Злато-серебро

— Серп… — Иволга порывисто обняла его, прижалась. — Он мне ничего не сделал. Я вырвалась, побежала, а там Кайт…

— Да-да, Крестэль мне уже рассказал, — чародей погладил ее по голове, в душе испытывая облегчение.

— А как я здесь очутилась? — Иви только сейчас сообразила, что находится в своей комнате. — Вы дрались?

— Нет, не дрались. Мяса налопались, отяжелели, — хмыкнул Серп. — Да и не с руки мне бить морду тому, перед кем в большом долгу.

Девушка ничего не сказала, лишь прижалась теснее. Чародей вместо того, чтобы ощутить раздражение из-за глупости девчонки, наверняка невесть что себе навоображавшей, вдруг сказал:

— Хочешь, спи сегодня со мной. Я разбужу, если снова кошмар приснится.

— Да, хочу, — просто ответила она. — Спасибо.

Серпу оставалось только дивиться, что Иволга не разразилась потоком слезливых благодарностей, коего он очень опасался.

***

На следующий день помощник палача отпросился у Вермея и ушел из пыточной пораньше. Нужно было зайти к ювелирам, раздобыть сангрилы для амулета.

Серп долго перебирал алые бусины под уважительным взглядом старичка-хозяина, быстро распознавшего одаренного (кожаный ошейник чародей снял, покинув замок, темную полосу на шее привычно прикрыл воротом рубахи). Подходящие камни никак не попадались: одни были слишком мелкими, чтобы нанизать их на кожаный шнурок, другие прежде подвергались воздействию тех или иных чар, третьи, стоило к ним прикоснуться, излучали холодную неприязнь и, значит, совсем не подходили для охранительного амулета.

Под конец ювелир, опасаясь гнева переборчивого покупателя, принес еще одну шкатулку, с отборным товаром "для знакомых чародеев". К радости Серпа камни там оказались девственными, чистыми от каких-либо чар и настроены были вполне доброжелательно. Но тут чародей с раздражением осознал, что выбирает сангрилы покрасивее, поровнее, с более сочной окраской. Ругнулся про себя, но брать первые попавшиеся все же не стал. За девять крупных, ровных бусин пришлось выложить аж шесть золотых, зато работать с камнями будет приятно. В самом деле, не выпускать же собственную кровь на какие-то ущербные осколки?

Придя домой и поужинав, Серп заперся в своей комнате, прихватив с кухни маленькую мисочку, будто издевки ради расписанную полумесяцами. Другой подходящего размера, к сожалению, не нашлось. Положил на дно сангрилы, вытянул над посудинкой левую руку и полоснул острым ножом по запястью. Темная кровь потекла широкой струей, закапала на алые камни. Чародей бормотал заклинание, дожидаясь, когда бусины закроет с верхом. После чародейским усилием затворил кровь, взял мисочку в ладони, согревая своим теплом, не давая остыть. Теперь оставалось ждать, когда поверхность жидкости подернется блестящей пленкой. Это будет означать, что камни приняли в себя частицу его силы.

Отмытые от крови, сангрилы изменили свой цвет с алого на насыщенный винный, без должного освещения почти черый. Другим стал и их блеск, превратившись из мягкого в острый, металлический. Отлично, значит, все прошло, как надо.

Чародей прислушался к сангрилам, бережно катая их в горсти. Камни довольны, их уважили, напоили теплой кровью с частицей мощи, вежливо попросили о помощи. Теперь они предупредят чародея, если человеку, который будет их носить, станет угрожать опасность. И не только предупредят, но и наведут переход, чтобы помощь подоспела незамедлительно.

Серп принялся нанизывать бусины на тонкие кожаные шнурки, взятые у Вермея. Палач плел из них ошейники, когда старые снашивались, чародей делал браслет.

Вообще-то, дарить девушке напоенные своей кровью сангрилы чревато: можно ненароком создать ненужные узы или упрочить уже существующие. Но это куда предпочтительнее, чем в полнолуние просить для Иволги защиты у Госпожи Луны, напитывая силой лунные камни. Конечно, с очами полнолуния ночному чародею договариваться не нужно, к тому же они могут сами защитить того, кто их носит, а не просто вызвать подмогу. Но тут для успешного наложения чар требуется присутствие птахи. И не только присутствие, ему пришлось бы надевать на нее амулет, а прикасаться к женщине в свете полного лика Госпожи еще более чревато, чем дарить сангрилы. Можно запросто самому пасть жертвой женских чар, коим изначально покровительствует светлоликая хозяйка ночи.

Привязать девчонку к себе сангрилами полезно: она оказалась вполне толковой, дом ведет хорошо, к тому же предана ему. Такая служанка очень даже пригодится, когда он вернет себе должное положение. А сам он не желает подвергаться риску впасть в зависимость. Простаки иногда называют ее любовью, но образованным чародеям смешно верить в это чувство. Существует притяжение плоти и привычка, вот и все. Да еще странные свойства камней и светил, будто творящих какие-то свои, недоступные человеку чары.

За размышлениями Серп быстро закончил плетение, остался доволен и пошел к Иволге.

— Вот тебе оберег, — укрепил браслет на плече девушки, немного повыше локтя. — Я зачаровал кожу от износа, влаги, разрыва и прочего вреда. Так что носи, не снимая. Если тебе будет грозить опасность, я тут же почувствую и немедленно приду на помощь.

— Спасибо, Серп, — Иви разглядывала аккуратное плетение и остро сверкавшие камни. Прежде у нее никогда не было украшений, а этот браслет к тому же ей очень нравился. — Он такой красивый… — потянулась к мужчине с поцелуем.

Тут же возникла легкая заминка, напомнили о себе разбитые губы девушки. Серп принялся было оправдываться, объясняя, что такой пустяк ему, увы, исцелить не под силу, тем более по прошествии суток, но Иви слушать не стала, увлекла мужчину на кровать.

Некоторое время спустя чародей пожелал служанке спокойной ночи и отправился к себе. Через час с небольшим Серпа, погруженного в чтение занимательной книги по истории Мелги, вдруг пронзило чувство панического страха. Не успев толком сообразить, что происходит, он открыл переход и оказался в соседней комнате. Иволге снова снился кошмар.

— Просыпайся, птаха, — он привычно потрепал ее за плечо. — Пошли спать ко мне, — сказал со вздохом, стоило ей открыть глаза. — Придется тебе терпеть мое чтение. Я не желаю мотаться по нескольку раз за ночь через переход в соседнюю комнату.

Девушка безропотно подчинилась, про себя едва ли не ликуя. Чтение Серпа никак не могло ей помешать, более того, давало отличный повод попросить обучить ее грамоте.

Услыхав несколько дней спустя робкую просьбу, чародей с удивлением уставился на Иволгу.

— Читать? Зачем? Я знаю, Крестэль читает тебе вслух по вечерам.

— Но ведь лучше уметь самой, — не сдавалась Иви. — Я могла бы читать, что хочу, когда пожелаю.

— М-да, железный довод. Ладно, попробуем. Но если окажется, что ты тупа, я не стану тратить время.

К собственному удивлению, обучать девчонку Серпу понравилось. Он частенько невольно вспоминал Кверкуса, как допытывался у наставника, почему тот не добился должности главного чародея в каком-нибудь городе. Старикашка привычно хихикал в бороду и отвечал:

— Мне нравится постигать мир и помогать другим одаренным овладевать знаниями. А не учить людей, как им жить, навязывая свои представления.

После встречи с высокомерным Юнкусом Серп склонен был допустить, что в словах наставника есть крупица истины. Да, учить оказалось приятно. Возможно, не в последнюю очередь потому, что Иволга была вовсе не глупа, к тому же обладала отличной памятью и сообразительностью, пожалуй, даже чрезмерной для девицы ее положения.

— Радужным чародеям, наверное, трудно приходится? — спросила она как-то. — Госпожу Радугу не так уж часто видно, особенно зимой.

— Им не обязательно видеть небесную радугу. Достаточно крошечного перелива в капле росы или в хрустальной бусине.

— Это удобно, — рассудительно кивнула девушка. — В горах, у дома Кверкуса я видела чудесные маленькие радуги над ручьями, что падают со скал.

— Они называются водопадами, — по привычке пояснил Серп. — Водяные радуги бывают и над фонтанами. У каждого радужного чародея во дворе дома непременно фонтан имеется. Так что главное для них, как и для солнечных, и лунных — свет.

— А тебе свет совсем не нужен, — задумчиво произнесла Иви.

— Получается, не нужен, — согласился Серп, невольно вспоминая о золотистом свечении силы.

Надо же, а он и не задумывался. Значит, сила всех чародеев так или иначе связана со светом. Луны, солнца и… чего? Какой свет может быть у плоти? Или жар тела — это видоизмененный свет солнца, которое дает жизнь всему? Жаль, мысль не пришла в голову раньше. Спросил бы у Кверкуса, наставник если и не знает ответа, наверняка имеет какие-то соображения на сей счет.

А головенка-то у Иволги, пожалуй, светла не только волосом. Будь у девчонки дар под покровительством ночного светила, не отказался бы взять ее в ученицы. Но дара у служаночки нет, кроме способности щедро оделять чародея мощью.

— Да, я и без света все могу, — Серп прекратил раздумья, задул свечи и привлек Иви к себе.

***

Как-то на исходе лета, возвращаясь домой из замка, Серп встретил Лилею. Правда, узнал он пышнотелую красотку не сразу. Девушка похудела, побледнела, одета была в бесформенный балахон из небеленой холстины, какие носили обитательницы приюта при храме Светлого Солнца, черные косы убраны под косынку. Не осталось и прежнего веселья в очах, взгляд стал тревожным, неуверенным, в глубине глаз затаился страх.

— Добрый господин, не пожертвуете ли на сирот и калек, что живут при храме? — девушка качнула деревянной кружкой, внутри брякнуло.

— Вот, держи, — Серп бросил в прорезь пару медяков, звякнувших где-то на самом дне. Видно, сборы были невелики. Язык чесался сказать, что приоденься она, и пожертвования оказались бы щедрее. — Ты что же, Лилея, теперь при храме?

— Вы тоже знали меня прежде, господин? — тревога во взгляде стала явственней.

— Да, говорил как-то один раз. А что, многих ты встречала, кто назывался прежним знакомцем?

— Нет, немного. Один вот ходит часто, большой, сердитый. Кажется, стражник. Говорит, мы с ним дружбу водили. А я его не помню совсем. Он поначалу ласково говорит, а потом, когда видит, что я вспомнить не могу, сердиться начинает.

— Бурьян, что ли?

— Да, — кивнула Лилея. — Он, правда, просит его Яном называть.

— Ну, этого ты точно хорошо знала. Он на тебе жениться собирался, — уверенно заявил Серп.

— Вы не шутите, добрый господин? — девушка слегка оживилась. — Он и вправду мелжский стражник?

— Нет, не шучу. Правда стражник, — уверил ее чародей, про себя надеясь, что при следующем визите Бурьян получит не совсем то, чего ждет. — Еще раз заявится, ты его прямиком в храм тащи, союз благословлять. Он только рад будет. Сам-то все никак решиться не может, раз ты его не помнишь.

— Ой, спасибо, господин! — на щеках Лилеи заиграл слабый румянец. — Замужем, верно, лучше, чем при храме. Тем паче, за стражником. Он и сердится-то, видать, из-за того, что я его позабыла. Я отчего-то все позабыла, даже свое имя. Этот Бурьян мне и сказал, что Лилеей зовут…

Девица разговорилась и замолкать не собиралась, так что Серп перебил ее.

— До храма-то дойдешь, не заблудишься?

— Дойду, дойду, добрый господин! Я, после того, как беспамятная очнулась, все помню. Только тяжело это, совсем себя не знать.

Чародей бросил в кружку еще один медяк и пошел прочь, хотя Лилея продолжала что-то говорить вслед. На душе было мерзко. Румяная разбитная хохотушка нравилась ему гораздо больше этой потерянной бледной девицы, прикрывающей страх неумеренной болтливостью. Спасибо Госпоже Луне и Светлому Солнцу, что уберегли тогда птаху. А с этим лиходеем Серп еще посчитается. Прав был чарун, их первый разговор не будет последним.

За такими мыслями чародей добрался до дома и обнаружил, что у двери сидит глиняная кукла, похожая на кувшин. Стоило задержать на ней взгляд, в маленькой головенке разверзлась щель, и зазвучал утробный голос.

— Прощения просим за недоразумение с твоей девчонкой, — прогудел Глиняшка. — Виновный примерно наказан. Более в Мелге его не увидят. Да и в других местах тоже! — изо рта-щели исторгся гулкий смех, такой неприятный и жуткий, что по спине Серпа побежали мурашки. — Не держи зла, прими выкуп за причиненный ущерб. Надеюсь, еще перемолвимся.

С последними словами живот Глиняшки пошел трещинами, кукла стала разваливаться на куски, которые тут же рассыпались пылью. Пара мгновений — и у двери не осталось ничего, кроме туго набитого кошеля.

Чародей достал из-за пояса нож, присел на корточки, напряг чутье и пригляделся к кожаному мешочку. Кажется, все чисто. Пошевелил кошель лезвием, но по-прежнему не ощутил угрозы. Да и зачем бы подкидывать ему какую-то каверзу? Он пока не предпринимал никаких шагов против распоясавшихся лиходеев, если не считать разговора с Грифом и Юнкусом. Но о содержании беседы преступникам вряд ли известно. И они, похоже, не расстались с мыслью привлечь его на свою сторону.

Серп подхватил кошель и выпрямился. Сжал мешочек в руке — нет, никаких чар. Ни опасности, ни возможности проследить, откуда явился Глиняшка. Надо будет перебрать монеты, но вряд ли это что-то даст.

Так и получилось: проверка монет не пролила света на их хозяина или хозяев. Чародей поделил деньги поровну, половину взял себе, половину отдал Иволге. Девушка, узнав, откуда золото, хотела было отказаться, но Серп уверил ее, что вреда от них не будет. Тогда Иви с опаской взяла мешочек, но на следующий же день, тайком от чародея, отдала золото Кайту.

— Купи себе краски и что еще нужно для рисования, — сказала, закончив объяснять, откуда деньги. — Только Серпу не говори, пожалуйста.

— Да ты что? Это слишком щедрый подарок!

— Я все равно не смогу тратить это золото. Но очень хочу взглянуть, как рисуют картины, — улыбнулась Иволга.

— Ну, ладно, — сдался Кайт. — Все не истрачу, поберегу для тебя. Когда-нибудь может пригодиться.

***

Серп, лунной ночью наведавшись на чердак, выругался. К ящикам, в которых росли сладко и чересчур сильно пахнущие ночные фиалки, лелеемые Иволгой, добавился мольберт и куча какого-то хлама, верно, потребного для писания картин. Кое-что премерзко воняло. Чёрен мрак, эти двое, похоже, всерьез вознамерились выжить его отсюда!

Чародей поспешно шагнул на лунный луг, отфыркиваясь, словно кот, прогоняя из ноздрей смесь приторного аромата цветов и резкого запаха прогорклого масла. Давненько не выбирался он на такую прогулку, не бродил над спящей землей, наслаждаясь свободой, простором и чистым прохладным воздухом. Терпкая нотка лунной пыли, которую уловил его чувствительный нос, не раздражала, наоборот, настраивала на спокойный лад.

Ему, впрочем, всегда бывало спокойно в лунном свете. Ночное светило, бледноликая Госпожа, покровительствовала и тем чародеям, которые черпали силу из жара плоти. Наверное, потому, что ночь предпочтительнее для плотских утех. Или из-за того, что тело всегда считалось порождением тьмы, и стремления его были приземлены, в отличие от духа, рожденного горячим светом солнца, и потому всегда тянущегося к далеким небесам.

Серп брел по лунному лугу, больше глядя в звездную высь, чем под ноги. Мелга за прошедшие пару месяцев успела здорово надоесть. Почти каждый вечер помощник Вермея шатался по трактирам и злачным местам, вслушиваясь в разговоры, с особенным вниманием ловя вести с родины. Вдруг удастся узнать хоть что-то, касающееся его дела?

Но люди если и болтали о Пироле, не вспоминали чародеев, палачей и уж тем паче Залесный. Говорили все больше о ценах, о том, на какие товары в этом году спрос, да иной раз поминали сиятельную принцессу Эрону, наследницу Пирольского престола.

Все эти бесплодные попытки найти хоть какую-то зацепку, поймать слабую ниточку, крошечный хвостик отравляли любимое время суток — ночь. А день давно, еще в Залесном утратил большую часть своего очарования. Шум и суета городских улиц, воры, грабители, убийцы в пыточной.

Впрочем, нельзя сказать, что работа так уж тяготила Серпа. Чародей сызмала видел в людях прежде всего тьму, давно привык к ее засилью в душах и научился отгораживаться. Даже от той, что сидела в его собственной душе. Ну, а когда глядишь на все отстраненно, будто сквозь толстый слой прозрачной воды или прохладные травы лунного луга, мало что трогает твое сердце.

Он сказал об этом Кверкусу в их последнюю встречу, когда наставник с неожиданным беспокойством спросил, не тревожат ли бывшего ученика по ночам образы казненных и пытанных лиходеев. Услыхав отрицательный ответ, старый чародей покачал головой.

— Сердце, чтобы жить, должно чувствовать, — изрек очередную банальность, которые Серп терпеть не мог.

Но даже если наставник прав, его сердце отлично чувствует. И злость, и досаду, и обиду на несправедливость, сотворенную с ним без видимой причины. Чародей сжал зубы. Ну вот, не хватало начать себя жалеть! В кои-то веки выбрался на лунные луга, так нечего позволять горьким мыслям лезть в голову и отравлять удовольствие от прогулки. Свет Госпожи Луны нежен, лучи прохладны, ночь…

— …Ночь прекрасна! — раздался снизу мужской голос, ему вторил тихий мелодичный женский смех.

В другое время Серп разозлился бы столь грубому вторжению в лунный мир и его мысли, но сейчас раздражения не было, напротив, возникло любопытство. Что за парочка не спит за полночь? Где они сидят, стоят или лежат? На балконе богатого дома или на пахнущих рыбой и водорослями ступенях набережной? Чародей, остановившийся, едва услыхав слова, присел и всмотрелся в прозрачную для его глаз тьму.

Парочка стояла у парапета на самом конце Среднего зубца и любовалась темным морем, рассеченным сияющей лунной дорожкой.

— Знала б ты, как я счастлив, что ты меня вспомнила, — высокий кряжистый мужчина, обнимавший женщину за плечи, теснее прижал к себе подругу.

— Я не вспомнила, — смущенно проговорила она. — Тот человек мне сказал. Я немного боялась, что он пошутил.

— А он точно был чернявый? — в голосе мужчины прозвучало сомнение.

— Да, высокий, худощавый, черноволосый и черноглазый.

— Нет у меня таких друзей. Но одного тощего да чернявого я все-таки знаю. Не пойму только, с чего б ему за меня хлопотать.

— Кто он, Ян?

— Да так, в замке на побегушках, — неохотно произнес мужчина, обнял женщину уже обеими руками и принялся целовать.

Серп глухо выругался. Он-то рассчитывал, что мраков стражник перепугается до лысых выпей, когда Лилея заикнется о женитьбе. Досадовал даже, что не удастся подсмотреть за их объяснением. И вот, пожалуйста, светлая Госпожа позаботилась, чтобы кое-что он увидел. Милуются и воркуют, аки голуби. Окатить бы сейчас этого Бурьяна ведром воды. Или… Чёрен мрак, ну что было не выпить перед уходом пива! Может, хоть дождь вызвать? Ночь, видишь ли, прекрасна! Была до этой встречи.

Чародей уже коснулся нитью силы далекого облачка, но снизу опять донесся счастливый женский смех. А, пусть их. Может, Лилея снова станет прежней, тогда Бурьяну не позавидуешь. На мужиков-то красотка падка. В замке на побегушках! Погоди, верзила…

Следующим утром Серпу пришлось удивляться еще больше. Бурьян заявился в пыточную, запинаясь и хмурясь, принялся благодарить помощника Вермея за своевременную доставку Лилеи к целителю.

— И за то, что про меня ей напомнил, спасибо, — пробурчал напоследок. — Коли встретишь, не говори, что ты палач. Испугается еще. Она теперь почти всего боится.

Не дожидаясь ответа, стражник поспешил к выходу. Раздосадованный Серп хотел было плюнуть ему вслед, но постеснялся подошедшего Вермея.