Помоги проекту - поделись книгой:
Мы поднялись на гребень и начали спускаться. Отец вдруг издал короткое восклицание и быстро передвинул какие-то рычаги. Экран показал, что впереди лежит одна из тех чёрных гладких дорог, шедших к башням. Мы спускались прямо на неё, а отец старался приостановить наше стремительное движение.
Наконец ему удалось повернуть тупой нос машины резко влево, так что мы встали параллельно дороге. Отец облегчённо вздохнул, когда мы остановились, не коснувшись дороги.
— Что же теперь? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Туда! — Хилэриэн повернулся на сидении, указывая жезлом через дорогу.
Отец резко хмыкнул.
— Легко сказать! Мы не можем пересечь эту дорогу ни здесь, ни дальше.
— Почему? — Нетерпение Хилэриэна усилилось. Видимо, он был близок к цели, а ему запрещали идти по прямой.
— Потому что это не обычная дорога, — ответил отец, — это проводник Силы, которая приводит в движение транспорт башен. Этот танк не предназначен для неё. Я не знаю, что произойдёт, если он выберется на эту дорогу, но не думаю, что мы останемся живы.
— Что же нам делать? Искать мост? — спросил Хилэриэн.
— Неизвестно, есть ли он, — мрачно ответил отец. — Если мы станем искать какой-то переход — надземный или подземный, мы рискуем удалиться от нашего пути на много лиг.
Он отвернулся от экрана и в упор взглянул на мага.
— Знаешь ли ты точно, насколько мы теперь близки к Воротам?
— Лига, может меньше.
— Разве вот что… — начал отец неуверенно. Он словно выбирал из двух зол меньшее. — Может быть удастся использовать этот танк в качестве моста. Но если он упадёт и выкинет нас посреди дороги… — Он чуть заметно покачал головой.
— Я думаю, Симон, — вмешалась Джелит, — что у нас, в сущности, нет выбора. Если мы станем искать обходной путь, то его может и не быть, и мы только напрасно потеряем время. Если этот твой план имеет хоть какой-нибудь шанс, давайте примем его.
Отец не сразу ответил, он смотрел на экран и, видимо, размышлял, а затем произнёс:
— Я поставлю на тебя не больше, чем если бы ты прыгнула с вершины Латора.
Мать засмеялась:
— Ах, но я же видела, Симон, как ты делал подобные вещи, выигрывая пари, и собирал монеты горстями! Жизнь постоянно бросает вызов, и человек не может уклониться даже от самого худшего. Мы это хорошо знаем.
— Ну что ж, ладно. Я не знаю природы этой силы, но думаю, что она идёт как поток. Проявим осторожность и будем надеяться на лучшее.
Мы занялись приготовлениями. По приказу отца мы вышли из машины, взяв с собой и Айлию, а в машину загрузили камни, собранные поблизости, чтобы превратить её в нечто вроде якоря для сопротивления потоку энергии. Отец достал цепь, которая помогла нам выбраться из колодца, и укрепил её на плоской крыше танка, чтобы мы могли за неё держаться. Все, кроме отца, залезли на крышу, взяв с собой остатки воды и пищи, а он сел в кабину, в тот маленький уголок, который был для него оставлен. Машина под нами обрела жизнь и снова повернулась носом к дороге.
Как только она поползла вниз, к чёрной поверхности, отец выскочил из кабины и взобрался к нам. Он оказался прав в своих предположениях. Как только тяжёлая машина коснулась поверхности дороги, мы почувствовали сильный толчок, как от мощного речного течения и наполовину свернули с курса.
А если бы машина полностью развернулась и потащила бы нас в качестве беспомощных пленников к башням? Или сила моего отца одержит победу? Я лежала, крепко вцепившись в цепь, её звенья больно вдавались в моё тело, когда машина под нами дрожала и боролась с потоком. Она шла под углом, но всё ещё не поворачивала полностью, что означало бы гибель для нас. Я не была уверена, что мы хоть сколько-нибудь продвигаемся к цели.
Мы были уже далеко от той точки, с которой начали свой путь. А что будет, если на нас налетит какая-нибудь из транспортных машин? Я так живо представила себе эту картину, что, пытаясь стереть её, пропустила перелом нашей битвы.
Внезапно я обнаружила, что отец уже не лежит рядом со мной, а стоит на коленях и отвязывает сумки с провиантом. Он быстро крикнул остальным, и я, подняв голову, увидела, что они смотрят на землю за дорогой, на ту сторону, куда мы стремились. Затем отец крепко взял меня за плечо.
