Уснувший принц

– Приветствую тебя, мама. – Юноша наклонился и прикоснулся губами к прохладному виску альдетты Мальдианы. От ее волос веяло слабым ароматом цветов.

Альдетта Мальдиана провела ладонью по щеке сына и поцеловала его в лоб.

– Приветствую тебя, Аленор. Ты поздно вернулся вчера?

– Нет, не очень. Во всяком случае, дядюшка еще не спал и сразу же набросился на табак.

Аленор решил не говорить матери о том, что случилось с ним на лесной дороге, а уж тем более о таинственном голосе, прозвучавшем в ночной тишине. Вспомнив слова Фалигота, он сказал другое:

– Просьбу твоего мужа, – «твоего мужа» он произнес с нажимом, – я выполнил: ему найдут замену на турнире.

Альдетта быстро взглянула на сына и Аленор пожалел о тех словах, что сорвались с его языка, потому что заметил в глазах матери тяжелую тягучую давнюю боль. Он порывисто схватил мать за руку и неожиданно для самого себя спросил:

– Мама, можно задать тебе один вопрос?

Альдетта Мальдиана высвободила ладонь, подняла голову, сказала сухо:

– Не время и не место, Аленор. Идем.

Она медленно направилась к дверях часовни, ступая очень ровно, демонстрируя своей неестественно прямой осанкой отчужденность и неприступность. В словах матери юноше почудились укор и обида. Продолжая мысленно ругать себя, молодой альд догнал Мальдиану и, открыв дверь, пропустил ее вперед.

Они стояли на коленях в полумраке, который не могла рассеять одинокая свеча над черной, тускло блестящей плитой, и шептали слова молитвы за ушедших внезапно. Слышала ли эти слова душа, скитающаяся по Загробью, слышал ли Тот, Кто распоряжался ее дальнейшей судьбой?

Юноша был уверен, что их шепот доходит до Высшего Распорядителя и до нетленной сущности отца, сокращая и сглаживая ее нездешние пути. Что значат десять лет для души? Всего лишь несколько шагов от поворота до поворота…

После первой молитвы они зажгли большие белые свечи во всех четырех углах часовни и, раскрыв толстые поминальные книги, приступили к восемнадцатой молитве очищения. Под тяжелым камнем, глубоко в земле, неподвижно лежало бренное тело альда Ламерада, но готовилось, готовилось уже новое тело – очередная оболочка вечной души, бесценного творения Всевышнего!

Когда мать и сын покинули часовню, тихо закрыв за собой железную дверь, утро уже полностью вступило в свои права. Повинуясь жесту альдетты Мальдианы, Аленор вслед за ней подошел к окруженной кустами беседке.

– Ты хотел задать мне вопрос, – сказала альдетта, опустившись на широкую деревянную скамью и сложив руки на коленях; ее узкие пальцы, унизанные тонкими кольцами, беспокойно пошевеливались, теребя платье. – Что ж, я готова ответить на твой вопрос, Аленор. Сядь и я скажу тебе то, что ты хочешь услышать.

Аленор, почему-то смутившись, присел на краешек скамьи напротив матери и собрался что-то сказать в ответ, но Мальдиана не дала ему произнести ни слова.

– Я знаю твой вопрос, Аленор. Почему я вышла замуж за брата твоего отца, за твоего дядю? – Альдетта выпрямилась и отрешенно посмотрела на кусты. – Почему я вышла замуж за Карраганта?.. – повторила она после недолгого молчания уже с другой интонацией, словно размышляя вслух. – Ты еще молод и не знаешь, как это страшно: остаться одной… Ты не в счет, сынок, – ее печальный взгляд остановил вскинувшегося было Аленора. – И ты не поймешь меня не потому, что не хочешь понять, а потому, что пока не можешь понять… – Она вновь отрешенно смотрела на кусты, медленно перебирая пальцами тонкую серебряную цепочку на груди. – Каррагант начал ухаживать за мной, когда мы еще не были знакомы с твоим отцом. Он и познакомил нас… Была ранняя весна, лил дождь, а мы втроем на конях носились по лесу, а потом разожгли костер и прыгали через огонь… веселились… – Мальдиана улыбнулась, и теперь ее улыбка была не печальной, а теплой. – Пели какие-то сумасшедшие песни, твой отец опалил себе волосы, а еще они бросались друг в друга раскаленными углями… хватали их прямо голыми руками…

