Филип Хосе Фармер. Многоярусный мир: Ярость рыжего орка. Лавалитовый мир. Больше чем огонь.
Серия «Золотая библиотека фантастики»
основана в 1999 году
Philip Jose Farmer
THE WORLD OF TIERS
RED ORC'S RAGE
THE LAVALITE WORLD
MORE THAN FIRE
Перевод с английского В.А. Федорова
Серийное оформление А.А. Кудрявцева
Художник М.Н. Калинкин
Печатается с разрешения автора и его литературного агента
Ralph M.Vicinanza Ltd. с/о Toymania LLC.
Подписано в печать 5.02.04. Формат 84х1081/32.
Усл. печ. л. 37,8. Доп. тираж 3000 экз. Заказ № 3360.
Ярость рыжего орка.
ГЛАВА 1
Джим Гримсон никогда не намеревался съесть яйца своего отца. Не предполагал он и заниматься любовью с двадцатью своими сестрами, а также предвидеть, что однажды, несясь на белом «Скакуне II», спасет свою мать от гибели.
Отец часто обзывал его болваном, судя по всему, и учителя разделяли это мнение, однако Джим отличался изрядной начитанностью. Ему, например, была известна современная теория о том, как предположительно возникла Вселенная. Сначала существовало только Первичное Ядро, за пределами которого не было ничего, даже космоса. Будущая Вселенная, созвездия, галактики и так далее помещались в сфере размером с его глазное яблоко. Постепенно эта сфера сжималась и нагревалась, пока не стала настолько раскаленной и плотной, что взорвалась и разлетелась на куски. Вышеописанное событие получило название — «Большой Взрыв». Много времени спустя разлетевшаяся материя превратилась в звезды, планеты и в конце концов — в жизнь на Земле.
Однако сильному нагреву и сжатию можно подвергнуть не только материю, точно так же можно поступить с душой. А потом — БАБАХ!
Меньше месяца тому назад Джим неохотно переступил порог психиатрического отделения больницы «Веллингтон» в Бельмонт-Сити, округ Тари, штат Огайо. Затем он стал, помимо всего прочего, Владыкой в нескольких вселенных, еще в одной — рабом, а в остальных — неприкаянным скитальцем.
Что касается настоящего момента, то он снова находился на своей родной Земле, в той же самой больнице и расхаживал взад-вперед по запертой палате, холодея от горя и сгорая от ярости.
Психиатр Джима, доктор Порсена, заявил, что путешествия Джима в иные миры происходят лишь в воображении. Но это вовсе не значит, что они нереальны! Разве мысли являются призраками? Они реальны — так же, как и все остальное.
Сам Джим нисколько не сомневался, что все пережитое им во множестве вселенных столь же реально, как та боль, которую он испытал не так давно, треснув кулаком по стене своей спальни. И разве его исполосованной в кровь спины недостаточно, чтобы избавиться от всех сомнений, которые может вызвать его рассказ? Однако доктор Порсена, ученый, рационалист и поборник здравого смысла, объяснил все загадочные явления с помощью убедительной логики. Джиму вообще-то нравился доктор. Но в данный момент он его ненавидел.
ГЛАВА 2
— ...все другие пациенты, — продолжал доктор Порсена, — уже перепробовали несколько видов лечения. И улучшения не наступило. Разумеется, частично это можно приписать враждебному отношению к любой психотерапии.
— Как гласит древняя китайская пословица, — заметил Джим Гримсон, — «надо быть чокнутым, чтобы обратиться к психиатру». А еще в Поднебесной говорят: «Безумие — это вовсе не старческий маразм».
Роберт Порсена, доктор медицины, дипломированный психиатр, заведующий психиатрическим отделением больницы «Веллингтон», слегка улыбнулсй. Наверняка он подумал: «Еще один умник на мою голову. Сто раз уже слышал эти цитаты со стен в туалете. Тоже мне, «пословицы Поднебесной»! Этот сопляк пытается произвести впечатление, доказать, что он не просто очередной обколовшийся тип с поехавшей крышей».
С другой стороны, возможно, доктору ничего подобного в голову и не приходило. Разве можно определить, что происходит под маской этого красивого лица — точно таким же обладал Юлий Цезарь (если верить его бюсту в кабинете доктора), за исключением черных усов и стильной прически и улыбки. Доктор, надо сказать, часто улыбался. Его пронзительные голубые глаза напомнили Джиму о песне Болванщика из книжки Льюиса Кэрролла про Алису: «Ты мигаешь, филин мой! Я не знаю, что с тобой! Высоко же ты над нами, как поднос под небесами!»
Подростки, лечившиеся у Порсены, говорили, что он настоящий колдун, обладающий властью над магическими силами и какими-то непонятными духами.
Доктор собирался что-то сказать, но его прервал звонок интеркома, расположившегося рядом с лампой. Порсена нажал клавишу и раздраженно произнес:
— Винни, я же просил! Никаких звонков!
Но у Винни, красивой чернокожей секретарши, сидевшей за столом по другую сторону стены, очевидно, на этот счет было другое мнение.
— Извини, парень, — доктор развел руками. — Это займет не больше минуты.
Джим почти не прислушивался к разговору — он смотрел в окно, загороженное, как и все окна здесь, железной решеткой с толстыми прутьями. Психиатрическое отделение и кабинет Порсены помещались на третьем этаже. Сквозь просветы между домами Джим видел верхушки зданий на набережной реки Тари, которая милей южнее впадает в реку Махонинг. Он также разглядел шпили церквей святого Фобиана и святого Стефана. Вероятно, мать сегодня пойдет к утренней мессе. Утро — единственное время, когда у нее есть возможность посещать церковь, ведь она работает на двух работах, частично из-за него, Джима. Пожар уничтожил все, кроме портрета дедушки, который успели вынести из дома. А теперь родители переехали в относительно дешевую меблированную квартиру за несколько кварталов от старого дома, с точки зрения Эрика Гримсона, слишком близко к району, населенному венграми. Подобная неблагодарность свойственна его отцу. Родственники Евы — а фактически вся мадьярская община — собрали деньги, чтобы помочь их семье, оказавшейся в столь бедственном положении. Это был примечательный факт, потому что благотворительная деятельность за последние несколько лет заметно утихла из-за экономического кризиса в районе Янгстауна.
В свое время у Гримсонов не хватило средств на страховой полис, который покрывал бы все убытки, связанные с ущербом, причиненным их собственности. И хотя от пожара дом застраховали, страховкой не предусматривалась выплата, если пожар произошел в результате стихийного бедствия. А имело оно место или нет, еще не установили.
Разумеется, Эрик Гримсон не мог позволить себе адвоката, но один из кузенов Евы, юрист, взялся вести это дело. Если он выиграет, то десять процентов от выплаченной страховки принадлежат ему, а если проиграет, то ничего не получит. Это участие в деле было тоже своеобразным пожертвованием — не столько из клановой солидарности, сколько из жалости к двоюродной сестре. То обстоятельство, что она вышла замуж не за мадьяра, который к тому же оказался нищим лодырем и бывшим протестантом, а ныне — атеистом, само по себе скверно. Но потерять дом, все имущество и вдобавок иметь сына-психа... Хоть он и адвокат, но у него доброе сердце.
Лечение Джима обеспечивала медицинская страховка, но квартальные взносы по ней были очень высокими. Чтобы выплачивать их, Ева Гримсон взяла еще одну работу. Оба раза, когда мать навещала Джима, она выглядела очень усталой, исхудавшей, с глазами, обведенными черными кругами. Джим почувствовал себя таким виноватым, что предложил бросить лечение. Но мать на это не согласилась. Ведь перед ее сыном стоит выбор — пройти курс лечения или сесть в тюрьму. Окружной прокурор намеревался судить его как совершеннолетнего, что означало бы более суровый приговор. Ева готова на все, лишь бы не допустить судебного разбирательства. Кроме того — хотя мать этого и не сказала — она нисколько не сомневалась, что Джим на самом деле сумасшедший и останется таким, если в его судьбу не вмешается психиатр.
Отец его не навещал — и Джим вовсе не хотел его видеть. Эрик стыдится того, что у него «чокнутый» сын. Люди могут подумать, будто у Гримсонов, черт побери, это наследственная болезнь. Может, это касается Евы — ведь все венгры сумасшедшие.
На самом деле Джиму очень повезло, что его так быстро поместили в клинику. Из-за нехватки фондов в районе средства на лечение лиц с психическими расстройствами здорово сократили, так что ему полагалось оказаться в хвосте длинной очереди ожидающих. Почему он попал в разряд избранных? Наверняка тут использовал свое влияние дядя Сэма Выжака, судья. А может, и кузен-адвокат немного постарался. И хотя доктор Порсена не скажет ни слова о том, как Гримсону удалось перескочить через головы остальных, он, возможно, тоже приложил к этому руку. У Джима сложилось впечатление, что психиатр считал его случай очень интересным из-за той старой истории со стигматами и галлюцинациями. Но, скорее всего, он чересчур много о себе вообразил. Подумаешь, еще одна бестолочь из семьи «синих воротничков», беспородный тупоголовый венгр-панк.
Доктор Порсена наконец положил трубку.
— Итак, я предлагаю тебе — и учти, здесь, в клинике, не применяется никакого давления или принуждения — сразу попробовать тот метод лечения, в котором мы добились больших успехов.
Говорил доктор Порсена очень быстро, но четко. Его речь отличалась почти полным отсутствием всяких пауз и «э-э», «м-м», «ну», «значит».
— Метод это нелегкий; легкого лечения не бывает. Кровь, слезы, пот. И, как при всяком лечении, успех зависит в основном от тебя. Это означает, что тебе нужно захотеть справиться со своими проблемами.
Доктор на мгновение умолк. Джим обвел глазами кабинет. Обстановка казалась ему просто роскошной: толстый ковер на полу (неужели персидский?), мягкие кожаные кресла и кушетка, большой письменный стол из блестящего твердого дерева, мраморные бюсты знаменитостей, дорогие на вид обои, множество дипломов на стенах вперемешку с картинами, абстрактными или сюрреалистическими — Джим плохо разбирался в живописи.
— Ты все понимаешь, что я говорю? — продолжил Порсена после недолгой паузы. — Если нет, скажи об этом прямо. Мы все здесь для того, чтобы учиться, — и пациенты, и врачи. В неведении нет ничего позорного, я, например, в своем сознаюсь довольно часто. Мне отнюдь не все известно. Да и кто все знает?
— Конечно, понимаю. По крайней мере, вы не говорите со мной свысока, и без всяких длинных и непонятных психологических терминов.
Доктор Порсена сидел, положив ладони на раскрытую папку с историей болезни Джима. Руки у него были хрупкие, изящные, с длинными тонкими пальцами. Ходили слухи, что доктор отличный пианист и предпочитает классическую музыку, хотя иногда играет и джаз, и рэгтайм. У него только две руки, а не помешали бы четыре. Кроме заведования отделением, есть и частная практика — кабинет через квартал отсюда, на Сент-Элизабет-стрит. Еще он возглавляет ассоциацию психиатров северо-восточного Огайо и преподает в медицинском колледже.
Достижения Порсены внушали Джиму Гримсону уважение. Но, честно сказать, самое большое впечатление на него произвел докторский серебристый «ламборгини» 1979 года.
Доктор перевернул страницу, пробежал пару строк и откинулся на спинку стула.
— Ты, похоже, начитанный парень, — сказал он, — хотя и предпочитаешь научную фантастику. Так часто бывает у молодежи. Я начал с книжек о стране Оз, сказок братьев Гримм, «Алисы» Кэрролла; потом — гомеровская «Одиссея», «Тысяча и одна ночь», Жюль Верн, Герберт Уэллс и научно-фантастические журналы. Я в восхищении от Толкиена. Потом, когда я жил и работал в Йеле, мне довелось прочесть серию романов Филипа Хосе Фармера «Многоярусный мир». Ты знаком с этими книгами?
— Да, — выпрямился в кресле Джим. — Они мне очень нравятся! Но когда же, черт возьми, Фармер закончит свою серию?
Порсена пожал плечами. Он был единственный известный Джиму человек, у которого этот жест выглядел изящно.
— Суть в том, что тогда же, в Йеле, я прочел и биографию Льюиса Кэрролла. И одна фраза в комментарии к главе в «Алисе в Стране Чудес», под названием «Бег по кругу и длинный рассказ», меня зацепила. Вот тогда-то и родилась идея о многоярусной терапии.
— Какой-какой? — переспросил Джим. — Многоярусной? А, вы хотите сказать, ее название взято из «Многоярусного мира»?
— Название не хуже других и получше некоторых, — улыбнулся доктор. — То был лишь проблеск идеи, зигота мысли, пламя свечки, которое вполне могли задуть буйные ветры заурядного мира или здравого смысла и логики, отвергающей божественное озарение. Но я раздул эту искру, сберег ее, взлелеял, и она наконец разгорелась ярким пламенем.
Этот парень на самом деле странный, не удивительно, что его считают колдуном. Однако взрослые столько раз подводили и обманывали Джима, что он не спешил полностью довериться психиатру. Посмотрим, соответствуют ли его слова делам. С другой стороны, Порсене еще нет тридцати. Старый, но не совсем еще. Хорошо, что Джим посещал занятия по биологии, а то бы не понял, что имеет в виду доктор, говоря о «зиготе мысли». Зигота — это клетка, образованная от слияния двух гамет. А гамета — репродуктивная клетка, способная слиться с другой, ей подобной, и образовать клетку, из которой получится новое существо.
Гримсон тоже был когда-то зиготой, как и большинство живых существ. Слушая объяснения доктора, Джим понял, что теперь он, напротив, гамета, которая должна превратиться в зиготу — новую личность, созданную из прежней личности, и еще из одной, воображаемой.
ГЛАВА 3
— Пациенты, согласившиеся на многоярусную терапию, образуют небольшую элитную группу добровольцев, — объяснял доктор Порсена. — Они обычно начинают с первого тома, «Создатель Вселенных», и далее по порядку прочитывают все остальные. Потом выбирают какой-нибудь персонаж и пытаются вжиться в его образ, перенимая все черты характера — независимо от того, хорошие они или плохие. На дальнейших этапах терапии они начинают избавляться от плохих качеств своего героя — но хорошие черты сохраняют. Бесконтрольные галлюцинации, нежелательные эмоциональные факторы постепенно сменяются контролируемыми галлюцинациями. Ты все понимаешь?
— Пока — да, — кивнул Джим. — Неужели это срабатывает?
— Процент неудач феноменально низок. Кстати, хотя ты и знаком с серией, тебе придется снова перечитать ее. «Многоярусный мир» станет твоей Библией, ключом к твоему здоровью.
Джим молчал, размышляя над словами доктора, а заодно выбирая, каким же персонажем — а некоторые из них были весьма злобными — ему хотелось бы стать.
В основе серии лежала идея, что когда-то, много тысяч лет назад, существовала некая вселенная. И только на одной планете в той вселенной существовала жизнь, а затем в результате эволюции появился вид, похожий на людей. Наука у тех существ во многом превосходила земную, так что в конечном итоге они смогли создавать небольшие искусственные вселенные.
Какими только удивительными свойствами не обладали маленькие космосы! Так, например, коэффициент ускорения свободного падения к центру гравитации мог меняться изо дня в день. Или, скажем, вселенная могла состоять из единственного солнца и единственной планеты. Что касается Многоярусного мира, то это была планета размером с Землю, напоминавшая Вавилонскую башню — такая же ступенчатая. В одной из вселенных единственная планета постоянно менялась. Горы вырастали и расплющивались прямо на глазах. Русла рек прокладывались за несколько дней, а потом исчезали. От планеты отрывались куски и кружили вокруг нее, а затем медленно падали и сливались опять с основной массой.
Многие из Владык, как стали называть себя те существа, покинули первоначальную вселенную и поселились в своих искусственных космосах, на планетах, созданных по их собственным проектам. Некоторое время спустя война сделала старую планету навеки непригодной для жизни, все ее обитатели погибли.
Шли тысячелетия, а Владыки продолжали создавать новые искусственные вселенные, заселяя их разнообразными формами жизни. Доступ в эти, так сказать, «карманные мироздания» открывался через «врата» — проходы между измерениями, активируемые различными видами кодов. Сыновьям и дочерям Владык требовались свои собственные космосы, но постепенно умение создавать вселенные утрачивалось. Как и следовало ожидать, началась неизбежная борьба за власть над тем ограниченным числом вселенных, какие уже существовали.
К тому времени, когда начинается действие романа «Создатель вселенных», многие Владыки уже погибли или лишились своих владений, а те, кто имел собственные миры, стремились завоевать другие.