— Отпусти цепь! Когда я скажу — прыгай!
У меня не было никакой надежды на успех, но случается, когда один человек должен верить другому, и я, борясь со страхом, выпустила цепь, за которую так отчаянно цеплялась, и встала сначала на колени, а потом, с помощью отца, на ноги. Мать и Хилэриэн уже стояли, Айлия, вроде бы проснувшись, стояла между ними.
— Прыгай!
Я заставила своё безвольное тело сделать это усилие, не смея думать о том, что может случиться. К счастью, я упала на дюну, погрузилась в песок и встала невредимая, отплёвываясь и протирая глаза.
Отряхнувшись от пыли и пепла, я увидела другие покрытые пеплом фигуры, поднимавшиеся из таких же мягких холмов. С ними тоже ничего не случилось; незначительные ушибы, пепел в горле и в глазах — вот и всё.
Танк же теперь полностью развернулся по течению и быстро удалялся к башням.
Мы обшарили окрестные дюны, ища и выкапывая наши сумки. Затем Хилэриэн достал жезл, который для надёжности был спрятан под туникой, приложил его ко лбу и решительно указал вперёд.
— Туда. — Он смотрел куда-то в холмистую местность.
Айлия шла сама, хотя её нужно было держать за руку, и я знала, что мать поддерживает с ней мысленный контакт. Это было нелегко, и я сразу же стала помогать.
Идти по этому зыбучему песку-пеплу было очень тяжело. Иной раз мы вязли в нём по колено. Все дюны выглядели такими одинаковыми, что без жезла Хилэриэна мы потеряли бы направление, едва отойдя от дороги.
Но вскоре, увидев вдалеке что-то высокое, я узнала металлический столб, рядом с которыми мы оказались, когда прошли через Ворота. Страх немного отошёл от меня. Но найдёт ли Хилэриэн именно то место? Там ведь не было никаких ориентиров.
Наш проводник, по-видимому, не сомневался. Он вёл нас по извилистой, труднопроходимой тропе, но всё время возвращался на путь, указанный жезлом. Наконец он остановился у одного из столбов. Местность кругом потрясала однообразием. Трудно было поверить, что мы действительно достигли нужной точки.
— Здесь, — уверенно сказал маг. Он смотрел на место, ничем не отличавшееся от всего остального, овеваемое пыльным воздухом, что всюду поднимал ветер.
— Никаких признаков, — начал отец. Мать, защищая руками глаза, пристально посмотрела вперёд, затем согласилась:
— Что-то есть… Волнение…
Хилэриэн, казалось, не слышал. Он, словно художник, быстро взмахивал жезлом, как бы рисуя в воздухе контуры портала.
И в пыли, поднятой ветром — кто знает, может быть, это и не пыль была — оставались слабые линии рисунка, сделанного жезлом. Они образовывали прямоугольник, перечёркнутый в середине двумя линиями, которые шли из верхних углов к нижним. В четырёх секциях прямоугольника верхушка жезла выписывала теперь символы. Два из них были мне знакомы — они изменили форму со временем, другие же были новыми для меня, последний пятый символ пересекал все остальные. Когда Хилэриэн опустил жезл, мы увидели, что маг измучен и слаб, но всё ещё твердо стоит на ногах, несмотря на ветер и кружившийся песок.
Затем он снова начал обводить все детали своего рождённого из воздуха рисунка. Теперь тонкие группы линий приобрели цвет: сначала зелёный, переходивший в ярко-голубой, так что я снова увидела «защищающий» цвет Эскора. Но цвет не удержался и скоро поблёк, словно выцвел.
Маг помрачнел и начал прорисовывать рисунок снова, в третий раз. Цвет вновь заполнил изображение, а затем, хоть и не выцвел, но всё равно побледнел.
Мать взяла за руки меня и отца. Связанные физической цепью, мы связали и наши разумы. Энергию, родившуюся в нашем единстве, мать послала Хилэриэну. Тот с изумлением оглянулся на неё, а затем поднял жезл и опять нарисовал узор линий и символов.
Я чувствовала напряжение, но держалась твёрдо и отдавала Силу по требованию матери. На этот раз нарисованные линии не погасли, зелёно-голубой цвет держался, разгораясь всё ярче. Когда Хилэриэн опустил жезл, рисунок сверкал и пульсировал, повиснув в воздухе на фут от земли. Рядом с ним ветра не было, хотя в вокруг он поднимал густую пыльную завесу.