Юноша слушал мать, затаив дыхание. Он впервые узнал, что его отец, выходит, просто увел Мальдиану из-под носа брата. И не случись так – он, Аленор, возможно, был бы сыном альда Карраганта! Мать никогда не говорила ему об этом; да разве он когда-нибудь спрашивал ее?..

– Вот и вышло так, что моим мужем стал твой отец. – Альдетта Мальдиана вздохнула и подняла глаза на сына. – В юности нельзя помыслить себе ничего кроме любви, сынок… А потом… Потом хватает и одного уважения…

– Ты хочешь сказать, что согласилась вновь выйти замуж только потому, что уважаешь Карраганта? – недоверчиво спросил Аленор. – Согласилась… без любви?..

– Это очень сложно, сынок, – вновь вздохнула альдетта Мальдиана. – В жизни часто бывает так… достаточно того, что тебя любят… и ты позволяешь себя любить, быть любимой… Все-таки это гораздо лучше, чем одиночество…

То, что Аленор услышал от матери, просто не укладывалось у него в голове. Как же так – жить вместе без взаимной любви?! Разве можно делить ложе – без любви? Быть рядом – без любви?..

– Гораздо лучше, чем одиночество, – скривившись, пробормотал юноша. – Неужели слушать ругань, сносить брань – это лучше, чем одиночество? И еще уважать его за это?

Альдетта Мальдиана побледнела и зябко передернула плечами, словно дунул вдруг холодный осенний ветер.

– Это у него должно пройти, – тихо сказала она. – Он сам не знает, чего хочет, мечется… Что-то есть у него на душе… Это должно пройти. А если не пройдет… – Альдетта Мальдиана дернула серебряную цепочку и цепочка порвалась. Зажав ее в ладонях, альдетта произнесла еще тише, почти прошептала: – Тогда он покинет этот замок. Он не будет здесь жить. Или не буду здесь жить я… – В ее глазах блеснули слезы.

– Мамочка, ну что ты! – Аленор бросился к ногам матери, обнял ее колени. – Все будет хорошо! Вот увидишь, все будет хорошо. Я не дам тебя в обиду, мамочка!

Альдетта Мальдиана погладила сына по волосам, прижала к себе его голову.

– У меня иногда появляется нехорошее предчувствие, сынок… Нехорошее предчувствие…

– Я не дам тебя в обиду, не бойся!

– Я не о том, сынок…

Альдетта Мальдиана неожиданно порывисто встала, почти оттолкнув сына, и выбежала из беседки.

«Ну, дядя, только вернись – я с тобой поговорю! – сжав кулаки, яростно подумал Аленор. – Эх, отец! Ну почему ты ушел?..»

Он опустился на скамью, привалившись затылком к круглому гладкому столбу ограждения, и бесцельно принялся разглядывать небо. Утро не принесло успокоения, утро пролилось в душу новой тревогой…

Белые птицы по-прежнему безмятежно парили в небе, купались в воздушных струях, то сбиваясь в небольшое облако, то разлетаясь в стороны – и вдруг неистово замахали крыльями и, снижаясь, помчались к лесу, словно невидимый ураган сдул их с небесной голубизны. Через некоторое время выяснилась причина их поспешного бегства: в небе над замком появился черный орел. Распахнув огромные крылья, он сделал круг в воздухе и неторопливо полетел в сторону холмов, навстречу солнцу, высматривая добычу.

Черные орлы очень редко залетали в эти края, они обитали в глубине острова, в горах, которые, постепенно понижаясь, тянулись почти до самого побережья. Аленору не часто доводилось их видеть. В первый раз – с отцом. «Смотри, сынок, – это черный орел. Сейчас у нас год Черного Орла – третий год Птичьего Цикла». Да, тогда ему было шесть лет… Где они с отцом видели эту могучую птицу? Неподалеку от Имма? Он сидел на отцовском коне, впереди отца, уцепившись руками за конскую гриву. А потом они встретили…

Словно молния пронеслась в голове Аленора, вспыхнув в темноте и осветив все окружающее. Возникшая внезапно картина была отчетливой, будто произошло это только вчера, а не двенадцать лет назад.

Юноша вскочил со скамьи и завороженно уставился на черного орла. Он, наконец, понял, о чем вещал таинственный голос в ночи.

ЗА ЧЕРНОЙ КНИГОЙ

Один за другим, как бусинки с нитки, соскользнули в прошлое дни поминального месяца. Они казались Аленору бесконечно долгими, потому что ему не терпелось действовать – но поминальный месяц есть поминальный месяц. Уважай ушедших – ведь и ты когда-нибудь тоже уйдешь…

Наступил последний вечер. Юноша, облокотившись на каменный парапет, стоял в открытом переходе, ведущем в южную башню, и смотрел на заходящее солнце. Отсюда, с высоты, были хорошо видны окружающие замок поля, на которых и в этот вечерний час возились глонны, лес и подернутая легким туманом долина. Аленор провожал взглядом воспаленное красное светило, уступающее пространство небес бледным спросонок звездам, и думал о том, что когда-то, много-много лет назад, в одной из прежних жизней, он так же стоял у такого же парапета и все вокруг было очень похожим на этот вечерний пейзаж. И кто знает, в каких предыдущих существованиях – а сколько их было? – доводилось его иным телам стоять в переходе почти такого же замка? Или вовсе не замки, а что-то другое высилось там, в иных временах и пространствах?

Внезапно ему пришла в голову какая-то совершенно невероятная мысль, от которой по спине пробежал холодок, словно солнце, погружаясь за горизонт, забрало с собой тепло одного из прощальных вечеров уходящего лета.

«С чего ты взял, что уже был когда-то и вновь появишься из Загробья? – спросил он себя. – И кто может присягнуть, что число новых рождений будет бесконечно? Так говорили учителя. Так говорят книги. Но откуда это известно учителям? И на чем основана уверенность тех, кто написал книги? А что если мне, альду Аленору, сыну альда Ламерада, в действительности дан только этот короткий промежуток, только это тесное пространство между двумя стенами: Приходом и Уходом?.. И всем другим живущим тоже дано не более того, а слова учителей и тексты книг – всего лишь успокоительная выдумка, обнадеживающая ложь, за которую ухватились когда-то, чтобы не сойти с ума от отчаяния. Что если нет там, дальше, никаких воплотившихся снов и уходящие не просто уходят, а исчезают – навсегда?..»

Да, временами лезла ему в голову всякая несуразица, и он побаивался своих необузданных мыслей, но ничего не мог с собой поделать. В таких случаях – он знал – нужно немедленно начать думать о чем-нибудь другом, самом обычном, будничном. Например, об очередном послании, доставленном недавно птицей-вестником от альда Карраганта. Альдетта Мальдиана за обедом зачитала послание вслух. Тон письма был весьма бодрым, альд Каррагант передавал приветы всем поименно и сообщал, что уже собрался в дорогу и намерен, меняя лошадей, добраться до острова Мери еще до конца поминального месяца.

Поминальный месяц кончался уже через несколько часов, в полночь, но пока не пылила дорога под копытами коня спешащего домой альда Карраганта.

Аленору вспомнилась вдруг одна история о письмах, история не из книг, а из жизни. Из жизни приятеля отроческих лет и нынешнего партнера по турнирам альда Тиннарта. Эту историю когда-то рассказал Аленору потрясенный альд Каррагант, рассказал, потому что его буквально распирало от неожиданно открывшейся истины и потому что он знал: его пасынок умеет держать язык за зубами и никогда ничего не скажет Тиннарту.

Случилось так, что отец Тиннарта, альд Иллинтон, собрался вдруг в далекое путешествие. Это казалось странным, потому что альд Иллинтон не мог похвастаться отменным здоровьем. Аленор не раз видел его и всегда поражался какой-то неестественной желтизне лица и изможденному виду альда. Иллинтон уверил домашних в том, что ему пойдет на пользу длительное путешествие, и, распрощавшись с женой и сыном, покинул остров Мери.

Шло время, альд не возвращался, но не забывал регулярно посылать домой птиц-вестников – Тиннарт не раз говорил приятелям, что получил очередную весточку от отца. Так проходили недели и месяцы. Судя по письмам, альд Иллинтон забирался все дальше вглубь континента и пока не помышлял о том, чтобы вернуться в родные стены.

Уже почти три года отсутствовал альд Иллинтон, когда отчим Аленора отправился через пролив по каким-то своим делам и встретил старого соперника по турнирам варлийца Геста-Витта. Варлиец пригласил его погостить в свои далекие лесные владения и там альд Каррагант случайно увидел письма, множество писем, подписанных странствующим Иллинтоном и адресованных жене и сыну Тиннарту. И в тот же день Гест-Витт показал ему могилу рано ушедшего друга, альда Иллинтона…

Альд Иллинтон был неизлечимо болен и знал, что скоро ему придется уйти. Именно поэтому он покинул остров Мери, перебрался на континент и там, в лесном доме Геста-Витта, написал десятки посланий якобы из разных земель, написал наперед и попросил друга время от времени направлять в полет птицу-вестника…. Гест-Витт добросовестно выполнял последнюю волю ушедшего

– и на острове Мери продолжали получать вести от того, чья душа давным-давно скиталась по Загробью. У Геста-Витта оставалось еще много писем…

Добром или все-таки нечаянным злом было это решение ушедшего альда? Аленор не мог найти ответа на этот вопрос. Он знал только одно: его одногодок альд Тиннарт собирался переправиться на континент и начать поиски задержавшегося в странствиях отца…

Вечер был спокоен и прозрачен, вечер был пропитан тихой музыкой, струящейся из открытого окна кузины Элинии. В такие вечера лучше всего, ни о чем не думая, просто созерцать закатное небо, сливаясь с застывшим миром, растворяясь в царящем вокруг покое – но юноша не в состоянии был приобщиться к этой всеобщей благодати и никакие посторонние мысли, как он ни старался, не могли отвлечь его от главного. Его измотали все эти дни вынужденного бездействия, он буквально не находил себе места и теперь сгорал от нетерпения в ожидании завтрашнего утра, когда можно будет наконец-то отправиться в путь. Он страстно желал вновь встретиться с Датом, сыном Океана, и вырвать у него признание, он готов был пойти на все, чтобы раздобыть черную книгу и найти путь к незнакомке, похожей на старинных дев прибрежных вод.

Черная книга адорнитов…

Никто толком не знал, откуда переселились адорниты на остров Мери. Считалось, что они пришли из каких-то дальних земель – но из каких? Где находились эти земли? И что вынудило адорнитов покинуть их? Сами адорниты ничего не говорили о себе. Они жили замкнутой колонией на окраине Имма и было их совсем мало – сотен семь-восемь, не больше. Дети у них рождались редко, в основном, девочки, в браки с инородцами они не вступали, и подавляющую часть населения колонии составляли глубокие старики и старухи. Почти одни старухи… Аленора никогда не интересовало, как они живут и чем занимаются, и запомнилась ему, пожалуй, только одна фраза, брошенная кем-то из гостей в разгар веселого шумного музыкального вечера с фейерверком, танцами, состязанием острословов и поцелуями в кустах: «Ты просто прелесть, чародей, колдун – ну прямо адорнит да и только!» Адорниты вымирали, как древние народы, населявшие некогда континент и оставившие после себя развалины городов и неразгаданные письмена; адорниты вымирали – это было ясно. Может быть, какое-то давнее проклятие висело над ними, заставив уйти с обжитых мест и постараться – увы, безуспешно – обрести процветание на большом и прекрасном острове Мери? Аленор не задавался этими вопросами – ему не было никакого дела до молчаливых старух с окраины Имма.

Почему он и отец в тот день, двенадцать лет назад, оказались там? Просто проезжали мимо? Или отцу было что-то нужно от адорнитов? Тот день давно забылся, и в памяти юноши осталась только процессия, которую они встретили, подъезжая к Имму. И если бы не таинственный голос в ночи, если бы не черный орел – вряд ли бы вспомнилась и она.

Тогда, в тот день, отцовский конь миновал очередной поворот и Аленор увидел вереницу стариков и старух, растянувшуюся по узкой дороге, с обеих сторон зажатой деревьями. Идущие были одеты в одинаковые фиолетовые балахоны, перетянутые широкими черными поясами. Впереди медленно вышагивали несколько седобородых старцев, держа, как поднятые копья, отполированные шесты, на которых был укреплен деревянный настил. На настиле, возвышающемся над головами идущих, покачивался, плывя в воздухе, черный гроб без крышки.

Отец свернул на обочину, остановился и спешился, а Аленор остался сидеть на спине коня и смог хорошо разглядеть того, кто лежал в гробу, по плечи накрытый фиолетовым покрывалом. Изрезанное глубокими морщинами лицо ушедшего с впавшими щеками и чуть крючковатым носом было спокойным, а закрытые глаза под густыми седыми бровями наводили на мысль о том, что лежащий в гробу крепко спит после трудных дел. Длинную седую бороду, уложенную поверх покрывала, шевелил слабый ветерок. На голове ушедшего была надета круглая черная шапочка с вышитыми разноцветными узорами. Внезапный порыв ветра на мгновение отбросил тонкую накидку, покрывающую маленькую подушку, и Аленор увидел под ней какой-то черный предмет, лежащий в изголовье ушедшего.

Теперь, двенадцать лет спустя, он не сомневался, что это была книга.

А тогда, в детстве, похоронная процессия не вызвала у него особых эмоций. Ну и что с того, что понесли куда-то уснувшего бородатого старца? Вот черный орел, которого незадолго до этой встречи показал ему отец – это да! Хорошо бы сесть на такого орла, как на коня, и взмыть в небеса, к самому солнцу – орел большой и сильный, он, наверное, сможет поднять не только его, Аленора, но и отца. Главное – держаться покрепче за шею птицы, чтобы не свалиться, а то можно сломать руку или ногу…

И все. Ушли по своим делам молчаливые живущие в темных одеждах, скрылись за поворотом – и вновь можно было вместе с отцом ехать вперед, к городу,

– во-он к тем домам, что уже виднеются за деревьями. Отец обязательно придумает для него, Аленора, какое-нибудь развлечение в Имме, и будет о чем по возвращении домой рассказать маме.

Черная книга адорнитов. Ее обязательно нужно найти – и получить знание. Интересно, какое оно – это знание?..

Закат медленно остывал, отдавая свои краски набирающим силу звездам. Печальная нежная музыка продолжала звучать из окна кузины Элинии. Альд Беонаст и альдетта Радлисса – родители отчима – вышли из беседки и, о чем-то переговариваясь, медленно направились через внутренний двор к фруктовому саду. Аленор знал, что вряд ли сможет сейчас уснуть, и все-таки решил идти к себе и лечь в постель. Он горячо желал, чтобы ночь прошла как можно быстрей и намерен был прямо на рассвете скакать в Имм, в колонию адорнитов.

«Я должен разыскать черную книгу, – думал он, шагая по переходу. – Лишь бы она оказалась именно той, которая мне нужна…»

Пройдя длинным тихим коридором, юноша постучал в дверь покоев альдетты Мальдианы.

– Можно войти, – раздался из-за двери голос матери.

Альдетта сидела в кресле у окна и вместе со стоящим напротив нее глонном сматывала в клубок светло-коричневые нити пряжи. Ее комната буквально утопала в цветах. Цветы стояли везде: на полочках, на столиках и на подоконниках – в больших и маленьких разноцветных вазах и кувшинах, а один букет с недавно срезанными алыми бутонами лежал прямо на полу, источая горьковато-сладкий запах уходящего лета.

– Ты как цветок среди цветов, – улыбаясь, сказал Аленор, подойдя к матери.

Он ничуть не кривил душой, потому что альдетта действительно выглядела очень хорошо. Босоногая, в легком светлом платье, с разбросанными по плечам пепельными волосами, она была сродни красавицам на картинах, развешанных по стенам комнаты. Альдетта Мальдиана любила живопись и никогда не упускала случая съездить в Имм и еще дальше, в города у пролива, узнав, что там демонстрируются новые полотна.

– Ты хочешь сказать: увядший цветок? – улыбнулась в ответ альдетта и бросила клубок глонну.

Аленор видел, что матери приятны его слова.

– Какое там увядший, мамочка! – с жаром воскликнул он. – Ты только-только начинаешь расцветать.

Глонн принес им фруктовый напиток и они немного поговорили о цветах – близился праздник лучших букетов, – а потом Аленор сообщил альдетте Мальдиане, что собирается на рассвете ехать в Имм.

– Понимаю, тебе не сидится на месте, сынок. – Альдетта задумчиво покивала, а затем пытливо взглянула на сына: – Уж не обнаружился ли там некий магнит, притягивающий твое сердце?

«Мой магнит в неведомых краях», – подумал Аленор.

Он не хотел раскрывать истинную цель своей поездки в Имм и ответил вопросом на вопрос:

– Скажи, мама, а у тебя в юности было много таких магнитов?

Альдетта Мальдиана с веселым изумлением подняла брови.

– Тебя интересует, часто ли я влюблялась? Наверное, не реже, чем ты теперь. Влюбленность – это прекрасное состояние души, сынок. – Альдетта Мальдиана отвернулась к окну и вздохнула. – Жаль, что с годами оно повторяется все реже.

«Потом хватает и одного лишь уважения, – вспомнил Аленор слова матери.

– Ну уж нет, у меня будет совсем не так!»

Альдетта встала и забрала клубок у глонна, переводящего печальный взгляд с нее на юношу.

– Ты ведь еще погостишь у нас, Аленор?

– Да, мама. Мне хотелось бы все-таки дождаться возвращения, – юноша запнулся на мгновение, – моего дяди.

Альдетта Мальдиана опустила голову и промолчала.

Поздней ночью Аленор, проворочавшись с боку на бок и измяв все подушки, все-таки сумел уснуть – и ему показалось, что глонн разбудил его почти сразу, словно поджидая за дверью, карауля тот момент, когда юношу одолеет сон. На самом же деле уже светало и глонн просто выполнил то, о чем с вечера попросил его Аленор.

Наскоро проглотив принесенный исполнительным прислужником завтрак, юноша, немного поколебавшись, все-таки облачился в панцирь, защищающий грудь и спину. Кто знает, не сидит ли в засаде на лесной дороге неистовый Дат, сын Океана? Пусть панцирь и не слишком подходящее обмундирование для долгой дороги теплым летним днем – куда приятней скакать в одной тонкой сорочке нараспашку! – но чего ради рисковать жизнью из-за чьей-то непонятной прихоти? Натянув поверх панциря шелковую светло-сиреневую сорочку, накинув на плечи легкий плащ цвета морской волны и вооружившись мечом, Аленор отправился на конюшню.

Едва отъехав от ворот спящего замка и только-только собираясь пуститься вскачь, он заметил бредущую по высокой траве к дороге рыжеволосую девушку в узком сером платье. Придержав коня, Аленор подождал, пока девушка подойдет поближе, и поднял руку с открытой ладонью.

– Приветствую тебя, кузина. Встречаешь восход?

– Приветствую тебя, Аленор.

Кузина Элиния остановилась на обочине. Подол ее платья был мокрым от росы, к босым ногам прилипли травинки. В ее выпуклых серых глазах под редкими полосками рыжеватых, едва заметных бровей, как всегда, застыло выражение какого-то непонятного испуга и давней грусти. Ее большой рот с бескровными губами был сжат, словно она боялась проговориться о чем-то важном, молочно-бледные щеки, к которым не приставал загар, контрастировали с тлеющим пламенем тонких блестящих волос, не ведающих о том, что такое пышная прическа. Альдетта Элиния отнюдь не казалась красавицей, хотя маленькая ямочка на округлом подбородке выглядела очень мило, и фигура ее, обтянутая узким платьем, была изящной и тонкой, с плавными линиями бедер и привлекающими взор выпуклостями в меру полной, высокой девичьей груди.

Альдетта Элиния была старше Аленора: этой осенью ей исполнялось уже двадцать два. Аленор знал ее с самого детства, а с той поры, когда внезапно ушла ее мать, альдетта Даутиция, она жила здесь, в замке, и альдетта Мальдиана, как могла, старалась, заменить ей мать. Аленор и Элиния росли вместе, но общались мало: ну какой интерес мальчишке, у которого полно приятелей-сверстников, стараться привлечь к своим играм молчаливую и вечно то ли испуганную, то ли грустную девчонку да еще если эта девчонка на четыре года – на целых четыре года! – старше его? И о чем она вечно грустит? О матери? О своем родном брате, которому не суждено было прожить и двух часов? О пропавшем без вести отце, альде Тронгрине?

Правда, потом, через несколько лет, они немного сблизились – Аленору понравилось слушать ее пересказы всяких интересных книг, он приходил в восхищение, видя, с какой легкостью Элиния сочиняет музыку (но всегда такую печальную!) – но все-таки были они очень разными и не часто проводили время вдвоем. В последние годы Аленор испытывал к кузине все большее уважение, убеждаясь в редких беседах с ней, что знания ее весьма и весьма обширны. Знания знаниями, но все попытки Аленора вытащить двоюродную сестру на молодежные сборища, приобщить ее к собственному кругу знакомых, заканчивались неудачей: Элиния избегала всякого общества, предпочитая проводить время в одиночестве. И вряд ли был на свете кто-то, из-за кого трепетало бы сердце Элинии, о ком бы она мечтала по ночам. А если и был – то не живущий, а какой-нибудь персонаж из прочитанных ею многочисленных книг…

– Далеко ли ты собрался, Аленор?

– В Имм. Нужно кое-что разыскать в Имме.

Юноша сверху вниз смотрел на кузину и вдруг подумал, что если раздобудет книгу – обязательно покажет ее Элинии. Может быть, содержащееся в книге неведомое ему знание сможет излечить альдетту от непрерывной печали? Он собрался было намекнуть об этом кузине, но тотчас же передумал: не стоит раньше времени расставлять клетки для птиц, которых еще нужно поймать.

– Ты же совсем промокла, Элиния, – сказал он. – Как бы не подхватила простуду.

– Роса смывает ночные страхи, а утренний воздух пополняет жизненную силу, – очень серьезно ответила альдетта. – Мы едины с миром и должны поддерживать эту связь.

«Да, милая кузина, жизненная сила тебе явно не помешает», – подумал Аленор и прощально махнул рукой.