Помоги проекту - поделись книгой:
Не вызывало сомнений, что Фарос является огромной конструкцией инопланетного происхождения. Именно поэтому доступ на Соту ограничили и на время исследований разместили гарнизон. Предусмотрительный Жиллиман испытывал естественное недоверие к технологиям нечеловеческого происхождения, особенно к тем, которые нельзя было легко переделать. Теоретически Фарос мог оказаться чем угодно с множеством самых разных функций и примарх настороженно относился к ним ко всем. В любом другом случае планету быстро заселили бы. Но сейчас на ней обосновались только исследовательская миссия и вспомогательная группа колонистов.
Это забавляло Дантиоха. Поселенцы были простыми фермерами, которые выращивали пищу и разводили домашний скот. Они вели пасторальную сельскую жизнь в горной низине. Лес на склонах рос быстро и энергично. Несколько лет ушло только на то, чтобы прорубить проходы к пещерам. Каждое лето фермеры уходили с пахотных полей и косами и серпами срезали выросшие траву и кустарники, снова проникнувшие и заполонившие блестящие чёрные залы.
Этой простой сельской традиции было уже больше ста лет, она и послужила символом для защитной роты. Колонисты ничуть не боялись Фарос. Они считали гору просто частью своего мира. Нередко фермеры использовали его залы, как простые пещеры, прячась от бурь и укрывая свои стада. Также они давно узнали об удивительных акустических свойствах соединённых палат и залов и играли в них на свирелях, рожках и псалтерионах, создавая в глубоких пещерах невероятно красивую и таинственную музыку.
Дантиох как только прибыл для изучения Фароса, понял, что тесно связанные залы точно не предназначались для проживания существ гуманоидных размеров. Часто встречались места, где было почти невозможно попасть из одной палаты в другую: глубокие отполированные скаты; гладкие кривые изгибы; слишком крутые спуски. Никаких лестниц или специально сделанных переходов. В одном похожем на желудок широком тройном зале на семьсот метров вниз уходил полированный туннель, заканчиваясь на потолке очередной полукруглой стометровой пещеры.
Все эти годы шло долгое и медленное строительство: на основе СШК прокладывали автоматически выравниваемые быстровозводимые переходы для доступа к платформам, лестницам, трапам и мостам, чтобы люди могли перемещаться и исследовать бесконечно огромный Фарос.
Барабас и сопровождавшие его Ультрадесантники как раз шли по такой галерее. Закреплённое на поверхности покатых отшлифованных изгибавшихся залов Фароса массивное и прочное имперское оборудование выглядело грубым. Нержавеющий неокрашенный металл, изготовленный методом холодной штамповки и отмеченный имперской аквилой, эхом отзывался на тяжёлую поступь космических десантников. Зато от чёрной полированной поверхности отражалось только тихое постукивание. На фоне мрачных залов, пронизывающие их переходы, лестницы и платформы казались мелкими, а в сравнении с блестящими чёрными изгибами и утёсами непрочными.
Арк и его скауты терпеливо вели хромого кузнеца войны к абиссальной равнине главной локации “Альфа”. Дважды им повстречались фермеры, которые ужинали и играли на музыкальных инструментах. Обердей, самый молодой скаут роты, прогнал их. Сюда официально запретили заходить после того, как в самом сердце горы Дантиох установил и запустил квантовые пульсирующие двигатели. Все они слышали или, по крайней мере, чувствовали инфразвуковые колебания громадных древних устройств.
Барабас остановился в главной локации “Альфа” и кивком попросил Ультрадесантников отойти. Он почти не сомневался, что сумел разгадать назначение Фароса на основе собранных данных, которые изучил ещё до прилёта на Соту. Разгадал его и Жиллиман. Астартес полагал, что находится в центре всего механизма. Железный Воин отмечал это место в своих записях как “станцию настройки” или “резонатор”. Это была большая гладкая чёрная пещера с арочным потолком и почти ровным полом.
Сюда приходили призраки — изображения предметов, расположенных за световые годы отсюда, притянутые квантовыми процессами. Часто они были мимолётными, но всегда реальными. Барабасу потребовались две недели и колоссальные астрономические вычисления, чтобы настроить Фарос так как он хотел.
Когда кузнец войны вступил на настроечный ярус, то увидел перед собой Жиллимана, словно воплоти.
Он, наконец-то, направил устройство ксеносов на далёкий-далёкий Макрагг.
— Всё именно так, как вы и предполагали, повелитель, — начал Дантиох. — Фарос — часть древней межзвёздной навигационной системы. Он одновременно и маяк и искатель маршрутов. И ещё — как мы только что смогли убедиться — позволяет осуществлять мгновенную связь на невообразимых расстояниях.
— Ты говоришь, что я предполагал, — ответило изображение Жиллимана, — но я понятия не имею, что это за технология.
— Я и сам не до конца его изучил, повелитель. Конечно, тут применяется принцип квантовой запутанности. Но, на мой взгляд, вместо наших варп-технологий, которые используют имматериум, чтобы обойти реальное пространство, этот квантовый метод позволял телепортироваться из одной точки в другую, возможно через сеть порталов. Также я полагаю, что его фундаментальная функция основана не на психической энергии, а на эмпатической силе. Это эмпатическая система, настроенная на желания пользователя, а не на его волю. Я предоставлю более точные выводы позже.
— Но это навигационный маяк? — спросил примарх.
— В целом — да.
— Ты сказал, что он — часть сети?
Дантиох кивнул:
— Я верю, что на планетах по всей галактике существуют или существовали и другие станции, подобные Фаросу.
Жиллиман замолчал.
— Получается, что это не единственный маяк, как Астрономикон?
— Нет, повелитель. По двум причинам. Я думаю, что Фарос и другие такие станции были созданы, как сеть навигационных путей среди звёзд, в противоположность единственному дальномерному указателю, каким является или являлся Астрономикон.
— Продолжай.
— Он — скорее фонарь, чем маяк, повелитель. Его можно настраивать. Вы указываете или освещаете место или локацию для определения дальности. Сейчас я настроился на Макрагг и, как я понимаю, вспыхнул там ярким пятном, которое видно и в реальном пространстве и в варпе, несмотря на Гибельный Шторм.
— Поэтому я вижу Соту как новую звезду на небе?
— Да, повелитель.
Примарх посмотрел на Железного Воина:
— Я не хочу использовать технологию ксеносов, но свет Астрономикона потерян для нас из-за Гибельного Шторма. А для объединения Ультрамара в единое целое и воссоздания Пятьсот Миров, необходимо восстановить системы связи и транспортные коммуникации. Мы должны управлять полётами и перемещениями. Мы должны прорвать и изгнать эпоху тьмы. Это станет нашим первым шагом на пути выживания. Так мы сможем сопротивляться и повергнуть Гора и его демонических союзников. Дантиох, я хвалю и благодарю тебя за бесподобную работу, которую ты проделал и за то, что тебе предстоит сделать.
— Повелитель, — с трудом поклонился Барабас.
— Кузнец войны?
— Да, повелитель?
— Освети Макрагг.
3
ИЗ СЕРДЦА БУРИ
Корабль вопил многие месяцы. Вопил как новорожденный, брошенный ночным стаям.
Он назывался «Старая луна» и принадлежал к посыльным судам типа «дзета». Он не был гордым воякой и не предназначался для далеких путешествий в варпе, на что они могли бы надеяться, но их было немного, а у Лемана Русса не осталось лишних ресурсов.
Когда Русс поручил Фаффнру Бладбродеру задание, воин почувствовал, как гордость наполняет его сердце. Это задание возложил на VI Легион Сигиллит. Однако сердце Фаффнра упало, когда он понял, что это будет не крупная и опасная экспедиция из линкоров и боевых барж, а миссия для десяти волчьих братьев на скромном корабле в далекий Ультрамар.
Фаффнр сумел взять себя в руки, принял свиток пергамента, в котором было изложено задание, и поклонился примарху VI Легиона.
—
Они отправились в путь, дав клятву и посвятив себя одному из самых ужасных заданий, которое могли принять Легионес Астартес.
На третью неделю их путешествия варп потемнел и поднялся шторм, а корабль начал вопить. И с тех пор ни разу не переставал.
Большая часть экипажа — смертного экипажа — сошла с ума. Волкам Фенриса пришлось убить некоторых и запереть большую часть остальных ради их собственной безопасности. «Старая луна» помимо десяти воинов VI Легиона везла генетические образцы зерна и керамику. За один день ярость варп-шторма разбила всю керамику в трюмах. Вопль… Вопль был…
Он был таким, словно погибал мир. Легендарный Кровавый Закат, конец сущего, пожирающий собственный хвост волк, завершение великого цикла, за которым последует только восход холодной луны загробного мира. Фаффнр был вынужден привязать капитана корабля к его креслу. Бо Сорен по прозвищу «Секира» круглосуточно стоял на страже у капсулы навигатора с оружием наготове, чтобы даровать милосердие. Малмур Лонгрич с копьем в одной руке и болтером в другой охранял монотонно работающие двигатели. Шокай Ффин, Куро Йордровк, Гудсон Алфрейер, Мадс Лоресон и Салик «Плетенный» по очереди патрулировали пустые и гулкие коридоры израненного корабля, выслеживая проявляющихся демонов.
Битер Херек следил за носом.
Нидо Найфсон наблюдал за кормовыми отсеками.
Никто не остался без дела.
Кипящий варп порождал демонических тварей, которые преодолевали вопль и проникали сквозь обшивку корабля. Волкам задали работу. Чтобы прогнать варп-тварей, им пришлось взяться за оружие, удерживать позиции и обагрить клинки. Малмур две ночи сражался в сотрясаемом конвульсиями машинном отделении. Появившаяся из ниоткуда черная как смола пасть откусила Куро руку. Битер Херек расколол надвое топором бросившийся на него череп, повторяя это еженощно и так часто, что почти стало ритуалом. Когда первичные часы корабля били четыре, в носовой части появлялся свирепый череп, и Битер приветствовал его секирой, раскалывая на куски.
У каждого из них были истории, фрагменты саги, которые они никогда не смогут передать скальдам для пересказа.
Это был поход обреченных. Волки верили, что каждый день, отмечаемый все более и более ненадежными палубными часами потрепанного корабля, будет для них последним.
И тогда их поход и сага закончились самым неожиданным образом. Не в пасти гибельного волка и не в потоке крови, пролитой клинком или зубами врага.
Нет, их сага подошла к концу в свете маяка.
В надежде.
Так получилось, что преодолевая шторм, они стали друзьями. Иирон Клеве из X Легиона Железных Рук в черном траурном плаще и Тимур Гантулга из V Легиона Белых Шрамов, бледный как ледяная тундра.
Их пути пересеклись в Нериксе, где силы Клеве были перехвачены после исстванской резни, забравшей их возлюбленного примарха. Шестьдесят дней боев в астероидном поясе закончились после того, как Сыны Гора, вцепившиеся в глотку Клеве, были отброшены ударной группой Гантулги.
Сообщения о предательстве магистра войны уже начали распространяться, и силы Гантулги охотились на врагов. Командующий Белых Шрамов искал подтверждение информации о злодеянии и его вдохновителе. Гантулга получил его, обнаружив восемь боевых кораблей под флагом Гора, преследовавших поврежденную баржу X Легиона, подобно псам, травящих медведя.
Смерть Сынов Гора не была тихой. Зная, что предсмертные астропатические вопли быстро привлекут их братьев, Железные Руки и Белые Шрамы объединились и направились к Момеду, где по сведениям собирались другие части Железных Рук. Гантулга перебрался на баржу Клеве, перед тем, как сборный флот вошел в варп, чтобы поделиться разведданным.
Затем ударил шторм, и они потерялись. Начались их испытания.
Гантулга не считал ни часов, ни дней. Для него они были потоком.
— Время — это всего лишь расстояние между двумя объектами, — говорил он.
У Клеве не было выбора. Настройки в его оптических имплантатах автоматически показывали ход местного времени. Он называл Гантулге число, а Белый Шрам пожимал плечами, словно показывая, что, несмотря на практическую бесполезность данных, он ценил такое отношение.
Когда смерть Ферруса Мануса получила подтверждение, Клеве постановил, что его роты десять лет будут соблюдать траур. Но так как время было бессмысленно и непостоянно в пределах шторма, и всего лишь случайным отсчетом на периферии его зрения, Клеве также объявил, что траур начнется только после возвращения в реальное пространство, во временном потоке, признаваемом в физической вселенной.
Траур стал навязчивой идеей. Ни освобождением или избавлением, не бегством от шторма, даже ни поиском врага ради мести за павших братьев. Командир Железных Рук просто хотел закончить переход и вернуться в реальное пространство, чтобы сбросить показания таймера и начать траур.
В этот день, который знаменовал собой для преодолевающего бесконечный мрак варп-шторма и раскачивающегося корабля еще один отрезок времени, отмеченный для удобства на корабельных часах, Клеве нашел Гантулгу в верхней кают-компании. Тот обучал воинов из роты Клеве и группу летописцев чогорийскому боевому жаргону. Гантулга считал, что понимание Железнорукими секретного диалекта Белых Шрамов даст стратегическое преимущество, если воины двух Легионов будут сражаться в тесном взаимодействии против беспощадного врага, который знал все остальные имперские коды. Присутствующие летописцы должны были научиться ему, а затем стать наставниками для тех легионеров роты Клеве, которые находились на дежурстве. Клеве потребовал от своих летописцев отказаться от первоначальной роли, которая заключалась в прославлении Великого крестового похода. После предательства для летописей не осталось ничего чистого и достойного. Единственное, что, по мнению Клеве, заслуживало упоминания — это разрушенное прошлое до падения, поэтому летописцы добровольно стали мемуаристами.
Тем не мене, этот день, который был еще одной бессмысленной отметкой в размеренном хронометраже Клеве и еще одним неднем для Гантулги, станет знаменательным.
Железные Руки и мемуаристы поднялись, как только Клеве вошел в кают-компанию. Гантулга не встал. Клеве сразу обратился к нему.
— Это свет, — сказал он. — Маяк.
— Я слышал об этом, — ответил Гатулга.
— Мы направляемся к нему, — сообщил Клеве. — Я отдал приказ капитану корабля.
— Нам что-нибудь известно о моих кораблях? — спросил Гантулга.
Клеве покачал головой.
— Это огонь Терры? — спросил Гантулга, поднимаясь. — Астрономикон, свет Трона?
Клеве снова покачал головой.
— Данные неполны. Кажется маловероятным, что это свет Астрономикона. Исходя из анализа принцип работы схожий, но не тот же самый. Тем не менее, мы наполовину слепы, и едва ли можно полагаться на датчики.
— Мы должны направиться к нему, — согласился Гантулга. Он достал длинный слегка изогнутый меч и положил на стол перед собой. Затем опустил рядом ладони и молча благословил надежность и остроту клинка.
— Ты обнажил меч? — спросил Клеве.
— Я — охотник, — ответил Гантулга, — поэтому знаю, как действуют охотники. Это может быть свет Терры, может быть другой надеждой. Но также и приманкой. Так что давай направимся к этому свету, но при оружии, пока не узнаем, что он значит.
Они приходили из сердца шторма, на протяжении многих часов, затем дней, наконец недель: одиночные корабли, поврежденные суда, рассеянные флотилии и осколки флотов.
Они были сбившимися с пути и обреченными, выжившими и беженцами, людьми, бегущими от битв и жаждущими их, или просто астронавтами, ищущими убежище от безумия Гибельного шторма.
И они прибыли в Макрагг, к свету во тьме.
Некоторые корабли доставили столь необходимые товары и материалы из Пятисот Миров. У всех были новости или их обрывки. Многие корабли принадлежали к собственному Легиону Жиллимана, затерявшиеся в шторме при возвращении с бушующей на Калте Подземной Войны или ожесточенной кампании против предательских сынов по всему Ультрамару. На некоторых кораблях были воины разбитых Легионов — Железные Руки и Гвардия Ворона, горстка Саламандр. Рассказанные ими истории были самыми горькими.
— Приемный зал готов, повелитель, — тихо сообщила Ойтен.
Это стало ежедневной традицией: повелитель Ультрамара лично приветствовал представителей кораблей, которые свет привлек на Макрагг. В этой церемонии было некое утешение и радость, иногда встреча старых товарищей или же приветствие ценного воина. Но также имели место скорбь и отчаяние, а список сообщений о бесчестии и потерях постоянно рос. Жиллиман считал, что Калт закалил его сердце до такой степени, что оно подобно состоящему из тяжелых металлов звездному ядру расплавилось, привыкнув к боли. Ведь сердце может вынести только определенную степень страданий, после чего перестает что-либо чувствовать.
Он ошибался.
Примарх изучал огромный гололитический экран оборонительных систем: Макрагг и его орбитальная защита, расположение флотских соединений и недавно прибывших скоплений кораблей, внешние оружейные платформы и пустотные станции, звездные крепости и лунные станции, заграждения и суда-ловушки, минные поля, промежуточная система наблюдательных постов и сторожевые флотилии, охраняющие точку «Мандевилль», рыскающие патрули, терпеливые линейные крейсера, автоматические батареи. Прикосновением пальцев он корректировал определенные линии и менял позиции кораблей.
Ойтен знала, что это просто было машинальная и рассеянная работа мозга, которому едва ли требовалась концентрация для управления столь стратегически сложной системой.
Из долгого опыта общения она знала, что мысли Жиллимана где-то в другом месте.
— Милорд?
Жиллиман не поднял глаз.
— Трое мертвы, — мягко произнес он. — Лоргар не зря бахвалился. Трое.
— Милорд.
Жиллиман покачал головой, не отрывая взгляда от экрана.
— Я о том, что они рассказали мне, Ойтен. Что Гор и все остальные должны пойти против нас, против меня, против моего отца… Я не могу осмыслить происходящее. Мое единственное утешение… Вообще единственное утешение, почерпнутое в ходе ожесточенного боя с Лоргаром, заключается в том, что ими нечто завладело, отравило их. Варп в их головах. Это едва ли оправдывает действия братьев, но объясняет их. Они сошли с ума и больше не принадлежат себе.
Он взглянул на нее. Пожилая, прямолинейная и стройная женщина опиралась на высокий посох. Короткие волосы были такими же белоснежными, как и платье.
Поделиться книгой: