Не дожидаясь полной блокады Ленинграда, Гитлер уже 4 сентября утвердил план захвата Москвы «Тайфун» – директива № 35 – и приказал Леебу передать группе «Центр» полностью укомплектованные три из четырех имеющихся механизированных корпусов и один авиакорпус. Что значит полностью укомплектованных? Конечно, в ходе боевых действий все немецкие соединения понесли значительные потери. Это значит, что значительное количество сил и средств надо будет изъять у немногочисленных остающихся соединений. Это означает ещё, что как выделенные для отправки соединения, так и их пополнения должны быть немедленно, сразу после получения приказа, выведены из участия в боевых действиях для пополнения и подготовке к тайной переброске их группе «Центр». 5 сентября начальник Генерального штаба гитлеровской армии генерал-полковник Гальдер пишет в своём дневнике: «Ленинград. Цель достигнута. Отныне район Ленинграда будет второстепенным театром военных действий». Это и означало, что Гитлер окончательно отказался от штурма Ленинграда. 6 сентября Гитлер приказал Леебу взять Ленинград в кольцо блокады и отказаться, чтобы избежать лишних потерь, от штурма обреченного на голод города. В том, что Ленинград не был взят штурмом ни в июле, ни в августе 1941 года, большая заслуга командующего Северным фронтом, а с 26 августа – Ленинградским фронтом М.М. Попова, командующего Северо-Западным фронтом П.П. Собенникова, самоотверженных действий подчиненных им частей Красной армии и народного ополчения, героического труда ленинградцев при создании оборонительных сооружений при совместном руководстве Ворошилова и Жданова. Против Ленинградского фронта численностью около 300 тысяч были направлены отборные части 4 танковой группы под руководством генерал-полковника Эриха Гопнера, воздушная и две общевойсковых армии. Тем не менее успехи гитлеровцев были более чем скромны, о чём свидетельствуют вышеприведенные выдержки из дневника Гальдера. Под Ленинградом не было особенно крупных потерь и окружений больших соединений, как это было на Центральном и Юго-Западном направлениях. Однако у Сталина, как видно, с подачи Жукова, создаётся мнение о Попове как о недостаточно компетентном командующем. Попову ставится в вину всякое отступление под натиском превосходящих сил противника. Северный фронт имел самое большое протяжение из всех фронтов. Он простирался от Баренцева моря до Финского залива вдоль всей восточной границы Финляндии и от Финского залива на восток до соприкосновения с войсками Северо-Западного фронта. Общая длина Северного фронта составляла 1275 километров, что сильно затрудняло командование им. Во все действия Попова вмешивались как Ставка в лице Сталина и Жукова, так и командование Северо-Западного направления в лице Ворошилова и Жданова. То, что Попову ни при каких обстоятельствах без разрешения Ставки не разрешалось отводить войска, приводило к тому, что они попадали в окружение и в плен или прорывались к нашим частям, теряя тяжелое оружие и вооружение. Только 23 августа Северный фронт был разделён на два фронта – Карельский и Ленинградский. Ленинградским фронтом стал командовать Попов. Обстановка на Ленинградском фронте очень сильно зависела от его соседа – Северо-Восточного фронта. Контрудары Северо-Восточного фронта под Сольцами и Старой Руссой ослабили натиск немцев на ленинградском направлении, но отступление их с оставлением Новгорода обнажило левый фланг Ленинградского фронта, и немцы нависли над тылом Лужской группировки войск и вынудили её оставить позиции и пробиваться на соединение с нашими частями. Навряд ли в такой сложной обстановке кто-либо мог действовать лучше Попова.
5 сентября в связи с упразднением должностей командующих направлениями фронты стали подчиняться непосредственно Ставке, командующим Ленинградским фронтом был назначен Ворошилов, а Попов стал начальником штаба фронта. Но очень скоро Попов по личному указанию Сталина был отозван в Ставку, и на его место опять был назначен Городецкий. Отзыв самого грамотного и отлично знающего обстановку под Ленинградом военачальника не мог не отразиться отрицательно на обороне города и, в частности, его укрепрайонов. Вот как описывал Попова знающий его еще в качестве командующего 1-ой Ударной армией на Дальнем Востоке генерал П.Г. Григоренко: «Комкор Попов Маркиан Михайлович, заядлый спортсмен, подтянутый, с благородными чертами лица, выглядел совсем юным. Характер имел общительный, весёлый, то, что называют рубахой-парнем. К людям относился тактично, чутко. В армии его любили – и офицеры, и солдаты. Ум имел быстрый, логического склада. Но в войну ему не повезло. Не то чтобы не было военного счастья на поле боя. Этого счастья долго ни у кого не было. Не в этом дело. Он был куда более умным командующим, чем многие другие, но его в кругах, близких к Сталину, а может, просто сам Сталин, недолюбливали». Как видно, у Жукова была личная неприязнь к человеку, имевшему высшее военное образование.
Жуков, назначенный 27 августа 1941 года первым заместителем Верховного главнокомандующего, писал: «Сталин не принимал решения по вопросам организации операций, не посоветовавшись со мной». С этим заявлением Жукова я совершенно согласен: на большинство военных событий и особенно на события под Ленинградом Сталин смотрел глазами Жукова. Также отмечаю, что все назначения Жукова на различные должности с 27 августа 1941 года были дополнительными обязанностями к основной его обязанности первого заместителя Верховного главнокомандующего. Командующий фронтом Попов мог командовать только теми силами, которые ему выделяло командование Северо-Западного направления или Ставка. Когда же командующим Ленинградским фронтом стал Жуков, то ему, как первому заместителю Верховного, подчинялись все вооружённые силы Советского Союза. Напоминаю, что когда отозвали Попова, Мга, Шлиссельбург и все пригороды Ленинграда находились в наших руках. Под нажимом превосходящих сил, умело обороняясь, нанося противнику громадные потери, наши войска отступали к укрепрайонам пригородов Ленинграда. Но Сталин и Жуков ставили Попову в вину эти отступления. Войска Ленинградского фронта героически отражали удары войск группы «Север», находившейся в то время в зените своей силы. Когда же Жуков стал командующим Ленинградским фронтом, то он в кратчайшие сроки сдал ослабленным войскам группы «Север» всё, что только немцы имели возможность захватить, не нарушая приказа Гитлера не штурмовать Ленинград. Для оправдания своих ошибок Жуков стал винить наши войска в трусости и издал свой знаменитый приказ № 0046 от 17 сентября 1941 года. По этому приказу при оставлении позиций без письменного разрешения командования все отступившие подлежали расстрелу с репрессиями всех их ближайших родственников. Но ведь Попов именно этими войсками командовал в гораздо более сложной обстановке, но он не винил их в трусости, считая, что они делали всё, что было в их силах. Жуков же, как и сам Сталин, думали, что войска могут стойко держать оборону только под угрозой смерти при отступлении, грозящей не только им, но и всем их родственникам. Оба они не верили в высокий морально-патриотический дух советского народа. Поэтому так распространены были репрессии в Красной армии: массовые расстрелы по приговорам военных трибуналов, просто расстрелы на месте без суда и следствия (что особенно часто производил Жуков); кроме того, провинившихся по малейшему поводу посылали в отряды смертников – штрафбаты, где отступавших расстреливали заградотряды.
Сталин не знал (а может быть, делал вид, что не знал?) об изменившихся планах Гитлера, он по-прежнему думал, что немцы будут пытаться захватить штурмом Ленинград, с падением которого наше положение значительно ухудшится. По одной версии, 11 сентября Сталин, мягко говоря, недовольный тем, что Ворошилов не доложил ему о падении Шлиссельбурга, а он узнал об этом из немецких радиосообщений, приказал Жукову принять у Ворошилова командование Ленинградским фронтом, непосредственным командующим которого Ворошилов был всего восемь дней – с 5 по 12 сентября 1941 года. Но Василевский пишет, что ранее в его присутствии Ворошилов по телефону сам попросил Сталина заменить его более молодым командующим. Сталин, после некоторого уговора остаться, удовлетворил его просьбу.
12 сентября Жуков вместе с генерал-лейтенантом М.С. Хозиным и генерал-майором И.И. Федюнинским прибыл на самолёте в Ленинград и в тот же день принял командование у Ворошилова. Ворошилов при сдаче дел Жукову сказал: «Отзывает меня Верховный. Нынче не гражданская война – по-другому надо воевать. А в том, что разобьём здесь фашистскую сволочь, ни минуты не сомневаюсь! Они уже, высунув язык, к городу лезут, собственной кровью захлёбываются». Это показывает, что Ворошилов в отличие от Сталина не сомневался, что Ленинград не будет сдан. Своим заместителем Жуков сделал Федюнинского, который вскоре стал ещё и непосредственным командармом 42-ой армии, действующей на правом фланге обороны. Хозин был назначен начальником штаба Ленинградского фронта, но вскоре он был назначен вместо маршала Г.М. Кулика командармом 54-ой армии, действующей со стороны внешней обороны Ленинграда в районе Мга – Волхов. Кулик был отстранён от командования 54-ой армией Сталиным по представлению Жукова за то, что он был якобы недостаточно активен при попытке деблокировать Ленинград. На самом деле Жуков хотел иметь на этом месте лично преданного ему человека. Ни Хозин, ни Федюнинский ничего выдающегося при командовании войсками под Ленинградом не совершили, но были безропотными исполнителями воли Жукова, даже когда Жуков перестал непосредственно командовать Ленинградским фронтом.
В нашей печати широко рекламируется утверждение (и сам Жуков в своих мемуарах «Воспоминания и размышления» на это намекает), что только принятие командования у «бездарного» Ворошилова спасло Ленинград от захвата. С этим, в силу ранее изложенного, нельзя согласиться. Гитлер к этому времени окончательно решил не штурмовать Ленинград, а взять его измором. Напоминаю, что до 5 сентября командующим Ленинградским фронтом был Попов, а Ворошилов был командующим Северо-Западным направлением. С 5 сентября Ворошилов стал командующим Ленинградским фронтом, а Попов почти сразу отозван в Ставку. Это произошло непосредственно перед тем, как немцы начали штурм укрепрайонов и южных пригородов Ленинграда. 12 сентября командование Ленинградским фронтом принял Жуков, который заменил начштаба Городецкого на Хозина. Таким образом, было заменено всё высшее командование Ленинградского фронта вновь прибывшими людьми, которые, конечно, не могли вникнуть во все тонкости обороны Ленинграда. В нашей печати пишется, что в момент смены командования Ленинградского фронта бывшие его военачальники были в полной растерянности и плохо знали обстановку на фронте. Но всё это ничем не подтверждённые слова. А на самом деле эта быстрая замена руководителей вновь прибывшими, не знающими обстановки людьми вызвала полный развал обороны Ленинграда. После отзыва Попова пали Мга, Шлиссельбург, Синявино и левобережье Невы от реки Тосны до Ладожского озера. После принятия командования Ленинградским фронтом Жуковым были сданы в течение одной недели Красногвардейск (Гатчина), Красное Село, Петергоф, Стрельна, Пулково, Павловск, Пушкин и господствующие над Ленинградом высоты, позволяющие вести артобстрел Ленинграда. Немцы вышли к Финскому заливу, разделив оборону Ленинграда на две части. Всё это факты, а не словоблудие жуковских защитников. И если Ворошилов и Попов были такими бездарными командующими, то почему Лееб не захватил Ленинград до 21 июля, как ему приказал Гитлер? На 10 июля войска группы армий «Север» превосходили войска Северо-Западного направления: по пехоте – в 2,4 раза, по орудиям – в 4 раза, по миномётам – в 5,8 раза, танкам – в 1,2 раза, в авиации – в 9,8 раза. В середине августа в составе Ленинградского фронта всего было не более 300 тысяч человек. Да, задержать наступление на Ленинград удалось только благодаря самоотверженной отваге армии и флота, малообученным и плохо вооруженным дивизиям народного ополчения, а также благодаря умелому руководству командующего Ленинградским фронтом талантливого полководца Попова, на которого обрушилась вся мощь группы войск «Север». Но удалось не только задержать, но во многом и переломить все планы блицкрига Гитлера. И от того факта, что главнокомандующим Северо-Западного направления в это время был Ворошилов, а командующим Ленинградским фронтом Попов, не уйдёшь. И весьма сомнительно, что если бы Жуков принял командование раньше, то обстановка под Ленинградом была бы лучше.
Автор книги «Битва за Ленинград» С.П. Платонов пишет: «11 июля, в самый разгар боевых действий, в Ленинград по приказу правительства СССР прибыл главнокомандующий Северо-Западного направления маршал Советского Союза К.Е. Ворошилов, он отлично осознавал обстановку на фронте, сложившуюся крайне неблагоприятно для наших войск. Но он так же хорошо знал душу русского народа, предпочитающего смертельную борьбу хотя бы одному трусливому шагу». Что же до того, что при командовании Ворошилова был окружён Ленинград, так можно задать вопрос: а что немцам не удалось осуществить до этого времени? Ответ один – взять Ленинград. Создание вовремя мощных укрепрайонов пригородов Ленинграда позволило Ворошилову и Попову с 300-тысячной армией выдержать удар очень мощной, в то время оснащённой танками и авиацией группы армий «Север». Удержать же весь Ленинградский фронт им, как и каждому другому на их месте, не удалось, все усилия их были направлены на удержание укрепрайонов – пригородов Ленинграда – и подготовке к обороне самого Ленинграда. Только после яростного сопротивления немцы захватили Мгу, город несколько раз переходил из рук в руки. А ближайшие подступы к Ленинграду, как и сам Ленинград, ленинградцы и Ворошилов не собирались отдавать. О личной храбрости Ворошилова можно судить по тому случаю, что когда он прибыл на передний край, где сложилась тяжёлая обстановка, лично поднял бойцов морской пехоты в атаку и был при этом легко ранен. Конечно, это был ненормальный для командующего фронтом поступок, по существу, нервный срыв, но он говорил о его душевных качествах. Когда Жуков пришёл к Ворошилову брать власть, то застал его за планом нанесения контрудара. Когда Жуков принял власть, пригороды Ленинграда находились в наших руках. Смена всего высшего командования Ленинградского фронта сыграла сугубо отрицательную роль. Как говорит пословица – коней на переправе не меняют. Лееб силами очень ослабленной к тому времени группы армий «Север» (группе «Центр» были переданы почти все бронетанковые силы и значительная часть авиации) 13 сентября захватил Красногвардейск (Гатчину), 16 сентября пали Урицк (между Ульянкой и Сосновой Поляной), Стрельна и Петергоф.
Выйдя к Финскому заливу, немцы отрезали от Ленинграда Ораниенбаумский плацдарм. 17 сентября пали Александровка и Пулково. С захватом Пулковских высот и горы Вороньей немцы получили возможность вести артогонь по Ленинграду. 18 сентября был оставлен Пушкин. Таким образом, немцам ослабленными войсками, без бронетехники, забранной под Москву, удалось выполнить все поставленные Гитлером задачи – захватить пригороды Ленинграда и господствующие высоты, – когда командующим Ленинградским фронтом был Жуков. А больше им ничего и не было нужно: штурмовать Ленинград в это время они не думали, так как им было приказано Гитлером город не штурмовать. Жуков же в своих мемуарах пишет по поводу того, что Лееб якобы не смог взять Ленинград: «Гитлер был в бешенстве. Главнокомандующий северной группой войск генерал-фельдмаршал фон Лееб был снят с должности, но это не помогло». Это, мягко говоря, было не точно. Гитлер освободил Лееба от должности командующего группой «Север» по его просьбе после пятидневного раздумья 18 января 1942 года, то есть через 4 месяца после описываемых Жуковым событий. Конечно, когда Сталин посылал Жукова в Ленинград, он не знал (а может быть, все же знал?), что Гитлер приказал Леебу не штурмовать Ленинград, но Жуков в 1969 году, когда писал свои мемуары, не мог не знать об этом. Такими «неточностями» пестрят жуковские «Воспоминания…». По существу, Ворошилов не был снят с должности командующего Ленинградским фронтом, а освобождён в связи с повышением: он был введён в состав Ставки Верховного Главнокомандующего представителем по формированию войск.
С 20 сентября 1941 года под Ленинградом установилась линия внутренней обороны, практически неизменная до января 1944 года: от устья реки Тосны (район станции Сапёрная) до Финского залива (Лигово).
Многие немецкие генералы впоследствии критиковали решение Гитлера отказаться от штурма Ленинграда осенью 1941 года. Но, на мой взгляд, с его точки зрения это было единственно возможное в этих условиях решение. Да, по указанию Сталина здания, мосты и корабли готовились к минированию и уничтожению, но только в крайнем случае. А сдавать без боя Ленинград не собирались. Условия обороны Ленинграда были в десятки раз лучше условий обороны Сталинграда в 1942 году, где немецкая военная машина завязла и была уничтожена. Вообще, Ленинград – самый трудный в мире город для захвата его штурмом. Для захвата только левобережной части Невы надо преодолеть два канала и две реки. А дальше шла широкая Нева. Обороняющих поддерживала артиллерия фортов и кораблей. Окраины Ленинграда были укреплены железобетонными дотами, на нижних этажах домов пробиты амбразуры для ведения огня, в городе находилось громадное количество отлично подготовленных частей и большой источник их пополнения. Если Жуков жаловался, что у него не оставалось резервов, то откуда же взялись те более чем 300 тысяч погибших у Невского пятачка, свыше 100 тысяч бойцов, погибших в осаждённом Ленинграде от голода и болезней, большое количество частей, переброшенных из Ленинграда под Москву, в состав 54-ой армии и под Тихвин? Кроме этого, в Ленинграде оставались войска, а на заводах работали рабочие, которые в крайнем случае могли бы пополнить ряды защитников. Да на защиту Ленинграда встало бы всё его население – женщины, старики и подростки. Но весь их энтузиазм был предан роковыми решениями Сталина и Жукова. Виктор Суворов подробно перечисляет, какие силы находились в Ленинграде. И вот как описывал состояние обороны Ленинграда Василевский. «Свыше полумиллиона ленинградцев, нередко под бомбёжкой, возводили оборонительные сооружения. Это был воистину колоссальный труд, нашедший выражение в сотнях километров траншей, проволочных заграждений и лесных завалов, в тысячах долговременных огневых точек. Улицы, проспекты и площади покрылись баррикадами из железобетонных пирамидальных надолб весом от 0,5 до 3 т. Многие каменные здания, приспособленные к обороне, напоминали бастионы громаднейшей крепости, какой предстал Ленинград перед нависшей угрозой. Судьба города стала судьбой его жителей, и поэтому каждый трудился, забыв об отдыхе, каждый считал святым долгом внести свою лепту в укрепление обороны. На сокращённой производственной базе, оставшейся после эвакуации, ленинградские рабочие изготовляли танки, бронепоезда, пушки, миномёты, пулемёты, боеприпасы, восстанавливали повреждённое вооружение, делали всё, в чём нуждались войска. В числе первых они освоили выпуск реактивной артиллерии («катюши»). Что особенно хочется подчеркнуть, они по собственной инициативе создали экипажи боевых машин и орудийные расчёты, чтобы при необходимости принять участие в отражении вражеских атак».
Летом 1942 года Гитлер действительно потребовал от Манштейна при поддержке его 11-ой армии, переброшенной из Севастополя под Ленинград, взять город. Но проанализировав обстановку, Манштейн впоследствии написал: «На основе наблюдений нам стало ясно, что мы ни при каких обстоятельствах не должны быть втянуты в боевые действия в черте Ленинграда, где бы наши силы быстро растаяли». Всё это в равной степени относилось и к обстановке в сентябре 1941 года.
10 октября Жуков был отозван в Москву. Он передал временное командование фронтом Федюнинскому, но Сталин утвердил на этом посту старшего по званию Хозина. Хозин передал командование 54-ой армией Федюнинскому. Хозин находился на посту командующего Ленинградским фронтом до 8 июля 1942 года, когда его сменил беспартийный генерал-лейтенант артиллерии Л.А. Говоров. 17 декабря 1941 года был образован Волховский фронт, командующим которого с небольшим перерывом (с 23 апреля 1942 года по 8 июля объединёнными Ленинградским и Волховским фронтом командовал Хозин) до февраля 1944 года являлся генерал армии К.А. Мерецков.
Рассматривая деятельность Жукова в качестве командующего Ленинградским фронтом, не надо забывать, что он оставался первым заместителем Верховного главнокомандующего, то есть был ответственен за обстановку на всех фронтах. Пока он в основном занимался Ленинградским фронтом, который гитлеровское командование с 5 сентября стало считать второстепенным, немцы усиленно готовились к наступлению на Москву. В своих воспоминаниях Жуков отмечает, что из-за несогласованных действий Конева, Еременко и ряда других военачальников под Москвой создалась тяжёлая обстановка и путь на Москву был открыт. Но ведь после отмены должностей командующих направлениями фронты стали непосредственно подчиняться Ставке, в основном в лице Жукова. И именно на нём лежали вопросы согласования действий всех фронтов, в том числе и прикрывавших Москву. Так что тяжелая обстановка под Москвой возникла потому, что первый заместитель Верховного занимался делами не на основном театре войны на подступах к Москве, а на ставшем ко времени его назначения командующим Ленинградского фронта второстепенном театре действий.
А теперь рассмотрим ход главнейших операций под Ленинградом.
2. Невский пятачок
Вернёмся к первопричине написания этой статьи, к маленькому плацдарму у Московской Дубровки – Невскому пятачку. Кто был автором высадки десанта, неизвестно, но он не мог высадиться без приказа Жукова. Скорее всего, Жуков и был его автором.
18 сентября командир 115-ой стрелковой дивизии генерал-майор В.Ф. Коньков получил от Жукова приказ создать плацдарм на левом берегу Невы напротив селения Невская Дубровка. В ночь с 19 на 20 сентября 1941 года десантники 115-ой стрелковой дивизии под командованием капитана Василия Дубика успешно высадились на левом берегу Невы около деревни Московская Дубровка. Но им не была оказана своевременная помощь, и почти все они во главе с Дубиком погибли до прибытия основных частей – 115-ой стрелковой дивизии, батальона НКВД и 4-ой бригады морской пехоты. Первоначально плацдарм был длиной около трёх километров и глубиной до одного километра, но затем он сократился до двух километров в длину и 600 метров в глубину. Впоследствии из-за небольшой величины этот плацдарм был назван Невским пятачком. Как пишет Жуков, «под Невской Дубровкой этим частям предстояло форсировать полноводную Неву, ширина которой составляла до 800 м, под сплошным огнём противника, задача, можно сказать, невыполнимая». Спрашивается, а зачем ставить невыполнимые задачи? Опытные полководцы всегда ищут слабые стороны в обороне противника и наносят по ним удары, неся при этом минимальные потери.
Первоначальная высадка прошла без потерь, но вскоре десант был блокирован, и размеры его уменьшились. Жуков в это время жалуется, что в самый критический момент обороны Ленинграда у него не было резервов. Так, может быть, когда сражение под Ленинградом находилось в критическом состоянии для обеих сторон, то силы, брошенные на Невский пятачок, были той каплей, которая позволила бы отстоять побережье Финского залива – Стрельну и Петергоф? Для того чтобы высадиться 20 сентября на Невский пятачок, требовалось время: подтянуть высаживающихся по бездорожью к селению Невская Дубровка нельзя было за один день. Кроме того, для обеспечения высадки десанта должна была быть ещё значительная группа поддержки. Говорят, что эта высадка оттянула войска, наступающие на Ленинград. Но о какой положительной оттяжке может идти речь, если все поставленные задачи по блокаде Ленинграда немцы выполнили несмотря на все усилия Жукова и с 20 сентября приступили к оборонительным сооружениям по линии блокады Ленинграда? А сам пятачок вскоре был блокирован весьма небольшими силами немцев? И вообще, какую важную задачу в этом районе могло решить то сравнительно небольшое количество войск, которое первоначально было выброшено на пятачок? И причем, как это будет показано, блокада самого пятачка осуществлялась весьма небольшой группой немцев – не более одной дивизии.
22 сентября для руководства войсками в районе Невы была создана Невская оперативная группа под руководством генерал-лейтенанта П.С. Пшенникова. Но вскоре, после больших потерь на пятачке, он был заменён Коньковым. Со 2 ноября Невская оперативная группа вошла в состав 8-ой армии под руководством генерал-лейтенанта Т.И. Шевалдина.
В этой статье я не стану подробно описывать ход боев за Невский пятачок, тем более что я, кроме воспоминаний близких мне людей – отца жены Смирнова Павла Дмитриевича и отца моей невестки Карабанова Михаила Яковлевича, – и не имею каких-либо данных, только описанные другими. Очень подробно о ходе боев под Ленинградом писали Платонов и Дэвид Гланц в одноимённых книгах («Битва за Ленинград»), Солсбери («900 дней. Блокада Ленинграда»), Виктор Суворов («Беру свои слова обратно»), Г.Ф. Кривошеев («Гриф секретности снят»), Юрий Лебедев («Невский пятачок. Взгляд с обеих сторон»), Георгий Жуков («Воспоминания и размышления»), А.В. Буров («Блокада день за днём»), Хассо Г. Стахов («Трагедия на Неве») и целый ряд других авторов, но ни один из них не ставил вопрос о целесообразности вести операции по разрыву блокады Ленинграда только через широкую Неву, а не от линии непосредственного соприкосновения с противником, проходящей по левому берегу от устья реки Тосны (до станции Сапёрная) до Финского залива в районе Лигова. От крайней точки этой линии, устья реки Тосны, до Невского пятачка – всего 16–20 километров. Вдоль всей линии проходили железная и шоссейная дороги, позволявшие маневренно перебрасывать наши войска. Туда мы могли свободно подводить свои танки, особенно тяжёлые танки «КВ», выпускаемые Кировским заводом. Если же говорить, что эта линия была неприступно укреплена, то спрашивается, что легче укрепить: двухкилометровую линию обороны у Невского пятачка или пятидесятикилометровую линию от реки Тосны до Финского залива? Федюнинский, рассказывая о Петергофской и Стрельнинской десантных операциях, в которых погибли все десантники, ни строчкой даже не упомянул о Невском пятачке. Для чего создавался этот плацдарм? Вроде бы ясно: для того, чтобы с него начать наступление на соединение с Волховским фронтом и якобы деблокировать Ленинград. Но эта задача не только не была выполнена, – мы ни разу за всё время существования первого Невского пятачка, с 20 сентября 1941 года по 29 апреля 1942 года (впрочем, как и второго, захваченного 26 сентября 1942 года), не прорвались за кольцо блокады самого пятачка, – но и не могла быть выполнена, так как немцы могли свободно, без потерь, по суше посылать свои подкрепления, а мы могли только через широкую Неву, неся при этом большие потери. Но самое главное, что если бы даже частям 54-ой армии удалось прорваться к защитникам пятачка и освободить Шлиссельбург и Синявино, то Ленинград не был бы деблокирован. Командир 28-го армейского корпуса генерал-лейтенант Герберт Лох, опасаясь, что шлиссельбургско-синявинская группировка может быть окружена, предлагал Гитлеру оставить этот участок, так как по его бездорожью связь с Ленинградом затруднена. Гитлер запретил оставлять этот участок. В январе-феврале 1943 года этот участок при проведении операции «Искра» был освобождён, и по нему была проложена железная дорога в 6–8 километрах от линии фронта. Эта дорога простреливалась немцами, и движение с большими потерями возможно было только ночью. (А когда в летнее время бывает ночь в Ленинграде, мы знаем.) По-моему, эта железная дорога была построена больше в политических целях (а зачем мы тогда проводили кровавую операцию «Искра»?), чем в практических. При нашем господстве в воздухе в 1943 году безопаснее иметь связь с Ленинградом по Ладоге. В 1941 году при полном господстве немцев в воздухе невозможно было ни строительство железной дороги, ни связь с Ленинградом через этот район. Чтобы действительно помочь осаждённому Ленинграду, надо было освободить примерно 30-километровый участок железной дороги Ивановское – Мга – Апраксин с наступлением от станции Сапёрной навстречу 54-ой армии. На мой взгляд, это осуществить было гораздо легче, чем через пятачок соединиться с 54-й армией, неся громадные потери при переправе через Неву и при высадке на пятачок при невозможности переправить туда тяжёлые танки. При наступлении от Сапёрной при поддержке тяжелых и средних танков была бы окружена большая мгинская группировка немцев, а Ленинград получил бы железнодорожную связь с Большой землёй и был бы деблокирован. В это время у немцев практически не оставалось вооружённых сил. Лееб в своём дневнике записал 24 сентября: «В группе армий «Север» резервов больше нет. То, чем она располагала, пришлось отдать группе армий «Центр».
Однако Сталин, как видно, с подачи Жукова, приказал идти на соединение с 54-й армией только через пятачок, и его приказ нельзя было нарушить.
Но вернёмся к пятачку. Основными нашими переправочными средствами в свободное ото льда время были тихоходные гребные лодки и плоты, легко уничтожаемые пулемётно-артиллерийским огнём немцев. Средств переправы тяжёлых танков КВ у нас вообще не было. Несколько попыток переправить их по льду закончились их потоплением. Переправленные 2 ноября 1941 года одиннадцать (по докладу Жданова Сталину семь) средних танков были очень быстро уничтожены артиллерией немцев. Четыре раза наши войска пытались прорвать оборону Ленинграда с Невского пятачка, и ни разу, неся громадные потери, не удалось даже прорвать кольцо блокады самого пятачка. И в тактическом отношении позиции немцев были лучше наших – они находились на более возвышенных сухих местах. Наши позиции были более открыты, чем немецкие. Немецкая артиллерия, и особенно миномёты, могли с небольшого расстояния более точно бить по нашим позициям, чем наши через Неву. Как писал командир 115-ой дивизии генерал В.Ф. Коньков, «…гитлеровцы просматривали с высокого железобетонного здания 8-ой ГЭС, с зольных горок, с насыпи узкоколейной дороги, из рощи Фигурной и со стороны Арбузова весь плацдарм вдоль и поперёк. Они пристреляли каждый метр пятачка, его переправы и не жалели ни снарядов, ни мин».
Вот ещё описание участника боёв А.Ф. Белоголовцева в книге «Невский пятачок»: «Переброска боеприпасов, снаряжения и других грузов осуществлялась на плотах, так как из 21 лодки, с которыми мы начинали форсирование, теперь на плаву было всего две. К сожалению, полевые кухни были разбиты во время переправы, и бойцам приходилось пока довольствоваться сухим пайком. <…> Снаряды и бомбы взрывали его вдоль и поперёк, поднимали тучу пыли. Она засыпала глаза, набивалась в уши, в рот, засоряла оружие. Окопы, вырытые в песке, быстро оседали и осыпались, а укрепить их было нечем – леса не было».
Насколько плотной была блокада пятачка, рассказывает отец моей невестки, полковник, а тогда курсант, Карабанов Михаил Яковлевич. С большим трудом добравшись до левого берега, их часть попала под перекрестный обстрел. Их позиции хорошо просматривались с высокого здания ТЭЦ. Окопаться не было возможности, они прятались за трупами погибших. На десятый день он был ранен в ногу. С наступлением ночи ему было приказано самостоятельно переползти по льду на правый берег Невы. Река почти непрерывно освещалась ракетами. Он полз в период между пуском ракет, так как немцы вели стрельбу и по одиночным целям. Весь путь до правого берега занял больше часа, который показался вечностью.
Как рассказывал В.В. Путин, с Невского пятачка подобным образом, только средь бела дня, был перенесён его раненый отец. «Все понимали, что это самоубийство, потому что там был пристрелян каждый сантиметр». На мой взгляд, немцы просто пощадили раненого.2 ноября 1941 года силами пяти дивизий Хозин пытается прорвать через пятачок оборону немцев, идя на соединение с 54-ой армией. Но хотя им противостояла только одна 96-я пехотная дивизия немцев, прорвать их оборону так и не удалось. За два дня боёв в нашей 168-ой дивизии осталось 200 человек, во 2-ой стрелковой дивизии НКВД – 300 человек. 9 ноября на пятачок высаживаются ещё три дивизии и одна бригада. Из 50 выделенных для поддержки наступления танков переправить удалось только 11 средних танков, которые вскоре были уничтожены. Немцы, подтянув ещё две дивизии (это всё, что у них оставалось в резерве), отразили наши атаки. В ответ на упрёк Сталина на неудовлетворительные действия наших войск Жданов отвечает: «Наступающая пехота натолкнулась на довольно хорошо подготовленную оборону противника.
Артподготовка была достаточной, но атаки пехоты захлебнулись, а семь танков, имеющихся на плацдарме, быстро вышли из строя. Ни одному из танков КВ, на которые полагались при наступлении, не удалось форсировать реку из-за потерь переправочных средств. Мало того, поскольку артиллерия не могла форсировать реку, дальность её стрельбы была недостаточно велика, чтобы обеспечить поддержку при прорыве с плацдарма». 8 ноября Сталин лично потребовал провести с Невского плацдарма новую операцию. За пять дней было безрезультатно потеряно ещё пять тысяч бойцов. Но бессмысленные атаки продолжались. Только за последние десять дней декабря мы потеряли на пятачке более 25 тысяч убитыми.
Командующий Ленинградским фронтом Хозин в статье «Об одной малоисследованной операции» пишет, что кроме плохой организации операции были и ещё причины: «В боевых действиях Ленинградского фронта… 8-й армии при форсировании у Невской Дубровки (пятачка)… помимо указанных недочётов слабо применялись орудия прямой наводки для уничтожения огневых точек. Артподготовка, без надлежащей разведки и корректировки огня по целям, была малоэффективной. Кроме того, резко сказывались недостаточная насыщенность их танками и самоходной артиллерией… наступательные бои обеспечивались главным образом огнём 76-мм полковых пушек образца 1927 года». Как видно, большинство из тех трудностей, на которые указывали Жданов и Хозин, были бы исключены, если бы боевые действия по прорыву блокады велись в местах непосредственного соприкосновения с немцами – из района Сапёрной или другом районе западнее Невской Дубровки. Как раз в это время в районе Сапёрной в составе разведгруппы служил отец моей жены Смирнов, который рассказывал, что они неоднократно проникали за линию обороны немцев. В одной из вылазок Смирнов был тяжело ранен в ногу (нога у него была ампутирована по самое основание), но вынесен в плащ-палатке через линию фронта. Понятно, что вести поиск, проходя открытое пространство Невы туда и обратно, было практически невозможно. В то же время капитан Анатолий Мужаков пишет: «Когда мы были на Невском пятачке, мы не могли даже корректировать огонь, настолько всё хорошо просматривалось и простреливалось немцами. Земля перемешивалась со снегом, всё было чёрное. Поэтому для пехоты там были очень тяжёлые условия».
В апреле 1942 года, когда на Неве начался ледоход и пятачок, по существу, стал отрезанным от правого берега, немцы решили его уничтожить. Юрий Лебедев пишет, что для его уничтожения немцы выделили один полк с приданным ему сапёрным батальоном. Наши войска отошли, оставив на левом берегу около 500 человек. Попытка помочь им окончилась неудачей – все 20 лодок были уничтожены ещё у правого берега Невы. Оставшиеся на пятачке героически погибли, и только 117 человек, в основном раненые, попали в плен. Всего в завершающей операции мы потеряли 1400 человек, немцы – 81 убитыми и 389 ранеными. Вообще, я считаю, что немцы при желании могли и раньше сбросить нас в Неву, но не делали этого, видя, как мы на убой им в их ловушку бросаем громадное количество наших бойцов. А как наши перестали их подбрасывать – сразу уничтожили пятачок. Но на этом мы не остановились. В ночь на 26 сентября 1942 года мы опять высаживаем десант вблизи того места, где был первый пятачок. Опять сразу же он был блокирован. В планах операции «Искра» пятачку опять уделяется большое внимание. На него высаживаются две дивизии, но и на этот раз прорвать блокаду самого пятачка не удалось, хотя им противостояло всего четыре полка. В феврале 1943 года пятачок был деблокирован с внешней стороны нашими войсками, наступающими по направлению к реке Мойке.
Теперь рассмотрим соотношение потерь. По нашим официальным данным, опубликованным в газете «Правда», мы потеряли в сражениях за пятачок 200 тысяч, немцы – 35–45 тысяч. Сейчас нашими официальными источниками признано, что наши потери были свыше 300 тысяч. Юрий Лебедев пишет, что немцы потеряли около 10 тысяч, и это ближе к истине. В некоторых наших источниках говорится о больших потерях и немцев на пятачке. Давайте рассуждать логически. Откуда у немцев там могли быть большие потери? Потери немцев были только при захвате нами плацдарма и при неудачных попытках его расширить. И то наши потери были гораздо больше, чем у немцев, так как штурмующие, тем более не имеющие надлежащей артиллерийской поддержки, всегда несут потери гораздо большие, чем обороняющиеся, тем более имеющие артиллерийскую поддержку. Это доказывают и такие данные, что из первой группы бойцов, высадившихся на пятачок, через несколько дней осталось всего не более 20 процентов. По нашим официальным данным, из 300 тысяч 50 тысяч были убиты на пятачке. Таким образом, получается, что основное большинство наших потерь происходило до момента высадки, и они никак не могли нанести потери немцам. И действительно, немцы очень хорошо пристрелялись и били с точностью до 10 метров. Основное количество наших воинов погибло от пушек и пулемётов при переправе через Неву. Немцы начинали бить нас ещё на правом берегу Невы, били при переправе и добивали на малюсеньком пятачке. А боеспособных, то есть не считая раненых, у нас на пятачке почти всегда было весьма немного, и вести активные действия против немцев они не могли. Немцы из хорошо оборудованных укрытий обстреливали защитников пятачка в любое время, когда они считали нужным, без должного противодействия наших войск. Надо отметить ещё очень большую смертность среди наших раненых. Квалифицированную медицинскую помощь на пятачке, как это отмечал В.В. Путин, мы не могли оказать, а переправить раненых своевременно через Неву было трудно, а в дневное время практически невозможно. Многие раненые впоследствии добивались огнём противника. Об интенсивности огня немцев по пятачку можно судить по тому, что в 60-е годы поисковики взяли один кубометр грунта на пятачке, просеяли его и извлекли 10 кг осколков и 38 пуль. Ясно, что осколков было ещё гораздо больше, но к этому времени мелкие осколки проржавели и превратились в прах. Суходымцев пишет: «Весь массив пятачка – это смесь земли, костей и металла». И если мы ещё могли с какой-то степенью точности подсчитать собственные потери, то откуда мы могли знать о потерях немцев? В немецких источниках почти не говорится о боях в районе пятачка, и это неудивительно, так как в этом месте они не имели больших потерь. Так что если принять наши официальные данные потерь, 300 тысяч, и реальные потери немцев, около 10 тысяч, то среднее соотношение потерь получается 1:30. Это среднее соотношение с учётом потерь в период интенсивного противодействия, а в период стабилизации это соотношение было гораздо больше. Поэтому о каких боевых действиях может идти речь? Это была односторонняя бойня, как говорил В.В. Путин, «чудовищная мясорубка», это было подведение наших частей под расстрел. В.В. Путин говорит: «Я думаю, что на войне всегда бывают ошибки. Это неизбежно. Но если ты воюешь и думаешь, что вокруг тебя все ошибаются, то никогда не победишь». Но здесь другой случай. Я ещё понимаю, что бывают сражения, когда одна сторона терпит поражение с большими потерями. Но тут в течение полугода периодически собирали соединения и посылали их на убой. Это уже никак нельзя назвать ошибкой – это было преступление. Но, самое главное, если бы даже 54-ой армии удалось осенью 1941 года соединиться с войсками Невского пятачка, то это нисколько не улучшило бы положение осаждённого Ленинграда. Операции, связанные с Невским пятачком – это, по существу, нож в спину Ленинграда. Если бы не было громаднейших потерь на пятачке, Ленинград был бы разблокирован.
3. Тихвинская операция
К началу октября 1941 года почти вся бронетехника группы «Север» была передана группе «Центр». В числе 53 сильно потрёпанных дивизий осталось только две танковых и две моторизованных дивизии. Перед оставшимися силами Лееба Гитлер поставил задачу: соединиться с финскими войсками и полностью блокировать Ленинград. Для этого у Лееба было два варианта.
Первый, более короткий, – форсировать Неву. Второй – наступать восточнее Ладожского озера. Попытка сходу взять плацдарм на правом берегу Невы была отражена наземными частями и кораблями ВМФ. Лееб, поняв, что преодолеть такое серьёзное препятствие, как Нева, ему с оставшимися силами невозможно, избрал второй вариант. 8 ноября немцы захватили Тихвин, перерезав железную дорогу Москва-Волхов, что значительно затруднило помощь осаждённому Ленинграду. Пришлось проложить севернее Тихвина военно-автомобильную дорогу, что потребовало значительного увеличения транспортных средств и времени доставки грузов. Впрочем, при дальнейшем наступлении немцев и эта дорога могла бы быть перерезана. 25 ноября немцы были в шести км от города Волхов и непосредственно вблизи станции Войбокало, что ставило под угрозу окружения всю группу наших войск западнее реки Волхов – 54-ую армию. Но ослабленные силы немцев были на исходе. Без зимнего обмундирования они несли гораздо большие потери от мороза, чем от нашего оружия. 8 декабря нашими войсками был освобождён Тихвин. То, что немцам пришлось оставить такой стратегически важный железнодорожный узел, показывало, что у всей группы «Север» не осталось больше резервов. В результате контрнаступления наших войск противнику пришлось с большими потерями оставить значительную территорию. Немцам удалось остановить наше наступление вдоль реки Волхов севернее города Кириши и вдоль железной дороги Кириши – Мга.
Если бы в это время, вместо бесполезных попыток прорваться через Невский пятачок, мы нанесли бы удар из района Сапёрный – Колпино при поддержке тяжёлых танков КВ, броню которых не пробивала артиллерия немцев, то успех был бы несомненен. Развивая успех, можно было не только деблокировать Ленинград, но и нанести сокрушительный удар всей группе «Север». У нас в это время в Ленинграде были силы, значительно превышающие силы немцев. И это были элитные части морской пехоты, войск НКВД, курсантов военных училищ и частей, имеющих боевой опыт в предыдущих сражениях. Но все эти части были брошены на «расстрел» на Невский пятачок. Кировский (Путиловский) завод выпустил значительное количество тяжёлых танков КВ, которые так и не были использованы в боевых действиях. Если бы эта элитная армия не была так бездарно уничтожена, то события под Ленинградом пошли бы совсем по другому сценарию. Блокада могла бы быть прорвана в начале ноября, когда основные силы немцев были брошены под Москву, а подкрепления из Европы ещё не подошли.
В нашей печати и у Жукова неоднократно утверждалось, что у нас в период ожесточенных боев в сентябре 1941 года не было резервов. Но тогда спрашивается, откуда же взялись те 300 тысяч, которые мы потеряли на Невском пятачке? Более 120 тысяч военных умерло от голода и связанных с ним болезней зимой 1941-42 года, а в ноябре они тоже могли участвовать в деблокаде Ленинграда. Кроме этих сил, из Ленинграда были выведены значительные силы и брошены на оборону Москвы и на усиление 54-ой армии. Жуков говорит о героических действиях и стойкости под Москвой морской пехоты, переброшенной из Ленинграда. Подробные сведения о том, какие силы в октябре-ноябре 1941 года были в Ленинграде, приведены Виктором Суворовым в книге «Беру свои слова обратно». Но возьмём официальную цифру потерь – триста тысяч. Основные потери на пятачке пришлись на время с момента высадки десанта – 20 сентября 1941 года – по конец года. Понятно, что потери при высадке десанта не были стопроцентными. Да, кроме того, на тех, кто высаживался на пятачок, приходились еще значительные силы поддержки, находившиеся на правом берегу Невы. Таким образом, суммарная численность сил, принимавших участие в боях за плацдарм, приближалась (если не была больше) к общей численности всех немецких войск под Ленинградом в группе «Север», оставшихся после отправки на подкрепление группы «Центр» под Москву.
Но даже одна цифра потерь – около 300 тысяч – была стратегически чрезвычайно большой цифрой. Напоминаю, что численность всего Ленинградского фронта 16 августа 1941 года, который противостоял очень могучей в то время группе войск «Север», составляла те же 300 тысяч. Таким образом, такое дополнительное количество элитных войск могло не только прорвать оборону немцев и снять блокаду Ленинграда, но и нанести сокрушительное поражение всей группе «Север», устроить полный разгром немцев под Ленинградом. Слившись с разгромом немцев под Москвой, разгром под Ленинградом мог изменить всю стратегическую обстановку в войне с Германией. Но вместо этого было подведение под расстрел громадной армии и страшнейшая блокада Ленинграда. Наш долг перед павшими героями найти истинных виновников трагедии, делавших только видимость старания прорвать блокаду, а на самом деле стремившихся сохранить героическую оборону, показывающую всему миру образец мужества и стойкости.
Позиции немцев в районе близ Ладожского озера напоминали бутылку, горлышком которой, шириной около 16 км, были позиции у Шлиссельбурга. Да, от Невы до линии Волховского фронта там было всего 16 км (в некоторые моменты 54-ая армия находилась и в 6 км от Невы), но на пути сил внутренней обороны находилась такая серьёзная преграда как широкая Нева. Реки всегда являются большим препятствием при наступлении. Когда мы освобождали Украину и на нашем пути встал Днепр, то нам пришлось преодолевать его, другой возможности там не было. И за форсирование Днепра более двух тысяч наших бойцов получили звания Героя Советского Союза. Но здесь такой необходимости не было. Всего в 15–20 км от пятачка наши войска находились на левом берегу Невы в районе станции Сапёрная, вблизи устья реки Тосны.
Реально прорыв блокады мог осуществляться с двух направлений.
Первое направление – сходящимися ударами на Мгу вдоль железной дороги устья реки Тосны (Ивановское – Пелла) с выходом на западные окраины Мги и 54-ой армии с внешней стороны обороны. Расстояние от устья реки Тосны до Мги примерно 15 км. Такое же примерно расстояние от Мги до внешней обороны Ленинграда – 54-ой армии. Общее расстояние между линиями внешней и внутренней обороны примерно 30 км. Подобная операция проводилась в июле-августе 1942 года. Но тогда она провалилась, так как к тому времени позиции у села Ивановского значительно укрепились, и группа «Север» получила значительные подкрепления, в частности, 11-ую армию фельдмаршала Манштейна, переброшенную под Ленинград после взятия Севастополя.
Второе направление – сходящимися ударами на станцию Тосно от Колпино и с внешней стороны 54-ой армией. Расстояние от Тосно до Колпино около 25 км, примерно такое же расстояние или немного большее до внешней линии. Неприступных укреплений там не было. В июле 1942 года в результате только отвлекающего удара силой одной дивизии были взяты села Ям-Ижора и Путролово. В феврале 1943 года проводится операция «Полярная звезда», но сил после кровавой операции «Искра» было явно мало, и всё кончилось только захватом станций Красный Бор и Поповка. Но осенью 1941 года почти все ударные силы группы «Север» были отданы группе «Центр», а большинство оставшихся сил брошены под города Волхов и Тихвин. Немецкие позиции тогда ещё не были достаточно укреплены, и ещё не подошли подкрепления из Европы, непосредственно под Ленинградом остались весьма ограниченные силы, и прорвать блокаду в этом месте не представляло труда. Немцы в это время находились в весьма бедственном положении. Гитлер, уверенный в разгроме СССР в течение 2–3 месяцев, не позаботился о зимней одежде, и теперь они несли потери от обмораживания большие, чем от пуль и снарядов. Войска группы «Север» в количестве около 500 тысяч были растянуты на громадном протяжении с внешней стороны от Ленинграда: Новгород – Тихвин – Волхов – Войбоколо, Молукса и Синявино, а с внутренней стороны от Шлиссельбурга до Стрельны и ещё вокруг Ораниенбаумского плацдарма. Всё это грозило немцам полной катастрофой. Командир 28-го армейского корпуса генерал-лейтенант Геберт Лох предлагает в докладной записке отвести, боясь окружения, войска от «бутылочного горла», сдав Шлиссельбург, так как русским гораздо легче связываться с Ленинградом по Ладоге, чем немцам по бездорожью по берегу Ладоги. Но Гитлер был категорически против этого. Лееб в конце 1941 года заявляет: «Гитлер ведёт себя в России так, как будто он действует с ними заодно», и в начале 1942 года, заявив: «Я не могу и не хочу больше нести за это ответственности», он подаёт рапорт об отставке сам, вопреки заявлению Жукова, что Лееба снял Гитлер.
Но вместо того чтобы воспользоваться создавшимся положением и прорвать блокаду в любом из указанных двух направлений, мы собрали громадные элитные подразделения и… бросили их на расстрел на Невский пятачок. Вдоль всей линии нашей обороны от устья реки Тосны до Колпино и дальше до Ленинграда проходили железная и шоссейная дороги, что позволяло быстро перебрасывать силы с одного участка на другой. В том или в другом месте наши штурмующие подразделения могли бы незаметно сосредоточиться и без больших потерь при поддержке тяжёлых танков КВ и артиллерии, бьющей прямой наводкой по разведанным целям, прорвать линию обороны. Чем западнее наносился бы наш удар, тем эффективнее могла бы быть поддержка корабельной артиллерии и артиллерии фортов и Кронштадта. Ясно, что если бы мы осенью-зимой 1941 года нанесли немцам удар в районе села Ивановское или Колпино хотя бы частью тех сил, которые мы уничтожили руками немцев, то успех был бы обеспечен. И с этого момента с героической блокадой Ленинграда было бы покончено. Но, переиначивая высказывание Лееба о Гитлере, можно сказать, что под Ленинградом «Сталин и Жуков вели себя так, как будто они с немцами были заодно».
И надо сказать, что в этом они даже намного переплюнули Гитлера.4. Любавинская и другие операции в 1942 году
После разгрома немцев под Москвой и проведения успешной Тихвинской операции, Сталин на заседании Ставки от 5 января 1942 года приказал разработать план всеобщего наступления от Баренцева до Черного морей. Как писал впоследствии немец Х. Польман: «Сталин совершил ту же ошибку, что и Гитлер: он хотел наступать везде и поэтому не добился решающей победы нигде». Сталин в первый год войны, после больших наших неудач, стал не доверять нашим командующим и стал вмешиваться до мелочей в их командование. (Впрочем, так до конца войны поступал и Гитлер). Командующие же, и первую очередь Мерецков, побывавший в первые дни войны в застенках Берии, боялись проявить инициативу, которой мог бы быть недоволен Сталин. По требованию Сталина был разработан план разгрома немцев под Ленинградом. План, на мой взгляд, вполне реальный. Соотношение наших живых сил и техники и немецких было больше чем в полтора раза в нашу пользу. Намечалось в начале января 1942 года атаковать немцев двумя сходящимися ударами на Любань, окружить крупную Любань-Чудовскую группировку немцев. Находившаяся под общим руководством командующего Волховским фронтом Мерецкова Вторая ударная армия во главе с генерал-лейтенантом Соколовым должна форсировать реку Волхов между Чудовым и Новгородом и продвигаться по направлению к станции Любань. 54-ая армия Ленинградского фронта под руководством генерал-лейтенанта Федюнинского из района станции Погостье должна была взять Любань и соединиться со Второй ударной армией.
Но план стал трещать по швам почти сразу, в основном потому, что мы ещё не научились воевать лучше, чем немцы, а главное, что Сталин совершенно не дал времени на подготовку к операции. 54-я армия ещё не оправилась и не подкрепилась после громадных потерь при штурме станции Погостье. Второй ударной армии не удалось форсировать реку Волхов. Тогда Соколов был заменён более опытным генерал-майором Клыковым, которому удалось прорвать оборону немцев и, пройдя 75 км, выйти к Любани на расстоянии 10 км от неё, перерезать железную дорогу Новгород – Павловск и подойти к станции Чолово железной дороги Батецкая – Павловск. Федюнинский же, потеряв почти весь состав 54-ой армии, не смог выполнить приказ Сталина взять Любань, хотя и был от неё на расстоянии 10 км, то есть расстояние между двумя группировками оставалось 20–25 км. Но на этом наши успехи кончились – немцы ударами во фланги Второй ударной армии окружили её неплотным кольцом. Крупной ошибкой нашего Верховного командования было решение в разгар операции объединить под руководством Хозина Ленинградский и Волховский фронты в единый Ленинградский фронт. Наше командование слишком поздно поняло, что операция провалилась, и дало приказ ослабевшей от голода Второй ударной армии выходить из окружения. Заболевшего Клыкова пришлось заменить Власовым. Через узкий коридор шириной 1,5–2 километра ему удалось вывести большинство людей, всех раненых и значительное количество техники, но 6 июля немцы окончательно замкнули кольцо окружения, блокировав оставшуюся группу в составе 18–20 тысяч человек. Вины Власова в том, что он не сумел вывести всю группу, не было, но он узнал, что Мерецков хочет его арестовать и сделать «козлом отпущения», стал скрываться и попал в плен к немцам… Если бы к этому времени не было уничтожено на пятачке более 300 тысяч наших воинов и был бы из района Колпина нанесён удар по направлению к Любани, то Любавинская операция закончилась бы успешно – были бы окружены две группировки немцев: Любань-Чудовская и Мгинско-Шлиссельбургская, а Ленинград деблокирован. Всего в Любавинской операции мы потеряли свыше 400 тысяч человек. Это очень большие потери, но проводить эту операцию, неплохую по замыслу, пытаясь разгромить всю группировку «Север», на мой взгляд, надо было. Другое дело, что она не удалась, так как немцы воевали грамотнее нас, наше командование действовало не согласованно, однако в таких боях мы мужали, набираясь опыта. Возможно, если бы Сталин удовлетворил просьбы Мерецкова и Хозина и предоставил в их распоряжение три-четыре свежих дивизии, то обстановка могла бы измениться коренным образом. Состояние немецких сил было на пределе, а резервов у них не было. В дальнейшем, с подачи Мерецкова и Хозина, все эти неудачи свалили на Власова, хотя основную часть Второй ударной армии, всех раненых и большую часть тяжёлой техники ему удалось вывести из окружения. В окружение из общего числа Второй армии попало только 18–20 тысяч, но и то не все они были убиты или пленены. Немцы ведь не имели возможности прочесать все болота и леса, часть могла попасть к партизанам. В первые годы войны мы несли и более существенные потери, о которых даже нигде не упоминалось. Громадные потери в Любавинской операции понесла и 54-я армия Федюнинского, которому было приказано «любой ценой» взять Любань.
Во второй половине 1942 года наше командование решило провести операцию вблизи устья реки Тосны с захватом села Ивановское, для дальнейшего наступления на Мгу. Для этого вблизи Колпина 23 июля был нанесён отвлекающий удар силами 268-ой дивизии и 220-ой танковой бригады, в результате которого были освобождены села (а вернее, места, где они раньше находились) Путролово и Ям-Ижора. Затем эти части были отведены и направлены к устью реки Тосны. 19 августа 268-ая дивизия захватила село Усть-Тосно, форсировала реку Тосну и совместно с десантниками, переправленными на бронекатерах с правого берега, захватила часть села Ивановское. Немцы с хорошо укреплённых позиций оказали нам ожесточённое сопротивление. За первый день боёв 268-ая дивизия потеряла до 70 % личного состава. «Всего на операции было задействовано 5 дивизий, танковая бригада, отдельный танковый батальон, значительное артиллерийское и миномётное усиление и ВВС фронта» (В.В. Бешанов, «Ленинградская оборона»). В операции участвовала 136-ая дивизия под руководством легендарного тогда ещё полковника Н.П. Симонюка. В результате операции после захвата части села Ивановское был создан Ивановский пятачок, который не имел существенного значения в системе обороны Ленинграда. Мы в «трёхнедельных боях потеряли 20800 убитыми и ранеными. Потери немецких войск были существенно ниже» (Ф. Хуземан, «На Тосне»). Конечно, если бы вместо отвлекающего удара в районе Колпино удар был бы основным, то результат его был бы для обороны гораздо полезнее. Но вины Говорова здесь не было: направление удара указывалось Ставкой и лично Сталиным. Опять удар через Неву с большими потерями на переправе, хотя в этом случае вообще десантная операция не требовалась – десант высаживался на территорию, захваченную уже войсками, находившимися на левом берегу Невы.
5. Операции «Искра» и «Полярная звезда»
В конце 1942 года под руководством Жукова разрабатывается операция по прорыву блокады Ленинграда «Искра». В операции планируется одновременное встречное наступление Второй ударной армии генерал-лейтенанта В.З. Романовского (Волховский фронт) и 67-ой армии генерал-лейтенанта М.П. Духанова (Ленинградский фронт) с форсированием Невы. Вот как описывает сам Жуков в мемуарах трудности этой задачи: «Особенно мощной была оборона противника на левом берегу Невы. Укрепившись здесь, гитлеровцы имели перед собой открытое пространство шириной до 800 метров. Даже замёрзшая река представляла собой чрезвычайно сильную преграду, так как на льду не было никаких укрытий. Она просматривалась и простреливалась с занятого противником крутого обрывистого берега, высота которого на участке прорыва составляла от 5 до 12 метров. Гитлеровские войска усилили это естественное препятствие густой сетью противотанковых заграждений и минных полей».
Спрашивается, если ты представлял все трудности прорыва на этом участке, то зачем ты планировал там прорыв? Необходимости прорыва там не было. И вообще непонятно, зачем планировалась и производилась операция «Искра», если одновременно на февраль планировалась гораздо более широкомасштабная операция «Полярная звезда», которая попутно, без дополнительных потерь, решала все задачи, поставленные в операции «Искра»? Сил и средств вполне хватало произвести более действенную и требующую гораздо меньших потерь операцию «Полярная звезда», в которой впервые планировалось прорывать блокаду Ленинграда с внутренней стороны – из района Колпино по направлению к станции Тосно. Там наши позиции соприкасались с немецкими, и мы могли успешно вести разведку и легко перебрасывать наши части по железной и шоссейной дорогам. В случае прорыва в этом месте совместно с войсками Волховского фронта была бы окружена вся Мгинская группировка немцев с полным снятием блокады Ленинграда. И если уж обязательно хотелось произвести более скромную операцию, то зачем был нужен встречный удар Ленинградского фронта? Почему это не мог сделать один Волховский фронт, перед которым не было Невы? Воистину, как говорил Черчилль, мы, русские, сами создаём преграды, а затем их успешно преодолеваем.
(Но не всегда успешно, а часто с большой кровью!)
В своих мемуарах Жуков пишет: «Московская Дубровка! Здесь до сих пор удерживался плацдарм – пятачок, захваченный ещё в первый месяц блокады. Но теперь на этом пятачке проходило одно из направлений вспомогательных ударов Ленинградского фронта». И опять Жуков лукавит. Если пятачок предназначался для вспомогательного удара, то зачем так много сил и средств было израсходовано на его удержание и зачем туда было направлено две дивизии, 45-ая и 46-ая, из пяти дивизий 67-ой армии?
Вот как Жуков описывает начало операции «Искра» со стороны Волховского фронта: «Наконец все мероприятия по подготовке операции были закончены. Наступило утро 12 января 1943 года. Мы с генералом В.З. Романовским прибыли на наблюдательный пункт Второй ударной армии. Он был расположен совсем недалеко от переднего края, и отсюда хорошо просматривалась ближайшая глубина обороны противника. Над позициями немецко-фашистских войск поднимались многочисленные дымки. Солдаты, несшие службу ночью, когда обычно действовала наша разведка, теперь готовились к отдыху и усиленно топили печки». 17 апреля 2010 года по каналу «Россия-1» показывали передачу «Освободители. Разведчики». В ней рассказывалось, что немцы топили свои печки только ночью и сухими дровами, дающими мало дыма, а днём на нежилых болотах разводили костры, дающие много дыма, чтобы ввести нас в заблуждение. Непонятно, почему об этом Жуков не знал? Далее Жуков пишет: «В этом сражении нам удалось достигнуть тактической внезапности. Два часа бушевал огненный ураган… Над землёй то тут, то там появлялись серые, быстро оседающие на сильном морозе облачка – испарения от вскрытых огнём болот. На каждый квадратный метр участка прорыва падало два-три артиллерийских и миномётных снаряда. Хорошо подготовленная атака принесла желаемые результаты». Но спрашивается, была ли эта атака так хорошо подготовлена, как её описал Жуков? Весьма сомневаюсь. Во-первых, навряд ли мы могли хорошо разведать позиции противника, если сам Жуков принял ложные костры за настоящие и если «снаряды вскрывали болота»? Во-вторых, у немцев была разветвлённая сеть оборонительных сооружений, по которым они сразу отходили вглубь после начала артподготовки и по окончанию которой возвращались на передовые позиции. В-третьих, наша артиллерия вообще не могла вести огонь по передовым позициям противника на левом берегу Невы, боясь, что будет разрушен прибрежный лёд, по которому должны наступать наши части. Что артогонь, красочно описанный Жуковым, был малоэффективным, доказывает то, что немцы сразу оказали нам ожесточённое сопротивление. Да, трудности штурма левого берега Невы Жуков описал очень правильно. Очень красочно описал артподготовку. Ну а результаты? Наступающим с Невского пятачка 45-ой и 46-ой дивизиям не удалось даже прорвать кольцо блокады пятачка, хотя им противостояло четыре полка 170-ой пехотной дивизии противника. Наступающая на левом фланге 86-я стрелковая дивизия была встречена мощным артогнём и откатилась обратно, оставив на льду Невы свыше трёх тысяч трупов. И только в районе Марьино (это между городами Кировск и Шлиссельбург) 136-ой дивизии Симоняка и 268-ой дивизии Борщёва удалось спринтерским броском пересечь Неву и ворваться в расположение немцев до того, как они возвратились на передовые позиции после окончания нашей артобработки. Но и эта операция могла бы провалиться, если бы оркестр, по сигналу которого начался бросок, не заиграл бы «преждевременно». И вообще, вся операция по преодолению Невы могла бы сорваться, если бы немцы догадались поставить под лёд фугасы и взорвать их перед нашими наступающими войсками. Как пишет сам Жуков, противник оказывал нам ожесточённое сопротивление.
Особенно тяжелые бои развернулись за Синявинские высоты, которые так и не удалось захватить. Жуков в своих мемуарах не пишет о потерях в этом сражении, а они были огромны: около 34 тысяч убитыми и свыше 81 тысячи ранеными, немцы потеряли свыше 12 тысяч убитыми. Наши потери могли бы быть ещё больше, если бы Симоняк выполнил указание Жукова штурмовать Синявинские высоты. На вопрос Жукова «Почему Симоняк не штурмует Синявинские высоты? Именно оттуда немцы задерживают наступление 2-ой ударной армии» Симоняк отвечал: «По той же причине, по которой 2-ая ударная армия их не штурмует. Подступы проходят через болота, потери будут большие, а результаты маленькие». «Толстовец какой-то! Непротивленец! – кричал Жуков. – Какие же это трусы у вас не хотят воевать? Кого надо выгнать?» Но Симоняк ответил сердито, что в 67-ой армии трусов нет. «Скажи, какой умник! – резко прервал Жуков. – Приказываю штурмовать высоты!» «Товарищ маршал, – возразил Симоняк. – Моя армия в подчинении у командующего Ленинградским фронтом генерала Говорова. Я от него получаю приказы». Жуков повесил трубку. Но приказа штурмовать Синявинские высоты Симоняк не получил» (Г. Солсбери).
Синявинские высоты – это ещё одно место массовой гибели наших бойцов. Пять раз безуспешно пытались мы зачем-то захватить эти трижды ненужные нам высоты, и каждый раз откатывались, оставляя в болотах тысячи наших бойцов. И только в шестой раз, благодаря системе артиллерийской поддержки, разработанной Говоровым, бригаде Симоняка удалось легко в течение получаса захватить высоты.
Жуков пишет: «Прорыв Ленинградской блокады явился большим военно-политическим событием». На самом деле успехи более чем скромные. Путём сверхгромадных потерь удалось сделать то, что Геберт Лох предлагал своему командованию сделать осенью 1941 года – без боя сдать Шлиссельбург, так как с его потерей снабжение Ленинграда все равно будет проводиться в основном через Ладогу. Только не оправдались опасения Лоха, что войска гарнизона Шлиссельбурга будут окружены. Войска действительно были окружены, но им удалось вырваться из окружения.
Первоначальный план операции «Искра» не был выполнен. По плану наши войска должны были дойти до правого берега реки Мойки, расстояние от которой до Шлиссельбурга 15–16 км. А так удалось пробить коридор шириной около 8-10 километров, названный «коридором смерти», по которому была проложена колея железной дороги, на расстоянии 5–6 км от линии обороны немцев. Днём сообщение по ней из-за обстрелов было не возможно. Движение осуществлялось только ночью, принося большие потери. В основном сообщение продолжалось через Ладожское озеро. После операции «Искра» Жуковым планировалась широкомасштабная операция «Полярная звезда», предусматривающая окружение Мгинской группировки, о которой Жуков в своих мемориалах даже не вспоминает. По этому плану впервые с сентября 1941 года планируется провести прорыв блокады Ленинграда с внешней стороны обороны – из района Колпино по направлению к станции Тосно. План этот был бы очень хорошим, если бы перед этим не было бессмысленной операции «Искра». Непонятно, почему мы по плану «Искра», неся сверхгромадные потери, штурмовали левый берег Невы, Синявинские высоты и все остальные хорошо укреплённые позиции около Шлиссельбурга, если по плану «Полярная звезда» все эти позиции были бы окружены и достались нам без боя? А так получилось, что, потеряв в операции «Искра» свыше 115 тысяч – это около 38 процентов от участников операции, – мы уже не имели сил и умения провести операцию «Полярная звезда». При проведении операции был выполнен до конца план «Искра» – наши войска дошли до правого берега реки Мойки, деблокировав с внешней стороны Невский пятачок. И впервые провели операцию с внутренней стороны блокады Ленинграда, от Колпино в направлении станции Тосно, продвинувшись на 5–6 км с захватом посёлков Красный Бор и Поповка. На большее просто не хватило сил, так как они были израсходованы в операции «Искра». Потеряв в операции «Полярная звезда» ещё 130 тысяч, из них свыше 40 тысяч убитыми, наши войска не добились поставленной цели, и в дальнейшем до конца 1943 года вели лишь бои местного значения.
6. Полное снятие блокады Ленинграда
Серьёзная подготовка к прорыву блокады Ленинграда началась лишь к концу 1943 года. Операция осуществлялась войсками Ленинградского фронта под командованием Говорова и Волховского под командованием Мерецкова.
У Говорова было больше, чем у противника, пехоты – в три раза, артиллерии – в четыре раза, танков и самоходных орудий – в шесть раз.
У Мерецкова в три раза больше пехоты и артиллерии и в одиннадцать раз больше танков и самоходных орудий. Не стану описывать ход сражений под Ленинградом – они достаточно хорошо описаны в различных произведениях. До анализа этих сражений, как я уверен, и у большинства интересующихся этими вопросами было мнение, что снятие блокады и дальнейшее освобождение Ленинградской, Новгородской и Псковских областей велось наилучшим образом. Мы успешно гнали врага и выгнали его за территории вышеуказанных областей. Но вот именно выгнали, штурмуя с громадными потерями хорошо укреплённые районы под Ленинградом и Мгой. Основной массе войск группы «Север» удалось отступить и укрыться за хорошо укреплённую линию «Пантера», оборудованную немцами между Чудским озером и Нарвским заливом. Укрывшись за эту линию, немцы в дальнейшем оказали нам отчаянное сопротивление, довольно надолго задержав наше наступление на Прибалтику. И тут возникает вопрос, а нельзя ли было провести сразу более широкомасштабную операцию с окружением почти всей группы «Север», имея громадное превосходство в живой силе и технике, тем более что конфигурация линии фронтов прямо на это напрашивалась? Тогда общие наши потери были бы гораздо меньше, а результат гораздо весомее. Винить в этом командующих фронтами Говорова и Мерецкова нельзя, так как они могли действовать только по плану, разработанному Ставкой, где все решения принимали Сталин и Жуков. Как пишет А.Н. Мерцалов: «Сталину были присущи одновременно авантюризм и осторожность, близкая к трусости. После Курска Сталин, как правило, воздерживался от операций по окружению». Некоторую группировку немцев всё же удалось окружить, так как на все просьбы командующего группой «Север» генерал-полковника фон Кюхлера отвести войска за линию «Пантера» Гитлер отвечал отказом. Но вину за неудачи Гитлер взвалил на Кюхлера, который был заменён фельдмаршалом Моделем. Во многом стиль руководства Гитлера мало отличался от стиля руководства Сталина, хотя все же Гитлер своих солдат берег.
Можно было бы на этом поставить точку, если бы мне удалось ответить на те два вопроса, которые я поставил ещё в своей статье о Невском пятачке:
1). Почему мы с таким упорством бросали под расстрел немцами на маленький пятачок громадное количество войск? Потери даже по официальным данным – свыше трехсот тысяч. Если бы эти триста тысяч бойцов были использованы на других участках Ленинградского фронта, то они могли бы радикально изменить обстановку.
2). Почему мы практически ни разу не пытались прорвать блокаду Ленинграда с 20 сентября 1941 по февраль 1943 года по линии непосредственного соприкосновения с противником на всём 47-километровом протяжении от устья реки Тосны до Финского залива, а вели военные действия, неся громадные потери, только через Неву? Как будто на всю 47-километровую линию обороны от устья реки Тосны до Финского залива было наложено табу (а может, и действительно было наложено? «Операции по прорыву обороны противника разрешалось начинать только с указания Ставки» (Платонов)), и мы боялись его нарушить. Конечно, на всём 47-километровом участке немцы создали прочную оборону с большим количеством всевозможных инженерных сооружений с хорошо продуманной системой пулемётно-артиллерийского огня. Но такие же не менее прочные оборонительные сооружения были созданы немцами на всем протяжении возвышенного берега Невы от устья реки Тосны (Ивановское) до Ладожского озера (Шлиссельбург). Трудности штурма через Неву очень красочно описал Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях». Разведать точное местоположение немецких оборонительных сооружений через широкую Неву было практически невозможно. К тому же я, как минёр, могу сказать, что не представляло труда просверлить вдоль береговой черты лунки во льду и опустить туда фугасы, которые можно было взорвать в любое время перед нашими форсирующими Неву частями. Немцы до этого не додумались, но наше командование при планировании операций через Неву должно было учитывать и такую возможность. Боясь разбить прибрежный лёд, по которому должны были наступать наши штурмующие левый берег Невы, наша артиллерия не могла наносить удар по переднему прибрежному краю обороны. Одним словом, худшего варианта, чем наступать через широкую Неву, не было. С другой стороны, ничто не мешало нам на всём 47-километровом участке от устья Тосны до Финского залива выбрать наиболее уязвимый участок для прорыва обороны и при содействии тяжёлых танков начать наступление. Практически вдоль всей линии обороны проходили железнодорожные и автомобильные пути, по которым можно было скрытно и мобильно легко перебрасывать в любое место и в любое время живую силу и технику. Тем более что за эту линию неоднократно переходили наши разведчики. То, что линия обороны немцев на этом участке была уязвима, доказывает то, что в феврале 1943 года при проведении операции «Полярная Звезда», когда мы впервые решились нарушить «табу», были освобождены Красный Бор и Поповка. Продвинувшись на 5–6 км, наши войска приостановили наступление, но не потому что наткнулись на непреодолимое препятствие, а потому что, истратив все силы в ненужной операции «Искра», мы уже не имели сил завершить операцию «Полярная Звезда». Кстати, укрепления немцев в этот период – через 16 месяцев после начала блокады – были гораздо прочнее, чем были они в ноябре 1941 года, и прорвать тогда их было гораздо проще.
Возникает вопрос: а мог ли Жуков, каждый раз приходя на новое место, глубоко разобраться в обстановке и принять моментально правильное решение? Вот, например, под Ленинградом войска и так героически сражались, как могли, и им были не нужны заградотряды и расстрелы отступавших. И несмотря на все «решительные» меры, именно ему, Жукову, пришлось сдать все пригороды и господствующие высоты под Ленинградом. И все же упорно ходит миф, что Жуков спас Ленинград от падения. Упорно невпопад говорят, что по плану «Барбаросса» Ленинград должен был быть взят и уничтожен. Да, по плану «Барбаросса» к сентябрю 1941 года и Ленинград и Москва должны были быть взяты и уничтожены. Но из-за героического сопротивления наших воинов даже в самых безнадёжных положениях, хотя мы и несли громадные потери, к середине августа план «Барбаросса» окончательно рухнул. И это, по существу, был первый шаг к поражению Германии в войне. И Гитлеру, как проигравшему игроку, оставалось только собрать все силы и «пойти ва-банк» – взять Москву. И уже 6 сентября он приказывает, с соблюдением строжайшей тайны, перебрасывать всё, что только можно, под Москву. И надо прямо сказать, что этот план почти удался. Пока мы почивали на лаврах победы под Ельней и думали о защите Ленинграда, который Гитлер в это время и не думал штурмовать, немцами был собран громадный кулак, которым они ударили по Москве. И, как это говорил сам Жуков в интервью Константину Симонову, в октябре 1941 года путь на Москву был совершенно открыт. Почему при его командовании Западным фронтом этот путь был открыт и ряд наших группировок попали в окружение и были уничтожены, Жуков скромно умолчал, свалив всю вину на Конева.
Самый главный удар немцев под Москвой приняла армия Рокоссовского, который умелыми действиями в обороне уничтожил основное количество наступающих танков и другой техники и живой силы. Действия Рокоссовского были бы ещё более успешными, если бы в его действия не вмешивался командующий западным фронтом Жуков, который требовал исполнения его неграмотных распоряжений. Только с громадным трудом войскам под руководством Жукова, Рокоссовского и Конева, получившим подкрепления с Дальнего Востока, удалось не только отстоять Москву, но и устроить разгром немцев, который стал вторым шагом к поражению Германии. Основная заслуга в поражении немцев под Москвой принадлежит Рокоссовскому, но все лавры победы достались Жукову.
Конечно, Гитлер не мог бросить все силы на Москву, но всё, что только можно, заменив немцев испанцами Голубой дивизии, рискуя, что будет осуществлен прорыв блокада Ленинграда, он бросил под Москву. И действительно, если бы немцы захватили Москву, какое значение имело бы, прорвали мы в это время блокаду или нет? Участь Ленинграда во всех случаях была бы решена. А вот для нас после разгрома немцев под Москвой создалась хорошая обстановка для прорыва блокады при поддержке корабельной артиллерии на любом участке фронта от устья реки Тосны до Финского залива (Лигово), а также с Ораниембаумского плацдарма. И с наличием живой силы у нас всё обстояло хорошо. В Ленинград отступили обстрелянные в боях части, много отличных бойцов дал и флот, и военные училища. Из моряков Балтфлота было сформировано 6 бригад морской пехоты. По сути это была элита наших вооруженных сил. И действительно, все эти элитные подразделения были сформированы… и брошены на убой, на «расстрел» на Невский пятачок и на болота перед Синявинскими высотами.
И тут невольно зарождается та дикая мысль, которую я когда-то, где-то, не помню где, вычитал и которой я в то время никак не мог даже чуть-чуть поверить… А не устраивала ли по каким-то соображениям блокада Сталина и он не хотел её снимать? Тогда он даёт сверхсекретное поручение Жукову организовать только видимость попыток прорвать блокаду, хотя мы и несем при этом громадные потери на фронте. Ну, а сколько погибло людей от голода, от болезней и артобстрелов в Ленинграде, нам известно. Если принять такую поистине чудовищную мысль, то всё становится на свои места. И подведение под расстрел восьми дивизий в начале ноября 1941 года, и непрерывное повседневное подбрасывание наших сил под расстрел, и проведение той провальной, по существу, операции «Искра», где мы ценой громадных потерь пробили узенький коридорчик шириной в 8-10 километров, хотя все эти задачи могла попутно решить операция «Полярная звезда». А блокада, по существу, не снята. Ведь везде мы говорим и считаем, что блокада длилась 900 дней, то есть до января 1944 года. Конечно, можно поставить вопрос: а зачем надо было делать Сталину столь нелогичные действия? Согласен, логики здесь нет. Но, спрашивается, где логика в уничтожении в 1937-38 годах почти всего высшего и старшего командного состава? Зачем в октябре 1941 года расстреливать без суда группу прославленных генералов вместе с их жёнами? Сталин ненавидел Ленинград, и в первую очередь его интеллигенцию. А в блокаде в первую очередь гибла интеллигенция. Она была меньше приспособлена к трудностям, и у неё был более скудный паёк, чем у рабочих и тем более у военных. Партийная же элита, даже районного масштаба, была на особом пайке, в состав которого входили даже деликатесы, а о голоде вообще речь не шла.
Из мемуаров Жукова видно, что его очень сильно задела книга Солсбери «900 дней блокады Ленинграда» и он обвиняет автора в антисоветской направленности. Критикуя Солсбери, Жуков пишет: «Книга обладает многими внешними признаками научности: факты и цифры даны со ссылками на источники. Однако более глубокое знакомство с книгой Солсбери показывает, что она яркий образец необъективности и предвзятости. В конечном счёте создаётся впечатление бессмысленности и ненужности жертв… Не раскрывается в ней и значение 900-дневной героической обороны города Ленина для всего хода войны».
Следовательно, получается так, что жертвы и 900-дневная героическая оборона были необходимы для нашей победы, а вот, если бы мы прорвали в начале ноября 1941 года блокаду Ленинград, то и не было бы 900 героических дней, чудовищных жертв и той роли, которые они сыграли «для всего хода войны». Браво, Жуков!
На самом деле Жукова задели те моменты, где показан его стиль руководства, который сводится лишь к требованию «ни шага назад» под угрозой расстрела. Но уж в наши дни надо как-то отличать героическое от трагического! Да, защитники Ленинграда проявили чудеса стойкости и мужества, в народное ополчение большинство шло добровольно. Лучшую оценку обороны Ленинграда дали немецкие офицеры Манштейна, участвовавшие в штурме Севастополя: «Лучше три раза брать Севастополь, чем один раз Ленинград» (Солсбери). И конечно, чтобы идти почти на верную смерть на Невский пятачок, требовалось громадное мужество. Но героизм имеет по крайней мере две составляющие – выбор и результат. Например, в лётчики, разведчики и многие другие военные специальности повышенной опасности брали только добровольцев, но боевые ордена за героизм выдавали только за результат боевых действий, хотя каждый боевой вылет самолёта или поиск разведчиков в тылу врага требовали мужества. И называть героизмом массовую гибель мирного населения от голода и холода, от болезней и бомбёжек не является ли кощунством? Мы же не говорим, что в Освенциме героически погибло 6 миллионов человек! Что все эти жертвы были необходимы для нашей победы. И если мы и сейчас говорим о мужестве блокадников Ленинграда, то почему нельзя предположить, что этот «героизм» замыслил Сталин?
Конечно, книгу Солсбери можно назвать антисоветской, а по существу антисталинской, потому что она показывает все ужасы сталинского режима. «Сначала, прежде всего кровавая, губительная политика. В такой атмосфере смерть человека – ничто, смерть миллионов людей – вопрос пропагандисткой механики, гибель огромного города – сложная, но вполне допустимая уступка для получения преимущества в дальнейшем в ходе непрерывной борьбы за власть, всего лишь гамбит в шахматной игре. Да, ничто в пору сталинских ужасов не сравнится с ленинградской блокадой и её эпилогом – «Ленинградским делом». Блокада, по-видимому, обошлась городу в полтора миллиона человек. А потом «Ленинградское дело» уничтожило тысячи людей, уцелевших в дни, страшнее которых не знал ни один современный город» (Солсбери). «Книгу его (Солсбери) не переводили ещё и потому, что в ней немалая правда о наших «верхах». О той политиканской возне титанов наверху, главного и подручных, которая судьбу народа, из последних сил борющегося с фашистским нашествием, делала ещё невыносимее и трагичнее. В своё время Сталин вообще запретил публиковать какие-либо документы, воспоминания, особенно военачальников, о Великой Отечественной войне. А в конце 40-х почти всех сколько-нибудь заметных блокадников-руководителей (среди них были разные деятели, типичные аппаратные функционеры «ждановского типа», но также и такие заслуживающие уважения люди как секретарь горкома А.А. Кузнецов) арестовали и уничтожили кремлёвские шакалы, которых, как костью, дразнил, одаривал властью Сталин. Блокада Ленинграда, гибель стольких людей получила продолжение в «Ленинградском деле». Сталину, Системе всегда было мало жертв» (Алесь Адамович). «Ленинградское дело» необычно: о «заговоре», в связи с которым уничтожено столько руководящих работников, официально вообще не упоминали и, кроме того, с невероятными усилиями уничтожали исторические данные о событиях в Ленинграде, чтобы будущие поколения не узнали, что в действительности произошло в дни войны, а особенно во время блокады. «Не только закрыли Музей обороны Ленинграда, но конфисковали его архивы, а директора увезли в Сибирь» (Солсбери). Так что же так тщательно хотело скрыть сталинское руководство? Надо добиться, чтобы все ещё закрытые архивы стали бы доступными.
Иные, быть может, скажут: а зачем ворошить прошлое, все эти люди – военачальники – давно скончались и незачем ворошить их прах, это под их руководством была прорвана блокада и достигнута Победа? Всё это могло быть и так, если бы мы в ходе войны не понесли такие сверхгромадные потери, которые поставили под вопрос существование русского народа. В войне почти полностью погибло целое поколение мужчин. В войне принимали участие все народы СССР, и все они несли потери, но самые значительные потери понес великий русский народ в лице великороссов, украинцев и белорусов. Почему поляки так упорно требовали восстановить правду о расстреле в 1940 году органами НКВД польских пленных офицеров? И почему мы так упорно хотим скрыть правду о Великой Отечественной войне? И почему мы ничего не говорим о наших бессмысленных потерях на Невском пятачке и в болотах под Синявинскими высотами, под станциями Погостье и Любань, превышающими невинные жертвы поляков в несколько сот раз? Это неуважение к памяти погибших. Нам всё врали, нас заставляли врать, и в настоящее время мы продолжаем врать и не хотим знать правду!
Надо добавить, что запрет знать правду о войне ПРЕСТУПЕН, как если бы запретили говорить о нацистских преступниках и преступлениях Гитлера и его негодяев, чтобы «не ворошить прошлое».
Но, возможно, иные ветераны спросят: почему вы хотите очернить память о нашем гениальнейшем полководце Жукове? Но ничего подобного в моих мыслях не было. Когда я начинал писать эту статью о Невском пятачке, то я, как и большинство людей, не разбирающихся глубоко в сути проблемы, думал о Жукове положительно. Во всех наших публикациях советского периода пишется, что только назначение Жукова вместо Ворошилова спасло Ленинград от падения, и приводятся в пользу этого различные распоряжения Жукова. Но давайте рассмотрим факты и только факты. И вот как только я стал анализировать факты, лежащие на поверхности, мнение о Жукове сразу изменилось.
Во-первых, к сентябрю 1941 года Ленинград стал неприступной крепостью, самой неприступной в мире. Наличие на пути штурмующих большого количества рек и каналов, наличие многочисленных укреплений различного рода, наличие больших людских резервов – а на защиту города, кроме армии и флота, встали бы рабочие предприятий, женщины, подростки и старики, при поддержке фронтовой артиллерии и артиллерии кораблей и фортов – делало Ленинград неприступным.
Во-вторых, шестого сентября Гитлер приказал Леебу не штурмовать Ленинград.
В-третьих, при Жукове были оставлены все пригороды Ленинграда, фронт был разрезан на две части, немцы захватили господствующие над городом высоты.
В-четвёртых, в районе Стрельны и Петергофа организуются морские десанты, оканчивающиеся гибелью всех десантников.
И в-пятых, организуется Невский пятачок, бессмысленная гибель на котором около 300 тысяч воинов привела к тому, что Ленинград не был деблокирован в октябре-ноябре 1941 года.
Таким образом, ужасная блокада Ленинграда лежит полностью на совести Жукова. Неудачное начало войны вместе со Сталиным и Тимошенко лежат на Жукове. Во всех операциях, которыми Жуков руководил лично, были громадные потери, во много раз превосходившие потери противника. Конечно, Жуков, как заместитель Верховного главнокомандующего, принимал участие в разработке главных операций, решивших судьбу войны, но это был коллективный труд Ставки и Генштаба, а окончательное решение принимал Сталин. Почему под Ленинградом он действовал столь неграмотно? Описывая трудности наступления через Неву, он всё же потребовал форсировать Неву, хотя явно такой необходимости не было. Понимая трудность овладения Синявинскими высотами, которые легко можно было блокировать, он всё же требовал их штурмовать, в результате чего войска бесполезно понесли громадные потери. Зачем вообще планировалась и осуществилась операция «Искра», если всего через месяц планировалась операция «Полярная звезда», которая попутно решала все задачи, только гораздо шире, которые ставились в операции «Искра»? Громадные потери в операции «Искра» привели к срыву операции «Полярная звезда», что привело к тому, что Ленинград ещё год оставался в блокаде.
Когда я начинал работать над этой статьёй, то я думал, что в многочисленных статьях об обороне Ленинграда найду ответ на два поставленных вопроса: почему мы послали на бессмысленную бойню на Невском пятачке громадное количество наших войск и почему мы не пытались прорвать оборону немцев с внутренней стороны кольца, где непосредственно соприкасались с обороной немцев – от устья реки Тосны до Финского залива? В большинстве наших произведений о войне честно описывались происходившие события, но почти нигде не ставился вопрос о целесообразности этих действий и их анализе. Таким образом, я не только не ответил на два первоначальных вопроса, но у меня ещё появилось много новых вопросов, и среди них главный – почему мы с 30 сентября 1941 года по январь 1944 года, неся громадные потери, делали только видимость прорыва блокады Ленинграда? Конечно, немцы воевали, особенно в первый год войны, гораздо грамотнее нас. Но в ноябре-декабре 1941 года, когда почти все основные ударные силы немцев были отозваны под Москву и не требовалось больших усилий, чтобы прорвать немецкое кольцо, мы бросили наши силы не на прорыв блокады, а на расстрел на Невский пятачок и под Синявинские высоты. Главными задачами, связанными с судьбой Ленинграда в период с ноября до декабря 1941 года, были две: освободить Тихвин и Мгу и прилегающие к ним участки железной дороги. С падением Тихвина Ленинград и 54-ая армия попали и без соединения немецких и финских войск практически в кольцо полной блокады. С падением Мги было прервано железнодорожное сообщение Ленинграда с Большой землей. Если первая задача – освобождение Тихвина – 8 декабря была успешно решена, то вторую задачу даже не пытались в этот период решать, и вследствие этого Ленинград остался в жестких тисках. Зачем все силы были брошены на стоящий в стороне Невский пятачок, а не на овладение Мгой? Этот вопрос требует честного ответа, но для этого потребуется поднять архивы. Надо ответить документально, если это возможно, кто является автором Невского пятачка, кто и под чьим нажимом отдавал преступные приказания вести деблокирование Ленинграда только через Неву.
Выводы
Всю оборону Ленинграда можно разделить на два этапа. Первый этап – до 5-13 сентября 1941 года.
Второй этап – с 13 сентября до полного изгнания немцев с территории Ленинградской области в начале 1944 года. Вся оборона Ленинграда на первом этапе связана с именем генерал-лейтенанта М.М. Попова в качестве командующего Северным фронтом, а с 28 августа до 5 сентября 1941 года командующего Ленинградским фронтом. В начале статьи я уже говорил, почему так заинтересовала меня эта тема. Поверхностно я знал, что на Невском пятачке наши войска, переправляясь через Неву, несли очень большие потери. Но впервые мысль о том, нужны ли были эти жертвы, зародилась у меня, когда я подумал: зачем мы вели боевые действие через широчайшую реку, тогда как наши войска в октябре 1941 года находились в непосредственном контакте с войсками противника вблизи устья реки Тосны, то есть на расстоянии всего около 20 километров от Невского пятачка?
К району устья реки Тосны, к железнодорожной станции Сапёрной, вели находившиеся в наших руках железная и шоссейная дороги. В нашей печати высказывались мнения о напрасности жертв на пятачке, но я не встречал доказательств ненужности этой операции. Большинство же высказывало мнение, что действительно там шли кровопролитные бои, но производить там высадку десанта и удерживать плацдарм любой ценой было необходимо, и что он сыграл свою положительную роль. Но большинство этих людей не проводили собственный глубокий анализ событий вокруг пятачка, рассуждая, что если командование принимало решение, то оно было правильным. В советское же время старались все наши ошибки замалчивать. Самое главное при оценке результатов боевых действий заключено в соотношении потерь. Даже по явно тенденциозным данным, приведенным в газете «Правда», соотношение наших потерь и немецких на пятачке было 200 тысяч к 35 тысячам. По более точным данным это соотношение было 300 тысяч к 10 тысячам, то есть тридцать к одному. Да это, по существу, односторонняя бойня – расстрел.
Если бы такое количество войск было сохранено и грамотно направлено на другие участки Ленинградского фронта, то, несомненно, состоялся разгром немцев осенью 1941 года, и не было бы блокады Ленинграда. Потери немцев в Сталинградском «котле» были меньше, но с них начался закат немецких побед. Что пятачок не сослужил никакой положительной роли, говорит то, что за время существования обоих пятачков с них не было осуществлено ни одной успешной наступательной операции, с них мы даже не прорвались за кольцо его блокады. А сама блокада пятачка велась весьма ограниченными силами немцев. В ноябре 1941 года на пятачок было переправлено пять наших дивизий против одной дивизии немцев. Через два дня «боёв» в наших дивизиях осталось не больше двадцати процентов. Если бы и немецкая 96-я пехотная дивизия в этих «боях» потеряла столько же, то тогда кто же продолжал бы блокаду пятачка? Некоторые участники боёв на пятачке могут сказать, что они лично участвовали в ожесточенных боях на пятачке. Они, конечно, не лгут. Да, были отдельные схватки в рукопашную, но это были отдельные немногочисленные эпизоды. Основное же большинство наших бойцов гибли при переправе и на самом пятачке от пулемётно-артиллерийского огня без непосредственного соприкосновения с противником. Сталин лично требовал вести прорыв блокады Ленинграда на соединение с 54-ой армией только через пятачок.
Сделаем предположение. Допустим, что план прорыва 54-ой армии к пятачку удался – одно время 54-ая армия находилась в шести километрах от пятачка, – и в результате были окружены и освобождены Шлиссельбург и Синявино. Но намного ли это улучшило положение блокадного Ленинграда? Немецкий генерал Герберт Лох в это время предлагал Гитлеру, чтобы сократить фронт, отдать Шлиссельбург и Синявино без боя, так как по бездорожью в этом районе связь с Ленинградом была бы затруднена. Гитлер с ним не согласился, но большинство немецких генералов впоследствии считали, что надо было согласиться с Лохом. Этот план, по существу, был исполнен операцией «Искра» в январе-феврале 1943 года. На освобождённой территории была проложена железная дорога, которая, на мой взгляд, была проложена больше с политической точки зрения (а зачем тогда осуществлялась кровавая операция «Искра», если она не принесла пользы осажденному Ленинграду?), чем с практической, так как движение по ней осуществлялось только в ночное время, и то при громадных потерях. Это стало ещё одним местом ненужных массовых потерь. Более безопасным оставался старый путь через Ладогу. Надо ещё учесть, что обстановка в 1943 году коренным образом отличалась от 1941 года. Господство в воздухе перешло к нам. В 1941 году немецкая авиация не разрешила бы не только движение по этой железной дороге, но и само её строительство. Таким образом, прорыв блокады через пятачок был негоден не только по исполнению, но и по замыслу. Практический же прорыв блокады мог осуществиться только двумя путями.
Наступлением 54-ой армии вдоль или южнее 25-30-километрового участка железной дороги Сапёрная – Ивановская – Горы – Мга – Апраксин. Этим было бы восстановлено железнодорожное сообщение Ленинграда с «большой землёй» через Тихвин. Или вторым путем, более радикальным, требующим согласованных действий трех групп войск: удар войск Ленинградского фронта от Колпино вдоль Октябрьской железной дороги, удар 54-ой армии Федюнинского по направлению к станциям Тосно и Любань и удар Волховского фронта на Чудово. В результате этих трех ударов был бы освобождён весь стокилометровый участок Октябрьской железной дороги, и Ленинград получил бы связь с Москвой. Как второй, так и гораздо более лёгкий первый путь можно было осуществить осенью 1941 года, если бы наши войска наступали из районов Колпина или Сапёрной, а не были брошены на расстрел на Невский пятачок. Часть группы войск «Север», стоящей перед Ленинградом, была очень слабой: основные ударные силы Гитлер забрал под Москву. 24 сентября Лееб в своём дневнике записал: «В группе армий «Север» резервов больше нет. То, чем она располагала, пришлось отдать группе армий «Центр».
Наиболее крупным успехом Лееба в этот период было захват 8 ноября железнодорожного узла и города Тихвин. По существу, Ленинград и всё лежащее западнее Тихвина, в том числе и 54-ая армия, попадали в полную блокаду. Основной задачей группы «Север» в то время было удержание Тихвина. Если бы немцам удалось удержать Тихвин, через который шло всё снабжение Ленинграда, то какое значение имело бы, прорвалась или нет через Невский пятачок 54-ая армия?! Как Ленинград, так и 54-я армия были бы обречены на голодную смерть. Но 8 декабря Тихвин был освобождён нашими войсками, появилась возможность снабжать Ленинград через Ладожское озеро. То, что Леебу не удалось отстоять Тихвин, доказывало полное обескровливание всей группы армий «Север» и то, что прорвать блокаду Ленинграда не составляло труда.
В начале 1942 года Ставкой по указанию Сталина был разработан план, подобный указанному второму пути, но только с двух направлений – без удара со стороны Колпина. Действительно, сил для наступления со стороны Колпина в то время у Ленинграда уже не было: около трёхсот тысяч было уже «расстреляно» на Невском пятачке, свыше ста тысяч бойцов умерло от голода и болезней, многие части были выведены через Ладогу под Москву и на пополнение 54-й армии. Сталин требовал быстрейшего наступления, поэтому боевые действия пришлось начинать без должной подготовки. В процессе выполнения операции три раза менялось командование 2-ой ударной армией. Ленинградский и Волховские фронты действовали не согласованно, то объединялись, то разъединялись, 54-я армия понесла тяжелейшие потери при лобовом штурме станции Погостье. В дальнейшем, при наступлении на Любань, она совершенно обескровилась и не взяла Любань, хотя подошла непосредственно к ней. 2-ая ударная армия влезла в ловушку и была уничтожена. Операцию ещё можно было спасти, если бы было свежее пополнение. Но Сталин и Жуков занялись в это время подготовкой к Ржевской, как они думали, разгромной операции, и отвергли просьбы командующих о помощи. Все последующие боевые операции под Ленинградом велись с большими потерями для наших войск. Вместо того чтобы наносить удары по наиболее уязвимым частям обороны противника и окружать укреплённые районы, их в основном штурмовали в лоб и захватывали в указанное сверху время любой ценой. Ставка и лично Сталин очень часто вмешивались в управление командующих фронтами, лишая инициативы, указывали им направления главных ударов. За всё время обороны Ленинграда до 1944 года была только одна успешная операция. Это была Тихвинская операция, в результате которой возобновилась помощь осаждённому Ленинграду. Все же остальные операции велись так, что создавалось мнение, что это была только видимость старания прорыва блокады. Многие факты говорят о том, что это было именно так! Возможно, в будущем эта версия, что Сталин не хотел прорыва блокады Ленинграда, будет доказана или опровергнута.
Почти все боевые действия с сентября 1941 года были связаны с именем Жукова. Что военная деятельность под Ленинградом Жукова и его ставленников Федюнинского и Хозина была сверхнеудачной, не вызывает сомнений. Они, возможно, как и Сталин, виноваты в том, что осенью 1941 года блокада Ленинграда не была прорвана, поэтому гибель свыше миллиона ленинградцев лежит на их совести. Поэтому-то и возник вопрос: а как действительно руководил войсками Жуков на других фронтах? Что в начальный период войны у него были ошибки, он признаёт сам. Ржевско-Вяземскую операцию он провёл крайне неудачно, явно проиграв фельдмаршалу Моделю, понеся страшные потери. Большие потери были и при штурме Зееловских высот. Нелестно о его способностях высказываются многие военные маршалы, но что он пользовался доверием у Сталина, не вызывает сомнения, так как он был его заместителем на посту Верховного главнокомандующего. На мой взгляд, Сталин держал его при себе как верного пса, которому можно поручить любое тёмное дело. А когда Жуков попытался приукрасить свои победы, то Сталин поставил его на место. Только двух людей Сталин называл по имени и отчеству – Шапошникова и Рокоссовского после проведения последним операции «Багратион». Заместитель же Сталина такой чести не удостоился – Сталин просто презирал его.
Всякая война – большое несчастие для народа: гибнут люди в ходе боевых действий, страдают мирные жители, попавшие в сферу боевых действий. Великая Отечественная война превзошла все несчастья предыдущих войн не только потому, что фронт дважды, а в некоторых местах и больше двух раз перекатывался по наиболее заселённым местам Советского Союза, не только потому, что гитлеровское командование разрешило полный произвол по отношению к мирным жителям и военнопленным, а ещё потому, что был полный произвол сталинско-жуковского командования по отношению к военнослужащим Красной армии. Это привело к тому, что ненужные потери в ходе боевых действий намного превзошли неизбежные потери.
В заключение так и просятся слова академика А.О. Чубарьяна из предисловия к сборнику «Война и политика»: «Поразительно, что очень часто публикации, казалось бы, неопровержимых документов не изменяют позиции сторонников различных взглядов, а наоборот, дают стимулы для продолжения старых споров». И ещё стоит добавить мнение президента России Медведева: «Победа в Великой Отечественной войне – заслуга народа, а не Иосифа Сталина и его военачальников».
Список использованной литературы:
Абрамович И.Л. Воспоминания и взгляды
Адамович А. Предисловие к книге Солсбери «900 дней»
Анфилов В.А. Дорога к трагедии. Провал блицкрига
Баграмян И.Х. Так начиналась война
Безыменский Л.А. Гитлер и Сталин перед схваткой
Безыменский Л.А. Особая папка «Барбаросса»
Белоголовцев А.Ф. Невский плацдарм. Невский пятачок
Бешанов В.Ф. Ленинградская оборона
Битва за Ленинград 1941-45 года: сборник под ред. Платонова С.П.
Благочиннов В. Один против армады
Борщёв С.К. От Невы до Эльбы
Буллок А. Гитлер и Сталин
Буров А.В. Блокада день за днём
Буфф В. Восточный дневник
Бушков А. Жуков
Ваксберг А. Тайна октября 1941 года
Василевский А.М. Дело всей жизни
Волкогонов Д.А. Мы победили вопреки бесчеловечной системе
Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия
Гальдер Ф. Военный дневник
Гареев М.А. Маршал Жуков
Гареев М.А. Неоднозначные страницы войны
Геворнян Н. От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным
Гланц Д. Битва за Ленинград
Гланц Д. Крупнейшее поражение Жукова
Говоров Л.В. В боях за город Ленина