Помоги проекту - поделись книгой:
Все эти маленькие детали делают для нас образ звездного мечтателя из Калуги близким и понятным. Но определяло его жизнь другое.
«На жизнь я смотрю как на сон. С прекращением его начинается непостижимая жизнь». Под ногами, вокруг себя и поднимая голову к звездам он всегда искал Бога в необъятных просторах Вселенной.
«Ух ты, какая красота – Вселенная перед нами. Миллионы световых лет отделяют нас от них, но мы их видим и познаем. Чудо! И все-таки мы, люди, должны готовиться к полету в эту звездную Вселенную – готовиться не покладая рук. В этом назначение человечества, смысл его существования, чтобы узнать, зачем существует мир, Вселенная, космос. Зачем? Зачем?
…Древние мудрецы… учили, что есть духовный мир, где „ни слез, ни воздыхания, а жизнь бесконечная“».
Циолковский верил в «идею бессмертия всего живущего и жившего когда-либо, все живо и только временно находится в небытии в форме неорганизованной материи. Основа жизни, неразрушимой и вечной, – это атом. Атом живет все время существования Вселенной».
С годами его воззрения становились все ближе и ближе к учению Будды. Русский ученый изучал древнюю мудрость Востока и даже написал статью под названием «Нирвана».
«Естественный и искусственный подбор… в течение тысячелетий может выработать очень совершенные организмы, мало чувствительные к радостям и страданиям – философское равнодушие, равнодушие Будды. Не смертный покой, но жизнь, богатая делами, великими поступками, только философски спокойная.
Нирвана есть развитие идеальных, божественных качеств в человеке в противоположность материальным, животным, то есть страстям».
Для тех, кто задавался вопросами о смысле жизни, труды Циолковского были живительным родником в пустыне. Ученый получал письма из разных городов страны. Слова признания и благодарности. Как в этом письме одного студента из Москвы: «Ваши последние печатные труды завершили в моем внутреннем, глубоко спрятанном от всех сознании процесс эволюции. Теперь я умру сознательно – спокойно. Я и раньше никогда не боялся смерти, но не сознавал почему, а теперь, благодаря вам, знаю».
Счастья без страдания не бывает – так считали древние мудрецы, так считал мудрец Циолковский. В то же время он писал: «Этика космоса, то есть его сознательных существ, состоит в том, чтобы не было нигде страданий».
Циолковский отводил космосу главенствующую роль в земной жизни. «Космические излучения вечно и непрерывно льют на лик Земли мощный поток сил, придающий совершенно особый, новый характер частям планеты, граничащим с космическим пространством. Лик Земли ими меняется, ими в значительной степени лепится… Биосфера в такой же мере, если не в большей степени, есть создание Солнца, как и выявление процессов Земли.
Наружный лик Земли и жизнь, наполняющая его, являются результатом творческого воздействия космических сил».
«Не Земля, а космические просторы становятся нашей Родиной», – писал ученик Циолковского Александр Чижевский.
Идеи Циолковского были близки основным идеям русского космизма о едином, целостном живом мироздании – о вечной жизни космоса.
«Нужно в каждой былинке беречь Космос, если мы готовы стать Вселенскими гражданами».
Ученый, изобретатель и физик Циолковский искал Бога. «Бог есть то, что распоряжается всеми нами, от чего зависит и судьба людей, жизнь и счастье всего существующего, судьба солнц и планет, судьба живого и мертвого. И такой Бог есть, потому что это Вселенная, и она произошла от идеи первопричины, она родила жизнь, жизнь разум, который должен преобладать в космосе и дать счастье всему».
«Бог есть объединяющая всех существ идея любви и солидарности».
Писатель Виктор Шкловский, встречавшийся со знаменитым старцем в Калуге, говорил, что Циолковский признался ему однажды, что «разговаривает с ангелами». Согласно его концепции, ангелы – высшие разумные существа, более совершенные, чем люди. Люди в будущем и в результате космоантропогенной эволюции как раз и должны превращаться в ангелов.
Мы настолько привыкли к уникальным, уже ставшим реальностью предвидениям Константина Циолковского, что не можем обходить вниманием слова его, смысл которых нам и сегодня еще трудно понять и осознать.
Глубоко изучая вопросы мироздания, Циолковский не раз обращался к идее эволюционного развития Вселенной и человека.
Что будет с нами в будущем? Через многие миллиарды лет?
Циолковский говорил о «Лучистом человечестве». Он хорошо осознавал, что в настоящее время идею предстоящего нам превращения понять невозможно, но разве удивительные предчувствия когда-нибудь обманывали этого великого человека?
Он был убежден, что в определенный момент – как бы это проще сказать? – человечество сольется с космосом. Корпускулярное вещество превратится в лучевое, и человечество станет «бессмертным во времени и бесконечным в пространстве», перейдя в лучистую энергию высокого уровня. В результате чего «мозг высших организмов превратится в необратимую форму лучистой энергии, наиболее совершенную форму материи вообще… обладающую каким-то особым космическим сознанием, разлитым в мировом пространстве».
Образ феникса, сгорающего дотла и воскресающего вновь, всегда волновал мыслителя.
«Что было, то и будет, что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» – это из Библии. А Циолковский писал: «Мир – это феникс. Всякая смерть есть катаклизм. Ему подвержены звезды, Солнце, планеты, микробы, растения, животные и человек. Катаклизм есть обязательное и неизбежное качество всякой материальной индивидуальности. Но все человечество в целом будет бороться за свое бессмертие всеми доступными ему средствами, которых нет ни в чем и нигде, это – разум».
Как же так случилось, что глухой с детства человек, по существу самоучка, книжник, простой обитатель маленького домика в Калуге, вдали от университетов и институтов, отнюдь не обласканный вниманием коллег, скромнейший школьный учитель вдруг преподал человечеству столько уроков гениального научного и духовного предвидения?
Его секрет не был ни простым, ни сложным. Да и знаем ли мы этот секрет? Быть может, он в этих словах о себе: «Пока я человек или выше, я знаю, что живу без конца в разных образах. Нужно, чтобы плохих образов не было».
Может, мы найдем, угадаем этот секрет в его любви к людям. В его преданности небу и звездам. В стремлении «торопиться жить», ведь это тоже его слова: «Мне всегда стыдно, как мало я еще сделал для своей Родины».
Спустя сорок пять лет после первой записанной молитвы Циолковский напишет другую. Как будто и не молитва это больше, а слова благодарности, обращенные к небу…
«Обращаюсь к тебе, Причина всего существующего!
Вот Земля! Как громадна она! Она может прокормить в тысячу раз больше людей, чем кормит сейчас.
Как красивы ее моря, горы, воздух! Сколько богатств она содержит!
Вот Солнце! Оно испускает лучей в два миллиарда больше, чем получает вся Земля. Человеку дан разум, с помощью которого он воспользуется и этой солнечной энергией. Ее достаточно, чтобы прокормить человечество и тогда, когда оно увеличится в тысячу миллиардов раз!..
Ты Причина бесконечного множества млечных путей…
Как беспредельны твои богатства!..
Ты дал каждой малейшей частице твоего Космоса вечную жизнь. Она всегда была и будет. Эта жизнь беспредельна и блаженна.
Как я отблагодарю тебя за твои неоценимые дары!..»
В последний год жизни великого старца нередко видели одиноко бредущим по тихим улочкам Калуги. Он неспешно шествовал, словно посланец иных миров или человек, случайно и ненадолго заглянувший сюда из будущего.
В городском парке он садился прямо на землю и о чем-то долго размышлял, прислоняясь спиной к стволу дерева…
В свои 78 лет он писал: «…я продолжаю вычислять и изобретать… Сколько я передумал, какие только мысли прошли через мой мозг. Это уже были не фантазии, а точное знание, основанное на законах природы; готовятся новые открытия и новые сочинения…»
Последние дни своей жизни он продолжал сражаться с болезнью, со старостью. Чтобы сделать еще больше, успеть сказать, донести… Что-то, чего еще не успел… Он просто очень ценил каждое мгновение жизни. И был верен словам, сказанным им когда-то: «Человек – прежде всего философ и воин. Он обязан жить до конца».
Владимир Вернадский. Устремленный за горизонт
Мануэлла Лоджевская, Илья Бузукашвили
Он родился весной 1863 года в Петербурге. И, как Онегин, маленьким мальчиком ходил гулять в Летний сад…
«Я рано набросился на книги и читал с жадностью все, что попадалось под руку, постоянно роясь в библиотеке отца». Маленького Володю интересовало все, что связано с природой. Среди книг – «История крупинки соли», «Великие явления и картины природы», описание путешествий… Среди вопросов: какова причина бурь, гроз, землетрясений, вулканических извержений?
В Петербургском университете Владимир Вернадский никак не мог определиться в своих пристрастиях и потому учился на двух факультетах сразу – на естественном и на математическом. В коридорах он встречал великих ученых того времени – Менделеева, Сеченова, Бутлерова. Они все были его учителями…
Владимир Вернадский
Какое наслаждение – «вопрошать» природу!.. Так думал он в обсерватории, куда приходил наблюдать метеоритный поток, солнце и ветры. Природа говорила с ним на своем языке. Никогда с тех пор она не была для него безмолвной. Как в стихах его любимого Тютчева:
В Париж Вернадский едет на стажировку. Ему 26 лет, и диапазон его научных интересов по-прежнему неохватен. Он читает литературу не только по естественным наукам, но и по филологии, статистике. Ходит в музеи и картинные галереи, на концерты, словно вознамерившись освоить все, что за многие века было накоплено среди «старых камней» Европы.
Он навсегда полюбит Париж. Именно здесь, по дороге в лабораторию из пригорода, где он жил, и в часы долгих ожиданий во время опытов, пока в растворе кристаллизовалось очередное вещество, Вернадский открывал для себя новый мир. На французском он читал философов и античных классиков – Аристофана, Плотина, 12 томов Платона…
Пройдут годы, и Вернадский напишет: «В философии под запретом не только новая философия, но и старая: Платон. Удивительна и интересна эта боязнь старых исканий». Но и тогда уже, в Париже, молодой ученый твердо верит: «Единственное, что не пропадет в этом мире, – это духовное усилие».
Истинный философ, Вернадский тонко чувствовал и понимал законы Природы. Он старался говорить доступно и просто о всеобщем единстве Земли, Космоса и Человека, о живом веществе и жизни минералов. Он развивал учение о биосфере и ноосфере, основал биогеохимию…
«Мы знаем только малую часть природы, только маленькую частичку этой непонятной, неясной, всеобъемлющей загадки. И все, что мы ни знаем, мы знаем благодаря мечтам мечтателей». В научном поиске Вернадский был похож на многих своих великих предшественников. На тех, кто открывал законы мироздания человечеству.
Он был похож на них и в своей скромности, и в великом почтении, которое испытывал к загадочному Нечто, далекому, таинственному Горизонту, которого еще никто не достиг. Не о том ли за 200 лет до него говорил Ньютон: «Я смотрю на себя как на ребенка, который, играя на морском берегу, нашел несколько камешков поглаже и раковин попестрее, чем удавалось другим, в то время как неизмеримый океан истины расстилается передо мной неисследованным»?
«Я любил всегда небо, особенно Млечный путь поражал меня, – читаем в дневниковых записях Вернадского. – В моей фантазии бродили кометы через бесконечное мировое пространство; падающие звезды оживлялись».
Саму жизнь на Земле Вернадский считал проявленным результатом деятельности всего космоса. В ней, как в фокусе, «сосредоточились и преломились его творящие лучи».
«Воля человека и всяких других существ – высших и низших – есть только проявление воли Вселенной. Голос человека, его мысли, открытия, понятия, истины и заблуждения есть только голос Вселенной».
Еще один закон природы – закон эволюции – занимает важное место в произведениях Вернадского. Он пишет о Земле и Человеке, пытаясь заглянуть в будущее. В надежде на суд времени и Истины.
«Человек не есть завершение создания, он – промежуточное звено в длинной цепи существ. Эволюция пойдет дальше. Человек будущего явится духовным космическим существом, преодолевшим свою животную природу и биологическую материальность, способным быть сотворцом Природы и покровителем жизни на бескрайних просторах Космического Универсума».
Друг и ближайший соратник Вернадского А. Корнилов писал о нем: «Вопросы минералогии, кристаллографии, химии и вообще мироздания… так широко им охватывались, что приводили пытливый ум его в сферу философии и даже метафизики».
Год 1916 стал годом перелома. «Живое вещество» – новый этап в учении Вернадского. Все новые и новые подтверждения идеи о всеобщем единстве находит неутомимый исследователь. Закладывает основы биохимии, учения о биосфере.
Сама Земля со всем, что есть на ней, – Живое вещество. Его количество есть величина неизменная. «Биосфера является совершенно уникальной сложной космической системой, характерной чертой которой является существование в ней живого вещества (а не живых существ, с которыми имеют дело биологи, биогеографы и т. д.). Для меня все яснее извечность и безначальность жизни. Смерти нет».
Размышляя о биосфере, о ее внутренних связях и закономерностях, ученый часто обращается к художественным образам Вселенной, космоса. Эпиграфом к первому очерку книги «Биосфера» он взял стихи Федора Тютчева:
Вернадский продолжает развивать взгляды Кеплера и Галилея, Ломоносова, Гумбольдта и Гете, для которых поэтическое восприятие мира было одним из путей познания.
В «Очерках геохимии» биосфера, «Земная природа» представляется во всей своей первозданности, как гармонически устроенное Целое, напоминая поэтические образы античной мифологии и философии, к которым ученый часто обращался. «Сказочные обобщения, пронизанные осторожной мудростью, невольно выливаются в образы древнейшей философии», – писал академик Виноградов об этом труде.
Современники не понимали взглядов Вернадского. Доброжелатели полагали, что большой ученый отвлекся, свернул с классического научного пути в философствование. Многие считали его идеи образными, крылатыми выражениями, более свойственными литературе, чем науке.
Вернадский же был убежден, что наука не может изучать лишь явления видимого мира, не принимая в расчет его невидимую суть. Он писал: «Я глубоко религиозный человек». Отвечая на вопросы во время переписи населения России, ученый назвал себя «верующим вне христианских церквей».
И размышляя на эту же тему, замечал: «Человек, искренне верующий и глубоко чувствующий бытие, будет ли это глубина Природы или человеческой Души, может быть всякой религии и принимать всю пользу научного знания».
Геолог и академик Д. Наливкин нарисовал в своих воспоминаниях живой образ Владимира Вернадского: «Высокая, стройная, немного сутуловатая фигура, быстрые, но спокойные движения запоминались сразу, над всем безраздельно царила голова. Узкое точеное лицо, высокий, выпуклый лоб ученого, темные волосы с сединой, каскадами поднимающиеся над ним, поражали и удивляли. Но и они были только фоном для глаз, необычайно чистых, ясных и глубоких. Казалось, что в них светится весь облик, вся душа этого необыкновенного человека. Впечатление еще более усиливалось, когда он начинал говорить. Его голос был такой же, как глаза, – спокойный, ясный, приятный и мягкий, глубоко уходящий в душу.
Обыкновенно он был мягок и поразительно вежлив. Казалось, он боялся сказать вам хоть одно неприятное слово. Но когда было надо, эта мягкость сменялась железной твердостью.
Поразительно глубокий и всеобъемлющий ум, исключительная духовная чистота сливались в нем в единое целое, гармоничное и стройное. Таких ученых всегда было мало, мало их и сейчас».
Времена не выбирают. Вернадский вместе с Россией пережил все крутые повороты истории: две революции, Первую мировую и Великую Отечественную войны, светлые и темные стороны Советской власти.
В 1890 году Владимира Ивановича пригласили заведовать кафедрой минералогии в Московском университете. Он преподавал здесь до 1911 года.
Это было время философских исканий, побед и поражений. Современниками Вернадского были ученые и философы, поэты и писатели разных поколений: Павлов, Трубецкой, Короленко, Зелинский, супруги Кюри, Менделеев, Толстой, Достоевский, Есенин. Они встречались, переписывались, дружили…
В это время жили и развивали свои идеи русские космисты – Чижевский, Циолковский, Докучаев, Косточев. К людям пришли последние романы Достоевского, началась моральная проповедь Толстого, возникла оригинальная философия В. Соловьева, Н. Федорова.
Циолковский в Калуге пишет дерзкие книги о полетах в межзвездное пространство. И там же на рынке продает свои картины, чтобы как-то заработать на жизнь. Второй великий калужанин – Чижевский создает космическую науку о солнечно-земных связях.
В темной, голодной Москве пишет свою книгу «Овладение временем» безвестный философ Валерьян Муравьев, обосновывая на базе новых достижений в биологии, медицине, математике и физике идею преодоления смерти. Безудержно мечтают о будущем поэты и утописты. Одни думают о крахе, другие – о катарсисе через страдание.
На фоне великих потрясений в России научные открытия того времени фактически меняют устоявшуюся картину мира. Рентген открывает невидимые лучи. Беккерель объявляет о естественной радиоактивности – самопроизвольном свечении солей урана. Супруги Кюри исследуют удивительные свойства полония и радия. Планк создает квантовую теорию. В научных дискуссиях участвуют Резерфорд, Томсон, Рэлей.
Вернадский пишет: «Где искать опоры? В бесконечном творческом акте, в бесконечной силе Духа… Нет ничего хуже апатии, нет ничего вреднее и ужаснее безразличия, серой будничной жизни».
В 30-е годы в Московском университете ликвидируют геологический факультет. Закрывают институты… «Кругом террор… Миллионы арестованных… Аресты среди ученых продолжаются». Вернадский, как может, спасает людей. Пишет письма в президиум Академии наук, сражается, отстаивает, защищает.
Он разыскивает знакомых, тех, кому нужна помощь. Устраивает дела вдов и детей друзей, помогает им деньгами.
Главное – оставаться человеком. В любых условиях, как бы ни было трудно. Вернадский это хорошо знает и умеет. Он давно, еще с юности, верит в любое духовное усилие…
Он преподавал в Москве, в Петербурге и Симферополе. Его учениками были «король минералов» А. Ферсман, нарком здравоохранения Н. Семашко, академики А. Виноградов, Н. Моисеев, К. Флоренский – сын Павла Флоренского.
«Мы ждали его лекций как праздника, – вспоминала одна из студенток Вернадского. – Они оживляли для нас мертвую природу. Словно бы камни заговорили».
Спустя годы еще один ученик, вспоминая о любимом учителе, напишет: «Мы, Ваши уже старые ученики, бережно несем через жизнь зажженный в нас Вами огонь и стараемся согреть им других. Благодарю судьбу за то, что она скрестила мой жизненный путь с Вами».
Молодые ученые всегда ощущали его любовь и заботу. Они были его друзьями. Как-то один новичок, после первых дней, проведенных в лаборатории с Вернадским, сказал своему старшему товарищу: «Странные у вас с Владимиром Ивановичем отношения. Не поймешь, кто у вас академик, а кто лаборант».
Вернадский наставлял: «Не ищите себе в научной работе учителя. Учителем у вас должны быть законы природы».
Так всегда говорили его великие предшественники, у которых он сам учился: Леонардо да Винчи, Парацельс… Близок ему был Гете, поэт и великий, неутомимый исследователь природы. Образ Фауста глубоко проник в душу российскому ученому, а строки Баратынского на смерть Гете как будто сказаны и о Вернадском:
Через всю свою жизнь Вернадский пронес идею о единении людей, о братстве.
У него тоже было свое братство, оно сложилось еще в университете. То были друзья и единомышленники: востоковед С. Ольденбург, педагог и просветитель Ф. Ольденбург, писатель и общественный деятель Шаховской; историки – А. Корнилов, И. Гревс; ботаник Краснов… Вернадский писал: «Принципами этого братства были: работай как можно больше; потребляй (на себя) как можно меньше; на чужие беды смотри как на свои».
Вместе с друзьями по братству Вернадский помогал голодающим крестьянам и считал, что должен еще многое сделать для просвещения народа. Вместе они мечтали о высоком. Как о том скажет потом Д. Шаховской: с друзьями «все великое – не сон, и не пустяк – твои мечтания, лишь тогда идеалы не останутся фразой. Любое человеческое достижение основано… на духовной энергии, и она возникает лишь в единении с другими».
С ранних лет и всю жизнь Вернадский изучал труды своих предшественников, историю. Читал Плавта и Фукидида, ученых арабского Востока, книги о средневековых университетах, о школах Римской империи и Византии.
Владимир Иванович Вернадский и его ассистенты в Московском университете в 1911 г. Фотоархив Мин. музея им. А. Е. Ферсмана РАН
Поделиться книгой: