Страх чужаков

Я уселся в кресло, оставленное мистером Хопкинсоном.

— Американский турист натворил что-то страшное в Кракове, — сказал я. Это было единственное возможное объяснение его присутствию здесь, что я смог придумать. Если что-то страшное было бы сделано с американским туристом, то улаживать дела послали бы чиновника заметно меньшего по рангу.

Брайт не отрывал от меня взгляда все время, пока отрубал кончик сигары и раскуривал ее. Это был внушительный маневр; я бы, скорее всего, отрубил бы кончик собственного пальца, если бы попробовал.

В конце концов он сказал:

— Вы, конечно, слышали о лацертанах?

Долю секунды я прикидывал вероятность того, что американский посол в Польской Республике выбрал для посещения Краков и сошел с ума в кабинете моего начальника.

— Они, — продолжил он, — выразили желание посетить Польшу.

— Иезус Мария, — услышал я бормотание Бартека.

2

— Каминский и Козинский, — прошептал по-английски Хопкинсон Рамиусу достаточно громко, что его услышали я и Бартек.

Рамиус хихикнул:

— Еще идет в Кэтскиллс, я слышал.

— Держи меня, — сказал мне Бартек по-польски. — Я сейчас вызову международный конфликт.

— Справляйся сам, — сказал я, глядя в окно на страшную ширь бетона за ним. — Я, наверное, даже присоединюсь.

Бартек повернулся к Рамиусу и улыбнулся.

— Ах вы, сучьи дети, — сказал он американцам по-польски, продолжая широко улыбаться.

Рамиус улыбнулся в ответ:

— Хорошенький денек, не правда ли?

Бартек вздохнул и встал со мной рядом у окна.

— Что ж, либо у него исключительный самоконтроль, либо он не говорит ни слова по-польски, — сказал он.

— Либо он действительно сукин сын.

Бартек несколько секунд глядел через плечо на ЦРУшников. Потом покачал головой.

Маленькая VIP-гостиная краковского аэропорта была полна народу. Здесь в одинаково безликих костюмах были представители ЕС, НАТО, ООН, а так же польского и американского правительств, похоже, со всеми своими семействами: женами, детьми, тетями, дядями, бабушками и дедушками, и, похоже, с немалым количеством домашних животных. Всем хотелось заполучить шанс посмотреть на лацертан, и, несмотря на громкие жалобы представителей Секретной Службы, все заполучили такой шанс. Здесь же была группа ученых из НАСА в джинсах, рубашках поло и штормовках, которые прибыли за сорок минут до того на маленьком специальном реактивном самолете — самом чистом, что я когда-либо видел. Присутствовали президент и премьер-министр Польши, но так как они не могли выдерживать вид друг друга, то они и их соответствующие походные свиты удалились в разные боковые комнаты.

Снаружи на обжигающе холодном ветру стояла по стойке смирно рота солдат, пока их полковник инспектировал их в пятый-шестой раз. В нескольких сотнях метров в стороне ряды камер мировой прессы снимали унылую сцену из торопливо возведенного огороженного квадрата, который больше всего на свете походил на загон для скота. Я взглянул на часы. Рейс запаздывал.

— Какая будет ирония, если они прилетели так далеко, чтобы погибнуть в авиакатастрофе, — сказал Бартек.

— Да, уж.

Бартек тихонько поцокал языком.

— Ты начинаешь взвинчиваться.

— Нет.

— Ты говоришь односложно. Ты всегда начинаешь говорить односложно, когда взвинчен.

Я уставился на него. Он надел свой лучший костюм и туфли, и по такому случаю даже постригся, но все еще выглядел так, словно только что встал с постели, проведя предыдущую ночь на свадебной вечеринке.

— Да ты сам просто позор, — сказал я ему.

— Я знаю, — сказал он. — Могу я закурить?

Нам всем было сказано, что из уважения к американцам нам нельзя курить в гостиной. Поляки никогда не славились почтительным отношением к приказам, а говорить им не курить, это все равно что говорить американцам, что им не позволено носить оружие. Я уже путем пристального наблюдения установил, что и Рамиус и Хопкинсон вооружены, и, предполагаю, далеко не только они одни.

Возникла какая-то суматоха в дальнем конце гостиной, и общее движение тел к окнам. Я выглянул наружу и увидел крошечное темное пятнышко на фоне стремительно бегущих облаков.

Из дамской комнаты вернулась Эльжбета:

— Я что-нибудь пропустила?

Я показал на быстро приближающееся пятнышко.

— Там какая-то женщина сказала, что они не смогут здесь сесть, — сказала она. — Они говорит, что здесь короткая посадочная полоса.

Бартек хихикнул. Я почувствовал, как на меня накатывает волна паники.

— Это ведь неправда, да? — спросила Эльжбета.

Госпиталь выделил ей день отгула, чтобы присоединиться к мужу в его героической миссии, хотя попытка остановить ее была бы актом безрассудной храбрости. Она взглянула на Бартека, потом на меня, и на лице ее появилось встревоженное выражение.

— Они же должны знать, какая взлетная полоса им нужна, — сказала она. — Иначе они даже не попытаются приземлиться, ведь так?

— Команда инженеров американских ВВС проверяла полосу каждый день всю прошлую неделю, — сказал я. Бартек испустил грубый звук, и я локтем заехал ему в ребра. — Они даже привезли сюда своего авиадиспетчера для работ по посадке. Все должно пройти прекрасно.

Мы все снова посмотрели в окно. Темное пятнышко превратилось в темно-серый самолет, становящийся все больше и больше. Даже с такого далекого расстояния мы могли сказать, что он просто гигантский. Я следил, как он грациозно снижается в нашу сторону с юго-запада, и снова подумал о маршруте, который мне показали, когда я прибыл в аэропорт сегодня утром. Я все удивлялся, почему так много ответственности за визит лацертан было возложено на мои плечи, но когда я увидел маршрут, все стало совершенно ясно.

Лацертане, как оказалось, вовсе не выражали желания посетить Польшу. Они выразили интерес посетить в Польше всего лишь один конкретный город.

* * *

Американский военный самолет был невероятно большим. Он катился на VIP-стоянку, как океанский лайнер, заходящий в док. Вслед за президентом и послом Брайтом мы все гуськом вышли на ветер. Благодаря проклятию, выпавшему мне, я и Эльжбета двинулись с ними и их помощниками к самолету, в то время, как все остальные остались стоять сзади возле VIP-гостиной.

Передвижной трап вывернул на позицию и покатился к борту самолета.

Почетный караул из американских летчиков и польских солдат выстроился по обе стороны. Маленькая розовая шляпка, подпрыгивая, прокатилась мимо нас, уносимая ветром по бетону. Я оглянулся на толпу, но не разглядел, кто же потерял свой головной убор. Резкий порыв подхватил шляпку и точно забросил ее прямо в открытый грузовой люк самолета, где она и скрылась из глаз.

На вершине лестницы трапа в борту самолета открылась дверь. На платформу вышел летчик, закрепил дверь, потом шагнул в сторону, встал по стойке смирно и отдал салют.

Из двери самолета на четырех тяжело бронированных ногах появилась несколько побитая металлическая сфера около полутора метров в поперечину и на мгновение остановилась на платформе.

— О, боже, — сказала рядом со мной Эльжбета.

— Надеюсь, что нет, — отозвался Бартек по другую сторону от меня.

Металлическая сфера подошла к краю платформы. Ее передние ноги согнулись в коленях, и несколько секунд казалось, что она изучает ступеньки. Потом она неторопливо зашагала в нашу сторону. Позади нее на дневной свет наружу выходили другие бронированные сферы.

Первая сфера дошла до последней ступеньки. Четыре бронированные руки, заканчивающиеся сложными на вид клешнями, выросли у нее на экваторе на равном расстоянии друг от друга. Над каждой рукой был небольшой блестящий зеленый кабошон, и еще один на вершине сферы, словно зеленый сосок. С того места, где стояли мы с Эльжбетой, всего в паре метров от нее, я видел, что поверхность сферы покрыта путаным орнаментом, причем некоторые его части были гораздо старше и более выцветшие, чем другие.

Это было то самое, о чем в брифинг-документах, которыми нас снабдили американцы, говорилось, что «лацертане предпочитают изолирующие костюмы».

Иными словами, лацертане, неспособные дышать нашим воздухом, должны носить космические скафандры, как наши астронавты на Луне. Прилагалась масса дополнений относительно рисунков на этих костюмах, приписывавшим им все — от религиозных до корпоративных различий. Лично мне эти рисунки, большинство из которых выцвели, поцарапались и шелушились, говорили о попытках их использования многими владельцами, вроде как перекраска дважды и трижды подержанных автомобилей.

На самом деле, говорилось в брифинг-документах, они не были со звезды в созвездии Лацерта — Ящерицы. Просто так случилось, что когда они развернули свой колоссальный солнечный парус, чтобы при подходе к Солнечной системе начать снижать скорость, они приближались с направления Лацерты. Имя прилипло, а чужаки не побеспокоились никого поправить. Как оказалось, они вообще никому не говорили, откуда они произошли первоначально.

В голове очереди встречающий посол Брайт представил шестерых лацертан президенту. Президент произнес речь, которую к нашему счастью ветер от нас унес. Рядом с ним премьер-министр с демонстративной скукой рисовался перед объективами камер. Он уже объявил визит пришельцев циничным заговором президента, чтобы отвлечь внимание общества от глубоких социальных и экономических проблем Польши, или же простой болтологией с тем же эффектом.

Брифинг-документы были источником удивительной информации. Но не столько в широком смысле слова, потому что драма Первого Контакта с неведомыми пришельцами игралась на арене мировой прессы, сколько в мелких подробностях.

Например, лацертане называли свой корабль, ныне находящийся на орбите Луны, «Корделией», именем, очевидно выхваченным из мониторинга земного радио- и телевещания. Никто не знал, важно ли это, хотя у одного из аналитиков НАСА была очаровательная теория, что пришельцам просто понравилось звучание имени, и он выдвинул идею, что колоссальное судно имеет сотни имен, под которыми оно известно людям тех портов, куда заходило.

Примерно так же лацертане назвали свой посадочный модуль, плавающий в Индийском океане возле берегов Мадагаскара — «Классическая Архитектура».

Имена, которыми они на языках Земли называли сами себя, казались такими же случайными.

Похоже было, что они были торговцами и путешественниками, исследователями в духе Колумба, плывущими в поисках новых цивилизаций и новых рынков. Считалось само собой, что большинство правительств рассматривало пришествие лацертан, как самое счастливое событие для человечества со времен вымирания динозавров.

Брифинг-документы намекали, что если лацертане и обладают иерархическим обществом, то его организацию нелегко понять. Похоже, у них не было явного лидера. Мне казалось совершенно очевидным, что если пришельцы разумны, то они должны оставить своих старших руководителей на борту «Корделии», заведомо за пределами досягаемости землян, однако, если у маленькой группы, продвигающейся вдоль очереди встречающих, был лидер, то я не смог его распознать. Они тесной группой медленно шагали за Брайтом, останавливаясь для представления каждому сановнику.

Когда настал мой черед, Брайт сказал:

— А этот человек известен как Томаш Козинский, и он будет вашим гидом.

Ближайший лацертанин испустил звук. Мне следовало быть к этому готовым, потому что я уже видел их по телевизору и знал из брифинг-документов, что они пользуются технологией синтеза человеческой речи, но все равно это было шоком.

— Томаш Козинский, — повторил пришелец. Из-за этой технологии синтеза человеческой речи слова прозвучали как Стивен Хоукинг. — Так же известный под именем Бедный Ублюдок.

Я уставился на него. Очевидно, лацертане подслушали то, что говорили обо мне некоторые умники.

— Козинский, — пробормотал Брайт.

Я перестал пялиться.

— Верно. Здравствуйте. — Не подумав, я протянул руку, и к моему ужасу лацертанин взял ее одной толстой бронированной рукой и осторожно пожал. Я ухитрился сказать: — Приятно познакомиться.

— Эта личность, — ответил он, — известна под именем Сверхмеховые Животные.

— Очень мило, — ответил я.

Брайт стрельнул в меня взглядом и шагнул дальше.

— А этот человек известен под именем…

Однако шагающие сферы не проявили интереса. Еще одна сказала:

— Это личность известна под именем Лотус Эспри. — У нее был такой же синтезированный голос, как и у Сверхмеховых Животных. — Эта личность правильно сообщила? Бедный Ублюдок является экспертом по месту назначения этих личностей?

Я смотрел вниз на лацертан. Они все в унисон покачивались с боку на бок. Я вдруг почувствовал дурноту.

— Этот… э-э… Бедный Ублюдок будет местным посредником этих личностей, — сказал Брайт пришельцам. — У этой личности есть все сведения, которые могут потребоваться тем личностям.

Я в свой черед стрельнул взглядом в Брайта, но он уже отвернулся и двинулся к Эльжбете, которая казалась совершенно загипнотизированной тем, что происходит.

На этот раз некоторые из лацертан двинулись за ним. Но один из них остался на месте. Он согнул свои задние ноги и наклонил тело так, что один из его экваториальных кабошонов стал смотреть в моем направлении.

— Я, — объявил он тем же лишенным эмоций компьютерным голосом с американским акцентом, — называюсь Хитрый Кот. — Потом он выпрямил ноги и, казалось, встряхнулся. — Не Скинхед, — сказал он, и я увидел, как Брайт вздрогнул, — это строка нонсенс. — И он переваливаясь зашагал к своей группе.

Скинхед. Я улыбнулся Брайту. Он не ответил улыбкой.

И так оно шло дальше более часа, лацертанам представили каждого члена группы встречающих. Когда все закончилось, поле вокруг гигантского транспортного самолета заполнилось громадным количеством машин. Хаммеры, военные грузовики, лимузины всех сортов и, похоже, все до единого черные «рено эспас» в Европе. Толпа вокруг самолета двинулась по машинам. Возникла некая толчея, и меня отделили от Эльжбеты. Я видел, как Брайт вел ее в сторону невероятных размеров лимузина марки «мерседес» вместе с полудюжиной людей, которых я не узнал.

Мы с Бартеком оказались в одном из «эспасов». Задние сидения вытащили и вставили рампу, позволившую одному лацертанину забраться внутрь через заднюю дверь. Бартек и я посмотрели друг на друга, когда пришелец процокал по рампе и устроился прямо за нами. Кто-то снаружи опустил дверцу и запер ее.

Возможно, сыграло просто мое воображение, но мне вдруг показалось, что здесь необычно холодно. Что точно не было моим воображением, я уверен, был очень слабый запах гиацинтов, повеявший на нас.

— Транспорт, — объявил лацертанин своим жутковатым голосом Стивена Хоукинга. Раздался шуршащий звук, когда он осматривался в хвосте «эспаса».

— Необычный.

— Думаю, — очень тихо сказал мне Бартек, — у меня сейчас начнется приступ паники.

— Эй, не надо так, — сказал радостный голос. — Эти маленькие парни не причинят вам никакого вреда. — Говоривший был высоким молодым человеком, стоявшим у открытой передней пассажирской дверцы. У него были песочные волосы, он был в яркой обычной рубашке и зеленой ветровке. Заглядывая в «эспас», он широко нам улыбался. — Эй, Лотус Эспри, — позвал он. — Мы готовы катиться, приятель?

— Готов катиться, — согласился лацертанин. — Абсолютно. Транспортировать эту личность в новые координаты.

Молодой хихикнул, забрался на пассажирское сидение и закрыл дверцу. Он кивнул водителю, и мы присоединились к длинному конвою, выезжавшему из аэропорта. Я потерял счет легковушкам, грузовикам и «хаммерам»; мы, похоже, устроим на дорогах хаос.

Где-то на пути молодой человек полуповернулся на сидении и улыбнулся мне с Бартеком.

— Я — Фруки, — сказал он.

Бартек и я посмотрели на него.

— Это, конечно, не мое настоящее имя, — продолжил он.

— Надо надеяться, что, конечно, нет, — сказал Бартек.