Вероника сидела на коленях у Джима на заднем сиденье и возилась с его ширинкой, но что произошло, когда Вероника ее расстегнула, он забыл. Скорее всего, ничего. У него не вставало уже две недели, и все из-за депрессии.
Яблоневый сад Думского находился по ту сторону Золотого Холма. На дорогу у них ушло минут двадцать — так часто они попадали на красный свет. Потом автомобиль выехал на шоссе, и в свете фар по обеим сторонам дороги замелькали деревья. Джим все ждал, когда начнутся галлюцинации, но ничего не происходило. А может быть, эта окружающая его жизнь — одна сплошная галлюцинация?
Боб притормозил, но недостаточно быстро, поэтому они проскочили поворот к Думскому. Когда Боб подал машину назад и, развернувшись, покатил по грунтовой дороге, Санди предложила:
— А не выключить ли радио? Оно так громко орет, что и мертвого разбудит!
Но все дружно запротестовали, потому что Дилан как раз в этот момент пел «Улицу Запустения». Сошлись на том, чтобы убавить звук. Как только песня закончилась, Боб выключил приемник, а секунду спустя — и фары. Лунного света, льющегося сквозь тонкие облака и в просветы между ними, вполне хватало, чтобы осветить им дорогу.
Машина медленно свернула с темного проселка и остановилась перед воротами в изгороди из колючей проволоки.
ГЛАВА 11
Надо сказать, Джим немногое помнил из того, что случилось после их отъезда из кинотеатра. Подробности ему сообщил Боб Пеллегрино, который не так накачался спиртным и наркотиками, как остальные, поскольку сидел за рулем.
Сарай зловеще чернел неподалеку от ворот. Если Думский сейчас там, то либо уже спит, либо плотно закрыл ставни. Ротвейлера не было ни видно, ни слышно. Что касается цели — сортира, то он находился футах в восьмидесяти от сарая, слева от них, то есть в некотором отдалении от дома, теперь напоминавшего могильный холм.
Все дружно вывалились из машины. Боб предостерегающе приложил палец к губам, но Косяк громко хлопнул дверцей и помчался к кустам у забора. Через некоторое время тишину нарушили не самые приятные для уха звуки — беднягу просто выворачивало наизнанку. И словно в ответ из тьмы по ту сторону изгороди донеслось глухое рычание.
Лихорадочно пошарив несколько секунд глазами во мраке, они увидели за воротами громадного пса. То, что он только рычал и едва вырисовывался в ночи, делало его еще страшнее. Пеллегрино, бормоча: «Ну вот, собачка! Хорошая собачка!» — медленно приблизился к нему и, подойдя к воротам, перекинул через них припасенный гамбургер. Через несколько секунд Боб обернулся и прошептал: «Готово, сожрал».
Санди Мелтон, кстати, добавила в гамбургер еще и ЛСД, а потом приставала ко всем с одним и тем же вопросом: интересно, какие галлюцинации будут у собаки? Джим вспомнил это позже, а в тот момент ему стало вдруг очень смешно. Пес глухо зарычал, но затем, спотыкаясь, побрел прочь. Не пройдя и тридцати футов, ротвейлер свалился.
Створки ворот связывала тяжелая цепь, скрепленная большим замком. Джим перелез через ворота, затем помог перебраться Пеллегрино, а потом они вдвоем подстраховали Сэма Выжака и Стива Ларсена.
— Мать честная! — ахнул Сэм. — А сарай-то только что превратился в замок! Весь из стекла и бриллиантов, так и мерцает при луне!
У Джима зрительных галлюцинаций не было, зато он чувствовал себя так, словно ноги у него вытянулись, как у героя сказки о семимильных сапогах, и теперь он мог добраться до сортира, сделав всего один шаг. Однако вместо того, чтобы шагать, пришлось отвлечься: девушки отказались лезть через ворота.
— Надо о Косяке позаботиться, — сказала Санди Мелтон, — наверняка придется улепетывать, так не оставлять же его в канаве у забора!
— Ты права, — согласился Боб. — Ладно. Дело это не займет много времени, да вы нам ни к чему. Посадите Косяка в машину.
Они осторожно, стараясь не производить лишнего шума, направились по усыпанной гравием дорожке, что вела когда-то к дому. Не доходя до него, свернули, ориентируясь на вонь нужника. Тут на помощь им пришла выглянувшая из-за туч луна, и в ее неярком свете можно было разглядеть даже вырезанный на двери полумесяц.
Джим заплетающимся языком высказался по поводу того, что Боб, Сэм и Стив тоже добрались до уборной, сделав один шаг. Неужели у них тоже удлинились ноги? И тут Боб спохватился:
— А где Сэм?
Оказалось, что Выжак застрял на полпути между воротами и сортиром, он не мог отвести взгляда от сарая. Но кто тогда все время держался рядом с Джимом?
— Ладно, — решил Боб. — Без него обойдемся. Надо только не забыть захватить парня с собой, когда пойдем обратно.
Они зашли с северной стороны сортира и принялись втроем толкать его. Строение раскачивалось взад-вперед, оставаясь на месте.
— Черт, а эта штука тяжелая! — заметил Стив. — Надо ее расшатать, а потом навалиться что есть мочи!
Наконец нужник опрокинулся, и одновременно с этим послышатся крик, а затем грохнул выстрел. Дробь рассекла листву ближнего дерева, Стив завопил и бросился бежать, а Пеллегрино, упав навзничь, толкнул Джима. Спустя мгновение оба они ногами вперед въехали в выгребную яму.
Дробовик загремел снова. До Джима слабо донесся визг девчонок, но Стив Ларсен больше не орал. После мгновения тишины послышалось рычание, и к ним в яму свалилась собака. Она плюхнулась прямо перед Джимом и Бобом, окатила зловонной жижей их головы и открытые рты, мгновенно погрузившись в экскременты, выскочила наверх, как пробка, и начала барахтаться.
Джим коснулся носками дна ямы — он надеялся, что это дно, — и теперь над жижей торчала его голова, Боб тоже сидел по самую шею. Но обезумевшая собака задела его, и он едва удержался, чтобы не нырнуть.
Позже Джим узнал, что ротвейлер довольно быстро очухался от наркотиков и прибежал к яме, куда то ли упал, то ли прыгнул.
Теперь им с Бобом приходилось из последних сил отбиваться от пса — мощные челюсти могли сдавить с шестисотфунтовой силой, а передние лапы, которыми он колотил, — поцарапать. Собравшись с силами, собака могла даже утопить их благодаря своей тяжести. Контролировать ситуацию едва ли получалось, поскольку лунный свет в яму не проникал, а глаза им залепило жижей. Потом Боба стошнило, а затем и Джима тоже вывернуло наизнанку. Хуже им от этого не стало — хуже быть уже просто не могло — но им все труднее удавалось уворачиваться от собаки, одновременно извергая из себя содержимое собственных желудков.
Наконец Джиму удалось схватить пса за уши, и он в исступлении погрузил его с головой в жижу. В этот миг сверху сверкнул фонарик, и надтреснутый старческий голос заорал:
— Оставь пса в покое, не то пристрелю! Не трожь его, ты...! — и Думский перешел на польский.
— Не стреляйте, Бога ради! — крикнул Джим и отпустил пса. Тот выплыл, рыча и отфыркиваясь, но нападать на него больше не стал, а принялся бешено работать лапами, чтобы остаться на поверхности.
— Чертов дурак! — завопил Боб. — Ты ведь и собаку тоже убьешь!
Судьба ротвейлера мало волновала Пеллегрино, но у него хватило ума сообразить, что Думский вряд ли понимает, что может натворить выстрел из дробовика с теми, кто находится в этой тесной дыре.
— Не уходите пока! — предупредил Думский. — Я сейчас вернусь.
— Ну, разумеется, только ты нас и видел, — съязвил Боб и не удержался от стона: — Господи, ну и вляпались!
Казалось, Думский не возвращался очень долго, хотя, возможно, прошло не больше двух минут. Пыхтя и тяжело дыша, старик опустился на колени рядом с ямой. Потом что-то слегка задело Джима по лицу — веревка!
Вдали, но все же достаточно громко, перекрывая крики девушек, послышался вой сирены — сюда ехала полиция.
— Обвяжите собаку веревкой! — потребовал Думский.
— А мы? — завопил Боб.
— Сначала собаку!
— Да ты в своем уме? — выкрикнул Джим. — Как мы это сделаем? Он же нам руки откусит!
— Вытащи нас отсюда! — продолжил Пеллегрино. — Мне дышать нечем! Я задохнусь здесь! Говорят тебе, я умру, если не выберусь отсюда сию минуту!
— Так вам, засранцам, и надо. Обвязывайте собаку, тогда, может, и подумаю насчет вас.
— Мы подохнем тут! — взревел Боб и поперхнулся — животное забарахталось, и экскременты попали ему в рот.
— Обвязывайте собаку! — завопил в ответ старик. — Да побыстрей с этим, а не то уйду, и подыхайте здесь!
Тем временем сирена, завывавшая уже совсем близко, смолкла. Хлопнула дверца машины, и мужской голос что-то прокричал. Думский, не долго думая, скрылся в темноте.
Снова прошла целая вечность. Потом Джим услышал приближающиеся голоса: судя по всему, Думский отпер ворота и впустил полицейских. Никогда еще Джим так не радовался появлению копов. Лишь бы вылезти из ямы — а там будь что будет.
Мощный фонарь осветил яму. Давясь от смеха, патрульный позвал:
— Бога ради, Пит, иди сюда! Такого ты еще не видал!
— Вот это да, ребята, вы по уши в дерьме!
Полицейские ушли и после очередного долгого промежутка времени вернулись вместе с лестницей и Думским. Как только лестница была опущена в яму, Джим и Боб попытались вылезти, но собака барахталась между ними и лестницей, не пуская их к ней.
— Надо вытащить собаку, а если парни вылезут первыми, кто же обвяжет ее веревкой? — Думский продолжал настаивать на своем.
— Мы туда не полезем, — заявил полицейский. — Можешь спуститься и обвязать ее сам. Но сначала выберутся мальчишки.
Лестницу переместили на другую сторону ямы. Джим так ослаб, что его руки скользили, когда он цеплялся за перекладины. Полицейские ему помогать не стали. Следом выкарабкался Боб и затем лег, тяжело дыша, рядом с ним. Думский, ворча, полез вниз по лестнице, которую снова переставили поближе к собаке, собираясь обвязать ее веревкой. Полицейские начали тащить ротвейлера, но тот, не успев и наполовину вылезти из ямы, попытался укусить одного из них. Веревку тут же отпустили. Думский заорал, потому что собака, падая, окатила его с головой. Наконец пса вытянули, Думский выбрался на поверхность одновременно с ним и сразу же потащил животное к сараю, где начал мыть его из шланга. Ротвейлер взвыл под струей холодной воды.
— Идите-ка тоже под шланг, — велел им полицейский по имени Пит. — Таких вонючих мы в патрульную машину ни за что не посадим.
Что касается остальной компании, то Сэм все еще пребывал в трансе: сарай казался ему Изумрудным Городом из страны Оз. В свете фар полицейской машины, стоявшей у сарая, сиротливой кучкой жались друг к другу девчонки. Стив, как видно, убежал, а Косяк так и остался в зарослях у изгороди.
Пит сходил к машине и вызвал по радио подкрепление, а его напарник, Билл, погнал Боба с Джимом под струю из шланга. Неожиданно пес кинулся на своего хозяина. Ночные события, наркотики и негодование на холодный душ совсем его запутали. А может быть, он отлично понимал, на кого нападает, так как просто не любил старика и сейчас решил посчитаться за все.
Так или иначе, ротвейлер повалил Думского и впился клыками в левую руку, сквозь рукав пиджака проступила кровь. Старик завопил. Полицейские, не сумев оттащить собаку, пристрелили ее. Думский, не долго думая, с отчаянным криком набросился на копов. В результате им пришлось надеть на него наручники. Затем Пит вызвал «скорую», а Билл начал поливать из шланга Джима и Боба. Мальчишки, приплясывая, пытались увернуться от струи.
— У нас же пневмония будет! — кричал Пеллегрино.
— Вам повезет, если отделаетесь только этим, — сказал Пит.
ГЛАВА 12
— В хорошую историю ты нас втравил, — сказал Эрик Гримсон.
— Джим, как ты мог? — тихо вымолвила мать.
Джим едва удержался, чтобы не ответить: «Запросто» . Он сидел, кутаясь в одеяло, на заднем сиденье их «шевроле» 1968 года. С тех пор как полицейский окатил Джима холодной водой, его не переставала бить дрожь, а папаша из вредности отказался включить отопление. Хотя Джим раз десять прополоскал себе рот в здании суда, во рту по-прежнему стоял вкус экскрементов. Да, как тут не поверить, что жизнь — дерьмо.
— Повезло тебе, что дядька Сэма — ночной судья, — ворчал Эрик. — Не то оказался бы в тюрьме. С тех пор как тебе стукнуло двенадцать, я точно знал — загремишь ты туда!
— Пожалуйста, Эрик, — тихо попросила Ева. — Не говори так.
Они ехали по пустынным улицам, мимо домов, что глядели на них темными окнами. Хэллоуин давно кончился, и все улеглись спать, хотя в этом районе мало кому надо утром вставать на работу.
С момента приезда полицейских к Думскому и до освобождения Джима под ответственность родителей прошло несколько часов. Сначала Джима и его друзей обыскали, затем велели по очереди дышать в трубочку. Экзамена на трезвость не сдал никто. Зачитав права, полицейские надели на них наручники, потом запихнули в две патрульные машины и отвезли в участок. Испытания продолжались: их препроводили в какую-то комнату, где взяли на анализ кровь и мочу. У Джима все плыло перед глазами, но он все же сообразил, что в крови у него наверняка есть следы наркотиков. Следующий час пришлось провести в камере, в ожидании судебного разбирательства.
Присутствующие в зале суда родители правонарушителей украдкой обменивались взглядами. Мать Джима плакала, и слезы капали на четки из розового дерева, которые она перебирала. А Эрик сидел с угрожающим видом, еле сдерживая себя.
Судья Выжак оказался высохшим лысым стариком с узким лицом, большим крючковатым носом, покрытым сеткой лопнувших сосудов. В дополнение к этому тощая шея, покрасневшие от виски глаза, черная мантия и сутулые плечи завершали облик настоящего стервятника. Однако, подумал Джим, судья скорее чувствовал себя канарейкой, увидевшей кошку. Против его племянника выдвигались несколько серьезных обвинений: нарушение границ частного владения, уничтожение частной собственности, пьянство, употребление наркотиков и так далее. Сэма также могли обвинить в пособничестве членовредительству, а если Думский умрет — судить как участника убийства. Все вышеперечисленные статьи — не шутка. Судья Выжак не мог просто так отпустить племянника и остальных длинноволосых выродков. Но если они получат по заслугам, обожаемая невестка миссис Выжак свернет ему шею, причем в буквальном смысле слова. От рук решительной женщины его спасло то обстоятельство, что все обвиняемые в правонарушениях были несовершеннолетними, это давало судье временную лазейку. Он прочел им суровую нотацию и отпустил под ответственность родителей.
По крайней мере, думал Джим, в число обвинений не входили хранение наркотиков и алкогольных напитков. Девчонки — молодцы, как только услышали вдалеке сирену, живо избавились от бутылок и капсул. Санди Мелтон обыскала Сэма Выжака и найденные таблетки закинула в заросли. Джим никогда не носил в карманах никаких наркотиков, а Боб Пеллегрино выбросил свои, еще находясь в сортирной яме.
Машина въехала на заляпанную маслом гравиевую дорожку к дому.
— «Дом, родимый дом», — язвительно процитировал песенку Эрик Гримсон. — Что за семейка: безработный крановщик, богомолка-католичка, убирающая за богачами дерьмо, и никчемный хиппи, чокнутый тупица. Ладно, я еще стерпел бы рядом с собой тупицу, не будь он вдобавок чокнутым, и мог бы спокойно отнестись к чокнутому, не будь он еще и тупицей. Тюрьма — лучшее для него место. А эта смазливая дурочка, сестра его, родила двух ублюдков неизвестно от кого и теперь сожительствует с придурком, который в отцы ей годится. Этот мерзавец зарабатывает на жизнь гаданием по руке и чайной заварке да составлением астрологических таблиц! Живем в каком-то сарае, который в один прекрасный день провалится в Китай, туда ему, впрочем, и дорога! Ну, что я такого сделал, Господи?
— Богу до таких ничтожеств, как мы, дела нет. — Джим вылез из машины и с силой захлопнул дверцу.
— Джим! — не выдержала мать. — Зачем кощунствовать? Все и так достаточно плохо.
— Так ведь этот мерзавец, кроме сквернословия, ничего не знает! — заорал Эрик. — Ну почему, черт возьми, он не оказался в числе твоих выкидышей?
— Прошу тебя, Эрик, тише, — умоляющим тоном произнесла Ева, — ты разбудишь соседей.
— Разбужу? Ну и что из этого? Все равно они прочтут о твоем сыночке в газетах и все про нас узнают! Хотя, можно подумать, им ничего не известно...
Джим открыл дверь, а отец тем временем напустился на Еву — почему не проверила, уходя, все ли окна и двери заперты.
— Какая разница? — Джим криво усмехнулся. — Что у нас воровать?
Отец ринулся следом за ним и схватил его за плечо. Джим рванулся и взбежал по лестнице, оставив в руках отца одеяло.
— Может, у меня и было бы что воровать, — прокричал ему вслед Эрик, — если б не вы с матерью!
Джим поспешно заперся в ванной. Сначала он почистил зубы с солью и содой, взяв их из ржавого шкафчика над раковиной. Потом вычистил ногти, снял с себя мокрую одежду. Тем временем отец не на шутку разошелся: он орал, то и дело колотя в дверь кулаками. А Джим с удовольствием забрался под обжигающий душ. Прошло много времени, прежде чем он почувствовал себя чистым. Это наверняка еще больше обозлит отца — он так любит рассуждать об экономии воды и газа и, конечного том, какой грязнуля его сын.
Горячая вода сменилась теплой, но несмотря на это Джим все еще чувствовал пылающий у него внутри жар. Еще немного, и он засветится в темноте. Все сегодня шло вкривь и вкось — да и почти каждый день так бывало. Вкривь и вкось? — это еще мягко сказано. Скорее, одно унижение за другим. Позор за позором, провал за провалом.
Джиму не хотелось покидать влажный туман ванной комнаты. Как только он выйдет, к нему тут же прицепится отец. И на этот раз Джим определенно врежет папаше, независимо от того, ударит Эрик первым или нет. Так хочет, требует красное облако, сгущающееся у него внутри.
Гримсона-старшего снаружи не оказалось. Из кухни вместе с запахом кофе доносились голоса. Отец заметно сбавил тон, а голоса матери почти не было слышно. Может, старик успокоился, хотя подобное можно отнести к разряду маловероятных вещей.
Голый, прижимая к груди сырую одежду, Джим поспешно направился к себе в комнату. Закрыв за собой дверь, он швырнул одежду на гГол и не успел снять с крючка пижаму, как за его спиной раздался грохот. Резко обернувшись, он увидел отца. Эрик сжимал кулаки.
— Оденься немедленно! — рявкнул он — Стыда у тебя нет!
От несправедливости оскорбления — в конце концов, отец же сам ворвался к нему без разрешения — облако гнева внутри Джима сжалось до размеров крошечного раскаленного шарика. Еще немного — и страшной силы взрыв унесет с собой Эрика Гримсона.
— С этой минуты все пойдет по-другому! — орал отец. — Либо подчиняйся, либо проваливай! А первым делом...
Он дико повел глазами вокруг, потом выхватил из заднего кармана складной нож, открыл его и принялся кромсать плакаты. Не успел Джим и рта открыть, как от «Лихих Эскимосов» остались одни клочья, и теперь Эрик атаковал изображение Кейта Муна.