Некоторое время Хилэриэн критически осматривал своё творение, как бы желая убедиться, что в нём нет изъянов. Затем он сделал два шага вперёд и сказал нам, не оглядываясь:
— Пора идти!
Мы разорвали цепь. Мать и я взяли наши сумки; а отец поднял Айлию. Маг направил остриё жезла в центр перекрещивающихся линий, как вставляют ключ в замок, и Ворота открылись. Я видела, как маг исчез. Я последовала за ним, за мной мать и последним отец с Айлией. Пережив снова ужасную круговерть пространства-времени, я покатилась по каменистой мостовой и остановилась, ослеплённая болью от удара о какой-то твёрдый предмет.
Я лежала на спине против кресла, возвышавшегося в центре зала замка. Пылавшие Ворота были единственным источником света в этом сумрачном помещении.
Рядом кто-то зашевелился. Я повернула голову. Там стоял Хилэриэн с жезлом в руке. Он не смотрел на Ворота, а с изумлением оглядывал зал. Не знаю, что он надеялся увидеть — может, стражников, слуг или домочадцев — но он не нашёл, чего искал. И эта пустота поразила его. Он поднёс руку ко лбу и пошатнулся, а потом пошёл вдоль стены зала, как бы желая скорее найти что-то, пока его не охватила настоящая паника.
Я почувствовала некоторое облегчение: он просто забыл о нас, поглощённый собственными горестями. Самое время для нас уйти.
Несмотря на головокружение, я кое-как поднялась, держась за поручень кресла, и огляделась. Отец уже встал. Айлия лежала перед ним. Он перешагнул через неё и обнял Джелит, помогая ей встать. Они были так крепко спаяны друг с другом, что, действительно, казались единым телом и духом.
Что-то в их манере, когда они стояли рядом, на момент замкнувшись в своём личном мире, заставило меня остановиться. Я вздрогнула, как от холодного ветра, и подумала, как же это, наверное, хорошо — иметь такое единение с кем-то. Кайлан, вероятно, познал это с Дагоной, Кимок — с Орсией. И я бессознательно тянулась к тому же, когда пошла за Динзилем, но в конце концов поняла, что он хотел вовсе не меня, не Каттею-девушку, а Каттею-волшебницу, отдавшую ему свою Силу. Глядя на этих двоих и на мир, который они держали в себе, я поняла, что я не настоящая колдунья, которая ставит Силу превыше всего. Но пока мне остаётся в жизни только это.
Но сейчас не время для подобных размышлений: надо узнать обо всём здесь и сделать соответствующие приготовления. Я выпустила ручку кресла и, пошатываясь, подошла к родителям.
Глава 16
— Извините, — сказала я тихо, чувствуя себя довольно бестактной. И я боялась, как бы мои слова не вывели Хилэриэна из его озабоченности и не привели сюда слишком рано.
Мать повернула голову и посмотрела на меня. Что-то в моём лице насторожило её, потому что глаза её обеспокоились.
— Ты боишься? Кого, дочка?
— Хилэриэна, — ответила я. Теперь и отец внимательно смотрел на меня. Хотя его рука всё ещё обнимала плечо матери, другую руку он поднёс к поясу, как бы в поисках оружия.
— Слушайте, — заговорила я шёпотом. Я не желала вести мысленный разговор, поскольку в этом месте, пропитанном колдовством, мысленное прикосновение могло прозвучать как гром гонга.
— Я далеко не всё рассказала вам. Эскор трещит, давно уже разорванный колдовством. Большая часть тех, кто в этом повинен, поглощены тёмными силами, которые они же сами и вызвали. Другие ушли через Ворота в другие миры и время, но на них до сих пор лежит проклятие за то, что они сделали в далёком прошлом. Мы ничего не знаем о Хилэриэне. Я не думаю, что он принадлежит Тьме, иначе он не мог бы управлять Голубым Огнём. Но ведь были и такие, кто не следовал ни добру, ни злу, а только своему любопытству, и творили зло в поисках знаний. Теперь мы сражаемся за жизнь Эскора, а я нечаянно способствовала возобновлению древней войны, когда неосторожно творила заклинания и нарушила древнее равновесие. И я ещё раз нанесла вред уже другой, совсем недавно, и не хочу взваливать на себя ещё и третий груз вины, приведя обратно одного из магов прошлого, который может испортить всё, за что боролись мои братья и наши боевые друзья. Хилэриэн знает слишком много, чтобы взять его в Долину. Надо узнать о нём побольше, прежде чем мы сможем поверить ему.
— У нас мудрая дочь, — сказала мать. — А теперь рассказывай побыстрее, о чём умолчала раньше.
И я рассказала, не упуская ничего, о своём участии в планах Динзиля и о том, что случилось дальше. Когда я замолчала, мать кивнула.
— Теперь понятно, почему ты подозреваешь Хилэриэна. Но… — Она как бы прислушалась, и я поняла, что она пытается установить контакт с Хилэриэном, разыскивая его среди лабиринтов замка.
— Так… — Её обращённый внутрь взгляд стал обычным, и она обратилась к нам. — Не думаю, что нам стоит бояться его отношения к нам. Время в том и в этом мире, видимо, очень различно. Даже больше, чем мы думали. Ах, как тяжело человеку видеть, что его мир пропал, хотя сам он ещё здесь, на родной земле. Я вот думаю… Скажи-ка, дочь, ты в самом деле считаешь, что Хилэриэн может угрожать тому, что нам дорого?
Я, вспомнив Динзиля, отбросила сомнения и сказала: — Да.
Мать, казалось, не была в этом убеждена. Она открыла нам свои мысли, и я могла прочитать, хотя бы частично, то, что она узнала от Хилэриэна. Там были такая боль, такое отчаяние, что я вздрогнула и телом, и мозгом и закричала, что не хочу больше ничего знать. Мать отпустила мой разум.
— Как видишь, — сказала она, — его занимают собственные мысли, и они таковы, что их нелегко нарушить. Если мы уйдём…
— Так давайте уйдём, — сказала я. Во мне поднялось горячее желание поскорее уйти из этого места, принадлежащего Хилэриэну, и выкинуть из головы все мысли о маге — если мне удастся закрыть разум от этих мыслей. Мне хотелось повернуться и бежать со всех ног, словно за мной гнались серые, люди-волки.
Однако мы уходили спокойным шагом, потому что с нами была Айлия. Я стала думать о ней и о том, что нам с ней делать. Если вапсалы ещё остались в посёлке, мы можем разбудить её спящий мозг и оставить девушку неподалеку, сотворив, может быть, кое-какие чары, которые закроют для неё недавнее прошлое, и она забудет о нашем путешествии, как о быстро улетучившемся сне. Но если набег действительно положил конец племени, нам придётся взять её с собой в Долину, где Дагона и её народ примут её под защиту.
Отец оставил одну из сумок с пищей и водой на полу, а другую повесил на плечо. Мы с матерью повели Айлию. Когда мы вышли, я тоже заметила перемену времени: я вошла сюда в самый холодный месяц зимы, а выходила под теплое весеннее солнце месяца Хризалид. А ведь прошло, по моим расчётам, всего несколько дней.
Снег, лежавший на большой площади, уже исчез. Несколько раз мы вспугивали весёлых ящериц и других мелких животных. Одни замирали, глядя на нас круглыми настороженными глазами, другие поспешно исчезали.
Я с некоторой опаской шагала по лабиринту улочек и дорог, потому что плохо помнила, как мы шли через крепость. После того, как мы дважды оказались перед глухой стеной, я высказала свои опасения вслух.
— Нет дороги? — спросил отец. — Но сюда же ты прошла без затруднений, так?
— Да, но тогда меня притягивала Сила. — Я не помнила, как мы с Айлией шли. Казалось, дорога была очень лёгкой и простой от тех внешних ворот, где резные стражи подавали голос во время ветра, и я совершенно не помнила этих запутанных переходов и переулков.
— А что если это защита крепости? — спросила я вслух.
Мы остановились перед последней стеной, где проход, выглядевший так обещающе, оказался вдруг наглухо закрытым. Вокруг нас стояли дома с голубыми камнями над дверями и зиявшими окнами, и что-то вокруг них холодило сердце, как зимний ветер холодит тело.
— Наваждение? — Отец удивился.
Мать закрыла глаза. Я знала, что она осторожно пользуется мысленным поиском. Я рискнула последовать её примеру, всё время опасаясь коснуться нити, связывающей нас с Хилэриэном.
И мой разум узнал, что глаза действительно обманывают меня. Симон Трегарт был прав: на это место была наложена колдовская иллюзия, и стены вставали там, где их не было, открытые места на самом деле были заняты. Закрыв глаза, мы как бы увидели другой город, поставленный на тот, который был раньше. Причины этой иллюзии я не могла понять, потому что это были не новые чары, поставленные Хилэриэном, чтобы сбить нас с толку. Это колдовство было очень старым, обтрёпанным и износившимся почти до основы.
— Я вижу! — резко сказал отец. Он тоже переключился на другое зрение. — Так… Мы идём сюда.
Сильная рука схватила мою руку, в то время как я и мать держали под руки Айлию; связанные таким образом, мы стали разрушать чары города, потом мы закрыли глаза дневному свету и подчинились нашему внутреннему зрению.
Мы вышли на улицу, спускавшуюся к толстой внешней стене, и я узнала её. По ней мы шли, когда спасались от пиратов. Я дважды открывала глаза, чтобы проверить, действуют ли ещё чары наваждения, и каждый раз видела тупиковую улицу или стену дома или часть стены, так что спешила зажмуриться и продолжать наш путь.
Человек, не имеющий подобного дара, не смог бы победить этого колдовства. Мы в этом убедились, когда дошли наконец до ворот. На расстоянии вытянутой руки от входа на земле лежал воин, раскинув руки, будто хотел дотянуться до свободы, которой так и не увидели глаза. Это был рослый мужчина в кольчуге. Его грубые волосы были заплетены в косы. Богатый шлем валялся в стороне. Лица человека не было видно, и я была рада этому.
— Салкар! — Отец наклонился над телом, но не касался его.
— Не думаю. Во всяком случае, не из того племени, которое мы знаем, — возразила Джелит. — Наверное, это из твоих пиратов, Каттея.
В этом я не могла бы поклясться, поскольку видела их только мельком в ту ночь, когда они напали на вапсалов, но подумала, что мать права.
— Он умер уже довольно давно. — Отец снова выпрямился. — Может, он погнался за тобой, Каттея, и для него ловушка сработала.
Но нам удалось избежать её. Мы прошли сквозь стену между бронзовыми зверями и здесь обнаружили признаки того, что люди действительно боялись этих мест; перед воротами лежала каменная плита, принесённая, наверное, из разорённого посёлка, и на ней лежала куча разных вещей. Сначала они, наверное, были разложены как следует, но потом птицы и звери сбили это всё в кучу. Там была меховая одежда, теперь засыпанная песком и расклёванная птицами, металлические блюда, на которых когда-то лежала пища, меч и топор, при виде которых отец с изумлением вскрикнул. Вообще-то он был посредственным меченосцем, потому что в его родном мире мечи не употреблялись. Тем не менее, для воина всякое оружие благо, когда ничего другого нет.
— Оружие мёртвого, — сказал он. — Говорят, если взять оружие убитого воина, значит взять и его боевые навыки.
Я вспомнила, что Кимок, прийдя за мной в Чёрную Башню Динзиля, нашёл меч в тайнике давно исчезнувшей расы и взял его для нашей защиты. Я думаю, поскольку уж рука мужчины инстинктивно хватается за сталь, пусть это оружие будет служить добру, а не злу.
Мать тоже взяла что-то с этого жертвенного стола и, держа это обеими руками, вглядывалась почти со страхом.
— Эти пираты прячут свою добычу в странных местах, — сказала она. — Я слышала о такой вещи, но никогда не видела. Видимо, они сочли её недостаточно ценной, раз предложили живущим здесь, по их мнению, демонам.
Это была каменная чаша, сделанная в виде двух сложенных ладоней, но руки были не вполне человеческими; пальцы очень длинные и тонкие, узкие остроконечные ногти прикрыты блестящим металлом. Чаша была красно-коричневая, гладкая и хорошо отполированная.
— Что это? — с любопытством спросила я.
— Зеркало видения. Им пользуются как хрустальным шаром, только сюда наливается вода. Не знаю, как эта вещь попала сюда, но она не должна здесь оставаться. Дотронься до неё, Каттея.
Она протянула мне чашу. Я прикоснулась к ней и вскрикнула от неожиданности, камень был не холодным, как я ожидала, а горячим, почти обжигающим. Но Джелит держала чашу и, казалось, не чувствовала жара. А я ощущала не только жар, но и волну Силы и поняла, что это могучая сила, которая может послужить нам оружием, как и меч, так естественно оказавшийся в руках отца.
Мать взяла обрывок шёлка, тоже лежащего на жертвеннике, завернула в него чашу и спрятала её под тунику. Отец прицепил к поясу меч и сунул туда же боевой топор для равновесия.
Эта куча награбленного наводила на мысль, что в ту снежную ночь победителями стали пираты, а не вапсалы. Я была уверена, что всё это оставили здесь именно они. Я ни разу не видела, чтобы вапсалы оставляли где-нибудь свои сокровища, кроме как в гробнице Утты.
Поделиться книгой: