участников сражения. Эту его заслугу нельзя умалить, ну а военные аспекты ему помогли разобрать прошедшие весь крестный путь эскадры на «Орле» крупный корабельный инженер В.П. Костенко и бывший штурманский офицер броненосца, впоследствии капитан 1-го ранга царского флота, В. Ларионов (в советское время — сотрудник Центрального военно-морского музея).

О модных же ныне критиках нашей истории можно сказать следующее: действуют они по традиционному принципу: «Я книги не читал, но с ней не согласен». Действия таких реформаторов флотской истории объяснялась просто — им нужно было поколебать веру в нашу историю, наше государство, оправдать тех, кто начинал реформы, не подготовив их. На Цусиме они не остановились. Следующей их мишенью стала Великая Отечественная война, затем и вообще весь период советской истории и российской истории вообще.

А из сравнения деятельности С.О. Макарова и З.П. Рожественского можно сделать вывод, что поражение в войне было предрешено. Никакие, даже самые гениальные, решения не могли обеспечить победу и заменить того, что было потеряно в мирные годы. Даже С.О. Макарову нужны были месяцы, чтобы устранить те недостатки, с которыми он встретился, прибыв на действующий флот. История их ему не дала. О гениальности Рожественского говорят с подачи В. Семёнова В своей книге «Расплата» он выступает апологетом адмирала. Но здесь надо понимать — Семёнов, как офицер штаба Рожественского, несёт свою долю вины и стремится оправдать (возможно, и невольно) и себя и адмирала.

2.2. СЕМЬЯ С.О. МАКАРОВА

Среди материалов, связанных с именем известного отечественного флотоводца и учёного, вице-адмирала С.О. Макарова, в наименьшей степени исследованы те, что связаны с его семьёй. Наиболее полные сведения о родственниках адмирала имеются у дореволюционного биографа С.О. Макарова Ф.Ф. Врангеля. Остальные авторы ограничиваются лишь упоминанием его происхождения и перечисляют состав семьи. Наиболее недостоверные сведения, являющиеся иногда чистым вымыслом, приводит в своих книгах С.Н. Семанов. К сожалению, его книга о С.О. Макарове, изданная в серии «Жизнь замечательных людей», эта наиболее доступная современным читателям биография адмирала{175}, является пересказом книги Врангеля. А в своей книге «Тайна гибели адмирала Макарова: новые страницы Русско-японской войны 1904—1905 гг.» (М: Вече, 2000. Серия «Военные тайны XX века») автор ступил на тропу чистого вымысла, как обстоятельств гибели адмирала, так и описания жизни его сына — Вадима Степановича.

Без изучения семьи адмирала нельзя понять многих обстоятельств его жизни и характера — ведь именно в детстве зарождаются те качества, которые в зрелом возрасте становятся основными чертами его характера. Кроме того, внимательное изучение биографических данных позволяет сломать стереотипы, окружающие имя С.О. Макарова.

Так, в большинстве современных книг о нём (выпущенных в советское время) пишется, что он был сыном боцмана, лишь благодаря исключительному дарованию выслужившегося в офицеры. Здесь хочется сделать одно замечание об имени отца адмирала. В абсолютном большинстве случаев оно пишется как Осип, но иногда встречается написание Иосиф. Здесь нет противоречия. Осип — это имя в церковных святцах, числящееся как Иосиф. Поэтому в переписке С.О. Макарова к нему некоторые корреспонденты обращаются как к Иосифовичу. Изучение послужных списков Осипа Фёдоровича, хранящихся в РГА ВМФ, позволило уяснить его происхождение. В царствование Николая I списки составлялись каждый год, впоследствии перешли к составлению раз в пять лет. Были взяты списки на год рождения Степана и последний из найденных{176}. Вот что удалось выяснить. Осип Фёдорович Макаров родился в 1813 г., происходил из солдатских детей, вероисповедания православного, первый раз был женат на дочери отставного унтер-офицера Кириллова Елизавете Андреевне. От Елизаветы Андреевны у него было пятеро детей, три сына и две дочери. Когда Степану было 9 лет, умерла мать, а отец женился второй раз. Во втором браке у него рождались только дочери. Старший брат Иван был определён в штурманское училище в Кронштадте, но умер ещё до его окончания. Сестры Степана Осиповича вышли замуж. Старшая Анна вступила в брак в Николаевске-на-Амуре за чиновника Скрынникова. Он дослужился до чина действительного статского советника (соответствует армейскому генерал-майору) и на пенсии жил в Николаеве. Елизавета вышла замуж за офицера, отличившегося в войне на Кавказе, но после смерти мужа заболела психическим расстройством. Степан Осипович помогал её детям и оплачивал обучение сына в гимназии. С детьми от второго брака отношения были прохладные, но на похороны своей мачехи С.О. Макаров высылал деньги и помогал племянникам. О службе среднего брата Якова будет рассказано особо.

А отец С.О. Макарова 30 апреля 1831 г. поступил на службу матросом в Учебный флотский экипаж. Так в те годы называлось учебное заведение, которое теперь именуется Санкт-Петербургский военно-морской политехнический институт. Более известно это учебное заведение под именем ВВМИУ им. Ф.Э. Дзержинского. Основано оно было в 1798 г. при Павле I как училище корабельной архитектуры. В апреле 1833 г., завершив обучение и совершив в летнее время несколько плаваний по Балтийскому морю, Осип Фёдорович был произведён в унтер-офицеры. Служил он сначала на Балтике, а в декабре 1838 г. был произведён в боцмана (здесь это не должность, а воинское звание, примерно равное современному мичману) и переведён в г. Николаев в Черноморский учебный экипаж (в современном ВМФ аналогом этого заведения является школа старшин-техников). После сдачи соответствующих экзаменов произведён в прапорщики арестантских рот. В те годы подобные подразделения своей главной задачей имели не охрану заключённых, как это может показаться современному читателю, а судоремонт. Они были организованы в 1825 г., и в 1830 г. на ЧФ насчитывалось 13 подобных рот. Упразднены в 1857 г.

Звание Макарова-старшего относится к так называемым корпусным офицерам. В такие корпуса входили штурмана, механики, артиллеристы. Их звания звучали так: поручик корпуса флотских штурманов, штабс-капитан корпуса морской артиллерии и т.д. Какой же вывод можно сделать из сказанного? Происхождение у Степана Осиповича не из столбовых дворян или князей. Но к такой категории относилась значительная часть служилого сословия. Поэтому при Николае I было изменено положение петровской Табели о рангах — любой офицерский чин давал право на потомственное дворянство. С 1841 г. присвоение первичного звания давало офицеру только личное дворянство, а потомственное он получал только при достижении определённого чина. К концу существования Российской империи это был чин полковника. А у отца будущего адмирала была обычная карьера корпусного офицера. Служба — тяжёлая, а чины — маленькие. Что же было необыкновенного в такой карьере? Только то, что его сыну удалось стать морским офицером Морские чины приравнивались к гвардейским, их могли получать только представители потомственного дворянства. В армии такие случаи были чаще. Примерами могут служить генералы Скобелев и Деникин, но для флота это было исключением. Если бы не выдающиеся способности Степана Макарова, кадета Николаевского училища, быть бы ему штурманским офицером (по окончании училища ему было присвоено звание кондуктора корпуса флотских штурманов) и максимум, что он мог получить к концу жизни, — звание полковника с мизерной пенсией.

После Крымской войны 1853—1856 гг. России было запрещено иметь флот на Чёрном море. Отца С.О. Макарова переводят служить на Дальний Восток. В 1857 г. он овдовел и женился вновь на вдове поручика морской артиллерии Попова. На Дальнем Востоке Осип Фёдорович занимался заготовкой припасов и сплавом их по Амуру, переаттестован в офицеры по Адмиралтейству.

В 1862 г. он даже командовал речным пароходом. По свидетельствам людей, знавших его лично, Осип Фёдорович был человек недюжинного ума, расчётливый хозяин, большой спорщик, причём обнаруживал разнообразные знания и много практической сообразительности. Служил в Николаевске-на-Амуре, а затем в Сретенске, дослужившись до штабс-капитана и получив право на усиленную пенсию. В 1868 г. был переведён на службу в Черноморскую флотилию в г. Николаев и в 1873 г. уволен в отставку. В книге Врангеля приводятся две даты его смерти: в 1878 или в 1889 г. Скорее всего, правильна вторая дата. Сводные сестры адмирала Мария и Анастасия остались жить в Николаеве, а старшая вышло замуж за чиновника в Киеве. Осип Фёдорович имел собственный дом (сейчас там музей). В те годы на Николаев обрушивались эпидемии, и недвижимость была дешева. Отношения с отцом никогда не порывались, отец был требователен к сыну, чрезвычайно им гордился и в письмах журил, что тот недостаточно подробно пишет. После второго брака отношения с сыном охладели, и существовала легенда, что Степан не пустил отца на корабль.

После прибытия на Дальний Восток сыновья Осипа Фёдоровича были определены на службу. Младший — в училище, а старший Яков, будучи на пять лет старше, зачислен на службу машинным кондуктором 2-го класса Сибирской флотилии. Его жизненный путь был похож на отцовский, только специального образования он не получил, знания и навыки приобретал практикой. В 1860 г. он — машинный унтер-офицер 2-го класса, в 1865 г. переведён в 1-й класс, в феврале 1867 г., после сдачи экзаменов, он — кондуктор корпуса инженер-механиков флота, а 19 мая 1869 г. за выслугу лет произведён в прапорщики того же корпуса. Сведения о его службе находятся в послужных списках и пенсионном деле, по которым мы можем проследить его карьеру{177}. Особенно интересно то, что в 1860 г. Яков Осипович служил на транспорте «Манджур» и был среди основателей Владивостока. В унтер-офицерских чинах он служит на амурских пароходах. В 1870 г. он механик единственного тогда боевого корабля Сибирской флотилии канонерской лодки «Морж», затем служит на транспорте «Японец» и пароходо-корвете «Америка». Хотя братья почти одновременно получают первый офицерский чин, младший быстро обходит по службе старшего. Когда в 1872 г. лейтенант Макаров на шхуне «Тунгус» прибыл во Владивосток, его старший брат всё ещё прапорщик Подпоручиком он станет только в 1874 г. В 1877 г. закончился 10-летний срок службы на Дальнем Востоке для получения дополнительной пенсии, Якова переводят на Балтику и назначают механиком на клипер «Опричник». Здесь он получит следующий чин поручика. К этому времени Степан уже флигель-адъютант и кавалер многих боевых орденов, а с 1882 г. — капитан 1-го ранга. А Яков в 1882 г. получает первый орден Св. Станислава 3-й ст., а в феврале 1883 г. — чин штабс-капитана. Женат он не был, но в 1882 г. удочерил семилетнюю Клавдию. Кораблей тогда было мало, и с 1881 до 1885 г. его на корабли не назначают, служба проходит на берегу. По сведениям людей, знакомых с Яковом Осиповичем, он был дельный и сведущий механик, человек безупречной честности и правдивости, доходившей до резкости{178}. Только в 1885 г. его назначают инженер-механиком на корвет «Витязь», готовящийся к плаванию на Тихий океан. Скорее всего, тут помог младший брат, ведь именно он с 17 сентября 1885 г. был командиром этого корабля. Но служба его на «Витязе» была короткой, с 19 мая по 29 октября. Затем его назначают старшим инженер-механиком строящегося броненосца «Николай I», по выслуге лет награждают орденом Св. Анны 3-й ст. В 1886 г. он наблюдает за изготовлением механизмов броненосца типа «Александр II» на Франко-русском заводе (сейчас эту должность бы назвали военпредом). В этом году руководством страны было принято решение переаттестовать кораблестроителей и инженер-механиков кораблей из офицеров в чиновники. Яков Осипович стал помощником старшего инженер-механика, а в 1887 г. — старшим инженер-механиком. В этом же году летом его назначают флагманским механиком отряда миноносок, и в 1887 и 1888 гг. он плавает на них в Финском заливе. В 1890—1891 гг. он совершает плавания на броненосных кораблях «Николай I» и «Кремль» и выходит в отставку по болезни. При выходе в отставку ему присваивается чин коллежского советника и назначается пенсия по чину капитана 2-го ранга с различными надбавками 2030 руб. 79 коп. в год.

На пенсии Яков Осипович купил себе поместье в Новгородской губернии, но не ужился с соседями, продал своё имение и жил в городе. С братом они поддерживали переписку, от него в подарок он получил книгу о плавании «Ермака» в полярные моря, его Степан Осипович назначил душеприказчиком в своём завещании при уходе в поход на «Витязе». Умер Яков Осипович в 1909 г.

Но непонятно, почему плавание с братом продолжалось всего месяц? Ответ на это, как мне кажется, можно найти в воспоминаниях академика А.Н. Крылова, посвященных С.О. Макарову. В них рассказана история о том, как при выходе из Петербурга по морскому каналу из-за внезапного стопорения машины только молниеносная реакция командира и отработка экипажа позволили отдать якорь и остановить «Витязь» в полутора метрах от стенки канала.

Вызванный на мостик механик пытался оправдаться, что у него перегревались подшипники и была угроза выхода из строя машины. Но С.О. Макаров заявил, что остановка машины может быть произведена только по разрешению мостика, а механика приказал посадить под арест в каюте до прихода в Кронштадт, он был предупреждён, что ему нет доверия, а по приходе он будет списан с корабля. В воспоминаниях А.Н. Крылова этот случай относится к 1886 г., когда Яков на «Витязе» уже не служил, но в этот год в плавание корвет вышел из Кронштадта, а в историческом журнале корабля нет данных о смене такого специалиста, как инженер-механик корабля. В документах всего плавания им являлся штабс-капитан Загуляев{179}. Скорее всего, так как А.Н. Крылов писал брошюру через 60 лет после события, то дату указал неверно. Мне думается, что карьеру своему брату Степан Осипович портить не стал. Дело было оформлено, как бы это сейчас сказали, «по собственному желанию», а брата перевели с повышением

Женился С.О. Макаров после Русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Со своей будущей женой он познакомился на борту находившегося под ею командованием «Великою Князя Константина», когда перевозил семьи русских дипломатов в Одессу. Капитолина Николаевна Якимовская воспитывалась в иезуитском монастыре в Бельгии, её вкусы и интересы не совпадали с пристрастиями мужа. Но предложение от героя войны, георгиевскою кавалера и флигель-адъютанта императора было принято, а через 5 месяцев после знакомства в Одессе состоялась свадьба. Впоследствии разница в характерах отрицательно сказалась на семейной жизни адмирала. Жена подолгу жила во Франции, быстро тратила заработки мужа, ему, даже отправляясь на войну, приходилось постоянно напоминать ей о необходимости экономии{180}.

В собственной семье адмирала было трое детей. Старшая дочь Ольга прожила недолго. В 1887 г., когда «Витязь» зашёл во Владивосток, его командир получил известие о смерти дочери, «составлявшей его радость и утешение в жизни более чем всё и вся», как вспоминал адмирал А. Вирениус, в те годы старший офицер корвета{181}. Эта девочка была названа в честь королевы Греции, дочери Великого князя Константина Николаевича, генерал-адмирала российского флота. Его имя носил корабль, на котором Макаров прославился своими рейдами по Чёрному морю. Поэтому при крещении дочери Макарова королева была восприемницей, а представляли её посол в Константинополе и жена греческого посланника.

Вторая дочь, Александра (в семье её звали Диной), родилась в 1885 г. После Русско-японской войны она была причислена фрейлиной к императрице{182} и вышла замуж за камергера Л.В. Голубева. После революции она уехала в эмиграцию.

Сын Макарова Вадим родился в 1892 г. Школу он закончил в Ницце (Франция), где после гибели мужа постоянно проживала Капитолина Николаевна. Поступив 1907 г. в Морской кадетский корпус, по успеваемости он находился в числе лучших учеников, но в ежегодных аттестациях командование отмечает его самолюбивый характер. Впрочем, этим отличался и его отец. После четырёх лет обучения Вадим Степанович выпустился на флот, и первым местом его службы был крейсер «Адмирал Макаров». Произведён в мичмана 5 октября 1912г. Его послужной список описывает службу успешного офицера{183}. На крейсере Вадим участвует в бою с германскими кораблями у о. Готланд и получает первый боевой орден на кортик — Св. Анны 4-й ст. Затем он, пройдя обучение в Артиллерийском классе, переходит на эсминец «Орфей». Эсминцы типа «Новик» были самыми активными кораблями на Балтике, и Вадим Степанович за службу на них получает очередное звание лейтенанта и награды — ордена Св. Станислава 3-й и 2-й ст. с мечами. Награждён он был и английским орденом Военного креста. Получил он и полагающиеся выслужные награды — бронзовые медали «300 лет дому Романовых» и «200 лет Гангутскому сражению». Поскольку в послужной список заносились сведения обо всех знаках, разрешённых к ношению на мундире, указан там и золотой жетон в память о плавании на крейсере «Адмирал Макаров». В 1917 г. он был направлен в Артиллерийское управление для закупок вооружения за рубежом и в мае убыл в Вашингтон в распоряжение морского агента, где и находился до октября 1918 г. Но октябрь 1917 г. прервал его карьеру. Новой власти Вадим Степанович не принял, он служил у Колчака, сначала на Каме флагманским артиллеристом 1-го дивизиона речной флотилии, был командиром дивизиона канонерских лодок на Оби. Назначен он был и начальником артиллерийского отдела Морского министерства. Сибирским правительством ему был присвоен очередной чин старшего лейтенанта. При этом отмечались его исключительные организаторские способности{184}. После падения правительства Колчака выехал в Японию, а в 1920 г. поселился в США. С 1923 г. жил в Нью-Йорке, занимался коммерцией. Участвовал в разработках систем оружия для флота (получил около 200 патентов), а после Второй мировой войны вложил деньги в нефтяной бизнес. Член-основатель Общества русских морских офицеров в Америке, участвовал в финансировании других организаций. В 1943 и 1954 гг. опубликовал в эмигрантском журнале «Морские записки» воспоминания о Гражданской войне.

В Америке Вадим Степанович явно не бедствовал. Им были выкуплены памятные доски храма Спаса-на-водах с фамилиями моряков, погибших в Русско-японскую войну. В 1938 г. он подарил Военно-морской академии США в Аннаполисе двухмачтовую шхуну «Вамари» (на которой до этого выиграл 10 океанских гонок), которая до 1954 г. была флагманом флотилии яхт американской ВМА Яхта погибла, затонув у пирса во время урагана. По его инициативе был начат сбор материалов для архива и музея Российского флота Работа велась с конца 1930-х гг. и завершилась 12 ноября 1967 г. В Лейквуде (штат Нью-Йорк), в здании общества «Родина», был открыт «Русский морской музеи адмирала Степана Осиповича Макарова, памяти старших лейтенантов Российского императорского флота Вадима Степановича Макарова, Дмитрия Николаевича Федотова-Уайт и Сергея Владимировича Гладкого». Но к этому времени сына адмирала уже не было в живых. В 1962 г. он перенёс серьёзную операцию и 2 января 1964 г. скончался{185}. Из названия яхты, подаренной американской ВМА, можно выдвинуть гипотезу, что у Вадима Степановича жена была француженка. Звали её Мари. Само название яхты расшифровывается как «Вадим и Мария».

Какой же вывод можно сделать из рассмотрения документов о родственниках С.О. Макарова? Происходил он из служилого сословия, поставлявшего России кадры потомственных унтер- и обер- офицеров. Особенностью взглядов этой категории была преданность монарху и государству. Неслучайно из этого сословия, а не из потомственного дворянства вышло большинство вождей Белого движения (Деникин, Колчак, Каледин, Краснов). Нет сомнения, что и С.О. Макаров в такой ситуации оказался бы в их лагере. Все представители мужской части семьи отличались выдающимися организаторскими способностями, изобретательской «жилкой» и успехами в службе. Видимо, из поколения в поколение в семье переходили долг служения родине и любовь к флотской службе, интерес к технике. Ведь и с отцовской, и с материнской стороны у С.О. Макарова деды были военными.

2.3. ПОЯВЛЕНИЕ ТОРПЕД НА ВООРУЖЕНИИ РОССИЙСКОГО ФЛОТА И ИХ ПЕРВОЕ БОЕВОЕ ПРИМЕНЕНИЕ

Во второй половине XIX века на вооружении флотов появилось новое оружие — торпеда. В освоении этого оружия большая роль принадлежала российским морякам, впервые успешно применившим его в бою.

Возникновение торпедного оружия было вызвано диалектическим развитием морских вооружений и кораблестроения. В 1820 г. французский генерал Пексан изобрёл новый тип артиллерийских орудий для вооружения кораблей — т.н. бомбические орудия. Эти крупнокалиберные орудия стреляли разрывными снарядами, причинявшими деревянным кораблям тяжёлые повреждения. Эффективность этих орудий была подтверждена во время боя 18 ноября 1853 г., когда эскадра вице-адмирала П.С. Нахимова сожгла стоявший у Синопа турецкий флот, и при отражении нападения англо-французского флота на Севастополь. Для противодействия разрывным снарядам бомбических орудий, вызывавших на корабле пожары, требовались средства защиты. Ещё при испытании бомбической артиллерии Пексан предложил покрывать борт корабля бронёй для недопущения проникновения бомбы в деревянный обшивку. Уже в ходе Крымской войны первые броненосные корабли были применены французами для атаки русской крепости Кинбурн. Появление броненосных кораблей, совпавшее с массовым внедрением на корабли парового двигателя, оказало революционизирующее воздействие на военно-морские флоты, соизмеримое с революцией в военном деле, вызванной появлением огнестрельного оружия. После войны начинается массовое строительство броненосных кораблей всеми морскими державами. В свою очередь появление броненосцев требует создания средств борьбы с ними. Это особенно проявилось в ходе Гражданской войны в США. Развитие средств борьбы идёт по интенсивному пути (созданию принципиально новых видов оружия) и по экстенсивному (совершенствованию уже существующих систем). Для того чтобы пробить корабельную броню, создаются новые артиллерийские орудия с увеличенным калибром и размерами снаряда, вместо гладкоствольной появляется нарезная артиллерия. Появление новых орудий ведёт к увеличению и совершенствованию брони, начинается соперничество брони и снаряда. В результате основой флота становятся броненосцы, вооружённые сравнительно небольшим количеством орудий и покрытые бронёй в десятки сантиметров толщиной. Стоимость таких кораблей достигает астрономических сумм, и их строительство становится уделом все меньшего количества государств. Линейный корабль становится символом, прежде всего, экономического могущества. Как писал Ф. Энгельс «Современное боевое судно есть не только продукт крупной промышленности, но в то же время и образец её, плавучая фабрика — фабрика, где производится растрата денег…. Состязание между бронёй и орудием боевого судна доведено до той грани изощрённого совершенства, когда оно становится в той же мере недоступным по цене, как и непригодным для войны»{186}. Стоимость крупных кораблей становится столь велика, что их потеря приравнивается к национальной катастрофе. Особенно это относится к линейным кораблям В Первую мировую войну стремление сохранить линкоры как аргумент для дипломатических переговоров приводит к тому, что эти корабли почти всю войну проводят в базах.

Требовалось создать принципиально новый вид морских вооружений, способных уничтожить броненосец, но не требующих таких финансовых затрат, как те, что необходимы при постройке аналогичного корабля. Расчёт строился на поражение корабля в незащищённую (небронированную) часть. Таковой оказалось днище. Попытки создать оружие, способное поражать подводную часть корпуса корабля, известны с глубокой древности. Так, главным оружием появившейся в VIII веке до н.э. триеры был таран. С появлением пороха появляются различные конструкции взрывных устройств на основе пороховых зарядов, поджигаемых с помощью специальных фитилей (временной взрыватель). Первые опыты по созданию морского оружия, способного взрывом поражать подводную часть корпуса корабля, предпринял в XVII веке знаменитый голландский механик Корнелис Дреббель, находившийся на службе у английского короля. Ему удалось создать конструкцию дрейфующей мины в виде бочонка с зарядом пороха, снабжённого поплавком и устройством, поджигающим заряд при ударе о цель. Британское Адмиралтейство заказало Дреббелю 290 таких снарядов (водных петард) и 50 водных мин. Такие дрейфующие мины применялись при осаде Ла-Рошели в 1626—1628 гг.{187} Есть некоторые основания предполагать, что Дреббель пытался создать и некое наступательное оружие — возможно, шестовую мину, но имеющиеся описания опытов не дают чёткого ответа на этот вопрос. В дальнейшем неоднократно предпринимались попытки создать различные подводные заряды, которые по традиции в XIX — начале XX века назывались минами[31].

Наибольшего успеха удалось добиться в создании мин для заграждения подходов к базам флота. Созданные российским академиком Б.С. Якоби гальваноударные мины были успешно применены во время Крымской войны против британских кораблей на Балтике. Но морская мина имеет один принципиальный недостаток — это пассивное оружие. Требовались средства для активного воздействия на подводную часть корабля противника в морском бою.

Первые значительные успехи применения подводного оружия приходятся на гражданскую войну в США. В годы войны от воздействия мин погибли более трёх десятков военных кораблей США, в том числе и 7 броненосцев{188}. Тогда американским морякам удалось создать первый образец оружия, применяя которое, можно было атаковать подводную часть корабля. Эта мина представляла собой шест, на конце которого был укреплён заряд, снабжённый электрическим замыкателем, запитанным от электрической батареи на борту носителя этого оружия. Во время войны между Севером и Югом как минами заграждения, так и шестовыми минами удалось потопить несколько боевых кораблей. Причём вооружённая шестовой миной подводная лодка «Ханли», потопив 17 февраля (нового стиля) 1864 г. корабль северян — шлюп «Хаузатоник», открыла боевой счёт нового рода сил. После этой войны ещё более активизировались работы по созданию подводного оружия. Появились вооружённые минами корабли — миноноски и минные катера. Для их вооружения применяются не только шестовые, но и буксируемые мины, изобретённые англичанином Дж. Гарвеем. У этого оружия серьёзным недостатком была слишком малая дальность действия. Для шестовых мин — 10—15 м, а для буксируемых — до 50 м. При этом при атаке буксируемой миной надо было пройти вдоль борта атакуемою корабля. Требовалось оружие, позволяющее атаковать противника со сравнительно большого расстояния. Таким оружием мог стать самодвижущийся снаряд, но попытки его создания упирались в скудность имеемых в то время источников энергии. Их перечень ограничивался упругостной энергией различных пружин, механической энергией ветра и течений, тепловой энергией парового двигателя или энергией пороховых газов при сгорании пороха. Электрические двигатели и двигатели внутреннего сгорания были лишь в опытных образцах. Энергия сжигания пороховых зарядов не давала видимого результата из-за невозможности регулирования процесса горения. Многочисленные попытки создания подводных ракет, стабилизируемых при движении в воде, или шнекообразной формы для придания снаряду вращения, или с различными крыльями-стабилизаторами не приносили успеха. Только в XX веке были созданы составы порохов обеспечивающих ровное горение, и системы управления, способные удерживать торпеду на заданной глубине.

Пытались создать снаряд, движущийся по воде или энергией пружины, или силой ветра (как своеобразный брандер). Этим с 1860 г. занимался капитан 2-го ранга австро-венгерского флота Иоганн Блазиус Луппис. Поскольку ему не хватало технических знаний и денег, к работе был привлечён директор предприятия «Стабилименто текнико» в Фиуме англичанин Роберт Уайтхед. Ему удалось создать самый необходимый предмет для управления торпедой — автомат глубины (АГ). Кроме того, он применил в качестве движущей силы на торпеде новый источник энергии — сжатый воздух давлением 60 атм. (впервые получен инженером Соммелье в 1859 г.). В качестве двигателя использовалась поршневая машина-«компаунд» с двумя качающимися цилиндрами, расположенными под углом 90° и работавших на один кривошип. Созданный Уайтхедом новый вид морского оружия стал первым в истории человечества автономно управляемым снарядом. Создание его системы управления было обеспечено развитием точной механики и математических наук, позволившим создать методику регулировки АГ, управлявшего торпедой по глубине и дифференту. Именно методика регулировки автомата глубины и составляла суть «секрета Уайтхеда». Чтобы избежать огласки методики регулировки, Уайтхед не стал брать патент на своё изобретение, но непременным условием покупки торпед на своём заводе он ставил отдельным пунктом, при отдельной оплате, закупку своего «секрета». Поскольку покупателями у Уайтхеда были не частные лица, а государства, он мог рассчитывать на то, что его методика не будет разглашена. Так, в ВМС Италии до 1885 г. офицеры (строго ограниченное число), ознакомленные с методикой регулировки АГ, получали особую отметку в личном деле. В Российском флоте с чертежами торпед могли знакомиться только торпедные механики и минные офицеры, и храниться они должны были в каюте командира{189}. Секрет Уайтхеда («ноу-хау» по современной терминологии) был опубликован только в конце XIX века, когда партию его торпед закупили США — последний крупный флот, получивший воздушные торпеды на вооружение.

Заказы на завод в Фиуме поступали со всего мира, что позволило наладить массовое крупносерийное производство и усовершенствовать его технологию. Усовершенствованию подверглась и конструкция торпед, в 1876 г. был введён второй винт, что позволило увеличить точность удержания торпеды на курсе. Первые 30 лет развития ТО точность удержания торпеды на курсе обеспечивалась пристрелкой торпед на полигонах и подбором положения пера вертикального руля. Были попытки создать другие системы управлением движения, как в вертикальной, так и в горизонтальной плоскости, но успешно работавшей конструкции создать больше никому не удалось. Только к концу века появился гироскопический прибор-автомат (или прибор курса), предложенный австрийским лейтенантом Людвигом Обри. Поэтому прибор управления торпедой по направлению долгие годы назывался «прибором Обри». Запуск прибора производился специальной пружиной. Прообразом этого прибора были торпеды американца Хоуэлла, инерционный аккумулятор которых мог служить для корректировки курса. В качестве двигателя на торпедах (помимо горизонтальной поршневой машины) начинает применяться звездообразный двигатель Бразерхуда (3-х и 4-цилиндровый). Вместо двухлопастных винтов с 1898 г. вводятся 4-лопастные, давление воздуха поднимается до 150 кг/см2.

Наиболее успешными конструкциями автономных торпед, которые могли конкурировать с торпедой Уайтхеда, были: американская торпеда Хоуэлла с инерционным аккумулятором и воздушная торпеда российского конструктора И. Александровского. ВМФ США несколько лет пытался применять торпеду Хоуэлла, но сложность её подготовки к выстрелу в конце концов заставила принять на вооружение торпеду Уайтхеда. Отечественная торпеда И. Александровского создавалась, прежде всего, как оружие подводных лодок. Она представляла собой уменьшенную копию подводной лодки этого конструктора Работы по осуществлению замысла конструктора были начаты в 1868 г., после получения сведений о работах Уайтхеда в Австрии. Хотя нельзя исключать, что И.А. Александровский продумывал свою конструкцию и ранее. В написанных им документах с прошениями о финансовой помощи он сообщал следующее: «…Когда я в 1869 г. представил адмиралу А.А. Попову проект изобретенного мною Торпедо, найденный им удобоисполнимым… и впоследствии чертежи были представлены Великому князю Константину Николаевичу»{190} (в то время Константин Николаевич занимал должность генерал-адмирала, возглавлявшего всё морское ведомство). Но в списке своих работ от 20 ноября 1868 г. Александровский числит только подводную лодку, водолазный аппарат и усовершенствованный компрессор{191}. Конструктору дали разрешение на изготовление торпеды с последующим выкупом её в казну. Однако возможности кустарной мастерской, которой располагал И.А. Александровский, были невелики, и изготовить торпеду ему удалось только в 1874 г. Характер применения торпеды делал её главным параметром дальность, поэтому Александровский вводит в конструкцию торпеды особое устройство — регулятор давления, обеспечивающий подачу сжатого воздуха в машину с постоянным давлением, чем обеспечивалась ровная скорость на всей дистанции хода и большая дальность за счёт более экономного расходования энергокомпонент. В ходе испытаний торпеда 4 раза прошла 300 сажен при давлении в баллоне 30 атм. В дальнейшем удалось добиться прохождения её 7000 футов (примерно 2100 м) за 8—12 минут. Скорость торпеды к 1875 г. возросла с 4 до 10—12 узлов. С расстояния 100 сажен удалось добиться попадания в шлюпку{192}. На испытаниях торпеда показала данные, незначительно отличающиеся от первых торпед Уайтхеда, но в торпеде был один принципиальный недостаток — приборы управления движением торпеды по глубине. Первоначально управление движением по глубине осуществлялось приёмом балласта, затем были введены горизонтальные рули. Конструкция их состояла из двух гидростатов, каждый из которых управлял работой своей пары горизонтальных рулей. Поскольку к началу испытаний изготовили только носовую машинку управления рулями, на первом испытании торпеда имела всего одну пару рулей. Так как торпеда имела скорость 4 — 5 узлов (против 6 — 7 узлов у австрийцев), на испытаниях она удовлетворительно держала глубину. Дело в том, что при малой скорости носовые рули изменяют глубину без изменения дифферента. При увеличении же на последующих испытаниях скорости торпеда перестала держать заданное углубление и двигаться с размахами по глубине до 10—15 м. Причина этого была в том, что разработанная Александровским конструкция не обеспечивала выход на заданное углубление с дифферентом, равным нулю. Согласовать работу рулей не удалось, и эффективность управления ими дифферентом торпеды весьма мала. Это мог обеспечить только маятниковый автомат Уайтхеда, но сам Иван Александрович этого так и не понял и до конца своих дней считал причиной успеха своего конкурента более высокое качество изготовления его механизмов[32]. Хотя надо отметить, что доля правды в этих словах была: возможности крупного завода в Фиуме и кустарных мастерских в Кронштадте были несоизмеримы. По своим габаритам (калибр 60 см) торпеда Александровского значительно превосходила торпеду Уайтхеда и уступала ей в скорости. Первоначальным двигателем была одноцилиндровая поршневая машина, затем её заменили двухцилиндровой, но требуемой скорости так и не достигли{193}. В мае 1875 г. торпеды Александровского были приняты в казну{194}, но как боевое средство их рассматривать, конечно, было нельзя. При покупке лицензии на производство торпед Уайтхеда перед Русско-турецкой войной 1877—1878 гг. в контракте было специально оговорено право России на применение АГ Уайтхеда на любом другом образце оружия, за сам «секрет» было уплачено 9000 фунтов{195}.

Последние испытания торпеды Александровского (уже с приборами Уайтхеда) были проведены после войны в 1880 г. Торпеда показала приемлемые данные (скорость достигала 18 узлов), но была сложна в изготовлении и обходилась значительно дороже торпед Уайтхеда, уже в массовом порядке поступавших на флот. Кроме того, из 70 пудов веса торпеды 20 приходились на мёртвый балласт{196}. Было принято решение работы над этой торпедой прекратить.

Нарастающая угроза войны на Чёрном море в середине 70-х гг. XIX века требовала принятия экстренных мер по усилению приморских крепостей. В то время береговая оборона находилась в ведении сухопутных войск, а крепостями занималось инженерное ведомство. Поэтому по инициативе инженерного ведомства армии (руководимого героем обороны Севастополя генералом Тотлебеном) и военного министра Милютина были начаты переговоры по приобретению торпед у Уайтхеда{197}.

При закупке торпед на заводе Уайтхеда в 1876 г. туда были посланы представителями лейтенант Рончевский и подпоручик Иванов-12-й, а также 2 мастеровых{198}. Для приёмки торпед в марте 1876 г. в Австрию выехал контр-адмирал Шестаков{199}. При заключении договора с Россией Уайтхед проявил себя как изворотливый бизнесмен. В контракте содержалось условие, что по прохождении 600 футов уклонение от цели не должно превышать 1 фута по глубине и 10 футов по направлению, на расстоянии 2500 футов отклонение должно было составлять 24 фута (7,32 м). Цена одной торпеды составляла 400 фунтов стерлингов, в случае превышения контрактных условий за каждую такую торпеду дополнительно выплачивалось по 50 фунтов. На испытаниях точность прохождения закупленных торпед указана не в футах, а в метрах! Она составила на 500 футов — =ь 3 м, на 1000 футах — 5 м вправо и 10 влево, на 1500 — 7 вправо и 16 влево, а на 2000 фут — 9 влево и 10 вправо. Но то ли не обратили внимания на тот факт, что требуемая точность не достигнута, то ли не хотели портить отношения в условиях надвигавшейся войны с Турцией, но санкций и штрафов с русской стороны не последовало{200}. Торпеда Уайтхеда не имела регулятора давления, поэтому скорость её была непостоянной. На расстоянии 600 футов — 20 узлов, на 2500—16—17, а на 6000 — 8,5 — 9 узлов. Установка глубины хода 1,5 — 4,5 м, точность хода по глубине 1 фут. При заказе первые 50 торпед стоили по 400 фунтов, а остальные — 350.{201} Среди поставленных в 1878 г. в Россию торпед есть 406-мм (16-дюймовые, длиной 23 фута) торпеды — 25 штук. Видимо, они на флот не поступили и полностью ушли в сухопутное ведомство{202}. Россия и была до 1883 г. их единственным покупателем. В 1879 г. удалось получить в счёт заказанных и несколько торпед нового типа с двумя винтами (см таблицу). Принятие на вооружение Российского флота торпед позволило успешно применить их в войне 1877—1878 гг. Хотя полностью заказанные 100 торпед получили уже после войны, часть заказа успели получить до введения Австрией в 1877 г. эмбарго на поставки вооружения в Россию[33]. После принятия торпед на вооружение флота их производство налаживается на отечественных предприятиях. В 1878 г. произвели первые 20 торпед и их производство оказалось в 1,5 раза дешевле, чем закупка за рубежом{203}.

Исторически первыми в бою попытались применить торпеду англичане, но их попытка оказалась неудачной. Крейсер «Шах» в южноамериканском порту Ино. при атаке взбунтовавшегося перуанского броненосца «Уаскар» 27 мая 1877 г. выпустил торпеду, но в цель она не попала и на следующий день была выловлена рыбаками{204}. Атака была произведена при исключительно благоприятных условиях, перуанские мятежники и не подозревали о существовании такого оружия, после неудачной попытки таранить английский крейсер перуанский броненосец находился без хода у него на траверзе, но торпеда в цель не попала{205}. Надо сказать, что броненосец «Уаскар» отметился в истории торпедного оружия ещё раз. Во время тихоокеанской войны в августе 1879 г. он попытался атаковать чилийские корабли «Абтао» и «Магальянш» в порту Антофагаста телеуправляемой торпедой-миной Лея. Однако эта атака оказалась неудачной. Вместо того, чтобы идти на цель, эта торпеда начала циркулировать, создавая опасность выпустившему её кораблю{206}. Несмотря на недостатки мин Лея, они были поставлены в Россию и использовались в учебных целях.

Перед началом войны с Турцией на Чёрном море сложилось крайне неблагоприятное соотношение сил. В количестве броненосных кораблей турки превосходили наши силы в десятки раз. Против 13 броненосных и 15 других военных кораблей имелись два броненосца береговой обороны (знаменитые круглые корабли адмирала А. Попова), которые не могли соперничать с мореходными турецкими броненосцами, и 5 вооружённых пароходов. Русские моряки ставку сделали на применение качественно нового оружия — минного[34]. Основой обороны побережья служили минные заграждения, прикрытые огнём береговых батарей, а для активных действий предназначались вооружённые быстроходные пароходы. Так, оборона Одесского порта состояла из 13 береговых батарей и минного заграждения из 610 мин. Минное заграждение было поставлено с расчётом не допустить подхода противника к порту на дистанцию действительного артиллерийского огня, и состояло из четырёх линий мин с углублением 1 метр. Защиту минного заграждения обеспечивали небольшие суда, вооружённые лёгкой артиллерией и шестовыми минами, а также 6 плавучих батарей. Подходы к порту освещались прожекторами, а стоящие в порту суда защищались боновым заграждением из цепей и брёвен{207}. Минные катера и их команды были отправлены с Балтики. Помимо Чёрного моря минное оружие планировали использовать и на реке Дунай. Там также имелись 14 минных катеров и около 20 шлюпок, несколько вооружённых пароходов (в том числе и принадлежащие Румынии канонерская лодка, 2 паровых катера и 2 парохода) и специальная команда моряков — боевых пловцов под командованием лейтенанта М.Ф. Никитина, которые должны были заводить мины под турецкие суда на их стоянках. Туда были доставлены 750 мин и 36 тонн взрывчатых веществ{208}.

В отличие от прежних Русско-турецких войн российский флот по политическим причинам не смог отправить корабли Балтийского флота на Чёрное море, а даже те небольшие силы, которые находились на этом море до войны, вынуждены были или уйти оттуда или разоружиться в нейтральных портах. Это позволило турецкому командованию сосредоточить все силы своего флота на Чёрном море, перебазировав броненосцы в Константинополь, Сулину и Батум. Турцией была объявлена блокада черноморского побережья, а турецкие корабли начали систематические обстрелы российских прибрежных населённых пунктов на Кавказе.

Для активных боевых действий у берегов, контролируемых противником, российский флот имел несколько быстроходных крейсеров, переоборудованных из пароходов РОПИТ (Русского общества пароходства и торговли). Наибольшей активностью из них отличался корабль «Великий князь Константин» под командованием С.О. Макарова Этот корабль предназначался для использования как носитель и база минных катеров. Такое применение минных катеров позволяло ликвидировать их главный тактический недостаток — малые дальность плавания и мореходность. На вооружении как самого корабля, так и его катеров находились как шестовые, так и буксируемые мины. Самим Макаровым была разработана новая конструкция облегчённой мины — мина-крылатка. Эта мина шла на буксире длиной 85 м, отводилась в сторону от направления движения катера и позволяла атаковать цель, не выполняя специального манёвра для заведения буксируемой мины под корпус корабля-цели (как это было необходимо при атаках с буксируемыми минами Гарвея). Хотя такие мины успешно применялись минными катерами «Константина» для уничтожения торговых судов, но для атак боевых кораблей они оказались недостаточно эффективными. Дело в том, что набегающим потоком мину поднимало её крыльями к поверхности воды, а взрыв на малом углублении позволял атакованному кораблю уцелеть (что и произошло при атаке 12 августа 1877 г. в Сухуме броненосца «Ассари-Шевкет»). Для обороны от преследующих катеров минные катера «Константина» имели только стрелковое оружие и бутылки или пакеты с пироксилином, используемые как ручные гранаты. Для обороны можно было также применять малые буксируемые мины.

Атаки минных катеров (всего за войну их проведено 9) показали, что с усилением турками обороны мест стоянки возможности сближения вплотную уменьшаются. Так, при августовской атаке Сухума произошёл рукопашный бой между экипажем русского минного катера «Минёр» и дозорной турецкой шлюпкой. В результате ударом весла был тяжело ранен командир катера лейтенант С. Писаревский{209}. Кроме того, катер лейтенанта И. Зацарённого «Чесма» не смог подорвать мину из-за того, что запутался в обломках с повреждённого взрывами трёх предыдущих катеров броненосца. Поэтому уже летом 1877 г. Макаров возбудил ходатайство о вооружении его корабля торпедами{210}. В то время на Чёрном море было всего 4 торпеды{211}.

Получив новое оружие, на корабле пришлось решать целый ряд проблем, связанных с организацией эксплуатации нового оружия. Для использования торпед с катеров пришлось изготавливать пусковые устройства. На катере «Чесма» торпеду расположили под килем в деревянном футляре, служащем пусковой трубой, а на катере «Синоп» для транспортировки торпеды и запуска использовался специальный плотик, который перед выстрелом подводился к борту катера. После выстрела труба сбрасывалась, а плотик отдавался и оставался на месте залпа{212}. Решены были и проблемы содержания и обслуживания торпед на борту корабля, особенно связанные с пополнением запаса сжатого воздуха в торпедном резервуаре. Из-за отсутствия специалистов по торпедному оружию на борту «Константина» обязанности по обслуживанию нового оружия принял на себя старший машинист Стуков, занимавшийся этим помимо своих прямых обязанностей у машин корабля.

Катера «Великого князя Константина» провели две атаки по турецким кораблям торпедами. Первая атака, проведённая в ночь с 15 на 16 декабря 1877 г. в Батуме, оказалась неудачной. Хотя по докладам обоих командиров катеров (первым выпустил свою торпеду катер «Чесма» лейтенанта И. Зацарённого) выпущенные ими торпеды попали в цель и взорвались, впоследствии выяснилось, что ни один турецкий корабль не пострадал. Особенно большое неудовольствие вышестоящего командования по этому событию вызвали публикации в британской газете «Тайме», где утверждалось, что причиной неудачи были оставленные во взрывателях предохранительные чеки. В своих объяснительных записках как сам С.О. Макаров, так и его офицеры писали, что предохранительные чеки находятся на борту «Константина». По описанию событий, полученному после войны от адъютанта турецкого адмирала, корабли в Батуме стояли кормой к берегу и на них своевременно подняли тревогу. Первым открыл огонь «Ауни-Иллах», стоявший на бочках в гавани. После атаки турками были обнаружены две торпеды — одна плавающая без зарядного отделения, а вторая выскочившая на берег. Вторую торпеду турецкие моряки разоружили и считали причиной её невзрыва не снятые шпонки с предохранителя{213}. Среди версий, выдвигавшихся при рассмотрении этой атаки, заслуживает внимания отказ техники. Ведь сами торпеды и их эксплуатация были новинкой для российских моряков, да и надёжность новой техники оставляла желать много лучшего. Ещё опыты, проведённые С.О. Макаровым во время войны и сразу же по её окончании, показали, что в заряде торпеды могло произойти отсыревание пироксилина в запальном устройстве и это могло воспрепятствовать детонации основного заряда торпеды. Поэтому ударившаяся о борт корабля торпеда не взорвалась. Как видно из беседы с турецким офицером, удар торпеды в цель противник не отрицает. С причиной отказа второй торпеды мы сейчас можем только предполагать, что, оказавшись под огнём с турецких кораблей, катер лейтенанта О. Щешинского не смог навести плотиковую торпеду на цель. В условиях темноты и вспышек от выстрелов корабельных орудий это было весьма сложной операцией, да и о точном определении дистанции в этих условиях говорить нельзя. Не надо забывать, что торпеды того времени не имели регуляторов давления и изменяли скорость хода на дистанции, поэтому сила удара о грунт проскочившей мимо цели торпеды оказалась недостаточной для срабатывания взрывателя. К тому же, как показывает опыт применения торпед Уайтхеда против кораблей во время гражданских войн в Чили и Бразилии, попадание торпед в цель, даже с дистанции всего в несколько десятков метров, не гарантировано. Так, во время атаки чилийского броненосца «Бланко Энкладо» минные крейсера «Альмиранте Кондель» и «Альмиранте Линч» выпустили 5 торпед с дистанции 100 м, но взорвалась только одна. Причём взорвавшаяся торпеда была выстрелена с дистанции 50 м. При атаке бразильского броненосца «Аквидабан» из четырёх торпед взорвалась только одна{214}. Скорее всего, взрыватели у торпед Уайтхеда имели конструктивные недостатки, ведь при этих атаках из десятка выпущенных торпед взорвалась только две. Заявление турок о том, что чека не была убрана, имеет весьма простое объяснение. Во взрывателе обр. 1876 г. было две чеки. Походная чека снималась перед выстрелом, а боевая чека срезалась при ударе о цель{215}. Видимо, о ней и сообщали турки и корреспонденты газет в своих публикациях. Силы удара торпеды, выскочившей на грунт, не хватило для срабатывания взрывателя.

После того как 30 декабря турецкие корабли обстреляли Евпаторию, Феодосию и Анапу, С.О. Макаров предложил произвести ночную бомбардировку турецких городов Трапезунда и Батума артиллерией «Константина». Морское командование не поддержало этой инициативы, но предписало провести демонстрацию у восточных берегов Чёрного моря. Получив шифрованной телеграммой разрешение на выход в море, С.О. Макаров 10 января отправился к Батуму. Зайдя 13 января в Поти, он узнал, что в Батуме сосредоточена эскадра Гобарт-паши (британского офицера на турецкой службе). В ночь с 13 на 14 января 1878 г., не доходя нескольких миль до батумского порта, с борта «Великого князя Константина» были спущены на воду минные катера «Чесма» и «Синоп». Командование обоими катерами было поручено лейтенанту И. Зацарённому. Войдя на рейд, в лунном свете катера обнаружили семь боевых единиц противника. Хорошие условия видимости позволяли думать, что и противник наблюдает катера. Поэтому, обнаружив возле маяка дозорный пароход под парами, было решено выпустить торпеды по нему. Уверенно опознав боевой корабль, приблизившись к нему на 60 — 80 м, катера выпустили торпеды. Обе торпеды попали в цель, и в течение двух минут пароход затонул. Командиры катеров лейтенанты И. Зацарённый и О. Щешинскии пытались подойти к месту гибели турецкого корабля, но этому помешали плавающие обломки и открывшая огонь береговая батарея. Поскольку в это время на выходе из Батума показался пароход, командиры катеров прекратили поиск и вернулись к своему носителю. Подняв катера на борт, Макаров совершил поход к турецкому порту Самсун, но так как не встретил там ни одного судна, вернулся через Новороссийск в Севастополь{216}.

По полученным позже разведданным, в результате атаки был уничтожен пароход «Интибах» водоизмещением 700 т. С погибшего корабля спаслось всего 2 человека{217}.[35]

Потопление турецкого дозорного парохода сделало торпедное оружие реальной силой в войне на море и начало новую эпоху в развитии военно-морского искусства, И слава первооткрывателей на этом пути принадлежит морякам Российского флота. В ходе войны, имея качественное превосходство в вооружении над турецким флотом, малочисленные силы российского флота успешно решили поставленные им задачи и обеспечили победу в войне. Несмотря на малочисленность торпед, они внесли заметный вклад в успехи войны на море — из пяти потопленных в войне вражеских судов одно приходится на новое оружие{218}.

Поставки торпед с завода Уайтхеда заказчикам (донесение лейтенанта Нидермиллера){219}

2.4. С.О. МАКАРОВ И ПАРУСА

Степан Осипович Макаров оставил заметный след в истории отечественного флота. Нет ни одной области морского дела, в которой не поработала его кипучая натура. Он является создателем таких наук, как учение о живучести и непотопляемости корабля, тактики броненосного флота и отцом такого раздела океанографии, как учение о проливах. В кораблестроении его имя обессмертил первый в мире линейный ледокол «Ермак». Им разработаны методики испытания корпусов кораблей на непроницаемость наливом воды в отсеки, возимого на корабле минного катера, эскадренного минного заградителя, маскировочная окраска кораблей и даже русская семафорная азбука. Из океанографических исследований адмирала мировую известность имели результаты, полученные в трёхлетнем плавании корвета «Витязь». В этом походе на борту корабля не было ни одного научного работника, но благодаря инициативе командира и добросовестности офицеров удалось не только получить выдающиеся научные результаты, но и полностью решить все военные задачи, поставленные кораблю. Много внимания уделял С.О. Макаров и вопросам воспитания военных моряков, подготовке их к будущим морским сражениям. Его лозунг «Помни войну» до сих пор должен оставаться первейшим девизом для всех военных моряков.

Почему же так разнообразна деятельность адмирала? Дело в том, что, несмотря на кажущуюся разбросанность, все его исследования преследовали одну цель — повышение боевой готовности флота. Ведь океанологией он занялся не оттого, что ему, назначенному командиром стационера «Тамань» в Константинополь, было нечего делать, а потому, что из-за обострения отношений с Англией разрабатывалась операция по блокаде Босфора, в том числе и постановкой мин, для планирования которой необходимо было знать режим течений в проливе.

На годы жизни С.О. Макарова выпала эпоха перехода от парусного флота к паровому и броненосному, поэтому интерес вызывают вопросы использования парусов во взглядах адмирала. Сам он был безусловным сторонником отказа от парусов на боевых кораблях основных классов и считал необходимым обеспечивать увеличение их автономности другими способами (экономией угля, применением специальных двигателей экономического хода и т.п.). Впрочем, признавая преимущества механических двигателей, не исключалось их использование на вспомогательных судах и плавсредствах. Но в XIX веке парусная подготовка была основой обучения моряков. Она воспитывала в них решительность и способность реагировать на внезапные изменения обстановки. Однако С.О. Макаров не считал необходимым тратить время на обучение офицеров и гардемарин управлению крупным парусным судном (шлюпочная подготовка оставалась в полном объёме), а предлагал искать другие пути воспитания смелых и решительных морских офицеров. Он, например, считал возможным широко привлекать военные корабли для гидрографических работ в водах Дальнего Востока и любые другие мероприятия (вплоть до лова рыбы) для длительного пребывания в море. Отказ от парусной подготовки не затрагивал плавание под парусами на шлюпках, ещё долго остававшихся основным средством связи корабля с берегом, да и традиционно важным спортом на флоте. А спортсменом С.О. Макаров был азартным, да и подчинённых своих умел настроить на победу. Не отрицал он и применения парусов, уже находящихся на кораблях флота, и сам умело их использовал. Так, командуя крейсером с парусным вооружением (корветом по тогдашней классификации) «Витязь», он умело и эффективно использовал паруса и ставил их при любой возможности. Это вместе с другими мероприятиями (например, выпечка хлеба на борту, рациональное планирование закупок расходных материалов и т.п.) обеспечило весьма значительную экономию средств. Так, при норме расходов 505 руб. удалось обойтись 430{220}! Всего, из 59 269 миль пройденных «Витязем» за поход, 25 856 было пройдено под парусами{221}. Такое широкое применение парусов стало возможным благодаря высокому уровню подготовки моряков. Так при переходе из Вальпараисо к островам Нуку-Хива было сшито 2 паруса (брамселя), чем сэкономлено 225 руб. 75 коп. золотом. Работы на рангоуте поражали даже таких знатоков морского дела, как англичане. Когда на переходе в Гонконг штормом был расколот грот-брам-рей, то на него были наложены шкалы, и с таким реем дошли до порта. В Гонконге английский адмирал специально водил гардемарин своей эскадры, чтобы те посмотрели, как надо накладывать шкалы (аналог шин на сломанной руке). Именно выучка экипажа сделала «Витязь» лучшим ходоком Тихоокеанской эскадры. Выучка экипажа ярко проявилась во время императорского смотра по возвращении из кругосветного плавания. Лично сам проводивший смотр император Александр III неоднократно изъявлял своё удовольствие быстротой работы, полным порядком и тишиной на палубе корвета. По сходу с корабля император дважды поблагодарил команду и офицеров, о чём была сделана запись в исторический журнал похода Командиру же «Витязя» было предложено на выбор или производство в контр-адмиралы (досрочно), или полугодовой оклад жалованья. Макаров, жена которого постоянно транжирила мужнины заработки, предпочёл деньги. За десять лет после плавания «Витязя» паруса постепенно исчезают с мачт крейсеров. Рост размеров кораблей делает их трудно управляемыми при ходьбе под парусами, да и развитие силовых установок, повышение их экономичности приводит к отказу от парусного вооружения. Однако на шлюпках паруса ещё долго оставались основным двигателем, обеспечивая связь с берегом и другими судами на рейдах, позволяя высаживать десанты и тренировать команды и офицеров для повышения их морских качеств. Шлюпки, кроме того, служили средством спасения, охраняли рейдовые стоянки. Поэтому гонки шлюпок на вёслах и под парусами были обязательным элементом проверки боевой готовности корабля, а для молодых офицеров управление ими становилось первой ступенью к командирскому мостику. Количество плавсредств на борту тогдашних кораблей было весьма значительным. Так, на выходящем в кругосветное плавание «Витязе», помимо паровых катеров «Щит» и «Меч» (последний построен по проекту С.О. Макарова), были: 34-футовый баркас, 32-футовый гребной катер, 28-футовый спасательный катер, два 28-фуговых вельбота и две шестёрки. Экипаж «Витязя» на своих шлюпках регулярно участвовал гонках, проводимых командованием эскадры, и брал призы за победу на соревнованиях. Внимание, которое уделялось в те годы шлюпочным гонкам, показывают призы, полученные матросами и офицерами «Витязя» на парусных гонках во время его исторического похода. Здесь есть золотые и серебряные часы, зрительные трубы и бинокли, секстанты и барометры-анероиды, и даже золотые карандаши и серебряные дудки. Гонки организовывались командованием эскадр, а поскольку в годы плавания «Витязя» в Тихом океане здесь проходил службу великий князь Александр Михайлович (двоюродный брат царя Александра III и его зять, женатый на сестре Николая II, и, между прочим, почётный покровитель Общества изучения Амурского края), то и от его имени устанавливались особые призы. Так, 29 сентября и 2 октября 1887 г. были проведены призовые стрельбы из ружей среди команд кораблей эскадры. Выделялись по 15 человек с корабля. Из шести призов четыре завоевали моряки «Витязя». За первое место были вручены золотые, а за остальные места — серебряные часы.

Сам С.О. Макаров, будучи отличным пловцом, занимался гимнастикой и теннисом, прекрасно управлял шлюпкой и всячески содействовал развитию спорта на флоте. Между прочим, моряки «Витязя» соорудили первый во Владивостоке теннисный корт. Особенно любил Макаров шлюпочные гонки и всячески награждал и поощрял любителей парусного спорта. Во время плавания «Витязя» его шлюпки неизменно побеждали и занимали призовые места в гонках. Всего за поход матросы и офицеры «Витязя» взяли 25 различных призов в гонках. В парусных гонках особенно отличался ревизор корвета (помощник командира по современной терминологии) лейтенант Браузер. Так, в парусной гонке 7 августа 1887 г. на капитанском катере он опередил ближайшего соперника на 4 минуты (!) и завоевал приз — зрительную трубу. Гонка эта была очень интересной. Помимо российских кораблей в ней участвовали также экипажи французских кораблей — фрегата «Тюренн» и авизо «Випер», а также английской канонерской лодки «Мерлин». Всего в гонке участвовали 32 русских, 5 французских и одна английская шлюпки. Они были разбиты на пять категорий. В 9 час 10 мин. по шлюпочному флагу, поднятому на грот-брам-стеньге корвета «Витязь», шлюпки начали собираться между ним и фрегатом «Дмитрий Донской». Между фрегатом и корветом был натянут трос (перлинь). По условиям гонки с первым выстрелом из пушки на фрегате «Дмитрий Донской» следовало приготовиться, а по второму выстрелу гонка начиналась. Шлюпки ставили мачты и отваливали. Задачей гонки было пройти 4 мили, обогнув с правой стороны заранее обусловленные корабли из числа стоящих на рейде, выйти в западную часть пролива Босфор Восточный и вернуться в Золотой Рог, пройдя между «Дмитрием Донским» и «Витязем» на линию старта. Шлюпки шли половину пути с попутным ветром, а остальное время лавировали, делая по 8 галсов и более. Свежий ветер дул порывами, малые катера, участвовавшие в гонке, черпали бортом воду. Шедший первым командирский катер с корвета «Витязь» под командованием Браузера непрерывно откачивал воду, но, несмотря на погоду, пришёл первым с результатом 1 час 5 минут 10 секунд. Вторым был катер с клипера «Наездник» под командованием лейтенанта Михеева, а третьим — французский катер с фрегата «Тюренн» под командованием ансеня (французское звание, соответствующее русскому мичману) Лаурле. В гонке вельботов первым пришёл вельбот с авизо «Випер», но он отдал риф, и первое место было отдано не ему, а вельботу фрегата «Тюренн», которым командовал старпом корабля Фиерон. Третье место занял вельбот «Витязя» под командованием мичмана Мечникова, которому в качестве приза был вручен золотой карандаш. После окончания гонки и вручения призов исполнявший обязанности начальника отряда судов Тихого океана С.О. Макаров объявил занявшим первые места в гонках старпому «Тюренна» Фиерону, лейтенантам Браузеру, Кононову и мичману Кузнецову, что великий князь Александр Михайлович установил ещё один приз — кубок работы ювелира Хлебникова, и предложил победителям разыграть его между собой. Но трое русских офицеров отказались от награды, уступив её иностранному гостю. Фиерон хотел отказаться, но уступил общему единодушному желанию. Поскольку награждение проводилось на торжественном банкете и было подано шампанское, блеснул своим красноречием С.О. Макаров. Он произнёс тост, в котором сказал: «Лёд напоминает Россию, а шампанское — кипучий французский характер. Как шампанское выигрывает ото льда, так и лёд вкусен преимущественно в шампанском. Это служит выражением дружбы двух наций одной общей цели». Свой спич Макаров закончил предложением выпить за дружбу и сочувствие между моряками двух этих наций. Речь была подхвачена дружным «Ура!» присутствовавших моряков. В те годы шло становление русско-французского союза, и гонка во Владивостоке явилась проявлением складывавшегося альянса Великий князь Александр Михайлович учредил другой приз — такой же кубок и предложил его разыграть всем занявшим первые и вторые места. Этот кубок достался уже лейтенанту Браузеру и был вручен ему лично великим князем, специально для этого прибывшего на борт «Витязя».

Но Макаров не ограничивался лишь шлюпочными гонками. 18 сентября 1887 г. он организует гонки кораблей эскадры под парусами. Поскольку «Витязь» не мог поднять винт, как на клипере «Вестник», или повернуть лопасти, как на «Рынде», то он должен был играть роль арбитра. Однако в своём письме жене С.О. Макаров гордо сообщал, что его корабль держался с соревнующимися кораблями наравне и даже временами обгонял их.

С.О. Макаров был крупным специалистом по применению новейших систем оружия и техники, но и старую технику он мог применять на «отлично». Получив отличную морскую подготовку под руководством «беспокойного адмирала» А.А. Попова, он уже в юности пользовался большим авторитетом как специалист по парусному делу. Сдав экстерном экзамены по курсу обучения в Морском корпусе, он был назначен на фрегат «Дмитрий Донской» для участия в учебном походе в Южную Америку. На корабле он исполнял среди гардемарин обязанности марсового старшины, и его авторитет среди сверстников был непререкаем. Кстати, для лейтенанта С.О. Макарова станет невыносимой служба на шхуне «Тунгус» из-за того, что её командир не переносил хода с креном, из-за чего переход от Монтевидео до Магелланова пролива проходил со скоростью около одного узла! Этот конфликт чуть не привёл к увольнению Макарова с флота. Только приглашение адмирала Попова для работы на новостроящихся кораблях заставило будущего адмирала отказаться от этого намерения. Под руководством адмирала Попова С.О. Макаров строит круглую шлюпку и проводит её испытания под парусами для определения управляемости строившихся в то время по идее этого адмирала круглых броненосцев. Однако великолепное владение парусами не закрывало для С.О. Макарова истины — для боевых кораблей паруса если и не исчезли окончательно, то отошли на второй план. Неслучайно поэтому последняя работа адмирала, опубликованная при его жизни в «Морском сборнике», называлась «Без парусов».

2.5. «ТАМАНЬ» В ЖИЗНИ АДМИРАЛА

Те несколько лет из жизни С.О. Макарова, о которых наш рассказ, сделали его имя известным не только за военные подвиги, но и прославили как крупнейшего авторитета в мореведении. Знаменитый советский учёный Н.Н. Зубов считал, что именно тогда он (Макаров) заложил основы учения о морских проливах. Однако в многочисленных биографиях знаменитого адмирала есть пробел. Например, почему командир стоящего в иностранном порту судна занялся океанографическими исследованиями? Не считать же серьёзным основанием заявления некоторых биографов, что ему нечем было себя занять. Для флотского уха это звучит как дурной анекдот. Это командиру-то корабля в одиночном плавании нечего было делать! Полагаю, что сегодня есть возможность подробнее осветить этот период из жизни прославленного флотоводца, используя архивные данные.

После окончания Русско-турецкой войны 1877—1878 гг. на флоте не было офицера более известного, чем флигель-адъютант, капитан 2-го ранга С.О. Макаров. Ведь если Шестаков, Дубасов на своих минных катерах, экипаж «Весты» или «России» под командованием Баранова совершали свои подвиги, пусть и значительные, но ставшие лишь эпизодами войны, то «Великий князь Константин» всю войну держал в напряжении превосходящие силы турецкого флота. Он не давал им спокойно жить даже при нахождении в портах, громил вражеские коммуникации и даже поддержал наступление на суше отряда полковника Шелковникова, помешав турецкому броненосцу уничтожить на марше колонну российских войск. Ордена, в том числе и самый уважаемый в России орден Св. Георгия, золотое оружие «За храбрость», два внеочередных воинских звания, причисление к свите императора сделали имя Степана Осиповича известным всей стране. И это в 30 (!) лет.

А потом была служба на Чёрном море, где «Великий князь Константин» перевозил войска из Турции на родину, перевод на Балтику для командования отрядом миноносок. С 1 мая 1880 г. Макарова назначают по просьбе генерала Скобелева (с которым он познакомился в одном из транспортных рейсов после войны и даже обменялся знаками военного ордена) в Ахалтекинскую экспедицию старшим морским начальником. Его задачей в экспедиции была организация перевозок грузов по Каспийскому морю, для чего в его руки была передана вся полнота власти на морском участке.

История же самой экспедиции — последнего крупного завоевания Российской империи — как-то умалчивалась. Вероятно, не хотелось упоминать о том, что российские войска подавили сопротивление местных свободолюбивых племён, ранее отразивших военные походы на них русских частей. Хотя чего тут стесняться — служба, она и в Африке служба Наградами за эти войны офицеры гордились не меньше, чем за другие заслуги. Сказки о том, что российские офицеры не надевали награды, полученные за бои в своей стране, это выдумки пифий, не бывавших в воинских частях даже на экскурсии. Впрочем, последнее время, особенно после двух войн в Чечне, их россказней уже и не слышно.

Учитывая неудачный опыт своих предшественников, М.Д. Скобелев (в то время крупнейший полководец России), прежде всего решил обеспечить войскам прочный тыл — надёжную связь с центром страны через Каспий — и построить дорогу (железную!) для снабжения наступающих частей. Именно для организации работ на этом важном участке и в первую очередь на перевалке грузов с морских судов на наземный транспорт и пригласил он в свой штаб самого умелого из известных ему моряков — капитана 2-го ранга С.О. Макарова Кроме того, для отражения атак туркменских конников задумал «Белый генерал» применить новинку военной техники того времени — многоствольные картечницы или митральезы (прообраз нынешних пулемётов), которые только что появились на вооружении флота. Из моряков в Гвардейском экипаже сформировали специальную батарею (48 матросов, зачисленные в её состав, служили в разных экипажах — 1, 2, 3, 4, 6-м Балтийского флота и в Каспийской флотилии). Служившим в ней матросам приходилось не только по противнику стрелять, но и фугасы взрывать, инженерным делом и разведкой заниматься. За отличия в боях из 48 служивших в батарее моряков 20 наградили Знаками отличия военного ордена (Георгиевскими крестами). Такую же награду получил командир взвода гардемарин А.А. Майер, который затем служил с Макаровым в Константинополе. Были ранены офицеры: капитан-лейтенант Зубов, лейтенант Н.Н. Шеман, гардемарин А.А. Майер и 8 нижних чинов, убит прикомандированный к батарее комендор 21-й Великой княгини Ольги Фёдоровны артиллерийской бригады Аким Грогилев, заболели и были отправлены в Астрахань двое матросов. Батарее были приданы катера и шлюпки, которые получили названия «Киргиз», «Текинец», «Туркмен»{222}.

Но основной задачей моряков будет обеспечение разгрузки судов, подвозящих грузы из Баку и Астрахани, перевозка их по реке Атрек на специально привезённых с Балтики паровых катерах и исследование самой реки. Кстати, с катерами связана забавная история. Понадобились для их обслуживания т.н. катерные биндюги. В столице эта заявка вызвала шок, поскольку никто не знал, что это за штуковина Судов таких вроде бы нет. Наконец, выяснили, что это четырёхколёсная повозка для транспортировки катеров. А работают на ней биндюжники.

В ноябре 1880 г. С.О. Макаров был назначен старшим воинским начальником в Красноводске. Ему подчиняются там и сухопутные подразделения — столь велика была роль его участка работы в успехе экспедиции. Все задачи по организации перевалки грузов ложатся на его плечи. Через Красноводск идут шпалы, рельсы, платформы для строящейся Закаспийской железной дороги, снабжение и войсковые грузы, дрова и продовольствие, производится эвакуация раненых. За этот, вроде бы незаметный, труд по обработке грузов Скобелев издаёт специальный приказ, в котором благодарит С.О. Макарова и всех каспийских моряков за выполнение порученного им задания. В приказе говорится: «Моряки были и есть герои». Так что героизм не только в том, чтобы участвовать в боях, но и в том, чтобы обеспечить эту возможность другим. Однако и в этой напряжённой обстановке Макарову придётся заниматься исследовательской работой — руководить испытанием опреснителей новой конструкции. При подготовке экспедиции в Петербурге он изучал возможность использования в ней электрических фонарей.

30 августа 1881 г. за труды в Ахалтекинской экспедиции Макаров получает орден Св. Анны 2-й ст. (это та самая чеховская Анна на шею) и медаль в честь взятия Геок-тепе.

Закончилась эпопея, где Степан Осипович с блеском проявил свои административные дарования. Его труд — большая доля того, что вместо отпущенных царём трёх лет экспедиция завершилась на год раньше и сэкономила миллионные суммы.

После составления отчёта о проделанной работе Макарова ждало новое назначение. Оно явилось для него абсолютно неожиданным. Согласно полученному им официальному распоряжению его отправляли для поправки здоровья жены в район с тёплым климатом, каковым «случайно» оказался Стамбул (его тогда в переписке чаще называли старым именем Константинополь). На удивлённый же запрос только что женившегося офицера, даже и не помышлявшего о такой просьбе, ему была вручена секретная инструкция{223}, где ему ставились следующие задачи:

— Собрать сведения гидрографические и метеорологические о берегах Босфора и возможности высадки там десанта, где и какими силами.

— Определить время года и состояние погоды, наиболее благоприятные для этих операций-

— Должно ли предшествовать десанту разрушение с судов каких-либо укреплений, их сила и размеры военно-морских сил, нужных на эти действия и для охранения десанта.

— Изучить, какие наступательные операции могут быть предприняты с моря на Босфоре, какие суда нужны для этого, их число и остальные усилия.

— Изучить возможности нападения миноносками на суда у Золотого Рога, при каких условиях эта операция выполнима, род и число потребных миноносок и прочее.

— Изучить условия заграждения Босфора минами в различных масштабах. Составить план таких заграждений и перечислить необходимые для этого средства.

— Собрать возможно точные и подробные замечания обо всех укреплениях пролива и подступах к нему. Макарову предписывалось: «Вы войдёте в сношения с офицерами Генерального штаба, командированными в Турцию Военным министерством, и окажете им всеми доступными для вас мерами содействие в решении поставленных им задач, равно как воспользуетесь их сведениями в разработке вопросов, указанных вам выше».

Инструкцию и сами действия надлежало хранить в строжайшем секрете от иностранцев, а собранные сведения отправлять в Россию только с судовыми (корабельными) офицерами.

Поводом для столь спешных работ в Босфоре было ухудшение отношений с Англией после занятия нашими войсками Геок-тепе, т.е. соперничество в борьбе за Центральную Азию, которое могло перерасти в открытое столкновение между двумя крупнейшими империями. У русских же на памяти были события Восточной (Крымской) войны, когда весь юг России оказался под угрозой ударов английского флота, вошедшего в Чёрное море. Кроме того, другие иностранные державы (например, Германия) начали проводить в Босфоре свои исследования. 10 октября 1881 г. посольство в Турции доложило об этих исследованиях, а уже 15-го самому боевому офицеру флота сообщили, что здоровье его жены «требует назначения его командиром «Тамани». Задачи, поставленные С.О. Макарову, были сложны, и, давая их, в Морском министерстве, видимо, считали, что дают направления работы, в каждом из которых если и будет сделано что-нибудь, то уже хорошо. Макаров же, не откладывая дел в долгий ящик, так организовал работу своих подчинённых и прежде всего офицеров, трудясь сам больше всех, что поставленные задачи с блеском были разрешены. Были собраны сведения об инженерных сооружениях, рейдах и якорных стоянках, рыболовстве и мореплавании, вооружённых силах Турции, особенно в районе Босфора. Подготовлены планшеты для командиров миноносок, атакующих Босфор с обстановкой на нём. Изучены берега и подобраны места для высадки десанта. В ходе выходов в море вместе с армейскими офицерами Генерального штаба осмотрены берега Румелии и Анатолии, прилегающие к Босфору.

Самым же сложным оказалось изучение возможности постановки мин. Ведь планировалось их ставить у контролируемого противником берега, могущего оказать мощное противодействие, а существовавшие тогда мины заграждения требовали предварительного измерения глубины для каждой мины и установки на ней минрепа заданной длины. Можно было бы, конечно, доложить, что мины ставить нельзя, и успокоиться. Но не таков был Степан Осипович. Проанализировав недостатки существующих мин и проведя опыты с присланной из Николаева миной (изучив заодно её поведение на течении), он предлагает автоматическое устройство (между прочим, первое в мире) для постановки мин на заданное углубление с помощью гидростата. Идея, заложенная в конструкцию, известна теперь как метод автоколебаний, используемый в большинстве современных глубоководных якорных мин. Были выработаны требовали я (составлен проект) специального судна для постановки мин (через несколько лет первые в мире минзаги войдут в состав Черноморского флота). Для выбора же мест постановки мин необходимо было знать режим течений проливной зоны и грунт в ней. При изучении течений выяснилось, что в Босфоре одновременно имеются два течения, идущие на разной глубине в противоположных направлениях[36]. Макаров определил не только направления течений_> но и их скорость на разных глубинах, для чего разработал специальное устройство — флюктометр. Он представлял собой вертушку, по числу оборотов которой можно было определить скорость течения. Для этого на ней был жёстко закреплён небольшой колокол. При одном полном обороте его язык давал два удара. Долгое время не удавалось точно определить число ударов колокола, но Макаров увлёк своей работой даже матросов, и трюмный обратил внимание, что в трюме звук колокола слышен хорошо. Проблема была решена. Решение тактической задачи привело к ряду открытий, прославивших Макарова как океанолога. Он не только изучил течения, но и выявил причину этого явления. Оказалось, что наличие двух противоположных течений вызвано разностью солёности воды на различных глубинах.

Для иллюстрации явления Макаров изготовил специальный аквариум, где с помощью слоев жидкости, имевших разный цвет и плотность, смоделировал явление.

Через год после назначения Макарова командиром стационера (судна, придаваемого дипломатической миссии для обеспечения связи, находящегося на постоянном базировании — станции в иностранном порту) штаб флота получил доклад о выполнении поставленной задачи, и были представлены работы из шести частей:

«Изучение течений в Босфоре».

«Журнал наблюдений над течениями».

«Метеорология, якорные стоянки, рыболовство. Снабжение Константинополя предметами необходимости, пароходные рейсы».

«Военные действия на Босфоре».

«Турецкий военный флот».