Юго-Восточная Азия и экспансия Запада в XVII – начале XVIII века

Рейнст не мог послать сразу же на Пуло Ай новую карательную экспедицию, потому что в этот момент получил донесение о серьезных приготовлениях испано-португальцев к атаке на Молукки. Губернатор Филиппин Хуан да Сильва снарядил и Маниле большой флот, который, соединившись в Малакке с португальской эскадрой из Гоа, должен был нанести удар по голландским владениям. В нападении обещал участвовать и Бантам, с которым испано-португальцы заключили тайное соглашение. Рейнст, однако, не дал союзникам соединиться. Посланная им эскадра под командованием адмирала ван дер Хагена внезапно ворвалась на рейд Малакки и частью сожгла, частью захватила стоявшие там португальские суда. Да Сильва, прибывший в Малакку вскоре после этого, решил дожидаться ноного подкрепления из Гоа. Подкрепление, однако, не прибыло. Несколько месяцев спустя да Сильва умер, а его заместитель, узнав, что голландские агенты организовали антииспанское восстание на островах Соло и Минданао, поспешил вернуться с эскадрой в Манилу. Бантамский регент Ранамангала, так и не дождавшийся известия о победе испано-португальской армады, воздержался от военного выступления [158, с. 218; 242, с. 98].

В декабре 1615 г. Рейнст умер. В течение полугода пост генерал-губернатора оставался вакантным. Фактическая власть во владениях голландской Ост-Индской компании на это время перешла в руки Куна, самого энергичного и влиятельного члена Совета Индии. Теперь, когда испано-португальская угроза была ликвидирована, он решил всерьез взяться за англичан. Узнав, что в конце 1615 года английский корабль привез в Бантам[5] послов с Пуло Ай, которые желают подписать договор с Англией, он явился к главе английской фактории в Бан-таме Джону Джурдену и попытался его запугать. «Голландцы заставят уважать монопольные договоры, которые они заключили с князьями островов Пряностей, — заявил он. — А если англичане туда сунутся, мы обойдемся с ними как с врагами» [115, с. 98]. Джурден на это возразил, что англичане не для того боролись вместе с голландцами против испано-португальской монополии, чтобы отказаться теперь в пользу бывших союзников от свободы мореплавания. Что же касается островов Пуло Ай и Пуло Рун, особо отметил Джурден, то они вообще никогда не подписывали договоров с голландской Компанией. В подкрепление своей позиции он направил в январе 1616 г. на острова Банда эскадру из пяти кораблей под командованием Сэмюзля Кастлтона. Кун, в свою очередь, приказал стянуть голландские силы на Банду [38, с. 206].

Примерно в это же время в Бантамском порту бросили якорь два французских корабля, снаряженные созданной во Франции новой Компанией для торговли с Ост-Индией. Не смущаясь тем, что он находится на территории суверенного индонезийского государства, Кун приказал арестовать прибывших на этих кораблях моряков голландской национальности, нанятых французской Компанией. Французы, лишившись значительной части экипажа, уже не могли продолжить плавание на острова Пряностей. Чтобы свести концы с концами, они продали один из своих кораблей, купили на вырученные деньги кое-какие пряности и отплыли назад во Францию. Впоследствии французская Ост-Индская компания обратилась в голландский суд с жалобой на самоуправство Куна. По решению этого суда голландская Ост-Индская компания выплатила французской Компании значительное денежное возмещение, но Кун не понес никакого наказания. Напротив, вскоре после этого, в июле 1617 г., Совет семнадцати назначил его генерал-губернатором [158, с. 220–221].

Французская Компания была относительно слаба, и подорвать ее торговлю было нетрудно. Но чтобы вытеснить отсюда английскую Ост-Индскую компанию, голландцам потребовалось, гораздо больше усилий. В марте 1616 г. эскадра адмирала; Кастлтона прибыла на остров Пуло Ай. С эскадрой вернулось посольство, которое жители острова посылали в Бантам за помощью к английскому резиденту. Кастлтон стал убеждать островитян признать своим сюзереном английского короля. До подписания договора, однако, не дошло, потому что к острову через несколько дней подоспела голландская эскадра под командованием Яна Лама. Завязался морской бой. Но едва противники обменялись первыми выстрелами, Кастлтон приказал прекратить огонь. Голландские и английские историки по-разному оценивают этот поступок. По словам голландцев, Кастлтон внезапно узнал, что голландской эскадрой командует адмирал Лам, спасший ему жизнь во время войны с Португалией, и не смог поднять руку на своего спасителя. По мнению англичан, Кастлтон просто струсил, так как у голландцев было девять кораблей против четырех (впрочем, по сведениям голландцев, пять кораблей Лама отстали, и к началу сражения силы противников были равны). Во всяком случае, несмотря на сильное сопротивление своего военного совета, Кастлтон отправился на флагманский голландский корабль и заверил Лама, что англичане не будут оказывать помощи жителям Пуло Ай при условии, что во время военных действий против Пуло Ай голландцы не тронут оставшихся там английских торговых агентов. Если же голландцы завоюют остров, эти агенты закроют факторию и покинут остров. Затем, обменявшись салютами, эскадры разошлись, причем английская эскадра отплыла на Тидоре, где Кастлтон закупил нужные ему пряности у испанцев.

Оставленные Кастлтоном на произвол судьбы островитяне тем не менее решили сопротивляться несмотря ни на что. Глава английской фактории Ричард Хант в последнюю минуту успел убедить старейшин островов Пуло Ай и Пуло Рун подписать договор о переходе этих островов под власть Англии и поднять на своих укреплениях английские флаги. 6 апреля 1616 г. голландские войска высадились на острове Пуло Ай. В течение трех дней они захватили несколько малых укреплений, а 9 апреля подступили к главной крепости острова. После целого дня интенсивной бомбардировки в стенах образовался ряд проломов. Защитники крепости поняли, что удержать ее не удастся. Под покровом ночи они вышли из крепости и устремились к берегу. Здесь их ожидали местные суда и лодки, но их оказалось мало. В результате из-за перегрузки лодок 400 человек утонуло. Остальные добрались до острова Пуло Рун. Еще несколько крепостей (бентенгов) продолжало сопротивление, в то время как подавляющая часть населения острова эвакуировалась на Пуло Рун. Когда пал последний бентенг, голландцы оказались хозяевами практически пустого острова. Не удалось им поймать и Ричарда Ханта, который бежал в Макасар [38, с. 206; 158, с. 220; 242, с. 99].

Завоевание острова Пуло Ай пядь за пядью обошлось голландцам так дорого, что они не решились повторить эту операцию в отношении острова Пуло Рун. Лам был вынужден вступить с банданцами в переговоры. 3 мая 1616 г. он заключил от имени голландской Объединенной Ост-Индской компании договор со старейшинами островов Банда Найра, Пуло Ай, Пуло Рун и Розенгайн (старейшины острова Лонтор вступать в переговоры с голландцами отказались). Голландцы пошли в этом договоре на очень значительные уступки. Они отказались от всяких претензий на острова Банда Найра и Пуло Ай, признавали их полную независимость. Между сторонами заключался вечный мир. Банданцы обязывались продавать пряности только голландцам и не допускать на свою территорию иностранцев, но цены на пряности были значительно повышены [96, т. I, с. 122–124].

Этот мирный договор, однако, действовал недолго. Голландцы первыми стали нарушать его, начав сооружать на Пуло Ай новую каменную крепость. Кроме того, они насильно переселили на Банда Найру 500 жителей острова Сиау (к северу от Сулавеси), незадолго до этого отбитого у испанцев. Их хотели использовать как подневольных работников на мускатных плантациях на отнятой у банданцев земле. В результате в конце 1616 г. на островах Банда снова началось восстание. Жители Сиау бежали на Пуло Рун, ставший центром сопротивления. Сюда же прибыли из Бантама два английских корабля под командованием Натаниэля Куртхоупа. Куртхоуп привез бан-данцам продовольствие, в котором они постоянно нуждались. Старейшины островов Пуло Ай и Пуло Рун заключили с ним договор о переходе своих островов под власть Англии. Затем Куртхоуп установил батарею на рифе Пуло Найлака, к северу от острова Пуло Рун [115, с. 102].

13 января 1617 г. к острову Пуло Рун подошла голландская эскадра под командованием Корнелиса. Местные жители с помощью англичан отразили натиск голландцев. Вскоре, однако, корабли Куртхоупа один за другим были захвачены голландцами. В начале апреля 1617 г. на острова Банда прибыл новый голландский генерал-губернатор Лауренс Реаль. Он вступил в переговоры с Куртхоупом, предлагая вернуть ему оба корабля и оплатить убытки, если он покинет острова Банда. Куртхоуп эвакуироваться отказался. Тогда Реаль организовал плотную блокаду островов Банда. Лишенное подвоза продовольствия, население начало умирать от голода. Особенно пострадал остров Лонтор, который дольше всех вел борьбу с голландцами. Его старейшины первые начали переговоры с Реалем. Затем к ним присоединились представители островов Банда Найра, Пуло Ай и Розенгайн. Они подписали с голландцами мирный договор, повторявший условия договора от 3 мая 1616 г. В нем содержались еще два пункта — о создании голландской фактории на Лонторе и обязательство участников договора не вступать ни в какие контакты с Пуло Рун [96, т. I, с. 127–130].

Как только голландская эскадра ушла, на островах вновь, несмотря на подписание мирного договора, разгорелась партизанская антиголландская борьба. Реаль не мог возобновить блокаду Банда, так как его силы оказались связанными на Яве. 18 сентября 1617 г. его эскадра пришла в Джапару. Здесь он узнал о неудачном исходе миссии своего посла Геррита Дрюйффа, который должен был добиться разрешения укрепить голландскую факторию в Джапаре, но потерпел неудачу. Реаль, то грозя пушками, то задабривая местные власти богатыми подарками, добился разрешения превратить голландскую факторию в крепость. Это укрепление, однако, простояло недолго. В следующем году матарамцы, возмущенные насилиями над местным населением, которые творил персонал фактории-крепости, захватили ее, а находившихся в ней голландцев посадили в тюрьму [158, с. 217; 209, с. 38].

Из Джапары голландская эскадра проследовала в Джакарту, где пангерану Виракраме также был навязан договор о строительстве на его территории крепости. Пангеран, однако, вскоре денонсировал этот договор и пригласил в Джакарту англичан. Они построили свою факторию на левом берегу реки Тьиливунг, напротив голландской фактории. В том же, 1617 г. английская Ост-Индская компания открыла факторию в Джапаре. Но не успели англичане здесь обосноваться, как перед Джапарой появилась голландская эскадра под командованием Куна и сожгла город в отместку за арест персонала голландской фактории. В огне погибла и английская фактория [209, с. 39; 215, т. I, с. 153].

В Бантаме тем временем положение также стало очень напряженным. В конце 1617 г. из Бантамской фактории голландцев бежало несколько содержавшихся там испанских и португальских пленных. Они попросили убежища в английской фактории. Глава голландской фактории послал группу вооруженных людей, чтобы захватить беглецов. Им удалось отбить у англичан одного испанца. Тогда англичане вместе с находящимися у них на службе японцами и яванцами (всего 250 человек), в свою очередь, напали на голландскую факторию. Выбив бревном дверь, они вступили в схватку с яванскими наемными солдатами, которые охраняли факторию. Трое из этих солдат было убито, а пятеро перешло на сторону англичан (англичане потеряли одного человека убитым и одного — раненым). Когда голландцы на следующее утро узнали, что один из английских кораблей отплывает в Макасар, они решили, что англичане вывозят беглых испанцев и португальцев, а также пятерых, яванских «перебежчиков». Они послали за этим судном погоню, остановили и обыскали его. Тех, кого искали, на борту не нашли. Тогда голландцы взяли пятерых англичан заложниками в обеспечение возврата яванцев — «перебежчиков» [242, с. 110], Бантамское правительство было весьма озабочено столь буйным поведением своих гостей, тем более что через несколько дней в Бантамском порту разразился новый скандал. 28 декабря 1617 г. эскадра Реаля на подходе к Бантаму остановила два французских судна — «Сен-Мишель» и «Сен-Луи». Реаль снял с их борта 10 голландских матросов и капитана — голландца Ганса Деккера, который замещал умершего в пути французского адмирала. Когда голландская эскадра прибыла в Бантам, Деккер прыгнул за борт и доплыл до английского судна. Англичане вскоре после этого передали его регенту Ранамангале. Кун потребовал его выдачи. Получив отказ, он наложил арест на французский флагманский корабль «Сен-Мишель». В ответ на это регент принял решительные меры. Он освободил французский корабль и запретил вывоз перца на голландских судах. Даже ранее купленный перец было запрещено грузить на борт голландских кораблей. Тогда Кун отдал приказ готовиться к снесению голландской фактории и эвакуации. Правительство Бантама не было готово к немедленной войне с голландской Компанией. Морская блокада лишила бы Бантам большей части его доходов. Регент вступил в переговоры с Куном и отменил свой запрет. «Сен-Мишель», взятый Куном в залог за возвращение Деккера (которому удалось скрыться) и оставленный его командой, был на некоторое время включен в состав флота голландской Ост-Индской компании. «Сен-Луи» с малым грузом пряностей и пополненной азиатскими моряками командой в 1618 г. вернулся во Францию. Французское правительство заявило Голландии резкий протест. В 1623 г. голландская Компания заплатила владельцам «Сен-Луи» и «Сен-Мишеля» денежное возмещение за убытки, но на карьере Куна это никак не отразилось [242. с. 110–111].

Готовясь к окончательному разрыву с Бантамом, Кун написал письмо Совету семнадцати с требованием прислать из Голландии значительные воинские подразделения. Тем временем Реаль с эскадрой снова отплыл на острова Банда. В конце марта 1618 г. у острова Банда Найра он соединился с эскадрой ван дер Хагена, пришедшей с Молукк, где она боролась с испанцами. К этому времени голландский контроль над островами Банда был практически ликвидирован. Большая часть гарнизонов крепостей Нассау, Бельгика и Возмездие вымерла от болезней. Оставшиеся в живых голландские солдаты были деморализованы и не хотели сражаться. Завоевание островов Банда надо было начинать сначала.

Первоначально было решено атаковать остров Пуло Рун. Но пока ждали прибытия вспомогательных индонезийских войск с Амбона, муссон переменился и плыть на Пуло Рун стало невозможно. Тогда Реаль решил напасть на Лонтор. Адмирал Лам с 600 голландскими солдатами и вспомогательным амбонским войском высадился на западном побережье острова Лонтор. Началась осада главного бентенга лонторцев, стоявшего на крутой скале. Лонторцы успешно отбили все атаки. Война затягивалась. С Молукк начали поступать тревожные вести, даже частная победа над англичанами (корабль Курт-Хоупа, который плыл с острова Лонтор на Пуло Рун, был перехвачен голландской эскадрой, сам Куртхоуп пал в бою) не принесла голландцам большой пользы. Реаль вынужден был снова прибегнуть к дипломатии.

На этот раз в переговоры с голландцами согласилась вступить лишь малая часть банданцев. 25 июня 1618 г. Реаль подписал договор со старейшинами восточной части острова Лонтор и острова Розенгайн, обязавшимися поставлять мускатный орех в форт Нассау, и поспешил на Молукки [96, т. I, с. 133–135; 242, с. 111–112].

На Молукках между тем местное население было на грани восстания. Уже в конце 1617 г. тернатцы внезапно атаковали голландский форт Оранжи и едва не захватили его. Причиной всеобщего недовольства было изгнание с Молукк всех азиатских купцов. Эти купцы привозили на Молукки продовольствие и ткани, без подвоза которых здесь, как и на островах Банда, существование было невозможно. Голландцы боялись, что эти купцы тайно вывозят с Молукк гвоздику, и беспощадно топили их суда. Даже всегда покладистый в отношении голландской Компании султан Тернате стал протестовать — ведь голландцы по договору имеют монополию только на скупку гвоздики. Тернате никогда не обещал закрыть свои двери перед всеми иностранными купцами, кроме голландцев.

Ситуация на Молукках вызвала раскол в руководстве голландской Компании. Стевен ван дер Хаген, Корнелис Дедель и даже сам Реаль считали, что изгнание местных купцов приведет к тому, что одежда (привозившаяся большей частью с Коромандельского побережья Индии) и продовольствие (рис и саго с Явы) вздорожают в 4–5 раз. Ввоз же этих товаров на судах голландской Компании будет совершенно недостаточен по количеству и качеству и недоступен по цене. В письме Совету семнадцати ван дер Хаген писал: «Тернатцы хотят от нас освободиться, так как мы не допускаем сюда туземных купцов. Это главная причина, по которой они не заинтересованы в сборе гвоздики» [115, с. 113]. Другими словами, Компания рубит сук, на котором сидит.

Ван Дер Хагену вторил Реаль в своем письме, написанном в мае 1618 г. «Запрет на посещение (островов Банда. — Э. Б.) иностранными джонками, — писал Реаль, — сделал нас настолько одиозными, что в это трудно поверить. Раньше каждый год в эти воды приходила сотня джонок. Они привозили жителям продовольствие и одежду, а теперь те впали в нужду, ибо голландцы не привозят им рис, ткани же привозят только тех сортов, которые местные жители не могут употреблять, а цены на все товары очень высоки» [105, с. 57].

Однако Кун, в апреле 1618 г. получивший извещение, что он назначен генерал-губернатором, быстро подавил эту оппозицию. Жители островов Пряностей, заявил он, потеряли право свободного плавания и торговли, потому что поставляли пряности англичанам и другим иностранцам, вопреки договорам с голландской Ост-Индской компанией. Да и вообще с ними нечего церемониться, ибо «мусульмане или язычники, члены проклятого рода Хама, как враги Бога и христианской веры, рождены для рабства», считал Кун [242, с. 113]. Стало быть они должны быть довольны тем, что им дают голландцы. И даже если эти «туземцы» вообще все вымрут от голода, был убежден Кун, тоже не беда. Их место займут голландские колонисты, которые будут выращивать пряности с помощью рабов, «а рабов в Индонезии достать нетрудно» [242, с. 118; 262, с. 83; 263, с. 33].

От основания Батавии до освоения голландской Объединенной Ост-Индской компанией островов Пряностей

Придерживаясь такого жесткого курса, Кун вынужден был держать большую часть военных кораблей Компании на Молукках. Между тем он сильно нуждался в военной силе и на Яве, так как здесь его конфликт с Бантамом и английской Ост-Индской компанией во второй половине 1618 г. достиг апогея. 29 сентября 1618 г. в письме к Совету семнадцати Кун писал, что Бантам и Джакарта «хотят разорить наши фактории, а вас убить» [115, с. 126]. В этом заговоре, как он полагал, участвуют также правители Матарама и Чиребона. Поэтому он просил срочно прислать корабли и войска для захвата Джакарты (эти подкрепления опоздали; Кун обошелся своими силами). В октябре 1618 г. Кун распорядился начать в Джакарте строительство большой крепости на базе небольших голландских укреплений, уже существовавших там ранее. Вскоре после этого он исполнил свою давнюю угрозу регенту Бантама и перевел свою бантамскую факторию в Джакарту.

Князь Джакарты, пангеран Виракрама, был совсем не рад наплыву в Джакарту голландских купцов и перспективам богатой торговли, которые открылись перед его городом. Он понимал, что, располагая мощной крепостью, голландцы не станут делиться с ним доходами от этой торговли. Более того, само существование его княжества явно оказывалось под угрозой. Сначала он попытался избавиться от непрошеных гостей собственными силами. Он пригласил к себе Куна, но тот, резонно подозревая, что во дворце пангерана его могут убить, отклонил приглашение. В ноябре 1618 г. в Джакарту прибыл с визитом пангеран Галанг, брат бантамского регента. Он попросил у Куна разрешения осмотреть голландскую факторию. Получив такое разрешение, пангеран Галанг явился вечером вфакторию в сопровождении пангерана Виракрамы и почетного эскорта из 500 солдат. Осталось неясным, был ли у высокихгостей какой-то умысел, но Кун заблаговременно расставил мушкетеров у каждого окна, а товары и ценности переправилна борт стоящих на рейде судов, и визит прошел мирно [242, с. 125].

Строительство крепости под прикрытием пушек голландской эскадры между тем приближалось к завершению. Виракрама понял, что без союзников ему теперь с голландцами не справиться. Он, правда с опозданием, запретил всем своим подданным (как яванцам, так и китайцам) работать на строительстве у голландцев и направил послов в Бантам к тамошнему руководству английской Ост-Индской компании. «Сейчас король Джакарты, находясь в опасности, прислал посла в Бантам, — писал в декабре 1618 г. Джон Джурден капитану Куртхоупу, не зная, что тот уже убит. — Созвав Совет, мы решили послать туда эскадру из 11 кораблей под командованием сэра; Томаса Дэйла и капитана Принга, чтобы не только захватить. Их (голландцев. — Э. Б.) суда, но и разрушить их крепость» [158, с. 222].

Соотношение сил на Западной Яве в этот момент было в пользу англичан. В начале декабря 1618 г. у них в Бантаме собралось 15 кораблей, а у Куна в Джакарте было толькосемь, из которых три находились на ремонте в доках острова Онруст (перед Джакартой). 14 декабря 1618 г. в Бантам прибыл из Паттани голландский корабль «Черный лев». На следующее утро его окружили четыре английских корабля и потребовали, чтобы экипаж сдался. Голландский капитан выговорил своей команде право свободно покинуть судно с личным имуществом, но, когда англичане взошли на борт корабля, они, нарушив слово, арестовали всех голландских моряков. В середине декабря Виракрама начал возводить укрепления вокруг голландской крепости, а англичане поставили батарею у своей фактории. Отсюда они могли через реку Тьиливунг вести огонь по голландцам. 22 декабря джакартцы стали вбивать бревна в дно реки между голландским фортом и рейдом, чтобы отрезать крепость от поддержки с моря. В этой обстановке Кув решил напасть первым. 23 декабря голландцы после длительной бомбардировки переправились через реку, захватили английскую батарею и факторию (которую они сожгли). Затем они двинулись против предмостного джакартского земляного укрепления и овладели им. Стоявшие на второй линии укреплений джакартские батареи начали вести огонь по голландскому форту. Перестрелка продолжалась весь день 24 декабря. 25 декабря голландцы сделали новую вылазку из крепости и попытались овладеть батареями джакартцев, но им пришлось отступить со значительными потерями [132, с. 1499; 263, с. 138–139].

В этих первых боях была израсходована значительная часть-боеприпасов. 29 декабря Кун собрал Совет Индии, чтобы принять решение о дальнейших действиях. Большинство Совета высказалось за то, чтобы оставить крепость, а людей и товары погрузить на суда. Но утром 30 декабря, едва началась погрузка, на рейде Джакарты появилась эскадра адмирала Дэйла. День 31 декабря прошел в переговорах. Англичане требовали сдачи крепости, голландцы — возврата корабля «Черный лев». 1 января 1619 г. к Куну прибыло еще одно голландское судно с Суматры. Корабли, стоявшие на ремонте, к этому времени также были введены в строй. У Куна теперь было уже восемь кораблей, и с ними он решил выступить против 11 кораблей Дэйла. Англичане из-за встречного ветра не могли пойти на абордаж и использовать свое численное преимущество. Но и голландцы, за три часа боя расстреляв треть пороха, оказались в критическом положении. Обе эскадры стали на якорь. Кун снова собрал Совет Индии. Одни советовали атаковать на следующий день, другие — немедленно уходить на Молукки, чтобы спасти если не форт, то хотя бы корабли. Утром 3 января к англичанам подошло еще три корабля из Бантама. Тогда Кун переправил в крепость оставшиеся у него 10 бочек пороха и, приказав коменданту крепости Питеру ван ден Бруке удерживать форт до прибытия помощи, а если капитулировать, то только перед англичанами, а не перед пангераном Джакарты, отплыл на Молукки [38, с. 208; 132, с. 149; 158, с. 222].

Англичане и джакартцы начали осаду голландской крепости. После отплытия Куна в крепости осталось 460 человек, из них — 250 солдат, включая японских и индонезийских наемников. После 10 дней перестрелки утром 14 января пангеран Ви-ракрама приказал прибить к столбу перед стеной форта плакат с предложением мира. Ван ден Бруке вступил в переговоры с Виракрамой. 19 января 1619 г. они подписали соглашение. Голландцы выплачивали пангерану 6 тыс. реалов, а он обещал оставить форт нетронутым до прибытия Куна. Он также обещал не позволять англичанам строить возле голландского форта факторию или укрепление. Голландский интендант получил разрешение делать покупки в городе. 22 января ван ден Бруке прибыл во дворец пангерана для дальнейших переговоров. На этот раз пангеран предъявил голландцам дополнительные требования — выплатить еще 10 тыс. реалов, отдать две пушки с ядрами и порохом и снести стены форта. До исполнения этих условий он взял ван ден Брука и еще шестерых голландцев под стражу в качестве заложников [96, т. I, с. 145–147; 132, с. 150].

Новый комендант Питер ван Рай сделал пангерану встречное предложение — 2 тыс. реалов за освобождение заложников. Ван ден Бруке писал в крепость каждый день, жалуясь на каменные сердца своих земляков, но прижимистый ван Рай не повышал предложенной суммы. Утром 29 января голландцы увидели, что их противники за ночь навели мост через реку. Теперь они могли атаковать крепость в самом уязвимом месте. Несколько часов спустя адмирал Дэйл предъявил ванРаю ультиматум. В случае сдачи он гарантировал голландцам жизнь, которой якобы угрожали индонезийцы. 1 февраля 1619 г командование голландской крепости подписало капитуляцию [96, т. I, с. 147–149]. По условиям капитуляции форт с вооружением и амуницией переходил в руки англичан, гарнизон крепости англичане обязывались на своих судах доставить на Коромандельское побережье Индии, где находились голландские фактории. Деньги, драгоценности и товары, находившиеся в форте, передавались пангерану Джакарты. Голландцы имели право забрать с собой только свое личное имущество. Голландцы максимально использовали этот последний пункт соглашения. Едва капитуляция была подписана, все они бросились грабить имущество Компании, взламывали ящики, вспарывали мешки, нагружались до предела, все это якобы для того, «чтобы не досталось врагу» [242, с. 133–134].

Сдача была назначена на 2 февраля, но на рассвете этого дня в Джакарту неожиданно вошла бантамская армия и ситуация резко изменилась. Дело в том, что перед отплытием из Бантама Дэйл заключил с регентом Ранамангалой договор, по которому в случае взятия голландской крепости в Джакарте она будет передана Бантаму, а англичанам достанется гарнизон и содержимое крепости. Увидев, что добычу делят без него, Ранамангала пришел в ярость. Особенно его возмутило то, что при попустительстве пангерана Виракрамы под боком у Бантама остается сильная европейская крепость (то, что голландцев в ней сменяли англичане, не имело принципиального значения). Ранамангала отстранил Виракраму от власти и с позором прогнал его в джунгли. Джакарта была аннексирована Бантамом [158, с. 223–224]. Затем он взялся за англичан. Договор о капитуляции недействителен, заявил регент, форт должен перейти в руки Бантама.

Обмен мнениями между недавними союзниками принял настолько острый характер, что они оказались на грани войны. Опасаясь нападения бантамской армии, Дэйл со своей эскадрой покинул Джакарту [107, с. 139].

Этот раздор в стане врага сильно ободрил командование голландской крепости. Когда Ранамангала потребовал сдачи крепости, обещая переправить гарнизон в Бантам, где он будет дожидаться возвращения Куна, ван Рай и Совет крепости попытались затянуть переговоры. На требование регента Бантама передать ему все пушки и половину денег и товаров (условие менее жесткое, чем в соглашении 1 февраля 1619 г.) голландцы ответили контрпредложением — они согласны были отдать только четверть товаров и денег и половину пушек, а для вывоза: остального имущества в безопасное место потребовали предоставить им несколько кораблей и гарантии, что англичане не нападут на них в пути [96, т. I, с. 149–151].

Проект договора был послан в Бантам на одобрение султану. Это дало голландцам еще три недели передышки, во время которой они продолжали усиливать укрепление форта. 24 февраля из Бантама прибыло известие, что султан согласен на голландские условия, но адмирал Дэйл, крейсировавший в бантамских водах, не хочет дать пропуска голландцам. Это позволило голландцам еще более затянуть переговоры. Бантамские войска вели себя пассивно и не пытались штурмовать крепость. Их огневая мощь значительно уступала огневой мощи английской эскадры. В начале марта командование крепости (которую оно окрестило «Форт Батавия») послало на Амбон яхту, чтобы сообщить Куну о решении «удерживать крепость, пока Бог позволит» [242, с. 135]. 9 апреля голландцы, воспользовавшись упадком дисциплины в стане врага, даже сделали вылазку и уничтожили батареи, поставленные в свое время англичанами и джакартцами против крепости [158, с. 224]. Между тем Кун в феврале 1619 г. прибыл на Амбон, главную базу голландской Ост-Индской компании в это время. Оттуда он разослал приказ во все районы Южных морей всем голландским судам идти на соединение к западной оконечности Мадуры. 17 мая 1619 г. в этой точке собралось 17 кораблей. С этим флотом Кун двинулся к Джакарте. По дороге 23 мая он второй раз разграбил и сжег Джапару в отместку за разгром матарамскими властями здешней голландской фактории в 1617 г. [209, с. 39]. 28 мая 1619 г. флот прибыл в Джакарту. Кун высадил на берег десант в 1200 солдат, которые 30 мая при поддержке судовой артиллерии и орудий форта атаковали противника. Бантамские и джакартские солдаты, несмотря на пятикратное превосходство в численности, были слишком плохо вооружены, чтобы долго сдерживать натиск голландских мушкетеров. Тем не менее бой на улицах Джакарты шел весь день. Только к вечеру на рыночной площади пали последние защитники города. Джакарта была сожжена, каменные стены и земляные укрепления разрушены. 31 мая Кун со своим войском выступил в периферийные районы Джакартского княжества. Здесь он взял штурмом два укрепления. Остальные населенные пункты были незащищенными деревнями и стали легкой добычей голландцев. Княжество Джакарта перестало существовать. Кун «по праву завоевателя» объявил голландскую Ост-Индскую компанию «Господином королевства Джакарта», которое, по его понятиям, доходило до южного берега Явы. На месте прежней столицы Кун начал возводить новый голландский город — Батавию, которая вплоть до 1945 г. оставалась центром голландских владений в Индонезии [132, с. 151; 263, с. 140].

Завершив завоевание Джакарты, Кун с мощной эскадрой направился к Бантаму. 7 июня 1619 г. эскадра встала на Бантамском рейде. Кун предъявил регенту Ранамангале ультиматум с требованием немедленно освободить всех пленных голландцев. Лишившись поддержки английского флота (эскадра Дэйла в это время находилась в Масулипатаме), регент порешил выдать пленных. Но другие требования Куна, сводившиеся к предоставлению голландской Компании исключительных привилегий в Бантаме, он отверг, и голландские корабли начали многолетнюю блокаду бантамского побережья. Азиатские купцы вынуждены были поневоле вместо Бантама везти свои товары в Джакарту. Торговый центр в Батавии быстро расцвел, в то время как торговля Бантама приходила в упадок. За первые 10 лет существования Батавии ее население выросло в два с половиной раза, главным образом за счет притока китайских поселенцев [158, с. 227; 262, с. 92].

Пытаясь разрешить свой конфликт с голландской Компанией, Ранамангала в октябре 1619 г. направил в Батавию двух послов и переводчика, но, поскольку при них было найдено оружие, голландцы их убили [242, с. 140].

Одновременно с блокадой Бантама Кун прилагал все усилия, чтобы окончательно вытеснить из Юго-Восточной Азии своего основного торгового конкурента — Англию. В августе 1619 г. эскадра Куна захватила в проливе Сунда только что прибывший из Англии корабль «Стар». Тем временем три голландские корабля, направленные в Малайю, встретили в порту Паттани два английских корабля под командованием Джона Джурдена, руководителя английской Ост-Индской компании в Юго-Восточной Азии. Невзирая на протесты королевы Паттани (позднее подкрепленные протестом ее сюзерена — короля Сиама), голландцы атаковали англичан в территориальных водах Паттани. Потери англичан в этом бою были настолько велики, что Джурден вынужден был начать переговоры о капитуляции. В ходе этих переговоров он вышел на палубу и тут же был убит выстрелом с одного из голландских кораблей. Голландцы утверждали, что выстрел был случайным, однако английский современник событий убежденно заявлял, что «фламандцы, выследив его, самым предательским и жестоким образом застрелили из мушкета» [38, с. 209].

После гибели Джурдена и смерти адмирала Дэйла в Масулипатаме от тропической болезни в августе 1619 г. английские силы на Востоке оказались обезглавленными. В сентябре 1619 г. голландцы нанесли английской Ост-Индской компании еще один сильный удар, захватив в порту Тику, на западном берегу Суматры, четыре английских корабля, зашедшие сюда для покупки перца. Только к весне 1620 г. англичанам удалось собрать у западных берегов Индонезии значительный флот под командованием адмирала Принга. Однако 8 апреля 1620 г. на подходе к Бантаму Принга догнало известие, что между Англией и Голландией девять месяцев назад был заключен договор о совместных действиях на Востоке [38, с. 209; 158, с. 227].

Англо-голландские переговоры о разделе сфер влияния в Юго-Восточной Азии начались еще в 1611 г., когда руководство английской Ост-Индской компании подало жалобу английскому королю Якову I на то, что голландцы не допускают английские корабли на острова Пряностей. Яков I направил посла к голландскому правительству с требованием уважать свободу мореходства в Юго-Восточной Азии. Генеральные штаты ответили отказом, ссылаясь на то, что на Востоке они одни боролись против испано-португальцев и поэтому одни должны пожинать плоды победы. Переговоры в 1611 г. кончились неудачей. Общность интересов Голландии и Англии в Европе, однако, препятствовала окончательному разрыву между двумя странами. В 1613 г. в Лондоне состоялась англо-голландская конференция по вопросу о Востоке. Голландская делегация, которую возглавлял знаменитый юрист Гуго Гроций (автор трактата «О вечном мире»), предложила «компромиссное» решение: голландская Компания сохранит свою монополию на торговлю с островами Пряностей, а английские купцы войдут в нее в качестве пайщиков. Такое слияние означало полное подчинение более слабой английской Ост-Индской компании руководству голландской Компании, поскольку права соответствовали бы вложенным капиталам, и англичане на это не пошли. Таким образом, переговоры зашли в тупик [38, с. 203; 252, с. 142].

В 1615 г. была проведена новая англо-голландская конференция, на этот раз в Гааге. Англичане опять настаивали на свободе мореплавания, ссылаясь на «естественное право народов». Но соглашение так и не было достигнуто. Только к концу 1618 г., когда стало приближаться к концу 12-летнее Антверпенское перемирие с Испанией и Голландии стала угрожать серьезная война в Европе, голландская Ост-Индская компания решила пойти на уступки. В декабре 1618 г. в Лондон прибыла новая голландская делегация, состоящая из представителей Компании и Генеральных штатов. После семи месяцев ожесточенных споров между сторонами (голландцы опять предлагали слить обе компании), 17 июля 1619 г., было наконец подписано соглашение о сотрудничестве. По этому договору: 1) обе стороны обязывались предать забвению прежние обиды, вернуть друг другу пленных и захваченные суда; 2) обе компании обретали право свободно вести торговлю на Востоке. Капиталы их не сливались, и торговые операции намечалось вести раздельно; 3) при закупке перца каждая Компания могла купить половину имеющегося на рынке перца. Что же касается тонких пряностей на островах Амбон, Банда и на Молукках, то англичане могли теперь приобретать там одну треть пряностей, а голландцы — две трети; 4) каждая сторона удерживала крепости, которыми владела к моменту заключения договора; 5) обе стороны обязались не заключать договоров, исключающих другую сторону; 6) для борьбы с испано-порту-гальцами, а также с местными правителями на Востоке образовывался Совет обороны из восьми членов — четырех голландцев и четырех англичан. Председателем по очереди намечалось назначать то голландца, то англичанина. Этому Совету подчинялся Флот обороны, состоявший из 20 кораблей — по 10 от каждой страны [158, с. 227–228; 263, с. 140].

Кун, узнавший о подписании договора в середине апреля 1620 г., пришел в ярость. «Англичане добровольно ушли из Индии, — писал он Совету семнадцати, — а Вы были так добры, что снова открыли им дверь» [158, с. 228]; «Вы хотите пригреть змею на своей груди» [242, с. 144]. Однако он вынужден был подчиниться и начал переговоры с адмиралом Прингом о формировании Совета обороны. Уже в июне 1620 г. первый флот Совета обороны, составленный из равного количества голландских и английских судов, отплыл в сторону Филиппин, чтобы охотиться там за испанскими кораблями.

Другой акцией Совета обороны (резиденцией которого, по настоянию Куна, стала Батавия) была посылка посольства в Бантам. Кун, по-видимому, был против посылки в Бантам каких-нибудь посольств, но Совет семнадцати в Гааге считал иначе, и он подчинился. Когда Бантамское правительство, желая раздуть противоречия между недавними союзниками, согласилось впустить в свою страну только англичан, Кун настоял, чтобы Совет обороны усилил блокаду Бантама. Англичанам пришлось перенести свой торговый центр в Батавию. В качестве компенсации за оставление Бантама они потребовали восстановить их старую факторию и батарею рядом с ней на левом берегу реки Тьиливунг. Но эта батарея господствовала бы над устьем реки. Кун не мог этого допустить. Он предложил англичанам участок для фактории за пределами города. Англичане были недовольны, но им пришлось согласиться. Они построили за городом небольшое укрепление, куда поместили гарнизон из 30 солдат [242, с. 144].

Еще более серьезные трения начались между англичанами и голландцами в Батавии, когда Кун попытался поставить англичан под юрисдикцию голландского суда. Английские солдаты и матросы действительно часто грабили китайских торговцев в Батавии, но местное руководство английской Ост-Индской компании считало это недостаточным основанием для вмешательства голландских судебных властей. Отношения между союзниками становились натянутыми, и вскоре англичане практически перестали участвовать в блокаде Бантама. Когда 24 декабря 1620 г. Совет Индии принял решение послать военную экспедицию против восставшего населения островов Банда и пригласил англичан принять в ней участие, они отказались под тем предлогом, что у них не хватает судов и людей. В то же время английское руководство послало на острова Банда четыре корабля для наблюдения за действиями голландцев [115, с. 144–146; 158, с. 229].

13 января 1621 г. голландская эскадра из 16 кораблей с десантом в 1500 солдат под командованием Куна отплыла из Батавии. Когда 14 февраля 1621 г. Кун прибыл на Амбон, он узнал от местного шпиона, что глава английской фактории на Пуло Рун Роберт Рейс уже успел предложить жителям Лонтора несколько пушек в обмен на признание своим сюзереном английского короля. Кун поспешил на остров Банда Найра, где часть старейшин еще сохраняла мирные отношения с голландцами. Глава местной общины Хиту, которого европейцы титуловали капитаном Хиту, стал посредником в переговорах между Куном и банданцами. Кун потребовал полного подчинения голландской торговой монополии, немедленного изгнания всех иностранцев и права для голландской Компании строить крепости на всех островах Банда. Это непомерное требование, однако, только сплотило жителей Банда. Началось всеобщее антиголландское восстание. Центром сопротивления стал остров Лонтор. Перед нападением на Лонтор Кун обратился к Роберту Рейсу с требованием эвакуировать английскую факторию, недавно основанную на Лонторе. Тот занял выжидательную позицию, не вмешиваясь в борьбу, но и не спеша удовлетворить требование Куна [132, с. 194–195].

4 марта 1621 г. начались военные действия. Когда голландское судно «Херт» попыталось высадить десант на южном берегу Лонтора у деревни Лакуй, с берега по нему был внезапно открыт артиллерийский огонь. Голландцы понесли большие потери убитыми и ранеными, судно было настолько повреждено, что не могло самостоятельно отплыть. Голландцы утверждали впоследствии, что у пушек стояли английские канониры. Более вероятна, однако, английская версия, что лонторцы наняли португальских «солдат фортуны», бродячих наемников, которых в XVI–XVII вв. было немало в странах Юго-Восточной Азии [242, с. 147–148].

7 марта 1621 г. Кун с основными силами из 17 рот высадился на северном берегу Лонтора, напротив деревни Уртатан. Но когда голландское войско двинулось вверх по крутой дороге, ведущей к деревне, оно оказалось под огнем хорошо замаскированной батареи. Поняв, что без больших потерь к Уртатану не пробиться, Кун приказал отступить на корабли. 9 марта голландский флот снялся с якоря и двинулся вокруг Лонтора, выискивая более удобное место для нападения. 11 марта войско Куна высадилось на западном Лонторе, у главного центра острова — города Лонтор. Город был защищен тремя линиями земляных укреплений, находившимися одна над другой. На нижней стояли полученные от англичан пушки. Не сумев взять Лонтор лобовой атакой, Кун прибегнул к хитрости. В то время как одна часть голландского десанта демонстративно атаковала Лонтор с севера, другая часть зашла с юга и, преодолев покрытую лесом гору, ударила в тыл защитникам Лонтора. После тяжелого боя город был взят [132, с. 195].

После падения города Лонтора часть банданских старейшин дрогнула и стала искать пути к примирению. Они прислали к Куну послов с подарками и предложением кончить военные действия. Кун потребовал от послов выдачи всего оружия, сноса всехбанданских укреплений, а также чтобы каждый старейшина прислал ему сына в качестве заложника. Старейшины долго совещались, а затем прислали Куну некоторое количество мушкетов, большей частью сломанных, и десять сыновей. 17 марта 1621 г. был подписан новый договор с голландской Компанией, на основании которого Кун тут же приступил к строительству на Лонторе большой крепости [242, с. 148].

Между тем сопротивление банданцев далеко еще не исчерпало себя. Беглецы с западного Лонтора, острова Розенгайн и других островов архипелага стали собираться в гористой восточной части Лонтора, центр которой — поселение Селаман не участвовало в переговорах с Куном. В труднодоступных горах они начали строить новые укрепления. Чтобы раз и навсегда покончить с сопротивлением непокорных островитян, Кун решил выселить всех банданцев с их родины, с тем чтобы вновь заселить острова Банда голландскими плантаторами и привозными рабами. Это решение касалось и тех банданцев, которые, прекратили сопротивление или вообще не подымали оружия, как некоторые общины на острове Банда Найра. Голландское командование объявило, что все банданцы, которые не хотят, чтобы с ними поступили, как с врагами, должны явиться с вещами в форт Нассау на Банда Найре. Оттуда они будут переселены в места, назначенные генерал-губернатором. Тому, кто явится, были обещаны жизнь и свобода религии… Часть банданцев, около 800 человек из 15 тыс., подчинилась этому приказу, некоторые пытались бежать морем (но Кун, предвидя такую возможность, распорядился сжечь все прибрежные деревни и находящиеся в них лодки), большинство же присоединилось к укрывавшимся в горах Восточного Лонтора [158, с. 229].

В апреле 1621 г. Маринус Сонк, назначенный губернатором островов Банда, начал новое наступление на Восточном Лонторе. Селение Селаман и Вайра были захвачены. Основная часть повстанцев, однако, укрепилась в неприступных горах, возвышавшихся над этими селениями. Здесь они могли бы долго выдерживать натиск даже вооруженных по-европейски войск, если бы в этих диких местах было бы хоть какое-нибудь продовольствие. Жители Селамана тайно снабжали повстанцев тем немногим из еды, что осталось у них самих, но голландцы вскоре обнаружили на одной из горных троп зерна просыпанного маиса и риса. Жителям Селамана было приказано немедленно отправиться на берег, где их ожидала дальнейшая депортация. Когда они замешкались, выполняя это приказание, селение было окружено и сожжено. Большая часть жителей погибла вместе с ним [132, с. 195].

2 мая 1621 г. капитан Кольф с 220 солдатами двинулся на разведку в горы. Здесь ему преградил путь целый ряд укреплений на склонах. У повстанцев были и пушки. Потеряв под огнем банданцев более 40 человек убитыми и ранеными, Кольф отступил. Это поражение привело Куна в ярость. Он сорвал свою злобу на банданцах, добровольно явившихся в форт Нассау. Забыв о данных им гарантиях, он приказал отправить 749 рядовых общинников в Батавию и продать их там в рабство. Старейшин же, числом 47, он приказал пытать. Двое из них умерло под пытками, один прыгнул за борт корабля и утонул, 44 остальных 8 мая 1621 г. были зарублены состоявшими при Куне японскими палачами [242, с. 149–150].

На следующий день, 9 мая 1621 г., старейшины острова Пуло Рун подписали с голландской Компанией договор, ставивший этот остров под управление Голландии. В обмен на отказ от покровительства англичан (у которых после этого осталась только батарея на рифе Найлака, к северу от острова Пуло Рун) жителям острова было разрешено оставаться на своих местах. Впрочем, ненадолго. Вскоре губернатор островов Банда Сонк под тем предлогом, что жители Пуло Рун якобы хотят бежать на Серам, напал на остров, убил всех его взрослых жителей, а детей продал в рабство. Кун, узнав об этом, выразил свое одобрение [242, с. 154].

В июле 1621 г. наступил последний акт трагедии Лонтора. Губернатор Сонк во главе большого отряда снова двинулся в горы. На этот раз его никто не встретил огнем. Позади укреплений в лагере повстанцев он обнаружил 1500 могил и множество непогребенных трупов. Все умерли от голода. Прочесывая леса Лонтора и других островов, голландцы еще некоторое время то там, то здесь наталкивались на небольшие группы укрывшихся банданцев. Почти никто не сдавался живым, многие бросались в пропасть. Впрочем, сдавшихся в плен голландцы убивали. Из 15 тыс. жителей архипелага только 300 смогли, ускользнув от голландских патрульных кораблей, добраться в лодках до Серама. Целый народ прекратил свое существование. Его земли были разделены между служащими голландской Компании. Рабы, купленные в разных частях Индонезии для работы на мускатных плантациях, стали предками нынешнего населения архипелага Банда [132, с. 196; 158, с. 229; 262, с. 88].

Общественное мнение Голландии было потрясено зверской расправой с банданцами. Голландия в это время была самой свободной страной Европы. Здесь находили укрытие преследуемые за свои убеждения, здесь огромными тиражами печатались памфлеты против тирании и насилия феодальных правительств во всех концах света, для голландской прессы практически не существовало понятие «цензура». Недавно закончилась национально-освободительная война, в которой голландский народ страшно пострадал от зверств испанских войск во главе с герцогом Альба. Аналогии с событиями этой войны были слишком очевидны для современников. Вернувшийся в Голландию сослуживец Куна Аэрт Гиселс писал: «Мы должны понять, что банданцы боролись за свободу своей страны точно так же, как мы в течение долгих лет отдавали наши жизни и средства в защиту свободы нашей страны. Им можно было бы оказать больше справедливости. Но этого не было сделано, ибо некоторые люди хотят, чтобы их имена запомнили до конца времен. Потомство, однако, осудит их, как были осуждены испанцы за их жестокость в Вест-Индии… Дела велись таким преступным путем, что кровь несчастного народа вопиет к небесам о возмездии…» [263, с. 141]. Под давлением общественного мнения даже Совет семнадцати вынужден был пожурить Куна и высказать пожелание, чтобы в дальнейшем он проводил свою политику более умеренными средствами [38, с. 211]. События на Банда, однако, стали эталоном поведения не только Голландии, но и других буржуазных государств — Англии, Франции, США — на Востоке. Свободы, завоеванные в метрополии, ни в коей мере не распространялись на колонии. С течением времени к этому привыкли, и дальнейшие «подвиги» колонизаторов уже не вызывали у них на родине такой острой реакции, как трагедия островов Банда.

Покончив с банданцами, Кун приступил к укреплению голландской власти на остальных островах Пряностей. Прибыв на Амбон, он приказал явиться сюда старейшинам всех мест, производящих гвоздику. Старейшины Амбона исполнили это требование, а старейшины Серама, помня о событиях на Банда, решили не искушать судьбу. Кун приказал амбонцам подписать с голландской Компанией новый договор, лишавший их последних остатков независимости, и уехал в Батавию, дав указание губернатору Амбона Герману ван Спеулту применить против «непокорного» Серама (в случае надобности) те же методы, что на островах Банда.

Южный Серам в это время был вассальным владением султана Тернате. От имени тернатского султана власть здесь осуществлял его наместник — Кимелаха Хидаят. Северный Серам занимали независимые общины. Серамцы, так же как и жители Амбона, издавна продавали гвоздику в обмен на продовольствие и ткани. Голландская политика истребления местного мореходства задевала Серам так же, как и остальные острова Пряностей. После прибытия на северо-восточный Серам нескольких сот спасшихся от истребления банданцев антиголландские настроения здесь достигли своего апогея. Население стало вооружаться. Антиголландское движение вскоре охватило и Южный Серам. Хидаят, внешне нейтральный, тайно поддерживал антиголландские акции. Для подавления серамцев ван Спеулт помимо голландских войск воспользовался и индонезийскими наемниками. Его карательную экспедицию на Серам сопровождало 30 местных судов (прау) с солдатами вспомогательного войска из амбонских христиан (впоследствии голландцы не раз использовали религиозную рознь народов Индонезии). Войска ван Спеулта в первую очередь напали на селение Лисалата на северном берегу Серама и полностью уничтожили его. Неподалеку был воздвигнут голландский форт, ставший опорным пунктом дальнейшей агрессии голландской Компании на Сераме. Затем голландский террор обрушился на другие местности Серама и прилегающих островов, жители которых были насильственно переселены на Амбон. Их гвоздичные плантации были разорены [242, с. 155].

На Молукки, где также сложилось крайне напряженное положение, Кун послал нового губернатора, ветерана голландской Компании Фредерика Хоутмана. Прежний губернатор Молукк Лам, по мнению Куна, не справлялся со своими обязанностями и вел слишком мягкотелую политику. Лам считал ошибочным полное изгнание местных купцов с Молукк. Он требовал также повысить чрезвычайно низкие закупочные цены голландской Компании, потому что в ответ на это тернатцы резко снизили производство гвоздики (ее выращивание теперь не окупалось). За подобный либерализм Лам был с позором отозван в Батавию. Фредерик Хоутман, опираясь на силу голландских фортов и флота, сразу повел на Молукках такую жесткую политику, что значительная часть тернатцев решила выселиться на остров Хальмахеру, где по крайней мере было много саговых пальм и не так остро стоял вопрос о пище. Постоянно патрулирующие Тернате голландские корабли, однако, пресекли эту попытку. Доведенный до крайности, султан Тернате был готов даже на сотрудничество со своим давним врагом — Испанией. Когда в мае 1623 г. испанцы высадили на Тернате значительные силы и построили здесь новое большое укрепление, султан заключил с ними перемирие [242, с. 156].

Установлению полного контроля голландской Компании над урожаем островов Пряностей помимо небольших испанских анклавов на Тидоре и Тернате мешало также существование английских факторий на Амбоне и Сераме, которое голландцы вынуждены были допустить в силу договора от 17 июля 1619 г. Едва эти фактории начали в 1621 г. функционировать, как Кун стал подыскивать предлог для их ликвидации. Первым таким предлогом стало слабое участие англичан в так называемом флоте обороны. После первого совместного набега на Филиппины в 1620 г. англичане еще только один раз, в 1621–1622 гг. участвовали вместе с голландцами в походе против Гоа, окончившемся неудачей. Когда Кун в апреле 1622 г. с большой эскадрой отправился из Батавии к берегам Китая, англичане дали ему в помощь только два корабля [113, с. 230; 115, с. 218].

Китай в это время был закрытой для европейцев страной. Торговля с Западом велась только через португальскую колонию Макао. Кроме того, каждый год значительный флот большегрузных джонок (на них иногда помещалось по нескольку сот человек команды и пассажиров) приходил из Китая в важнейшие порты Индонезии, Малайи и Сиама.

Кун стремился вырвать крайне доходную торговлю между Китаем и Юго-Восточной Азией из рук португальских и китайских мореходов. Первым шагом в выполнении этой программы стала попытка захватить Макао в июне 1622 г. Эта португальская крепость была сильно укреплена, и штурм, предпринятый союзниками 24 июня, был отбит с огромными для них потерями. После этого англичане потеряли интерес к дальнейшим авантюрам и ушли. Кун, скорее довольный, что избавился от этой символической помощи, оставив часть флота блокировать Макао, с остальными силами отправился на Пескадорские острова, принадлежавшие Китаю, и здесь, у селения Пеху, начал возводить крепость [242, с. 219].

Губернатор Амоя заявил Куну энергичный протест, требуя немедленно покинуть Пескадоры. Кун не стал дожидаться, пока китайцы соберут силы, чтобы его изгнать, и напал на Китай первым. Восемь голландских кораблей были посланы, чтобы жечь прибрежные селения Южного Китая и уничтожать все встречные китайские суда. Губернатором Пескадорских островов был назначен Мартин Сонк, отличившийся при истреблении банданцев. Только в августе 1624 г. губернатор Амоя сумел стянуть к Пескадорам значительный флот—118 судов с экипажем 10 тыс. человек. Последовали переговоры, в ходе которых голландцы согласились снести свой форт и уйти с Пескадорских островов. Камни и прочие строительные материалы после разборки форта они тут же перевезли на Тайвань, где соорудили из них новую крепость — форт Зеландия. Голландский контроль над Тайванем держался до 1661 г. Голландская Объединенная Ост-Индская компания, опираясь на эту базу, заставляла китайские суда плавать главным образом на Тайвань или в Батавию, но открыть порты материкового Китая для голландских кораблей ей так и не удалось [242, с. 221–224]. Между тем в Индонезии подошел к концу краткий период англо-голландского сотрудничества. 2 февраля 1623 г. Кун выехал в Голландию. Во время его четырехлетнего отсутствия обязанности генерал-губернатора выполнял его ставленник, бывший генеральный директор торговли Питер де Карпантье, во всем продолжавший политику Куна. Возможно, еще до отъезда Куна они сумели наметить с Германом ван Спеултом, губернатором Амбона, план, как покончить с английской проблемой.

23 февраля 1623 г. на Амбоне был арестован японский солдат, состоявший на голландской службе, который якобы собирал сведения о силе гарнизона амбонской крепости Виктория и времени смены караула. При допросе под пыткой он показал, что его подослал другой японец, ранее бывший на английской службе. Тот-де обещал ему награду за помощь англичанам в захвате форта Виктория. Этот второй японец был немедленно схвачен и также подвергнут пытке. Он дал еще более пространные показания — указал сумму награды (по 1 тыс. реалов каждому) и срок, когда будет захвачена крепость по английским планам. Эти «разоблачения» дополнил европейский цирюльник Абель, уже сидевший за поджог дома. Он заявил, что именно ему глава английской фактории Габриэль Тауерсон поручил поддерживать связь с японскими шпионами. Вслед за этим был арестован весь персонал английской фактории. Арестованные под пыткой признались во всем, что от них требовали. Несмотря на явную абсурдность обвинения, 10 англичан, 10 японцев и 1 португалец — все служащие английской Ост-Индской компании — были приговорены 3 марта 1623 г. к смертной казни. По протоколу их следовало бы отправить в Батавию для утверждения приговора в высшей инстанции — Совете Индии, но ван Спеулт явно опасался, что в Батавии, в присутствии английского руководства, обвиняемые могут изменить показания, и 10 марта 1623 г. все они были повешены в форте Виктория [132, с. 152; 158, с. 232; 263, с. 140].

Когда в Батавию прибыли двое уцелевших служащих английской фактории, которые были «помилованы», с тем чтобы увезти с Амбона имущество английской Компании (а ликвидация фактории и была главной целью процесса), английские члены Совета обороны пришли в ярость и потребовали суда над ван Спеултом. Но Карпантье твердо встал на его защиту, а впоследствии действия ван Спеулта были оправданы и Генеральными штатами[6]. Тогда английское руководство решило покинуть Батавию и вернуть свой торговый центр в Бантам. Но этот план был тогда нереален, поскольку морская блокада Бантама силами голландской Ост-Индской компании все еще продолжалась. Англичане решили укрепиться на одном из островов в проливе Сунда, чтобы создать там Анти-Батавию. Но Карпантье, имевший осведомителей в английской фактории, опередил их. Он быстро построил крепость на наиболее подходящем для этого острове пролива — Пуло Себести. Англичанам пришлось обосноваться в 1624 г. на другом острове — Лагунди. Едва начали строить крепость, как выяснилось, что микроклимат здесь очень нездоров и к тому же нет воды. За пять месяцев от болезней умерло 360 человек, а оставшиеся так ослабли, что не могли защищаться от набегов суматранцев. В мае 1625 г. они снова попросились на жительство в Батавию. Карпантье предоставил им под житье здание школы. В 1627 г. англичане окончательно покинули Батавию. Руководство английской Ост-Индской компании в Юго-Восточной Азии с 1627 по 1682 г. сделало своей штаб-квартирой Бантам. Все позиции англичан на островах Пряностей были утрачены [38, с. 212; 242, с. 162].

Жители островов Пряностей потеряли теперь возможность покупать оружие у англичан, но их воля к сопротивлению не была сломлена. В 1624 г. началось новое антиголландское восстание на Сераме. Общины Южного Серама — Лусисала, Луху и Камбела объединились и внезапно атаковали голландский форт Хардевейк. Голландцы с трудом удержали крепость. Только в апреле 1625 г., когда из Голландии прибыл новый флот из 13 кораблей, губернатор Амбона перешел в наступление. Голландцы взяли штурмом Луху и другие малые укрепления на Южном Сераме, сожгли все местные суда, которые им удалось встретить. Затем они вырубили на Южном Сераме не менее 65 тыс. гвоздичных деревьев. Тернатское правительство — сюзерен Южного Серама заявило протест против этой варварской расправы. После долгих переговоров тернатский наместник на Южном Сераме кимелаха Лелиато подписал с голландцами договор о прекращении военных действий. Он обещал, что серамцы будут впредь поставлять гвоздику только голландской Компании [96, т. I, с. 209–210].

Между тем Кун в Голландии пожинал плоды своих «подвигов» на службе голландской Ост-Индской компании; правление пожаловало ему 7 тыс. гульденов за завоевание Джакарты, 3 тыс. за завоевание островов Банда и 10 тыс. «за особые заслуги». Сверх того он получил золотую цепь с мемориальной медалью стоимостью 2 тыс. гульденов, а его жалованье было повышено до 800 гульденов в месяц. Сам Кун, впрочем, считал это вознаграждение недостаточным. Ведь он привез в Гаагу развернутый план создания голландской империи на Востоке, которая, по его мнению, должна была принести голландской Ост-Индской компании миллионные прибыли. В октябре 1623 г. Кун представил Генеральным штатам и Совету семнадцати доклад, в котором доказывал, что опора только на флот и дорогостоящие гарнизоны крепостей, рассеянных в Южных морях, неэкономична и не может обеспечить в должной степени голландского господства в Юго-Восточной Азии.

Согласно подсчетам Куна, Компания истратила в 1613–1623 гг. 9396 тыс. гульденов, а доход от товаров, привезенных в Голландию, составил 9388 тыс. гульденов, поскольку Компания в эти годы не только осталась без доходов, но и понесла убыток в 8 тыс. гульденов (однако по другим сведениям средний годовой доход Компании в 1602–1622 гг. составлял 15 %) [132, с. 142]. Кун считал, что, если его план будет осуществлен, Компания не только покроет все расходы, но и будет получать 5 млн. гульденов прибыли от внутриазиатской торговли и еще 5 млн. гульденов при условии вовлечения в торговлю Китая. Для этого необходима массовая колонизация завоеванных земель «почтенными людьми с хорошими средствами». Компания подарит этим колонистам землю, плодовые деревья и рабов для ведения хозяйства. Кроме того, она будет продавать этим колонистам патенты на свободную торговлю внутри Южных морей, от мыса Доброй Надежды до Японии. Доходы от этой торговли могут окупить расходы на военный флот и даже на покупку пряностей для Европы. Кроме того, колонисты станут значительной военной силой, готовой всегда поддержать Компанию во всех ее начинаниях.

Это ядро европейских поселенцев Кун предполагал усилить колонистами из Мадагаскара, Бирмы, Китая. В случае же нехватки волонтеров (Кун особенно надеялся на китайцев, которых ценил за трудолюбие) он предлагал просто похищать в азиатских странах нужное число людей. Будучи чужеродным элементом среди местного индонезийского и филиппинского (Кун планировал также захват Филиппин) населения, эти люди поневоле должны будут поддерживать голландскую Компанию, если им предоставят некоторые привилегии. Конечной целью Куна было полное уничтожение всего азиатского и европейского (кроме голландского) мореходства в Южных морях, что принесло бы Компании планируемые Куном прибыли [263, с. 135].

Грандиозный план Куна вызвал возражения с двух сторон. Трезвомыслящий Реаль (предшественник Куна на посту генерал-губернатора) писал: «Это что же — намерение овладеть всей территорией, всем мореходством и даже всем сельским хозяйством в Индиях! Если так, то на что будут жить индийцы (азиаты. — Э. Б.)? Вы их перебьете или заморите голодом? Вы не получите от этого никакого дохода, ибо на пустых морях, на пустых землях и от мертвых людей много ли прибыли можно получить? Силой оружия вы осуществите ваши планы получить монополию на торговлю в Индиях, которая кажется вам прекрасной. Вы не содрогнетесь, используя все несправедливые, даже варварские, средства. Но, таким образом, Компания может стать причиной своей собственной гибели… Компания, напротив, должна пытаться расширять туземную торговлю» [263, с. 137].

С другой позиции подошла к плану Куна значительная часть директоров и пайщиков Компании. Их не волновали вопросы гуманности, но они опасались, что свободная торговля колонистов даже внутри региона понизит доходы Компании. Только в октябре 1624 г. Куну удалось добиться от Совета семнадцати утверждения инструкции о выделении земли колонистам и о том, что врейбюргеры (свободные граждане) смогут получать разрешение на свободную торговлю на Востоке. Голландским семьям, желавшим поселиться в колониях, предоставлялся свободный проезд на судах Ост-Индской компании [242, с. 167–171].

Но в декабре 1624 г. на собрании пайщиков эта инструкция была аннулирована. Борьба между сторонниками и противниками частной инициативы тянулась до марта 1626 г., когда Совет семнадцати отложил решение вопроса о свободной торговле «до выяснения ситуации». Этот вопрос так и не был решен за все время существования Компании. Врейбюргерам было разрешено вести на землях Компании плантационное хозяйство, но весь урожай пряностей они должны были продавать по фиксированным ценам представителям Компании.

Кун, поняв, что большего ему не добиться, начал готовиться к отъезду в Индонезию. Английское посольство, пристально следившее за деятельностью своего самого упорного врага, немедленно сделало демарш перед голландским правительством. Английский посол Карлтон потребовал не выпускать Куна на Восток, более того, привлечь его к ответственности как истинного виновника «амбонской резни». Кун был вынужден сесть на корабль, отходящий в Индонезию, тайно, так что об этом не знал даже адмирал, командующий эскадрой. Только шесть, дней спустя, 25 марта 1627 г., Карлтон получил донесение об отплытии Куна и потребовал объяснений от Генеральных штатов. Голландское правительство ответило, что ему ничего об этом неизвестно, а разрешение на выезд Куну не выдавалось. Несколько месяцев спустя, в сентябре 1627 г., когда Кун благополучно достиг Индонезии и вновь вступил в должность генерал-губернатора, Карлтон снова обратился к Генеральным штатам и потребовал отозвать Куна в Голландию. На это он получил издевательский ответ: «Обратитесь к амбонскому суду, так как дело о казни англичан входит в его компетенцию» [242, с. 172–173].

К моменту приезда Куна в Батавию Бантам все еще был сдавлен голландской морской блокадой. Молодой султан Абдул Кадир, избавившийся наконец от регента Ранамангалы, решил нанести голландцам ответный удар. В лесах, окружающих Батавию, появились бантамские отряды, у берегов и даже на рейде Батавии быстроходные бантамские прау стали наносить внезапные удары по голландским кораблям, так же стремительно после этого исчезая. 24 декабря 1627 г. значительный бантамский отряд атаковал Батавскую крепость. Группа бантамских воинов пробилась даже в цитадель, но не смогла в ней закрепиться. Окруженные превосходящими силами врага, бантамцы прибегли к амоку и пробились обратно за стены города, усеяв свой путь трупами голландских солдат. Кун усилил гарнизон Батавии, построил в окрестностях города ряд передовых укреплений и создал специальные кавалерийские подразделения, которые должны были преследовать бантамских партизан. Борьба с Бантамом была далеко еще не закончена, когда для голландцев возникла угроза со стороны другого, более мощного противника — Матарама [158, с. 235; 242, с. 173–174; 263, с, 142].

Государство Матарам и голландская Ост-Индская компания в первой четверги XVII в

В последней четверти XVI в. во внутренней части Центральной Явы в бассейне рек Опак и Прага, впадающих в Индийский океан, возникло государство Матарам. Свое имя оно унаследовало от раннесредневекового индонезийского государства Матарам, гегемония которого над Явой относится к периоду около 1000 г. н. э. Начало новому Матараму положило поселение, основанное в середине XVI в. близ развалин древней столицы Ки Паманаханом, капитаном дворцовой гвардии султана Паджанга. Эту землю он то ли получил в дар от султана за свои военные подвиги, то ли просто занял самочинно, потому что в то время это был бесхозный, практически незаселенный участок джунглей. Постепенно округляя свои владения, Ки Паманахан к моменту своей смерти, в 1584 г., владел небольшим княжеством. Ки Паманахану наследовал его сын Сутавиджайя, вошедший в историю под именем Сенапати Ингалага — Предводитель в борьбе [133, с. 4; 209, с. 22].

Сенапати, так же как и его отец, не был связан с правившим на Яве княжеским кланом ни узами родства, ни узами брака. Правители отдельных областей рыхлого феодального образования во главе с султаном Паджанга считали его выскочкой. Но Сенапати был энергичен, обладал большим дипломатическим и воинским талантом. Первый шаг к возвышению он сделал в 1585 г., когда уговорил правителей двух небольших княжеств — Кеду и Багелена, расположенных к западу от Матарама, не посылать больше дани в Паджанг, а признать своим сюзереном его, Сенапати. Затем он укрепил свой город каменными стенами и сам перестал посылать традиционную дань в Паджанг [132, с. 101; 133, с. 72].

Разгневанный султан Паджанга Ади Виджайя потребовал у Сенапати объяснений. Но тот устроил посольству султана пышный прием и, завоевав расположение сына Ади Виджайи — Пангерана Бенава, стоявшего во главе посольства, сумел оттянуть вооруженный конфликт до более удобного для себя времени. В 1587 г., укрепив свои позиции, Сенапати дерзко напал на отряд паджангских воинов, конвоировавших опального вельможу, которого султан отправил в ссылку. Освободив этого аристократа и пригласив его к своему двору, он бросил теперь уже открытый вызов Ади Виджайе. Султан, собрав армию, выступил в поход на взбунтовавшегося вассала. Противники встретились у Прамбанана. Если верить поздней матарамской летописи, «войска Паджанга заняли всю землю, а у Сенапати было только 800 человек» [114, с. 101]. Неравенство противников несомненно очень преувеличено придворным летописцем победившей династии, но в том, что армия султана значительно превосходила по численности войско Сенапати, сомневаться не приходится. Это видно по тактике Сенапати. Не вступая в открытый бой и умело маневрируя, он стал поджигать лес на путях движения султанской армии. Рискуя оказаться в огненном кольце, Ади Виджайя поспешил отступить в Паджанг [209, с. 30]. Дальнейшие события матарамская летопись «Бабад Танах Джази» излагает очень туманно: «Сенапати сидел ночью… и молился, — сообщает летописец. — Вдруг появился дух по имени Джурутаман, который любил Сенапати… Джурутаман сказал: „Господин! Если ты хочешь завоевать Паджанг и погубить султана, прикажи мне только, я лишу его жизни“. Сенапати сказал: „Джурутаман! Я верю тому, что ты сказал, но я не сделаю выбора. И если ты изберешь путь действия, я не скажу тебе ни да, ни нет“» [132, с. 101–102]. Не нуждаясь в дальнейших поощрениях, Джурутаман помчался в кратон (дворцовый комплекс) Паджанга, а Сенапати вернулся в Матарам. Джурутаман невидимкой проник в кратон и ударил лежащего на постели Ади Виджайю в грудь. От этого болезнь, которой тот страдал, обострилась и султан вскоре умер [133, с. 87].

Если отбросить мистический элемент, нетрудно заключить, что Ади Виджайя был отравлен тайным агентом Сенапати. Заботясь о своей репутации, Сенапати поспешил на похороны в Паджанг, где рыдая целовал ноги покойного. После похорон Ади Виджайи правящий клан собрался на совет, чтобы избрать нового султана. Сенапати все еще никто не принимал во внимание. Султаном Паджанга был избран пользовавшийся поддержкой мусульманского духовенства зять Ади Виджайи князь Демака — Арья Пангири. Сын Ади Виджайи — Пангеран Бенава получил в удел княжество Джипанг [132, с. 102; 158, с. 157].

Отстранение от власти прямого наследника стало началом раздора, который вскоре расколол правящий клан Явы. К тому же князья убедились, что прогадали, предпочтя пассивному и простоватому Пангерану Бенаве энергичного и властолюбивого Арья Пангири. Этот последний стремился ликвидировать патриархально-феодальную форму власти совета родственников с тем, чтобы править как единоличный властитель-деспот. Для этого он пригласил к себе на службу большое число иностранных наемников — балийцев, бугов, китайцев и, опираясь на них, отнял у местных феодалов треть земель На землях султаната Паджанг началось всеобщее волнение. Сенапати ловко использовал создавшуюся ситуацию и убедил Пангерана Бенаву отправиться в поход за наследием отца. В защиту «легитимного государя» теперь поднялись и другие князья, но захвативший инициативу Сенапати стал вождем коалиции. В 1588 г. наемная армия Арья Пангири потерпела поражение, а сам он был взят в плен. Клановые традиции не позволяли казнить родственника, поэтому Арья Пангири связали ноги шелковой тканью и отправили на носилках в его родовой удел — Демак [133, с. 92–94; 242, с. 102].

Пангеран Бенава был посажен на паджангский трон, но старые порядки уже не вернулись. Новый султан стал марионеткой в руках Сенапати, который хитростью или силой подчинил себе большую часть мелких центральнояванских князей и располагал теперь большой армией. Первым это почувствовал Арья Пангири. Когда в конце 1588 г. войска Сенапати вторглись в его княжество, он, не принимая боя, бежал в Бантам, где и провел остаток жизни при дворе дальнего родственника. В 1589 г. сошел со сцены и Пангеран Бенава. Он отрекся от престола и стал жить как отшельник.

Сенапати объявил Паджанг провинцией Матарама и посадил туда своего губернатора, но вскоре понял, что поспешил. Эта мера оказалась настолько непопулярной в феодальных кругах, что в 1591 г. Сенапати снова вернул Паджангу статус княжества и посадил там в качестве своего вассала сына Пангерана Бенавы. Этот князь, хотя тоже был марионеткой, удержался на своем месте до 1617 г., когда династия Сенапати перестала уже нуждаться в соблюдении декорума. Сенапати до самой смерти так и не принял титул султана. Он, как и его сын Седа Инг Крапьяк (1601–1613), ограничился более скромным титулом — панембахан. Консолидируя свои владения на Центральной Яве, Сенапати распространил свою власть на западе до границ княжества Чиребон. В 1590 г. он заключил союз с князем Чиребона. Чиребон на долгие годы стал буферным государством между Матарамом и султанатом Бантам.

На востоке и северном побережье Явы объединительная политика Сенапати встретила, однако, гораздо более упорное сопротивление. Восточнояванские княжества, самым сильным из которых была Сурабая, не признали правителя-«выскочку». Портовые города-государства Северной Явы — Джапара, Тубан, Гресик и другие, слабо связанные с экономически отсталыми районами внутренней Явы, на которые опирался Сенапати, также заняли враждебную позицию по отношению к Матараму. В 1589 г. Сенапати совершил первую попытку завоевания Восточной Явы. Он вторгся в область Джапан (совр. Маджакерта), где его войскам преградила путь коалиция восточных князей во главе с правителем Сурабаи Адипати. До генерального сражения, однако, дело не дошло. Князь-мулла духовного княжества Гири, которого европейские современники называли «мусульманский папа», предложил противникам свое посредничество. Согласно яванской летописи, он загадал им загадку — предложил сделать выбор между шкатулкой и содержащимися в ней драгоценностями. Сенапати выбрал шкатулку, и на основании этого князь-«папа» Гири якобы объявил его верховным правителем Явы (кому принадлежит шкатулка — тому принадлежит и содержимое). После этого, по словам летописца, князь Сурабаи признал номинальное верховенство Сенапати, и войска противников вернулись в свои земли [132, с. 103; 133, с. 104]. Эта история скорее всего является измышлением матарам-ских летописцев XVII–XVIII вв., имевших целью лишний раз подчеркнуть легитимность притязаний Сенапати на верховную власть. Чтобы свести концы с концами в дальнейшем изложении событий, они сами сообщают, что князь Сурабаи почти тут же «передумал» и борьба между Центром и Востоком Явы возобновилась с новой силой. В рассказе о третейском суде князя Гири имеется, однако, рациональное зерно. Духовные владыки Гири в XVI — первой половине XVII в. действительно пользовались на Яве огромным авторитетом и действительно могли агитировать за объединение страны против политического и религиозного врага — европейцев-христиан.

В 1590 г. против Сенапати выступил князь Мадиуна, который раньше тоже вроде бы признавал номинально власть Ма-тарама. Ему оказали военную поддержку князья Панарукана и Сурабаи. Сенапати лишний раз доказал, что в арсенале его средств дипломатия играла ничуть не меньшую роль, чем военное искусство. Он направил в Мадиун женщину-посла. Посланница сообщила князю Мадиуна, что Сенапати готов ему подчиниться. Завоевав расположение князя, она добилась частичного разоружения Мадиуна. После этого войско Сенапати нанесло короткий удар по Мадиуну и овладело его столицей. Князь Мадиуна, пытаясь бороться с Сенапати тем же оружием, оставил во дворце свою дочь, полагая, что она сможет одурачить матарамского правителя так же, как был одурачен ее отец. Но Сенапати был человеком другого склада. Он просто взял княжну в жены. Так как это был первый брачный союз Матарамского дома со старым правящим кланом Явы, матарамская пропаганда извлекла из него максимальную выгоду [209, с. 32].

В следующем году Сенапати выступил в поход против восточнояванского княжества Пасуруана, второго по силе после Сурабаи. Сенапати разбил в чистом поле пасуруанское войско под командованием генерала Адипати Капитена, которого, согласно летописи, он лично выбил из седла, но взять сильно укрепленную столицу Пасуруана не смог.

В 1592 г. Сенапати воспользовался династическим спором в княжестве Кедири, где боролись за власть братья только что умершего князя. Сенапати поддержал старшего из этих братьев, которого тоже звали Сенапати. Младший брат, в свою очередь, призвал на помощь сурабайцев, своих союзников. В итоге восточный блок одержал победу и Сенапати Кедирийскому пришлось бежать в Матарам. Здесь он оказал большие услуги своему тезке, как искусный специалист по военной фортификации и талантливый полководец [114, с. 103].

В 1593–1595 гг. перевес сил оказался на стороне Сурабаи и ее союзников, и они начали наступление на Центральную Яву. Вершиной их успеха стал захват большей части территории Паджанга и Мадиуна, но собственно Матарам остался в руках Сенапати. После ряда тяжелых боев, в одном из которых пал Сенапати Кедирийский, Сенапати Матарамскому удалось восстановить прежнее положение. В конце XVI в. он уже был в состоянии начать новое наступление сразу по нескольким направлениям. В 1598 г. он впервые вторгся в Бантам, на троне которого в это время находился двухлетний ребенок— султан Абдул Кадир. Однако регент Бантама Ранамангала отразил это нападение. В том же году Сенапати осадил крупнейший порт Северной Явы Тубан, но осада, длившаяся более года, также не дала результата. Более удачным оказался поход против северояванского порта Джапара. В 1599 г. Джапара капитулировала. Через этот порт стал возможным вывоз риса, практически единственного товара, которым располагал Матарам. Однако участие Матарама в конце XVI — начале XVII в. в международной морской торговле было незначительным. Голландцы, которые в последние годы правления Сенапати появились на Яве, ничего о нем не слышали, зато им были хорошо известны правители Тубана и Сурабаи; они называли их королями [106, с. 32–33; 132, с. 104; 133, с. 123–125].

Новые попытки Сенапати завоевать Восточную Яву оказались безрезультатными. Здесь из конгломерата независимых княжеств стало вырастать новое крупное государство, во главе которого стал князь Сурабаи, в 1599–1601 гг. подчинивший себе Пануракан и Баламбанган. Под контроль Сурабаи попала часть Мадуры и Южный Калимантан. Сенапати в это время вынужден был бороться со своим шурином князем Пати, последним независимым владетелем на Центральной Яве. Войско князя Пати дошло в 1600 г. почти до столицы Матарама, но здесь потерпело поражение от кавалерии Сенапати. Контрнаступление матарамцев не было успешным, и Пати сохранило свою самостоятельность до 1627 г. [233, т. I, с. 46–47].

В 1601 г. Сенапати умер. Его государство осталось во многих отношениях недостроенным. На престол взошел младший сын Сенапати Седа Инг Крапьяк. Старший сын Сенапати — Пангеран Пугер получил в удел лишь княжество Демак, ибо его мать была женщиной незнатного происхождения. Третий сын Сенапати — Пангеран Джагарага получил в удел княжество Панарага, расположенное к югу от Мадиуна. Сохранение удельной системы при наследниках Сенапати стало питательной почвой для феодальных мятежей, которые раздирали молодое государство Матарам долгие годы, не давая возможности Седа Инг Крапьяку собрать силы для борьбы с Сурабаей. Уже в первый год правления молодого государя Пангеран Пугер заявил свои права на престол Матарама. Опираясь на ресурсы Демака и помощь Сурабаи, он пять лет вел против своего брата опустошительную войну. Голландский адмирал Якоб ван Хеемскерк, посетивший со своей эскадрой в 1602 г. порты Демака и Сурабаи, вступил в сношения с претендентом и оказал ему военную помощь. Наступление матарамцев на Демак в этом году было отбито в значительной степени благодаря огню голландских канониров. Только в 1605 г. мятеж Пангерана Пугера был подавлен, а сам он был отправлен в ссылку. Затишье в Матараме было недолгим. Вскоре против Седа Инг Крапьяка поднялся другой его брат, Пангеран Джагарата. Только в 1608 г. его удалось схватить. Так же как и его брат, он не был казнен, его отправили в ссылку. Правда, оба они были при этом лишены слуг — неслыханное унижение для яванских вельмож [132, с. 104–105; 209, с. 36].

Только в 1610 г. положение в Матараме стабилизировалось настолько, что Седа Инг Крапьяк смог возобновить войну с Сурабаей. В течение трех лет его войска вторгались на сурабайскую территорию, опустошая сельскую местность. В 1613 г. матарамцы приступили к осаде самой Сурабаи. Голландцы, уже имевшие факторию в Сурабае, решили не ссориться с возможным победителем и открыли в этом же году вторую факторию на матарамской территории — в Джапаре. Но прежде чем осада Сурабаи дала какие-нибудь результаты, Седа Инг Крапьяк погиб на охоте [134, с. 20].

На престол был возведен младший сын Седа Инг Крапьяка (возможно, несовершеннолетний) Адипати Мартапура. Однако несколько месяцев спустя новый государь был отстранен от власти под тем предлогом, что он страдает душевной болезнью. После борьбы в придворных кругах между кандидатами на трон к власти пришел старший брат Адипати Мартапуры принц Рангсанг, вошедший в историю как султан Агунг (впрочем, титул султана он принял только в конце своего правления).

Новый правитель в 1614 г. лично возглавил матарамские войска и совершил с ними глубокий рейд на Восточную Яву. Войска Агунга дошли до Балийского пролива и захватили огромную добычу. Рейд оказался неожиданным для восточнояван-ских правителей. Только в конце 1614 г., когда войска Агунга уже возвращались назад, князья Сурабаи и Мадуры сумели организовать погоню, которая настигла матарамцев у реки Брантас. Укрыв трофеи за рекой, Агунг выступил навстречу преследователям и нанес им такое поражение, что они в панике бежали. Развивая успех, Агунг в следующем году осадил и взял штурмом Вирасабу — важную восточнояванскую крепость на реке Брантас [132, с. 107; 134, с. 30–32].

Военные действия еще не закончились, когда к матарамскому двору прибыло первое голландское посольство во главе с Каспаром ван Цурком. Агунг гордо заявил послам: «Можете свободно торговать в моей стране, не платя никаких пошлин. Я не купец, как правители Бантама и Сурабаи, которые боятся вашей конкуренции» [107, с. 105]. В дальнейших компаниях голландский флот не раз поддерживал войска Агунга, а новый голландский посол Стевен Дуне, прибывший в Матарам в мае 1615 г., привез Агунгу в подарок 4 пушки [209, с. 38].

Примерно в это же время в Матараме верховный визирь Арья Мандура (выходец из мелких феодалов) вступил в конфликт с князем Паджанга, представителем старого правящего клана Явы. Арья Мандура добился отстранения князя Паджанга от власти над своим уделом. Тот, однако, не подчинился этому решению и, подняв восстание в Паджанге, призвал на помощь князя Сурабаи Сапанджанга и правителя Мадуры. В конце 1615 г. сурабайские и мадурские войска соединились в северояванском порту Ласем и отсюда начали наступление на Матарам. Но прежде чем они успели соединиться с князем Паджанга, Агунг разгромил этого мятежного феодала. Пад-жанг был взят и сровнен с землей. Жители были угнаны в Матарам, там их превратили в государственных рабов. Вскоре после этого Агунг отнял ряд высших административных постов у родовитых феодалов и отдал их военным. Сурабайцы и мадурцы вступили на территорию Паджанга, когда восстание уже было подавлено. У паджангского города Силаван Агунг преградил им путь и нанес восточнояванским союзникам тяжелое поражение [134, с. 35; 215, т. I, с. 155].

В конце 1616 г. войска Агунга при поддержке голландского флота взяли и разграбили Ласем. Но в следующем году отношения Матарама с голландской Компанией резко ухудшились из за вызывающего поведения голландского резидента. Поэтому матарамские власти тепло встретили английское посольство, прибывшее в Джапару в 1617 г., и разрешили ему развернуть здесь деятельность своей фактории. В 1618 г. конфликт с голландцами обострился до такой степени, что Агунг приказал захватить голландскую факторию в Джапаре, а ее персонал арестовать и вывезти во внутренние районы Матарама. В ответ на это Кун, как уже отмечалось, дважды — в 1618 и 1619 гг. — разгромил Джапару и стал ориентироваться на союз с князем Сурабаи и враждебным Агунгу правителем Бали Деви Агунгом, который в 1616 г. подчинил своей власти восточнояванские княжества Баламбанган и Пануракан. Кун вновь открыл голландскую факторию в Гресике, находившемся под властью Сурабаи, и обещал князю Сапанджангу военную помощь [158, с. 216; 209, с. 37–39; 215, т. I, с. 153].

Тем временем Агунг продолжал свое наступление на Восточной Яве. В 1617 г. пала столица княжества Пасуруан, а князь Пасуруана бежал в Сурабаю. В 1619 г. Агунг осадил главный порт Восточной Явы — Тубан. Сурабая и Мадура не смогли оказать тубанцам существенной поддержки. Тубан был взят штурмом и сильно разрушен, после чего он навсегда потерял свое прежнее значение.

В 1620 г. Агунг начинает серию походов непосредственно против Сурабаи. Первые две компании — в 1620 и 1621 гг. — кончились для него неудачно, потому что голландские корабли крейсировали вдоль Восточной Явы и прикрывали Сурабаю и Мадуру от нападения с моря. Тогда Агунг решил вступить в новые переговоры с голландской Ост-Индской компанией. Он освободил часть арестованных голландцев и в июне 1622 г. направил в Батавию посольство во главе с регентом (правителем) Тегала. Регент Тегала от имени Агунга предложил Куну военный союз против общего врага — Бантама. Куна и руководство Компании в Батавии, однако, не устраивал полный разгром Бантама. Они нуждались в нем, как в некоем противовесе растущей силе державы Агунга. Тем не менее они направили к Агунгу посольство во главе с Хендриком де Хааном, которое прибыло в столицу Матарама Карту 11 августа 1622 г. Военный союз против Бантама заключен не был, и все же Агунг в одностороннем порядке обещал поддержать Батавию, в случае если на нее нападет Бантам, и передал де Хаану для вручения Куну свой личный крис. Матарам обязался бесперебойно поставлять в Батавию рис, а голландцы обещали больше не оказывать поддержки Сурабае и Мадуре [134, с. 78; 158, с. 241; 242, с. 157].

Теперь Агунг смог обрушиться на южнокалимантанское княжество Сукадану, вассала Сурабаи. После завоевания Сукаданы (правительница которой была увезена в Матарам) флот Агунга вернулся на Яву и атаковал Гресик, который был взят и разрушен в том же, 1622 г. В 1623 г. флот Агунга появился у берегов Суматры. Князья Джамби и Палембанга на Южной Суматре поспешили признать себя вассалами Матарама. Вассалом Агунга признало себя и княжество Чиребон на Западной Яве. В 1624 г. матарамские морские силы атаковали Мадуру. Князья Сампанга, Бангкалана и Суменепа, союзники Сурабаи, выступили на защиту своего острова, но потерпели тяжелое поражение. Правящие семьи Мадуры были истреблены либо вывезены в Матарам. Агунг оставил на Мадуре только князя Сампанга, которого он объявил своим наместником на острове. Реальная власть, однако, находилась в руках приставленного к наместнику матарамского губернатора. Воодушевленный этими успехами Агунг принял в 1624 г. титул сусухунан — «тот, кому все покоряются» [158, с. 216; 209, с. 39–40; 263, с. 129].

В конце 1624 г. началась осада Сурабаи. С суши ее осаждала 100-тысячная армия Агунга. Крейсировавшие в Мадурском проливе голландские корабли препятствовали подвозу продовольствия в город по морю. Агунг не мог взять сильное укрепленную Сурабаю штурмом, поэтому он решил взять город измором. Положение стало критическим, когда войска Агунга отвели реку, снабжавшую город водой. От голода и эпидемий в 1625 г. большая часть жителей Сурабаи умерла. Тогда старый, ослепший князь Сурабаи Сапанджанг решил капитулировать. Агунг сохранил ему жизнь и оставил доживать век в Сурабае. Но у его династии была отнята даже номинальная власть над этим обширным княжеством. Сын Сапанджанга, Пангеран Пекик, был увезен в Матарам. Здесь Агунг выдал за него замуж свою сестру, но, так же как и другие представители старой знати, пангеран Пекик был обязан постоянно жить в столице Матарама [134, с. 93; 158, с. 216; 263, с. 129].

В следующем году, угрожая применением силы, Агунг заставил князя-«папу» Гири признать сюзеренитет Матарама, ав 1627 г. он напал на последнее независимое княжество Центральной Явы — Пати. Князь Пати за три года до этого отсрочил нападение, заключив с Матарамом династический брак. Но теперь пришел и его черед. Он тщетно пытался найти опору в оппозиционных кругах при Матарамском дворе и поднять восстание в северных округах Явы. Агунг лично повел войско против Пати. Защитники Пати сражались до последнего. 20 тыс. воинов Пати пало в бою. Овладев городом, разъяренный Агунг приказал перебить все мужское население, включая пангерана и его семью. В 1627 г. процесс «собирания земель» Агунгом был в основном закончен. За пределами его владений остались только Бантам, Батавия и крайний восток Явы, находившийся под контролем Бали [158, с. 216; 209, с. 42].

Государство Матарам, как оно сложилось к тому времени, при Агунге состояло из трех зон, более или менее традиционных для всех яванских крупных государств. Первая зона — Негара или Негара Агунг, ядро державы, домен сусухунана; вторая зона — Манча Негара (Внешние провинции) делилась на северные, прибрежные — Пасисиран и провинции, лежащие к западу и востоку от домена; третья зона — Бангветан (Мадура и крайний восток Явы, который был окончательно завоеван только к концу правления Агунга).

Первая зона находилась под непосредственным управлением сусухунана, во главе провинций второй зоны стояли ближайшие родственники сусухунана, во главе провинций третьей зоны — потомки старых правящих фамилий завоеванных княжеств. До и после Агунга (например, в конце XVII–XVIII в.) власть этих вассальных князей второй и третьей зоны была весьма велика, и они не раз выступали в качестве конкурентов по отношению к верховному правителю. Но при Агунге уровень централизации Матарама был гораздо выше, чем когда-нибудь прежде на Яве. При нем начало складываться государство нового для этой области типа, феодальная деспотия, подобная сложившейся примерно в это же время феодальной деспотии Прасат Тонгов в Сиаме.

Голландский историк Бернард Влекке не случайно сравнивал Агунга с Иваном Грозным [262, с. 93]. В деятельности обоих этих монархов террор против крупных феодалов играл весьма значительную роль. При Агунге все князья, номинальные главы провинций (бывших независимых княжеств), обязаны были жить только в столице и несколько раз в неделю являться на прием к сусухунану. Отсутствие на аудиенции было достаточным основанием для смертного приговора. Реальное управление Внешними провинциями осуществляли «заместители» этих принцев — присланные из центра губернаторы, люди незнатного рода. Каждый крупный феодал и чиновник получал в кормление определенное число деревень, но фискальный аппарат был отделен от других органов власти. В каждой податной единице существовали два сборщика налогов (два — для взаимного контроля), подчиненные непосредственно центру. Личная армия сусухунана, собиравшаяся на землях домена, была отделена от военных контингентов провинций, но каждый губернатор имел право вооружить только строго определенное число людей. Все административные должности были ненаследственными. Хотя, как правило, сусухунан за определенную мзду назначал на пост умершего чиновника одного из его сыновей, любой достаточно богатый человек мог перекупить эту должность. Для усиления контроля над провинциями во главе каждой группы провинций стояли два специальных комиссара с собственным контрольным аппаратом. Наконец, при Агунге был создан мощный корпус тайной полиции. Несколько тысяч ее агентов постоянно перемещались из одной местности в другую, изучая настроения населения. Они обладали огромными полномочиями, могли войти в любой дом или дворец и арестовать любого, на кого пало подозрение [106, с. 11–15; 158, с. 179–180; 263, с. 151–153; 280, с. 92–93].